«Черные кабинеты». История российской перлюстрации. XVIII – начало XX века

В. С. Измозик

Автор монографии – крупнейший специалист по истории российской перлюстрации. В.С. Измозик провел почти двадцать лет в архивных изысканиях, пытаясь проникнуть в самые темные уголки закулисной политики, в тайну «черных кабинетов». Читателя ждет увлекательный рассказ о режиме строжайшей секретности, способах вскрытия частной и дипломатической корреспонденции, об обнаруженных благодаря перлюстрации кознях и заговорах, а также о нелегкой жизни и службе чиновников «черных кабинетов». После перлюстрации и после архивных исследований тайное становится вдвойне явным, позволяя глубже понять события политической истории Российской империи.

Моей жене, Людмиле Васильевне Обуховой

Городничий: ‹…› Послушайте, Иван Кузьмич, нельзя ли вам, для общей нашей пользы, всякое письмо, которое прибывает к вам в почтовую контору, входящее и исходящее, знаете, этак немножко распечатать и прочитать: не содержится ли в нем какого-нибудь донесения или просто переписки.

Почтмейстер: Знаю, знаю… Этому не учите, это я делаю не то чтоб из предосторожности, а больше из любопытства: смерть люблю узнать, что есть нового на свете. ‹…›

‹…›

Городничий: ‹…› Так сделайте милость, Иван Кузьмич: если на случай попадется жалоба или донесение, то без всяких рассуждений задерживайте.

Н.В. Гоголь. «Ревизор»

Предисловие

С конца XIX века в Министерстве внутренних дел Российской империи существовала довольно странная для непосвященных традиция. На следующий день после назначения нового министра в его приемной появлялся чиновник в мундире почтового ведомства. Он сообщал секретарю, что о приеме у министра просит старший цензор цензуры иностранных газет и журналов при Санкт-Петербургском почтамте. Как правило, его тут же просили пройти в кабинет.

Представившись, он доставал из папки большой белый конверт с надписью на лицевой стороне «Его Сиятельству» и красной сургучной печатью на обороте. Получив конверт и аккуратно вскрыв его, новый министр обнаруживал там высочайше утвержденный 5 января 1895 года секретный доклад тогдашнего министра, статс-секретаря Ивана Николаевича Дурново. Текст начинался словами: «Секретно. О перлюстрации». Считалось, что только в этот момент новый министр узнавал, во всяком случае официально, о существовании в империи службы перлюстрации и знакомился с ее руководителем. Одновременно министр получал копию этого доклада и первый пакет выписок из перлюстрированной корреспонденции.

С этого дня ежедневно рано утром, в начале девятого часа, в канцелярию министра внутренних дел доставлялся большой толстый конверт листового формата, запечатанный сургучной печатью с гербом без инициалов. На нем типографским способом было напечатано: «Его Высокопревосходительству» — и далее указывались имя, отчество и фамилия очередного министра. Секретарь знал, что вскрывать этот конверт нельзя, и просто клал его на стол своего патрона. На самом деле конверт был двойным, и оба пакета были опечатаны в целях большей конспирации. Во внутренний конверт вкладывалась также справка о количестве выписок и писем, отправленных в Департамент полиции (ДП) Министерства внутренних дел. Таким образом министр знакомился с очередной порцией перлюстрации^[1].

Что обуславливало столь повышенную секретность? Что вообще означает слово «перлюстрация»? Перлюстрация (от латинского perlustro — обозреваю) — вскрытие писем без ведома пишущих — возникла, по всей видимости, в глубокой древности, с началом почтовой переписки. В литературе можно встретить утверждение, что еще в 499 году до н. э. персидскому наместнику города Милета Аристагору, готовившему восстание ионийских городов Малой Азии против Дария I, нужно было отправить послание одному из союзников. Письмо было начертано на бритой голове раба, и раб отправился в путь, когда отросли волосы^[2]. Власть, естественно, всегда желала знать, что думают о ней дипломатические представители других государств, политические противники, истинные или мнимые, наконец, собственные подданные. Римский автор I века н. э. К.К. Руф утверждает, что Александр Македонский, заподозрив в заговоре некоторых лиц из своего окружения, прочитал перехваченное письмо полководца Пармениона к его сыновьям Никанору и Филоту. В результате Парменион и Филот были убиты^[3]. Другой римский историк II — III веков, Юстин, пересказывая труд Помпея Трога, сообщает, что Александр Македонский, заметив недовольство воинов, предложил желающим написать письма на родину. Сданные связки писем он приказал тайно принести к нему. Те, кто написал о тяготах службы, были публично опозорены^[4].

