Экс-доцент

Вадим Вольфович Сухачевский, 2017

В романе рассказывается о деятельности Тайного Суда – некоего сообщества, помогающего свершиться Справедливости.Действие происходит в СССР в конце 30-х гг. На фоне реальных лиц – Сталина, Ежова, Берии, – действуют также вымышленные герои.Книга представляет собой триллер с элементами фэнтези.

Глава 3

Встреча

— «Heimliche Gericht. Geheimsaches»³, — по слогам прочла библиотекарша в бланке его заказа. И тут же озадачила вопросом: — А спецдопуск у вас есть?

Смотрела на него пристально, отчего Васильцев сразу смутился — не столько из‑за отсутствия этого спецдопуска, сколько оттого, что, занятый другими мыслями, явился в библиотеку в спецовке, которую уже привык носить под ватником, да и очки эти, у которых одна дужка была сотворена из проволоки взамен сломавшейся, давно следовало бы заменить — похоже, начал уже забывать, что, кроме его кочегарки, существует еще какой‑то мир.

— Что, разве нужен какой‑то допуск? — несколько робея, спросил он. — Книга значится в общем каталоге.

— Значит, недоглядели, — сказала девушка. — Кто‑то прошляпил — а мне отвечать? Слава богу, я немецкий в техникуме учила. Думаете, не поняла? «Тайный», «секретные». Если секретные — значит, спецдопуск нужен!

— Так секреты же столетней давности! — попытался объяснить он. — Посмотрите на год издания! Тысяча восемьсот…

— Мало ли! — отрезала библиотекарша. — Без допуска не выдам… Отойдите, не задерживайте очередь!

Васильцев уже хотел было попытать счастья у другого окошка выдачи, когда к нему приблизился какой‑то лет шестидесяти гражданин — в хорошем костюме, с окладистой бородой. Еще в очереди Юрий обратил на него внимание — тот стоял позади и прислушивался к его разговору с бдительной девушкой. Тогда он принял этого гражданина за иностранца, и причиной тому был не столько его костюм, явно не москвошвеевской работы, не столько массивный золотой перстень‑печатка на пальце, сколько нечто неуловимое, присутствовавшее в его глазах.

А точнее, как раз напротив: то, что в его глазах начисто отсутствовало. Страха, вот чего не было в его глазах! Того затаенного страха, по которому в нынешнее время без труда можно было отличить любого соотечественника. И когда, услышав, что некто не имеющий спецдопуска хочет получить книгу про что‑то секретное, все стоявшие в очереди тотчас отвели глаза в сторону, сей гражданин (впрочем, Юрий сразу про себя окрестил его господином) один‑единственный с любопытством наблюдал за этой сценкой. Умные глаза его смотрели немного насмешливо.

Иностранцем он, однако, все‑таки не был, ибо вдруг обратился к Васильцеву на самом что ни есть безукоризненном русском языке, какой с каждым годом все реже можно было услышать даже в Москве и какого не воспроизведет ни один иностранец, если не впитал его с молоком матери.

— Простите великодушно за вмешательство, молодой человек, — сказал он, — вы, насколько я понял, хотели ознакомиться с книгой профессора Ганса фон Герхе об этом самом Тайном Суде?

— Вы знаете ее? — спросил Юрий. Рядом с ним он в своей спецовке почувствовал себя особенно неловко.

— Да, некогда приходилось держать в руках, — ответил господин, или гражданин, или кто бы он там ни был. — Поверьте мне, пустейшая книженция! Домыслы и фантазии романтически настроенного немца о вещах, истинная суть которых для него — за семью печатями. Не более чем беллетристика, к тому же далеко не лучшего вкуса.

«Если не иностранец, то, чего доброго, какой‑нибудь белоэмигрант…» — с тоской подумал Васильцев. Только вот этого, связи с белой эмиграцией, ему и недоставало!

На них уже посматривали со всех сторон, человек с печаткой на пальце привлекал всеобщее внимание. Пожалуй, всего разумнее было бы поскорее отойти в сторонку, однако желание узнать что‑нибудь про этот суд оказалось сильнее страха, и Юрий все же отважился спросить:

— А вы могли бы порекомендовать что‑нибудь лучшее по этой теме?

