Соратник Петра Великого. История жизни и деятельности Томы Кантакузино в письмах и документах

В. И. Цвиркун, 2015

Настоящая монография посвящена истории жизни и деятельности графа Томы Кантакузино, одного из незаслуженно обойденных вниманием исследователей соратников российского монарха Петра Великого. Первая часть работы освещает богатую на события биографию спатаря Валашского княжества, впоследствии генерал-майора от кавалерии российской армии Т. Кантакузино. На основе многочисленных архивных материалов, значительная часть которых впервые вводится в научный оборот, автор воссоздал жизненный путь этого незаурядного человека, дипломата, воина и государственного деятеля конца XVII – первой четверти XVIII в. Особое внимание было уделено участию Т. Кантакузино в Прутской кампании 1711 г. и взятии Браильской крепости, его трудам по организации обороны южных рубежей России и строительству Ладожского канала. Во вторую часть вошли письма и бумаги, относящиеся к биографии Т. Кантакузино. Наряду с документами, вышедшеми за подписью графа, мы поместили адресованную ему корреспонденцию, а также связанные с его биографией эпистолярные материалы роственников и знакомых. Следует отметить, что предлагаемая книга – первая в своем роде работа, адресованная российскому читателю.

Взятие Браильской крепости

К концу первого десятилетия ХVIII в. размеренная и патриархальная жизнь Молдавского и Валашского княжеств, лишь изредка сотрясаемая придворными интригами бояр и наездами чиновников из Константинополя, сменилась бурными и полными драматизма событиями, втянувшими их в самую гущу европейской политики.

Войны и связанные с ними эпидемии до основания всколыхнули Валахию и Молдову, принеся многочисленные беды и несчастья десяткам тысяч жителей, уничтожив или разбросав по свету сотни семей. Не обошла стороной сия горькая чаша и большой род Кантакузиных. Одним из них судьба уготовила мученическую смерть на плахе, другим — многолетние скитания вдали от родины.

В начале XVIII в. казалось невозможным, чтобы идущая где-то в Померании, на невообразимо далеком севере, борьба двух европейских гигантов, России и Швеции, могла каким-то образом коснуться Молдавского и Валашского княжеств. Однако, расширяясь во времени и пространстве, Северная война к середине 1709 г. вплотную подошла к их границам, втянув в кровавый водоворот военно-политических событий.

Победа петровской армии под Полтавой и бегство короля Карла XII в пределы Османской империи стали переломным моментом в многолетнем и напряженном противоборстве России и Швеции. Решив великие национальные задачи русского государства, Полтавская виктория вместе с тем на целую эпоху определила исторические судьбы народов всей юго-восточной Европы, придав новый импульс надеждам православного населения на освобождение от турецкого владычества.

Как отмечал молдавский летописец Ион Некулче, эта победа «вселила в молдавский, валашский, сербский народы новую надежду на скорое освобождение из-под векового гнета»^[58]. В результате заметно возросли прорусские симпатии на Балканах и в Дунайских княжествах, что привело, в свою очередь, к увеличению притока на русскую службу молдаван, валахов, греков, сербов и других народов юго-восточной Европы^[59].

Более интенсивной и регулярной стала корреспонденция владетелей и представителей видных боярских семей Молдовы и Валахии с царским двором. Особенно активную переписку с русским правительством на протяжении 1709–1710 гг. вели К. Брынковяну, М. Раковица, К. Кантакузино, Иордакие Руссет и др.

Вместе с тем под влиянием активной антирусской дипломатической и политической деятельности эмиссаров короля Карла XII при Блистательной Порте, искусных интриг при дворе султана ярых противников России — крымского хана Девлет-Гирея^[60] и французского посла Ферриоля^[61], а также наветов и доносов сторонников польской партии Станислава Лещинского^[62], так называемых «станиславчиков», мирные отношения между Россией и Турцией грозили перерасти в военный конфликт. Стремясь вовлечь Османскую империю в войну с восточным соседом, шведский король и его союзники пытались продемонстрировать султану ее многочисленные выгоды.

По словам М. Нейгебауэра^[63], шведского посланника в турецкой столице, Порта в случае поражения российских войск приобретала право установить протекторат над Украиной, население которой якобы мечтало о турецком подданстве^[64]. Кроме того, положительный исход войны должен был оттеснить Россию от границ османских владений.

Не скупился Карл XII и на обещания поддержать выступление турецких войск активными действиями своей армии в Померании^[65]. Однако самым веским и убедительным аргументом антирусской партии в пользу объявления войны служила «растущая угроза с Востока», которой запугивали султанский двор.

Особое влияние на позицию Турции оказывали заявления Станислава Понятовского^[66], который сообщал, что «царь окончательно хочет завладеть Польшей, продиктовать мир ослабевшей Швеции, вывести свой флот на Черное море, а потом вместе с поляками начать войну на Балканах»^[67].

В Бендерах и Константинополе упорно распространялись слухи о приближении к границам Османской империи 200-тысячной русской армии. Говорили, что «20-тысячный корпус уже строит мосты на Южном Буге»^[68]. Озабоченность султанского двора вызывали также «великие наносы» хана Девлет-Гирея о реальной угрозе потерять Крым и возможном возрождении греческого государства в результате дальнейшей экспансии России в сторону турецких владений.

В сложившейся ситуции русское правительство не только не помышляло о каких-либо территориальных приобретениях за счет Османской империи, но предпринимало все возможные меры для недопущения войны. «Мира — любой ценой», — требовал царь от П. А. Толстого^[69], своего посла при султанском дворе.

Для достижения поставленной цели в турецкую столицу направлялся обильный поток денег и мехов, шедших на щедрые дары турецким сановникам. Однако, несмотря на богатые подношения, российскому послу день ото дня становилось всё труднее противостоять действиям антирусской партии. У него недоставало ни средств, ни сил, чтобы заглушить или хотя бы нейтрализовать «наносы», распространяемые шведами и эмиссарами Станислава Лещинского, и доказать миролюбивую политику России в отношении Турции^[70].

К середине 1710 г. в столице Блистательной Порты начали одерживать верх силы, враждебные России. Пользуясь этим, к активным боевым действиям перешли сторонники Карла XII, предпринявшие в июле того же года ряд нападений на русские гарнизоны лево — и правобережной Украины^[71]. Они задержали и взяли под арест курьеров с личными посланиями Петра I к султану Ахмеду III^[72]. Резко сократилась свобода действий, перемещений и внешних связей посла П. А. Толстого. Наконец, 20 ноября 1710 г. русское правительство получило известие о том, что России объявлена война, а полномочный министр царя в Константинополе арестован и заключен в Едикуле — Семибашенный замок, вместе с чиновниками дипломатической миссии и слугами^[73].

