Высокое стремление: судьба Николая Скрыпника
Эта книга об одной из самых выдающихся личностей украинства ХХ в., одаренной фигуре общественного движения с неповторимо яркой и одновременно трагической судьбой. Пылкий патриот Украины и безгранично преданный интернациональной революции борец – Николай Алексеевич Скрыпник – оставил после себя самобытное творческое наследие и такой след в истории, на который был способен не каждый. В жизни, деятельности и даже смерти Н. Скрыпника с чрезвычайной рельефностью отразилась целая эпоха, и предлагаемая книга – это еще и рассказ-размышление об очень непростых процессах отечественного прошлого во времена самого крутого в истории общественного поворота. Книга рассчитана на всех, кто интересуется советской историей. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Высокое стремление: судьба Николая Скрыпника предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
І. Выбор пути
Существует достаточно устоявшаяся точка зрения, что перед смертью каждый человек мысленно в один миг как будто переживает, переосмысливает, переоценивает всю свою жизнь. Считается, что такова уж человеческая природа, когда даже тяжело больные, находящиеся в обморочном состоянии люди на какое-то мгновение приходят в сознание, и их мировосприятие в этот момент предельно четкое, а суждения глубокие, реалистичные, объективные — возможно, как никогда раньше.
Так это или нет — утверждать однозначно трудно. Но вполне логичным, думается, будет предположить, что человек, который собственноручно решил покончить счеты с жизнью, обязательно должен в последний момент еще и еще раз мысленно охватить пройденный жизненный путь и окончательно утвердиться в избранном уже решении.
Так, пожалуй, пронеслось в сознании Николая Скрыпника в последние трагические секунды все самое главное, самое существенное, что случилось в его судьбе. Во время долгих этапов, в ссылке, в камерах-одиночках мысль с такой невероятной скоростью не летела над вехами пережитого, тогда она надолго задерживалась на том или ином эпизоде, возвращаясь к некоторым из них, выкристаллизовывая ту или иную его оценку.
Джавахарлал Неру несколько позже заметит, что человек, которому не пришлось сидеть в тюрьме, вообще мало чего стоит — ведь у него не было возможности остановиться в скоротечном водовороте жизни, осмыслить себя, свою роль в нем. Как и Неру, судьба «дарила» такие возможности Николаю Скрыпнику часто, пожалуй даже с лихвой.
После победы революции о подобных случаях — «роскоши» для самоанализа, самооценки, казалось, нечего и думать. Жизнь молнией летела вперед и останавливаться в этом полете — значит, безнадежно отстать, рухнуть в пропасть. Но нет! А сотни произведений, вышедших из-под неугомонного пера, — разве в них не осмысление пережитого, прочувствованного, передуманного?
Это же как у бессмертного Кобзаря, которым так искренне восхищался Николай Алексеевич:
Думы мои, думы мои,
Горе, думы, с вами.
Что вы встали на бумаге
Хмурыми рядами?
Что вас ветер не развеял
Пылью на просторе,
Что вас ночью, как ребенка,
Не приспало горе?..[25]
И поэтому 7 июля 1933 г. вся жизнь оказалась у Николая Алексеевича Скрыпника словно на ладони. И мысли не прыгают беспорядочно с одной на другую, не путаются, а образовали некую плавную цепь, которую мозг схватывает от начала до конца сразу, без напряжения. И все эпизоды жизни видятся так отчетливо, так ясно, что кажется — все это происходило совсем недавно, только что…
Раннее детство. Это Донбасс, Харьковская губерния. Частая смена мест проживания. Так складывалась жизнь отца, что он, как железнодорожный служащий (сначала долго телеграфист, впоследствии — помощник начальника станции), вынужден был постоянно путешествовать — практически каждые полгода переезжать с места на место. Когда молодожены (жена Алексея Касьяновича Оксана Филипповна была по специальности акушеркой) проживали в железнодорожной теплушке в слободе Ясиноватой Бахмутского уезда Екатеринославской губернии, появился первенец. Произошло это 13 (25) января 1872 г. Назвали сына Николаем. С самого рождения он стал привыкать к паровозным и заводским гудкам, вдыхать дым фабричных труб и специфический запах шахтных терриконов. А перестук колес бесконечными железнодорожными путями под вагончиком, в котором проживала молодая семья, не мешал спать — казалось, так оно и должно быть.
Колин отец был выходцем из крестьян, с большим трудом завоевывал у жизни возможности для более или менее приличного существования. С ранних лет он возненавидел существующий строй, а учась в воскресной школе, где преподавали и революционные демократы, быстро проникся симпатиями к революционным идеям.
Во время обучения на акушерских курсах в Харькове сблизилась с революционно настроенными личностями и мать Николая. Сочувственное отношение родителей к прогрессивным взглядам, революционным действиям создавало в семье благоприятную атмосферу для формирования соответствующего мировосприятия, выработки жизненной позиции и у всех их детей. А было их четверо. Вслед за Николаем родились Владимир, Александр, Мария. Сыновья пошли по революционному пути. Так, Александр принимал участие в революции 1905 г., был арестован, с ноября 1907 до февраля 1908 г. отбывал наказание в Екатеринославской тюрьме, после чего был сослан в Тобольскую губернию, где и умер после 1910 г.[26] Во всяком случае, последнюю весть о нем получили именно тогда…
А родителям очень хотелось, чтобы дети не испытали тех лишений, которые выпали на их долю. Путь к лучшей жизни они видели в надлежащем образовании. Когда пришло время учиться, Николая отдали в Барвенковскую двухклассную слободскую школу, а после ее окончания — в Изюмское реальное училище.
Барвенково, Изюм — их окрестности окружены живописным лесом с вековыми дубами, стройными соснами, душистыми липами. А в какое восхищение способны привести кого угодно извилистые, одетые в золотые, бархатистые пески берега спокойно текущего Северского Донца!
Кажется, что главная сложность здесь для человека с художественным вкусом, наклонностями — выбрать из множества самых прекрасных мест, конкурирующих друг с другом, действительно лучшее, неповторимое. Тут так легко, свободно дышится и так хорошо думается.
Николай любил оставаться наедине с этой спокойно мягкой, в чем-то даже ласковой природой. Мог часами наблюдать, как солнечные лучи пробиваются сквозь крону могучих деревьев, прокладывают светлые полоски-дорожки сквозь голубую тишину, такую тишину, что просто звенит. Наблюдал и мечтал. Ставил себе вопросы и пытался найти на них ответы. Иногда мучительные рассуждения так ни к чему и не приводили.
