Обиженные на всех

Вадим Голубев

Подросли «детки» тех, кто в свое время растаскивал по кускам, распродавал Росиию, не отсанавливаясь ни перед чем, лишь бы набить карман. «Золотая молодежь» оказалась изощреннее и жестче родителей. Она тоже не останавливается перед страшными преступлениями. Ну а правоохранителям приходится разгребать то, что натворили наследники созданных отцами «имеприй». Книга написана в лучших традициях автора. В ней есть все, что должно быть в крутом детективе. Будет интересно, хотя и несколько страшновато. Книга содержит нецензурную брань.

БОЛЬНИЦА №7

ПРЕМУДРЫЙ ДОКТОР

Анатолий Викторович Мануильский полтора десятка лет трудился главным врачом больницы №7, прозванной в народе «истребительной». Массу людей за годы его руководства вывезли из клиники «вперед ногами». Лечили только тех, кто платил. На остальных не тратили силы и лекарства. В своей смерти больной всегда оказывался виноват сам. То слишком поздно обратился к врачам, запустив болезнь. То — слишком стар, и ослабленный организм не в состоянии побороть недуг. То — имел массу хронических заболеваний, сведших пациента в могилу. С годами подчиненные научились столь ловко составлять заключения и справки о смерти, что случись конфликт с родственниками очередного усопшего, никакая комиссия, никакая проверка не смогли бы установить точную причину кончины очередного несчастного или несчастной.

Сказать, что в «истребительной» совсем не лечили нельзя. Для готовых выложить за пребывание в отдельной палате со всеми удобствами десять тысяч рублей в сутки, не считая прочих «откатов», были лучшие врачи и медсестры. К ним на консультации специально привозили академиков и членов-корреспондентов Академии медицинских наук. Для них работал отдельный пищеблок, где можно было заказать уху из осетрины, сваренной в шампанском, прочие кулинарные изыски. Не смотря на строгий запрет Минздрава, в таких палатах разрешалось даже курить. Поэтому состоятельные люди, занедужив, рвались на лечение в больницу №7. Ну а молва о Мануильском как о талантливом организаторе лечебного процесса растекалась по всей России. На самого же Анатолия Викторовича сыпались награды, ученые и почетные звания. Он даже готовился стать избранным в членкоры Академии на ближайшей сессии.

Также имелись в лечебнице палаты проще — за три тысячи рублей в сутки. В них лежали по три человека. Кормили их с общей кухни. Внимание было куда слабее, нежели в хоромах для богатых. Правда, «закрывали глаза» на курение в санузле — закутке с унитазом, раковиной и душем.

Простой народ ютился в палатах на восемь-двенадцать коек с раковиной. Бежать же «по нужде» приходилось в общие туалеты в коридорах. «Застуканных» в них курильщиков беспощадно выписывали из клиники. Люди лежали в духоте и скученности в условиях формальных обходов лечащих врачей и еще более формальных обходов заведующих отделениями. Кому-то давали общеукрепляющие средства, далеко не лучшие отечественные лекарства подешевле. Нередко кто-то из стариков, помнивших творчество Владимира Высоцкого, напевал слова его песни:

— Умер мой сосед, что справа, тот, что слева — еще нет.

Принимали на лечение «непрофильных», онкологических больных. Семьи этих несчастных, измотанные страданиями обреченных людей, собирали деньги, давали взятки медикам, чтобы хоть ненадолго отдохнуть от моральных и физических страданий, связанных с уходом безнадежно больных близких. Их держали в больнице №7 до поры, до времени. Врачи опытным глазом определяли, когда у несчастных кончатся деньги. Тогда заведующий отделением говорил:

— Завтра на выписку! Полечитесь, голубчик, амбулаторно! Походите в вашу поликлинику по месту жительства. А там денежки подкопите и снова — добро пожаловать!

Какие визиты в поликлинику, когда больной был не состоянии дойти даже до туалета? Кто-то, все же, через какое-то время возвращался. Большинство догорало дома.

Анатолия Викторовича это не беспокоило. Что ему сделают за «старло» — пенсионеров, тупорылых работяг или маргиналов-безработных? Зато за «сильных мира сего» можно было ответить. Не только должностью — собственной жизнью! Вот и старался ради них Мануильский с подчиненными. Как идет лечение того или иного «бугра» ему докладывали не единожды в день. Зато лекарства больница имела самые лучшие. Давали не только для богатых — для всех. Только не до всех они доходили. «Излишки» главврач сбывал в частные аптеки, имея хорошие доходы. Там же приобретал дешёвку для бедных. Снова умелые подручные ловко составляли документацию, в соответствии с которой дорогущие медикаменты получали все больные.

Дисциплину главврач поддерживал жесткую. Нет, не в отношении лечения пациентов. В отношении оплаты за очередное повышение по службе. Платить были обязаны все. Не важно, считался ли другом медик, получивший очередную категорию или назначенный заведующим отделением, а то и заместителем главного врача. На все существовала четкая такса. Лишь временами Анатолий Викторович делал «скидки». Однако «добирал» услугами. При этом слово старшего по должности было законом. Если кто-нибудь пытался высказать свое мнение, мгновенно вылетал из больницы. Даже своему сыну Мануильский не делал скидок. Наоборот, передал его на «учебу» одному из наиболее талантливых хирургов, но чрезвычайно жесткому Саше Коновалову. Александр Иванович был человеком настроения. Когда оно имелось, вытаскивал с того света, казалось бы, самых безнадежных пациентов, при этом зачастую голь перекатную. Когда не имелось — равнодушно взирал, как умирает его подопечный. Правда, для богатых людей настроение имелось всегда. Они совали ему в карман огромные деньги, минуя главврача. Тот не спешил предлагать Коновалову высокие, по больничным меркам, должности. Дотянул до звания врача высшей категории, дал достойную зарплату — дальше крутись сам. Опасался, что с годами Саша может превратиться в конкурента. Отстёгивать с «премиальных», однако, заставил.

Так, и текла жизнь в накоплении богатств, обустройстве дорогих квартир, оставленных позже детям. В покупке загородного дома в фешенебельном дачевладении «Версаль». В приобретении должностей, и ученых званий: кандидата, после — доктора медицинских наук, почетных званий, например заслуженного врача Российской Федерации. В интригах за награждение орденами «Дружбы», «Почета», «За заслуги перед Отечеством». Везде тоже приходилось давать — ведь тем, от кого все это зависело, тоже жить надо, тоже надо кормить семьи. Притом икрой, желательно, черной. Словом, оглянуться не успел, а сын уже взрослый. Присматривается к медсестричкам, да молодым врачихам. Не заметил, как его Галя из огневой дивчины превратилась в величавую даму. Правда, последнее время все чаще устающую от секса, все чаще старающуюся от него уклониться. Что делать? Возраст! Но Мануильский не тужил. Любая из подчиненных была к его услугам в любое время. При этом все прекрасно знали: понадобится повышение по службе, все равно придется платить. Иначе можно вылететь в районную поликлинику, где вместо конвертов с «гонорарами» дешевенькие шоколадки от стариков-пенсионеров, да хамство от молодежи.

— Не я ввел платежи, не мне их отменять, — любил говаривать Анатолий Викторович. — Я, пока стал главным врачом, бешеные деньги выложил!

Работать Галя не хотела. Вовремя успела оформить пенсию до повышения пенсионного возраста. Болталась на даче. Однако резиденция в «Версале» — совсем другое, нежели «шесть соток» в дачном кооперативе типа «Печатник», где публика с возрастом опускается все ниже и ниже. В «Версале» надо соответствовать. Дубленка белая, дубленка «кофе с молоком», дубленка зеленая, под цвет глаз, норковая шуба, соболиная шуба. Пожелала Галя и «шубейку» из горностая. Большие деньги даже для Анатолия Викторовича. А здесь — симпозиум в Риме не за горами. Надо приехать за пару дней до его начала, сшить «приличный костюм» тысяч за пятьдесят евро.

С этими мыслями Мануильский возвращался домой после трудового дня. Из леса, сквозь который проходило шоссе, потянуло дымом.

— Опять туристы костры жгут, — недовольно пробормотал главврач. — Куда только охрана природы смотрит?

— Они, Анатолий Викторович, еще и дизельного топлива для розжига добавили, — потянул носом водитель-охранник Кеша. — Последние дни дожди залили…

— Сегодня же переговорю с кем-то из наших, версальских, властей, чтобы лесников с полицией подключили. Эти дожди последние. Дальше обещают три недели жары. Не дай Бог, запылает лес! Лес-то государственный, Бог с ним! Но если огонь до «Версаля» доберется — мало не покажется!

Вот и въезд в элитный поселок. Охранник, взявший «под козырек», утопавшие в зелени вековых деревьев улицы, крыши хором за высоченными заборами.

— Галя, Рузанна! Я — дома! — вошел в огромный холл с фонтаном Мануильский. — Что вкусненького приготовили? Очень проголодался!

— Рузанне, Анатолий Викторович, вы сегодня выходной дали, — напомнил Кеша. — Она вчера, в воскресенье, по дому работала. Вы тогда гостей принимали… Я поехал? Завтра, как всегда?

— Подожди! — почувствовал что-то недоброе главврач. — Пойдем со мной!

На кухне медик наткнулся на бездыханное тело жены. Руки и ноги Галины были связаны бельевой веревкой и поясом от ее же халата. Вместо лица — сплошное кровавое месиво.

— Мертва, — определил Мануильский, коснувшись шеи супруги.

За три десятка лет работы он видел уйму покойников — убитых или скончавшихся от травм, не говоря уже об угробленных его подчиненными. Ни чувства глубокой утраты, ни жалости вообще Анатолий Викторович не испытывал. С годами страсти угасли, а отношения пары стали больше похожи на отношения хороших соседей.

— Сейф! — хлопнул себя по лбу главврач, — сделал шаг в свою спальню.

— Стоять! — вдруг бесцеремонно удержал его за руку Кеша. — Извините, Анатолий Викторович, но ходить сейчас по дому не надо! Ментов вызывать будем! Может, они какие-нибудь отпечатки пальцев найдут, другие следы преступления.

— Ничего себе, началась неделя! — выдохнул медик.

ЧЕРНЫЙ ПОНЕДЕЛЬНИК

— Родичев, Хомутов, Петров — на выезд! — вошел в кабинет оперативной группы начальник «убойного отдела» Главного управления внутренних дел по Большому городу, подполковник Алексей Александрович Розанов. — Убийство в элитном загородном комплексе «Версаль»…

— Дачевладение «Версаль», насколько мне известно, находится на территории области, — недовольно проворчал старший опергруппы, майор Иван Васильевич Родичев.

