Московское сукно

Вадим Загоренко, 2022

Москва, 1784 год. Марк – амбициозный мошенник, который продает краденные вещи под видом европейских редкостей. Его дела идут хорошо, но он хочет большего. Однажды подозрительный дворянин предлагает ему обокрасть других воров и быстро разбогатеть. Василий – член воровской артели. Он начинает уставать от разбоя. Усыновивший его глава банды готовится уйти на покой и поручает ему «зачистить хвосты». Вскоре они оба окажутся втянуты в интриги, которые перевернут преступный мир Москвы. Им придется бороться не только за богатство, но и за свою свободу.

Приглашения

Через семь дней после складской работы Марк сидел за прилавком и подсчитывал плоды своих усердных трудов. На улице жаркий летний день постепенно превращался в теплый вечер. Москвичи неторопливо прогуливались, разносчики лениво расхваливали свои блины и булки, где-то вдалеке играла скрипка. Хорошо в Немецкой слободе. Не то что на выселках, где он раньше жил.

Неделя вышла неплохая. Фламандское разлетелось быстро, осталось только три бутылки. Купленные у заезжего из Рязани мастера «орлеанские» ткани хорошо шли по десять рублей за рулон.

А самое радостное — наконец нашелся покупатель на сабли, какой-то ветеран последней войны. Их пришлось немного подкрасить, чтобы они походили на «турецкую работу», но дело того стоило. За месяц выходило двести рублей чистой прибыли — хватит и на аренду, и на приятные вечера, и на новый камзол, который Марк уже давно приглядел в мастерской на Мясницкой.

Закончив пересчет, он сунул пять рублей в карман, остальное сложил в тайник под половой доской. Сладко потянувшись, он посмотрел на свое отражение в бронзовой вазе на прилавке. Выглядел он, конечно, все еще по-крестьянски. Квадратное тело, квадратное лицо, нос картошкой, непослушные русые волосы торчали во все стороны.

Но за последний год он как будто изменился — немного вытянулся, приобрел лоск. Возможно, занятие коммерцией действительно облагораживало. А может быть, все дело в бритье и хорошей одежде. Марк успел привыкнуть к атласным жилетам и дорогим рубашкам, даже подумывал о приобретении очков. Нужно же соответствовать роли.

Марк дыхнул на вазу и задумчиво протер ее рукавом. Да, дела у него шли неплохо. Но как-то скучновато. Воровство уже не вызывало былого азарта, вылазки сливались в одну нервную рутину. Мелкие продажи тоже не радовали. Хотелось чего-то большего, чего-то увлекательного, яркого.

Вот бы такая возможность на голову свалилась. Да и почему бы ей и не свалиться? Жизнь у него не самая обычная.

Он уже собирался закрываться на перерыв, когда в магазин вошла молодая пара. Стройная девушка с тонким носом была одета в ярко-голубое платье, каштановые волосы прикрывала пышная бархатная шляпка. Она кивнула продавцу и подошла к витрине с перчатками и платками. Ее сопровождающий — высокий мужчина лет тридцати в синем камзоле — отстраненно рассматривал стены.

Их одежда, обувь, запах духов, даже походка — все говорило о знатности. Дворяне в лавку заходили, но обычно они были из бедной части. Ради таких блистательных посетителей можно и задержаться.

— Здравствуйте, господин, bonjour, mademoiselle¹, — пропел Марк, настраиваясь на французский акцент. — Могу ли я чем-то услужить?

— Даже не знаю, — девушка улыбнулась. — Мсье Жефро, да?

— Вам можно просто Жан.

— А что у вас тут есть?

— Лучшие товары из Европы, для любых благородных пожеланий. Vetements, оружие, вина, украшения. Также имеем богатства Востока, турецкие, персидские. Даже из Afrique вещи есть, если пожелаете! Пробовали когда-нибудь пудру из бивня носорога?

— Нет, а что в ней особого?

