Выдуманная история невыдуманной души

Вадим Артемьев (2024)

Эта книга — воспоминания юноши, жившего в конце 18 века, которые он заключил в личный дневник.Главный герой — Александр Чернов, идеалист и мечтатель, бунтарь, который не готов считаться с общепринятыми моральными ценностями и навязанной нравственностью.Он размышляет об отношениях отцов и детей, о природе человека, о боге, поиске себя, дружбе, любви и порочности человеческой души. Готовы ли вы с главным героем отправиться в мрачный и увлекательный путь? Заглянуть в бездну своей души и увидеть собственное отражение? Неожиданная и шокирующая развязка сюжета все расставит на свои места и напротив — поставит под сомнение все.Роман адресован широкому кругу читателей и не оставит равнодушным тех, кто готов полностью погрузиться в повествование и позволить книге завладеть своими думами, кто умеет рассуждать и критически мыслить.

Глава 4

ВОСТОРЖЕННОСТЬ.

ОТВЕРЖЕННОСТЬ.

— Просыпаемся! Сегодня нас ждут приключения и веселье! Ну же, вставай!

Открываю глаза и вижу Максима при параде, скачущего по комнате. Он как ребенок, которому только что дали то, чего он так долго жаждал.

— Что за хорошее настроение? Глядя на тебя, мне становится тошно, —

я отвернулся от него.

— Вот ты скряга! И откуда в тебе столько пессимизма и мрачности? Сегодня — новый день, и он обещает быть запоминающимся! Я наконец-то приглашу ее на танец, а позже постараюсь уединиться с ней где-нибудь подальше от людских глаз. Я расскажу ей о своих чувствах! — он просто сиял от счастья.

Подумать только, это счастье он вообразил себе сам! Я посмотрел на него, а ведь оно того стоит. Зачастую, мы многое выдумываем и в этот миг мы по-настоящему счастливы, ведь в наших мыслях все так, как мы хотим. И пусть в реальности все будет иначе, или же не будет вообще, но мечтать стоит, хотя бы ради такого маленького счастья.

К слову, он говорил о Екатерине Ротерндамской. Девушка имела немецкие корни. Очень красива и стройна, более о ней я не мог сказать ничего, а посему она такая же, как все. Про таких обычно говорят: «Да что он в ней нашел?» Но как ни странно, обычно в таких что-то, да находят.

— Прямо-таки пригласишь? Сам? На балу? — у меня получилось это произнести с доброй иронией. Губы мои расплылись в улыбку, и его явно задевало то, что я сказал.

— Александр Юрьевич! Спускайтесь завтракать, стол уже накрыт! — с первого этажа послышался голос Клавдии Васильевны. Я отодвинул голову и посмотрел за Максима в коридор, будто пытаясь увидеть ее.

— Ты ничего не понимаешь. Она не такая, как все. К ней нужен особый подход! — он подошел к столику, на котором была ваза с астрами и, словно они — это Екатерина, нежно к ним прикоснулся и продолжил. — Да и хочу я все как-то по — особенному, ведь она — олицетворение моих снов и желаний! Я просто не мог позволить себе спонтанно завести с ней беседу или, того хуже, пригласить на балу, — взяв паузу, он добавил:

— Она — тонкая натура. Все это время я думал, что скажу и как поступлю…теперь — я готов, — после этих слов он чуть не разбил вазу, но успел неловкими движениями ее поймать.

«Очень символично», — подумал я.

Казалось, что его нос вот-вот коснется потолка, ибо он его явно задрал, воодушевленный своей последней фразой.

Все это я находил смешным, и мне не терпелось посмотреть на это со стороны. Но больше всего я получал удовольствие, когда разрушал человеческую веру в прекрасное. Ужасный характер или хороший учитель?

— Ну, хорошо, не буду вдаваться в подробности. Надеюсь, все увижу сам, — моя улыбка вновь опустила его с небес на землю.

* * *

На улице стоял прохладный вечер. Небесную гладь скрывали пепельные облака, изредка был слышен гром и мелькание молний озаряло все вокруг. Из-за ярких вспышек складывалось ощущение, что все живое дергается от испуга, испуга неизвестности, но как только вспышка пропадала, все становилось на свои места и продолжало существовать как раньше. Прямо как солдат, дающий обещания Богу перед боем, что если тот его защитит, он непременно начнет ходить в церковь и соблюдать все посты, но как только бой заканчивался, так все обещания сразу же забывались. И так до следующего боя. Видимо, любая человеческая вера должна подпитываться страхом, иначе ее ценности не будет вообще.

