Найти свою Калифорнию. Слово об Учителе

В. Н. Бекетова

В сборник «Найти свою Калифорнию» вошли народные тексты: воспоминания о народных драмах, исторические песни о Степане Разине, песни Первой мировой, Гражданской войн, хороводные песни; песни Великой Отечественной войны, похоронные причитания этого же периода. Впервые публикуются материалы фольклорно-диалектологических экспедиций В. П. Тимофеева.

Составитель Бекетова В.Н.

Технический редактор и составитель Оленина Т.М.

Редактор Зольникова Н.Ф.

Составитель В. Н. Бекетова

Технический редактор и составитель Т. М. Оленина

Редактор Н. Ф. Зольникова

ISBN 978-5-0060-2178-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вячеслав Павлинович Тимофеев — собиратель, фольклорист, просветитель

Слово об Учителе

Деятельность В. П. Тимофеева — собирателя детского фольклора и материнской поэзии, обрядов и обычаев Шадринского края, сказок во всех видовых их проявлениях — и сегодня имеет неоспоримую ценность. В них живые наблюдения, неожиданные подробности, реальные факты, чёткие выводы — всё изначально связывалось с формированием его интересов.

1951 год. Значимый год в жизни В. Тимофеева-студента. Его ждали новые дороги, пока ещё неизведанные, дороги «в народ» за песнями и сказками. Это было делом важным для него: хотелось найти островок, где были бы ещё живы те, кто знал народные байки, старинную песню, а ещё лучше было бы встретиться с настоящим сказочником. Он ждал. Непреодолимым желанием было действовать. Тем боле, что егоподвижническое стремление стимулировали два человека — Владимир Павлович Бирюков и Юрий Михайлович Рабинович.

Юрий Михайлович увлекал студента лекциями по фольклору, Бирюков звал к поиску своей Калифорнии. Не откликнуться на эти призывы он не мог. В предисловии к книге «Сказки-складки» заметит: «Ну и загорелся сыр — бор, и пошла писать губерния». Этот процесс остановить уже было невозможно.

Первокурсник факультета русского языка и литературы Шадринского педагогического института начинаетсвою первую экспедицию (тогда ещё фольклорные экспедиции не входили в студенческие учебные планы).

Калифорнию свою он найдёт. Ему заменит её родной Мехонский край: тогдаещё целина, никем не изученная. Чувство долга перед родным краем обязывало стать здесь первопроходцем. И он становится им. Записывает колыбельные песни, пестушки, потешки. Это интересовало его: материнская поэзия своими корнями уходила в крестьянский мир. О нём, о его быте он имел хорошее представление. Знал, что именно старшее поколение, бабки, пестовали ребятишек в семье. Их он называл ласково пестуньюшками. Это они пели колыбельные. Ими сохранялся, как и везде по России, и поддерживался уголок традиционной деревенской культуры. Это был интимный мир няньки-пестуньи и маленького её воспитанника, которого приходилось не только убаюкивать, но и развлекать пестушками да потешками. Как было не знать В. Тимофееву, что через эти незатейливые песенки выражались эмоции и переживания взрослого человека за судьбу дитяти. И знал, что материнская поэзия хранила ребёнка от хвори и бед, сопровождая его от рождения до четырёх лет.

Владимир Павлович Бирюков

А ребёнок многого ещё не понимал ни в пестушках, ни в потешках. Не мог понять и смысла колыбельных песенок. Но ценность этого вида поэзии заключалась в том, что уже в раннем возрасте пестуньи направляли ребёнка в музыкальный мир своего народа, к его социальным кодам. «Многие тексты, — заметит Тимофеев, — вынесены были и мной из собственного детства, и я как будто слышу голос мамы и давно знакомые слова: «Спи скорей, закрывай глазки, а то бука придёт. И долго пытаюсь узнать, откуда она приходит, куда уходит и засыпаю. Так уж получилось, что объектом моего собирательского интереса и стала материнская поэзия».

Вячеслав Павлинович с мамой Евдокией Михайловной Тимофеевой (в девичестве Теплоуховой), 1979 г.

Записывать тексты материнской поэзии и поэзии пестования будет ещё долго. На протяжении многих лет, собирая районные газеты, просматривая странички, посвящённые детской игровой культуре, старательно вырезал интересующие его тексты и пополнял копилку незатейливых стишков и песенок материнской поэзии. Все эти материалы из домашнего архива В. П. Тимофеева вошли в книгу «Ехал Сенька по воду», которая до сих пор у школьников пользуется спросом. Книга сегодня нуждается в переиздании.