— Кожа от нее сияет, к вашим яркими глазам замечательно подойдет! — Марк заговорщически подмигнул. — Скажу по секрету — супруга нашего губернатора именно такой пользуется!

— Правда? У вас покупает?

— Разумеется, больше в Москве ни у кого такого нет! Хотите, сейчас принесу?

— Может, позже. Я украшения ищу, матушке в подарок — есть что-нибудь подобное?

— Драгоценных украшений сейчас pas beaucoup, к сожалению, почти все разобрали. Но есть прекрасные серьги из бургундского золота…

— Бургундия, носороги — богато это все. Как же вы такие ценности достаете? — флегматично поинтересовался юноша.

— Во время моих долгих путешествий я познакомился со многими негоциантами… — Марк мог повторять эту речь даже во сне, так часто он ее произносил. — Теперь мы поставляем друг другу редкие вещи. Я им — русское, а они мне — иностранное…

— То есть здесь все куплено в честной торговле у настоящих купцов?

— Разумеется, monsieur.

— И все правда произведено в других странах?

— Конечно! Господин, я вижу, что вы рассматриваете сапоги. У вас разборчивый глаз! Это португальская работа, произведение знаменитого мастера Химена Лоскегварда…

— Да, сапоги хороши. Я очень похожую пару видел у друга — ему их в Подмосковье сделали.

Марк раздраженно прикусил язык. Этот франт знаток сапог, что ли?

— Может быть, они похожи, но уверяю вас, в лучшем случае вы видели умелую подделку. Работы синьора Лоскегварда к нам попадают очень редко, это одна из немногих…

— Тема, ну что ты к человеку пристал? — Девушка нахмурилась. — Видно же, он обычный честный купец.

— Это так? Вы обычный и честный? — Франт будто разочарованно вздохнул. — Мы слышали другое.

— Что же и от кого вы слышали?

— Нам о вас рассказал доктор Кляйн. Рекомендовал как очень необычного и сообразительного человека, у которого есть самые разные товары. Даже самые редкие.

Лицо у франта было красивое, но удивительно невыразительное, почти неподвижное. На нем совершенно не читались эмоции. Марку это не нравилось. Какой-то новый метод у московской полиции? Или его выследили хозяева похищенного добра?

— Господа, уверяю вас, что я честный и законопослушный предприниматель. В то же время могу с уверенностью сказать, что достану для вас все, что пожелаете, — сдержанно ответил Марк. — Только назовите ваш каприз.

Гости пристально смотрели на купца-вора. Затем девушка звонко засмеялась:

— А он хорош, ой как хорош! Не колется, но и не упускает нас. Тема, давай его позовем?

— Думаешь, стоит?

— Определенно стоит. Мсье Жан, а приходите к нам завтра на обед.

— На обед, госпожа? — оторопело переспросил Марк.

— Да, у нас небольшое благородное собрание, в очень приятной компании. Мы будем очень рады, если вы добавите заграничной культуры в ассамблею. Придете?

— Но мы ведь с вами даже не знакомы…

— Ах да, простите, я что-то о приличиях и забыла. Меня Дарья зовут, а этот мрачный стоик — Тимофей.

— Дарья… То есть госпожа, право, я польщен… — Марк был абсолютно растерян. Глубокие гипнотизирующие глаза девушки делу не помогали. — Но я, vraiment, не уверен, что смогу. У меня еще и коммерческие дела вечером…

— Не переживайте, мсье, — девушка подмигнула. — У нас на ужине тоже можно найти массу дел. Куда более прибыльных, чем ваши обычные приключения. Доктор Кляйн тоже будет. Будем ждать вас к полудню на Остоженке, там большой розовый дом — не пропустите. Если что, спросите про дом Фонтерновых, это наша фамилия. Очень ждем!

Дарья сделала символический книксен и направилась на улицу. Тимофей невыразительно кивнул, развернулся на каблуках и последовал за девушкой. Марк остался один, смущенный и немного раздраженный.

