Любомир и Айи

Вадим Иванович Кучеренко, 2022

Санкт- Петербург – город, полный тайн. Одну из них случайно открыл преуспевающий банкир Игорь Артемович Глебов, прогуливаясь летним вечером по Пироговской набережной. Просьба, с которой к нему обратилась красивая молодая женщина, купающаяся совершенно обнаженной в Большой Невке, изменила его жизнь настолько, что он и сам стал совершенно другим человеком…Читайте новый увлекательный роман «Любомир и Айи» Вадима Кучеренко, автора бестселлеров «Нежить», «Человэльв», «Замок тамплиеров» и многих других!

Игорь Артемович Глебов, преуспевающий банкир средних лет, не спеша шел по Пироговской набережной. После бесконечного дня, проведенного в тесном душном кабинете, он наслаждался хорошей погодой и освежающими порывами ветра. В Санкт-Петербурге были белые ночи. В бирюзовом небе яркое солнце, несмотря на вечерний час, все еще высоко зависало над крышами малоэтажных старинных домов и современных бизнес-центров, тесно обступивших Большую Невку, которая лениво катила свои воды, прозрачные на поверхности и темные в глубине. Бесконечный поток автомобилей шумно обтекал набережную, по обыкновению малолюдную. Привычный монотонный шелест шин и равномерный рокот моторов не мешали Игорю думать. Он любил на досуге предаваться мыслям, далеким от окружающей его реальности, уходя от обыденности в мир грез. Для него это был лучший отдых.

Рабочий день закончился, никто и нигде его уже не ждал, и Игорь размышлял, не зайти ли по пути домой в букинистический магазин, с хозяином которого он сошелся на почве общих интересов. Игорь мечтал приобрести «Библию Гуттенберга» издания 1450 года, которая была библиографической редкостью. Именно с этой книги началась история книгопечатания в Европе. Ее первоначальный тираж не превышал ста восьмидесяти экземпляров, и пессимисты считали, что до наших дней из них сохранилось всего двенадцать, а оптимисты называли цифру сорок семь. Но в любом случае стоимость ее была баснословной, при его зарплате ему потребовалось бы несколько жизней, чтобы заработать такие деньги. Однако никто не мешал Игорю верить, что однажды произойдет чудо, и его мечта сбудется.

Магазинчик находился неподалеку от Пироговской набережной, на первом этаже дома, стоявшего в стороне от обязательных туристических маршрутов, в нем всегда было прохладно, безлюдно и тихо. Это был настоящий оазис, где одинокий путник, каким Игорь Глебов себя считал, мог найти кратковременный приют перед тем, как продолжить долгое утомительное путешествие по пустыне жизни. Иногда, затрудняясь выразить свои мысли простыми точными словами, он изъяснялся на языке, которым говорили герои в плохих книгах и фильмах, изображая из себя романтиков или благородных идеалистов. Игорь подражал им, потому что на киноэкранах и страницах романов они нравились женщинам и всегда достигали жизненного успеха. Правда, в реальной жизни он такого не встречал.

Неизвестно, что Игорь решил бы, но погода внезапно испортилась. Небо почти мгновенно заволокла мрачная грозовая туча, река почернела, подул холодный промозглый ветер, стало сыро и зябко. Непостижимым образом набережная мгновенно опустела, по Большой Невке перестали сновать прогулочные катера, и даже чайки пропали. Игорь ускорил шаг, ругая себя за то, что сразу не направился в букинистический магазин, где сейчас ему ничто не грозило бы. «Нерешительность меня погубит», — говорил он себе. — «Это моя ахиллесова пята». Мысль была здравая и порядком надоевшая. Многое в жизни Игоря было бы иначе, будь он более решительным. Но он предпочитал не думать об этом, как и о многом другом, чего не мог изменить.

Однако уже через несколько шагов он услышал, как кто-то плещется в воде. Купание в Большой Невке само по себе было явлением необычным, а уж в такую погоду и подавно. Возможно, человек тонул. С тревогой подумав об этом, Игорь подошел к гранитному парапету набережной и взглянул вниз.

Но его тревога оказалась напрасной, в чем он сразу же убедился. В реке плавала молодая светловолосая женщина, причем она была совершенно голой. Но это обстоятельство ее, по всей видимости, абсолютно не смущало. Женщина купалась, часто ныряя и выставляя, будто напоказ, восхитительные бедра. Когда она переворачивалась на спину, можно было увидеть ее полную грудь идеальной формы, которую не портили даже потоки стекающей воды.

— Эй, у вас все в порядке? — на всякий случай крикнул Игорь. Он понимал, что смотреть на обнаженную купальщицу неприлично, но ничего не мог с собой поделать.

В ответ та приветливо помахала ему рукой и весело крикнула:

— Что же вы стоите там, идите купаться!

Игорь спустился к воде по каменным ступеням помимо своей воли, не отдавая себе отчета в том, что с ним происходит. Это было какое-то наваждение. Он не мог отвести глаз от прекрасной купальщицы. Она волновала его, как ни одна другая женщина до этого. В эту минуту он без раздумий готов был пойти за ней на край света, позови она его или даже просто помани пальцем…

Но только не в воду. Воды Игорь панически боялся с детства, когда в четырехлетнем возрасте едва не утонул в одном из Суздальских озер. Он на всю жизнь запомнил, как, зайдя в озеро, неожиданно не ощутил дна под ногами. Вода сомкнулась над его головой. Он попытался закричать, но только захлебнулся. А потом он словно провалился во тьму… Очнулся он уже на берегу, спасенный кем-то из купающихся в озере, который по счастливой случайности оказался поблизости и заметил, как мальчик, взмахнув руками, скрылся под водой. И с тех пор Игорь никогда не подходил близко к любым водоемам. Предпочитал терпеть насмешки, но даже не пытался преодолеть свой страх.

Вот и сейчас он остановился, подойдя к краю гранитной плиты, омываемой набегающими волнами. Еще один шаг — и он оказался бы в Большой Невке с ее стремительным течением.

Заметив, что он отпрянул от воды, женщина рассмеялась.

— Вы не умеете плавать?

— Погода не та, — попытался слукавить Игорь. — Того и гляди хлынет ливень.

— А я люблю купаться именно в такую погоду, — сказала она. — Никто не глазеет, не пристает.

Она говорила так, будто ничего особенного не происходило, и купание голой женщины в водах Большой Невки почти в центре города было самым обыденным делом. Но, что самое удивительное, Игорь тоже не находил в этом ничего странного. Его мозг словно был окутан густым туманом, и не будь он так напуган в детстве, то без раздумий и стеснения тоже разделся бы и вошел в воду.

— Неужели вы откажетесь искупаться со мной? Странный вы мужчина!

Но ее настойчивость возымела обратное действие. Внезапно, как будто очнувшись от морока, Игорь снова обрел способность трезво мыслить. И заподозрил неладное. Что-то было не так во всей этой истории. Вернее даже, все не так.

— Вам что-то надо от меня — спросил он, начиная прозревать. — Ведь правда?

В ее голосе промелькнуло разочарование, когда она ответила:

— Угадали.

— И что же?

— Я хотела попросить вас об одной небольшой услуге. Но не беспокойтесь, я заплачу вам за беспокойство. Все будет по-честному.

— Тогда зачем был нужен этот спектакль? — сухо спросил Игорь. Как только речь зашла о деньгах, он почувствовал твердую почву под ногами. — Сказали бы сразу. Не пришлось бы раздеваться и мерзнуть в холодной воде.

— Это не то, — возразила она со вздохом. — Вот если бы вы пошли купаться и начали тонуть, а я спасла бы вас… Согласитесь, что тогда вы оказали бы мне любую услугу более охотно, чем сейчас, когда я предлагаю заплатить за нее.

— А почему вы так уверены, что я начал бы тонуть? — спросил он недоуменно.

Ее взгляд был настолько красноречив, что Игорь невольно вздрогнул. Он представил, как его пытается утопить в реке эта обворожительная блондинка, и почувствовал, как по спине пробежали ледяные мурашки.

Они помолчали. А потом она, как ни в чем не бывало, спросила:

— Вы не возражаете, если я ненадолго выберусь на берег? А то затруднительно разговаривать, когда качаешься на волнах. Вода в рот попадает.

— Почему я должен возражать, — пожал он плечами. И, оглядевшись, растерянно сказал: — Только я нигде не вижу вашей одежды.

— А зачем мне одежда? — равнодушно произнесла она.

Он смутился, не зная, что ответить. Для этой женщины, казалось, просто не существовало общепринятых норм морали, и любое упоминание о них, как подозревал Игорь, могло ее только позабавить или удивить.

Игорь невольно отвел глаза, когда она выходила из воды. Мокрые волосы, вдруг оказавшиеся необыкновенно длинными, облепили ее тело, превратившись в подобие завесы, сквозь которую все-таки многое можно было рассмотреть. Но очаровательная купальщица не испытывала ни малейшего стеснения. Она присела на каменную ступеньку, опустив ноги в воду.

— Я могу предложить вам свой пиджак, — сказал он, чувствуя себя неловко. — Все-таки несколько холодновато. В воде было теплее, наверное.

Но она только отмахнулась с досадой.

— Перестаньте проявлять галантность, поговорим лучше о деле. У нас не так уж много времени. Скоро снова выглянет солнце, и набегут люди.

— Прошу меня извинить, — сухо произнес он. — Так чем могу быть полезным?

— Заключим сделку. Условия простые: вы доставляете мое послание в парк Сосновка, а я вам плачу.

Предложение было настолько неожиданным, что в первое мгновение Игорь не знал, что сказать. Его обидело, что ему предлагают роль простого почтового курьера. Он даже начал мысленно подыскивать слова, чтобы вежливо отказаться.

— Щедро плачу, — неверно истолковав его молчание, пообещала она. — Поверьте, вы останетесь довольны.

Женщина разжала кулак, который до этого прижимала к груди. На ее ладони лежала монета, на аверсе которой был отчеканен профиль Петра Первого. Игорь сразу и даже на расстоянии узнал российского императора.

— Это только задаток, — сказала она. — Еще одну такую же вы получите после того, как доставите мое послание.

— Это старинная монета, — произнес он растерянно первое, что пришло в голову. — Она давно изъята из обращения.

— Других у меня нет, — ответила женщина. — Вы можете взять ее, проверить, чтобы убедиться, что все без обмана. Заодно узнаете ее стоимость.

Игорь взял монету из ее рук, повертел, рассматривая. С другой стороны на ней был изображен двуглавый орел. Судя по всему, монета была золотая, но потускнела от времени. Края ее были немного стерты.

— Неужели вы нашли клад в подвале какого-нибудь старинного здания? — спросил Игорь, стараясь, чтобы его голос звучал равнодушно. Он слышал, что в Петербурге такое иногда случалось.

— Клад? — произнесла женщина задумчиво, словно пытаясь найти более подходящее слово. — Можно и так сказать. Но только не в подвале. А на дне Финского залива, в трюме затонувшего судна. — Она нахмурилась, как будто вспомнила о чем-то неприятном. — Сундук был зеленый от плесени и набит доверху этими штуками.

— Так вы дайвер? — спросил Игорь с облегчением. Это многое объясняло. Подводных пловцов он всегда считал людьми не от мира сего и, что называется, с большими причудами.

— Я русалка. Так вы, люди, нас называете. Мне не нравится, ну да ладно.

Она произнесла это с таким серьезным видом, что Игорь невольно рассмеялся.

— А в чувстве юмора вам не откажешь!

— А я не шучу, — посмотрела она на него с удивлением. — Так по рукам?

— Но вы не сказали самого главного, — произнес он, в который уже раз чувствуя себя ошеломленным. — Кому я должен доставить ваше послание.

— Моему милому сердечному дружку Любомиру, — ответила она. — Он леший. Надеюсь, вас это не смущает?