— А, насколько мне известно, в областном управлении полно высококвалифицированных специалистов, — в тон ему вставил старший оперуполномоченный, капитан Юрий Владимирович Хомутов.

Оперуполномоченный Сергей Борисович Петров предпочел промолчать.

— Отстали, господа-офицеры, от жизни, — ответил подполковник. — Уже неделю, как территория «Версаля» включена в состав Большого города. Пока ее передали в ведение сопредельного муниципального отдела внутренних дел. Хотя обитатели этого комплекса сразу же поставили вопрос о создании на его территории собственного ОВД.

— Ничего себе! — все-таки встрял Петров. — Мало того, что все сразу же стали горожанами, еще и ОВД им вынь-положь! Зачем им в город? Жили бы себе на лоне природы, дышали чистым воздухом, гуляли по лесам…

— В Большом городе пенсии куда выше, чем в области. Масса еще всяких привилегий и преференций, — разъяснил начальник.

— Там один богаче другого! Зачем им пенсии с преференциями? — не унялся лейтенант.

— Как правило, чем человек богаче, тем он жаднее. Тем больше любит халяву, — усмехнулся Розанов.

— Может быть, сопредельному ОВД удобнее заняться «убоем»? — попытался гнуть свою линию Иван Васильевич.

— Объясняю для непонятливых, — как всегда в таких случаях рубанул подполковник. — Убийство совершено с особой жесткостью — наша компетенция. Потерпевшая — Мануильская Галина Васильевна — жена главного врача больницы номер семь.

— «Истребительная»! — вздохнул Родичев. — Отца моего там врачи убили… Мама, перед смертью, сказала, что отдала медикам все деньги, какие были в доме, все равно не лечили. Соседи по палате это подтвердили. Попытался добиться возбуждения уголовного дела — отказали. А меня — тогда молодого оперка — вызвал начальник ОВД и сказал: «Батю твоего все равно не вернуть. Заключение о смерти, все экспертизы проведены так, что „комар носа не подточит“. За Мануильским стоят очень высокие персоны. Будем дергаться — ни тебе, ни мне голов не сносить. Ну, меня-то на пенсию выпрут, а тебе куда деваться? На рынке тележки катать или в охранники супермаркета идти. Если тебя самого не посадят. О себе не думаешь — подумай о семье»!

— Продолжаю! — выждав, пока Иван выговорится, сказал Розанов. — Потерпевшая — заслуженный врач Российской Федерации, кавалер ордена «Дружбы». Снова — наша компетенция. К тому же, Большому начальнику уже пошли звонки с «самого верха». Именно, чтобы мы занимались, именно, чтобы твоя группа, Иван Васильевич, вела это дело. Судмедэксперты и криминалисты уже выехали. По коням!

На месте убийства судмедэксперт Трофимыч уже сидел на раскладном стульчике рядом с погибшей. Он констатировал, что у несчастной сломана челюсть и два ребра, повреждены внутренние органы, сломаны коленные чашечки, раздроблены пальцы рук и ног.

— Смерть наступила от болевого шока. Все травмы совместимы с жизнью, — констатировал эксперт.

Пока криминалисты собирали отпечатки пальцев, Хомутов с Петровым прошлись по периметру ограды. В паре мест отсутствовали камеры видеонаблюдения. Именно там, судя по грязи от ботинок и клочку черной ткани, в имение Мануильских проникли злоумышленники.

Тем временем, опера сопредельного ОВД, подобно волкам, окружившим добычу, расселись за круглым столом в гостиной, взяв полукруг хозяина дома.

— Скажите, гражданин Мануильский, какие отношения у вас были с потерпевшей в последнее время? — спросил один из них, с трудом скрывая «классовую ненависть» к богатым.

— Как у всякой немолодой супружеской пары. Разумеется, с годами теряется страсть, но остаются уважение, ответственность за детей. А мы их воспитали достойными членами общества! Остается поддержка друг друга во всех делах и начинаниях. Галя более тридцати лет проработала в медицине… Вы полагаете, что это я ее убил?! — вскинулся доктор. — Я сегодня весь день провел на службе, не выходя из клиники. Имеется множество свидетелей!

— Вот-вот: множество свидетелей — стопроцентное алиби! Разумеется, сами вы не убивали. За вас это сделал наемный убийца или наемные убийцы, — парировал другой сыщик.

— Нас ограбили! Я надиктовал список похищенного…

— «Похищенное» — плата наймитам за совершенное злодеяние, — вставил третий — самый старший по возрасту.

— Как вы разговариваете?! Я буду отвечать на вопросы только в присутствии своего адвоката — Рукосуйского!

— Нам по барабану: Рукосуйского или Х… есуйского! — хохотнули менты.

— Свободны, товарищи офицеры! — вошел в гостиную Розанов. — Дело переходит в «убойный отдел» главка. — Имеющиеся материалы передайте моим подчиненным! А перед доктором, если успели ему нахамить, потрудитесь извиниться!

— Извиняйте, док! Служба такая! Обязаны всех подозревать, — погасили наглые улыбочки опера

— Если бы вы знали: каких людей я лечу! Я этого так не оставлю! — побагровел Мануильский.

— Если бы у бабушки были яйца, то она была бы не бабушкой, а дедушкой! — еще раз хохотнули обнаглевшие менты, выходя из гостиной.

— Начальник «убойного отдела» Главного управления внутренних дел по Большому городу, подполковник Розанов, — представился Алексей. — Обещаю разобраться с этими сотрудниками и привлечь их к ответственности. Но сейчас, Анатолий Викторович, разговор не о них, а о вас. Прошу составить список лиц, с которыми у вас были серьезные конфликты. Всех, кто желал вашей смерти. Я имею в виду подчиненных, бывших подчиненных, людей из вашей сферы, пациентов, родственников пациентов, умерших во вверенной вам клинике. Я не имею в виду тех, кого вы привлекли к дисциплинарной ответственности, депремировали. За это не «заказывают». В случае с Галиной Васильевной орудовали профессионалы…

— Предположим, я кому-то перешел дорогу, но Галя здесь причем?

— В моей практике были случаи, когда сначала убивали самого дорого человека для объекта преступления, а затем его самого. Если до этого не удавалось изобличить злоумышленников и «заказчиков» противоправных деяний.

— У подчиненных и бывших подчиненных не те средства, чтобы нанять киллеров. Правда, есть у меня недоброжелатель — Теймураз Георгиевич Гогаберидзе. Мы одно время работали заместителями главного врача больницы №7. Очень хотел Теймураз стать главным врачом. Не повезло. Смертность в курируемых им отделениях была высокой. Не лечили там больных! Когда должность главврача стала вакантной, выбор пал на меня. Тимурчик тогда обиделся. Демонстративно ушел в муниципальную поликлинику. Однако не абы кем, а главврачом. По сей день, когда встречаемся на различных мероприятиях Минздрава, даже не здоровается. Еще был конфликт с бизнесменом Максимом Романовичем Подрезковым. Мы его жену приняли на последней стадии онкологии. Как человеку объяснили, что дни несчастной сочтены, и берем ее, лишь чтобы облегчить страдания. Сильно он почему-то обиделся. Кучу жалоб его адвокаты написали на больницу. Походили комиссии, потрепали нам нервы. Толку чуть! Рак — он и в Африке — рак!

— А еще?

— Больше не припомню. Я профессионально выполняю свою работу! Ко мне в клинику со всей страны больные стремятся попасть!

— Благодарю за помощь! Если, что-нибудь вспомните, — вот моя визитная карточка! Звоните! Я бы вам советовал какое-то время пожить в другом месте.

— Уже договорился с дочкой. Она сразу примчалась.

— В курсе. Сейчас дает свидетельские показания.

— Ее-то, зачем втягивать?

— Для нас, чем больше свидетелей — тем лучше!

На совещании в отделе Розанов спросил: какие рабочие версии?

— Первая — самое элементарное ограбление, — ответил Родичев.

— Правильно, Иван Васильевич! Эту версию никак нельзя отметать, — поддержал начальник. — В последнее время участились налеты на дачи. Месяц назад убиты в своем загородном доме генерал-майор в отставке, столетний Гончаренко, его жена и сын. Преступники похитили парадный мундир потерпевшего. А там такие уникальные для России награды, как орден Почетного легиона, французский Боевой крест. Гончаренко попал в плен во Время Великой Отечественной войны. Оказавшись на территории Франции, бежал. Сражался в рядах французских партизан. После войны советских орденов «полную грудь» заработал. Но тех отморозков поймали. Они награды потерпевшего в ломбард потащили. Есть еще пара случаев нападений на дачников.

— Не надо бы к ним нас подтасовывать, — насупился Иван Васильевич.

— Этим сейчас занимается областная полиция. В нашем случае «убой» совершен профессионалами. Кстати, вполне возможно, что какой-то сотрудник спецслужб, потеряв место, мог опуститься, забомжевать, начать промышлять по дачам… У вас, что, Хомутов и Петров?

— Действительно, налет совершили профессионалы, — начал Юрий. — Преступники нашли место, где в ограде отсутствуют камеры видеонаблюдения. Проникли на территорию «Версаля» незамеченными. Мы «тряхнули» охранников. Те сообщили, что частное охранное предприятие сэкономило на средствах скрытого слежения. Начальство так и заявило: «Доктора „разбомбят“, за него никто не вступится, а за богатых или „крутых“ нам головы отвинтят». Отмечу, что рядом с дачами академика Комаровского и проректора университета Хлебникова тоже нет камер. Муж потерпевшей мог иметь врагов, желавших сначала погубить супругу, а потом его самого.

— Правильно рассуждаешь, Юра, — кивнул подполковник. — Я уже запросил от Мануильского список таких лиц.

— Доктор — мужчина в соку. Могла любовница «заказать» потерпевшую, чтобы освободить для себя место, — высказался Петров.

— Не отрицаю, что у Мануильского могли быть отношения с подчиненными женского пола. Только нет у них денег на киллера. Доходы не те! — усмехнулся Розанов.

— А если любовница состоятельная? — упорствовал лейтенант.

— Вот, ты, Сергей Борисович, и проверишь наличие таких любовниц. В свободное от остальных заданий время, — хохотнул начальник.

— И, наконец, товарищ подполковник, народ именует больницу «истребительной», — снова взял слово Родичев. — Вполне могла свести счеты родня убиенных там пациентов. Я не о «простяках». О них в этом заведении давно ноги вытирают. А вот кто-то из богатых запросто мог «заказать». Чтобы напакостить самому Мануильскому.