Что за номера такие? Если они не знают, чем он занимается, то откуда такие вопросы? А если знают — то почему пригласили вора на благородный ужин?

И что им такое Кляйн наговорил? Вечно этот немец что-то да придумает. Нужно разобраться.

Марк накинул плащ и вышел на улицу. Воздух пах сладко, далекой скрипке подпевали птицы. Вывеска магазина поблескивала в лучах солнца. На медной табличке филигранными буквами было написано: «Лавка мсье Жана Жефро, французского негоцианта. Заграничные одежды, вина, инструменты и прочая».

Вскоре Марк добрался до Якиманки. Район он не любил — улицы там были слишком узкие, еще и под наклоном. Дома стояли простоватые, люди жили скучные, еще и штаб полиции был неподалеку. Внимания заслуживал только храм Николая Чудотворца, который Марку нравился с детства. Здание яркое, стройное, богатое. Именно так место веры и должно выглядеть. Полюбовавшись на купола и маковки, он направился в доходный дом напротив.

В отличие от многих московских врачей, доктор Дитрих Кляйн не только часто принимал простой народ, но и многим помогал бесплатно. Делал он это не только из альтруизма — благодарные пациенты несли ему еду, одежду и прочие подарки. Чтобы потом тоже хорошо лечил.

Протолкавшись через очередь в коридоре, Марк зашел в докторскую квартиру. Внутри было неестественно чисто, не было даже следа пыли. У окна стоял мужик с опухшим носом, нервно мявший в руках шляпу. Сам Кляйн сидел за столом и вещал с видом уставшего отца, отчитывающего нерадивого ребенка. Образ усиливали пышные усы и бакенбарды, оттеняющие бледное лицо немца.

— Пей побольше, только не спиртного, лучше теплое. И бога ради, проветривай у себя. В дурном воздухе здоровья нет!

— Понял, спасибо большое, Дитрих Гунтерович, — мужик смущенно улыбнулся и вытащил из кармана сверток. — Аня моя вот вам приготовила пирожки, попотчуйтесь.

— Ага, спасибо. Иди, и скажи там, что сегодня больше не принимаю, пусть завтра заходят.

Мужик неуклюже поклонился и вышел. Кляйн устало помахал рукой и с кислой миной повертел в руках сверток с пирожками.

— Еда тут вкусная, вся, — тоскливо заявил доктор. — Но в меня уже не лезет. А они все несут и несут.

— Так ты бродягам раздавай, — ответил Марк, устраиваясь на стуле.

— Они ведь потом не отстанут, будут ломиться, попрошайничать. Ладно, через силу в себя запихну, хоть и нельзя так… Ты чего здесь?

— Знаешь, удивительное дело случилось. Ко мне тут гости пришли со всякими странными вопросами. Девушка и парень, Фонтерновыми назвались. И говорят, что ты им про меня рассказал.

— А, значит, уже добрались до тебя. — Кляйн ухмыльнулся. — Странные они, да?

— Есть такое. Особенно намеки на мои темные дела удивляют. Чего ты им разболтал?

— Мохов, ты мне таким голосом не предъявляй. Они и про мои дела знают, как выяснилось. Заходили вчера, прямо сюда, не на дом вызывали. На головную боль пожаловались. Обследую их, а они как бы невзначай намекают. Мол, так сложно нынче правильных людей найти, специалистов нигде нет. Я спрашиваю: «Каких вам специалистов?» А парень на меня смотрит и говорит: «По извлечению ценных предметов». И смотрит так, будто все про меня знает.

— И тогда ты раскололся.

— Да я отпирался как мог, но они не велись. В конце концов говорят: «Есть работа для вас, хорошо оплачиваемая. Но нужен второй человек, талантливый». Ну я тебя и порекомендовал. И еще одного парня, тоже молодец. Там и познакомитесь.