Наверняка будет дождь. Перед нами стоял изысканный дворец. Гости съезжались отовсюду, все в прекрасных нарядах и масках любезности. Я посмотрел на Максима. Он ничего не замечал, ведомый своими мыслями он вообразил, как должен пройти этот вечер, заранее написав сценарий. Ох, бедный Максим, как бы не так!

— Напомни-ка мне, чем занимаются Хрупские? — спросил я.

— Я особо не интересовался. Глава семейства был не последним человеком в городе, а после его смерти все перешло в наследство семье. Это все, что я знаю. В целом, они скрытные люди и только свой достаток выставляют напоказ.

Я отвел глаза.

— Ну что ж, пожалуй, мы пойдем. Нас там заждались.

Честно говоря, я не любил балы. Все казалось очень наигранным, а местами нелепым.

Приезжающие гости должны были свидетельствовать свое почтение в виде приветствия, прежде всего перед хозяевами. Девицы появлялись на балу исключительно в сопровождении матерей или пожилых особ, которые зорко следили за своими подопечными. Давали им советы и искали кавалеров для танцев, если была такая необходимость. Девушка могла явиться на бал и в сопровождении отца, который представлял ее своим знакомым. А ему представлялись кавалеры, желающие танцевать с его дочерью. Как правило, хозяин или хозяйка дома просили знакомых кавалеров приглашать на танцы дам, вынужденных, чаще всего из-за внешней непривлекательности, сидеть в сторонке. В любом случае, не полагалось внешне проявлять душевного страдания, разочарования или даже плохого настроения. На балу должно было приятно улыбаться и непринужденно поддерживать светский разговор. Каж — дый из высшего света знал эти «законы» и соблюдал их.

Получается, что обычный бал служит примером морали и нравственности общества, а я, как ярый ненавистник этих двух понятий, просто не хотел все это соблюдать.

— Здравствуйте. Мы рады вас видеть на нашем скромном мероприятии. Максим, познакомьте нас с этим молодым человеком, — заговорила дама в желтом платье, на вид ей около 40 лет, но наверняка она старше.

Она выглядела очень сдержанно, а вот девушка краснела от моего взгляда. Только что она проиграла, подумал я и непроизвольно улыбнулся.

— Здравствуйте, Виктория Алексеевна. Мы не могли не приехать к вам. Это… — не успел он договорить, как я заговорил и вставил свое:

— Пожалуй, я сам. Меня зовут Александр Чернов, — я взял женщину за руку и поцеловал ее — все в лучших традициях.

Максим не придал моему поступку значения, он привык к моим выходкам.

— А кто эта милая барышня? — я взглядом показал на Наталью и проделал с ее рукой то же самое. Рука ее была холодная, она явно ощутила жар моих губ. Я чувствовал ее волнение.

— Это моя дочь, Наталья. Она у меня просто душенька, — девушка засмущалась еще больше.

Наталья и вправду очень красивая. Ее красное платье подчеркивает ее прекрасную талию. Глаза ее непорочны, она невинная и чиста, но все в ней говорит о том, что она бунтарка по натуре и все ее нутро живет в вечной войне с чужими мнениями, пересекающимися с ее позицией относительно всего.

— Александр Чернов? Мы многое слышали о вас, — она улыбнулась.

Мимо нас прошла дама, и я резко почувствовал аромат мускуса, ванили и амбры, этот аромат схватил меня под руку и перенес в мои воспоминания, мои болезненные воспоминания, терзающие душу. И вот ведь вздор! Я не мог вспомнить эти воспоминания, но мне становилось не по себе. К счастью, я не показал этого и, не совсем помня, что сказала Виктория Алексеевна пару секунд назад, я ответил, надеясь угадать:

— Верьте каждому слову, — нелепая пауза, и я добавил: — Будем знакомы!

Я уже не смотрел на наших собеседников, а даже повернулся вполоборота, пытаясь глазами найти ту даму и вновь почувствовать этот аромат, который причинял мне унизительную боль. Но я только терялся в догадках, кто это мог быть и что за неощутимая боль терзала мое сознание.

— Вы так уверены, что слухи о вас положительны? — девушка не могла долго молчать и съязвила.