В хмуром, низко нависшем над городом, небе сверкнула молния, и первая градина размером с горошину больно ударила Игоря по голове. Но он даже не почувствовал этого, настолько его поразило услышанное.

Однако за первой градиной последовала вторая, третья, и уже через минуту начался сильный дождь с градом, Продолжать разговор было невозможно. Крупные кусочки льда, падающие с небес, были так же опасны, как осколки при артиллерийском обстреле.

— Я буду ждать вас после полуночи, на этот же месте, — сказала прекрасная купальщица и, не дожидаясь ответа, скользнула в воду.

Накинув на голову пиджак, чтобы уберечь себя от града, Игорь долго ждал, но ее белокурая головка так и не показалась на поверхности реки. Он растерянно переводил взгляд с Большой Невки на золотую монету в своей руке и не знал, что думать и как ему поступить.

Игорь всегда опасался экстравагантных женщин, и бежал от них, как средневековый монах от чумы. Он ни за что не пошел бы в полночь на назначенное ему свидание. Однако монета меняла все дело. Как порядочный человек, каким Игорь себя по праву считал, он просто обязан был вернуть драгоценную вещь беспечно доверившейся ему женщине. Или… выполнить ее поручение.

Еще никогда в жизни перед ним не стоял такой трудный выбор.

Вскоре град закончился, а потом и дождь. Игорь промок до нитки, но даже не замечал этого. Он брел по набережной, словно сомнамбула с открытыми глазами, погруженный в свои мысли, будто на дно океана, куда не проникают ни звуки, ни запахи, ни дневной свет. В руке он сжимал монету, чувствуя ее шероховатость и увесистость. И это было его единственным реальным ощущением сейчас. Этот кусочек золота словно вобрал в себя весь его мир, подобно тому, как черная дыра во вселенной поглощает окружающую ее материю, звезды и планеты, увлекая их в неведомое, таинственное и необъяснимое.

Вдруг Игорю пришло на ум, что монета может оказаться фальшивой. И все, что с ним случилось, было просто розыгрышем. Он даже почувствовал облегчение. В этом случае все вставало на свои места, и ему не надо было на руинах своего старого мира воссоздавать новый.

Но одновременно с этим им овладело легкое чувство сожаления. Мир, в котором он существовал до этого, вызывал у него смертельную скуку. В нем все было привычно, и жизнь текла однообразно, давно уже превратившись из стремительной реки в стоячее болото.

«Привычка — великая сила, — с горечью думал Игорь. — Она способна и манну небесную превратить для голодающего в обыкновенное просо, посеянное занесенными ветром семенами. Ее единственная цель — не допустить даже мысли о существовании того, что лежит вне нашего понимания. Человеку удобнее думать, что чудес не существует. Как и других миров, населенных разумными существами. А ведь эти миры и их обитатели могут находиться не где-то там, во вселенной, а на Земле, рядом с людьми. И встречаться на каждом шагу, но быть незамеченными — по той простой причине, что их не хотят замечать. Человек слеп, когда не хочет видеть. Человек глух, когда не хочет слышать. Человек безумен, когда не хочет размышлять. Человек — раб привычки. И этот человек — я. А быть рабом — незавидная участь…»

Воздух был пропитан дурманящим запахом цветущих лип. После грозы небо прояснилось, стало лазоревым, вобрав в себя оттенки синего и голубого цветов, и снова показалось слепящее, невзирая на поздний час, солнце. Обезлюдевший ненадолго город опять ожил, его улицы заполонили прохожие и автомобили, по рекам засновали катера с туристами. Все вернулось на круги своя. И только жизнь Игоря Глебова изменилась настолько, что возврата в прошлое, он чувствовал это, уже не было.

Не сразу он заметил, что ходит кругами, будто путник, заблудившийся в глухом лесу. Миновав Гренадерский мост, он сворачивал на Петроградскую набережную, затем шел по Сампсониевскому мосту и далее — по Пироговской набережной, которая упиралась снова в Гренадерский мост. Большая Невка словно не отпускала его. Быть может, виной тому была ворожба прекрасной купальщицы, вдруг подумалось Игорю. Она завлекла его, а снять заклятие забыла. И теперь он был обречен всю жизнь потерянно бродить по одному и тому же маршруту, вдоль реки, в глубинах которой обитают русалки и, возможно, прочая нежить…

Он принужденно рассмеялся, но почувствовал невольный и неподвластный разуму страх. В очередной раз пройдя Сампсониевский мост, Игорь сделал над собой усилие и не свернул налево, а пошел прямо. Ноги передвигались тяжело, будто были налиты свинцом, но у него получилось. Заколдованный круг был разорван. Однако, даже отдалившись от реки, мысленно он все еще был там, на берегу Большой Невки.

Вскоре Игорь уже стоял перед входом в букинистический магазин под вывеской «Книжная лавка». Он прочитал надпись дважды, прежде чем она дошла до его сознания. Недоуменно оглянулся, не помня, как он здесь очутился. И вдруг понял, что так и должно было случиться. Он должен был поделиться с кем-то своей тайной, чтобы не думать, что он просто сошел с ума, а прекрасная купальщица и все, что с ней связано, являются лишь плодом его воображения, фантомом, бредом наяву, галлюцинацией. Игорь знал — сумасшествие тем и опасно, что психически больной человек создает в своем воображении собственный мир, населяет его призраками, но считает это реальностью, причем единственной возможной, и его нельзя переубедить в обратном никакими разумными доводами. Беднягу можно только изолировать от общества, которое он воспринимает как страшный сон и смертельную угрозу своему существованию. Игорь не хотел оказаться в психиатрической клинике. Ему нужен был кто-то, кто мог бы подтвердить, что золотая монета, которую он продолжал почти судорожно сжимать в кулаке, действительно существует. А, следовательно, все, что с ним произошло, тоже реально, каким бы фантастическим на первый взгляд не казалось.

Только один человек мог рассеять его сомнения, и Игорь даже удивился, что не подумал о нем сразу. Это был Илья Артурович Былинкин, владелец магазина, с которым он провел много часов, рассуждая о давно уже минувших эпохах, запечатленных в старинных книгах. Кто, как не старый букинист, был способен выслушать и понять его, а быть может, даже дать совет и вразумить. Это было то самое лекарство, которое Игорь мог принять, без опасения навредить себе, в надежде на исцеление.

Он вошел. Мелодично звякнул крохотный бронзовый колокольчик, висевший над дверью. Внутри было тихо, пустынно и сумрачно. Небольшое помещение освещала лишь лампа под зеленым абажуром из керамического стекла, стоявшая на низком столике с придвинутыми к нему мягкими креслами. Окон не было, ими пожертвовали для того, чтобы разместить в крохотном пространстве магазина больше книг. Вдоль всех стен, до самого потолка, поднимались стеллажи с книгами, к ним была придвинута передвижная лестница, позволявшая добираться до верхних полок, тонувших в полумраке. Там находились наиболее ценные экземпляры, и только настоящие ценители, преодолев опасность восхождения, могли увидеть их. «Per aspera ad astra», говорил старый букинист тем, кто упрекал его за это. «Через тернии к звездам». И спорить с ним было бессмысленно. Он предпочитал потерять покупателей, но не поступиться своими принципами.

— А, мой друг, это вы! — раздался откуда-то сверху жизнерадостный голос Ильи Артуровича. — Давненько, давненько вас не было. Подождите, я сейчас спущусь с заоблачных высот духа на грешную землю.

Заскрипела деревянная лестница, по которой начал спускаться букинист. Вначале из зеленоватого полумрака возникли его худые ноги, потом тощее тельце, затерявшееся в слишком широком для него бархатном костюме изумрудного цвета и, наконец, крошечная головка, поросшая редкими старческими волосами, напоминающими в свете лампы морские водоросли. В руках Илья Артурович держал книгу внушительного размера, которая выглядела неправдоподобно большой и тяжелой в сравнении с маленьким старичком. Казалось странным, как он ее удерживал. На ум невольно приходило избитое сравнение с муравьем. Только этот муравей был пожилым и зеленым, как сверчок.

— Умоляю вас, только не спешите, — произнес Игорь. — Если вы оступитесь и рухнете вниз, я никогда не прощу себе этого.

— Вы слишком совестливый человек, Игорь Артемович, вот что я вам скажу, — заметил старик, останавливаясь на середине лестнице, чтобы передохнуть. Ему было уже за восемьдесят, но он часто забывал об этом. Годы сами напоминали. — В наше время это большой недостаток, как утверждает мой любимый внук.

Ступени лестницы снова заскрипели, словно вторя словам старика, продолжившего спуск.

— Представляете, этот юный шалопай мечтает о карьере адвоката. И он утверждает, что представителю этой профессии совесть только в тягость. По словам Артура, все знаменитые адвокаты были исключительными мерзавцами, если рассматривать их деятельность с точки зрения морали. Ведь они сделали себе имя, защищая мошенников, убийц и прочих подонков общества. Разумеется, я с ним не соглашаюсь. А он приводит в пример Александрова, благодаря блестящей речи которого присяжными была оправдана террористка Вера Засулич. Та самая, что в феврале 1878 года совершила покушение на Трепова, тогдашнего градоначальника Петербурга. И что я ему должен на это отвечать, скажите на милость?

Последнюю фразу старый букинист произнес, уже сойдя с лестницы.

— Но ведь, если мне не изменяет память, градоначальник тогда сам нарушил закон, приказав выпороть розгами одного из политзаключенных, — заметил Игорь, осторожно пожимая его руку, маленькую и сухую, словно птичья лапка. — Телесные наказания в России были запрещены. Поэтому общественное мнение оказалось на стороне Веры Засулич.

— А если в современной России начнут стрелять в чиновников, — сказал старик, начиная сердиться. — К чему это приведет?

Игорь улыбнулся и предположил:

— Возможно, к тому, что чиновники перестанут нарушать закон.

— Вы все шутите, Игорь Артемович, — обиделся старый букинист. — А вот мне не до шуток. Мне кажется, что я теряю внука.

Они часто вели подобные разговоры, но сегодня Игорю не хотелось спорить со стариком. Чтобы сменить тему, он обратил внимание на книгу, которую старый букинист продолжал придерживать локтем.

— Что это у вас?

Уловка удалась. Илья Артурович сразу забыл о своей обиде.

— Вы только взгляните, что я приобрел, — сказал он, радостно улыбаясь. — Первое издание лучшего исторического произведения Николая Алексеевича Полевого, нашего с вами земляка. Вы только взгляните на дату — 1845-й год! И это сокровище обошлось мне всего в полмиллиона рублей.

— «Русские Полководцы, или жизнь и подвиги российских полководцев, от времён Императора Петра Великого до царствования Императора Николая I», — прочитал Игорь Артемович вслух надпись на обложке с золотым тиснением. Книга оставила его равнодушным, но он все-таки воскликнул, чтобы сделать старику приятное: — Вот это да!

— А какие гравюры?! — Илья Артурович раскрыл книгу и начал почти благоговейно перелистывать страницы. — Здесь запечатлены все великие русские военачальники восемнадцатого и девятнадцатого веков с их личными гербами. Шереметев, Меншиков, Румянцев, Потёмкин…

Старик расчувствовался.

— Русь всегда славилась былинными богатырями. Но были и Былинкины, простые ратники. Безвестные, но тоже бесстрашно защищавшие свою отчизну от вражеских полчищ, — произнес он почти торжественно. — И я, Илья Артурович Былинкин, их прямой потомок. Вот что для меня особенно ценно в этой книге. Она напоминает мне об этом…

Его голос предательски дрогнул. И он торопливо смахнул выступившие на глазах слезы, стыдясь своей слабости. Вдруг по лицу старика промелькнула тень, словно он внезапно вспомнил о чем-то неприятном.

— Только прошу вас, Игорь Артемович, не говорите моему внуку, во что мне обошлась эта книга, — произнес он почти умоляюще. — Обещаете?