Марк устало потер виски. Какая-то дурацкая получалась история. Только ведь Кляйн был совсем не дураком и обычно глупости не делал.

Судя по отзывам пациентов, лечил он отлично. Но он был никому не известным провинциалом, богатые пациенты у него появлялись редко. Поэтому врач подрабатывал воровством.

Лихие дела давались ему хорошо. Марк работал с ним несколько раз, каждое дело проходило гладко. Редкостно хороший подельник.

— Почему меня назвал?

— Потому что ты наименее тупой из всех моих знакомых воров. Во всяком случае, я так раньше думал, теперь сомневаться начинаю. Марк, чего ты выглядишь, будто тебя ножом пырнули? Такие приглашения на дорогах не валяются, нужно идти. Сам подумай, ну что там плохое может случиться?

— Не знаю, сдадут нас.

— Да конечно, — доктор закатил глаза. — Для этого они нас домой пригласили, полиция теперь только в особняках работает. Ну головой-то подумай! Мы наконец можем в люди выйти, большими делами заняться. Не будь ослом!

— Но зачем мы им?

— А ты думаешь, что дворяне все ангелы безгрешные? Они тоже преступники, хуже нас с тобой. Нашего сукна епанча.

«Нашего сукна епанча». Так московские преступники называли тех, кто промышлял воровством. Заводских работяг, беглых крестьян, солдат, матросов и просто бродяг. Марк еще никогда не слышал, чтобы так говорили про дворян.

— Единственное отличие — работу они сами не делают, — продолжал Кляйн. — Давай, не трусь. Сходим, послушаем, если не понравятся — просто уйдем.

Марк вздохнул и поднял руки в знак капитуляции. Немец умел говорить убедительно, да и попал в точку. Мелкие аферы начинали утомлять и не всегда окупались. Марк давно думал, что пора бы ему переходить к делам покрупнее. Правда, он не думал, что все случится вот так.

Кляйн достал из свертка здоровый румяный кусок пирога, понюхал и поморщился. Задумчиво подергав усы, доктор крякнул и достал из-под стола бутылку с янтарной жидкостью:

— Давай тогда праздновать новые перспективы.

Бутылка настойки кончилась достаточно быстро и только разожгла в подельниках желание гулять. С новой легкостью и плавучестью в шагах они направились на север, к корчме «Оленьей».

Снаружи место выглядело посредственно: большая изба из темных бревен с закопченными окнами. Интерьер был ненамного лучше: шесть массивных, грубо обтесанных столов, такие же табуреты и лавки и маленькая печь в углу. Кухню от общего зала отделяла грязная занавеска, из-за которой практически всегда доносилась ругань. Единственным украшением в зале была висевшая у входа голова оленя, которая и дала заведению имя.

В корчме собирался народ низких занятий: носильщики, строители, слуги. И конечно же, воры. В Москве было много преступников, но регулярно воровством занимались только пара сотен человек. Почти все друг друга знали, компании приятелей часто собирались вместе выпить. Как в большой дружной деревне.

Тем вечером почти все места были заняты. За одним столом сидел и Корча, сосредоточенно мусоливший карты. Марк и Кляйн пробрались к стоявшему за стойкой грузному лысому мужику.

— Вечер добрый, Ярослав Семеныч. Как у вас тут?

— Ой, какие гости приятные! — радостно пробасил корчмарь. — Очень счастлив видеть. Чего изволите?

Ярослава Коробчонкова — хозяина корчмы — завсегдатаи называли Моряком. Он любил рассказывать истории о своей жизни на флоте: как служил еще у графа Орлова, как рубил турок в Чесменской бухте, как чуть не утонул в шторм и о других приключениях. Звучали рассказы неправдоподобно, но вещал он интересно.

Как именно моряк стал владельцем корчмы, никто точно не знал. Так или иначе, очарование, сообразительность и редкие, но показательные случаи жестокости помогли ему быстро занять солидное положение московских преступников. Помимо разлива пива сомнительного качества, он занимался скупкой краденого и сбором наводок на места с жирным уловом.