Если брать Средние века, известно, что перлюстрация в Европе существовала при Людовике ХI (1423–1483). Но создателем целой системы перлюстрации считают знаменитого кардинала Армана Жана дю Плесси Ришелье. В 1628 году он провел почтовую реформу, запретив пересылку писем помимо почты. Одновременно по его приказу при Парижском почтамте появилась специальная комната для тайного просмотра пересылаемой корреспонденции. Так возникло выражение «черный кабинет» — помещение, где проводилась перлюстрация. Сам Ришелье цинично называл эту операцию «размягчением сургуча» (le ramllissment de la cire). Детище кардинала Ришелье усовершенствовал король Людовик XIV, организовав полицейское политическое бюро^[5]. С середины XVII века подобные службы появились почти во всех европейских странах.

Главной особенностью перлюстрации было то, что она проводилась строго секретно и в нарушение официально существовавшего законодательства. Секретные инструкции для чиновников-перлюстраторов были важнее законов. Государство всегда официально отрицало существование перлюстрации, иначе она потеряла бы свой смысл. Поэтому перлюстрация и все, что было с ней связано, считались одной из важнейших государственных тайн.

Сразу скажу, что отличаю перлюстрацию от официальной военной цензуры. Последняя не является перлюстрацией в полной мере, так как военная цензура вводится специальным публикуемым постановлением, на корреспонденции ставится специальный штамп «Проверено военной цензурой»; в самом тексте при необходимости делаются вымарывания. Даже в отношении XVIII века, когда специальных штампов не существовало, но обывателям объявлялось о сдаче писем для проверки, нельзя говорить о перлюстрации. Поэтому известный историк В.В. Лапин, на мой взгляд, неправомерно употребляет данный термин, сообщая, что в 1705 году в ходе Северной войны по приказу Петра I «все жители Митавы должны были под страхом смертной казни передавать для перлюстрации любую свою переписку», чтобы лишить шведов возможности получать информацию о русских войсках в Курляндии. Представляется, что здесь необходим термин «цензура». Такая же подмена понятий у автора присутствует в рассказе о том, что из России письма пленных шведов «шли около года, поскольку подлежали неспешной процедуре перлюстрации в Посольском приказе»^[6].

Также неверна ссылка Л.В. Антоновой и Т.А. Просвировой на указ Петра I от 17 июня 1718 года как на указ о перлюстрации^[7]. На деле в этом документе речь шла о том, что к некоторым из арестованных по делу царевича Алексея приходят «подозрительные письма под другими конвертами». То же относилось и к шведским пленным, которым «по воинскому поведению и обычаю явная корреспонденция за отворчатою печатью… запрещена не была», но к ним «под конвертами чужестранных письма… приходят и отходят». Поэтому под страхом смертной казни и конфискации «всего… движимого и недвижимого имения» такие письма велено было отдавать в Генеральное почтовое управление. Причем «сей указ» следовало «везде публиковать и во всех почтовых дворах прибить»^[8]. Понятно, что в данном случае имелась в виду цензура, а не перлюстрация. Кроме переписки военнопленных, всегда официально контролировалась также переписка заключенных. Вскрытие корреспонденции могло производиться и на основании постановления прокуратуры или суда по представлению следственных органов в отношении лиц, подозреваемых в совершении преступлений.

Даже добросовестных авторов подводит недостаточное знание законов Российской империи и распоряжений высших начальствующих лиц в тот или иной период ее истории. Например, филателист В. Калмыков считает, что штемпель «ДЦ» (дозволено цензурой) ставился на перлюстрируемых письмах в «черных кабинетах», а губернские жандармские управления употребляли свой цензурный штемпель на просмотренных письмах^[9]. Автор из Иркутска В. Блануца пишет, что на конверте письма, направленного административно-ссыльному А.С. Бориневичу из Одессы 9 марта 1880 года и поступившего в Иркутскую почтовую контору 17 апреля, имеются надпись «В Канц [елярии] Ирк [утского] Губ [ернатора] просмотрено» и подпись. Еще на одном конверте для того же адресата, доставленном в город Верхоленск, стоит сургучная печать «Исправника Верхоленского округа». На этом основании делается вывод, что перед нами примеры перлюстрации в канцелярии иркутского губернатора и у исправника, причем в первом случае неосторожно была сделана рукописная пометка^[10]. Однако в действительности здесь не было факта перлюстрации. Дело в том, что в июне 1878 года генерал-губернатор Восточной Сибири барон П.А. Фредерикс направил начальникам губерний и областей предписание относительно наблюдения за перепиской «государственных преступников». Такой контроль должен был касаться «тех из них, особенное наблюдение за перепискою которых признается… необходимым» местным полицейским начальством^[11]. Поэтому местные чиновники считали себя вправе не скрывать факта просмотра корреспонденции ссыльных «государственных преступников». Аналогичную ошибку допускает известный исследователь С.Н. Жаров, когда пишет, что «первые нормы, регулирующие перлюстрацию, были изложены в циркуляре министра внутренних дел от января 1883 г.», которым устанавливался «порядок извлечения информации из переписки лиц, находящихся под гласным надзором полиции»^[12]. Такой контроль был гласным, и лица, ему подвергавшиеся, знали о просмотре своей корреспонденции. Поэтому его невозможно признать перлюстрацией.