Подобных материалов было достаточно — удовлетворения не было. Размышляя о неудачах, понимал: останавливаться нельзя. Надо былокардинально менять что-то в своей работе. А что? Не знал. Вывод напрашивался сам собой: пора корректировать методику, делать более жёсткий отбор текстов, не записывать то, что уже слышал, искать выход из тупика.

В. П. Тимофеев на родине отца с. СладчанкаШатровского района.

Он понимал, что это были только лишь первые шаги, первые пробы в его собирательской деятельности, что ошибок не избежать и надо продолжать работу.

Снова записывает детский фольклор, но делает уже краткие пометки, связанные с бытом сельского жителя и его песенной культурой. Менялось отношение к информанту: где родился, когда, от кого усвоил тексты. Важно было уловить общий настрой человека, эмоциональность и выразительность его исполнения. Так постепенно складывалось его представление о методике и технологии собирательской деятельности. Работать становилось интереснее.

Важная область его народоведческих знаний начинала принимать новый характер. Он уже понимал, что народоведение — это комплексное изучение быта, в котором отразилась и психология, и культура, и нравы деревенского жителя. Значит, его работа — работа нужная. И он работает на перспективу. Мини-экспедиции не будут прерываться на протяжении всех студенческих лет.

д. Сладчанка. Дом Тимофеевых — 1950 г.

Как-то спросил меня о методах обследования в полевых условиях. Растерялась, не задумывалась ещё над этим. Почувствовал моё замешательство, сказал: «Не расстраивайтесь, я ведь тоже тогда о них не знал ничего». И вспомнил он про Барино, как шёл по одной из улиц, на скамеечках бабульки сидели, разговорился с ними, спросил, умеют ли они петь. И вдруг одна другой подмигнула, они и запели. «А я стою, — говорит, — рот разинул: бог ты мой, они же поют песню-то деда моего „Через полоску Маша жала“. Рад был, и готов уж сам запеть». От них же узнал, что деревня певческая. Впервые услышал, как пели те бабульки песню «Тёмно-вишнёвая шаль». Потом и я услышала её в исполнении В. П. Тимофеева.

Однажды, в один из праздничных дней, у нас собрались гости, среди них были Александра Тихоновна и Вячеслав Павлинович Тимофеевы. Спели мы свою застольную, «Вишнёвую шаль». Неожиданно Вячеслав Павлинович встал, вышел из-за стола, поставил стул посреди комнаты, сказал: «А я вот вам спою полный её вариант: двадцать четыре куплета». Он пел. Мы слушали. Перед нами проходили картины, полные драматизма судьбы героини. Песня закончилась, ждали продолжения. Его не было. К сожалению, в папке с фольклорными текстами, переданными мне О. А. Окишевой, песни не оказалось. Конечно, в фольклорных сборниках других областей с этой песней можно встретиться, но Бариновский вариант Шатровского района вряд ли можно найти.

Здесь же, в Барино, узнал он и то, что каждая улица деревни имела свою певческую группу со своим репертуаром, солистами. В группу обязательно входила и женщина, хранила в своей памяти весь репертуар группы. «Я был удивлён, — вспоминал В. Тимофеев, — когда узнал о существовании неписаных законах певческих групп деревни, нарушать которые нельзя. Например, одна из групп пела проголосные, другая — крутенькие, третья — народные варианты авторских песен».

Большую рольв сохранении исполнительских традиций, по его мнению, играл слух, голос, говор, исполнительская манера, артистизм, данный природой. Приходило и понимание: как, каким образом надо выявлять исполнителей, какую использовать методику (по «выборке» или вести обследование «сплошняком»). И сам уже утверждал, что в полевых условиях методы сплошного и выборочного характера находятся рядышком. Тогда ещё он не мог знать, что в научной теории фольклорной практики эти понятия уже были и использовались как рабочий инструментарий.

с. Мехонское. Дом Тимофеевых — 2009 г. Фольклорно-диалектологическая экспедиция

В условиях полевой практики, когда подвергалось анализу всё им услышанное, накапливался опыт — опыт научного осмысления. О своих наблюдениях напишет Рабиновичу и получит от Учителя добрые слова поддержки: «Сейчас имеешь полное право называть себя фольклористом». Это было хорошей поддержкой: утверждалась вера в себя.