Тогда выбирал место где-то на краю поляны или на берегу реки, вынимал книгу, которая всегда была с ним, и углублялся в текст. Так выходило, что чаще всего в руках оказывался «Кобзарь» Шевченко. Конечно, это было не случайно. Стихи великого Тараса бередили душу Николая, задевали самые чувствительные струны, отзывались в сердце самым глубоким, тончайшим образом, часто оказывались удивительно созвучными внутреннему настроению.
Юношу пленила лирика Тараса Шевченко. Но не меньший восторг вызывали произведения о гайдамаках, овеянной легендами Колиивщине. Ученик заучил наизусть целые главы из бессмертной поэмы «Гайдамаки», охотно их декламировал. Позже вспоминал: «Развивался самостоятельно, исходным пунктом моего развития было изучение украинской литературы и истории Украины. Влияли здесь и семейные рассказы о прадедах — запорожцах, особенно об одном из них, которого польские шляхтичи посадили на кол за участие в восстании Железняка и Гонты в XVIII веке. Стихи Тараса Шевченко возбудили во мне охоту к чтению истории вообще, в частности истории Украины, особенно об эпохе освободительных восстаний, войны и руины, где я наткнулся и на Черную Раду, и на восстания классового характера угнетенных против казацкой старшины; это укрепило мое критическое отношение к господству богатых, а вместе с тем побудило к чтению по историческим и экономическим вопросам»[27].
Произведения великого Тараса, другие книги заставляли все больше задумываться и над суровой действительностью с ее произволом, несправедливостями, народными страданиями. Ответы на вопросы, которых у жадного к знаниям юноши с каждым днем возникало все больше, трудно было ожидать в школе или училище. Учебной программой он овладевал без всякого напряжения, и упорно искал те книги (должны же быть — такая вера была неодолимой), в которых объяснялись бы противоречия окружающей жизни, существующих порядков.
Николай Скрыпник прокладывал свой собственный путь к правде, путь, который вел его в ряды революционеров. «…Любопытство, возбужденное украинской литературой, — писал он впоследствии в автобиографии, — толкнуло меня последовательно увлечься фольклором, лингвистикой, древней историей, антропологией, геологией, теорией развития космоса»[28].
Эти обстоятельства — рост и политическое возмужание на украинской почве — позволили самому Скрыпнику уже в зрелом возрасте оценить первые шаги к революционной деятельности как отличные от тех, которыми пришли в большевистскую партию интеллигенты-россияне. Видимо, такие рассуждения не лишены смысла. Однако сделанные им оговорки, думается, если не абсолютизируют, то по крайней мере переоценивают зарубежные его биографы.
Не менее мощным идейным источником были произведения русских революционеров-демократов — Александра Герцена, Николая Чернышевского, Михаила Добролюбова, Дмитрия Писарева.
Не обходил Николай Скрыпник и народническую литературу. А образы А. Рахметова, А. Желябова, В. Фигнер как-то сплетались в один образ революционера, сознательно отдающего жизнь службе народу, беззаветной борьбе за его освобождение от угнетателей, за его счастье.
И случилось так, что уже в реальном училище, еще не имея сколько-нибудь сформированного мировоззрения, сложившихся ориентиров, Николай и его однокашники попытались вести разъяснительно-пропагандистскую работу среди рабочих и крестьян Изюмского уезда. Делали это под видом экскурсий в мастерские, на мелкие предприятия или под предлогом этнографических экспедиций в села для изучения народного творчества. Однако такая «деятельность» учащихся достаточно быстро стала известной начальству, и Николай Скрыпник понес первое серьезное и довольно распространенное в то время в Российской империи административное наказание — был исключен из Изюмского реального училища.
Конечно, неприятность неожиданная и немалая. Что же — смириться или, может, как-то попытаться доказать начальству свою лояльность. Ведь учиться так хотелось! Однако некоторые черты характера у юноши сформировались в то время уже достаточно прочно. Предавать идею, отступать от начатого дела — ни в коем случае! Можно продолжить овладевать знаниями и самостоятельно.
Сил, времени не жалел. Читал как можно больше. Все заметнее начал чувствовать особый вкус к социалистической литературе. Правда, далеко не все тут сразу показалось убедительным. Это касалось и исследования ученого, профессора Киевского университета Николая Ивановича Зибера «Теория ценности и капитала Д. Рикардо» — одной из первых отечественных работ, в которой популяризировалось экономическое учение К. Маркса, в частности доказывалась правомерность положений и выводов «Капитала».
Какое-то двойственное впечатление оставалось и после ряда статей Карла Каутского — одного из руководящих деятелей и видных теоретиков не только германской, но и мировой социал-демократии.
Важной вехой в собственном идейном, революционном становлении Николай Скрыпник считал знакомство с «галицийским переводом» «Эрфуртской программы» германской социал-демократии. Согласно научным исследованиям, брошюра была издана не в Коломые М. Павликом, как считалось ранее, а в Киеве марксистским кружком Б. Кистяковского, прибегнувшего к дезинформации из конспиративных соображений[29].
Естественно, возникло желание глубже разобраться в сути социалистической теории, обратиться к трудам основоположников коммунистической идеологии, не довольствуясь интерпретацией их взглядов. Когда же такая возможность представилась и в руки попал «Капитал» К. Маркса, Н. А. Скрыпник почувствовал истинное удовольствие и даже наслаждение от блестящего умения автора вести научный анализ общественного развития и подводить читателя к всесторонне обоснованным, научным выводам. Лихорадочно искал и поглощал один за другим иные труды Карла Маркса и Фридриха Энгельса, смог ознакомиться и с изданиями переводчиков, популяризаторов революционной теории пролетариата — членов группы «Освобождение труда», в частности пионера марксизма в России — Г. В. Плеханова. Большой след в сознании молодого человека, формировании его материалистических подходов к анализу общественных явлений и процессов сыграла книга «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю».
Где-то уже во второй половине 90-х годов Николай Скрыпник обратил внимание и на нелегально распространяемые произведения анонимного автора. Это была брошюра «По поводу так называемого вопроса о рынках» и отдельные гектографические выпуски достаточно объемного произведения «Что такое “друзья народа” и как они воюют против социал-демократов?». Позже молодой революционер узнает, что принадлежали они перу молодого В. Ульянова. Здесь привлекало, прежде всего, стремление подойти с марксистских позиций к конкретной российской действительности, а также достаточно аргументированный научный разбор взглядов либерального народничества, показ объективной неспособности постичь им суть положения в стране, найти выход из раздирающих ее противоречий.