В предстоящей войне с Османской империей правительство Петра I рассчитывало на всемерную поддержку и помощь православного населения Балкан и Дунайских княжеств. Исходя из этого, определялись тактика и стратегические задачи русского командования. Однако было бы ошибочным полагать, как это делалось в русской и европейской историографии русско-турецкой войны 1710–1713 гг., будто Петр I и его генералитет начали ее «с излишним запасом надежд на турецких христиан, пустых обещаний со стороны господарей молдавского и валашского и со значительным количеством собственной полтавской самоуверенности»^[74].

Несомненно, освободительное движение православного населения Османской империи, его явные прорусские симпатии и настроения являлись немаловажным военным и политическим фактором, необходимым России в предстоящей войне. Однако главная роль в ней отводилась не силам союзников, а непосредственно русской армии.

Многочисленные документы того времени красноречиво свидетельствуют, что Петр I и его окружение полностью осознавали серьезность положения и сложность готовящегося похода. Неоднократно в письмах царя к А. Д. Меншикову^[75] и Ф. М. Апраксину^[76] звучала тревога за исход «надлежащего и токмо одному богу сведомого пути»^[77].

Уже в декабре 1710 — январе 1711 гг. по указу Петра I начался усиленный набор рекрутов в пехотные и кавалерийские полки. Армия «сполна рекрутировалась, мундировалась, приводилась в лучшее состояние»^[78]. Русский генералитет принял во внимание и особенности войны с турками, против которых командирам дивизий предписывалось действовать в основном «пехотою и рогатками, а палашам покой дать»^[79]. Последнее, однако, не относилось к нерегулярным частям русской армии, представленным украинскими и донскими казачьими, а также молдавскими легкоконными полками. Приданные авангардному корпусу Б. П. Шереметева^[80], они должны были проследовать к Днестру, переправиться через него и двигаться к Исакче на Дунае, где «возбудить восстание сербов и болгаров и стараться в собрании магазейнов <складов. — В.Ц.>»^[81].

По мере обострения военно-политических отношений России и Турции и приближения угрозы военного столкновения обоих государств русское руководство всё чаще и активнее стало использовать уже сложившиеся каналы связи с правящими кругами Молдавского и Валашского княжеств.

Едва ли не сразу же после прибытия в Яссы новопоставленного господаря Д. Кантемира с ним была установлена тайная корреспонденция и начаты переговоры о переходе страны под протекцию российской короны. Как свидельствуют записи расходной книги одного из ближайших советников царя по вопросам восточной политики Саввы Владиславлевича-Рагузинского за 1711 г., уже 16 января он по приказу канцлера Г. И. Головкина, «послал в Яссы курьера Савву Гиока с письмами и подарками к волосскому господарю»^[82]. В ответ на это тогда же в январе от Д. Кантемира отправились в Москву его доверенные лица с секретными письмами на имя Петра I. По-видимому, в то же время по совету и рекомендациям молдавского князя Савва Владиславлевич-Рагузинский^[83], один из активных инициаторов Прутского похода, наладил тайную переписку с Томой Кантакузино^[84].

Пользуясь его информированностью и ролью при господарском дворе, руководители российского внешнеполитического ведомства получали объективные сведения о положении дел в княжестве и сопредельных ему землях, а также о состоянии, численности и степени готовности к войне османских войск.

Особую интенсивность приобрела корреспонденция с валашским великим спатарем в мае-июне 1711 г., когда решалась проблема материального и продовольственного обеспечения выступившей в поход российской армии, а также судьба создания единого антиосманского фронта с православными христианами Турции.

Обеспокоенное двусмысленным поведением К. Брынковяну, его выжидательной позицией, идущей вопреки обязательствам, принятым им на себя ранее, правительство Петра I установило с Т. Кантакузино тайные и сепаратные от господаря переговоры «о призыве графа» на свою сторону. По этой причине только в мае из походной ставки царя к великому спатарю трижды отправляли послания с нарочным курьером Иваном Юрьевым для его «проведывания и призыву»^[85].

Важным фактором, стимулировавшим рост прорусских симпатий среди населения обоих княжеств, а также усиления «русской» партии среди боярства, стали обнародованные и распространенные в Молдавском и Валашском княжествах царские манифесты, призывавшие на службу «военно-служилых молдаван и валахов, полковников, ротмистров, хорунжих» с выдачей им патентов и определением жалования и дневных рационов^[86].

Реакция на обращение была незамедлительной. Уже 25 мая к обозу фельдмаршала Б. П. Шереметева прибыли из Яворова «с рекомендательными письмами от канцлера графа Г. И. Головкина два человека шляхты молдавской — Абаза^[87] и Мерескул^[88]», которым было «учинено полковничество и для сбору людей дано 300 рублей»^[89].

Спустя два дня, 27 мая, в ставку Б. П. Шереметева, также по рекомендации канцлера, прибыл другой молдавский шляхтич — Павел Ружина, которому по примеру первых было «учинено полковничество и для сбору людей дано 100 рублей»^[90]. Патенты на полковничьий чин и царское жалование, а также «деньги для сбору людей» получили пыркэлаб^[91] сорокской крепости Семен Афендик и «господарский сродник Александр»^[92].

Прибытие авангардных частей русского войска придало Д. Кантемиру больше решимости и смелости в действиях. В день торжественной встречи в Яссах корпуса Шереметева по всему Молдавскому княжеству были разосланы грамоты господаря, предписывавшие мужскому населению «дабы собиралися и вооружалися и пришли к монаршеским войскам под команду до 15 числа сего месяца <июня. — В.Ц.>, а кто не придет, числиться будет отлучен от своих маетностей, и будут объявлены изменниками и мечем и огнем порублены… и будут преданы суду не токмо мирскому, но и церковному проклятию»^[93].

Появление русской армии в столице княжества и провозглашенные манифесты вызвали стремительный рост антиосманских сил и подъем патриотических чувств у населения Молдовы. Свидетель и активный участник описываемых событий Ион Некулче отмечал в своей «Летописи земли Молдавской», что в ряды российских войск прибывали многие жители Оргеевского, Сорокского и Лэпушнянского цинутов, поднявшиеся против османского владычества^[94]. Сам фельдмаршал в реляциях к царю доносил, что «волохи к нашим <войскам. — В.Ц.> непристанно приходят… и последние мужики служить желают»^[95].