— Что‑то конкретное?.. — тот чуть призадумался. — Ах, едва ли. Кое‑какие упоминания об этом Тайном Суде разбросаны по сотням разных трудов, но там все настолько противоречиво, недостоверно. Конечно, если все это собрать воедино и подвергнуть научному анализу, то удалось бы вышелушить какие‑то зернышки истины, но, право, далось бы сие ох как нелегко, да и те зернышки, боюсь, не больно‑то отличались бы от плевел.

— Но вы, — сказал Васильцев, — как я понял, знаете обо всем этом несколько больше. Позвольте спросить — откуда же?

Тот улыбнулся:

— Не думаете же вы, молодой человек, что все, о чем мы хотим узнать, может быть обнаружено лишь на страницах книг. Нет, поверьте мне! Иногда истина бывает весьма скрытна, ее надо уметь искать.

— И где же? — спросил Юрий. — В рукописях?

— О, не только! Порой она растворена в самом воздухе, надо уметь вслушиваться в него. А порой она бродит где‑то совсем рядом, но мы не в силах ее распознать… Что же касается интересующего вас вопроса, то мне удалось некогда провести собственные изыскания — благо, у меня имелись для этого возможности. Без бахвальства могу вам сказать — едва ли на свете найдется очень уж много персон, превосходящих меня в знании этого предмета. И если вы действительно желаете кое‑что об этом узнать, то мы с вами могли бы пройтись в какое‑нибудь более подходящее для разговора место…

«Да, скорее всего бывший белогвардеец… — подумал Васильцев. — А может, просто подосланный провокатор… Ну да будь что будет!..» Все эти мысли пронеслись у него в голове, но вслух он проговорил:

— Что ж, буду рад.

«Что я делаю, боже правый, что я, дурак, делаю?!» — думал он, когда через несколько минут выходил вместе с незнакомцем из нового библиотечного здания и при этом спиной ощущал упершийся в них бдительный взгляд дежурного милиционера. Уж милиционер‑то запомнит их наверняка! Трудно не запомнить такую пару — вальяжного господина в лаковых штиблетах, в шубе с бобровым воротником и его, Юрия, прихрамывавшего рядом в кирзовых сапогах и в старом ватнике.

— Предлагаю — в «Националь», вы не возражаете? — спросил его спутник.

Не дожидаясь ответа, он помахал рукой, и тут же к крыльцу подъехал роскошный черный автомобиль. Шофер с борцовской фигурой выскочил из кабины и распахнул перед Юрием дверцу.

— Прошу, — произнес господин.

«Вот и всё…» — садясь в машину, обреченно подумал Васильцев. Он уже от кого‑то слышал, что именно так у них это обычно и делается: человека невзначай берутся куда‑нибудь подвезти, и с этого момента он для окружающих навсегда исчезает. Да, видимо, так будет и с ним. Едва ли машина стояла наготове лишь для того, чтобы отвезти их в «Националь», до которого от библиотеки всего‑то пять минут ходу.

— К «Националю», — бросил, однако, усаживаясь, господин, и машина тронулась.

Доро2гой он говорил о чем‑то совершенно малозначительном — кажется, о погоде, об этой зиме затянувшейся, — Васильцев не слушал его, думал о своем: если, миновав «Националь», поедут прямо, в сторону Театральной площади, стало быть, везут на Лубянку, а если свернут на Тверскую — значит, в Бутырку.

О чем он, однако, вещает?.. Наконец Васильцев все же прислушался и поймал какой‑то обрывок его монолога:

–…тоже наша беда, хотя далеко не самая страшная, — зимы эти бесконечные. Вот помню, год назад, когда я как раз в эту пору прогуливался по Унтер‑ден‑Линден в Берлине…

Почему он так откровенно в этом признавался? Какие дьявольские сети плел?..

Поймав на себе взгляд Юрия, видимо, весьма красноречивый, господин‑гражданин улыбнулся:

— Да не пугайтесь вы, не пугайтесь, молодой человек! Могу вам паспорт показать, дабы удостоверились: я — гражданин Советского… Как бишь там у нашего новоявленного классика? «Читайте, завидуйте!..»

Он в самом деле протянул Васильцеву паспорт, которого тот, разумеется, брать в руки не стал, а лишь подумал: «Если он с нашим паспортом вот так вот запросто разъезжает по берлинам — то, стало быть, он…» Легко угадав его мысли, бородатый господин с улыбкой сказал:

— И снова же вы ошиблись, если поспешно отнесли меня к некоему всуе не называемому ведомству. Нет, я всего лишь… скажем так: свободный художник.