Мало-помалу Николай Скрыпник убеждается в том, что именно за марксизмом историческая правота и что это именно то оружие, с помощью которого можно вести настоящую борьбу за переустройство общества. К таким выводам все более подталкивала и практическая работа в революционных кружках, общение с революционно настроенными личностями в Изюме, Екатеринославе, Харькове, Курске. Позже Н. А. Скрыпник сам так определил одну из важнейших, отправных вех в своей жизни: «С 1897 года я уже вел свою работу как марксист, социал-демократ и с этого времени считаю себя членом партии»[30].
Было в то время Николаю Алексеевичу 25 лет. Пожалуй, не так много людей в таком возрасте могут сказать, что они определили свой путь в жизни, ясно видели ту идею, которой можно посвятить всего себя без остатка.
Достаточно четким было представление и о том, что революционеру крайне необходимо и основательное образование, широкие знания. И, добившись в 1900 г. сдачи экзаменов за курс реального училища в Курске, он, не задерживаясь, уезжает в Петербург.
Конечно, столица привлекала молодого человека не только своей пышной красотой и возможностью поступить в один из ведущих вузов страны, но и бурлением политической жизни. Николай это уже хорошо понимал. И любовался помпезностью дворцов, неповторимостью памятников недолго. И не тем он уже в то время был человеком, для которого эстетические рефлексии утолили бы огонь, который полыхал в груди, молнией пронизывал сознание, когда он останавливался в том или ином уголке столицы. Вот «Медный всадник». На память сразу нахлынули слова Шевченко из поэмы «Сон»:
…На скале начертано:
«Первому — Вторая»
Это диво поставила.
Теперь-то я знаю:
Это — Первый, распинавший
Нашу Украину,
А Вторая доконала
Вдову-сиротину.
Так мне тяжко, тяжко стало,
Словно я читаю
Историю Украины![31]
Погрузившись в размышления, вдруг вздрогнул от пушечного залпа, донесшегося из-за спины, с другой стороны Невы. Повернулся на звук, понял, что настал полдень. Поднял глаза туда, куда в низкие свинцовые тучи пыталась вонзить свой игольчатый шпиль Петропавловская крепость.
От таких же выстрелов сотрясалась вся Россия, когда орудийными залпами сообщалось о казни ее лучших сыновей. А сколько их, борцов против угнетения, за прогресс страны, было брошено в мрачные казематы, по существу заживо похоронено.
С Сенатской площади, навечно впитавшей в себя память о славных декабристах, направился к площади перед Казанским собором, где Г. В. Плеханов поднял первый в России красный флаг — флаг рабочей солидарности. Знаменательное место…
А вот и рабочие кварталы. Кажется, что даже для «северной столицы», вообще такой скупой на солнечные дни, здесь оказываешься в каком-то совсем уж зловещем темном мире. Сюда, вероятно, и солнце практически не проникает, не согревает своими лучами мрачных, скользких, ободранных, облупленных стен бараков. А в них люди. Те, кто своим трудом создают богатства всего общества. И как же они бедствуют! Как несчастны! Как можно быстро, эффективно помочь им? Как их поднять на слом старого мира? Как претворить в жизнь учение Маркса?..
Надо, прежде всего, возможно максимально вооружиться знаниями. Николай Скрыпник успешно сдает вступительные экзамены, становится студентом Технологического института. Вуз был известен своими прогрессивными традициями.
Немало здесь обучалось и выходцев из Украины, которые образовывали землячество (Громаду). Естественно, вошел в землячество и украинский студент-первокурсник. Этот факт служит основанием для утверждений о принадлежности юноши и к Революционной украинской партии (РУП), возникшей в 1900 г. на основе объединения громад, прежде всего студенческих, как первичных ячеек партии. Существуют и определенные соображения-возражения относительно «методики» автоматического зачисления в РУП всех членов громад, которые нередко исповедовали различные взгляды и идеалы. Пожалуй, искать однозначный, категорический ответ на затронутый вопрос особого смысла нет. Ведь сколько-нибудь заметного следа ни в деятельности РУП, ни даже в петербургской Громаде Николай Скрыпник не оставил. Единственное, что доподлинно известно, так это то, что после ареста в 1902 г., когда молодой революционер-украинец находился в ссылке в Сибири, его земляки из петербургской Громады получили известия о бесперспективности связей с ним, поскольку Скрыпник связан с деятельностью совсем другой организации[32]. Речь, конечно, об РСДРП.
Поскольку сам Николай Алексеевич к упомянутому эпизоду никогда в своих трудах не возвращался, можно только гадать, что именно и в наибольшей степени повлияло на выбор пути. Следовательно, стоит заметить, что искать объяснение «ренегатства украинцев» «в особенностях российской имперской методы завоевывать народы и владеть ими»[33], полностью распространять этот вывод на Скрыпника, считать его «пропащей силой» для родной нации вряд ли оправданно. Есть достаточно оснований склоняться к выводу, что процесс избрания ориентации молодым революционером происходил в несколько иной плоскости — приобщения к организации, которая субъективно представлялась в то время наиболее перспективным борцом с российским самодержавием — оплотом и социального, и национального гнета.
Нельзя, конечно, исключить и каких-либо других вариантов. Ведь параллельно с Громадой Николай Скрыпник вошел в контакт с революционно настроенными студентами, кружок которых имел, так сказать, интернациональный характер (скорее — на национальное происхождение никто не обращал внимания) и вместе с новыми товарищами углубился в изучение нелегальной литературы, до хрипоты отстаивал в спорах собственное мнение. Одновременно он ищет выход и за пределы вуза, на революционные организации, связанные с массами, с рабочими.
Вскоре через товарищей Николай Скрыпник знакомится с членами социал-демократической группы «Рабочее знамя», входит в ее состав. Ядро группы, что за Невской заставой, в 1898 г. составили бывшие члены ленинского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса».