Переход корпуса Б. П. Шереметева на правый берег Прута и медленное продвижение его к югу от Ясс, заметно активизировали разногласия в стане валашского господаря, вызвали ропот возмущения двойственной политикой князя среди ряда ближних бояр и духовенства. Последние, недовольные поведением К. Брынковану, по инициативе Антима Иверяну^[96] провели в деревне Гура-Урлацилор тайное совещание, на котором приняли решение направить к царю своего полномочного представителя. Через него бояре, находившиеся в оппозиции к валашскому князю, намеревались передать российскому монарху достоверные сведения, обличавшие двуликий характер политики господаря и лживость его клятв и обещаний^[97].

Выбор мятежных бояр остановился на одном из инициаторов и активных участников этого совещания — великом спатаре Томе Кантакузино. Мы склонны утверждать, что упоминаемое событие состоялось 19–20 июня 1711 г., поскольку уже 22-го числа Тома в сопровождении полковника и восьми рот легкой кавалерии из состава господарского войска прибыл в лагерь фельдмаршала Б. П. Шереметева^[98].

Однако далеко не многие из среды валашского боярства были согласны с решениями, принятыми на тайном совещании в Гура-Урлацилор. Так, в приватном письме стольника Константина Кантакузино к полковнику К. Туркульцу в первых числах июля 1711 г. сообщалось, что «его дело <т. е. отъезд Т. Кантакузино к Петру I в Яссы. — В.Ц.> мы не хвалим, ибо без времени сделал»^[99].

По странной случайности приезд Т. Кантакузино в стан русского авангарда совпал с прибытием туда Г. Кастриота — личного представителя К. Брынковяну^[100].

Озадаченный одновременным появлением столь высоких должностных лиц Валашского княжества, которые к тому же «видно, якобы один от другого опасаются», фельдмаршал приостановил движение передовых частей и обратился к царю за дополнительными инструкциями и распоряжениями^[101]. Ответ не заставил себя долго ждать: уже на следующий день, 23 июня, оба посланца «с добрым конвоем» были отправлены в столицу Молдавского княжества, где им было определенно место встречи с российским монархом.

Одновременно с описываемыми событиями в Яссах быстрыми темпами шло формирование княжеского войска. В набираемые Д. Кантемиром полки записывались сотни добровольцев, значительную часть которых, помимо представителей военно-служилого сословия, составляли горожане, ремесленники, крестьяне и бежавшие от своих владетелей слуги^[102].

Уже к двадцатым числам июня под княжескими знаменами находилось 17 полковников и 170 ротмистров с хоронгвами общей численностью около 7 тыс. человек^[103]. С этими силами молдавский господарь ожидал прибытия российского монарха в столицу княжества.

Один из активных участников Прутской кампании русских войск, вице-канцлер П. П. Шафиров^[104] следующим образом описал это событие в своих дневниковых записях: «В 24 день <июня 1711 г. — В.Ц.> Его Величество изволил итти с ближними людьми своими в волосский город Яссы, от реки Прута с 2 мили, в котором господарь живет… И встречал оной [князь] Его Царское Величество, також государыню царицу жена его <Кантемира. — В.Ц.> с детьми за городом. Оной господарь человек зело разумной и в советех способной. В бытность же Царского Величества в Яссах, тот господарь с женою и с домом Его Царское Величество трактовал <принимал. — В.Ц.> изрядно, и стоял Великий Государь в доме его господарском»^[105]. В тот же день в Яссы «приехал из Мултянской земли великий спафарий Фома Кантакузин с объявлением своей и всего мултянского народа к Его Царскому Величеству верности, что коль скоро войска Его Царского Величества к ним приближатся, то они тот час к оному пристанут. А о господаре мултянском сказывал оной, что он [К. Брынковяну] паче чаяния в подданстве Его Царского Величества весьма ненадежен и некоторые отговорки оттого и несклонность являет, понеже зело богат и не хочет себя в трудности и опасность отдавать. Хотя и от него [К. Брынковяну] прислан с некоторыми предложении, прежде бывший на Москве, Георгий Кастриот. Чего ради, помянутой Фома, с согласия тамошнего народу, без ведома его господарского, оттуду <из Мултянской земли. — В.Ц.> тайно отлучась, сюда прибыл…»^[106]

В течение двух дней в Яссах шли торжества и застолья по случаю прибытия российского монарха. Лишь в первой половине дня 26 июня Петр I в сопровождении своих генералов покинул столицу княжества и отправился к Пруту к месту дислокации армии. Несколько позже к нему присоединился Д. Кантемир со своими ближними боярами и духовенством, а также Т. Кантакузино и Г. Кастриот. «Того ж 26 дня, после осмотрения армии, с вечера против 27 числа, отправлено всеночное пение. А в 27 числе — святая литургия и благодарственный молебен за дарованную от Бога над неприятелем Его Царского Величества королем шведским под Полтавою прошлого 1709 года викторию. Чего ради, вся инфантерия поставлена была в строю в цыркуль около церкви с ружьем.

По совершении же Святой литургии и молебного пения, была единократно из 60 пушек и от всей инфантерии из мелкого ружья залфом стрельба. При том же всем был и волосский господарь со знатными людьми своими и приехавший из Мултянской земли Фома Кантакузин. Тако ж волосский митрополит с монахи. И по окончании вышеозначенной всей церемонии ему, господарю, показывано было все войско. И был он со всеми людьми своими на обеде у Царского величества, где зело довольно трактован…»^[107]

28 июня, на следующий день после торжеств, посвященных празднованию второй годовщины Полтавской виктории, состоялось заседание военного совета, на котором были рассмотрены многочисленные вопросы организации и обеспечения войск, а также планы дальнейших действий кампании.

Среди наиболее важных пунктов, вызвавших бурную дискуссию совета, было обсуждение письма господаря Валахии Константина Брынковяну, доставленное Г. Кастриотом. В нем сообщалось о готовности турецкого султана начать переговоры с царем, не прибегая к военным действиям^[108].

В настоящее время в кругах историков, исследующих данную проблему, факт попытки османского двора урегулировать конфликт с Россией мирным путем не вызывает сомнений^[109]. Однако в тот период выжидательная позиция и двойственная политика валашского господаря, затягивание выполненения взятых им прежде обязательств о присоединении своих войск к армии Петра I для совместного выступления против Порты, а также неисполнение договоренностей о поставках в русский лагерь провианта и фуража подрывали доверие царя к валашскому господарю и его представителю.

