Наследник волхва

Вадим Иванович Кучеренко, 2023

Роман «Наследник волхва» является второй книгой дилогии, начатой остросюжетным фантастическим романом «Завещание волхва». Прошел год, как бывший школьный учитель истории Олег Засекин, получив наследство, переехал из мегаполиса в затерянный в глуши поселок Кулички. Он стал жрецом языческого бога Велеса, обрел смысл жизни, нашел свою любовь. И все было бы хорошо, но неожиданно тайна Зачатьевского озера оказалась раскрыта, превратив само озеро в источник наживы. Нашествие «современной цивилизации» грозит изменить патриархальный поселок до неузнаваемости, ставя всех его жителей перед непростым выбором…Читайте новый бестселлер Вадима Кучеренко, автора увлекательных романов «Нежить», «Человэльф», «Замок Тамплиеров», «Любомир и Айи» и многих других!

Глава 9. Зависть

Последние слова Олег проговорил, уже входя в кухню. И их услышала не только Ирина, но и его жена. Она сидела за столом, на котором стоял большой серебряный самовар, и пила чай из блюдца. Это была женщина на вид чуть постарше Ирины, что та с затаенной радостью отметила, и у нее были не совсем правильные черты лица: немного длинноватый нос с легкой горбинкой, не симметричные губы — нижняя больше, чем верхняя. Однако ее личико, обрамленное каре черных, коротко подстриженных волос, было таким добрым и милым, что Ирина почувствовала невольную зависть. Ей самой этого всегда не хватало. В ее лице, как бы она это ни пыталась скрыть, проступали черты прекрасной, но хищной птицы, всегда настороженной и ищущей добычу везде, где она появляется. И фигуры у них были разными. Тонкая и гибкая, как хлыст, Ирина являлась полной противоположностью жены хозяина Усадьбы Волхва, имевшей тело вполне сформировавшейся женщины, в котором не было и намека на рафинированную утонченность или спортивную стройность. Но, тем не менее, тело хозяйки Усадьбы волхва было чувственно-красивым — полные груди, гибкая талия, стройные, но мощные бедра. Оценив все это, Ирина снова почувствовала завистливый укол в сердце. Она невольно признала, что ей было бы трудно соперничать с этой женщиной, решись она на это. А когда та заговорила, ее голос оказался так же красив, как и все остальное.

— Ревновать? — с улыбкой спросила она. — Хотела бы я знать, кого?

— Разумеется, тебя, Марина, — с такой же улыбкой ответил Олег.

— Интересно, к кому же? — рассмеялась его жена.

— К Тимофею, — также рассмеялся Олег. — Он проводит с тобой времени больше, чем я. Не отходит ни на шаг, когда ты дома. И, кстати, куда он запропастился сейчас, когда я хочу его познакомить с нашей гостьей? Когда я уходил, он сидел за этим самым столом и с шумом отхлебывал чай из своего любимого блюдца.

— Но ты же знаешь, — загадочно произнесла Марина. — Он должен привыкнуть к новому человеку в доме.

— И так всегда, — повернувшись к Ирине, с улыбкой сказал Олег. — Своенравный старик. Но вы его полюбите, когда узнаете, я уверен. А пока познакомьтесь с моей женой. Как вы уже поняли, ее зовут Марина.

Он подошел к жене и ласково взял ее за руку.

— Марина, а это Ирина, — сказал он. — Она тоже учитель, только физкультуры. Еще год тому назад мы с Ириной работали в одной школе и были коллегами.

— Как давно это было! — произнесла Ирина, садясь за стол. — Кажется, целая вечность прошла. Олег Витальевич так сильно изменился! — Бросив на него поощрительный взгляд, она кокетливо спросила: — Наверное, и я постарела?

Ирина ждала комплимента. Но Олег как будто не понял этого и не ответил, продолжая говорить с женой.

— А сейчас она приехала в Кулички, узнав от Галины Павловны, что мы строим в поселке новую школу. Ты помнишь Галину Павловну?