Видимо, в данном случае первостепенную роль сыграл случай. Ведь в то время, после разгромов жандармами «Союзов борьбы», на передний план выдвинулись так называемые «молодые», или «экономисты». Они склонялись к абсолютизации экономических форм борьбы рабочего класса, считали возможным на том этапе ограничиться лишь агитацией на почве экономических интересов пролетариев, призывали отдать первенство в освободительной, политической борьбе либеральной буржуазии, что, по мнению радикалов, обрекало бы в конце концов рабочее движение на бесперспективность, на хвостизм.
Не смог внести существенных изменений в ситуацию и Первый съезд РСДРП. Он имел огромное значение, провозгласив создание рабочей марксистской партии в России, поднял флаг социал-демократии. К решениям съезда сразу же присоединились все действительно революционные элементы. Но «экономисты» не «сложили оружия», внося разлад в работу социал-демократов, раскалывая организации. В. И. Ленин охарактеризовал тот этап в развитии российской социал-демократии как период разброда и шатаний.
Чувствуя несогласованность в рядах марксистов, активизировались и «легальные марксисты», либеральные народники, которые, было, совсем пали духом после ленинского разгрома их программных основ и тактики в работах «Что такое “друзья народа” и как они воюют против социал-демократов?» и «Экономическое содержание народничества и критика его в книге господина Струве».
Представитель каждого направления освободительного движения стремился доказать правоту именно своих взглядов, привлечь к своей организации новых членов, особенно из числа молодых, начинающих борцов.
Достаточно наглядное представление об идейной борьбе, практически войне, которой характеризовалась в то время ситуация в Петербурге, дает воспроизведение одного из многочисленных эпизодов тогдашней жизни близким к Максиму Горькому писателем, участником многих интересных событий излома веков Александром Серебровым (Тихоновым). В книге мемуаров прямо-таки со стенографическими подробностями воссоздается длительная дискуссия на одной из сходок, довольно часто происходивших в Петербурге под видом вечеринок.
В ней одновременно приняли участие представители «легальных марксистов», либеральных народников, «экономистов», бундовцев, революционных социал-демократов ленинского направления. В противовес своим политическим соперникам «твердокаменные из группы Ленина» уже тогда не ограничивались учеными диспутами, абстрактным теоретизированием, хотя и тут они часто побеждали оппонентов, а сблизились с рабочими, объединились с ними в совместных организациях для практичной борьбы.
Случилось так, что Николай Скрыпник сразу примкнул к «твердокаменным», тогда как многие из его поколения долго искали путь на ощупь, методом «проб и ошибок». А некоторые так никогда и не находили.
Как член группы «Рабочее знамя» Скрыпник вел политическую пропаганду среди рабочих, не раз вступая в острые перепалки с «экономистами». Напряженно, нетерпеливо ждал того, когда же проявятся плоды работы, когда пролетарии организованно заявят о своей силе. А отовсюду приходили сообщения о забастовках, митингах и демонстрациях, лихорадившие огромную Российскую империю — из Варшавы и Харькова, Вильно и Екатеринослава, Одессы и Тбилиси. Пролетарские выступления будили активность других слоев населения — крестьянства, интеллигенции, студенчества, учащейся молодежи.
Николай Алексеевич хорошо помнит, что настоящее революционное крещение он получил во время демонстрации рабочих и студентов, которая состоялась на площади перед Казанским собором 4 марта 1901 г. Поводом стала расправа над студентами Киевского университета. Когда в декабре 1900 г. киевские студенты в очередной раз выступили за отмену реакционного университетского устава, за демократизацию высшей школы, они подверглись жестоким репрессиям. А 183 активиста были исключены из университета и отданы в солдаты.
Узнав об этой возмутительной новости, Николай сразу вспомнил Тараса Шевченко, его солдатчину, скитания, издевательства над ним, вспомнил о том, какое потрясение переживала ранимая душа поэта от наказания шпицрутенами, вспомнил, как отливались в свинцовые строки слова — проклятия царизму, слова — призывы к борьбе:
…Другого не жди,
Не ожидай желанной воли —
Она заснула. Царь Микола приспал ее.
Чтоб разбудить больную волю поскорее, —
Обух придется закалить
И наточить топор острее —
И волю миром всем будить…[34]
Неужели с тех пор ничего так и не изменилось?!
Вот и В. И. Ленин в «Искре» с возмущением отмечает: «На многие мысли и сопоставления наводит эта новая карательная мера, новая своей попыткой воскресить давным-давно отжившее старое. Поколений три тому назад, во времена николаевские, отдача в солдаты была естественным наказанием, вполне соответствовавшим всему строю русского крепостного общества. Дворянчиков отдавали в солдаты, чтобы заставить их служить и выслуживаться до офицера, в отмену вольности дворянства. Крестьянина отдавали в солдаты как в долголетнюю каторгу, где его ждали нечеловеческие пытки “зеленой улицы” и т. п.»[35].
Владимир Ильич доказывает, что с тех пор в царской армии мало что изменилось: «…Казарма насквозь пропитана духом самого возмутительного бесправия. Полная беззащитность солдата из крестьян или рабочих, попирание человеческого достоинства, вымогательство, битье, битье и битье. А для тех, у кого есть влиятельные связи и деньги, — льготы и изъятия. Неудивительно, что отдача в эту школу произвола и насилия может быть наказанием и даже очень тяжелым наказанием… Но не меньше жестокости нового наказания возмущает его унизительность. Правительство делает вызов всем, в ком осталось еще чувство порядочности…»[36]
Все прогрессивные элементы общества были единодушны во мнении: «…ответить правительству должно не одно студенчество. Правительство само позаботилось сделать из этого происшествия что-то гораздо большее, чем чисто студенческую историю. Правительство обращается к общественному мнению, точно хвастаясь энергичностью своей расправы, точно издеваясь над всеми освободительными стремлениями. И все сознательные элементы во всех слоях народа должны ответить на этот вызов, если они не хотят пасть до положения безгласных, молча переносящих оскорбления рабов»[37].
Ничуть не сомневался в необходимости протестных действий и Николай Скрыпник. Он непременно должен быть среди демонстрантов, выступающих против самодержавного произвола. Так считали все настоящие социал-демократы. Так считали рабочие и солдаты Киева, Москвы, Харькова, Одессы, Екатеринослава, других центров, поднявшие в те дни свои голоса протеста.
В Петербурге у Казанского собора собрались тысячи жителей — в основном рабочие и студенты. Их союз олицетворяли два флага — красный (от рабочих) и белый (от студентов), под которыми они дружно двинулись в поход по Невскому проспекту, как только появился условный знак — розовый шар, взлетевший в небо. Над демонстрантами закружились листовки, отовсюду послышались призывы:
Долой царизм!