Повторим, что перлюстрация — это тайное вскрытие корреспонденции в нарушение официальных законов данной страны. Вместе с тем встает вопрос о законности перлюстрации в монархической России. Многие авторы, которые пишут о перлюстрации, применяют по отношению к ней в качестве синонимов эпитеты «тайная» и «незаконная», отмечая, что «перлюстрация писем была действием незаконным»^[13]. Надо признать, что и автор данной книги в ранних своих статьях не избежал этого^[14]. Но со строго юридической позиции такой подход неверен. Ряд арестованных, которым в 1917 году предъявлялось обвинение в ведении перлюстрации и руководстве ею, в частности бывший товарищ министра внутренних дел С.П. Белецкий, бывший министр внутренних дел Н.А. Маклаков, бывший начальник Особого отдела Департамента полиции МВД Е.К. Климович, отказывались признать себя виновными на допросах, которые проводила Чрезвычайная следственная комиссия для расследования противозаконных по должности действий бывших министров и прочих высших должностных лиц. Бывшие чиновники при этом ссылались на часть 1-ю статьи 340-й Уложения о наказаниях^[15]. Данная статья гласила: «Не почитается превышением власти: 1) Когда министр или другой государственный сановник отступит в своих действиях от обыкновенных правил, по особенному на сей случай или вообще на случаи сего рода данному от Верховной власти уполномочию»^[16]. Таким образом, следует признать, что перлюстрация, проводившаяся на основе прямых распоряжений императора, являлась, как писали в секретных документах XIX века, «непроницаемой тайной», но была юридически законной с точки зрения абсолютной монархии.

Вместе с тем, как мне представляется, перлюстрация стала незаконной после издания Манифеста 17 октября 1905 года, которым российская монархия была ограничена. В этом плане любопытный обмен мнениями состоялся в ходе совещания под председательством Николая II по пересмотру Основных государственных законов в апреле 1906 года. На заседании 12 апреля обсуждалась глава «О правах и обязанностях российских подданных». В проекте Совета министров имелась статья 29-я: «Частная переписка не подлежит задержанию и вскрытию за исключением случаев, законом определенных». Председатель Государственного совета граф Д.М. Сольский задал вопрос: «Почему исключена… статья 29…?» Ему отвечал председатель Совета министров граф С.Ю. Витте: «Статья эта исключена потому, что при нынешней организации полиции, суда и сыскной части без этого нельзя обойтись». Его поддержал статс-секретарь Э.В. Фриш: «Несмотря на то, что всеми конституциями гарантирована тайна частной переписки, перлюстрация производится во всех странах, кроме, кажется, Англии». Им возражал министр юстиции М.Г. Акимов: «По-моему, этой статьи исключать не следует. Надо чтобы правительство не давало бы права на перлюстрацию. Судебные следователи сами этого не производят; на это они испрашивают разрешение суда. Во всех конституциях неприкосновенность частной переписки гарантирована и если этой статьи не будет, то скажут, что только в России такой гарантии нет». Последовала характерная реплика министра внутренних дел П.Н. Дурново: «Будет много жалоб на рваные конверты». Дискуссию прервал голос императора: «Далее». Обсуждение закончилось^[17]. Таким образом, Основные законы ограниченной российской монархии не гарантировали соблюдения тайны переписки.

В свою очередь, перлюстрация, производившаяся на местах по соглашению жандармских офицеров и почтово-телеграфных чиновников, была всегда не только тайной, но и незаконной, хотя получала поддержку и одобрение высшего начальства, в том числе руководства Департамента полиции Министерства внутренних дел.