Обсудив поступившую информацию и взвесив все за и против, военный совет отверг предложения турецкой стороны о разрешении конфликта путем мирных переговоров. После этого участники совета перешли к рассмотрению плана дальнейших военных действий кампании.

Из внесенных на обсуждение мнений предпочтение было отдано плану^[110] генерала К.-Э. Ренне^[111]. Суть его заключалась в том, что русским и молдавским войскам надлежало вступить в пределы Османской империи, «в области греческие», которые «готовы… возмутиться по примеру молдавского господаря» и ожидают лишь появления царских войск^[112]. В тех же землях, по мнению генерала, надлежало найти необходимые запасы провианта и фуража. Предложение генерала было активно поддержано молдавским господарем Д. Кантемиром и великим спатарем Томой Кантакузино.

По «воспринятой» по этому предложению резолюции военного совета предлагалось «генерала К.-Э. Ренне с корпусом кавалерии отправить к реке Дунаю против паланки <крепости. — В.Ц.> Браилова, дабы он в тамошних местах неприятелю военную диверзию учинил»^[113].

Веским аргументом в пользу предложения К.-Э. Ренне явилось сообщение Т. Кантакузино о том, что Браильская крепость, располагая относительно небольшим гарнизоном, занимает важное стратегическое положение для ведения успешной войны с османскими войсками, а также о том, что за ее стенами собраны значительные запасы провианта и фуража^[114].

Занятие Браилы, убеждал он Петра I и членов совета, приведет ко всеобщему выступлению валашского народа и склонит колеблющихся бояр, в том числе господаря с его войском, к «стороне преславного царского величества»^[115].

Кроме того, Т. Кантакузино сообщал о готовности присоединиться к русскому войску 18 тысяч сербов, якобы задержанных К. Брынковяну на границах Валашского княжества^[116].

Приведенные Т. Кантакузино сведения о количестве сербов, готовых присоединиться к русским войскам, нам представляются достаточно далекими от истины. Во-первых, предводители сербов из империи Габсбургов в секретной корреспонденции с Петром I обещали отправить на соединение с русской армией не 18, а только 10 тысяч человек^[117]. Во-вторых, продвижению сербов из пределов Габсбургской империи на соединение с русской армией препятствовал не господарь Валашского княжества, не обладавший для этих действий достаточной военной силой, а сами имперские власти^[118].

Окончательное решение о командировании конного корволанта генерала К.-Э. Ренне к Браиле было принято только 29 июня^[119]. Общая его численность составляла около 11 тысяч человек, среди которых значилось 5 600 человек в регулярной кавалерии и более 5 тысяч молдаван и валахов, возглавляемых Т. Кантакузино^[120].

Относительно активного участия Д. Кантемира и Т. Кантакузино в заседании военного совета и обсуждении плана военной кампании свидетельствует любопытная запись в итоговом протоколе совета: выступление корпуса к Браиле хотя и «опасно было на их <т. е. Д. Кантемира, Т. Кантакузино и генерала К.-Э. Ренне. — В.Ц.> прошение соизволять, однако ж, дабы христиан желающих помочи в отчаяние не привесть, в опасный весьма путь для неимения провианту, позволено [было]»^[121].

Накануне их отбытия к валашской границе Петр I «в знак высокой милости к спэтарию, и за ревность его к Великому государю пожаловал ему Его Величества персону <портрет. — В.Ц.> в алмазах, ценою в 1 тысячу рублей, да сверх того денег 1 тысячу рублей»^[122].

Перед корпусом стояла задача овладеть Браильской крепостью, запастись провиантом и следовать к Галацу. Там генералу К.-Э. Ренне предстояло соединиться с главными силами и, «устроя магазейны <продовольственные и фуражные склады. — В.Ц.>, искать неприятеля»^[123].

Только 30-го, а не 31 июня, как отмечено в воспоминаниях бригадира Моро де Бразе^[124], корпус генерала К.-Э. Ренне «марш свой восприял в местечко Бырлад и далее… к паланке Браила»^[125].

Отправляя корпус К.-Э. Ренне к границам Валашского княжества, русское командование руководствовалось прежним планом. Армии необходимо было двигаться к Фальчи и занять ее до прихода туда турок, тем самым не допустив их переправы на правый берег Прута. В то же время генералу К.-Э. Ренне надлежало, взяв Браилу, совместно с ожидаемыми валашскими и сербскими войсками ударить в тыл турецкой армии^[126]. Однако последующие события внесли существенные коррективы в утвержденный русским командованием план кампании.

Особое значение придавалось склонению «к стороне российского монарха» колеблющегося господаря Валахии. В противном случае ставился вопрос о замене его более лояльным к России и решительным в действиях человеком. Таковым, по мнению царской администрации, являлся перешедший на сторону Петра I бывший валашский великий спатарь. Ярким подтверждением сказанному служит письмо П. П. Шафирова, адресованное генерал-адмиралу Ф. М. Апраксину от 30 июня 1711 г. из лагеря на реке Прут. Шафиров пишет: «… ежели господарь тамошний <К. Брынковяну. — В.Ц.>, как выше объявлено противен тому явитца <т. е. не присоединится к царскому войску. — В.Ц.>, то велено ему <Томе Кантакузино. — В.Ц.> позволение дать народу обрать <т. е. избрать. — В.Ц.> вместо его <К. Брынковяну. — В.Ц.> иного господаря»^[127].

Марш корпуса вглубь Молдавии и Валахии начался 2 июля, после переправы через Прут^[128]. Продвижение его было достаточно быстрым, поскольку уже на третий день связь с ним едва поддерживалась, а с началом военных действий на Пруте и вовсе прервалась^[129]. Однако высокий темп марша отнюдь не значит, что он был легким. Уже в первых донесениях к царю К.-Э. Ренне рапортовал о том, что «нынешний марш в фураже зело нужен <нуждается. — В.Ц.>, ибо вся трава потравлена [саранчой]», а также о наличии множества «безводных мест» по пути следования^[130].

Двигаясь «с поспешанием на Браилу», корпус прошел через селения Хушь, Бырлад и 8 июля остановился в местечке Фокшаны^[131]. Здесь полки пополнили фуражные и продовольственные запасы, приобретя у местных жителей 104 меры пшеницы, ржи и ячменя, а также «хлеба и вина волосского на 58 рублей, 26 алтын и 4 деньги»^[132].