Долой «Временные правила»!
Не позволим нас гнать в солдаты!
Да здравствует революция!
Самодержавие в то время имело незатейливую, просто дикую, однако, как казалось власть имущим, достаточно эффективную тактику борьбы с «мятежниками»: казаки, жандармы, пули.
Вот и сейчас командовать разгоном демонстрантов прибыл сам градоначальник Клейгельс. С выражением нескрываемого презрения посмотрел на многотысячную толпу, по-деловому, не торопясь обследовал подготовленные силы — три эскадрона казаков, множество городовых жандармов — триста из них были конными. Минутку что-то вроде взвешивал-высчитывал. И с какой-то показной брезгливостью «бросил» свою черную силу в бой против безоружных людей. Засвистели плети, заблестели сабли. Озверевшие всадники с ходу врезались в толпу, давя коваными копытами первые ряды демонстрантов, пытаясь достать тех, кто был и подальше, — «для науки». Демонстранты не удержались, бросились врассыпную. Многих из них догоняли, валили с ног, волокли по мостовой, нещадно били, здесь же, у стен Святого храма, а случалось — и об колонны святилища.
Клейгельс был доволен — демонстрация довольно быстро рассеяна. Ничего, что несколько человек оставались бездыханно лежать на земле, что десятки были искалечены. Многих скрутили и отправили в тюрьму. Среди последних был и студент первого курса Петербургского технологического института Николай Скрыпник.
Вряд ли кто желал бы когда-либо, а не то что в начале своей жизни, попасть за решетку. Но Николая это обстоятельство не особенно угнетало. Он боролся за правое дело. Расправу же над собой и такими, как он, считал неправедной. Так считали и демократические силы столицы, всей страны, товарищи, оставшиеся на свободе. До заключенных дошла весть, что социал-демократы Петрограда обратились к общественности с письмом — страстным призывом поддержать требования демократов.
Власти поспешили «распорядиться» относительно арестованных. Николая Скрыпника уже в апреле 1901 г. отправили в Екатеринослав.
Все яснее становилось, что возвращение к учебе, получение высшего образования перерастает в проблему, преодолеть которую так никогда и не удастся. Впрочем, в официальных анкетах советского времени Николай Алексеевич на вопрос «образовательный ценз» собственноручно записывал: «Спг. Технологический и-т», или «образование» — «высшее»[38].
Возвращение в родной край, поближе к родительским местам, не может не растрогать. Любовался буйством весенней украинской природы и теперь уже бывший студент-технолог. Но это не приносило успокоения неугомонному сердцу. Мысли невольно возвращались к делам. А их было немало. Да и не легкими они были!
Когда-то в Екатеринославе была достаточно сильной революционная организация. И. В. Бабушкин, И. Х. Лалаянц, Г. И. Петровский — эти имена говорили уже в то время немало любому революционеру. А Екатеринославский «Союз борьбы за освобождение рабочего класса»! Он был одним из наиболее многочисленных, участвовал в подготовке и проведении Первого съезда РСДРП.
Однако и власти не дремали. Методически вырывали из рядов борцов радикально настроенных, отправляли за решетку, в ссылку. В то же время они относились явно терпимее к тем, кто больше говорил о революции, чем на самом деле что-то делал для ее приближения. Уже тогда начальник Московского охранного отделения С. Зубатов начал воплощение в жизнь своих планов — создание подконтрольных полиции рабочих организаций, которые не представляли реальной угрозы существующему строю.
В этих условиях в Екатеринославе смогли усилить свои позиции «экономисты», которые захватили руководство местным комитетом РСДРП. Скрыпник вместе с товарищами-единомышленниками, революционными социал-демократами начали кропотливую работу по созданию альтернативных рабочих кружков, в которых вели пропаганду подлинного марксизма.
Огромное значение в преодолении «экономизма» сыграла ленинская «Искра», первый номер которой вышел 11 декабря 1900 г. и которая на весну 1901 г. была достаточно востребованной в социал-демократических кругах, в рабочей среде. Это было одним из конкретных результатов деятельности агентов «Искры», доставлявших газету на места, присылавших информацию — материалы с мест, собиравших средства. А издание всем своим содержанием задавало революционный тон работе, сплачивало местные комитеты вокруг общих идей, придавая всему движению единое политическое направление. Как и считал В. И. Ленин, общероссийская политическая газета может быть не только коллективным агитатором и коллективным пропагандистом, но и коллективным организатором. Выполняя последнюю функцию, агенты революционного издания постепенно консолидировали, объединяли те организации, которые воспринимали, поддерживали ленинское направление, в общероссийскую организацию «Искры», в организацию единомышленников — базу для создания подлинно революционной партии. Так стал приобретать реальные очертания ленинский план, сформулированный в первом же номере «Искры» в статье «Насущные задачи нашего движения». «Перед нами стоит во всей своей силе неприятельская крепость, из которой засыпают нас тучи ядер и пуль, уносящие лучших борцов. Мы должны взять эту крепость, и мы возьмем ее, если все силы пробуждающегося пролетариата соединим со всеми силами русских революционеров в одну партию, к которой потянется все, что есть в России живого и честного»[39].
Мощь партии, ее авторитет, влияние на массы, другие качества, необходимые для осуществления исторической миссии коммунистов, конечно, определялись прежде всего боевитостью, сплоченностью местных организаций. Этим и занимались самые последовательные сторонники революционно-социалистического направления в российском рабочем движении. Среди них был и Николай Скрыпник, который осенью 1901 г. вернулся в Петербург и сразу же включился в работу только что созданной искровской социал-демократической организации.
Вместе со старыми товарищами по Технологическому институту он участвует в устройстве тайников для «Искры», распространении газеты, других революционных изданий в массах, страстно пропагандирует ленинские идеи в рабочих кружках за Невской заставой, на Петербургской стороне, на резиновой мануфактуре «Треугольник».
Николай Алексеевич вспоминал то время с какой-то особой, тихой нежностью. Сколько было юношеского задора, неуемной энергии, как радовался каждому удачному выступлению перед рабочими, когда в глазах слушателей читал восприятие идей, которые пропагандировались, чувствовал строгую, скромную благодарность. И еще как беззлобно, бесшабашно смеялись над филерами, когда товарищи по организации рассказывали друг другу о том, как в очередной раз удалось ловко избавиться от «хвоста», сбить с толку верных служак самодержавия.