Ах, не верил, не верил Васильцев ни в каких таких свободных художников с советскими паспортами, еще недавно разгуливавших по берлинской Унтер‑ден‑Линден! Куда вот, все же угадать бы, двинется «роллс‑ройс» этого свободного после «Националя» — прямо или налево?..

Но, к его удивлению, «роллс‑ройс» через минуту действительно остановился точь‑в‑точь у входа в «Националь».

— Пойдемте, — пригласил бородач, выходя из машины. И приказал верзиле‑шоферу: — Жди здесь.

Юрию ничего не оставалось, как последовать за ним.

Боже, как нелепо смотрелась его телогрейка, отраженная многочисленными зеркалами роскошного вестибюля! Однако, уважительно приняв шубу «свободного художника», гардеробщик и эту телогреечку принял, хотя и несколько брезгливо, но безропотно. Метрдотель после некоторых очевидных душевных мук тоже предпочел все‑таки Васильцева в его спецовке впустить. Уже через несколько минут странная пара сидела за столиком на двоих в зале на втором этаже, и бородач со знанием дела диктовал изогнувшемуся перед ним официанту:

— Стало быть, икорки стерляжьей, балычка волжского, два жюльенчика из трюфелей… А маслины у вас какие, все те же, прошлогодние, греческие?

— Никак нет! Испанские, с анчоусами!

— Ну‑ну, давай тогда… И водочки немного для согрева.

— Слушаю‑с!.. Желаете что‑нибудь еще? — Официанту явно стоило немалых усилий не смотреть на спецовку Васильцева.

— Там видно будет. Пока ступай, голубчик…

Все это — и запотевший графинчик, и снедь — появилось на столе спустя не более чем минуту. Официант разлил водку по хрустальным рюмочкам.

— За нашу встречу! — подняв свою рюмку, провозгласил бородач.

Васильцев выпил. Голова сразу закружилась, поскольку почти сутки уже он ничего не ел. Теперь сквозь это кружение едва‑едва слышался голос его визави.

— Так мы, собственно, собирались поговорить об интересующем вас предмете, — говорил тот, — об этом самом Heimliche Gericht, Тайном Суде. В этом вопросе, скажу вам, довольно много путаницы, но, в сущности, все не так уж сложно. Во всяком случае, думаю, ничуть не сложнее ваших… Как бишь их там? Кажется, гильбертовых пространств…

При его последних словах Юрий от неожиданности поперхнулся маслиной с анчоусом, а легкая пьяность мигом прошла. «Откуда, черт побери, откуда, откуда?!» — пронеслось у него в голове.

— Откуда вы?.. — пробормотал он. — Вы что же, знаете, кто я?.. Вы… вы за мной следили?.. — Вопрос был глупым, да и думал он уже о другом: значит, все‑таки с самого начала он не ошибся. Только вот любопытно — прямо сейчас будут его брать или потом, на выходе? Еще неясно было вот что: зачем этот бородатый его в ресторан повел? Про такие их методы он прежде как‑то ни от кого не слыхал. Отложив салфетку, спросил обреченно: — Мне… идти с вами?

Однако его собеседник воскликнул:

— О нет, что вы, нет! Вы что‑то совсем не то себе вообразили! Никуда вам не надо идти! И не следил я вовсе за вами, в мыслях такого не имел! Правда, то, что смогу встретить вас именно в библиотеке, вполне предполагал, не стану скрывать. Предполагал же по той простой причине, что при подобных обстоятельствах я бы сам именно туда первым делом и направился. А поскольку все же я вас, Юрий Андреевич, в некотором роде знаю — правда, лишь заочно до нынешнего дня, — то уж позвольте и мне наконец‑таки представиться. — Бородач почтительно наклонил голову: — Домбровский Георгий Теодорович, друг и коллега вашего покойного отца.

Георгий Теодорович Домбровский — вот как, выходит, разгадывалась подпись «Г.Т.Д.» под тем письмом! И, сообразив это, Васильцев задал самый глупый вопрос из всех, какие только можно задать:

— Так это вы?..

Примечания

3

«Тайный Суд. Секретные документы» (нем.).