И всё-таки оптимизм его ослабевал. Но с завидным упорством снова записывает всё, кроме детского фольклора: исторические и солдатские, лирические, свадебные и хороводные песни, напевы Половского хора, похоронные причёты, старинные песни. А вот частушки сами шли к нему в руки. Удивительного тут ничего не было: он жил в их окружении, был участником молодёжных вечёрок и посиделок в родной Мехонке. О своих наблюдениях, переживаниях, любви к частушке он и рассказал в книге «Пойте, девушки, припевушки».

Юрий Михайлович Рабинович

Время шло, ничто не менялось. Чувство неудовлетворённости укреплялось: угнетала бессистемность в работе, возникал вопрос о специфике народного творчества. Думалось, возможно, никакой специфики нет. И в маленьких карманных блокнотиках делал пометки, что спросить у Рабиновича, а что узнать у Бирюкова. Тому и другому пишет письма, излагает самое наболевшее. Рабинович ответит: «Преждевсего, надо думать самому и в зависимости от ситуаций принимать решения». Он так и поступал.

Прощаясь с Мехонским краем, признаётся, что он всё-таки оставил его без надежды на встречу с людьми, достойными особенного к ним внимания. Однако был не прав. Начальный этап его студенческой собирательской практики был значимым: информация, полученная им, не только фиксировалась, но и анализировалась. Всё становилось частью его первичного опыта, формировало представление о бытовании народного творчества в условиях жизни деревни 50-х годов ХХ столетия. В результате рождались определённые выводы. Тогда он уже и задумывался о том времени, когда фольклорная практика будет частью учебных программ.

Мехонский край

Мехонка оставалась позади. Перед ним был Шатровский район, пока ещё тоже никем не изведанный. Первой на его пути была родная Сладчанка. Там корни всей его родословной. Но надежды Тимофеева связывались с д. Портнягиной. Именно здесь исполнится его заветное желание: он будет говорить с патриархальным мудрым старцем, сказочником — Захаром Афанасьевичем Портнягиным. Яркое, образное описание мастера народного устного слова дано В. П. Тимофеевым во вступительной статье «… жёсткая седая борода, старинный коричневого сукна армяк, большие серые пимы, которые широко и плотно ступали по серому полу». «Создавалось впечатление, — писал он, — как будто бы старец только что вышел из глубин патриархальной русской деревни. Даже дом его походил на избушку на курьих ножках, но только присевшую, без ножек. В самом хозяине чувствовалось что-то колдовское и тайное. Оно ощущалось и в пустоте избы, в заброшенности обстановки, и в самих сказочных приключениях его героев». Однако, по мнению Тимофеева, это был живой человек, со своим миром, воображением, фантазией. И в статье, предваряющей сказку, он даёт полный анализ сказок Портнягина. Особенность сказок волшебных, по его мнению, в том, что они имеют несколько сюжетных ходов, контаминации. При этом сохраняется традиционная обрядность, длительность, формул, рифмованных выражений, развёрнутых зачинов и т. д.

Конец 1950-х — нач. 1960-х гг. Слева у стола — В. Тимофеев, в экспедиции со студентами

Шатровский район открывал качественно новый этап его полевой практики. Сейчас он становился сам её организатором и координатором. Намечал основные рабочие направления, делал наброски будущих программ, составлял вопросники, выделяя особо обряды, связанные с рождением, крещением, свадьбой. Параллельно записывал поверья, собирал материалы по народному календарю и заговорам. Всё чаще задумывался о существовании современных жанров народного творчества. И снова возникал вопрос: а существует ли в современном мире народное творчество вообще? Передуманное, пережитое, записывает — всё в недалёком будущем ляжет в основу его первого основополагающего документа «К вопросу об организации и руководству практикой по диалектологии и фольклору в полевых условиях». Документ был напечатан лаборантом кафедры русского языка — Л. Ф. Курбатовой. Но он бесследно исчез. Возможно, он остался в архивах В. П. Тимофеева.

Плодотворный период работы В. П. Тимофеева был связан с Шадринским государственным педагогическим институтом. После защиты кандидатской диссертации он получил должность доцента кафедры русского языка. Читая лекции по языкознанию, организуя спецсеминары, не прерывал связи и с фольклором. При непосредственном его участии на факультете развернулись не только диалектологические экспедиции, работа в которых шла и по сбору традиционного и современного фольклора.