Однако, к сожалению, последнее удавалось не всем и не всегда. Столичная охранка выследила искровскую организацию и в ночь с 3 на 4 декабря 1902 г. совершила налет, разгромила руководящее ядро, арестовала около 30 человек.
Н. А. Скрыпнику удалось скрыться, сменить адрес и не один раз. Таясь от жандармов, он наведывался на рабочие собрания, в бараки.
Но 2 марта, не «дотянув» 2 дня до «годовщины» первого ареста, попал-таки в руки жандармов.
Опять ссылка. Однако подальше, чем в первый раз. На этот раз в Якутию, на целых четыре года под гласный надзор полиции. Хотя всего царским охранникам выведать тогда и не удалось. Наказание было определено за организацию «студенческих беспорядков» и подготовку демонстрации.
Ничего не поделаешь. Дальняя, безрадостная дорога. Вот, правда, большая удача — новые товарищи по этапу — Ф. Э. Дзержинский, И. Х. Лалаянц, М. С. Урицкий. Жадно, словно губка, впитывал все, чему учили старшие, более опытные друзья. Вот где были настоящие уроки революционной мудрости, заменявшие многим начинающим борцам университетскую науку. А можно ли академическим путем приобрести такие прочные интернационалистские чувства, как на нарах пересыльных пунктов, когда украинец, русский, поляк, армянин, еврей согревают друг друга под хлипеньким арестантским одеялом теплом собственных тел, спасают от холодной смерти. Да и что им делить?
Полные благородного гнева рассказы Феликса Дзержинского о положении польских рабочих и крестьян лишь в незначительных деталях отличались от таких же рассказов о бедствиях армянских трудящихся. Поэтому настоящим революционерам и патриотам боль и чаяния другого народа были такими же близкими, как и свои.
Когда до Красноярска осталось несколько этапных переходов, Николай Скрыпник случайно узнал от тюремного врача, что выяснилась принадлежность его к искровской социал-демократической организации, а это обещало привлечение к суду и несомненное усиление меры наказания.
Решение пришло сразу — бежать. С товарищем по ссылке Николаем Лысиком составили план. Когда прибыли в село Маломанзурка, невдалеке от Верхоленска, еще днем заметили небольшую лодку, одиноко прижимавшуюся к берегу. В полночь вернулись к ней и тихонько отчалили в ночную тьму через неизвестную стремнину реки. Что же их ждет?.. Не оставалось ничего другого, как положиться на удачу.
И на этот раз она не подвела. Нос лодки мягко коснулся противоположного берега. А к утру друзья были уже далеко от того места. Ищите, куда пролегал их путь! «Искра» посвятила этому побегу специальную заметку.
Беглецы хорошо понимали, что власти не простят их поступка-вызова. Они не могли знать дословного содержания депеши, разлетевшейся во все уголки России. Губернаторам, градоначальникам, оберполицмейстерам, начальникам жандармских и железнодорожных полицейских управлений предписывалось «принять меры к розыску названных Михаила Лысика и Николая Скрыпника и, в случае обнаружения, обыскать, арестовать и отправить в распоряжение якутского губернатора, известив об этом департамент». Но беглецы понимали, что подобный документ должен появиться, и о его сути сомнений не возникало.
Таясь, с большим трудом добрались до Европейской части страны. Вот и Волга, Царицын. Но задерживаться опасно. И Николай Алексеевич постоянно меняет место жительства. Саратов — Вольск — Нижний Новгород. В каждом городе постоянная смена жилья. Случайные мизерные заработки, которые и заработками назвать трудно: а что же еще могли дать случайные уроки, выполнение отдельных чертежных заказов. Постоянной работы не только не было, ее следовало и остерегаться — залог пребывания на свободе был именно в постоянных сменах места жительства, работы, даже имени.
Неизменным же при любых условиях оставалось одно — преданность революционному делу и подпольная деятельность. Где бы ни появлялся Николай Алексеевич, он обязательно входил в контакт с местными социал-демократами и благодаря присущим способностям и чертам характера: широкой эрудиции, инициативности, ораторским данным, организаторской жилке, — как правило, выдвигался в руководящие группы социал-демократических организаций.
В Саратове его хлопотами был налажен выпуск листовок и прокламаций. Когда находился в Нижнем Новгороде, решился отправить первые корреспонденции в «Искру». Поводом стали судебные процессы над сормовскими рабочими, участниками известной майской демонстрации в 1902 г., и участниками демонстрации в Саратове.
Разоблачив судебные заседания как сфальсифицированные, как фарс, передав пламенное содержание выступлений, мужество стойких революционеров, среди которых были П. Заломов, П. Моисеев и др., Н. А. Скрыпник завершал первую корреспонденцию пророческими словами: «Горько и тяжело здесь у всех на душе от этого приговора, но вместе с тем весь этот суд, и само ведение суда, и эти закрытые двери, все поведение товарищей, которых отправляют в ссылку, защитников и самих судов невольно заставляют убеждаться, что эта “пожизненная” ссылка не будет такой. Пусть самодержавие прячется за закрытыми дверями судов, пусть оно в последней агонии отправляет в ссылку и вешает борцов за свободу, — наемной стае лживых и гнусных шпионов, продефилировавшей в суде, мы противопоставим сознательную и солидарную армию рабочего класса, и растворятся, наконец, двери всероссийской тюрьмы. Что приговор не испугает, а лишь заставит с еще большей энергией бороться каждого, в ком бурлит мысль и живое чувство, — это абсолютно ясно. И если теперь выхваченные жандармами из толпы демонстранты показали яркий пример нравственной мощи, то недалеко уже время, когда большинство осознает, что это его обязанность сказать последнее и решительное: “Долой самодержавие!”»[40]
Случилось так, что оба сообщения были помещены в одном номере «Искры» (№ 29, 1 декабря 1902 г.).
В Нижнем Новгороде задерживаться долго было тоже опасно. С помощью товарищей, в их числе был однокашник по Петербургскому технологическому институту Аносов, Н. А. Скрыпник незамеченным выехал в Самару. Одновременно выполнял партийное задание — передал самарцам, которые представляли один из крепких искровских центров — «Самарское бюро «Искры»», тысячу рублей от новгородских социал-демократов, собранных для революционной работы.