— Разумеется, Илья Артурович, — заверил его Игорь. — Могли бы даже не спрашивать!

— Да, сумма немалая, но я не жалею, — сказал старик. Его лицо снова засияло. — Деньги — это пыль, прах, что бы там не говорил мой внук.

Игорь не был знаком с внуком Ильи Артуровича, но часто слышал о нем от старого антиквара. И заочно не питал к нему симпатии. Судя по тому, что Илья Артурович рассказывал, это была весьма неприятная личность с весьма своеобразными представлениями о чести и совести. Складывалось впечатление, что это был, несмотря на свой достаточно юный возраст, законченный подлец. Игорь удивлялся, что сам Илья Артурович, во всем остальном умный и проницательный человек, не понимал этого. Видимо, и в этом случае любовь была слепа. Старик обожал своего внука и, не признаваясь в этом себе самому, слегка побаивался его суждений, как правило, авторитарных и безапелляционных. Вот и сейчас Илья Артурович, немного помолчав, грустно произнес:

— Видите ли, Артур предлагает мне продать мой магазин, а вырученные средства вложить в его адвокатскую контору, которую он собирается открыть. Обещает выплачивать мне дивиденды. Но я не соглашаюсь. Мальчишка ничего не понимает в жизни. Ведь что я без своего магазина? Воздушный шарик, из которого выпустили воздух. Я просто умру. И зачем мне тогда, скажите на милость, его дивиденды?

Илья Артурович тяжко вздохнул. Его морщинистое личико стало печальным. Он не ждал ответа от Игоря, а размышлял вслух. Казалось, что старик продолжает мысленно спорить с внуком и подыскивает аргументы, которые могли бы того убедить.

— А вот геральдический герб Петра Великого и его портрет, — сказал Игорь, решив, что пришло время поговорить о том, ради чего он сюда и пришел. Он указал на одну из гравюр в книге, на которой был изображен первый российский император. — Вы не находите, что сходство разительное?

И он показал золотую монету Илье Артуровичу.

— А вы умеете удивлять, Игорь Артемович, — произнес тот, беря монету в руки. — Куда мне до вас! Посрамили, посрамили старика, признаю. Откуда она у вас?

Игорь не знал, что ответить. Говорить правду не хотелось. Слишком неправдоподобной выглядела вся эта история, и чем дальше, тем больше. Старик мог не поверить и, обидевшись, прогнать его прочь. Во всяком случае, сам Игорь так бы и сделал, окажись он в подобной ситуации. В банке ему приходилось выслушивать от людей, желающих взять кредит, разные истории. Некоторые были не менее фантастичны, чем встреча с русалкой. Те, кто их рассказывал, казалось, сами искренне верили в их реальность. Но еще никому не удавалось убедить его. Так почему старый букинист должен был оказаться более доверчивым и наивным? Подумав об этом, Игорь решил солгать.

— Один из наших клиентов попросил меня оценить эту монету, — сказал он. — А заодно проверить, не фальшивая ли она.

Но если даже Илья Артурович не поверил, то не ничем не выдал этого. Надев очки и взяв лупу, он долго и тщательно рассматривал монету со всех сторон, даже пробовал ее на зуб. Потом старик забрался по лестнице почти на самый верх и спустился с несколькими громадными альбомами с изображениями монет различных эпох и государств, которые он также долго листал, пока не нашел то, что требовалось. Но и после этого старый букинист заглянул еще в несколько книг, чтобы убедиться, что он не ошибся. А в довершение он открыл ноутбук, достав его из какой-то скрытой от глаз ниши за стеллажами, и сверился с каталогами аукционов, где продавались подобные монеты. После этого он какое-то время рассеянно смотрел поверх головы Игоря куда-то в пространство, словно размышляя.

— Что скажете, Илья Артурович? — не смог сдержать Игорь мучившего его любопытства. — Не томите! У вас такой вид, будто над моей головой появились роковые слова, начертанные таинственной рукой на стене во время пира вавилонского царя Валтасара, и вы пытаетесь их прочесть.

— Ах, да, — вздрогнул, очнувшись от своих мыслей, старый букинист. — Простите старика, задумался. Для начала краткий экскурс в историю, мой друг. Золотые червонцы во время правления Петра Первого начали чеканить, начиная с 1701 года. Это были первые золотые монеты в истории России. По своему весу и пробе они соответствовали голландскому дукату. Но некоторые были двойные, то есть их вес был в два раза больше обычных. Правда, чеканились они чрезвычайно редко. Думаю, что монета вашего клиента из их числа.

— Так она не фальшивая? — настойчиво спросил Игорь, словно требуя официального подтверждения.

— Насколько я могу судить, нет, — ответил старик. — Однако я не рискну определить ее стоимость. Обычные золотые червонцы той эпохи предлагаются сегодня на аукционах по цене от одного до нескольких миллионов рублей. Но я ведь эксперт только по книгам. А здесь нужен нумизмат, человек, коллекционирующий либо профессионально изучающий денежные знаки.

— И где мне найти такого в нашем городе? — равнодушно спросил Игорь. Сейчас его меньше всего интересовало, сколько можно выручить за золотой червонец, продав его. Важным было другое — прекрасная купальщица не солгала в том, что касалось монеты. Быть может, правдой было и все остальное?

Однако Илья Артурович не заметил его безразличия и ответил:

— Помнится, Артур говорил мне, что на Невском проспекте есть ломбард, в котором работает лучший в Петербурге, а, может быть, и в стране эксперт по антикварным предметам. Мой внук даже предлагал отнести к нему на экспертизу одну из книг, которая почему-то вызывала у Артура сомнение в ее подлинности. Но я отказался. Старая история повторяется, сказал я внуку — в своем отечестве пророка нет. In patria natus non est propheta vocatus. И после этого он, вероятно, устыдившись своего неверия в меня, уже не возвращался к этому вопросу. Впрочем, я и книги этой потом так и не смог найти в своих развалах. Куда-то, разволновавшись, засунул — и потом забыл место. Никак не могу найти времени, чтобы всерьез заняться ее поисками.

Старый букинист заметил, что Игорь слушает его невнимательно, и сокрушенно вздохнул. О книгах он мог говорить часами. Это была его слабость. Он знал об этом, и боролся с ней, как мог, чаще всего проигрывая в этой схватке. Однако на этот раз старик сумел превозмочь свою страсть. Он протянул монету Игорю со словами:

— Кстати, у него одна такая или несколько?

— Говорит, что целый сундук набит битком, — машинально ответил Игорь, думая совсем о другом.

— Вот как? — поразился старый букинист. — Неужели получил по наследству?

— Сначала я тоже так подумал, — признался Игорь. — Но она… мой клиент утверждает, что сундук находился в трюме корабля, затонувшего в Финском заливе. — Он вопросительно посмотрел на старика. — Скажите, Илья Артурович, а такое возможно?

— А почему бы и нет, — произнес тот на этот раз уверенно. — По некоторым данным, на дне Финского залива покоятся более трёх сотен кораблей, затонувших в разные века. И в их трюмах хранятся сокровища на пятьдесят миллиардов рублей по современному курсу. Желающих их найти, как вы сами понимаете, мой друг, очень много. Не исключена возможность, что кому-то улыбается удача. Об этом, разумеется, не пишут в газетах и не сообщают в последних новостях по телевизору. Так что мы с вами можем только принимать на веру слова… вашего клиента.

Старик лукаво улыбнулся, давая понять, что догадался о истинной причине заинтересованности Игоря. Но вдруг он нахмурился и с тревогой спросил:

— Кстати, насколько вы доверяете своему клиенту? Не пытается ли он втянуть вас в какую-нибудь аферу?

Игорь неопределенно пожал плечами, не зная, что ответить.

— Прошу вас, будьте осторожны, — сказал Илья Артурович. — Там, где большие деньги, всегда есть место преступлению. Благодаря моему внуку я знаю об этом. Эта истина принадлежит некоему древнеримскому юристу, жившему более двух тысяч лет тому назад. Но, кажется, с тех пор ничего не изменилось в человеческом обществе. Даже несмотря на то, что в этот период родился и принял мученическую смерть Иисус Христос, искупая наши грехи.

— Я буду осторожен, — пообещал Игорь. — И спасибо за предупреждение.

Он чувствовал смущение из-за того, что ему приходилось обманывать старика. Но он все еще не мог решиться открыть Илье Артуровичу правду. Неожиданно ему в голову пришла одна мысль, и он спросил:

— Кстати, Илья Артурович, вы верите в существование русалок, леших и прочей нежити?

Старый букинист взглянул на него с подозрением.

— Вы просто хотите сменить тему, Игорь Артемович, чтобы я не волновался за вас, — сказал он, думая, что понимает своего собеседника. — Но раз вы спрашиваете, я отвечу. Мы, современные жители мегаполисов, не верим уже ни во что. Истинные ценности для нас канули в Лету, мы подменили их искусными подделками. Любовь — извините старика за это слово, — сексом, дружбу — полезными знакомствами, верность долгу — собственными интересами. И воспринимаем это как само собой разумеющееся. O tempora! O mores!

Старый букинист искренне негодовал, принимая, по обыкновению, все близко к сердцу. Игорь невольно вспомнил о Катоне, который с маниакальной настойчивостью требовал, чтобы Карфаген был разрушен, потрясая своим криком стены римского сената. Заметив его удивленный взгляд, Илья Артурович смущенно улыбнулся и понизил голос.

— Но это, так сказать, прелюдия к ответу. Точно так же мы не верим в то, во что веками верили наши предки. Вот, скажем, моя бабушка. Она была крестьянкой, и часто рассказывала мне разные истории о русалках, которые жили неподалеку от их деревни, в лесном озере. По ее словам, это были внешне очень привлекательные молодые девушки с ангельскими голосами, которые, сидя на берегу абсолютно голыми, своим пением и красотой приманивали деревенских парней и мужиков, а затем топили их. Я уж не знаю зачем. Возможно, они так развлекались. В том же лесу, по воспоминаниям моей бабушки, обитали и лешие. Они пугали путников, уводили их с тропы в чащу, кружили по лесу, заводили в болото. Однажды моя бабушка, как она меня уверяла, трое суток кружила по лесу, который знала с детства как свои пять пальцев, и не могла выйти, потому что леший навел на нее морок. На нее наткнулись случайно односельчане, собиравшие грибы в лесу.

Он помолчал, словно давая Игорю время обдумать сказанное. А потом закончил:

— У меня нет никаких оснований не верить своей бабушке. Но сам я за всю свою долгую жизнь не встречал ни русалок, ни леших, ни домовых. Однако я не буду ручаться, что их не существует. Вас удовлетворяет такой ответ?

— Вообще-то нет, — покачал Игорь головой. — Бабушка могла не лгать, а просто рассказывала вам сказки на ночь. Как Арина Родионовна маленькому Саше Пушкину.

— Может быть, вы и правы, — не стал спорить старик. — Настаивать не буду. Но сама она, уверяю вас, искренне верила, что рассказывает правдивые истории из своей жизни. А, кстати, почему вас это заинтересовало?

— Сам не знаю, — слукавил Игорь опять. — Подумал, что для русалки не составило бы, наверное, труда отыскать затонувший на дне Финского залива корабль и найти в его трюме старинный сундук с золотом.

— Но зачем русалке золото? — хмыкнул старый антиквар. — Это только люди гибнут за презренный металл.

— Ой, не скажите, Илья Артурович, — возразил Игорь. — Вы не допускаете, что русалка, жившая в лесном озере во времена молодости вашей бабушки, совсем не то же самое, что русалка, обитающая, скажем, в Большой Невке в наши дни?

— А вот этого мы с вами никогда не узнаем, мой друг, — улыбнулся Илья Артурович. — Можем только предполагать.

Игорь промолчал. Он мог узнать это в самое ближайшее время, если…

— Вы о чем задумались, Игорь Артемович? — ворвался в его мысли голос старого антиквара.