— Имеется даже подозреваемый, — ответил начальник. — И еще, господа-офицеры, проверить надо самого доктора. Эту версию выдвинули оперы «с земли». Сразу стали прессовать дока. Но, поскольку такие вопросы «с кондачка не решаются», пришлось их поправить и заставить извиниться. Готовьте план оперативно-розыскных мероприятий и приступайте к его выполнению!

ОТЕЦ И ДЕТИ

Начали с Подрезкова. Хомутов с Петровым заехали в его фирму. Там сказали, что Максим Романович отошел от дел. Передал компанию детям, а сам ушел в монастырь. Искать его надо в Преображенской обители, спросить послушника Паисия.

В монастырь сыщиков долго не хотели пускать. Наконец, проводили к настоятелю. Тот велел привести брата Паисия. Явился некогда статный мужчина с ранней сединой. Игумен оставил оперов с послушником в своем кабинете.

— А нам сказали, батюшка, что все разговоры с мирянами монахи ведут в вашем присутствии, — удивился дотошный Петров.

— Видишь ли, чадо, брат Паисий — человек высокой духовной жизни. Он являет пример выполнения заповедей Христовых всем окружающим. Поэтому для него делается исключение. Если чем-то прогневал Бога, расскажет на исповеди.

— Итак, Максим Романович… — начал Хомутов.

— Зовите меня просто: брат Паисий. Мое мирское имя, кем был, и чем занимался, осталось за вратами обители. После смерти моей жены — Людочки, понял, что деньги, власть, положение в обществе, роскошь в быту — все суета сует. Главное — отринуть мирское, и как учил Господь: взять свой крест и следовать за ним. Поэтому я оставил фирму, ее заводы, научную часть, сбытовую систему детям. Достаточно средств им оставил. Достойно пожертвовал Русской православной церкви и Преображенскому монастырю. Должен сказать, что дети мне этого по сей день простить не могут. Сами меня не посещают и сотрудникам запретили под страхом увольнения. Это даже к лучшему — помогает полностью порвать все связи с миром. Что привело вас ко мне?

— Нам известно, брат Паисий, что ваша супруга скончалась в больнице №7. Как ее лечили, и какие отношения сложились после ее смерти с главным врачом клиники — Мануильским?

— Людочка попала туда с четвертой степенью рака. Ни один онкологический центр ее не принимал. Мануильский заверил, что у него лучшие препараты, лучшие врачи, новейшие медицинские технологии. Обещал поставить Людочку на ноги, если не за три месяца, то за полгода — точно! А ей реально оставалось жить месяц-полтора. Я не только оплатил дорогущее лечение, но пожертвовал на развитие больницы некое количество миллионов. Оказалось, что меня «развели» как последнего лоха! Прости, Господи, за скверные словечки! Я тогда был убит горем. Вопреки своим правилам, не очень вчитывался в документы. Позже из них выяснилось, что никто не дает никаких гарантий, никто ни за что не отвечает. Людочку же госпитализируют, лишь чтобы облегчить ее предсмертные страдания. Что касается немереных средств, вложенных в развитие клиники, Мануильсикй заявил на одном из судебных заседаний: «Никто не заставлял вас жертвовать деньги! Вы сделали это добровольно»! Все проверки, все суды оказались на стороне Мануильского, хотя в его действиях явно прослеживается статья 159 Уголовного кодекса — мошенничество. Ну, а мне был урок — простить его надо по-христиански и заняться служением Богу.

— Простили? — поинтересовался Петров.

— В том-то и беда, что не простил! На всех исповедях молю Господа о прощении за этот грех, а сам простить не могу!

— Жена Мануильского найдена в ее загородном доме жестоко убитой, — сказал Хомутов.

— Нет у меня денег, чтобы ее «заказать»! Рясу, подрясник, белье обувь — все обитель дает. Кормит-поит бесплатно. Не нужны мне деньги. Детям тоже «заказывать» ни к чему. До смерти Людочки они у меня в фирме на вторых-третьих ролях трудились. Теперь — полноправные собственники. А Мануильского теперь прощу! Бог его страшнее, чем меня наказал! Во искупление гибели Людочки забрал его жену.

— Юра, ты деду веришь? — осведомился Петров, заводя мотор.

— Представь себе, верю! Во-первых, «заказывать» не на что. Во-вторых, раскаялся Подрезков в своих грехах, а их у него хватает. Было еще при коммунистах всесоюзное промышленное объединение «Союзацетат». С развалом Советского Союза начальник объединения, его главный инженер и зам по коммерции раздробили контору на три части, и, пользуясь служебным положением, приватизировали их за три копейки. Зато потом собственность «отжали» у них самих. Даже застрелили сына главного инженера на глазах у родителя, чтобы тот стал сговорчивым. Через какое-то, очень небольшое время Подрезков вновь соединил эти части в единое целое. Стал качать многомиллионные прибыли в долларах. Так, что есть ему, в чем каяться! А с детьми надо потолковать. Хотя бы для того, чтобы полностью отработать версию с Подрезковыми. В элитный комплекс «Царское село» поедем! Там Подрезков еще в «лихие девяностые» купил дачу у народного артиста СССР.

В «Царском селе» охранники растолковали, как найти дачевладение Подрезковых.

— Чё надо? — спросили наглым, разухабистым голосом, когда оперы нажали на кнопку домофона.

— Полиция! Капитан Хомутов и лейтенант Петров. Нам надо переговорить с Подрезковыми Максимом Максимовичем и Ольгой Максимовной.

— Пусть менты повесткой вызывают! — вклинился еще более наглый голос. — Пошли их на х…р! На х…р!

— Слышали, менты, куда вас велено послать? — хрюкнул охранник.

— Мы можем вызвать твоих хозяев повесткой, но тогда им придется явиться в качестве подозреваемых в заказном убийстве, — парировал Юрий.

— Пусти! — приказал Подрезков-младший.

К калитке подошел дворецкий. Проводил к бассейну, где плескались брат и сестра — самодовольные, отъевшиеся люди.

— Неплохой особняк! — повел головой по сторонам Хомутов.

— Еще старый ушлёпок строил. В свое время был вершиной архитектурной мысли. Нынче морально устарел. Мы, когда отобьем деньги, что ушлёпок пожертвовал церковникам, эти хоромы снесем и построим что-то более продвинутое, — пояснил сынок.

— Кто такой «старый ушлёпок»? — поинтересовался Петров.

— Батя наш — Максим Романович Подрезков, — поморщился Максим Максимович. — Такие деньжища бородатым дармоедам отдал!

— Вы в обиде не остались, как мне ваш отец рассказал, — вставил Хомутов. — Дело такое: зверски убита жена главврача больницы №7…

— Передавали в новостях! Мы-то каким боком к этой кикиморе? — вылезла из бассейна полноватая, наглая девица.

— «Таким боком», что ваша мать умерла в этой клинике, — ответил капитан. — Ваш отец показал, что руководство больницы поступило с ним мошенническим образом. Выманило крупную сумму денег.

— Маму не вернешь, — на миг превратилось из свиного в человеческое лицо Ольги Максимовны. — «Заказали» бы, а дальше что? Сели бы! Пока сидели, всю нашу собственность «отжали» бы. Те же чинуши из мэрии!

— Нам же лучше стало! — встрял братец. — Теперь мы — полноправные собственники. Менеджмент пашет, а мы у бассейна нежимся. Живем в свое удовольствие! При ушлёпке же будьте любезны сидите в офисе от звонка до звонка! Жалко одно: старый черт такие деньжища церковникам отмусолил! Мы бы нашли, куда их деть. А маму действительно не вернуть! Нет нам резона «заказывать» Особенно бабку — жену Мануильского! Уж если «заказывать», то его самого! Но тут сам Бог козлину наказал!

Поняв, что большей информации не получить, сыщики откланялись.

— Ну, как? — повернул голову Петров к сидевшему рдом Юрию.

— Думаю, «не при делах». Однако проверить трансакции с их банковских счетов, электронных кошельков придется.

— Сделаем. Бумага нужна за подписью Розанова в экономическое управление. Посижу у них до конца рабочего дня и завтра. Как получится. Если не будет новых заданий.

ТОРЖЕСТВО СПРАВЕДЛИВОСТИ

Конец рабочего дня и начало следующего Петров провел в экономическом управлении. Фирма платила поставщикам товаров и услуг. Ее владельцы переводили деньги с банковских счетов и электронных кошельков за предметы роскоши и деликатесы из дорогущих бутиков и продовольственных магазинов. Каких-либо переводов на личные или «левые» банковские счета установлено не было.

— Одна версия отработана. Беремся за Гогаберидзе, — доложил на оперативном совещании старший группы Родичев.

Хомутов с Петровым сгоняли в спальный район Паскудниково. К их удивлению на двери кабинета главврача поликлиники красовалась табличка: «Сосунков Николай Иванович». На вопрос: «Где Гогаберидзе?» простецкий с виду русский мужичок удивился:

— Ну, вы даете, господа-офицеры! То, что вы мне должны рассказывать по долгу службы, рассказываю вам я! Посадили Теймураза Георгиевича. За взятки, злоупотребление служебным положением, превышение должностных полномочий, мошенничество. Жалоб от пациентов и родни умерших от неправильного лечения было огромное количество. Пока должность Тимурчика не понадобилась кому-то из родни руководства Минздрава, отделывались формальными отписками. Когда понадобилась — дали жалобам ход, возбудили уголовное дело. Забрали Тимурчика прямо из этого кабинета. Свои же — грузины — подставили. Принесли пакет с мечеными банкнотами, попросили пересчитать. Пересчитал, оставил отпечатки пальцев на ассигнациях. Тут-то вломились полицейские. Как говорится: «Взяли с поличным». Ну а Гогаберидзе повесился в следственном изоляторе. Не знаю, с его подачи или нет, крепко прошерстили Минздрав. Выявили целую мафию. Блатной место Тимурчика не занял. Мне с плодами его деятельности приходится разбираться. Неужели вы не в курсе?

— Мы из другого подразделения. До нашего сведения далеко не все доводят. Спасибо за помощь! — встали со стульев сыщики.

— Слушай, Юра! Почему нам Мануильский об этом не рассказал? — уже в машине спросил Петров.

— Всего не упомнишь. А тут еще такой удар, как зверское убийство жены. Кроме того, он, как и мы, мог не знать. Не исключено, что его самого хотели к этому делу «подшить». Ваня Родичев неоднократно говорил, что гробят там простых людей.

— Слышал, — вздохнул Сергей.

Доложили Ивану. Тот уведомил подчиненных, что составил список богатых и очень богатых людей, умерших в больнице №7. Таких набралось шесть человек. Все были глубокими старцами, в свое время за бесценок прибравшими к рукам заводы, фабрики, банки, средства массовой информации. Наследники с нетерпением ждали пока папы и дедушки отойдут в «мир иной». Никто из них жалоб не подавал, «прав не качал». Лихо помянули, воздвигли на могилах памятники, соответствующие положению усопших в обществе, и забыли про старло.