На следующий день, находясь в деревне Распопы, генерал выдал Томе Кантакузино 1 000 рублей для раздачи жалования офицерам и рядовым новосформированных в пути хоронгвей, «а именно: на сербскую одну и на две волосские — полковнику одному, ротмистрам — трем, поручикам — трем, хорунжим — трем, рядовым — 180 человекам»^[133]. Таким образом, в марше к Браиле к корпусу генерала К.-Э. Ренне присоедились еще три легкоконные хоронгви численностью 193 человека, набранные Т. Кантакузино.

Продолжая движение на юг, корпус 10 июля достиг Максименского монастыря, где, помимо отдыха и пищи, получил ценные сведения о Браильской крепости и системе ее укреплений, а также данные о составе и численности ее гарнизона, возглавляемого Дауд-пашой^[134]. Дополнительную информацию как о защитниках крепости, так и о неприятельском войске сообщали языки, захваченные разведывательными партиями молдавских полков^[135].

Оценив обстановку, генерал К.-Э. Ренне принял решение выступить на следующий день к Браиле, оставив багаж и обозы под защитой монастыря. Около 11 часов дня войска приблизились к крепости, после чего генерал отдал приказ молдавской кавалерии атаковать неприятеля, засевшего в палисаде. При поддержке конно-гренадерского и Сибирского драгунского полков, легкоконные части, руководимые Т. Кантакузино, стремительным ударом выбили турок из палисадов и заставили их отступить под крепостные стены^[136].

На протяжении следующего дня шло интенсивное приготовление к штурму. С наступлением темноты спешившиеся кавалерийские полки русской армии совместно с молдавскими, валашскими и сербскими легкоконными хоронгвами начали атаку вражеских укреплений. В течение всей ночи шел кровопролитный бой, в результате которого неприятель был выбит из окопов.

Преследуемые с флангов драгунскими полками под командованием генерал-майора Луки Чирикова и полковника Соловцова, а также легкоконными хоронгвами Т. Кантакузино, турки «обратились в побег», едва успев укрыться за крепостными стенами^[137].

Утром 14 июля трехтысячный гарнизон Браильской крепости, не возобновляя военных действий, принял условия капитуляции^[138]. Ее защитникам (за исключением коменданта) вместе с женщинами и детьми разрешалось, сложив оружие и боеприпасы, беспрепятственно покинуть крепость и перебраться на другую стороны реки.

Согласно реляции генерала К.-Э. Ренне, направленной царю после взятия Браилы, при штурме крепости неприятель потерял убитыми и раненными более 800 человек. Потери русских составили 100 убитых и 300 раненых драгун^[139].

К сожалению, в реляции К.-Э. Ренне не были упомянуты потери, понесенные молдавскими, валашскими и сербскими полками и хоронгвами под началом Т. Кантакузино. Однако, поскольку они участвовали во всех авангардных боях, а во время штурма Браилы шли бок о бок с русскими полками, их потери могли быть не меньшими, если не большими.

Ярким контрастом вышеприведенным фактам выступает утверждение известного румынского историка Н. Йорги о том, что после того как корпус генерала К.-Э. Ренне подошел к Браильской крепости и окружил ее, «напуганные турки по доброй воле сдали крепость на условиях свободного и беспрепятственного выхода из нее гарнизона, женщин и детей, и переправы их на другой берег Дуная»^[140].

Взятие Браилы стало одним из ярчайших эпизодов всей Прутской кампании, однако воспользоваться одержанным успехом русскому командованию уже не представлялось возможным. Ни генерал К.-Э. Ренне, ни его соратники не знали, что на реке Прут еще за два дня до штурма и капитуляции турецкой крепости между Россией и Османской империей был заключен договор о мире.

Только 17 июля в Браилу прибыл царский посыльный с сообщением о прекращении военных действий и указом полкам оставить крепость, вернуть отобранные вещи и оружие ее защитникам, а самим «немедля выступить» на соединение с главной армией^[141].

Известие о поражении русских войск на Пруте и заключенном мирном договоре с Мехметом Балтаджа-пашой застало Т. Кантакузино в родовом имении, куда он прибыл сразу же после капитуляции Браилы.

Опасаясь мести и преследования со стороны турецких властей, а в еще большей степени — от своего кузена, валашского господаря, он вынужден был покинуть семью и дом и тайно бежать за пределы княжества. Единственным местом пристанища ему могла служить Россия, куда он, минуя Трансильванию и Польшу, и направился.

В отличие от Австрии и Польши, мест традиционной миграции опальных или преследуемых властями молдавских и валашских бояр, только в пределах Российского государства он мог рассчитывать на безопасность, кое-какую материальную определенность и соответствующее его рангу социальное положение.

Томе Кантакузино было доподлинно известно, что 29 июля 1711 г. в лагере при Могилеве Петр I подписал указ о пожаловании ему чина генерала-майора от кавалерии^[142]. Принимая во внимание тот факт, что во всей русской армии в описываемое время в таком звании состояло около 20 человек^[143], несложно представить, каким уважением в обществе пользовался его обладатель.

Бегство Т. Кантакузино в Россию без семьи, в одиночку, имеет и другую причину. Обладая в Валашском княжестве «многочисленными имениями — домами, селами, пастбищами, пашенными угодьями»^[144], он отнюдь не намеревался расставаться с ними. Еще до своего отъезда из княжества он передал оставшуюся в родовом поместье жену с имуществом и владениями под опеку ближайших родственников, всесильных бояр Константина и Михая Кантакузиных. Тем самым он до лучших времен обеспечил безопасность и сохранность собственности^[145].

Скрываясь от преследований валашского господаря, избегая оживленных торговых дорог, Тома тайно пробирался к границам России. Уже в первых числах января 1712 г. он находился во Львове, откуда возобновил переписку с российским внешнеполитическим ведомством^[146]. Лишь к началу февраля 1712 г. Т. Кантакузино достиг рубежей России и прибыл в Москву^[147].

Примечания

58

Ion Neculce. O seamă de cuvinte. Letopiseţul Ţarii Moldovei. Chişinau, 1974. P. 216

59

Цвиркун В. И. Молдавские формирования в русской армии в первой половине ХVIII в. Кишинев, 1987. С. 82–84.

60

Девлет Герай II (Девлет-Гирей) — хан Крыма в 1699–1702 и 1709–1713 гг. Умер в 1724 г.

61

Барон Шарль де Ферриоль, в 1699–1711 гг. — французский посол в Константинополе.