Я посмотрел на нее, и она тут же опустила глаза в пол.

— Напротив, я уверен, что большая часть слухов обо мне скверны. Однако то, что я подвергаюсь этим слухам, мне уже льстит. Я бы даже сказал, что я польщен, — я позерски наклонил голову в ее сторону, всем видом показывая, что жду ответ, на которой мне есть что ответить. Ответ не заставил себя дол — го ждать («С ее то характером!» — подумал я):

— Интересно, почему?

— Сплетни рождаются только из-за интереса к личности или же зависти. Разве это не должно мне льстить?

— А что с вашей рукой? — Виктория Алексеевна отвела удар от дочери.

— Ничего серьезного, — я улыбнулся и перевел тему: — Виктория Алексеевна, позвольте мне пригласить вашу дочь на танец. Я думаю, она не будет против, — я не отводил глаз от Натальи

— Не будет, — не дождавшись ответа матери, сказала она. Я посмотрел на ее матушку, и та одобрительно кивнула.

— Удачи, Максим! — сказал я с усмешкой товарищу, на что он ответил кивком и с серьезным видом, будто не поняв, что я имел в виду, продолжил беседу с Викторией Алексеевной.

Мы направились в зал и, пока шли, Наталья неловко молчала, лишь изредка любезно кланялась, приветствуя знакомых гостей. Она чувствовала мою уверенность и должна была ответить тем же.

— В каких танцах вы сильны, Александр Юрьевич?

Забавно, откуда она знает мое отчество? Я посмотрел на нее, мои губы скривились в подозрительной улыбке. Ка — жется, она поняла свою оплошность и неловко отвела взгляд в пол, отведя локоны своих волос за ухо. «А она не так глупа, как мне казалось».

В свою очередь, я не знал ее отчества, и мне пришлось обойтись без лишней любезности.

— Я танцую абсолютно все… Даю вашему желанию выбор.

— В таком случае — мазурка.

— Принимаю.

Весь танец мы молчали, а в момент сближения я крепко прижимал ее к себе. Так, что порой ей было тяжело вздохнуть. Я ощущал ее прерывистое дыхание, она ощущала мою грубость и настойчивость. Все это было похоже на войну, битву стихий, но никак не на обычный танец, который наблюдали все вокруг. Окружающие нас пары были однодневными мотыльками, когда мы целым вулканом и каждый раз, когда мы прижимались, вулкан извергал лаву, и будь в действительности это так, то мотыльки бы летели на наш свет, но тут же сгорали. Когда танец закончился, я поцеловал ее руку и незамедлительно направился в сторону выхода. Она была явно не готова к такому развитию событий, и это играло мне на руку. Ведь если ты хочешь взять вверх над человеком, то он никоим образом не должен ощущать себя в своей тарелке.

Остановившись у двери, я осмотрелся и увидел лестницу, ведущую на второй этаж. Я не торопясь поднялся по ней в надежде найти комнату и уединиться. Такую комнату я нашел. Прохожу без стука. Она пуста. В ней мрачно и, кроме тусклого камина, ничего не освещало ее. Тут были полки с книгами, пианино, диван и два кресла со столиком.

Складывалось ощущение, что сюда приходят, чтобы отлучиться от этого мира и увязнуть в своем.

Я пододвинул два кресла друг к другу. На одно положил свое туловище, на другое — ноги. Было весьма удобно. Мои глаза остановились на столике. Он был не простой — двухъярусный. На нижнем ярусе были бутылки и четыре стакана с каждой стороны. Взяв одну из бутылок, я откупорил пробку и налил себе немного в стакан. Это было вино.

Атмосфера была захватывающая: я один в комнате, легкий хруст слышался из камина, безмятежные огоньки будто грызли древесину, а отголоски теней бегали по комнате, и, лишь иногда, из камина слышался резкий треск и пара искр вылетали в какой-то непонятной надежде и тут же гасли.

Интересно, кто разжег камин? Видимо, кто-то готовил эту комнату для себя.

Я сидел наедине со своими мыслями и вином минут десять. Этого хватило слегка одурманить мой разум и притупить чувства. Чуть слышные шаги. Будто кто-то крадется за дверью. Но я и не подумал вставать. Дверь отворилась, и я увидел ее. Предсказуемо. Я не ошибаюсь в том, что касается души чело — веческой.