«Самарское бюро “Искры”», или же Центральный комитет, возглавляли супруги — Глеб и Зинаида Кржижановские. Комитет опирался в своей работе на достаточно широкий актив агентов, корреспондентов «Искры», местных социал-демократов, находившихся в то время в Самаре. Среди них В. Невзоров, С. И. Радченко, В. П. Арцыбушева, Д. И. Ульянов, М. И. Ульянова.
Николай Алексеевич обрадовался, что вокруг оказалось столько единомышленников. Но сразу пришлось решать и иные задачи: переправить «транспорт» — искровскую литературу из Киева в Харьков. Конечно, рискованно, но в то же время, постоянно перемещаясь, только и можно было запутать жандармов. И привык к риску за время революционной деятельности. По дороге в Киев волновался мало — ехал «чистым». До Харькова же все время делал вид, что спит на скамейке, подняв воротник, надвинув на глаза шляпу. Украдкой, из-под ресниц, не выпускал из поля зрения коричневый чемодан с «товаром», который, нарочито открыто, поставил у всех на виду. А в чемодане между тем было двойное дно. И если бы жандармы, входившие на станциях, заподозрили что-то неладное… Не предвещал ничего хорошего и обыск — ведь под рубашкой в специальном поясе были упакованы важные бумаги. Однако «пронесло». Передал товарищам из Харькова «транспорт» и уже на следующий день выехал в Самару.
Тем временем началась непосредственная работа по подготовке ко II съезду РСДРП. Большая роль в деле консолидации социал-демократических сил на искровской платформе отводилась Оргкомитету по созыву съезда, который был создан в ноябре 1902 г. по инициативе В. И. Ленина. В организационный комитет вошел и Г. М. Кржижановский. Вскоре он получил письмо от В. И. Ленина, в котором выдвигалась задача: «Обдумайте атаку на центр, Иваново и др., Урал и Юг»[41].
Выполняя ленинскую установку, Кржижановский решил предложить выехать на Урал среди ряда партийных работников и Скрыпнику. Тот же не имел привычки обсуждать поручения и, не колеблясь, в начале апреля 1903 г. отправился в Екатеринбург. Он застал там непростую ситуацию. Социал-демократы Урала все еще не избавились от взглядов «экономизма», более того, они образовали странный союз — симбиоз с эсерами, получивший название «Уральский союз социал-демократов и социалистов-революционеров», который пытался совместить в своей деятельности мелочные экономические требования с призывами к индивидуальному террору.
Рабочее же движение уже давно переросло узкие рамки, в которые его хотели втиснуть вожди-«экономисты», на самом деле отстаивавшие хвостистские позиции. Н. А. Скрыпник это сразу понял и дал подробный анализ положению в направленной в «Искру» корреспонденции (подписывался он тогда фамилией Глассен) о столкновении с властями рабочих Златоуста.
«Время идет, — писал Николай Алексеевич, — растет голодная армия безработных, умножаются болезни и смерти (самых пораженных инфекционными болезнями в Пермской губернии было 13 800; в Уфимской губернии умирает 56 % детей), призрак голодной смерти встает перед истощенным рабочим… А помощи все нет, ни от кого, ни от царя небесного, ни от царя земного…
И мучительным, долгим путем вырабатывается в сознании рабочего убеждение, произвольное или под влиянием, неизвестными путями распространяемых идей: “Если не могут помочь царь небесный и царь земной, не остается ли нам самим о себе подумать? Не просить, а требовать! Не жаловаться, а бороться! И бороться не забастовками — на Михайловском заводе рабочие забастовали, но правление закрыло завод, и рабочие разбрелись, кто куда, в поисках работы… Не нужна экономическая борьба! Нужна революция!” — писал осужденный на каторгу Киселев в своем письме ко всем рабочим, и эти слова выражают все более распространяемое убеждение с каждым разом большей массы. И первые вспышки живительной приближающейся грозы уже сверкают на нашем свинцовом небосклоне, предвестниками грозных громовых ударов раздаются выстрелы Златоустовского вооруженного столкновения»[42].
Рассказав о столкновении тысячной толпы рабочих с войсками губернатора и начальника горного управления, от которых требовали освобождения четырех арестованных рабочих Златоуста, а в ответ получили ружейные залпы, сабли и копья городовых, десятки погибших пролетариев, автор размышлял: «Что будет дальше? Положение здесь, на Урале, теперь критическое. Закованные в тяжелые кандалы крепостничества, административного произвола и “боярского”, посессионного капитализма, уральские рабочие на краю пропасти. И вероятность грозного стихийного взрыва возрастает с каждым днем. Задача революционера социал-демократа — переделать девиз стихийного взрыва “Хлеба и работы!” на девиз революционного восстания “Жить свободными, или умереть в борьбе!” Задача наша — внести сознательность и организованность в это движение, слить местное движение с движением всего рабочего класса России и, став во главе этого революционного потока, повести на штурм самодержавия»[43].
Н. А. Скрыпник приходил к вполне определенному выводу, что болтовня на тему о вооруженном сопротивлении в эпоху массовых вооруженных столкновений, об «открытой борьбе» кучек террористов является пустой. «…Ад устилают этими благопожеланиями, а не русло революционного движения! — подчеркивал он. — Жизнь требует здесь действительно революционной организации, которая под четко обозначенным флагом революционной социал-демократии объединит рабочий класс на Урале против всенародного врага и поведет его на борьбу и на победу»[44].
За короткое время Николай Алексеевич и несколько его товарищей добились ощутимых сдвигов: установили связи с теми, кто склонялся к их позиции, организовали кружки на предприятиях целого ряда городов Урала, привлекли на свою сторону многих и многих рабочих, группируя их вокруг «Уральского союза». Постепенно «искровцы» взяли под свой контроль все связи с основными пролетарскими центрами Урала, с крупнейшими предприятиями. Работа была проведена действительно титаническая, но по прошествии лет (в 1921 г.) она казалась Николаю Алексеевичу почти обыденной: «Нам повезло отцепить от екатеринбургского “Объединения” почти всех рабочих, а когда у эсеров большинство провалилось, к нам перешли почти все рабочие кружки. Я поехал в Пермь, оформил отделение с.-д. от эсеров, — и тем самым Уральский союз был похоронен не только фактически, но и формально. В Н.-Тагиле и в других местах повезло организовать группы и связать их…»[45]
Созданный летом 1903 г. в Екатеринбурге при участии Н. А. Скрыпника Среднеуральский комитет РСДРП твердо заявил о своей солидарности с «Искрой».