62

Станислав I Лещинский (Лещиньский, польск. Stanisław Leszczyński; 20 октября 1677, Львов — 23 февраля 1766, Люневиль, Франция) — король польский и великий князь литовский в 1704–1709 гг. и в 1733–1734 гг. Последний герцог Лотарингии в 1737–1766 гг. Тесть короля Франции Людовика XV.

63

Мартин фон Нейгебауэр, барон. Незадолго до начала Северной войны занимал должность воспитателя царевича Алексея, сына Петра I. В Москве М. Нейгебауэр пробыл недолго и в конце 90-х годов XVII в. вернулся в Швецию. Сопутствовал Карлу XII во время русской кампании. После поражения под Полтавой направлен послом Швеции в Костантинополь, в этом качестве пребывал до 1711 г.

64

Артамонов В. А. Россия и Речь Посполитая после Полтавы. 1709–1714 гг. М., 1985. С. 78.

65

Артамонов В. А. Указ. соч. С. 80.

66

Станислав Понятовский (1676–1762) — польский полководец, дипломат. На протяжении своей карьеры Понятовский служил в различных войсках, в основном в шведских и польско-литовских. Во время Северной войны являлся адъютантом короля Карла XII. После гибели последнего состоял на службе у польского короля Августа II. Был на разных государственных должностях, в том числе — великим подскарбием литовской армии в 1722 г., воеводой Мазовецкого воеводства в 1731 г., региментарем Коронной армии в 1728 г. и кастеляном Кракова в 1752 г.

67

Артамонов В. А. Указ. соч. С. 78.

68

Письмо Скоропадского И. И. к Головкину Г. И. // РГАДА. Фонд 124. Оп.1. 1710 г. Д. 3. Л. 23.

69

Толстой Петр Андреевич (1645–1729) — государственный деятель и дипломат, сподвижник Петра Великого, один из руководителей его секретной службы (Преображенского приказа и Тайной канцелярии), действительный тайный советник. В конце 1701 г. был назначен посланником в Константинополь, став первым российским послом-резидентом. Этот пост имел важное значение и был сопряжен со значительными трудностями и опасностями (во время русско-турецкой войны 1710–1713 гг. Толстой дважды сидел в Семибашенном замке). Вернувшись в Россию в 1714 г., был назначен сенатором. Активный участник Персидской кампании 1722 г., во время которой вместе с Д. Кантемиром являлся советником императора по вопросам восточной политики. После смерти Петра I способствовал возведению на трон Екатерины. В 1727 г. в результате конфликта с А. Меншиковым был осужден и вместе с сыном Иваном сослан в Соловецкий монастырь, где скончался и был похоронен у стен монастырского Преображенского собора. Именным высочайшим указом от 22 мая (2 июня) 1727 г. Петр Андреевич Толстой и сыновья его лишены чинов и графского титула. Графский титул был возвращен только в 1760 г., когда именным высочайшим указом в правах графского достоинства Российской империи были восстановлены внуки графа П. А. Толстого. См.: Русский биографический словарь (далее — РБС). Том Тобизен — Тургенев. М., 1999. С. 77–92.

70

Павленко Н. И. Птенцы гнезда Петрова. М., 1985. С. 165–167.

71

Артамонов В. А. Указ. соч. С. 79.

72

Письма и бумаги императора Петра Великого <далее — ППВ>. Т. 10. М., 1962. № 4063. С. 283–284.

73

Там же. № 4168. С. 446.

74

Ключевский В. О. Курс русской истории. М., 1937. Часть IV. С. 58.

75

Меншиков Александр Данилович (1673, Москва — 1729, Берёзов) — русский государственный и военный деятель, сподвижник и фаворит Петра I, генерал-фельдмаршал (1709), первый генерал-губернатор Санкт-Петербурга (1703–1724 и 1725–1727), с созданием государственной Военной коллегии (1719) стал ее первым президентом, оставив пост санкт-петербургского генерал-губернатора. Отвечал за обустройство всех вооруженных сил России. В день заключения Ништадтского мира, завершившего длительную войну со шведами, Меншикову был присвоен чин вице-адмирала. После смерти Петра Меншиков, опираясь на гвардию и виднейших государственных сановников, в январе 1725 г. возвел на престол жену покойного императора Екатерину I и стал фактическим правителем страны, сосредоточив в своих руках огромную власть и подчинив себе армию. Тогда же вернул себе должность санкт-петербургского генерал-губернатора, а в 1726 г. — должность президента Военной коллегии. 30 августа 1725 г. новая императрица Екатерина I произвела его в кавалеры ордена Св. Александра Невского. В 1726 г. участвовал в переговорах о заключении русско-австрийского союза, в 1727 г. отдал приказ о вводе российских войск в Курляндию. Со вступлением на престол Петра II (сына царевича Алексея Петровича) в мае 1727 г. Меншиков поначалу сохранил свое влияние: 6 мая он был удостоен чина полного адмирала, а 12 мая пожалован званием генералиссимуса, его дочь Мария была обручена с юным императором. Однако уже в сентябре 1727 г. Меншиков был арестован, лишен всех занимаемых должностей, наград, имущества, титулов и сослан со своей семьей в сибирский городок Берёзов Тобольской губернии. Умер 12 ноября 1729 г. в возрасте 56 лет. См.: БРЭ, Т. 19. М., 2012. С. 748–749.

76

Апраксин Федор Матвеевич (1661–1728) — один из создателей русского военного флота, сподвижник Петра I, генерал-адмирал (1708), первый президент Адмиралтейств-коллегии. Командовал русским флотом в Северной войне и Персидском походе.

77

Соловьев С. М. Публичные чтения о Петре Великом. М., 1984. С. 117.

78

Письмо А. Д. Меншикова В. Л. Долгорукову, послу в Копенгагене, от 31 января 1711 г. // РГАДА. Ф. 17. Оп. 1. Д. 91 доп. Л. 469об.

79

Пушкин А. С. История Петра I. — Полн. собр. соч. Т. VIII. Л., 1978. С. 188.

80

Шереметев Борис Петрович (1652–1719) — русский полководец времен Северной войны, дипломат, один из первых русских генерал-фельдмаршалов (1701). В 1706 г. первым возведен в графское достоинство Российского царства. В 13 лет был назначен в комнатные стольники, т. е. прислуживать царю в его покоях. В 1681 г. в должности воеводы и тамбовского наместника командовал войсками против татар. В 1682 г. получил боярский титул. Проявил себя на военном и дипломатическом поприщах. В 1686 г. участвовал в заключении Вечного мира в Москве с Речью Посполитой, а затем был поставлен во главе посольства, отправленного в Варшаву для ратификации заключенного договора. С началом Северной войны со Швецией командовал поместной конницей и участвовал в неудачном Нарвском сражении. Формально возглавлял русскую армию в Полтавской битве и во время Прутской кампании 1711 г… В 1715 г. Шереметев был назначен командующим русским экспедиционным корпусом в Померании и Мекленбурге для совместных действий с прусским королем против шведов. В 1717 г. он возвратился в Москву и после тяжелой болезни скончался. Вопреки завещанию был погребен в СПб., в Александро-Невской лавре. См.: РБС. Том Шебанов — Шютц. М., 1999. С. 107–131.