Марк попросил светлое и сухари с луком, Кляйн — темное и сельдь.

— Сейчас сообразим. — Корчмарь гавкнул приказ пробегавшей мимо девушке-разносчице. — Маркуша, говорят, вы с Андреем солдат бивали на той неделе?

— Так, по мелочи.

— Ну вы храбрецы! Все гудели про это, ко мне давеча даже полицмейстеры заходили, интересовались. Но я молчок, никому ничего.

— Совсем никому, совсем ничего?

— Вообще никому и ничего. Они обиделись, дубинками мне грозили, я весь изволновался…

— Ну, я благодарен. — Марк поморщился и положил на стойку рубль. Моряк выпрашивал чаевые вежливо, но настойчиво. — Какие еще новости?

— Да вот народ рассорился, сидят дуются друг на друга.

— Кто рассорился?

— Все сразу. Вон, сам посмотри!

Марк обернулся и заметил, что лихие люди в корчме разделились на две половины. Деление, кажется, произошло по географическим признакам: слева, под углом с иконами, сидели коренные московские воры, к которым относился Корча и еще пять человек. Справа, у окна, расположилась компания побольше — приезжие преступники из ближних городов и деревень. Обе группы тихо переговаривались и смотрели друг на друга с явной неприязнью.

— Что случилось-то? — спросил Кляйн.

— Да ерунда какая-то. Они уже несколько дней собачатся. — Корчмарь тяжело вздохнул. — Начали с того, что Сермяга якобы Мирослава обворовал. Потом стали говорить, что Мирослав с девчонкой Полушки блудил, а Полушка потом в морду Скорняку дал. А потом и Песковы братья разошлись, Пила взбесился… Ну и понеслось, теперь сидят вот, чуть не громить друг друга рвутся. Я уже не знаю, чего делать.

— А Иерей где?

— Пропал! Послал людей искать, думал, хоть он что-то сделает. Никто найти не может!

У преступной Москвы не было строгой иерархии, но были авторитеты. Опытные старики, наводчики и скупщики, вроде Моряка. А самым уважаемым из всех лихих людей был Иерей — настоящий ветеран, который начал работать еще при царице Елизавете, вскоре после каиновских арестов. Последние несколько лет он был неофициальным судьей, к которому прислушивалась и молодежь, и другие старики. Если его не могли найти — дело действительно плохо.

Моряк вдруг просиял и радостно хлопнул себя по лбу:

— Ребята, мысль есть! Давайте вы заявите, что всем по чарке проставите? Платить не надо, я бесплатно разолью. Может, даже по две. А вы поболтаете с остальными, повеселите.

— Зачем? — озадаченно спросил Кляйн.

— Просто красивый жест, люди порадуются, разговорятся. Может, пьяные замирятся. Ну нельзя так все оставлять, они ведь ко мне приходить перестанут. А то и драться полезут и разнесут здесь все.

— Даже не знаю. — Марк нерешительно пожал плечами. — Мы думали недолго посидеть и по домам…

— Да хватит телиться! И так еле заходите, всех друзей забыли! Вам что, жаль мне услугу сделать?!

Подельники переглянулись, молча обдумывая предложение. Первым сдался Марк:

— Ладно, открывай бочки.

Московские воры были людьми спорного качества. Профессия делала их подлыми, мелочными, недоверчивыми, а от спиртного многие становились буйными. Каждый был готов продать другого, и каждый об этом знал.

Но в редкие дни, когда они забывали о деньгах и постоянной угрозе тюрьмы, отдыхать с ними было одно удовольствие. Вечером 25 августа 1784 года случилось именно это.