— Что за вопрос, — улыбнулась Марина. Она часто и охотно улыбалась, иногда даже не замечая этого, как все счастливые женщины. — Ведь это именно она сделала многое для того, чтобы в наших Куличках появилась новая школа, где ученики могли бы получить среднее образование.

Она обратилась к Ирине, словно вовлекая ее в разговор, чтобы та не чувствовала себя неловко.

— Представляете, Ирина, в Куличках есть только начальная школа, с первого по четвертый класс, в которой я работаю и единственным учителем, и директором, и вспомогательным персоналом. Как говорится, и швец, и жнец, и на дуде игрец. А детям старшего возраста приходится ежедневно ездить на автобусе в другой населенный пункт, за сто километров.

— Просто ужас! — сочла нужным воскликнуть Ирина. И достигла своей цели — Марина благодарно улыбнулась ей.

— Не будь Галины Павловны, с ее авторитетом и связями, дело, возможно, так и не сдвинулось бы с мертвой точки, завязнув в бюрократическом болоте. Мы с Олегом искренне благодарны ей.

Говоря, она не сидела без дела — налила из самовара чай в кружку и поставила ее перед гостьей, придвинула к ней стоявшие на столе вазочки с вареньем и медом, блюдо с сушками. Движения Марины были ловки и красивы, но при этом неторопливы, они дополняли ее облик, делая его совершенным и законченным.

— Впрочем, зачем я рассказываю! Вы и так, наверное, знаете всю эту историю от самой Галины Павловны.

— А вот это вряд ли, — возразил Олег. — Уверен, что Галина Павловна и словом не обмолвилась о своей помощи в нашем деле. Она очень скромна, когда дело касается ее лично. Ведь так, Ирина Владимировна?

Ирина молча кивнула, подтверждая его слова. Но ей не хотелось говорить о старой директрисе, а тем более восхвалять ее. И она спросила:

— А вам нравится жить в Куличках, Марина? Ведь, как я понимаю, вы не родились здесь. В вас нет ничего деревенского, как и в Олеге Витальевиче. Однако…

— Однако мы счастливы, живя здесь, — закончила за нее Марина, видя, что Ирина замешкалась, подбирая слова. — Кулички — благословенное место для тех, кто устал от суеты городской жизни. От войн, пандемий, эпидемий и прочих напастей. Здесь есть все для счастья в его поэтическом понимании. Помните? «На свете счастья нет, но есть покой и воля».

Ирина не помнила, но кивнула.

— Это словно о наших Куличках, — сказала Марина. — Нам здесь очень спокойно и мы вольны делать, что пожелаем. Это ли не истинное счастье?

Ирина могла бы возразить, но не стала. У нее было другое понимание счастья. А то, о чем говорила Марина, быстро наскучило бы ей, вздумай она сменить суетную жизнь в мегаполисе на унылую провинциальную, а тем более беспросветную сельскую. Живи она в Куличках, единственным ее развлечением было бы, пожалуй, только сражение с гусями, прогоняя их с церковной паперти…

Вспомнив об этом происшествии, Ирина неожиданно рассмеялась. А заметив удивленные взгляды Олега и Марины, рассказала им о своем недавнем подвиге.

— Так дух победил плоть — закончила она свой рассказ уже под общий смех. — Аллилуйя! Или надо говорить — аминь?

— Об этом лучше спросить отца Климента, — сказал Олег. — Бедняга! Признаться, мне его искренне жаль. Из-за этой истории с гусями над ним втайне посмеиваются все жители Куличков. Вот уж настоящее испытание его христианской любви к ближнему своему.

— Это еще почему? — искренне удивилась Ирина.