81

ППВ.Т. XI. Вып. 1. М., 1964. № 4404. С. 190; Полевой Н. А. История Петра Великого. Изд. 2-е. М., 1899. С. 278.

82

РГАДА, Ф. 59. Сношения с Рагузой. Оп. 1. 1711 г. Д. 1. Л. 1.

83

Савва Лукич Владиславлевич-Рагузинский (1660/1668, Гацко, Герцеговина — 1738, Санкт-Петербург) — граф, тайный советник, российский государственный деятель, дипломат. По происхождению серб из Герцеговины. На протяжении ряда десятилетий выполнял тайные поручения российского правительства. С 1708 г. переселился в Россию и был зачислен в штат Посольского приказа. Участвовал в Прутской кампаии в качестве советника царя по восточным вопросам. В 1725–1728 гг. возглавлял российское посольство в Китай. Был активным участником составления и подписания Буринского и Кяхтинского договоров с Китаем. Награжден орденом Св. Андрея Первозванного. См.: Йован Дучин. Граф Савва Владиславич. Серб при дворе Петра Великого и Екатерины I. СПб., 2009.

84

РГАДА, Ф. 59. Сношения с Рагузой. Оп. 1. 1711 г. Д. 1. Л. 1об.

85

РГАДА, Ф. 59. Сношения с Рагузой. Оп. 1. 1711 г. Д. 1. Л. 3–3об.

86

РГВИА. Ф. 456. Оп. 1. Д. 13. Л. 27об. — 28.

87

Илие Абаза, ворник — в Молдавском княжестве боярин, исполнявший функции судьи. Переселившись в Россию, получил во владение 40 дворов в с. Колодяжном Изюмского полка из конфискованных имений осужденного генерал-майора Ф. В. Шидловского. См.: Цвиркун В. И. Димитрий Кантемир. Страницы жизни… С. 167–169.

88

Ион (Иван) Мерескул — полковник. Переселившись в Россию, получил во владение 40 дворов в с. Колодяжном Изюмского полка из конфискованных имений осужденного генерал-майора Ф. В. Шидловского. См.: Цвиркун В. И. Димитрий Кантемир. Страницы жизни… С. 170–171.

89

РГАДА. Ф. 59. Оп. 1. 1711 г. Д. 1. Л. 3.

90

Там же.

91

Пыркэлаб — в Молдавском и Валашском княжествах комендант крепости.

92

РГАДА. Ф. 59. Оп. 1. 1711 г. Д. 1. Л. 3.

93

РГАДА. Ф. 89. Оп. 1. 1711 г. Д. 6. Л. 4; Ф. 17. Оп. 1. Д. 91 доп. Л. 505.

94

Ion Neculce. Op. cit. P. 247.

95

Шереметев Б. П. Фельдмаршал граф Б. П. Шереметев. Военно-походный журнал 1711–1712 гг.// Под ред. Мышлаевского А. З. СПб., 1898. С. 38.

96

Антим Ивиряну (1650–1716) — митрополит Валахии. Воспитывался и получил образование в Константинополе. Владел церковнославянским, греческим, арабским и турецким языками. В 1690 г. по приглашению князя К. Брынковяну поселился в Бухаресте, где в течение 1690–1694 и 1701–1705 гг. руководил господарской типографией. В 1691 г. принял монашеский постриг. В 1696–1701 гг. — иегумен Сняговского монастыря. В 1705 г. рукоположен епископом Рымникским. С 1708-го по 1716 г. возглавлял митрополичью кафедру Валашского княжества. Осенью 1716 г. по приказу султана Ахмеда III был арестован и смещен с кафедры. Убит по дороге в Адрианополь. В 1992 г. Священный синод Румынской православной церкви причислил его к лику святых. См.: Православная энциклопедия. Т. II. М., 2001. С. 488–489.

97

Кочубинский А. Мы и они. 1711–1878 гг. Очерки истории и политики славян. Одесса. 1878. С. 148; Cronicari munteni. Vol. 1. Bucuresti. 1961. P. 480.

98

РГАДА, Ф. 9 Петра Великого. Отд. 2. Д. 13. Л. 1084–1085.

99

РГАДА. Ф. 159. Оп. 2. 1711 г. Д. 5071. Л. 3–3об.

100

РГАДА, Ф. 9 Петра Великого. Отд. 2. Д. 13. Л. 1084–1085.

101

Там же.

102

Ion Neculce. Op. cit. P. 248.

103

Цвиркун В. П. Димитрий Кантемир. Страницы жизни… С. 86.

104

Петр Павлович Шафиров (1669–1739) — барон, второй по рангу после Гаврилы Ивановича Головкина дипломат петровского времени. Начал службу в 1691 г. в посольском приказе переводчиком. Сопровождая Петра Великого во время его путешествий и походов, П. П. Шафиров принимал участие в заключении договора с польским королем Августом II (1701) и с послами седмиградского князя Ракоци. 16 июня 1709 г. пожалован в тайные советники и произведен в вице-канцлеры. В 1711 г. П. П. Шафиров заключил с турками Прутский мирный договор и сам вместе с графом M. Б. Шереметевым остался у них заложником. Кавалер ордена Св. Андрея Первозванного (1719). В 1701–1722 гг. фактически руководил российской почтой. В 1722 г. получил чин действительного тайного советника и назначен сенатором. В 1723 г. П. П. Шафиров рассорился с могущественным князем А. Д. Меншиковым и обер-прокурором Г. Г. Скорняковым-Писаревым. В 1723 г. приговорен к смертной казни по обвинению в злоупотреблениях, последнюю Петр I заменил ссылкой в Сибирь, но на пути туда позволил ему остановиться «на жительство» в Нижнем Новгороде «под крепким караулом». Екатерина I по восшествии на престол возвратила П. П. Шафирова из ссылки, вернула ему баронский титул, присвоила чин действительного статского советника (1725), сделала президентом Коммерц-коллегии и поручила составление истории Петра Великого. В 1730–1732 гг. — посол (полномочный министр) в Персии, в Гиляни заключил торговый и мирный договор с персидским шахом. В 1732 г. получил чин тайного советника. В 1733 г. снова сделан сенатором и президентом Коммерц-коллегии; в 1734 г. участвовал с графом А. Остерманом в заключении торгового соглашения с Великобританией; в 1737 г. участвовал в заключении Немировского мирного договора с Турцией. См.: Походная канцелярия вице-канцлера Петра Павловича Шафирова. Часть I. СПб., 2011. С. 5–27.