— О том, что время иногда несется вскачь, а иногда плетется, словно хромая кобыла, — на этот раз честно ответил он. — Сейчас мне кажется, что пройдет целая вечность, прежде чем наступит полночь.

— Это все потому, что вы еще молоды, — грустно вздохнул Илья Артурович. — Для стариков время летит стремительнее, чем комета по ночному небу.

Они помолчали, думая каждый о своем.

— И все-таки я не поменялся бы с вами своей жизнью, даже будь у меня такая возможность, — вдруг повеселел старый антиквар. — Особенно теперь, когда у меня есть это!

Он любовно погладил кожаный корешок книги о российских полководцах.

— Только помните, что это наша с вами тайна, — с видом заговорщика подмигнул Илья Артурович.

— О, поверьте, я умею хранить тайны, — заверил его Игорь, пряча золотой червонец в карман.

На этом они расстались, дружески распрощавшись. Когда Игорь выходил, бронзовый колокольчик над дверью едва слышно звякнул, словно говоря, что и он вступил в тайный заговор против внука старого антиквара и обязуется хранить молчание о том, что узнал, подслушав их разговор…

Игорю очень не хотелось выходить из дома в полночь, несмотря на то, что на улице было светло почти как днем. Помимо того, что это время суток чревато неприятными встречами, он испытывал особенную неприязнь к белым ночам. На этот период он даже занавешивал окно в своей спальне двойными шторами из плотной и тяжелой ткани, чтобы оградить себя от бледно-мертвенного света, заливающего комнату извне. Иначе он не высыпался и часто по утрам чувствовал себя раздраженным и усталым. Ноябрь, когда начинало смеркаться уже в три часа дня, был ему милее июня и июля. Тем не менее, он любил Петербург и не променял бы его ни на какой другой город в мире. Он здесь родился, здесь надеялся и умереть. Пусть и не на Васильевском острове, как жаждал Иосиф Бродский, но все-таки в Питере, а не изгоем на чужбине.

Однако в эту ночь выбирать не приходилось, и он покорился.

Он долго думал, что надеть. Строгий классический костюм, в котором он ходил на работу в банк, был явно не к месту. Но и джинсы с рубашкой казались ему неподходящим в его возрасте нарядом для первого свидания с женщиной, тем более красивой, пусть и немного сумасбродной. Он словно забыл, что эта женщина называла себя русалкой и предпочитала обходиться совсем без одежды. В конце концов, Игорь выбрал светлый летний костюм из чистого шелка, очень скромный на вид и настолько же дорогой. Перед тем, как выйти из квартиры, он бросил последний взгляд в большое зеркало, висевшее в прихожей на стене, и остался доволен. Из зеркала на него смотрел достаточно привлекательный, со вкусом одетый мужчина среднего роста, выглядевший немного моложе своего возраста, лет на тридцать — тридцать пять. Уже давно Игорь не чувствовал себя так уверенно. Помахав своему отражению на прощание, он вышел. Не дожидаясь лифта, быстро спустился по гулкой лестнице. Волновавшее его нетерпение, которое он ощутил в букинистическом магазине, становилось тем сильнее, чем был ближе час свидания.

К полуночи мрачные тучи снова обложили небо, оно низко нависло над городом. Дороги и каналы были пусты и безлюдны. Игорь чувствовал себя заблудившимся призраком, ищущим пристанища и покоя. Он шел, стараясь ступать как можно тише, словно пугаясь эха собственных шагов.

Он уже почти дошел до заброшенного строения на Пироговской набережной, которое когда-то служило, вероятно, речным причалом, как вдруг услышал тихие меланхолические мелодичные звуки, идущие, казалось, от самой воды. Прислушавшись, Игорь понял, что кто-то поет. Подойдя ближе, он расслышал и слова.

— Ой, ты гой еси, мы снова в разлуке,

И снова сомненья, сердечные муки…

Несомненно, это пела женщина. И она грустила о своем возлюбленном, с которым была разлучена.

— Мы разные очень,

В любви лишь едины.

Даруют покой только страстные ночи,

Когда черных мыслей мелеют глубины…

Он невольно заслушался. И даже затаил дыхание, чтобы ненароком не выдать своего присутствия. Пение очаровывало, голос завораживал.

— Как в прошлом все ясно!

Забылось плохое.

Что память хранит — все на диво прекрасно,

А ныне ненастье и время лихое…

Женщина явно страдала от разлуки с любимым. И ее печаль была настолько сильной, что на глаза Игоря навернулись невольные слезы.

— Но прошлым и это когда-нибудь станет,

И встретим, гой еси, мы снова друг друга…

Игорь не выдержал и ступил на каменную лестницу, полукругом огибающую кирпичное строение и ведущую к реке. Он хотел увидеть эту женщину. Его сердце переполняли любовь и жалость. Если бы его так любили, то он пошел бы за своей возлюбленной на край света, преодолевая опасности и невзгоды…

Он неловко шагнул, споткнулся на краю ступеньки и едва удержался на ногах, наделав шума. Его услышали. Пение смолкло, кто-то тихо вскрикнул, раздался плеск воды. Когда он спустился по лестнице, то никого не увидел. Либо завораживающее пение ему почудилось, либо таинственная певица нырнула в Большую Невку, чтобы скрыться и остаться незамеченной.

— Не иначе, она, — произнес он, догадываясь, кто это мог быть. И место, и время были те самые, что ему назначили. — И что ее так тянет в воду?

Он испытывал досаду на самого себя. Никогда еще Игорь не переживал таких чувств, которые владели им, пока он слушал показавшийся ему поистине ангельским голос невидимой певицы. При одной мысли, что это никогда не повторится, ему хотелось плакать.

— Хватит прятаться, — почти сердито сказал он. — Это я. Выныривайте. Если вы хотели произвести на меня впечатление, то вам удалось.

В ответ раздался тихий смех, и из темной воды показалась светлая головка.

— Ничего такого я не хотела, — сказала женщина. — И не надо подкрадываться. А то всякое может случиться.

— С собой в воду утащите и утопите? — спросил он. — Меня предупреждали, что такое возможно. Но я не боюсь.

— Это почему же?

— Потому что я вам нужен. А с утопленника что возьмешь?

Женщина помолчала, как будто обдумывая его слова или борясь с искушением.

— Мне не нравится этот разговор, — наконец сказала она.

— Мне тоже, — признался он. — Простите меня. Я все еще не пришел в себя после вашего ангельского пения.

— Странные вы все-таки, люди, — почти с осуждением сказала она. — Что вам худо, то и мило. Запомните на будущее: берегитесь поющей русалки!

— Как сказал поэт, «всё, всё, что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья», — блеснул Игорь знанием Пушкина. Он знал, что обычно на женщин это производит впечатление. И часто пользовался этим.

Так вышло и на этот раз. Но только со знаком минус.

— Глупец он, ваш поэт, — презрительно хмыкнула она. — Уверена, что когда-нибудь с ним случится беда.

— Уже, — сказал он. — Его застрелили на дуэли.

— Вот видите! Я была права.

Игорь не нашелся, что ответить. Она тоже ничего не говорила.

— Над нами тихий ангел пролетел, — сказал он, чтобы нарушить неловкое молчание. — Есть такое народное поверье.

Она с удивлением произнесла:

— То есть в русалок и леших вы не верите, а в ангелов верите?

— А откуда вы знаете, что я не верю в русалок? — поразился он. — Ведь я не говорил этого.

— Но думали, — возразила она. — А это одно и то же.

— Так вы умеете читать мысли? Что же вы раньше не сказали!

Он смутился. Игорь начал вспоминать, о чем он думал, когда впервые увидел ее. Мало ли что может прийти в голову мужчине при виде красивой голой женщины…

Она нетерпеливо плеснулась в воде, словно большая рыба, и сказала:

— Может быть, мы поговорим о том, зачем вы сюда пришли?

— Да, конечно, — согласился он охотно. Достал из кармана золотую монету. — Я проверил. Она настоящая. Возьмите ее.

— Так вы беретесь за мое поручение?

— Да, — неожиданно сказал Игорь, сам себе удивляясь. Еще за минуту до этого он сомневался, а из дома вышел с намерением отказаться.

— Тогда оставьте монету себе. Как я уже говорила, вторую вы получите после того, как передадите мое послание.

— Но это слишком щедрое вознаграждение, — запротестовал он. — Возможно, вы не знаете истинной стоимости этой монеты!

— Возможно, это вы не понимаете истинной ценности своей услуги для меня, — возразила она.

— И все же, — настойчиво спросил он о том, что ему было непонятно, — что вам мешает встретиться с вашим возлюбленным? Зачем нанимать с такими трудностями почтовых курьеров и платить им безумные деньги? До парка Сосновка отсюда рукой подать.

— А что вам мешает прогуляться по Луне? — саркастически произнесла она.

— Но это не одно и то же, — возразил он.

— К сожалению, почти то же самое, — горько вздохнула она. — Я не могу ходить по суше, мой Любомир прикован незримыми кандалами к своему лесу.

— Но тогда как же вы встретились? — не мог он унять своего любопытства.

— Когда-то дремучий лес примыкал вплотную к реке, в которой я жила. Мы могли встречаться каждый день. Но потом пришли люди, — в ее голосе промелькнула нотка ненависти. — Они начали вырубать деревья. Лес отступал все дальше и дальше от воды. И однажды пришел день, когда расстояние между лесом и рекой стало непреодолимым для нас.

— Теперь я понимаю, — сказал Игорь. — И сочувствую вам.

Ему действительно было жаль двоих влюбленных, которые были разлучены злым роком, в роли которого, как боги в древнегреческих комедиях, на этот раз выступали люди.

— Но наша любовь от этого не угасла, — сказала женщина. Ее печальный голос странно противоречил ее словам. — Мы начали обмениваться посланиями. Ведь и люди пишут письма друг другу, когда расстаются, разве не так? Очень давно мне рассказал об этом один человек.

— Письма? — с удивлением произнес Игорь, пытаясь вспомнить, когда он сам писал кому-то в последний раз, если не считать официальных писем, которые он отправлял клиентам банка по электронной почте.

Вдруг ему в голову пришла одна мысль, и он воскликнул:

— Но постойте! Сколько же лет прошло с тех пор, как вы расстались? Петербург начали строить более трехсот лет назад…

Он замолчал, пораженный. Было трудно не только поверить в такое, но даже произнести.

— Что такое три столетия для настоящей любви? — не поняла она. — Пусть пройдет еще столько же, и много больше, я все равно не забуду и не разлюблю своего Любомира!

— Но сколько же тогда вам лет? — почти с ужасом спросил он. — Простите, что спрашиваю, но, учитывая обстоятельства…

— Мне трудно ответить на этот вопрос, — спокойно сказала она. — У вас другое летоисчисление. Мы живем намного дольше людей. Вам кажется, что я старуха? Если мерить человеческой жизнью, то, наверное, так оно и есть.

— Я не дал бы вам более двадцати пяти лет, — признался он. — А иногда мне кажется, что вам нет и восемнадцати. В чем дело?

— Вы видите то, что я хочу, чтобы вы видели, — рассмеялась она.

— Но зачем? — с недоумением воскликнул он.

— А затем, что если бы вы увидели меня такой, какая я есть, то, возможно, не захотели бы со мной общаться.

— А какая вы… настоящая? — осторожно спросил он. — Неужели на самом деле с хвостом, плавниками и жабрами?

— А вот и не скажу! — снова рассмеялась она, спугнув присевшую неподалеку на гранитный парапет чайку. — Зачем мне портить впечатление? Все-таки я женщина. Пусть даже и не вашей расы.

— Но вы так похожи… на настоящую женщину, — не смог промолчать Игорь, настолько сильным было его потрясение. — Я хотел сказать, на человека… Ох, простите, еще хуже вышло!