— Да потому что хозяйка этих гусей — бабка Матрена, родная сестра отца Климента, — ответил Олег. — И все местные жители знают, что уже много лет они враждуют. Бабка Матрена — ярая атеистка, в недалеком прошлом она возглавляла поселковую ячейку коммунистической партии, и потому не может простить своему младшему брату его религиозности. А он осуждает ее атеизм. Что называется, нашла коса на камень. А гуси словно прознали про эту вражду и всячески досаждают отцу Клименту. С недавнего времени они оккупировали церковную паперть, будто желая угодить своей хозяйке.

— А я слышала, что гуси спасли Рим, — блеснула эрудицией Ирина. — Не помню, правда, при каких обстоятельствах.

— Это случилось в четвертом веке до нашей эры, когда галлы, как называли в то время дикие кельтские племена, воевали с римлянами, — по глубоко укоренившейся в нем привычке школьного учителя истории все пояснять, заметил Олег. — Под покровом ночи галлы напали на спящих римлян, рассчитывая перебить их. Но тех разбудили гуси, начавшие громко гоготать. Римские солдаты проснулись и смогли дать отпор варварам. — Он подумал и добавил, словно это было важно: — Если быть точным, то это случилось в триста девяностом году до Рождества Христова.

Марина, знавшая слабость мужа и охотно прощавшая ее, улыбнулась ему и сказала:

— Но отец Климент считает, что храм в Куличках требуется спасать от гусей.

— Думаю, что отец Климент давно бы уже открутил им головы, если бы не опасался, что его сестра не переживет гибели своих питомцев, — произнес Олег. — Такая вот история.

— Но особую пикантность ей придают слухи, что бабка Матрена сама приучила гусей каждый день приходить на церковную паперть, чтобы позлить отца Климента, — сказала Марина, смеясь одними глазами. — Однако лично я уверена, что это наговор. Матрена Степановна на такое не способна. Кому, как не мне, знать это. До замужества я много лет снимала у нее комнату. Это очень добрая и славная женщина, которая ни при каких обстоятельствах не будет прятать камень за пазухой или мстить исподтишка.

— Мощная старуха, — одобрительно кивнул Олег. — Мне она напоминает престарелого богатыря, который сменил кольчугу на домашнюю одежду, а меч — на орало. Но при этом с ностальгией вспоминает о своих былых подвигах, а при случае может даже совершить новые. Ведь кольчугу и меч она наверняка не выбросила, а хранит в кладовке.

— Как тебе не стыдно, милый, — мягко укорила мужа Марина. — Ведь ты же знаешь, что я люблю Матрену Степановну.

— И я тоже, как и все, что любишь ты, — заверил жену Олег, примиряюще целуя ее. — И, кстати, раз уж мы заговорили о бабке Матрене. Мне кажется, что она с удовольствием сдаст вам комнату, Ирина Владимировна, если вы решите задержаться в Куличках. Ту самую, где в девичестве жила моя любимая женушка.

— Прекрасная мысль, — радостно воскликнула Марина. — И как она мне самой не пришла в голову? После моего ухода Матрена Степановна, мне кажется, затосковала, живя одна в своем доме.

Но Ирину это предложение не обрадовало. Она рассчитывала на то, что ей предложат пожить в Усадьбе волхва, по крайней мере, первое время. Здесь ей было бы, несомненно, намного комфортнее, чем в простом деревенском доме. Ирина не сумела скрыть своего огорчения. И это заметила Марина. Ей стало неловко за свои слова, которые при желании можно было истолковать по-разному, и она поспешила успокоить гостью.

— Только вы не подумайте, Ирина, что мы вас гоним из нашего дома. Во всяком случае, эту ночь вы проведете под этим кровом. А наутро я провожу вас к Матрене Степановне. И вы сами решите, подходит ли вам это.

Ирина сразу повеселела. Ведь она могла сказать, что комната в доме бабки Матрены ей не понравилась, и тогда гостеприимным хозяевам Усадьбы волхва волей неволей придется приютить ее на более долгий срок, чем одна ночь. «В самом деле, не прогонят же они меня», — подумала Ирина. — «Не такие они люди». Но констатация этого факта вызвала у нее не восхищение, а скорее презрение. Сама она с легкостью выставила бы за порог любого, кто заявился бы к ней в дом незваным-непрошеным и попросился на ночлег, будь даже на дворе ночь и лютая зима.