В результате конспиративное существование органов перлюстрации на основе секретных циркуляров, закрытость источников; стремление государства скрыть само существование этого института и нежелание упоминать о его деятельности даже в прошлом; преемственность царской и советской власти в этом вопросе — все это предопределило на протяжении длительного времени весьма ограниченное количество литературы по данной теме. До сих пор не существует ни одной монографической работы, посвященной истории «черных кабинетов» в России. Занимаясь этим сюжетом с 1996 года (первая моя публикация на данную тему, основанная на архивных источниках, была осуществлена в 1997 году), я решился предложить читателям такую книгу. Сразу отмечу, что не все сюжетные линии нашли здесь полное отражение. В частности, не удалось поработать с документами по ведению перлюстрации в Великом княжестве Финляндском до 1917 года и в Царстве Польском до 1867 года, когда «черный кабинет» в Варшаве был подчинен Петербургу. Нет сомнения, что история перлюстрации в России требует дальнейших исследований.

Моя искреняя благодарность редакторам И.А. Ждановой и А.В. Абашиной за помощь по превращению рукописи в готовый к изданию текст. Выражаю свою признательность за содействие и ценные указания коллегам — историкам и архивистам — А.А. Здановичу, В.А. Иванову, И.В. Лукоянову, И.С. Тихонову, В.Н. Хаустову. Буду благодарен всем, кто откликнется после прочтения книги и поделится своими замечаниями, предложениями и размышлениями.

Примечания

1

Государственный архив Российской Федерации [далее — ГАРФ]. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1000. Л. 49 об., 51, 52, 72–72 об.

2

Захарцев С.И., Игнащенков Ю.Ю. Об истории возникновения и развития контроля почтовых отправлений // История государства и права. 2006. № 3. С. 22.

3

Руф К.К. История Александра Македонского. М.: МГУ, 1993. С. 131.

4

Юстин. Эпитома сочинения Помпея Трога «Historiae Philippicae» // Руф К.К. История Александра Македонского. C. 363.

5

Кениг Б.Э. «Черные кабинеты» в Западной Европе. История нарушения почтовой тайны / Пер. с нем. М., 1905. [На немецком языке первое издание — 1875 года, второе — 1899-го.] С. 10–11, 13.

6

Лапин В.В. Полтава — российская слава: Россия в Северной войне 1700–1721 гг. СПб.: Нестор-История, 2009. С. 123, 231.

7

Антонова Л.В., Просвирова Т.А. История спецслужб России. М.: Дом славянской книги, 2010. С. 36.

8

Полное собрание законов Российской империи [далее — ПСЗ]. Собр. 1-е. Т. 5. СПб., 1830. № 3209.

9

Калмыков В. Цензурные штемпеля и печати России // Коллекционер: Сб. статей. Вып. 30. М., 1995. С. 40, 43.

10

Блануца В. «В канцелярии Иркутского губернатора просмотрено» // Филателия. 2008. № 2. С. 42–44.

11

Российский государственный исторический архив [далее — РГИА]. Ф. 1282. Оп. 1. Д. 129. Л. 298–298 об.

12

Жаров С.Н. Обеспечение законности агентурно-розыскных мероприятий в Российской империи // Правоведение. 2001. № 5. С. 195.

13

Соболева Т.А. История шифровального дела в России. М.: ОЛМА-пресс, 2002. С. 288; Гончарова Е.А. Система перлюстрации в России в конце XIX — начале XX в. // Вопросы истории. 2008. № 1. С. 96; Майшев С.Е. Развитие форм и методов осуществления политического контроля в России. 1880–1922 гг. Пятигорск: РИА на КМВ, 2009. С. 99; Перегудова З.И. Политический сыск России (1880–1917). М.: РОССПЭН, 2000. С. 276 — и др.

14

См., например: Измозик В.С. Российские чиновники «черных кабинетов» в начале XX в. // Россия в XIX — XX вв.: Сб. статей. СПб.: Д. Буланин, 1998. С. 218.

15

ГАРФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1000. Л. 135–135 об., 151–152, 166–167.

16

Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. Издание 1885 г. и по продолжению 1912. Раздел V. О преступлениях и проступках по службе государственной. Ст. 340. Ч. 1. / Сост. В.В. Волков, товарищ прокурора СПб. окружного суда. СПб., 1914. С. 290.

17

Протокол заседаний совещания под личным Е.И.В. председательством по пересмотру Основных государственных законов. 7, 9, 11 и 12 апреля 1906 года. СПб., б/д. С. 75–76.