Рассказы о привидениях города Сент-Эндрюс

В. Т. Линскилл, 1921

Повсюду призраки и духиВ горах, морях и на земле.Липки, горячи, холодны – у каждого свое.Они ползут, летят, парят,ночами завывают.Кто хочет большее узнать, тот книжку прочитает.В.Т.Л.

Манящий монах

Много лет назад, примерно во время шторма на Тэй-Бридж, я гостил в Эдинбурге у своего друга, актерского агента. Я только что спустился из гримерной театра и выходил из дверей сцены, когда столкнулся с мисс Элси Х., тогда хорошо известной актрисой.

— Ты как раз тот человек, с которым я хотела встретиться, — сказала она. — Позволь мне представить тебе моего друга, мистера Спенсера Эштона. Он не актер, он художник, и у него есть такая странная, очень странная история о призраках и тому подобном рядом с твоим любимым городом Сент-Эндрюс.

Я поклонился мистеру Эштону, который был спокойным на вид человеком, бледным и худым, скорее похожим на доброжелательную ожившую шпильку для волос. Он чем-то напомнил мне Фреда Воукса. Мы тепло пожали друг другу руки.

— Да, — сказал он, — моя история звучит как вымысел, но это факт, и я могу доказать. Она довольно длинная, но, возможно, вам будет интересно. Где мы могли бы встретиться?

— Приходите поужинать со мной в отель"Эдинбург"сегодня вечером в восемь. Я возьму отдельную комнату — сказал я.

— Хорошо! — ответил он, и мы расстались.

В тот вечер в восемь часов мы встретились в старом Эдинбургском отеле (ныне уже не существующем), и после ужина он рассказал мне свою очень примечательную историю.

— Несколько лет назад, — сказал он, — я жил в маленьком прибрежном городке Файф, не очень далеко от Сент-Эндрюс. Я рисовал несколько причудливых домов и тому подобных вещей, которые в то время щекотали мое воображение, и меня очень позабавили и взволновали некоторые страшные истории, рассказанные мне рыбаками. Одна история особенно заинтересовала меня.

— И что это была за история? — спросил я.

— Ну, это была странная история о похожем на карлика старике, который, как они клялись, постоянно бродил среди скал с наступлением темноты; странное, сверхъестественное существо, по их словам, которое"манило их", и которого никогда не видели и не знали при дневном свете. Я так много слышал в разное время и от разных людей об этом старике, что решил поискать его и посмотреть, в чем на самом деле заключалась его игра. Я ходил на побережье бесчисленное количество раз, но не видел никого кроме себя, и я почти бросил это занятие как безнадежное, когда однажды ночью"я наткнулся на нефть", как сказали бы янки.

— Хорошо, — сказал я, — расскажите мне.

— Это было после наступления сумерек, — продолжал он, — было очень пасмурно и ветрено, но временами между мчащимися облаками выглядывала слабая луна. Я был один на пляже. В следующее мгновение я был уже не один.

— Не один, — заметил я. — Кто там был?

— Конечно, не один, — сказал Эштон. — Примерно в трех ярдах от меня стояло странное, невысокое, сморщенное, старое существо. В то время комическая опера"Сарафан"была новинкой для мира любителей сцены, и это странное существо напоминало персонажа “Дика Мертвоглазого” в этой пьесе. Но этот старик был гораздо уродливее и отталкивающим. Он был одет в потрепанную монашескую рясу, у него была челка из черных волос, густые черные брови, очень выступающие зубы и бледный, заостренный, небритый подбородок. Более того, у него был только один глаз, большой и похожий на телескоп.

— Какая ужасная картина, — сказал я.

— Ну! В конце концов, он был и вполовину не так плох, — сказал Эштон, — хотя его внешность определенно была против него. Он продолжал манить меня бледной, иссохшей рукой, постоянно бормоча:"Иди”. Я почувствовал себя обязанным последовать за ним, и я последовал за ним.

Я раскурил еще одну трубку и внимательно прислушался.

— Он отвел меня, — продолжил Эштон, — в естественную пещеру, расщелину в скалах, и мы пошли, спотыкаясь о камни и брусчатку и плюхаясь в лужи. По крайней мере, я так делал. Казалось, с ним все в порядке. В дальнем конце этой влажной пещеры очень узкая лестница, вырубленная в цельной скале, круто поднималась примерно на двадцать или тридцать ступеней, затем поворачивала за угол и снова спускалась в большой проход. А потом произошла очень странная вещь.

— Что бы это могло быть? — поинтересовался я.