— Я поняла, — не обиделась она. — Ничего удивительного в этом нет. Дело не только в гипнотическом внушении, как вы об этом только что подумали. Все-таки у нас общие предки, пусть и очень-очень дальние. Только ваши когда-то вышли из океана на сушу, а наши остались в воде. Скажу честно, я не жалею. А вы?

Игорь не знал, что ответить. Слишком фантастическим казалось то, что она говорила. Но и оснований не верить ей у него не было.

— А лешие? — спросил он. — С ними тоже… общие предки?

— А вот этого я не знаю, — ответила она. — Может быть, лешие отличаются от людей так же, как волки от собак. Скажу только, что в Любомире я не вижу ни одного недостатка. А вот в людях — превеликое множество.

— Правильно говорят — любовь слепа, — ревниво заметил Игорь. Он обиделся не за себя, а за весь род человеческий.

Она ничего не ответила, и в их разговоре снова возникла пауза.

— Так мы договорились? — на этот раз она первой нарушила молчание. — Передашь от меня весточку Любомиру?

— Я же уже сказал, — кивнул он. — Вот только от кого? Ведь ты так и не назвала своего имени.

Они перешли на «ты» и даже не заметили этого.

— Меня зовут Айи. Запомнишь?

Он повторил: «Айи». Мягкие звуки словно ласкали язык.

— Красивое имя. Похоже на крик дельфина. Кстати, а вы не родственники? Дельфины и русалки?

— Это другой морской народ, — возразила она. — Он так же отличается от нас, как белые медведи от гималайских, чтобы тебе было более понятно. Дельфины очень мудрые. Если бы не Любомир, я хотела бы полюбить дельфина. От него у меня родились бы очень красивые и умные дети.

Но для одной ночи было уже более чем достаточно впечатлений и новых знаний, и Игорь не стал ее ни о чем расспрашивать. Вместо этого он спросил, как найти Любомира в парке Сосновка, и что ему передать. Она объяснила. А затем скрылась под водой и вскоре снова показалась на поверхности, держа в руках большую витиеватую раковину.

— Отдашь ему вот это.

— И что потом? — спросил Игорь. Он не ожидал, что ему вручат обычную морскую раковину, и был немного растерян. — После того, как я ему передам твое послание.

— Я буду ждать тебя завтра в полночь на этом же месте. А если ты не сможешь завтра, то в следующую ночь. И все последующие ночи. Но помни — каждая минута ожидания для меня будет вечностью.

Сказав это, она снова нырнула и уже не показывалась. Игорь мог бы поклясться, что заметил в ее глазах слезы, когда она произносила последнюю фразу. Но, может быть, это были брызги от волн, кто знает. Как-то не верилось, что русалки могут плакать.

— До свидания, Айи, — тихо сказал он. — Я не заставлю тебя ждать.

Над головой Игоря с пронзительным криком пролетела одинокая чайка, заставив его вздрогнуть от неожиданности. Птица долго кружила над водой, словно высматривая в глубине добычу, но так и не решилась броситься в реку. И улетела, стеная, будто на что-то жалуясь неизвестно кому.

Проводив чайку взглядом, Игорь посмотрел на часы. До начала работы общественного транспорта оставалось не так уж много времени. А заснуть в эту ночь он все равно бы не смог. И, бережно держа раковину в руках, он направился в сторону метро Площадь Ленина. По этой ветке было удобнее всего добираться до парка Сосновка, в котором леший Любомир ждал послания от своей возлюбленной русалки Айи.

Но что самое удивительное — Игорь уже не видел в этом ничего необычного.

Внезапно поняв это, он начал размышлять о причинах метаморфозы, которая с ним произошла.

В конце концов, думал он, о русалках, леших и прочих представителях мира духов природы написано множество сказок, ему самому их тоже рассказывали в детстве на сон грядущий. Для него это не было откровением. Но одно дело читать об этом мире в книгах, и совсем другое — встретиться с ним, что называется, воочию.

«Кто всерьез думает, что однажды сказка может стать былью? — мысленно задавался он вопросом, словно пытаясь оправдаться в собственных глазах. — Пусть первый бросит в меня камень».

Он вспоминал общеизвестные сюжеты в мировой литературе — «Ромео и Джульетта», «Фархад и Ширин», «Лейли и Меджнун». Но как только пытался добавить в этот список «Любомир и Айи», то все рушилось, как карточный домик при порыве ветра. Попытка поставить на одну доску людей и духов природы казалась кощунством, насмешкой над родом человеческим.

«Но почему русалка не может любить, как Джульетта, а леший — страдать подобно Ромео? — спрашивал он сам себя. — При условии, что они не сказочные персонажи, а реально существуют».

Но в этом-то и была загвоздка. В своей жизни он встречал людей, которые признавались, что в определенных жизненных ситуациях они теряли способность чему-либо удивляться. Но одно дело, когда ты ничему не удивляешься, потому что уже не можешь, и совсем другое — когда ты веришь во все происходящее, каким бы необыкновенным оно не казалось. Он же находился между этих двух берегов — был уже не способен удивляться, однако все еще не мог поверить в существование духов природы.

Чтобы перестать сомневаться, одной Айи мало, ему надо встретиться еще и с Любомиром.

Придя к такому выводу, Игорь прибавил шаг. Нетерпение его было так велико, что он решил не дожидаться, когда откроется станция метро, а пойти пешком. От станции метро Площадь Ленина до парка Сосновка было всего десять километров. Даже не спеша он мог покрыть это расстояние за пару часов. А прогулка успокоила бы его мятущуюся, раздираемую противоречиями, душу.

Пепельно-белые облака бесконечной чередой плыли по блекло-синему небу, часто меняя свои очертания под порывами ветра. Бессмысленно горели фонари, освещая пустые улицы. На востоке начало разгораться зарево, предвещая рассвет. Игорь шел и что-то бормотал себе под нос. Но это был не приступ безумия, как могло показаться со стороны, а стихотворение, которое, думал он, предельно точно отражало обуревавшие его сейчас мысли и чувства.

Я полу-безумец

и полу-мудрец,

А также герой и подлец —

вполовину.

Ночной

одичалой

беззвездной

порой

я жизни боюсь

и — боюсь,

что я сгину…

Я так и живу —

только

на

половину.

Говоря откровенно, а иначе говорить с самим собой и нельзя, Игорь Артемович Глебов и раньше в глубине души считал, что существование, которое он вел до этого дня, можно было назвать жизнью с большой натяжкой. Он не любил свою работу в банке, тяготился ею. Не заводил семьи, потому что не хотел обременять себя заботами о жене и детях. Не имел друзей, не веря в искренность и честность других людей по отношению к себе. Если это и была жизнь, то лишь наполовину, и то худшую. В действительности, подозревал Игорь, он просто боялся жить по-настоящему, без оглядки и страха. Возможно, это было мудро, с одной стороны. Но с другой стороны — просто безумие, признавал он по здравому размышлению.

«Жизнь слишком коротка, — рассуждал он, словно в бреду, — чтобы беречь ее на черный день, будто положив на депозит. Можно просто не успеть начать жить, как придет время умирать. Не говоря уже о том, что булгаковский Воланд был абсолютно прав — жизнь человеческая может окончиться внезапно, в любой момент, и тогда уже точно будет поздно жалеть о том, что многого не успел…»

Эти мысли и раскаяние зрели в нем давно, но до этой ночи он гнал их прочь, не находя в себе силы изменить свою жизнь, идущую по накатанной колее, обеспеченную и, в общем-то очень комфортную. Но встреча с женщиной, считающей себя русалкой и страдающей от разлуки с любимым, потрясла его, заставила по-иному взглянуть на собственное существование. Он уверял себя, что идет на рассвете в парк Сосновка, чтобы найти там не лешего, а самого себя.

Любомира, скорее всего, просто не существует, думал он, да и женщина на Пироговской набережной, вероятно, была обыкновенной сумасшедшей, для которой реальный мир превратился в сказку. Но это ничего не меняло.

«Пусть вся эта история выдумана, и нет ни русалки, ни лешего, но я-то есть! И сейчас, может быть, впервые в своей жизни, я поступаю неразумно, но зато по собственной воле, а не потому, что мне кто-то это навязывает». Игорь был чрезвычайно горд собой, думая так. Он был уверен, что при любом исходе этой истории с завтрашнего дня начнет новую жизнь. Игорь еще не знал, чем она будет отличаться от прежней, об этом еще надо было подумать, но решение было принято.

«Как не преминул бы заметить Илья Артурович, dixi, — вспомнил он вдруг привычку старого букиниста употреблять по любому поводу латинские выражения, и невольно рассмеялся. — Я сказал. И сказанное обжалованию не подлежит».

Так, смеясь, Игорь и вошел в парк Сосновка.

Скрестив ноги наподобие рыбьего хвоста, Айи, гибко извиваясь всем телом, стремительно плыла по течению. В таком темпе она могла двигаться часами. Иногда она заплывала из Большой Невки в Финский залив, а из него — в Балтийское море и возвращалась обратно, не ощущая усталости. Однако сегодня она направлялась в противоположную сторону. И вскоре оказалась там, где они впервые встретились с Любомиром.

Это люди полигамны, и за свою жизнь один человек может любить многих. Русалки и лешие однолюбы. Они могут полюбить только раз и навсегда. И никакая другая любовь уже не оживит их сердце, не взволнует кровь, не осветит счастьем глаза. Лишившись возлюбленного, они обречены на одиночество или смерть от тоски. Из всех живых существ еще только лебеди способны на такую жертвенность. Если погибает один лебедь, то второй поднимается в небо и камнем падает вниз, убивая себя. Когда Айи узнала об этом, то не удивилась. Она и сама поступила бы точно так же, узнай о смерти Любомира. Но пока он был жив, будет жить и она. И день за днем, век за веком возвращаться на место их первой встречи.

Она хорошо помнила тот день. Здесь река делала изгиб и тогда почти вплотную приближалась к лесу. Было солнечно, она купалась на мелководье и слушала пение лесных птиц. Постепенно все они замолкли, осталась только одна. Ее пение было чудесным. Оно волновало Айи, пробуждая в ней спящие доселе чувства. Она была очень юной и еще не познала любовь. А птица пела о радостях любви, о счастье, которое она дает, о ее сладостных мучениях и безумных восторгах. Айи заслушалась и даже перестала плескаться в воде, боясь спугнуть крылатого певца. Но вскоре она заметила, что мелодичные звуки приближаются, становятся громче. А потом между деревьями мелькнула тень, и из леса вышел тот, кто все это время играл на дудке, имитируя пение птицы. Солнце слепило ей в глаза, и она видела только тень его фигуры в ослепительном ореоле. Это был Любомир. Таким он ей и запомнился навсегда. В ее сновидениях и грезах наяву от него всегда шел свет, словно он сам был солнцем и излучал сияние. Это было прекрасно. И сам Любомир был прекрасен. Он осветил жизнь Айи, превратив ее в вечный праздник. Правда, он утверждал, что это она сделала его счастливым и озарила его жизнь светом, которого ему так не хватало в мрачных дебрях леса, где кроны деревьев смыкаются над головой, не пропуская солнечных лучей. Иногда они даже спорили, кто из них подарил другому больше счастья. Но Айи-то знала, что права она, и уступала только из любви к нему. И, уступая, чувствовала себя еще более счастливой оттого, что этим доставляла радость Любомиру…

Это было очень давно. С тех пор многое изменилось. Теперь вольную прежде реку сковали гранитные берега, вдоль которых выросли каменные дома, похожие на надгробные плиты. Леса не было и в помине. Пустыня, пыльная, воющая, смердящая, сменила цветущий благоухающий оазис. Айи страдала при одной мысли об этом. А когда видела воочию, то слезы невольно наворачивались на ее глаза. Но, тем не менее, она каждый раз возвращалась сюда. Ее влекла неодолимая сила, которой она не могла противостоять. Айи надеялась, что однажды она снова увидит на берегу Любомира, который стоит и ждет ее, как это бывало встарь. Иногда ей даже казалось, что она видит его. Но затем она понимала, что зрение обмануло ее. Это был только солнечный блик, отраженный стеклами домов…

Айи высоко поднялась из воды, чтобы окинуть взором всю набережную. Но та была пуста. Одиноко и тускло горели фонари. Краешек неба приобрел зловещий пурпурный оттенок. Где-то в той стороне томился в своем плену ее любимый, тоскуя о ней.