Это была Наталья. Своим взглядом она встретилась с моим и, оглянувшись вокруг, спросила:

— Я не помешаю?

— Нет, — ответил я, — присаживайтесь. Она одна, видимо, матушка ее уже ищет.

— Вы будете вино? Заранее извиняюсь за свою дерзость, но я не смог устоять и открыл одну бутылку. Надеюсь, она не коллекционная, — я достал стакан и принялся разливать.

— Не извиняю! Но уже поздно, а пить я не хочу, — она сказала это с дерзостью, присущей молодым особам, которые пытаются хоть как-то проявить свой характер. Например, съязвить собеседнику.

Что ж, это еще проще: я был знаком с таким, и мой интерес лишь разгорелся.

— Да бросьте! Мы пьем вино, плохих последствий быть не может! — я все же налил и поставил стакан рядом с ней. Бутылку поставил на пол.

— Я и не беспокоюсь о последствиях! — она протянула руку к стакану и сделала глоток — что и требовалось доказать.

Как же все-таки легко влиять на женский пол извне. Мне потребовалось лишь создать благоприятную ситуацию и дать возможность не согласиться со мной. Но, не согласившись со мной, она согласилась куда больше.

Я снова непроизвольно улыбнулся.

Кажется, она поняла свою ошибку и поспешно поставила стакан на место.

— Вы знали, что я приду, так?

Искра стрельнула из камина и, упав на пол, тут же погасла.

— Знал, — честно сказал я.

— Получается, вы все спланировали?

— Я не планировал, — она снова опустила глаза, будто внутри ощутила свою ненужность. Девушкам просто необходимо быть нужными по их природе, не надо пытаться это понять, это нужно просто принять, как должное и что-то необратимое. — Хотя лучшее, зачастую, происходит случайно, — я тут же исправился и приободрил ее, смотря в свой стакан и улыбаясь оттого, что я все знаю наперед.

— Вы очень обсуждаемая личность среди молодых девушек. Что они все в вас нашли?

— А что вы? — я сбил ее с толку.

— А что я?! — она крайне неестественно удивилась, поправив неудобное платье между грудями.

— Каким вы видите меня? Я вам не нравлюсь? — веду беседу и разглядываю огонь.

— Вы самолюбивый эгоист, думающий только о своем благе. У вас нет ни сердца, ни души, — она снова поднесла стакан к губам, не поверив, что произнесла мне такое в лицо. Сделала глубокие два глотка.

Мы замолчали.

— А почему вы не спрашиваете, что я думаю о вас? — я сделал серьезный вид, нахмурив брови и сжав скулы.

— Мне неважно, что вы думаете обо мне, — она соврала и сделала еще глоток.

— Позвольте, я налью вам еще, — налив чуть больше, я снова заговорил.

— Вы мне представились очень милой и ранимой натурой. Вы очень чувственны, хотя пытаетесь это скрывать всеми возможными способами, — я снова взял паузу, она не была готова это услышать.

Было видно ее волнение, и, если бы не треск камина, то наверняка был бы слышан стук ее сердца. За нами в окно наблюдали звезды, казалось, что те из звезд, которые проявляли интерес к нашей беседе, горели ярче, а луна, очнувшись от дневной спячки, казалась фонарем, висевшим в небе, бьющимся с тьмой, чаще проигрывая из-за туч, которые время от времени скрывали ее из виду, пытаясь спрятать и приглушить ее свет.

— Вы всегда делаете то, что хотите? — спросил я все также смотря в огонь и попивая вино.

— Наверное, я не понимаю вашего вопроса. — опять опустила глаза в пол.

Встав, я поправился и непринужденно сел рядом с ней. Держа ее руки, я смотрел ей прямо в глаза, мне было неважно, что она скажет, ведь у меня были в распоряжении ее глаза. Да и вообще, любого человека можно прочитать по его глазам, ведь это отражение души. Можно ли подделать отражение?

— Вы будто что-то пытаетесь прочесть в моих глазах. Вам нравится копаться в людях?

— Вы любите фрукты?

— Да, но причем здесь это?

— Вы любите фрукты, но зачастую не принимаете их такими, какие они есть и начинаете чистить, отделяя кожуру. Неважно, для чего вы это делаете, для вкуса или потому, что кожуру есть нельзя, — я улыбнулся. — Сладок плод без кожуры. Она задумалась над смыслом сказанного мной. Ей понравилось сравнение, и она получила ответ на свой вопрос.