— Ну, мой проводник так или иначе внезапно завладел огромным подсвечником с зажженной свечой в нем, высотой около трех футов, который освещал сводчатый проход.

— Теперь мы стоим на пути монаха, — сказал он.

— В самом деле, а кто вы такой? Вы человек или призрак?

Странная фигура повернулась.

— Я человек, — сказал он, — не бойся меня. Много лет назад я был монахом, теперь я перевоплотился — время и пространство для меня ровным счетом ничего не значат. Я только недавно прибыл из Неаполя, чтобы встретиться с тобой здесь.

Боже мой, Эштон, — сказал я, — это все правда?

— Совершенно верно, мой дорогой друг, — сказал Эштон. — Я был в здравом уме, не был загипнотизирован или что-то в этом роде, уверяю вас. Мы шли все дальше и дальше, маленький человечек со своей большой свечой шел впереди, а я следовал за ним. Два или три раза подземный ход сужался, и нам приходилось туго, чтобы прорваться, могу вам сказать.

— Какое шикарное место, — вставил я.

— Да, так оно и было, — сказал Эштон, — когда мы поднимались и спускались по другим лестницам, я слышал нарастающий шум, а затем мы выскочили через дыру в нижнюю галерею, и я заметил боковые проходы, ответвляющиеся в нескольких разных направлениях.

— Иди осторожно и смотри, куда ступаешь, — сказал мой проводник-монах. — Здесь есть подводные камни; будь очень осторожен.

Затем я заметил у своих ног глубокую, высеченную в скале яму шириной около двух футов прямо поперек прохода.

— Для чего это? — спросил я.

— Чтобы заманить в ловушку незваных гостей и врагов, — сказал маленький монах. — Посмотри вниз. Я так и сделал и увидел на дне, в луже воды, побелевший череп и несколько костей. За время нашего продвижения мы миновали четыре или пять таких шахт.

— Честное слово, это меня совершенно ошеломляет, — вставил я.

— Если бы я попал в одну из этих ловушек, это бы меня убило, — сказал Эштон.

Внезапно спертый, влажный, пахнущий грибами воздух изменился, и я почувствовал сладкий ароматный запах.

— Я чувствую запах ладана, — сказал я монаху.

— Это привидение, или призрак, запаха, — сказал он. — Здесь не было благовоний с 1546 года. Есть призраки звуков и запахов, точно так же, как есть призраки людей. Мы здесь окружены духами, но они прозрачны, и ты не можешь увидеть их, пока они не материализуются, но ты можешь их почувствовать. Тише, слушай! — сказал монах, и затем я услышал приглушенный звук самых красивых колокольчиков, подобного которым я никогда раньше не слышал.

— Что это? — спросил я.

— Старые колокола собора Сент-Эндрюс. Это призрак звуков, давно замолчавших, — и монах пробормотал что-то на латыни. Затем внезапно я услышал очень красивое пение на мгновение или больше, затем оно стихло.

— Это давно умерший хор монахов, поющих вечерню, — печально заметил мой проводник.

— В это время мы с монахом вошли в большое, высеченное в скале помещение, широкое и высокое. В нем было множество огромных старых железных сундуков разных размеров и форм.

— Это, — сказал монах, — набито сокровищами, драгоценностями и облачениями. Когда-нибудь они снова понадобятся. Сейчас над нами вспаханные поля, но давным-давно прямо над нашими головами существовали церковь и монастырь, которым принадлежали эти вещи. — Он указал тощей когтистой рукой в один из углов комнаты. — Вот, — сказал он, — лестница, которая когда-то вела в церковь наверху.

Эштон остановился и закурил сигару, затем продолжил.

— Ну, мы снова пошли дальше, поворачивая, петляя, поднимаясь по ступенькам, огибая углы, проходя через новые ямы и перешагивая через ямы-ловушки. Это было отвратительное и ужасное место.

Из бокового прохода я увидел быстро скользящую женскую фигуру. Она была одета как невеста на свадьбу, а потом исчезла.

— Не бойся, — сказал монах, — это Миррен из Башни Хепберна, Белая Леди, она может материализоваться и появляться, когда захочет, но она не перевоплощается, как я.

— Ну, после того, как мы продолжили, казалось, в течение нескольких часов, как я уже описал, монах сделал паузу.

— Боюсь, я должен покинуть тебя, — внезапно сказал он. — Меня разыскивают. Прежде чем я уйду, возьми это, — и он вложил мне в руку крошечную золотую чашечку с изящной чеканкой. — Это талисман, и он всегда будет приносить тебе удачу, — сказал он. — Береги ее, я могу никогда больше тебя здесь не увидеть, но не забывай меня.