— Теперь займемся дамочками Мануильского. Особенно ты, Сергей, поисками богатой любовницы, — усмехнулся Родичев. — Версия ограбления поручена коллегам из местного ОВД — «с земли». Имеется решение высшего руководства. Они своих подопечных, склонных к совершению подобных убийств или некогда совершивших их, знают лучше нас. Бомжей, прочих маргиналов, обретающихся на их территории, тоже знают лучше нас. Для начала потолкуйте с доктором Вайсманом Моисеем Давидовичем. Он одно время был нашим осведомителем в больнице №7. Работал на коллег из управления по борьбе с экономическими преступлениями. Мануильский либо знал, либо догадывался об этом. Как стал главврачом, сразу Вайсмана выпер.

— Вайсман и еще не в Израиле? — удивился Петров.

— Кому там нужны наши специалисты? Там ему «красная цена» — мытье туалетов в больницах. А здесь трудится врачом общей практики в городской психушке. Высшая категория, работа «не бей лежачего». Какие-то знакомства в больнице №7 у него остались. Может, что-то подсказать, вывести на нужных людей.

По знойному городу со скукожившейся от жары листвой пролетели к психиатрической клинике — старинному зданию и пристроенной к нему в советское время многоэтажке. С помощью охранника отыскали кабинет Моисея Давидовича.

— Наслышаны, наслышаны: какая неприятность вышла у Мануильского. Газеты читаем, телевизор смотрим, радио слушаем, — с издевкой сказал плутоватый доктор. — Надеюсь, меня не подозреваете?

— Наоборот, — ответил Юрий. — Хотим получить от вас какую-либо информацию. Например, о любовных связях главврача.

— Я там давно не работаю. Многого не знаю. Обратитесь к санитарке бабе Дине. В прошлом, Диана Федоровна Простякова. Она служила старшей медсестрой больницы №7. Была влюблена в Мануильского. Помогла получить должность главного врача. Ну а он за все хорошее опустил ее до старшей медсестры отделения, потом до рядовой медсестры, потом до санитарки. Моет палаты, выносит «утки» за больными. А некогда была огневая женщина, красотка, «кровь с молоком»! Сейчас страдает алкоголизмом. Временами попадает к нам. Помогаем, поддерживаем. Увы, женский алкоголизм не излечим! Недавно лежала у нас. Сейчас вполне адекватна. Даст самую исчерпывающую информацию. Скажите, что от меня. Работает в первом терапевтическом отделении. Сейчас свяжусь со старинным приятелем, бывшим коллегой, поднял трубку медик. — Арончик! Привет, я по делу. Баба Дина сегодня работает? Заступила на сутки? Сейчас пришлю к тебе двух офицеров полиции. Состыкуй их с Диной! Проследи, чтобы не выпила! Цель их визита — не телефонный разговор. Кстати, господа-офицеры, баба Дина может запросить пять тысяч за информацию. Будет достаточно двух.

— Дает алкашка! — возмутился Петров.

— Она, как больной человек, имеет право не только отказаться от общения с вами, но даже от дачи показаний под протокол. Если ко мне нет больше вопросов — желаю успехов, господа!

Вновь знойный город. Затем больница с советскими орденами Трудового Красного Знамени и «Знак Почета» на вывеске. Мемориальные доски в память о трех членах-корреспондентах Академии медицинских наук, трудившихся здесь еще в коммунистические времена на центральном входе. Арончик — сорокалетний еврей проводил оперов в место для курения, где отдыхала с сигаретой в зубах после мытья полов баба Дина — старушка с опухшим от пьянства лицом, высохшими, но жилистыми руками и ногами. Как предполагал Вайсман, запросила за разговор пять тысяч. Хомутов вытащил из кошелька пару тысяч и сказал, что больше нет. Даже показал санитарке портмоне. Там действительно больше ничего не было, поскольку Юрий расплачивался через электронный кошелек. Санитарка выложила всю подноготную. Оказалось, что Мануильский занимается сексом со всеми красивыми медичками не трогает только страшненьких.

— Да он — эстет! — вырвалось у Петрова.

— Страшненькие приходят по блату. Он им — молодым сикухам, которые еще никто и звать никак, сразу первую категорию дает…

— Вроде бы, этот вопрос решает квалификационная комиссия, — усомнился Хомутов.

— Эх, милок! Комиссия сделает так, как прикажет Анатолий Викторович. Поди, его ослушайся! В миг с работы вылетишь! Как Валюха Рязанцева. Она мое место заняла в койке у Мануильского. С ее подачи меня опускали все ниже и ниже. Когда Викторович ее от своей персоны отодвинул, стала писать кляузы о непорядках в больнице. Вычислили, саму — дуру посадили. Она спирт воровала и продавала в кабаки. Там им разводили дорогущее бухло: коньяки, виски всякие… Большой навар имели. Валюха даже медсестер заставлял протирать места инъекций не спиртом, а водой! Недавно вышла, в воблу сушеную превратилась.

— Она могла желать смерти Мануильскому? — уточнил Юрий.

— Желать-то может и могла. Да, что с того? Все ее вклады, квартиру, машину обратили в доход государству в качестве компенсации материального ущерба. Сейчас вбилась фельдшером на «скорую помощь». Не те деньги, чтобы киллеров нанять. Да и сама сказала при встрече, что хотя сидела хорошо, работала по специальности, но снова попасть «на зону» не хочет и никому не желает.

— Вы с ней помирились? — удивленно спросил Петров.

— Мы с ней теперь, милок, вроде как жертвы Анатолия Викторовича. Ближе всех к Мануильскому могу подойти только я. Ткнуть ножичком, благо знаю куда. А дальше, что? Дурка, где я без бухла загнусь! Под тем, что наговорила, подписываться не буду!

— А нам и не надо! — успокоил Хомутов. — Благодарим за помощь!

Вернувшись в отдел, узнали, что оперы с «земли» задержали предполагаемых убийц Мануильской. Те даже дали признательные показания. Оба маргиналы, неоднократно судимые за кражи, побои, причинение вреда здоровью. Отец и сын Лесорубовы. Их уже доставили в главк. Розанов с Родичевым решили заняться допросом папаши. Хомутову с Петровым поручили допросить сынка.

— Лесорубов Сергей Васильевич, — глянул Юрий в личные данные задержанного и задал ставший традиционным вопрос. — Рассказывай, мил-человек, как до жизни такой дошел, что людей убивать начал?

— Не убивали мы! — глянул из подлобья сынок. — Самооговор!

— Да, ладно! — усмехнулся капитан. — К нам только «белые и пушистые» попадают, которые в жизни мухи не обидели! Ты, с тремя «ходками на зону» самооговором занялся? Кто поверит?

— А ты глянь сюда! — приподнял футболку подозреваемый.

— Не живот, а сплошной кровоподтек, — констатировал Хомутов. — Но это ты мог пьяным валяться…

— А руки? — повел глазами Сергей по кистям и предплечьям, испещренным ожогами от сигарет. — Ноги?

Лесорубов-младший скинул сандалики, показав распухшие синие ступни.

— Бутылкой с водой по пяткам били. Потом эту бутылку в зад вставлять начали. Сам знаешь, начальник, для нашего брата самое страшное оказаться «опущенным». Тоже с отцом творили. Пришлось самооговориться в надежде, что найдутся правильные менты.

— При каких обстоятельствах задержаны?

— Батя «откинулся с зоны» чуть раньше, я — чуть позже. Пошли к «крутым» «перетереть» о работе. Те сказали: «Пока не до вас! Потом проверить надо: не ссучились ли вы, не сотрудничали ли с администрацией в МЛС? Пока отъедайтесь, а то человеческий облик потеряли». А на что «отъедаться»? Где бабло? Пошли по окрестным лесам собирать пустые бутылки, да банки из-под пива, что туристы и алкаши оставляют. Нашли даже несколько сожженных «тачек». Раскурочили их, железки в утиль сдали. На хавчик с водочкой хватало. Добрались до «Версаля». Стали искать, как туда проникнуть. Стырить, что-нибудь по мелочи, а еще лучше — «хату разбомбить». Нашли место, где не было скрытых камер. На следующий день пришли с инструментом и рюкзаками. Днем в «Версале» кроме охраны и «шестерок» никого нет — все по делам разъезжаются. Глядим, на нашем месте двое каких-то шплинтов примериваются через ограду перемахнуть. Батя наколки на груди открыл, перед шплинтами левой рукой с татушками помахал. «Валите отсюда!» — говорит. Ахнуть не успели, как лежали. Всего по разу нас долбанули, а боль жуткая. Один другому говорит: «Может, замочить позорников»? Тот ответил, что у него насчет нас есть более интересная тема. Сами через забор перескочили, а мы с батей домой припустили, пока твари не передумали. Сегодня к нам опера вломились, повязали. Показали наши фотки у ограды. Сказали, дескать видели, как мы в «Версаль» заскакивали. Ищейка тоже на нас показала.

— Служебная собака шла по вашему следу, потом потеряла. А как «шплинты» выглядят? — уточнил Хомутов.

— В черных, типа, спортивных костюмах. На головах шапки с прорезями для глаз. Небольшие по росту, но коренастые. Дальше не упомню. Вмазали так, что звезды из глаз посыпались.

Вошел Розанов. Прочитал протокол, только что составленный Петровым.

— Лесорубов-старший тоже самое говорит, слово в слово. Отпускать надо! Вот, вам Сергей Васильевич, пропуск на выход и паспорт. Свободны! Отец вас ждет на проходной. Таким образом, кое-где «на земле» добываются награды, звания премии, повернулся Алексей к подчиненным, когда за освобожденным закрылась дверь. — Любой начинающий адвокат камня на камне не оставит от этих «признательных показаний»! Придется крепко заняться операми с «земли».

— Извините, товарищ подполковник, — взялся за смартфон Хомутов. — Слушаю!

— Баба Дина звонит. Вышибли меня «по статье» из клиники. За пьянство на рабочем месте…

— Вообще-то, я вас просил, Диана Федоровна, воздержаться от употребления спиртных напитков на рабочем месте…

— Воздержалась, хотя очень хотелось! Бог спас! Сгоняла в наркологический диспансер, сдала анализы. Получила справку. Нет ни в крови, ни в моче алкоголя!

— А в больнице у вас анализ взяли?

— Зачем им? Они любую справку подделают. Сама этим занималась.

— Минут через сорок можете подойти к главному входу? Я понимаю — вы недалеко от больницы живете. И ни грамма!