Айи не выдержала и громко, протяжно закричала:

— Любомир!

Но никто не откликнулся. Только вспугнутая чайка начала носиться над водой, издавая жалобные звуки. Айи заплакала. Плеснули волны над ее головой и разошлись в разные стороны, разбились о гранит. Поверхность реки опустела, отражая нависшие над ней темные дома и мрачные мосты…

Любомир вздрогнул. Ему показалось, что кто-то зовет его. Он прислушался. Но призыв не повторился. Только сосны высоко над головой постанывали и скрипели под порывами ветра. Показалось, подумал леший. И почувствовал, как притихшая ненадолго тоска по Айи начала снова глодать его сердце подобно дикому голодному зверю.

Любомир закручинился. Он отдал бы все свое былое могущество, лишь бы ему позволили свидеться с его любимой. Но теперь у него нет ничего. Откуда лешему взять мощь, как не от леса? А в крошечном захудалом парке, исхоженном вдоль и поперек людьми, леший слаб, как младенец. Но рискни он выйти из-под защиты деревьев, и вовсе лишится последних сил. Любомир навсегда запомнил ту ночь, когда однажды он попытался добраться до реки, где прежде встречался с Айи. Это был настоящий кошмар! Выйдя из парка, он не сделал и нескольких шагов, как его ноги и руки сковали неодолимые цепи. Беззащитный и жалкий, он едва смог вернуться обратно, нырнуть под спасительную сень деревьев, перевести дух. Такого унижения и бессилия он не испытывал прежде никогда.

Любомир горестно вздохнул. Он чувствовал себя узником, и где — в лесу! Только мысли об Айи не позволяли ему зачахнуть, помогали превозмогать постоянно терзающую его боль.

Леший подошел к самой высокой сосне и начал взбираться по ней. С вершины этого дерева в лунную ночь он мог увидеть тускло поблескивающий кусочек реки, но, возможно, ему это только казалось. Тем не менее, он часто подолгу просиживал на сосне, с тоской смотря вдаль. Иногда он поднимал голову и рассматривал звезды на небе. Любомир знал, что если выбрать в качестве путеводной одну из них, самую яркую, то он мог бы дойти до реки, даже если бы не было деревьев, по которым он в прежние времена ориентировался безошибочно. Эта мысль приносила ему несколько радостных мгновений. В своих мечтах он не раз совершал этот путь. И в конце его сжимал в объятиях нежно любимую Айи…

Любомир оперся руками о ветви, чтобы не сорваться и не упасть, и громко закричал:

— Айи!

Но никто не откликнулся, только где-то в отдалении залаяла встревоженная бродячая собака. Любомир медленно спустился и ушел, понурив голову, по узкой, едва заметной тропинке, ведущей в глубокий, закиданный валежником, овраг…

А ветер, устав играть с соснами, подхватил крики русалки и лешего, и еще долго кружил в небе над спящим, ничего не ведающим, городом зов любви, нежности и одиночества:

— Любомир!

— Айи!

Но мало ли что носит ветер… Да и кто к нему прислушивается…

Вспоминая, что ему говорила Айи, он прошел по широкой проторенной дороге до приземистого массивного дуба, а затем свернул на едва заметную виляющую тропинку, которая привела его в колючие кусты. Когда Игорь выбрался из зарослей, то его пиджак и брюки из тонкого шелка были порваны в нескольких местах, а руки кровоточили от глубоких царапин. Далее тропинка долго петляла и сворачивала то в овраг, то в бурелом, пока не привела его на крошечную полянку, заросшую сорными травами и заваленную валежником. Посредине ее находился массивный пенек, как будто нарочно выросший здесь из земли. Игорь устал и присел на пень, положив раковину на землю. Здесь он должен был дожидаться, пока не появится некто и не спросит, какого лешего его сюда занесло. Или что-то в этом роде. Как Игорь понял, специального пароля не было. А ему надо было просто ответить, что его прислала Айи.

«А если никто не появится?» — спрашивал Игорь себя, забыв, что еще недавно он был уверен, что Любомира не существует, потому что Айи его просто выдумала. — «Мне что, искать его по всему парку?»

Он мысленно выругал себя за то, что не расспросил Айи, как ее возлюбленный выглядит. Спрашивать каждого, кто ему встретится, не леший ли он, казалось, мягко говоря, глупо. Проще было, а, главное, разумнее, какое-то время посидеть на пеньке, а потом уйти и, не кривя душой, сказать женщине, называющей себя русалкой, что он никого не дождался.

Внезапно Игорь едва не рассмеялся. Все-таки сумасшествие заразительно, думал он. Какой нормальный человек, находясь в здравом уме и трезвом рассудке, будет сидеть в парке на пеньке и ждать, когда из-за деревьев к нему выйдет леший…

Вдруг его начало знобить. Даже зубы постукивали друг о друга, выбивая дробь. Игорь не понимал, что с ним происходит. Это походило на панику, но видимых причин для нее не было. Когда за его спиной затрещал валежник, он едва не вскрикнул и быстро обернулся. Однако не увидел ничего, что могло бы поразить или напугать его. На полянку вышел обыкновенный неказистый мужичок в мятой и во многих местах рваной одежонке. Личико у него было маленькое и округлое, без бровей и ресниц, и очень грязное. Зато волосы на голове росли густо и торчали во все стороны, явно давно не встречаясь с расческой. Больше всего он походил на огородное пугало, какие Игорь встречал на деревенских огородах. Их ставят, чтобы отпугивать ворон.

— Что, мил-человек, заплутал? — спросил мужичок, почему-то отводя глаза в сторону. Голос у него был слабый и сиплый, напоминающий уханье филина, которое Игорь однажды слышал в зоопарке.

Это не мог быть Любомир, возлюбленный прекрасной Айи. Игорь решил, что его напугал спившийся бродяга. «Сейчас он начнет вымогать деньги на поправку здоровья», — подумал Игорь и приготовился распрощаться с сотней-другой, лишь бы поскорее отвязаться от него.

— Иди своей дорогой, — сказал он немного грубовато, стыдясь своего испуга, который мужичок мог заметить и принять на свой счет.

— Так ведь полянка-то моя, мил-человек, и пенек мой, — прохрипел тот. — Шел бы ты сам отсюда подобру-поздорову.

По его тону Игорь понял, что дипломатические переговоры завершились, едва начавшись.

— Сколько? — спросил он, доставая портмоне. — Двести рублей хватит?

— Сказал же, иди отсюда, — уже с явной угрозой произнес мужичок. Он даже как будто вырос внезапно, словно распрямил сгорбленную до этого спину. — Не доводи до греха!

— Я бы ушел, да не могу, — сказал Игорь. — Бери пятьсот рублей и оставь меня в покое. Неплохая плата за аренду пенька, поверь мне.

Мужичок наконец поднял глаза и взглянул ему в лицо. И Игорь почувствовал, что у него внезапно закружилась голова, а земля как будто поплыла под ногами. Чувство было чрезвычайно неприятным.

— А Айи говорила, что все будет легко и просто, — пробормотал он, уже почти теряя сознание.

Неожиданно земля перестала ходить ходуном, а голова снова стала ясной.

— Как ты сказал, Айи? — спросил мужичок изменившимся голосом. Он был уже не сиплый, а мягкий и ласковый, словно принадлежал не этому бродяге, а другому человеку.

«Или лешему», — подумал вдруг Игорь с облегчением. Он будто прозрел. И с радостным удивлением воскликнул:

— Так это ты Любомир?!

— Я-то Любомир, а вот ты кто, незнакомец? — спросил тот. — И откуда знаешь мою Айи? Только не ври, а то вырву твой лживый язык и скормлю ежам.

— Врать не привык, — с обидой сказал Игорь. — Айи просила меня кое-что тебе передать.

— Так ты новый почтарь, что ли? — спросил мужичок. — Так бы сразу и сказал. А где прежний?

— Вот этого я не знаю, — ответил Игорь. И с достоинством заметил: — Вообще-то я банкир, а не почтарь.

Но его собеседник отнесся к поправке равнодушно.

— Помер, наверное, — предположил он. — Старенький уже был, едва ходил, на палочку опирался и головой тряс. И почему вы, люди, так недолго живете? Не успеваешь к вам привыкнуть. А пока нового почтаря найдешь, так намаешься!

— Хотелось бы, конечно жить дольше, — хмыкнул Игорь. — Но, как говорится, не дал бог бодливой корове рогов.

— А старичка жаль, — сказал леший без малейшей грусти в голосе. — Безобидный был. Только очень назойливый. Все просил меня раскрыть секрет моего долголетия. Как узнал, что мне без малого полтыщи годков, так аж весь затрясся!

— А вам на самом деле пятьсот лет? — поразился Игорь.

И было чему удивляться. Он даже не заметил, когда изменился облик лешего. Перед ним стоял уже не замызганный, испитой мужичонка, а молодой крепкий мужчина привлекательной наружности. И даже одет он был по-иному. Теперь на нем была длинная посконная светлая рубаха-косоворотка, опущенная поверх штанов и перехваченная на уровне живота плетеным поясом. На ногах было что-то вроде лаптей. Так когда-то одевались на Руси, Игорь знал это по фильмам и из книг, деревенские мужики. Такого щеголя и красавца Айи действительно могла полюбить.

«Если, конечно, это истинный облик Любомира, — подумал Игорь, вспомнив признание Айи, — а не очередная фантасмагория, порожденная гипнотическим внушением и моей собственной фантазией». И действительно, как еще мог одеваться леший в его представлении? Не в джинсы же и модную рубашку от Armani или Guess…

— Да я не считал, — пожал плечами Любомир, отвечая на его вопрос. — Может, и больше. Я помню времена, когда этого города еще не было. Стояли несколько поселений, а в них общим числом менее полутораста дворов. Потом уже появились корабельная пристань, храм и прочие домишки. Вот сам и суди, когда это было.

— Давненько, — в замешательстве пробормотал Игорь.

А Любомир, плохо скрывая нетерпение, спросил:

— Послание-то где, мил-человек?

Игорь поднял и подал ему морскую раковину.

— Только как ею пользоваться, я не…, — начал он, но не договорил.

Любомир уже приложил раковину к уху и замер, прислушиваясь. Лицо лешего осветила счастливая улыбка, которая сделала его еще моложе и красивее.

— Я мог бы и сам догадаться, — хмыкнул Игорь. И, чтобы не мешать Любомиру, отошел в сторону и снова присел на пенек.

Заметив это, Любомир нахмурился. Видимо, он хотел остаться один. Леший опустил раковину и подошел к дереву, росшему на краю полянки. Засунул руку в дупло и вынул из него кусок бересты, покрытый какими-то рисунками.

— Отдай это Айи, — сказал он.

— А на словах ничего? — поинтересовался Игорь. Ему как-то не верилось, что рисунки, напоминающие детские каракули, могут заменить письмо. Китайские иероглифы и те выглядели более внушительно и убедительно.

— А на словах…, — задумался Любомир. Потом решительно тряхнул головой. — Да где я найду слова, которые могли бы передать, как сильно я люблю Айи? Нет таких! Да и не стыдно тебе будет выслушивать их, а потом пересказывать?

— Тогда я пойду? — спросил Игорь, чувствуя себя пристыженным и в то же время озадаченным. Любомир был ожившей реликвией. В современном мире так уже никто не говорил. А, возможно, даже и не мыслил.

— Иди, — позволил леший. — Дорогу-то обратно найдешь? Али проводить?