Тогда я оказался один в черной тьме. Он и его свеча исчезли через секунду. Совершенно один в этой ужасной тюрьме, одному небу известно, как глубоко под землей, я никогда не смог бы вернуться, и я боялся идти вперед. Я был погребен в худшем месте, чем римские катакомбы, без надежды на спасение, так как это место было неизвестно и забыто всеми.

— В каком ужасном положении вы оказались, — сказал я.

— Я так и думал, — сказал Эштон. — Ужасный ужас этого я никогда не смогу забыть, пока жив. Я был абсолютно бессилен и беспомощен. У меня сдали нервы, и я громко закричал в душевной агонии. У меня было несколько спичек, и я пользовался ими через редкие промежутки времени, осторожно ползая и нащупывая путь по скользкому полу коридора. У меня также было ужасное чувство, что что-то неосязаемое, но ужасное ползет за мной и останавливается, когда я останавливаюсь. Я слышал, как оно дышит. Я чиркнул спичкой, и мне повезло, потому что я только что пропустил еще одну из этих ловушек. При свете спички я увидел маленькую святыню в нише, которая когда-то была красиво украшена. Мое продвижение вперед было внезапно остановлено ужасной процессией монахов-скелетов, одетых во все белое. Они пересекли главный подземный переход из одного бокового прохода и вошли в другой. Все их головы представляли собой ухмыляющиеся черепа, а в длинных костлявых пальцах они держали огромные свечи, которые освещали проход слабым голубым сиянием.

— Это ужасно, — заметил я.

— Все дальше и дальше я медленно шел. Казалось, прошли долгие часы. Я был измучен, голоден и хотел пить. Через некоторое время я прошел через открытые дубовые двери, утыканные гвоздями, которые гнили на своих петлях, и тогда… тогда я увидел зрелище настолько ужасное, что никогда никому об этом не расскажу. Я не смею, возможно, когда-нибудь я узнаю его значение — я надеюсь на это.

— Что, черт возьми, это было? — нетерпеливо спросил я.

— Ради всего святого, позвольте мне продолжать и не спрашивайте об этом, — сказал Эштон, смертельно побледнев. — Ужас всего этого так расстроил меня, что моя нога поскользнулась, и я упал с того, что казалось крутой лестницей. Ударившись о дно, я почувствовал, как хрустнуло мое левое запястье, и я потерял сознание. Когда я на короткое мгновение я пришел в себя, я обнаружил, что Белая Леди со свечой в руках любезно склонилась надо мной. У нее было прекрасное лицо, но бледное, как белый мрамор. Она положила ледяную руку на мой разгоряченный лоб, и затем все снова погрузилось во тьму.

В следующий раз, когда я пришел в себя и открыл глаза, я был вне проклятого прохода. Я увидел небо и звезды, и я почувствовал, как подул свежий ветерок. О, радость, я снова вернулся на землю, я знал это. Я, пошатываясь, поднялся на ноги, и где, черт возьми, как вы думаете, я обнаружил, что лежу?

— Я не могу догадаться, — сказал я.

— Прямо под аркой старых ворот Пендс в Сент-Эндрюс, — сказал Эштон.

— Как, черт возьми, вы туда попали?

— Видит Бог, — сказал Эштон, — я думаю, что Белая Леди каким-то образом помогла мне. Все это казалось страшным кошмаром, но у меня в кармане был золотой кубок и мое сломанное запястье, свидетельствующие о том, через что я прошел. Короче говоря, я отправился домой к своим друзьям, где пролежал шесть долгих недель, страдая от лихорадки и шока. Я всегда ношу чашку с собой. Я не суеверен, но это всегда приносит мне удачу.

Эштон показал мне золотую чашу монаха. Это была прекрасная маленькая реликвия.

— Вы когда-нибудь осматривали место, где вошли в проход? — спросил я.

— О, да, — ответил он, — я отправился туда несколько лет спустя и нашел пещеру, но сейчас она вся обвалилась.

— Клянусь Юпитером! Уже очень поздно, спасибо за ужин, мне пора. Спокойной ночи.

Я закурил трубку и задумался над этой любопытной историей. Вход в проход в пещере обвалился; выход из него в Сент — Эндрюсе Эштону неизвестен — знает только Белая Леди.

В целом, история окутана тайной и не очень помогает разгадать чудеса, которые таятся в подземелье Сент-Эндрюс. Возможно, мы узнаем о них когда-нибудь или никогда.