Юрий доложил ситуацию Розанову. Тот велел, взяв Петрова, разрешить трудовой конфликт. Снова путь, снова проходная больницы №7, у которой ждала принаряженная в одежку, модную лет пятнадцать назад Баба Дина.

— Эту пускать не велено! — оттер санитарку охранник.

— А препятствовать сотрудникам полиции в осуществлении их деятельности велено? — строго глянул Хомутов на секьюрити. — Гражданка с нами!

Бабу Дину попросили подождать в приемной.

— Неужели недостаточно объяснений моего начальника отдела кадров? — поморщился Мануильский. — Надоела эта пропойца! Давно надлежало гнать в шею! Жалели! Прошу ознакомиться с актом за подписью заведующего отделением, руководителей юридической и кадровой служб, представителя профсоюза работников здравоохранения о пребывании Простяковой на рабочем месте в состоянии опьянения. Заключением на экспресс-тест: два процента промиля алкоголя! Что-нибудь еще?

— А вот, Анатолий Викторович, справка из наркологического диспансера. В соответствии с этим документом, гражданка Простякова алкогольных напитков не употребляла, — показал Юрий бумагу. — В ваших же интересах Простякову в должности санитарки восстановить, приказ о ее увольнении отменить! Пока ее не восстановил суд, с выплатой компенсации за вынужденный прогул. Притом не за счет больницы, а за ваш.

— Скажите, капитан, кто дал вам право копаться в моем грязном белье? — кинул на Хомутова испепеляющий взгляд медик.

— Закон! Не исключено, что «грязное белье», использованное и выброшенное за ненадобностью, организовало убийство вашей жены. Не исключено, что следующий — вы. Мы обязаны проработать все версии, и чем раньше — тем лучше! Мой вам совет: усильте охрану! Помочь может частное охранное предприятие, курирующее вверенное вам заведение.

— Та же пьянь-перепьянь! Сутки работают, трое пьют, не просыхают. Но, что-нибудь придумаю.

— Пересядьте на другой автомобиль! Ваш слишком приметен. Таких даже в Большом городе немного.

— Прикажете передвигаться на «скорой помощи»?

— Тоже приметная машина. Должен сказать, что орудуют профессионалы высокого класса.

— Я плачу налоги! Я — ваш работодатель! Извольте обеспечить мне охрану!

— Будет доложено руководству. А сейчас извольте отменить приказ об увольнении Простяковой!

— Кадры! — нажал кнопку селектора Анатолий Викторович. — Простякову на работе восстановить! Приказ о ее увольнении отменить! Немедленно!

— Почему? — спросил развязный девичий голос.

— Потому что я так решил! Бумаги на подпись немедленно!

ОБНАРОДОВАННЫЙ МАТЕРИАЛ

Пока Хомутов с Петровом отсутствовали, закрутилась-завертелась круговерть. Заместителю министра внутренних дел позвонил заместитель министра здравоохранения. Интересовался: на каком основании нарушаются этические нормы, идет вмешательство в личную жизнь заслуженного врача Российской Федерации, кавалера государственных и ведомственных наград, доктора медицинских наук, профессора Мануильского? Замминистра внутренних дел пообещал разобраться, позвонил Большому начальнику. Тот ответил, что действия «убойного отдела» законны, а его сотрудники обязаны отработать все версии, включая личную жизнь Мануильского. Добавил, что в интересах самого медика, чтобы все версии были отработаны, как можно скорее. Не то, не ровен час, его самого «завалят».

— Я все это, один к одному, растолковал доктору, — улыбнулся Юрий, выслушав сообщение Родичева.

— С подачи Минздрава к Мануильскому прикреплена наша охрана. А кому охранять? Время летних отпусков, — вздохнул Иван.

— Пятров, а Пятров, — пародируя малограмотную речь, вошел в кабинет начальник «убойного отдела». — Ты мне клялся-божился найти среди пассий Мануильского состоятельную любовницу.

— Так точно, товарищ подполковник! Имеем список, а он большой, тех, с кем имел любовные отношения главврач больницы №7. Особое внимание уделим дамам из состоятельных семей или получившим большое наследство. Нам бы отношение к коллегам, курирующим здравоохранение…

— Готовь, подпишу!

— Уже готово, сейчас отпринтую, — нажал Сергей на клавишу.

— Ну, ты даешь, Петров! — удивился Иван. — Я думал — ты наш разговор слушаешь.

— И слушал, и документик в компе набивал. Прошу товарищей, старших по званию завизировать и передать на подпись руководству отдела!

— Так подпишу! — взял лист Розанов. — Молодец, Сергей! Теперь — к коллегам!

В главке всегда шли навстречу «убойному отделу». Знали, что от незамедлительного выполнения его запросов зависит быстрое раскрытие преступлений, зависят жизни людей. Необходимые материалы моментально сбросили на компьютеры Хомутова и Петрова. Те разделили между собой информацию, приникли к экранам. Первая группа врачей, фельдшеров, медсестер, работающих по сей день. Зарабатывают достойно, но не столько, чтобы «заказать». Вторая группа — ушедшие «по-хорошему», в порядке перевода в академические НИИ, специализированные медицинские центры, частные клиники. Тоже «заказывать» не на что и, пожалуй, не за что. Третья группа — ушедшие «по-плохому», оказавшиеся на «скорой помощи», в захудалых больничках, муниципальных поликлиниках. Тоже — не те доходы. Пять из общего количества получили наследство. Незначительные суммы денег, коих хватило на похороны и установку надгробий. Квартиры в «хрущобах» и двенадцатиэтажных блочных домах, построенных «при коммунистах». Недорогие, не первой свежести иномарки. Двое еще получили и по «шесть соток» — обветшавшие халупы в совсем не престижных садовых товариществах. Средства, на которые можно нанять запойную шпану, но не киллеров-профи.

— Приплыли! — повторил любимое изречение своего предшественника Розанов. — На тебя, Сергей, вся надежда!

— Здесь, товарищ подполковник, без материалов ФСБ не обойтись! Помочь может наш начальник Криминальной полиции, генерал-майор Зуйков. Мы его старыми связями с этой фирмой неоднократно пользовались. Были бы очень признательны, если бы вы с ним еще раз поговорили…

— Отвечу словами, которые все время слышу от вас, господа-офицеры: «За спасибо не пообедаешь и шубу не сошьешь». Но, куда деваться? Пойду, поговорю.

Связи Зуйкова сработали быстро. Пришел материал, в соответствии с которым главврач засветился в обществе сразу трех богатых женщин. Кристина Павловна Смольская владеет фирмой по ремонту и дизайну жилых, промышленных, торговых и прочих помещений. Елена Константиновна Скворцова держит компанию по поставкам медицинского оборудования. Вилена Владимировна Мурадова возглавляет корпорацию по поставкам лекарств и медицинских препаратов. Контора Смольской неоднократно проводила ремонты в корпусах больницы №7. При этом никаких тендеров не проводилось, а расценки, как подозревали коллеги из ФСБ, крепко завышались. Заведения Скворцовой и Мурадовой также, без всяких тендеров, монопольно поставляли продукцию клинике тоже по завышенным ценам. Однако Мануильского с троицей связывали не только деловые отношения. Все дамочки имели, хоть и не частые, интимные встречи с доктором. На их виллах в «Версале», в особняке Мануильского, в том же «Версале» и даже в его служебном кабинете.

— Хоть бы глазком глянуть! — вырвалось у Петрова.

— Наш Роберт Геннадьевич то же самое выдал. Бывшие коллеги ответили, что этот материал не для обнародования. Когда понадобится, дадут ход. Так же, как и с финансовыми махинациями главврача. Пока такой команды нет, — прокомментировал Розанов.

— Веселенькая у нас страна! — вздохнул Хомутов. — Твори, что хочешь, пока более сильному дорогу не перешел.

— Страна, как страна, — пожал плечами подполковник. — В какой родились, в такой живем и работаем. Юра, Сергей, займитесь разработкой этих дамочек! Кстати, Вилена Мурадова находится в интимной связи с неким Пьером Сулье — французским подданным, тренером по боям без правил. В прошлом, Петр Афанасьевич Башмаков.

— Башмаков и вдруг француз? — удивился Иван.

— В свое время этот Сулье, кстати по-французски «башкмак», свалил во Францию. Отслужил пять лет в Иностранном легионе, получил тамошнее гражданство. Потом пожаловал в Россию. Открыл школу единоборств.

— Помню, — вставил Хомутов. — Он в свое время обращался к нам. Хотел учить наших сотрудников рукопашному бою, используемому в Иностранном легионе. Полная фигня!

— Вот, вам и подозреваемый. Кто второй? Проверьте всех граждан Франции, прибывших в Большой город за последние пять лет!

— Вилена Мурадова — какое-то странное сочетание, — подумал вслух Юрий.

— Вилена — в честь Владимира Ильича Ленина, — пояснил начальник. — Ее отец при коммунистах был крупным партийным функционером. При развале СССР подсуетился. Используя служебное положение, «прихватизировал» большое количество городских предприятий. Из идейного коммуниста превратился в олигарха. Мурадов Ахмет Гасанович — его коллега по горкому КПСС. Осуществлял партийное руководство фармацевтической промышленностью города. Прибрал ее к рукам. Женился на Вилене. Через какое-то время умер при загадочных обстоятельствах. Вдовушку заподозрили в отравлении, поместили в следственный изолятор. Ненадолго. Вскрытие тела, справку и заключение о смерти готовили в больнице №7.

— Можно эксгумировать останки, произвести у нас необходимую экспертизу, — предположил Иван Родичев.

— Поздно! Вилена Владимировна кремировала тело покойного мужа, а прах, якобы по его воле, развеяла по ветру. Тогда-то ее и привлекли в качестве подозреваемой. Недели не прошло — выпустили. Даже извинились, даже выплатили крупную компенсацию за вынужденный прогул. За счет государства, разумеется. Слушаю! — нажал на кнопку смартфона Розанов. — Еще двух подозреваемых в убийстве Мануильской «с земли» доставили? И признательные показания имеются? Сергей, пробей по базам данных Мордюкова и Красношеева!

— Готово! Один дважды, другой трижды привлекались за карманные кражи. Только меня в Академии учили, что карманник крайне редко становится убийцей. Один случай на сто тысяч…

— Меня этому тоже учили, — поддержал Хомутов.

— Почему они забомжевали? — уточнил начальник.

— Обоим в лагерных разборках пальцы рук раздробили. Профессионально непригодные, — глянул на дисплей Петров.