— Найду, — сказал Игорь. — Если только не покажешь такую, чтобы не надо было продираться через кусты.

— А такая ко мне не ведет, мил-человек, — усмехнулся леший. — Иначе гостей много было бы. Где всех рассажу? Пенек-то один.

Игорь сообразил, что Любомир шутит, и грустно улыбнулся в ответ. Ссадины на его руках все еще кровоточили, и он с содроганием представлял свой обратный путь.

Когда Игорь вышел из парка, его костюм был окончательно и безнадежно испорчен. Домой он возвращался уже на такси, устав после бессонной ночи от пешей прогулки и не рискуя добираться общественным транспортом. Даже таксист посмотрел на него с нескрываемым подозрением и согласился ехать только после того, как он заранее оплатил проезд.

Войдя в свою квартиру, Игорь облегченно вздохнул. У него было такое чувство, что он совершил опасное путешествие и, пережив множество приключений, наконец благополучно добрался до дома, в тихую и уютную гавань.

— В крепость, — внес он уточнение, запирая массивную стальную дверь на замок.

Сравнение с неприступной крепостью понравилось ему больше, чем с гаванью, где ему все-таки могли угрожать ветра и штормы. Квартира была его гордостью. Это были трехкомнатные апартаменты в современном доме, построенном почти в самом центре Петербурга, и Игорь долго отказывал себе буквально во всем, прежде чем смог купить ее, не влезая в ипотечную кабалу. Он обставил квартиру сообразно своему вкусу, который отличался спартанской простотой. И редко приглашал гостей, особенно женщин, которые непременно захотели бы внести поправки в созданный им интерьер сообразно собственным представлениям о домашнем уюте. По сути, он жил как бирюк. Но его это устраивало. На вопрос, когда же он начнет устраивать личную жизнь, Игорь обычно отвечал стихотворением, которое когда-то где-то прочитал и запомнил как раз для такого случая.

Море.

На губах соль.

И где-то,

У самого горизонта,

Бригантина с алыми парусами,

Которую так долго

Ждала Ассоль,

И которую не дождались

Мы с вами.

Если спрашивала одинокая женщина, она обижалась. Замужние презрительно усмехались. В свою очередь, любопытствующий мужчина завидовал, будучи женатым, и поддакивал, если был холост. Но как бы то ни было, а на этом все и заканчивалось. Игорь продолжал вести жизнь одинокого бирюка, которая, говоря по правде, к сорока годам уже начала утомлять его. Он и сам понимал, что пора подыскивать себе пару, иначе незаметно и даже очень скоро наступит такой день, когда уже будет поздно. Жизнь стремительна, как курьерский поезд, и следует до конечной станции без остановок. Однако ему до сих пор не удавалось встретить ту единственную, с которой он захотел бы прожить долгую и счастливую жизнь и умереть в один день. А размениваться по мелочам, как большинство его знакомых мужчин, он не хотел. Он видел, чем, как правило, заканчиваются подобные скороспелые и бездумные браки. Либо разводом и редкими прогулками с детьми по выходным, либо нудным утомительным сосуществованием двух чужих людей в одной клетке, которой для них становился собственный дом, причем отягощенным теми же детьми, страдающими от такой жизни не меньше, чем их родители. Уж лучше жить бирюком и изредка выть от тоски на луну, думал он…

Игорь быстро разулся в прихожей, скинул в ванной лохмотья, в которые превратился костюм, и принял душ, с наслаждением смывая с себя грязь и кровь. Потом побрился. После этого он почувствовал себя так, будто сменил, как змея, старую кожу на новую. И вдруг ощутил сильный голод. Это было неудивительно, ведь накануне он не поужинал. Накинув халат, Игорь проследовал на кухню, где с давно уже забытым аппетитом позавтракал. Обычно по утрам он выпивал чашку чая и съедал одно вареное яйцо, изредка добавляя кусочек сыра. На этот раз он сделал себе омлет из пяти яиц, обильно приправив его грибами, но и этого оказалось недостаточно, чтобы насытиться. Трапезу завершил огромный бутерброд с сыром и докторской колбасой. Все это он запил двумя большими чашками чая. Настроение сразу заметно улучшилось.

Насытившись, Игорь снова оделся и направился в банк. Приключения приключениями, но работу никто не отменял. При одной мысли об этом настроение у него снова испортилось. Ему хотелось как можно скорее встретиться с Айи, чтобы передать ей послание Любомира. Но от его желания ничего не зависело, надо было дожидаться полуночи. День обещал быть долгим.

Игорь вышел из дома и поразился перемене, произошедшей с городом. Петербург снова ожил. Его улицы заполонили люди, дороги — автомобили, каналы — прогулочные катера. Казалось, город и не засыпал. Временной провал в несколько часов никто не заметил. Минувшую ночь будто вычеркнули из жизни.

Подумав об этом, Игорь спросил себя, не приснилось ли ему все это — Айи, Любомир, Пироговская набережная и его ночной поход в парк Сосновка. Но свежие царапины на руках и лице противоречили этому. Они сильно саднили, не давая забыть о себе.

— Если только я сам не разодрал себя во сне, как истеричная барышня, — произнес с усмешкой Игорь. И с внезапным ужасом, который налетел, как ледяной порыв ветра, подумал: а вдруг? Но тут же рассмеялся над собственной мнительностью. И остаток пути до банка проделал, стараясь ни о чем не думать, кроме предстоящей ему работы.

Бесшумно открылись и закрылись двери, пропуская Игоря в здание банка. Внутри все сияло поддельным серебром и имитацией золота. Игорь работал в российском филиале одного из крупнейших мировых банков, и в нем все было на мировом уровне. Или претендовало на это. Считалось, что работать здесь престижно. Настолько, что высшее руководство филиала, состоящее сплошь из иностранцев, платило персоналу, набранному из аборигенов, сущие гроши даже по российским меркам, видимо, полагая, что престиж компенсирует недостачу. Но это бы еще полбеды. Намного больше Игорю не нравилось то, что иностранцы откровенно презирали всех, кто имел несчастье, по их мнению, родиться в России. И это отношение, как зараза, поражало остальных. Заместители директора и управляющего филиала, терпя унижения от боссов-иностранцев, в свою очередь унижали своих подчиненных, те — своих и далее по нисходящей. Больше всех доставалось рядовым менеджерам. Но и те находили, на ком сорвать злость — они вымещали обиду на техническом персонале. Все это было похоже на банку с пауками, где сильные особи пожирали более слабых.

Впрочем, сам Игорь находился где-то посередине этой лестницы, с каждым годом достаточно уверенно поднимался наверх, и его существование в банке было достаточно сносным. Все познается в сравнении.

У входа скучал охранник, широкоплечий мужчина почти двухметрового роста в тесной ему униформе серо-черного цвета, которая трещала по швам при каждом движении. На груди у него сиротливо белел бейдж с именем «Сергей». Увидев Игоря, он преобразился. Из его глаз пропала сонная одурь, теперь он смотрел преданно и почти раболепно. Все это было оттого, что охранник дорожил своей работой. Игорь знал его историю, однажды случайно заглянув в личное дело нового сотрудника, оставленное по недосмотру на столе в службе по персоналу, куда он зашел по своим делам. А об остальном догадывался. Когда-то Сергей служил в полиции, имел безупречный послужной список и даже награды, и, вероятно, был мужественным и решительным человеком. Но после того, как его отправили на пенсию в сорок пять лет, успел побыть какое-то время безработным, прежде чем ему удалось устроиться в банк. Это был период, когда он чувствовал себя изгоем в обществе, которому преданно служил всю свою жизнь. Он мог умереть с голода или от болезни, но никто не заметил бы этого. У него не было ни сбережений, достаточных для достойной жизни, ни уверенности в будущем. Он начал бояться, что теперь так будет всегда. Этот страх изменил его. Теперь он пресмыкался перед всеми, кто был выше его по должности, опасаясь вызвать неудовольствие и увольнения. Но Игорь подозревал, что в душе Сергей искренне и люто всех ненавидит, втайне жаждая мести предавшему его обществу. И если вдруг случится новая революция, как в 1917 году, то он охотно примкнет к восставшим и начнет стрелять по сотрудникам филиала банка так же хладнокровно, как прежде по мишеням в тире.

Игорь всегда молча кивал в ответ на его приветствие и шел дальше. Но на этот раз остановился.

— Сергей, простите за любопытство, — сказал Игорь, глядя охраннику в глаза. Так этой ночью на него смотрел леший перед тем, как у него начала кружиться голова. И он взял этот взгляд на вооружение. — У вас есть оружие?

— Откуда, Игорь Артемович, — ответил охранник подобострастно. — Не положено.

В его взгляде было удивление. Но на мгновение Игорю показалось, что в нем мелькнуло сожаление.

— А вам это зачем? — спросил охранник. Теперь в его глазах появилось подозрение. Сказывалась старая полицейская выучка.

— Чтобы ни о чем не беспокоиться, — ответил Игорь. Но не стал ничего объяснять и прошел мимо. Он чувствовал на своей спине сверлящий взгляд охранника, которым тот провожал его до лестницы, ведущей на второй этаж. Ощущение было неприятным.

Не успел Игорь занять кресло в своем на иностранный манер открытом всем взорам кабинете со стеклянными стенами и такой же дверью, как его телефон зазвонил.

— Явился, наконец, — раздался в трубке недовольный голос. — Быстро ко мне!

Звонил Альберт Карлович, руководивший направлением по работе с крупными корпоративными клиентами банка, в чьем подчинении находился Игорь. Это был высокий, толстый и чрезвычайно шумный человек, когда он имел дело с теми, кто от него зависел. Просто удивительно было видеть, как он менялся, разговаривая с вышестоящими по должности. Альберт Карлович словно уменьшался в росте, съеживался и затихал, как выброшенная на берег снулая рыба. Великан в мгновение ока превращался в карлика. Но Игорь был его сотрудником. Поэтому с ним Альберт Карлович не церемонился.

Ситуация осложнялась уверенностью Альберта Карловича в том, что Игорь пытается его подсидеть и занять его должность. В свое время сам Альберт Карлович так и поступил. Это была обычная история в банке, подобное здесь считалось здоровой конкуренцией и поощрялось, как и доносы, кляузы, наушничество — все, кроме членовредительства. Да и то, как думал Игорь, по одной причине — иностранцы не желали оплачивать больничные листы.

Кабинет Альберта Карловича был чуть больше по размеру, но во всем другом ничем не отличался от того, в котором работал Игорь.

— У тебя такой вид, будто ты не спал всю ночь, — заявил Альберт Карлович, как только Игорь вошел в его кабинет. Что у него нельзя было отнять, так это наблюдательности.

Игорь опустился на стул, не дожидаясь приглашения, которое едва ли бы последовало. В присутствии иностранных боссов всем полагалось стоять навытяжку. Само собой, это правило распространялось и на остальных.

— Так ужасно выгляжу? — спросил Игорь с самым невинным видом. Он знал, как взбесить своего начальника, ничем не рискуя.

— Как коровья лепешка, — ответил Альберт Карлович с видимым удовольствием.

— Я и чувствую себя так же, — ответил Игорь миролюбиво. Он никогда не обижался на правду, даже если та была высказана с целью оскорбить.

— Алкоголь? — спросил Альберт Карлович с осуждением. — Женщины? Наркотики?

Он мог бы перечислять еще долго все его мнимые прегрешения. Но Игорь его разочаровал.

— Бессонница. На фоне низких финансовых результатов.

— Хорошо, что ты это понимаешь, — сказал Альберт Карлович, извлекая из кармана носовой платок и вытирая пот, обильно струившийся с его жирного лица, несмотря на включенный кондиционер. Все его подчиненные знали, что он начинал потеть при малейшем волнении. Понизив голос до почти благоговейного шепота, он произнес: — Большой Босс недоволен нами.