Студенческая фольклорно-диалектологическая экспедиция

1969 год. В. П. Тимофеев организует фольклорно-диалектологическую экспедицию в с. Иковское Каргапольского района (тогда Чашинского). Набирает студенческую группу из шести человек. Входит в группу и А. Н. Соколова (она занималась тогда изучением говоров — будущая тема её диссертации). В Иковской же сохранился говор бывших псковских поселений. Это интересовало и В. П. Тимофеева. Я тоже попросилась в команду. Моя просьба вызвала у В. П. Тимофеева скептическую улыбку. Спросил, зачем хочу с ними поехать, что это не интересно будет, вы не знаете ничего ни об истории села, ни о говоре. Я же знала этот говор: половина посёлка нашего Красного Октября, что невдалеке от ст. Кособродск, были приезжими из Иковской. И их дети учились вместе с нами. Тем более, что потом пришлось работать в Чашинском райкоме комсомола. В моём ведении был школьный отдел, и в Иковскую школу часто приходилось ходить пешком (с. Иковское находилось от Чаши в пяти километрах). На районных пионерских слётах слушала речь школьников из Иковской особенно внимательно. Она отличалась хорошей дикцией, силой голоса и полётностью. Звучащая сторона речи, интонирование, музыкальность — тогда уже вызывали мой интерес. В связи с этим задала несколько вопросов. В. П. Тимофеев ответил на них, но уже смотрел иначе. Я же ценила эти однодневные экспедиции, в которых чувствовалось стремление руководителя донести до студентов самое главное: воспринимать говоры, диалекты, фольклор через историко-социальное осмысление. В результате складывалась довольно ясная картина современного состояния фольклорной традиции края. Для меня это была школа переосмысления и учебной дисциплины — устного народного творчества, его теории познания и, конечно, законов.

Руководитель В. П. Тимофеев

Совсем не ожидала, что в скором времени мне предстояло уже самой стать руководителем фольклорных студенческих экспедиций. Только не могла и подумать, что они будут продолжаться тридцать лет (с 1970 по 2000гг.).Теперь я уже была обязана получить более полные представления об экспедиции: её структуре, как собирается материал, как оформляется и как хранится. Для меня это было важно. А вскоре была получена новая программа по устному народному творчеству, в которой фольклорная и диалектологическая практики становились самостоятельной частью учебного процесса. Надо было готовиться к первой экспедиции. Рассчитывать на поддержку кафедры было нельзя. «Кто ведёт устное народное творчество, тот и руководит фольклорной практикой. Вот и весь мой сказ», — сказал заведующий кафедрой. Само устное народное творчество за учебную дисциплину педагогами не признавалось. И, если кафедра русского языка, готовясь к диалектологической экспедиции, делила студенческую группу на подгруппы в три-пять человек, закрепляя их за педагогами, то моя группа должна была состоять из 18—23 человек. Многому надо было учиться. Всё заранее предусмотреть: маршруты, расквартировку студентов по прибытию в населённый пункт, решить проблемы с питанием, продумать организацию рабочего времени и отдыха студентов, запланировать утренние и вечерние планёрки, проверить студенческие отчёты за день. Члены кафедры успокаивали: «О чём переживаешь. Время-то какое, „золотое“: отдохнёшь и развлечёшься». Слышать этобыло обидно, неприятно: терялся весь июль — целый месяц отпускного времени. За все годы экспедиций эта работа кафедрой никак не признавалась и не компенсировалась. Мне, аспирантке, полагался и отпуск, но его у меня тоже никогда не было. Анна Михайловна Новикова, мой научный руководитель, требовала, чтобы я познакомила заведующего кафедрой с требованиями, предъявляемыми к руководству фольклорной практикой.

Проблем было много. И вопросов не меньше. К кому обращаться, откуда ждать помощи? Единственным педагогом, который объективно мог оценивать и работу руководителя фольклорной экспедиции, и могответить на все мои вопросы, конечно, был Вячеслав Павлинович Тимофеев. И я обращалась к нему. Отказа никогда не было.