— Дежурный! — снова нажал на кнопку связи Алексей. — Сейчас мои сотрудники принесут соответствующую бумагу. Отправьте этих, типа убийц в социальный реабилитационный центр! Не хотят? Говорят, что оговорили себя? Требуют отпустить? Юра, потолкуй с этими убогими!

Хомутов с Петровым спустились вниз. Передали дежурному документы, попросили вызвать машину. Задержанных отвели в комнату для допросов.

— Что мне с вами делать, граждане, давшие признательные показания в убийстве с особой жестокостью в целях ограбления? Вы хоть знаете: на какую сумму украли? — спросил Юрий.

— В протоколе написано. Также написано, что потратили мы деньги на собственные нужды…

— За это время такую сумму не потратить!

— Ничего мы не тратили, «хату не бомбили», никого не «мочили»! Самооговор!

— Вы — неоднократно прошедшие «зону» — и самооговорились? Кто в это поверит?

— Били нас! Жестоко били!

— Гематомы вы друг другу сами наставили. Чего-то не поделили — подрались.

— Нам в муниципальном отделе сказали: «Вы на „зоне“ „девочками“ были. А такие видели»? Как стали нам в задницы полуторалитровые бутылки забивать. Таких мы не видели. Пришлось сознаться. Отпускай, начальник!

— В реабилитационный центр поедете!

— Что мы в этом гестапо не видели?

— Отпущу я вас. Вернетесь на место своего бомжевания. Снова там встретитесь с местными полицейскими. Что с вами будет?

— Закопают…

— Вот, и я о том же! Тихо, спокойно сели в «воронок»! Для вас же стараюсь.

В это время Розанова вызвал Большой начальник.

— Слышал к тебе «с земли» еще пару давших признательные показания в убийстве Мануильской привезли.

— Приказал отправить в реабилитационный центр. Руки у обоих переломаны — не до убийств.

— Что же ты так плохо смотришь за деятельностью подведомственных служб?

— Там, товарищ генерал, не смотреть, а разгонять надо!

— Думаю, что весь ОВД целиком! Начальником отдела пойдешь? Наведешь порядок, досрочно полковника получишь. Обещаю!

— Благодарю за доверие, товарищ генерал! Однако я — опер «до мозга костей»! Опером был, опером остаюсь, опером умру. Больше пользы я принесу здесь. А полковника получу в установленные сроки.

— Молодец, что за погонами и прочими преференциями не гонишься! Иди, работай! И как писал поэт Маяковский: «Разворачивайтесь в марше»! Мне из министерства каждый день звонят, интересуются.

— И еще, товарищ генерал, прошу ваших указаний о прослушивании телефонных разговоров, установлении наружного наблюдения и надлежащей аппаратуры на рабочих местах, в жилищах и автомобилях гражданок Смольской, Скворцовой и Мурадовой.

— Сразу за тремя? Не много ли? Кто самая опасная?

— Мурадова.

— С нее и начнем. За остальными позже. Время летних отпусков. Где взять людей? Бумаги готовь!

ЛИХАЯ ВДОВА

Неожиданно быстро техническая служба установила прослушивающие и видеозаписывающие устройства на вилле, в городской квартире, служебном кабинете Мурадовой. На вопрос Родичева, как получилось? Ржанули:

— Секрет фирмы! Кстати, Иван Васильевич, мы сейчас перекидываем трансляцию твоей группе. Послушайте! Там интересный разговор идет. Похоже, с Мануильским.

Зазвучали голоса Вилены и Анатолия Викторовича.

— Спасибо, солнышко! Как хорошо с тобой!

— А я вот о чем подумала, Толяша! Когда закончится траур по «твоей», нам надо зарегистрировать отношения.

— Зачем? — насторожился доктор.

— Есть у моего папешника идея приватизировать больницу №7.

— Это — миллиарды и миллиарды!

— Папешник готов вложиться. Хочет создать на базе клиники международный медицинский центр имени себя любимого. Богатые люди поедут со всего мира лечиться. Денежный поток станет куда больше, нежели с твоих афер. А — главное — он будет легальным. Со временем откроем филиалы в приличных странах. Фирмы Кристины Смольской и Лены Скворцовой включим как структурные подразделения. Ты ведь, Толяша, с ними обеими погуливаешь.

— Захотят ли?

— Куда они денутся? Но будет лучше, если ты их уговоришь.

— Твой отец неизвестен больным, особенно за рубежом.

— Зато известен ты — без пяти минут член-корреспондент Академии медицинских наук. А там и до академика недалеко. Папешник подсуетится, нажмет на нужные кнопки, и будет у нас своя небольшая империя…

— Когда надоем, как Мурадова отравишь!

— Какой ты злопамятный, Толяша! Я думала, что это не только закрытая, но и давно забытая тема!

— Кто всю документацию по вскрытию и исследованиям тела подписывал? Я, как главврач клиники. Кто тебя надоумил кремировать труп, а пепел развеять по ветру? Я!

— Вспомни еще, как подыскал доктора, подшившего меня перед свадьбой с Мурадовым! Папешник ему «лапшу на уши вешал», что я еще девочка.

— Тоже — я!

— Видишь, Толяша, мы с тобой очень крепко связаны. Случись что-нибудь — сядешь надолго! И больницы №7 тебе как своих ушей не видать!

— Выходит, ты «заказала» Галю, чтобы потом использовать меня?

— Каждый судит о других в меру собственной испорченности! Хорош вдовец! Только жену похоронил, а уже с любовницами кувыркается! Думай, Толяша! Но, хоть мы с тобой «без пяти минут» жених и невеста, мою долю за последнюю поставку «левых» препаратов перекинь! А сейчас ступай домой! Дела у меня и важная встреча. Нехорошо будет, если нас увидят вместе. Полгода у тебя, Толяша! На сегодня свободен!

Было принято решение о возбуждении уголовного дела и немедленном задержании Мурадовой. Решили, что для этого достаточно группы Родичева. Вновь рывок по городу, лесной дороге к «Версалю». Компьютер в машине продолжал транслировать голоса, звучавшие на вилле вдовы.

— Что же ты, Виля, меня, словно холуя, на кухне принимаешь?

— Видишь ли, Пьер, у меня не убрано, а обслуга в отгулах. Да и люблю я на кухне посидеть, кофейку попить, вопросы порешать. С чем пожаловал?

— Думаю: не пожениться ли нам?

— Это — невозможно! У меня есть жених.

— Врачишка, который от тебя сейчас вывалился? Хочешь, и его, как Галину Васильевну, убью?

— С Галиной Васильевной ты спал, изменял мне. Вот я и решила проверить твои чувства. Кто тебе дороже: я или старая кошёлка?

— Значит, моими руками убрала соперницу?

— Убрал же ты в свое время соперника — Колю Земцова. Какой был поэт! А ты зарубил его лопатой!

— Надо было сказать «спасибо», когда увидел, как он тебя трахает? Сходил в сарай, взял лопату и снес голову козлёнку. Ты тогда обоссалась от ужаса. Жмура я тогда в заброшенном гараже залил бетоном. До скончания века не найдут!

— Уже нашли. Этот участок вскоре купили, начали строительство и нашли. Ты к тому времени во Францию сбежал. Кто помог тебе вырваться из «рашки»? Мой папешник, с моей подачи. Когда ты Коленьку зарубил, еще расстреливали. Я тебе жизнь спасла. Ты мир посмотрел, французским подданным стал. Теперь вернулся, деньги лопатой гребешь. Сколько у доктора взял?

— Сколько взял — все мое! К тому же не один был. С напарником поделился. Не очень много вышло… Может, приголубишь — приласкаешь? Или с доком натрахалась дальше некуда?

Как же он ей надоел! Да, был первым мужчиной. Только зря говорят, что первый — это навсегда. У кого как, но не у нее! Помогла бежать, потому что могла оказаться соучастницей преступления. Вернулся, напомнил. Переспала. Потом он делил меня с Мануильским, еще кое с кем. С помощью подручного Толяши — Сашки познакомила с Галиной. Тогда у папешника созрел план создания медицинской империи. Гали нет, а он есть, да еще права качает!

— О чем задумалась, коза? — вырвал Вилену из размышлений голос Сулье-Башмакова. — Ой, больно!

Длинный кухонный нож вошел в область сердца Пьера, повернулся в плоти. Тренер взвыл, отпрянул назад, сорвался с клинка. Рубящий удар пошел в его шею. Увернулся. Сталь лишь рассекла щеку. Сулье заскользил, цепляясь за длинный кухонный стол.

— С детства фехтованием занимаюсь. Заколю тебя, Петруша, а ментам заявлю, что ты залез в мою виллу с целью ограбления. И страница истории будет отправлена в мусорный ящик!

Пьер сумел отбить ногой еще один удар получив рану в ней. Он схватил попавшийся под руку топорик для рубки мяса. Отразил им еще один удар, а затем отсек одним махом кисть руки с ножом.

— И-и-и!!! — завизжала Вилена, с ужасом глядя на отрубленную конечность.

Она стала заваливаться на спину. Башмаков впился левой рукой в ее горло. Правой занес топорик.

— Сейчас ты, коза, в мусорку полетишь! — прохрипел он.

Пуля, выпущенная Хомутовым, вошла в его руку, выбила оружие. В прыжке Юрий долбанул ногой по щеке, опрокинул тренера на мраморный пол. Подскользивший, словно на коньках, Петров перевернул тренера на живот, заковал в наручники. Иван Родичев, скрутив полотенце, наложил жгут выше раны на месте обрубка. Хомутов поднял отрубленную кисть и положил в морозильник. Вызвали «скорую помощь».

В «Версаль» медики примчались немедленно. Увезли в сопровождении Петрова раненую в больницу №7. Сказали, что там есть опытный хирург, пришивающий отпиленные, отрубленные, отрезанные конечности.

Неожиданно на участке появился Розанов. Кивнул на «воронок», в котором сидел закованный в наручники Мануильский.

— Я решил и главврача изъять из употребления. Как говорится: «Все равно к городу поездка», — сообщил Алексей Александрович. — Прибыли, а доктор сам нам навстречу идет. В туристическом костюмчике, с рюкзачком. В рюкзачке доллары, евро, британские фунты. Все в больших количествах. Доктор, а почему убийцы вашей жены деньги не нашли?

— Плохо искали. А Галя не знала, где спрятана валюта. Не мог я эти суммы через банки провести. Даже при моей большой зарплате, непременно бы возникли вопросы. У меня еще немного осталось. Если это облегчит мою участь, выдам добровольно.

— Иван, Юрий! В больницу №7! Поможете Петрову. Поиском и подсчетом средств займется смежная группа. Я ее с собой прихватил.

— А вы имеете право проводить обыск без решения суда? — мелькнул огонек надежды в глазах Анатолия Викторовича.