Деятельность энергичного молодого революционера не могла не привлечь внимания охранных служб. «К этому времени, — вспоминал Скрыпник, — концу лета 1903 года — Екатеринобургская почва под моими ногами стала горячей, однажды я убежал от шпиков, только проскользнув через “веселый дом”, ибо так пристально уже за мной следили. Однажды полиция даже арестовала меня, но я убежал. Пришлось немедленно выезжать из Екатеринбурга»[46].
На короткое время остановился в Киеве, где встретился с Г. М. Кржижановским, избранным II съездом РСДРП членом ЦК партии, и двинулся еще дальше на юг — в Одессу.
Так уж получилось, что Одесса стала одним из опорных пунктов большевиков в развернувшейся борьбе за влияние на местные социал-демократические организации после II съезда партии. Крупный портовый город с достаточно развитой промышленностью, многочисленным отрядом рабочего класса в начале века нередко взрывался масштабными классовыми столкновениями. В частности, забастовки становились здесь все более организованными, политически острыми, заканчивались упорным сопротивлением хорошо вооруженным властям.
Конечно, большевики всегда стремились работать прежде всего там, где была сосредоточена большая масса пролетариев, там, где кипение революционных страстей достигало высоких отметок. Поэтому в Одессу в это время прибыла и работала там целая когорта ленинских сторонников — В. В. Воровский, Р. С. Землячка, Л. М. Книпович, И. Х. Лалаянц и др. Присоединился к ним и Н. А. Скрыпник.
Деятельность Одесской организации находилась в поле постоянного внимания В. И. Ленина. Так, когда в августе 1903 г. комитет в своем воззвании «К рабочим и работницам города Одессы» ошибочно призвал к бойкоту выборов фабричных старост, большевистский лидер посоветовал пересмотреть позицию и выпустить листовку с изложением принципиальной партийной линии. Комитет воспользовался ленинскими советами и в новой листовке сформулировал тактику участия социал-демократов в выборах фабричных старост.
Тем временем общая ситуация в партии значительно осложнилась. Меньшевики осенью 1903 г. закрепились в редакции «Искры» и Совете партии. В. И. Ленин в таких условиях оставил редакцию
«Искры» и через ЦК РСДРП прилагал усилия для укрепления местных партийных организаций, укрепления в них большевистского влияния. Одесская организация стала в этом одной из ключевых.
В ноябре Одесский комитет принял решение о своей солидарности с большевистской частью партии и осуждением действий меньшевиков. «Наша позиция, — говорилось в письме, направленном в “Искру”, — позиция большинства съезда. Одесский комитет стоит именно на той политической позиции, которую теперь представляет Ленин».
Сразу после приезда Н. А. Скрыпник с головой погрузился в партийную работу. Войдя в состав Одесского комитета, он, прежде всего, стал налаживать связи, сплачивать вокруг партийных ячеек рабочих. «Я был организатором района Молдаванка — Каменоломни — Пересыпь, а дальше и порта, — писал Николай Алексеевич в автобиографии. — Сначала организация имела очень немного связей, но дальше связи на заводах распространялись, — кружки были почти на всех заводах и фабриках. На Пересыпи связи организовал я сам, — пойдя (устроившись. — В. С.) для этого рабочим. Особенно напряженно работа шла в каменоломнях, где зимой мне посчастливилось организовать большие массовки рабочих, до нескольких сотен человек, а также в порту. В порту посчастливилось наладить связи с пароходными командами, в конце 1903 г. через них распространял массу литературы среди солдат, которых отправляли на Дальний Восток, очевидно, предвидя японскую войну»[47].
Прочная опора на рабочих позволяла большевистскому крылу комитета определять главные направления его деятельности, оказывать решающее влияние на постановку партийной работы. Поэтому, например, когда в Одессу прибыл И. Ф. Дубровинский, стоявший на позициях примиренчества, комитет отказался от включения его в свой состав.
Постепенно становилось яснее, что выход из кризисной ситуации, сложившийся в результате раскола партии на большевиков и меньшевиков, следует искать на пути созыва нового, III съезда партии. Значительную роль в его подготовке сыграли одесские большевики, созданное здесь Южное бюро ЦК РСДРП. Но когда подготовительная работа к съезду приобрела конкретное содержание, Н. А. Скрыпник уже покинул Одессу — опасность ходила рядом, дышала в затылок, «улизнуть» от шпионов становилось делом практически безнадежным. Прибыл в Киев, снова встретился с супругами Кржижановскими и сразу почувствовал, что за ним следят. Недавний провал Киевского комитета убедительно свидетельствовал, что охранка здесь не дремлет. Тайно перебрался в Екатеринослав, где накануне комитет распался. Что ж, и здесь следует возобновлять работу. Острые, напряженные дискуссии с меньшевиками склоняли в глазах рабочих чашу весов в пользу большевиков. Укрепив свои позиции на Юге, было решено консолидировать усилия и провести конференцию южных комитетов большинства. Скрыпника избрали ее делегатом, но при выезде из Екатеринослава не повезло — был арестован.
Приговор суда — ссылка на пять лет в Камский округ Архангельской губернии (на восток прекратили ссылки из-за русско-японской войны). По дороге заболел. Состояние было тяжелым, но молодой организм, похоже, побеждал недуг. Не докучали и жандармы — пусть болеет, вон сколько их скончалось, пока добирались до места ссылки! А это еще один верный претендент на такую же судьбу.
Этим и воспользовался. Собрал небогатые пожитки и углубился в тайгу. Ноги еще не совсем окрепли, сказывалась усталость, иногда грудь разрывал кашель, отдавался острой болью в голове. Но стремление к свободе поднимало будто на крыльях и несло дальше и дальше от Онеги, туда, где друзья, где борьба, где тебя всегда ждут.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Высокое стремление: судьба Николая Скрыпника предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
26
Государственный архив Днепропетровской области. Ф. 24. Оп. 1. Д. 49. Л. 78; Государственный архив Донецкой области. Ф. 113. Оп. 1. Д. 39. Л. 6.
32
Лотоцький Олександр. Сторінки минулого. Варшава, 1933. Ч. ІІ. С. 94; Кошелівець І. Указ. соч. С. 34.