Как-то из Кургана от М. Г. Екимова (ОНМЦ) получила текст неизвестной мне волшебной сказки. Михаил Григорьевич просил, чтобы я помогла бы ему разобраться с сюжетом сказки, объяснила бы, что с ней произошло и можно ли её восстановить. Название сказки «Лохманишки» было мне неизвестно. Текст можно было только использовать в качестве примера разрушения поэтики волшебной сказки. Поговорила с Вячеславом Павлиновичем, спросила, не слышал ли подобного сказочного повествования. Выслушал. Ответ был прост: не спешить с выводами. Порекомендовал прочитать статьи П. Г. Богатырёва, выбрать то, что и поможет разобраться со сказкой. В читальном зале взяла литературу. Многое было непонятно. Утопаю в материале. ПодошёлВ. П. Тимофеев, заглянул в мои записи: «Много понаписала. Много. Сформулируй-ка главное одной только фразой». Отвечать боюсь, а вдруг ошибусь. Но отвечаю: «Самым значимым в народном творчестве являются традиции. В данном случае думаю, что это региональные». «Ну, отправная точка есть. А сейчас думай и сопоставляй факты. Почитай ещё Е. Астахову». Благодаря таким консультациям, порой совсем немногословным, приходило более глубокое осмысление самого рабочего процесса, а главное, формировался и утверждался понятийный аппарат.

Бекетова Вера Николаевна

Вспоминается ещё один момент. На одну из литературных встреч, по просьбе В. П. Тимофеева, приехал в ШГПИ писатель из Кургана — И. Яган. Такие встречи с писателями проходили всегда в малом читальном зале. Пока собирались студенты, Тимофеев подошёл, сказал, что принёс книги. Это были книги В. Бирюкова. Их я уже знала. А вот «Учёные записки» Шадринского педагогического института видела впервые. Там была рецензия В. П. Тимофеева на трилогию В. Бирюкова. «Она пригодится вам, — сказал, — в работе по военному фольклору». Поблагодарила, взяла книги, собралась уходить. И вдруг он спросил. «А как вы объясните региональное и локальное в фольклоре? „Вопрос был неожиданным. Но после знакомства с работами П. Богатырёва уже не боялась подобных вопросов, чувствовала себя намного увереннее. С ответом всё-таки задержалась. „Ну что ответа нет?“. В его вопросе была жёсткость, сарказм. И я выпалила: „Региональное и локальное — это разновидностиодного текста, например, сказки. Их можно назвать рамками, в которых хранятся варианты текстов разных жанров или утерянные их смысловые части. Чтобы восстановить, понять содержание „Лохманишек“, надо искать сохранившиеся варианты в региональных или локальных рамках“. Я уже говорила спокойно, делала нужные выводы о возрождении некогда существовавших народных текстов, но сегодня уже утерянных. В. П. Тимофеев согласился и добавил, что региональные варианты являются важным источником сведений о самом „языке“: его культуры, моделях, выразительных средствах, зашифрованных смыслах в текстах, системе ценностей и, конечно, самой истории — всё это называется „Диалектологией народной культуры“. Она даёт возможность восстанавливать утраченные фрагменты текста одной региональной территории за счёт текста другой локальной территории. Это вы подметили и сами“. И ещё добавил, что родственные тексты разных регионов могут объяснить непонятные, необъяснимые, „тёмные“ места».

Фольклорно-диалектологическая экспедиция. Шатровский район

Тогда мне казалось, что подобные теоретические тонкости не понадобятся. Самое главное, считала, заключалось в том, чтобы только найти информантов да их «разговорить». Если же это произойдёт — тогда и успевай записывать. Но утренние «планёрки», предварявшие выход студентов на свои рабочие объекты, требовали от меня, руководителя, уже в первые дни фольклорной практики не только практических советов, но и теоретических предпосылок, навыков, конкретных объяснений. Такого опыта пока не было. Консультации В. П. Тимофеева очень помогали, но нужна былаещё практика организационной работы в полевых условиях. Этого пока я тоже не знала. Приведу в качестве примеров некоторые ситуации.

1. Как-то представился случай: кафедра русского языка готовилась к однодневной диалектологической экспедиции, группа была сформирована. В неё вошли два педагога (В. П. Тимофеев, А. И. Волоскова) и три первокурсницы (ПотрепаловаТ., Анкудинова Г., Тараканова Л.).В команду включили и меня. Поездка в Глубокое Шадринского района оказалась результативной. Основные организационные моменты, которые плохо себе представляла: выезд из города и прибытие в населённый пункт, определение целей и задач, знакомство с информантом и беседа с ним — всё в реальности оказалось не таким сложным.