— Имеем. Следователь уже в пути. Завтра доложит суду. Разрешено законом!

В больнице №7 шла операция. Петров сидел у дверей операционной. Сказал, что не хотели сажать рядом. Дескать, есть холл, где больные встречаются с посетителями, там и посидите. Пришлось пугнуть ответственностью за препятствование сотрудникам правоохранительных органов в осуществлении их служебных обязанностей. Сергея отпустили домой, сменить одежду, испачканную кровью. Возлюбленная Петрова — долларовая мульти-миллионерша Дивноморская быстро прислала за ним «Мерседес». Затем потянулись часы ожидания.

Внезапно в помещение вошел рослый, осанистый, дорого одетый мужчина в сопровождении пары мордоворотов-охранников в черных костюмах. Следом семенил кто-то из руководства клиники.

— Почему ты встречаешь? Где Мануильского черт носит?

— Анатолий Викторович звонил. Сказал, что заболел, сегодня на работу не выйдет… Не беспокойтесь, пожалуйста. Вилену Владимировну оперирует лучший хирург по таким процессам Александр Иванович Коновалов, кандидат медицинских наук.

— Вы бы еще медсестру оперировать поставили! Где ваши хваленые академики с профессорами?

— Александр Иванович — лучший в стране! Сейчас операция закончится, и он все вам подробно доложит.

— Место освободили! — кивнул мужчина охранникам на сидевших на стульях оперов.

— Вам, Владимир Ильич, уже санитары кресло несут!

— Встал! — небрежно ухватил амбал за воротник Хомутова.

— А ты лег! — сделал чуть заметное движение рукой Юрий.

— Ох, больно! — повалился на пол телохранитель. Второго ударом кулака в пах свалил Иван.

— Этих я бы на работу взял! — взметнул бровь Владимир Ильич. — Кто такие?

— Майор полиции Родичев, капитан полиции Хомутов, — показали ему удостоверения. — Ваши документы, гражданин! И когда эти придут в себя, пусть готовят паспорта!

— Из-за вас — ублюдков мою девочку калекой сделали! Да я вас вместе с вашим Зуйковым-Ху… ковым в порошок сотру!

— Гражданку Мурадову вообще могли убить, если бы мы вовремя не подоспели, — насупился Иван. — Документы, удостоверяющие личность, представьте, пожалуйста!

— Не ношу при себе ксив! Меня вся страна в лицо знает!

— Господа, перед вами Владимир Ильич Ульянов — виднейший организатор промышленности, строительства, банковского дела в России и за рубежом. Вилена Владимировна Мурадова — его родная дочь, — подсуетился медик.

— А эти? — кивнул Хомутов на начавших подниматься с пола охранников.

— Эти: «охрана-9» и «охрана-10». У моей обслуги нет имен и фамилий. Есть номера и наименование подразделений, где служат. «Охрана-1», — взялся за дорогущий смартфон олигарх. — Пришли мне в больницу №7 пару новых бодигардов. Немедленно! «Девятого» и «десятого» я уволил. Пшли вон, отработанный материал!

— Я на минуту! Капитан присмотрит, — отошел Родичев.

Он связался по смартфону с начальником отдела. Тот все еще считал богатства Мануильского. Иван сообщил, что есть возможность задержать богатея прямо сейчас. Подполковник велел ничего не предпринимать без его команды. Сам позвонил начальнику Криминальной полиции Зуйкову. Роберт Геннадьевич доложил Большому начальнику.

— Ну и что ты ему предъявишь? — хмыкнул руководитель главка.

— Соучастие в убийстве. По этой статье нет срока давности.

— А если соучастие переквалифицирует в сокрытие преступления? По этой статье срок давности имеется. И отпустят с извинениями гражданина Ульянова. Надо задержанных дожимать! Никуда Владимир Ильич не денется. Будет сидеть здесь на своих миллиардах. К тому же он крепко уверовал в собственную безнаказанность и считает, что от всего можно откупиться. Пока никаких задержаний!

Когда Иван получил приказ не трогать олигарха, операция закончилась. Спящую, без кровинки на лице, Вилену увезли в палату. Туда сразу же приставили пару ментов-охранников. Из операционной вышел Александр Иванович Коновалов. Сказал, что операция прошла чрезвычайно успешно. Осложнений не предвидится. Через три месяца кисть нормально заработает, а через полгода пациентка забудет о случившемся.

— Это, док, первый транш гонорара, — сунул в халат Александра Ивановича увесистый пакет Ульянов. — За то, что мою девочку не угробил. Остальное — по мере лечения и выздоровления. Не дай Бог, что-то пойдет не так!

— Мне Вилена Владимировна очень дорога как человек. Мы не один год знакомы…

— Извините! — вклинился чиновник от медицины, положив смартфон в карман накрахмаленного халата. — Большая неприятность вышла. Сообщили о задержании Анатолия Викторовича за какие-то махинации…

— Понятно, — протянул, обдумывая решение Ульянов. — Значит, дорога тебе моя дочь как человек? А ты, профессор, с завтрашнего дня принимаешь больницу №7 как исполняющий обязанности главного врача. Заведующего отделением, где работает док, ставишь на свое место! Дока назначите исполняющим обязанности заведующего отделением. Соответствующее решение получите завтра из Минздрава. Вопрос решенный. И никаких поборов!

КРУТОЙ «ФРАНЦУЗ»

Пока Пьер приходил в себя после операции, стали вычислять его напарника. Снова Юрий с Сергеем встретились с отцом и сыном Лесорубовыми. Те сказали, что нападавшие были одной комплекции и одного роста, словно по линейке отмеренные. Хомутов подробно расспросил, как били, куда били. Понял, что злоумышленники применили приемы рукопашного боя, используемые в Иностранном легионе. Прошерстили список россиян, получивших французское гражданство, а потом вернувшихся домой. Таких, кроме Сулье оказалось всего шесть. Все — старики, не прижившиеся в Пятой Республике. Подкопили деньжат, оформили российские пенсии, промолчав о французских. Купили жилье в Большом городе, а сами сдают квартиры во Франции. Раз в год ездят туда «снимать кассу».

Взялись за список учеников школы единоборств, открытой Сулье. Занимались в ней либо начинающие бизнесмены, не имевшие пока средств на личную охрану, либо «офисный планктон» для самоутверждения.

— Знакомые все лица! — глянул на дисплей Юрия Розанов. — Шпичкин Ярослав Захарович. «Погоняло» — Шпиц. Две «ходки» за участие в организованных преступных группировках, вымогательство, причинение вреда здоровью. Числится заместителем генерального директора общества с ограниченной ответственностью по кадрам и развитию. У него образование — «три класса и коридор»!

— К тому же с «зоны» недавно «откинулся», — добавил Петров. — И рост у него один к одному с Сулье. Похоже, надо брать!

— Что ты ему предъявишь? — охладил пыл товарища Юрий. — Пока, только слова, Пьера, дескать, поделился с напарником. И все! Задержанного надо «раскалывать»!

— Вот, и «раскалывай»! Медики доложили, что подозреваемый в состоянии давать показания, — велел подполковник. — В медсанчасти имеется кабинет для допросов. Топай с Петровым добывать показания!

В помещение для допросов привезли прикованного к креслу-каталке Пьера.

— Рассказывай, мил-человек, как дошел до жизни такой, что людей убивать начал? — задал Хомутов вопрос, ставший традиционным в отделе.

— Самооборона! Предложил Мурадовой выйти за меня замуж, а она с ножом накинулась. Вилька всегда неадекватной была. Защищался…

— Не верю, как сказал бы великий Станиславский. Полюбуйся! Здесь полная запись того, что произошло, включил капитан планшетник.

Глядя на запись, Сулье то белел, то синел, то краснел, а к концу почернел.

— Я — гражданин Французской Республики! — выдавил он. — Требую вызвать консула! Разговор будет только в его присутствии!

— Может быть, Петруша, тебе самого посла вызвать? — усмехнулся Хомутов. — Можно, конечно, вызвать. Только вряд ли посол с консулом приедут. Ты для них — убийца. А на таких они свое драгоценное время не тратят. Кстати, о времени. Оно работает против тебя. Узнает отец Мурадовой о твоем покушении на единственную дочь, что с тобой будет?

— Так, изолируйте от общества этого старого пердуна! В ваших записях есть факт его помощи скрыться мне из «рашки», когда я этого ублюдка Колю Земцова зарубил. Он — соучастник!

— Скорее всего, пойдет за сокрытия преступления, а у него истек срок давности.

— Когда Вилька своего мужа отравила, мы с Ульяновым занесли пятьдесят миллионов судье. Этого достаточно?

— Об этом и другом давай подробнее!

— Оформляй чистосердечное признание, явку с повинной, согласие сотрудничать со следствием, просьбу провести суд в особом режиме.

— Единственное, чего не получится — явки с повинной. Остальное сделаем, — нажал на кнопку диктофона Юрий.

Потек допрос, на котором Сулье-Башмаков детально описал свои злодеяния давно минувших дней и не так давно минувших дней и совсем недавно минувших дней. Подробно рассказал, как пытал и глумился над своей любовницей Галиной Васильевной Мануильской.

— Ты в деле Мануильской только о себе рассказываешь. Кто второй? Не мнись! Ты немалый срок получишь, будешь «зону топтать», да «могилу» хлебать. Рыбный суп так в МЛС называется. А подельник твой будет гулять на свободе, осетрину коньяком запивать. Имя, фамилия — быстро!

— Славик Шпичкин — один из моих учеников. Числится заместителем генерального директора, а блатной — пробу ставить негде. Шпицом его бандитики, что приезжали к нам на тренировку, называли. Он предложил мне попробовать применить боевые навыки не в спортзале. У меня как раз это дело наклевывалось. Взял с собой. Добыли не очень много. Славик даже возмущался, дескать, главврач, а бабла мало, как у гопника. Дал ему деньги. Ювелирку, шубу припрятал у себя до поры, до времени.

Материалы передали следователю. Тот быстро получил решение суда об обыске в жилище Сулье. Пьера привезли в «воронке». Остановились у дома розового кирпича, прозванного народом еще в коммунистические времена «райкомовским». В таких зданиях получали квартиры работники райкомов КПСС и низовые сотрудники горкомов. Сейчас в них обретались дети и внуки «слуг народа», не сумевшие в свое время дорваться до кормушки, превратившиеся в маргиналов, только с высшим образованием.

Поддерживаемый полицейскими Пьер поднялся в свою квартиру — весьма скромную по нынешним временам «двушку». Вытащил из шкафа шубу, сверток с драгоценностями Галины Васильевны. Достал из письменного, еще отцовского стола рубли и евро. Безучастно смотрел, как менты перерывают жилище.