— Я безумно хочу ощутить ваш поцелуй на вкус… Один мимолетный поцелуй, подарите мне его. Однако если у вас нет желания целовать меня, я тут же выйду и оставлю вас.

Я ощущал, как мое последнее «оставлю вас» звучало эхом в ее подсознании.

Она не хочет, чтобы я уходил, хочет этот поцелуй и не может себе позволить такую близость, ведь меня она едва знает, и то — лишь по слухам, а слухи скверные. Что ж, можно считать эту встречу второй, ведь благодаря слухам ее уже познакомили со мной и мне это только на руку.

Как это знакомо!

Как правило, человека плохое всегда притягивает больше — ведь оно кажется таким неизведанным и находится под запретом, разве не интересно испытать что-нибудь, что вам ранее запрещали или от чего предостерегали?

Она все так же молча смотрела на меня и немного дрожала. Я взял ее руку, она была холодная. Да. То, что казалось волнительным для нее, не являлось таковым для меня.

Я положил свою руку на ее шею, затем отвел волосы от лица и тут же положил руку на ее стан.

— Закрой глаза и доверься мне.

Она закрыла глаза, но явно противилась второму.

Я медленно приблизился. На мгновение все поглотила тишина, которая исходила из нас двоих. Казалось, что даже огонь в камине пытался замолчать и все войны кругом остановились. Между нашими губами оставалось мгновение, ее дыхание стало прерывистым, а тело реагировало на мои прикосновения легкими судорогами. Едва я коснулся своими губами ее губ, мы слились в поцелуе. Он был очень нежным и робким. Чувствовалась ее неопытность, но это доставляло особенное удовольствие.

Вдруг она оттолкнула меня, закрыла глаза и поднесла руку к голове.

— У меня кружится голова, мне как-то неловко…

— Все хорошо, выпейте еще и сделайте пару глубоких вдохов.

Она посмотрела на меня презрительным взглядом, и в этом взгляде было написано: «А вы, видимо, уже не раз бывали в подобных ситуациях, раз знаете, что нужно делать».

Все это вранье, я импровизировал, и видимо, удачно. Ей становилось лучше.

— Продолжим наш диалог? — кажется, она пытается перетянуть на себя сложившуюся ситуацию. И как же все-таки быстро человек теряет страх, когда переступает через него.

— Давайте продолжим, — я налил себе еще.

— О вас ходит много слухов, и вы явно имеете известность среди молодых барышень. Почему вы такой?

— Какой? — я не ждал подобного вопроса после ее воодушевленного начала и нашего поцелуя.

— Холодный, мерзкий, бесчувственный… это можно называть как угодно, вы прекрасно понимаете, о чем я.

Что ею сейчас движет? Все очевидно! Ненависть! И ненависть эта к самой себе.

— Ах, вы об этом, — чуть помедлив, я добавил: — Мне проще быть таким, какой я есть. За мои двадцать шесть лет меня слишком часто предавали и ранили сердце. Теперь его нет. Ни доверия, ни сердца. Каждый период в моей никчемной жизни формировал монстра с циничными взглядами и бесчувственным рассудком. С каждым годом я каменел и разочаровывался в существе, которое называет себя «человек». А что есть этот «человек»? Груда костей и медленно гниющее мясо? — я сделал глоток. — Забавно, но важно то, какие мы внутри. Я противлюсь тому, что вы называете любовью. Я смеюсь над тем, что вы считаете ценностями… — я хотел было продолжить, но что-то заставило меня поднять бутылку с пола и, посмотрев на нее, я мысленно произнес: «Вино — напиток дьявола».

Оно позволяет открыть человеку то, что он так тщательно скрывал. Видимо, так оно и есть: «In vino veritas!»

Все это время Наталья молча смотрела на меня с сожалением. Она была не готова услышать мною сказанное, видимо, она ожидала, что я начну оправдываться. В оправданиях нет никакого смысла! Даже если вы чего-то не делали, но люди посчитали, что виновны вы, то пусть так и будет. Ведь получа — ется, что они были о вас именно такого мнения ранее, а случившееся лишь было удобным поводом.

— Получается, вы ничего не чувствуете? — она произнесла это с удивлением ребенка, который, изучая мир, открыл для себя что-то новое и загадочное.

Конец ознакомительного фрагмента.