Т. И. Подкорытова (в центре) — руководитель фольклорной группы. С. Песчанское Щучанского района, середина 80-х годов

2. У В. П. Тимофеева намечалась ещё одна встреча. На этот раз он сам пригласил меня. Вечером приехали в Катайск. Остановились у директора Катайского педучилища. В шесть часов утра вышли из дома. В. Тимофеев беспокоился: жив ли тот человек, к которому он сейчас спешил. Прошло с момента их последней встречи пять с лишним лет, узнает ли он его, помнит ли то, что сказывал тогда. Идти надо было пешком, а была весенняя распутица. Тимофеев — в сапогах, я — в ботиночках. Кругом вода, раскисшие колеи. Шли медленно.«Понимаешь, почему все эти годы я рвался на эту встречу», — говорил он. Я тогда уже знала, что человек, к которому идём, знает много необычных старинных преданий, унаследованных от прадеда, жившего некогда в этом же селе. Когда вошли в село, остановились у первого дома: «Ну, вот этот дом», — он был очень взволнован. Вошли в дом, поздоровались. Хозяин подслеповато вглядывался в нас. «Дакхтовы, чё-то не признаю. Венушко, ты чё ли. Ждал я тебя. Ждал и думал недождуся. Дак иди ко мне, ноги-те меня не дёржат. Обоймёмся». Старик всплакнул. Мы работали около четырёх часов: надо было ещё успеть на вечернюю электричку. Потом старик пошёл нас провожать, прощаясь, протянул руку Тимофееву. Пора было уходить, но Вячеслав Павлинович продолжал держать руку старика, пока тот сквозь слёзы не прошептал: «Уж ладно, Венушко, прощай, не поминай лихом, чую — больше не свидимся». Старик ещё что-то прошептал, но было уже не слышно. Он скрылся за дверью. Вячеслав Павлинович плакал. После прощания некоторое время шли молча. Вдруг он заговорил жёстко и сухо: «Подведём итоги». И пока шли к вечерней электричке, успевал объяснять: «Представь, что с тобой сегодня был не я, а студенческая группа. Информант тот же самый. Работать надо так же, как сегодня. Технология, методика не меняются. Учите студентов слушать внимательно информанта и относиться к нему с уважением. Вырабатывайте свою методику, фиксируйте всё, а не только текст в узком смысле слова: записывайте весь рассказ о личной жизни, его переживаниях, в которых и будут оживать его представления и видения, характерные для той или иной ситуации». Тимофеев был уверен, что работа студенческого коллектива с одним информантом даёт возможность выявлять «включённость» каждого члена студенческого коллектива в традицию, в процесс восприятия материала индивидуальным сознанием.

д. Мельниково, Шадринский район, 1971 г., студентка 1-го курса Любовь Германова, 2 песенницы Анны Ивановны

Этот день для меня, конечно, был знаменательным: увидела, как развёртывался весь процесс работы с информантом. Знала, какая роль отводилась мне. Понимала и свою обязанность: эмоционально выражать непосредственную заинтересованность, чтобы рассказчик чувствовал это. Только такая взаимосвязь могла способствовать живому общению. Получилаи первые навыки разных приёмов записи текста, позволявшие уже в первой рабочей ситуациине только слушать, но и успевать записывать всё. Дома, просматривая записи, наткнулась на одну зафиксированную мной фразу. Когда В. П. Тимофеев произнёс её — не помнила, но содержание врезалось в память: «Опрос информанта необходимо проводить методом стандартизованного интервью с открытыми вопросами, составленными на основе региональной структуры, например, свадебного обряда или сказки». Одна всего фраза. Только одна. Но она давала простор для размышлений. Это был для меня своего рода инструментарий. Им нужно было пользоваться умело. Тогда он работал. Потом уже в условиях полевой практики шаг за шагом отрабатывались полученные навыки и приёмы, которые на протяжении многих лет экспедиционных работ пополнялись новыми знаниями и выводами. Всё это оправдывало себя, всегда было и актуальным и востребованным, позволяло выявлять широкий контекст локальной духовной культуры сельского жителя.

Конец ознакомительного фрагмента.