— Не боялись, гражданин, хранить дома такие ценности? — поинтересовался следователь.

— Меня здесь все боялись! Пристали как-то отморозки, дескать, ты из Франции приехал деньжат привез, делиться надо. Поделился с ними приемами рукопашного боя. С тех пор никто не беспокоил.

— Денежные средства, материальные ценности выданы добровольно. Попыток утаить похищенное не установлено. Завтра суд для избрания меры пресечения. Очно или он-лайн трансляция решу, — объявил следователь.

— Капитан, — обратился к Юрию Сулье-Башмаков. — Проконтролируйте, чтобы меня поместили в «одиночку»!

— Это — уже моя прерогатива. Если вы так настаиваете, будет вам «одиночка»! — усмехнулся следак. — Впервые вижу, что люди просились в «одиночку», а не в общую камеру, где веселее.

— А я сталкивался. Особенно, когда задержанные боялись, что их в общей камере убьют.

Иван Родичев тем временем встретился с осведомителем из района, где жил Шпичкин. Стукач поведал, что Шпиц полдня проводит на вилле «смотрящего» по Большому городу Бейрута, чем очень кичится: «Поехал к Бейруту, вернулся от Бейрута». Решили задержать убийцу «с шумом и пылью» прямо в жилище главы городской мафии. Вдруг не только Шпица удастся «затарить», но и еще что-нибудь отыскать. Следующим утром сотрудники группы наружного наблюдения «сели на хвост» Шпичкину, довели его до «Царского села». Там во дворце с двумя бассейнами и парком обретался главный «авторитет». Бойцы из группы захвата быстро перерезали провода видеокамер, затем колючую проволоку на высоченном заборе. Перелезли через него. Затем помогли Хомутову с Петровым, коим поручили блокировать запасной выход из хором. Розанов кивнул амбалу-служивому. Тот забарабанил прикладом в калитку.

— Чё дербанишь? Я тебе сейчас по башке набарабаню, урод! — открыл калитку дюжий «браток».

— Тихо! — уперев в живот мордоворота автомат, оттерли его от калитки.

— Здорово, Бейрут! Не ждал?! — вошел во двор Розанов.

— Чё орешь, подполковник? Здесь приличные люди живут: доктора, профессора, артисты. С чем пожаловал? — высунулся из окна «вор в законе».

— По нашим данным, у тебя сейчас находится Шпичкин, «погоняло» — Шпиц. Подозревается в убийстве и ограблении жены главврача больницы №7 Манумльского.

— Заходи, ищи! Только не ори! Нет его здесь.

Тем временем Шпиц выскользнул с «черного хода», поспешил к потайной калитке, за которой оставил свой «Мерседес». Из кустов перед ним выросли Хомутов с Петровым. Шпичкин бросился назад. Дверь перед ним закрылась, предательски щелкнул запираемый замок. Шпиц вспомнил все, чему учил его тренер. Рассекая воздух руками и ногами, пошел на оперов. Те уходили от его ударов. Пока один, что постарше, не впечатал в грудь мощный удар ногой. Бандит завалился на спину, сделав задний кувырок, вновь встал в боевую стойку.

— И это — все, чему научил тебя Сулье? — презрительно спросил тот, что постарше. — Смотри, как это делается!

Теперь его кулаки и ступни замесили воздух, больно ложась на печень, почки, селезенку, желудок, «солнечное сплетение» Шпица. Он и ахнуть не успел, как оказался на траве. Не успел ахнуть, как перевернули на живот, унизительно ткнув мордой в землю, заковали в наручники, подняли, поддав коленом под зад «для ускорения».

— Фигня все их приемчики, — констатировал Петров.

— Вот, и говорю: «Фигня», — хмыкнул Хомутов.

— Лихо вы его, товарищ капитан! — восхищенно выдохнул боец группы захвата.

— Да, это же наш Хомутов Юрий Владимирович — чемпион по всевозможным единоборствам, — пояснил ему другой служивый.

Скрученного Шпица подвели к вышедшему из дворца Бейруту.

— Неправильную информацию дал, Бейрут! — кивнул на задержанного Розанов. — А говорил: «Нет его здесь».

— Все правильно сказал. Приехал он. «Перетёрли» о делах наших. Тут вы ломиться начали. Я глядь-поглядь, а его уже нет в кабинете. Думал: или «отлить» пошел, или откланялся «по-английски». Поскольку «базарить» уже было не о чем, — ответил «смотрящий» и вдруг сильно ударил короткой, но крепкой ножонкой по яйцам Шпица. — Понял, за чё, урод?

Попытался достать ручонкой. Оттер Хомутов:

— Не надо, Андраник Оганесович! Не то и тебя придется «вязать» за хулиганство.

— Ты сам велел к французу присмотреться! Если его приемчики стоящие, чтобы «братву» учил. Либо еще к чему-нибудь приспособить, — всхлипнул Шриц.

— Кто тебе велел шмару «мочить», хату «бомбить»? Ты хоть рубль с того навара в «общак» занес? Пакуйте его, граждане-менты! Он мне больше не интересен! Думаешь, «на зоне», как убийца, королем ходить будешь? Королевой ты там будешь!

— Не хорошо, Бейрут! Своего пацана сдал… — вякнул кто-то из свиты «вора в законе».

— Ты бы хотел, чтобы из-за этого крысёныша мы все завалились? В самом Евангелии сказано: «Пусть лучше один человек за народ погибнет, чем весь народ»!

В машине задержанного нашли пистолет Макарова, кистень, нунчаки.

— Ваше счастье, волчары, что не добрался я до «тачки»! — прохрипел Шпичкин.

— Что же ты, братец, такой арсенал в неохраняемом авто оставляешь? — поинтересовался Хомутов.

— Не велено к Бейруту с оружием являться. Даже самые «крутые» его или на вахте сдают, или в «тачках» оставляют, — пояснил Шпиц и вдруг изменился в лице. — Мне бы, начальник, после приговора на «красную зону», где менты, прокуроры, да судьи сидят. На «черной зоне» меня Бейрут достанет.

— Может быть, тебя вертолетом туда доставить? — усмехнулся Юрий.

— Хорошо бы! Дорогой всякое может случиться…

На допросе Шпиц все валил на Сулье. Дескать, тот вовлек его в преступление, сулил большие деньги. Взятую шубу и драгоценности взял себе. Обещал, как уляжется шум, продать, а выручку поделить пополам.

— Эти драгоценности и шуба? — показал фотографии Хомутов. — Не тушуйся! Дети потерпевшей уже опознали.

— Эти…

ХОРОШО БЫТЬ БОГАТЫМ

Суд определил Сулье-Башмакова и Шпичкина на три месяца под стражу. Только передали материалы следователю, в кабинет вошел Розанов.

— Думаю, для нас это дело еще не закрыто. Юрий, Сергей! Сгоняйте в больницу №7! Проверьте, как охраняют Мурадову! Нехорошее у меня предчувствие!

На посту медсестра сообщила, Александр Иванович Коновалов уже ушел домой, а дежурный в ночную смену хирург сейчас на операции. Сыщики ответили, что медики им не нужны, и направились в платную палату, где лежала Мурадова. Нашли спавших на диванчике сержантов-охранников. Петров хотел их разбудить, но Юрий поднес указательный палец.

— Заигрались мы с тобой, Вилена! — послышался из-за приоткрытой двери голос Александра Ивановича. — Ты зачем ко мне шантажистов подослала?

— Заходил ко мне твой бывший медбрат, с которым вы мне девственность восстанавливали. Сказал, что отсидел за хищение спирта, на работу не берут, денег нет. Потребовал у меня. Пообещал донести мужу, что не девочку взял в жены, а протраханную профуру. Дала ему в знак доброй воли семьдесят тысяч. Довела до сведения, что муж умер, и мне его информация теперь глубоко безразлична. Посоветовала обратиться к тебе. Может быть, ты поможешь ему решить проблемы. Начал артачиться. Пришлось обслуге спустить его с лестницы…

— Был он у меня. Стал шантажировать, дескать, воровали вместе, а сидел он один, взяв всю вину на себя. Пообещал ему принести следующим вечером миллион. Разумеется, не принес. Ткнул скальпелем, куда следует. Деньги, данные тобой забрал, чтобы инсценировать ограбление. Правда, пятнадцать тысяч он успел пропить-прогулять. Через день его соседи позвонили. Оказалось, видели меня. Я когда-то соседа лечил. Тоже потребовали денег за молчание. Заглянул к ним. Тоже ткнул скальпелем, куда следует. Взял шестьдесят тысяч — они пенсии по инвалидности получили. Кстати, помогал оформлять. Три человека на твоей совести, Вилена!

— Какие это люди? Быдло! Государству даже легче. На две пенсии меньше платить придется. Сам ты «белый и пушистый»? Вспомни, как показал мне видеоролик, где вы с медбратом-уродом меня подшивали? Пригрозил, что «кино» будет показано старому козлу — моему «бывшему». И вообще загуляет по Интернету. Сколько я тебе тогда денег передавала? Со своих шопингов в Европе вещи от лучших кутюрье тебе везла. Тоже больших денег стоило. После ты принудил заниматься меня сексом с тобой. Притом в самых извращенных формах!

— Тебе не привыкать! Как говорил герой романа «Тихий Дон» Григорий Мелехов: «Давай прикончим энту историю»!

— Попробуй, что-то сделать! Тебя отец в порошок сотрет!

— Отцу недолго осталось гулять на свободе! Пока шла операция один из мусоров предлагал начальству задержать твоего папешника прямо в клинике. У меня по всему заведению умная аппаратура расставлена. На случай, как пел великий Высоцкий: «Если друг оказался вдруг»… Словом, не надо мне в ваших делах засвечиваться. Ты даже не поймешь, что умерла. Все спишут на моего коллегу-сменщика. Не досмотрел. А не досмотрел потому, что трахался с сестричкой, как он любит после операции. Завтра ролик загуляет по Интернету. Спокойной ночи, Вилена! — вытащил из кармана шприц Александр Иванович.

— А вот этого не надо! — направил на него пистолет Хомутов. — Одно движение — застрелю! И ничего мне не будет! От койки отошел! Шприц положил на пол! Теперь — мордой к стене! Руки на затылок! Сергей, наручники!

Доктор исполнил приказ. Однако когда Петров приблизился, попытался, прикрывшись им от пуль, выхватить скальпель. Сергей лихо обезоружил медика. Опрокинув ударом в челюсть, заковал. Хомутов аккуратно, чтобы не оставить своих отпечатков пальцев, поместил шприц в пластиковый пакетик.

Конец ознакомительного фрагмента.