Две бесплатные чарки на человека быстро сделали свое дело. Мирослава понесло рассказывать шутки. Какие-то из них даже были не слишком похабными. Сермяга оказался в чувствительном настроении и полез обниматься со всеми присутствующими. Даже Корча достал ложки и начал выстукивать быстрые мелодии.

Веселье, как заведено у отчаянных людей, было ярким и долгим.

Проснулся Марк ближе к полудню, на удобном, теплом стоге сена. Приподнявшись, он отметил, что лежит в углу небольшой конюшни. Голова болела, но не сильно, осуждающим взглядом его одарила только стоявшая рядом лошадь. Не худший исход.

Ощупав карманы, он с недовольством понял, что куда-то пропали его часы. Может, оставил в «Оленьей»? Отряхнувшись и умывшись водой из бадьи, вор-негоциант вышел наружу.

Вокруг жильцы Земляного города были заняты делами: таскали воду и дрова, громко, а местами и грубо спорили о ценах и хозяйстве, строили и ремонтировали дома. Из широко открытых окон пахло горячей едой и опилками. Сама улица была удивительно чистой: ни луж, ни мусора, ни конских яблок.

В последние годы город уверенно хорошел. Новые чиновники по большей части справлялись со своей работой, губернатор Чернышев энергично отстраивал вверенный ему город. Деревянные избы постепенно уступали место каменным домам, вместо грунта появились мощеные дороги. Москвичи привыкали к хорошему быстро и уже забыли бунты двенадцатилетней давности. В Белокаменной царил порядок.

Марк, впрочем, в этом порядке был лишней деталью. Люди вокруг него принадлежали к системе чинов и сословий, где у каждого было свое место. Каждому дозволялась своя доля: кому-то побольше, кому-то поменьше. Но каждый подчинялся правилам, взамен получая безопасность.

Воры действовали наоборот. Нарушая закон, они отказывались от своего места в системе империи. Они переставали быть привязанными к сословию или месту проживания и принимали, что в любой день их могут арестовать или убить. В обмен они получали редкую вольницу и возможность в какой-то мере вершить свою судьбу.

Марка такой расклад вполне устраивал. В системах ему всегда было тесновато.

Оказалось, что ночью он ушел от корчмы не так уж далеко. Внутри было пусто, в углах лежали осколки стекла. Моряк озабоченно возился с задвинутой в угол скамьей.

— О, живой еще! Ты смотри — ножку разнесли вчера. Ну что за люди! Я их горилкой домашней угощаю, а они вот так…

— Зато какой вечер получился. Это, Ярослав, инвестиция в довольных гостей. Слушай, а ты часы мои не видел?

— Видел, лежат у меня. Ты же их в залог оставил. Уже расплачиваться пришел?

— За что расплачиваться?

— За долг, за что еще. — Моряк нахмурился. — Только не говори мне, что ничего не помнишь.

— Так ведь… — Марк растерянно развел руками. — Какой долг?

— Карточный, Маркуша! Вы вчера карты достали, начали рубиться, меня затянули. Уж не знаю зачем, я-то шулер известный, еще и трезвый. Но ты сам настоял, а потом продул мне пятьдесят рублей.

— Сколько?!

Марк вдруг почувствовал слабость в коленях и сел на стол. Последним, что он помнил с вечера, был протягивающий ему бутылку Сермяга. Потом — темнота и тихий звон.

Моряк быстро мрачнел.

— Если сомневаешься, можешь у остальных спросить, они подтвердят.

— Вот же ты падла…

— Чего?! Сам падла! — Корчмарь раскраснелся. — Играть сначала научись! Платить когда будешь?!

— Не сейчас, у меня с собой нет…

— Жду до послезавтра. — Моряк вытащил из-за пояса длинный нож и демонстративно повертел им. — Или сам в твою лавку зайду, слышишь меня?

Марк уже выходил из корчмы, потирая внезапно разболевшуюся голову и сокрушаясь о дороговизне дружбы с низами общества.

Примечания

1

Здравствуйте, госпожа (фр.).