Большим Боссом сотрудники называли между собой директора филиала.

— Вы хотите сказать, вами, — внес Игорь поправку.

Но это не понравилось Альберту Карловичу. Он разозлился.

— На мое место метишь? — прошипел он почти как змея. — Не выйдет!

— Не имею никакого желания зарабатывать на кусок хлеба, облизывая чужие задницы, — честно ответил Игорь. Видимо, все-таки сказывалась бессонная ночь. Его инстинкт самосохранения ослаб, и он произнес вслух то, о чем обычно только думал. — Подобно вам.

Альберт Карлович взвился, будто ему попала шлея под хвост. В отличие от Игоря, он не любил, когда ему говорили правду.

— Я напишу докладную! — завизжал он, обильно брызгая во все стороны потом. — Я добьюсь, чтобы тебя внесли в «черный список»!

«Черный список» — это самое неприятное, что может случиться с сотрудником банка. Попав в этот список, которого никто не видел, но о котором все знают, он уже никогда не найдет себе работу ни в одном финансовом учреждении. Его будут гнать отовсюду, как паршивую собаку. А быть может, даже как Каина, получившего роковую отметину после убийства брата.

Это была страшная угроза. Но почему-то она не испугала Игоря. Возможно, потому, что он не спал всю ночь и плохо соображал сейчас.

— Это мы еще посмотрим, кто кому выпишет «волчий билет», — произнес он без всякой злости и злого умысла.

Его невозмутимость вызвала у Альберта Карловича подозрение.

— А ведь ты неспроста так спокоен, — сказал он задумчиво. И настороженно поинтересовался: — Ты знаешь что-то такое, о чем не знаю я?

Во взгляде Альберта Карловича был виден испуг. Игорь знал, почему — в банке информированность значила очень многое, если не все. Тот, кому было известно, с какой ноги сегодня встал Большой Босс, был на коне. Он мог избежать многих неприятностей, проистекающих от плохого настроения Большого Босса. Тот, кто не знал этого, был слеп, как новорожденный котенок, и так же беззащитен. Всем сотрудникам банка был известен случай, когда любовница Большого Босса лишилась своей работы только потому, что зашла, как обычно, в его кабинет, не постучавшись, когда он был в плохом настроении. А ведь ее положение в банке считалось незыблемым. Однако ее уволили, а уже через неделю у Большого Босса была другая фаворитка, которая вскоре стала его новой любовницей. Но эта неделя была ужасной. Все женщины ходили растерянные и взволнованные, не зная, на кого из них падет выбор Большого Босса. Он был стар, но все еще мнил себя мачо. Когда выбор был сделан, причем новая пассия была взята им не из банка, а откуда-то из киноиндустрии, сотрудники вздохнули с облегчением. И все вернулось на круги своя. Ну, или почти. Потому что прежняя любовница Большого Босса худо-бедно, но разбиралась в финансах, а новая в этом отношении была девственно чистой. Однако все вопросы в банке, имеющие отношение к Большому Боссу, теперь надо было решать только через нее. Это было незыблемым правилом, почти традицией. Большой Босс прислушивался к мнению своих пассий, полагая, что ему, как иностранцу, кое-что может быть непонятно в «загадочной русской душе». Часто его новая любовница способствовала принятию решений, которые шли во вред делу. Но все молчали. Большой Босс не стал бы церемониться с тем, кто обидел его избранницу. И уж этот бедолага точно попал бы в пресловутый «черный список».

— Это тебе не Россия, детка, — услышал Игорь как-то в курилке разговор двух менеджеров низшего звена по этому поводу. — Таковы их нравы.

Они были молоды и неосторожны. Вскоре один из этих менеджеров был с позором изгнан из банка. Игорь не знал, кто на него донес. Но подозревал, что это был его собеседник, причем единственно из опасения, чтобы тот не донес на него первым.

— О чем это ты? — не дождавшись ответа, спросил снова Альберт Карлович, но уже намного тише. За одну минуту он словно бы даже уменьшился в размере. Кресло, в котором он до этого с трудом умещался, вдруг стало ему слишком свободным. Он начал ерзать на нем, словно боясь соскользнуть на пол с его гладкой кожи. — Что тебе известно?

Но Игорь был уже не в силах продолжать этот разговор. Вероятно, сказывалась бессонная ночь. Он оставил поле боя, когда победа казалась уже такой близкой.

— Ничего мне не известно, — ответил он. — Вы не возражаете, если я пойду и немного поработаю для разнообразия? Большой Босс будет доволен.

Сраженный этим доводом, Альберт Карлович неохотно отпустил его.

— Иди, — произнес он, скривившись, будто глотнул хины. — Но мы еще вернемся к этому разговору. Тай и знай!

Они расстались, как русские и французские войска после Бородинской битвы. Или, как это вписано во французские исторические хроники — битвы у Москвы-реки, Bataille de la Moskova. Не было ни победителя, ни побежденного.

Выйдя из кабинета начальника, Игорь сразу же забыл об этом разговоре и о самом Альберте Карловиче. Не вернулся он и в свой кабинет. Вместо этого он спустился на первый этаж. У входа стоял все тот же охранник. Игорь остановился рядом с ним.

— Сергей, вы не знаете, где поблизости можно купить удочку?

Этот вопрос окончательно выбил охранника из колеи. Он все еще не мог забыть вопроса об оружии. По его лицу было видно, что он уже ничего не понимает и не возражал бы, чтобы Игорь провалился в тартарары, оставив его в покое раз и навсегда.

— Даже и не знаю, — наконец изрек он. — Я не рыбак.

— Спасибо за совет, — поблагодарил его Игорь рассеянно, думая о своем. — Вы правы, лучше посмотреть в интернете. Кстати, если меня будут спрашивать, то я на встрече с клиентом.

Сергей молча кивнул. В его глазах промелькнуло, что он не поверил сказанному, но он ничем не выдал этого. Выйдя из банка, Игорь достал телефон и вошел в поисковую систему. Вскоре он отыскал магазин рыболовных товаров, который оказался сравнительно неподалеку. До него можно было дойти пешком за каких-нибудь десять минут. И Игорь пошел, решив не откладывать задуманного. Впервые за свою многолетнюю работу в банке он занимался личными делами в рабочее время. Это было явное нарушение, грозившее наказанием или даже увольнением в случае, если бы о нем узнали. Но почему-то ему это было безразлично.

В магазине рыболовных товаров Игорь оказался единственным покупателем. По ту сторону прилавка стояла миловидная девушка с ярко-оранжевыми волосами, небольшим серебряным кольцом в левой ноздре и в майке, доходящей только до середины живота. В районе ее пупка была сделана татуировка. Художник изобразил дракона, казалось, с любопытством заглядывающего в ямку, в которой затаился отросток, некогда связывающий ее с лоном матери. Девушка равнодушно смотрела на Игоря, думая, что он зашел сюда случайно и сразу же выйдет. В своем строгом темном костюме и лакированных ботинках он не был похож на человека, увлекающегося ловлей рыбы. Да и вообще способного чем-либо увлечься, кроме разве сводок биржевых новостей.

Игорь растерянно огляделся. Ему не верилось, что эта легкомысленная на вид девушка может дать дельный совет в таком сугубо мужском и серьезном деле, как рыбалка.

— А есть другие консультанты? — спросил он, никого не увидев.

— Нет, и даже не предвидится, — насмешливо фыркнула девушка. — Все ушли ловить акулу.

— Акулу? — озадаченно переспросил Игорь. — Какую акулу?

— А вы что, не знаете? — удивилась девушка. Ей явно было скучно, и она обрадовалась возможности с кем-то поговорить. — В Неве возле Троицкого моста, почти в самом центре Петербурга, вчера видели акулий плавник. Просто гигантский! Об этом кричат на каждом углу. И где вы только обитаете, если не слышали?

Игорь неопределенно пожал плечами. Но девушка и не ждала ответа.

— Говорят, что за триста лет существования Петербурга такое случилось впервые, — продолжала она болтать. — Ученые просто за голову схватились, не знают, как объяснять такой феномен. Мол, пресная вода Невы губительна для акул. Они не понимают, как эта акула смогла заплыть так далеко. Один умник даже заявил, что это произошло, потому что понижается соленость воды в Финском заливе, и лет через десять-двадцать его обживут морские хищники. Вот это да! Представляете — по Неве будут плавать акулы!

Девушка смотрела на Игоря с таким видом, будто ожидала, что и он поддержит ее ликование. Но его волновало другое.

— А как вы думаете, девушка, — спросил он, — акулы опасны для русалок?

Та взглянула на него, как на сумасшедшего. Потом рассмеялась.

— А вы шутник, оказывается, — сказала она одобрительно. — Кстати, меня Инна зовут, а не девушка. Если вам это интересно, то мне нравятся мужчины с чувством юмора.

Теперь она явно поощряла его для дальнейшего знакомства, видимо, изменив свое мнение о нем. Но Игорю было не до флирта. В нем поселилась тревога за Айи.

— Про русалок я, конечно, ляпнул сдуру, — сделав над собой усилие, улыбнулся он. — Но в Неве купаются женщины. Вот вы, например. На вас может напасть эта акула?

— На меня? — с презрением произнесла Инна. У нее был вид человека, который не боится ни бога, ни черта, и с легкостью усмиряет огнедышащих драконов, отправляя их охранять свой пупок. — Она что, с ума сошла?

— Если уж этой акуле не хватило ума вернуться в Финский залив, а потом в Балтийское море, то все может быть, — задумчиво произнес Игорь. Он, по обыкновению, был логичен и последователен в своих рассуждениях. — Предположим, это сумасшедшая акула. Что тогда?

— Тогда ей одна дорога — на крючок да на солнышко, — решительно заявила Инна. — И вот что я вам скажу — этих крючков сейчас в Неве больше, чем колючек у ежа. Все наши консультанты и даже грузчики разобрали удочки и побежали ловить эту несчастную акулу. А сколько с утра было покупателей! Все хотят прославиться. Что с них взять — мужчины!

В голосе Инны появились снисходительные нотки.

— Вы говорите, что акулу можно поймать на удочку? — заинтересованно спросил Игорь. — Вот бы уж никогда не подумал! А у вас ее можно купить?

— И ты, Брут, — вздохнула Инна. — Вам-то это зачем?

— Но ведь я тоже мужчина, — улыбнулся Игорь. — И мне тоже не чуждо…

Он замялся, подыскивая слова.

— Самолюбие, — подсказала ему Инна. — Лично я называю это мужской глупостью. Ну, да ладно! Как вы собираетесь ловить эту бедняжку?

— А как можно? — робко спросил Игорь, чувствуя себя в этом деле полным профаном.

— Во-первых, можно с берега, во-вторых, с какого-нибудь судна, а в-третьих, под водой, — терпеливо перечислила она. — Вы какой способ предпочитаете?

Игорь проникся уважением к девушке. Она явно знала о рыбалке намного больше, чем он. Поэтому он спросил:

— А что вы посоветуете?

— Можно начать удить с берега, — предложила Инна. В ее взгляде появилось легкое презрение к нему. — Для такого новичка, как вы, это самое простое и доступное.

— Но, мне кажется, крупные акулы обитают только на глубине, — заметил Игорь. — А эта, вы сказали, просто гигантская.

— Какие глупости, — фыркнула девушка. Игорю показалось, что даже ее дракон, на мгновение оторвавшись от созерцания пупка, взглянул на него и презрительно усмехнулся. — Акулу любого размера можно поймать даже с берега. Здесь главное — приманка. Акулы в этом очень похожи на мужчин. Путь к их сердцу лежит через желудок. Могу посоветовать вам взять для приманки кусочки кальмаров или морских червей. Ну, или живую рыбу.

— Приманку насадить на крючок? — на всякий случай поинтересовался Игорь. Его уважение к девушке росло пропорционально получаемым от нее сведениям.

Конец ознакомительного фрагмента.