— На том и порешим, — сказал Олег. И обратился к жене: — Не пора ли ужинать, милая? А то от этого чая и сушек только аппетит разыгрывается. Я ведь не Тимофей. Думаю, что и Ирина Владимировна не откажется, как это говорили в старину, разделить с нами трапезу.

— Если честно, то умираю от голода, — призналась Ирина. — Вы что-то говорили о деревенской еде, от которой можно язык проглотить. Надеюсь, это не поэтическое преувеличение?

— Сейчас я накрою на стол, и вы сами сможете убедиться, что мой муж никогда не обманывает, — сказала, вставая из-за стола, Марина.

И только сейчас Ирина заметила, что женщина беременна. Чуть округлый животик Марины, ненароком проступивший под просторным домотканым платьем, выдал ее. Но Ирина промолчала, решив, что если хозяева Усадьбы волхва не говорят ей об этом, то лучше сделать вид, что она ничего не видит.

Вскоре стол ломился от яств, по-другому Ирина не могла сказать. Свежеиспеченный хлеб соперничал с мягкими сдобными лепешками на меду, нарезанный тонкими ломтями благоухающий свиной окорок радовал глаз и обоняние. От миски с отварным картофелем с растекающимся по нему куском желтого масла поднимался густой пар. Густая сметана, в которую была воткнута ложка, белоснежный рассыпчатый творог, соленые и маринованные грибы, хрустящие огурчики — всего этого было в изобилии, и каждое блюдо вызывало аппетит одним своим видом.

— Не хватает только запеченного поросенка с яблоком во рту, — сказал, улыбаясь, Олег. — Помню, меня угощал таким Тимофей при нашей первой встрече. В этом доме, на этой самой кухне. Я тогда еще спросил его, где он прячет скатерть-самобранку, а старик сослался на Михайло. Якобы тот принес, узнав от Гаврана, что в доме нет ни крошки съестного. А до этого у меня почти сутки во рту маковой росинки не было. Можете себе представить, что осталось от поросенка, когда я закончил трапезничать. Даже яблоко было надкушено…

Ирина посмеялась вместе с хозяевами Усадьбы волхва, для которых это были приятные воспоминания. Они явно понимали друг друга с полуслова и даже взгляда, которыми часто обменивались поверх головы Ирины. И это сильно раздражало ее. Она чувствовала себя чужой здесь, никому не нужной. И ей все претило — и радушие хозяев, и их явная влюбленность, и чистота их помыслов, и откровенность разговоров. А то, что ей приходилось это скрывать, только усугубляло ситуацию. Ирина была голодна, но кусок не лез ей в горло. Невольно вспоминалось, что на Востоке не принято вкушать пищу в доме своего врага. Раньше она не понимала этого обычая, а теперь ей стало ясно, почему так было заведено.

Нехотя Ирина призналась самой себе, что она завидует хозяевам Усадьбы волхва. Именно поэтому еда за их столом казалась ей отвратительно горькой, а разговоры и смех раздражали, как зубная боль. Она была ничуть не хуже их, и даже красивее, чем Марина, но у нее не было ни дома, ни уверенности в будущем, ни покоя в душе. У них было все, у нее — ничего. И это казалось несправедливым.

Зависть — сильное чувство, и, несмотря на то, что в древнерусском языке само это слово появилось только в XI веке, она издревле считается одним из семи смертных грехов. Ее запрещает десятая заповедь из числа тех, что были завещаны людям Богом. Именно из-за нее Каин убил своего брата Авеля. Зависть вызывает войны и смертельную вражду. Садясь за стол, Ирина презирала хозяев Усадьбы волхва, а вставая из-за стола, она уже почти ненавидела их. И жаждала отомстить им, даже сама не зная за что. Но это было самое искреннее и всепоглощающее желание за всю ее жизнь.