105

РГАДА. Ф. 9. Отд. 1. Кн. 30. Письма о делах с азиатскими народами по турецким делам в 1711–1723 годы. Журнал воинского походу Его Царского Величества в Турскую область Петра Павловича Шафирова. Л. 16об. — 17.

106

РГАДА. Ф. 9. Отд. 1. Кн. 30. Л. 17об. — 18.

107

РГАДА. Ф. 9. Отд. 1. Кн. 30. Л. 18об. — 19.

108

Голиков И. И. Деяния Петра Великого, мудрого преобразователя России, собранные из достоверных источников и расположенные по годам. Изд. 2. М., 1837. Т. IV. С. 245–246.

109

Орешкова С. Ф. Русско-турецкие отношения в начале XVIII века. М., 1971. С. 119.

110

Первоначально представленный генералом К.-Э. Ренне план был озвучен на предыдущем военном совете, состояшемся 15 июня.

111

Карл Эвальд Ренне (нем. Carl Ewald von Rönne; 1663–1716) — русский генерал от кавалерии (1709), сподвижник Петра Великого, участник Северной войны и Прутского похода. На русской службе находился с 1702 г. и был принят в нее по договору, заключенному с ним Паткулем и князем Г. Ф. Долгоруковым. В 1703 г. был драгунским полковником и 7 июля 1703 г. участвовал в битве со шведским генералом А. Крониортом, командовал полком своего имени и при основании Петербурга был назначен первым его комендантом. После Полтавской победы 10 (21) июля 1709 г. награжден чином полного генерала от кавалерии. За взятие Браильской крепости во время Прутского похода Петр наградил К.-Э. Ренне орденом Св. Андрея Первозванного. С конца 1711 г. по 1715 г. К.-Э. Ренне командовал дивизией на Украине, живя в Киеве. В июне 1716 г. был направлен в Польшу для усмирения конфедератов, но вскоре умер — 29 декабря 1716 г. См.: РБС. Том Рейтерн. М., 1998. С. 57–59.

112

Моро де Бразе. Записки бригадира Моро де Бразе, касающиеся до похода 1711 года // Пушкин А. С. Полн. собр. соч. Т. VIII. Л., 1978. С. 294.

113

РГАДА. Ф. 9. Кабинет Петра Великого. Оп. 6. 1711 г. Д. 66. Л. 2.

114

Журнал или Поденная записка, блаженныя и вечнодостойныя памяти Государя Императора Петра Великого… Ч. 1. С. 337–338; Кочубинский А. Мы и Они… С. 150.

115

Цвиркун В. И. Димитрий Кантемир. Страницы жизни… С. 44.

116

ППВ. Т. ХI. Вып. 1. М., 1962. № 4544. С. 305.

117

ППВ. Т. ХII. Вып. 1. М., 1975. С. 423; Политические и культурные отношения России с юго-славянскими землями в XVIII в. М., 1984. С. 36.

118

Политические и культурные отношения… С. 36; Достян И. С. Борьба сербского народа против османского ига. ХV — начало XIX вв. М., 1958. С. 98.

119

Моро де Бразе. Указ соч. С. 302.

120

Цвиркун В. И. Под сенью двух держав… С. 104.

121

РГАДА. Ф. 9. Отд. 1. Д. 5. Гистория Свейской войны. Л. 432об. — 433.

122

РГАДА. Ф. 9. Отд. 1. Кн. 30. Л. 20; Цвиркун В. И. Материалы к биографии… С. 25.

123

РГВИА. Ф. ВУА. Д. 1526. Л. 4.

124

Моро де Бразе. Указ. соч. С. 303.

125

РГАДА. Ф. 9. Оп. 6. 1711 г. Д. 66. Л. 5; Цвиркун В. И. Материалы к биографии… С. 26.

126

Адрианов П. М. Петр на Пруте. По поводу 200-летия. СПб., 1911. С. 20.

127

РГА ВМФ. Ф. 233 графа Ф. М. Апраксина. Оп. 1. Д. 32. Л. 71–72.

128

РГАДА. Ф. 17. Оп. 1. Д. 91 доп. Л. 517.

129

ППВ. Т. ХI. Вып. 1. С. 310; Орешкова С. Ф. Указ. соч. С. 113.

130

РГАДА. Ф. 17. Оп. 1. Д. 91 доп. Л. 517.

131

Там же; Архив Санкт-Петербургского Института истории РАН (далее — АСП ИРИ РАН). Ф. 83. Оп. 3. Д. 5. Л. 127.; Цвиркун В. И. Материалы к биографии… С. 26.

132

АСП ИРИ РАН. Ф. 83. Оп. 3. Д. 5. Л. 127–127об.

133

АСП ИРИ РАН. Там же. Л. 127об.

134

РГАДА. Ф. 89. Оп. 1 1711 г. Д. 6. Л. 10.

135

АСП ИРИ РАН. Ф. 83. Оп. 3. Д. 5. Л. 127об.

136

РГАДА. Ф. 89. Оп. 1 1711 г. Д. 6. Л. 10–10об.

137

Там же. Л. 10об. — 11.

138

Там же. Л. 11.

139

Там же. Л. 11об.

140

См.: Genealogia Cantacuzinilor de Banul Mihai Cantacuzino publicată şi adnotată de N. Iorga. Bucureeti, 1902. P. 353.

141

РГАДА. Ф. 89. Оп. 1. 1711 г. Д. 6. Л. 11об.

142

См.: Список военным генералам со времени императора Петра I до императрицы Екатерины II, выбранный по повелению военного министра из Архива Государственной Военной Коллегии. СПб., Тип. Ученого комитета по артиллерийской части. 1809 г. С. 6.

143

Список военным генералам… С. 129.

144

Genealogia Cantacuzinilor… Pag. 356.

145

В своем исследовании генеалогии рода Кантакузино Н. Йорга ошибочно утверждал, что «после бегства Т. Кантакузино в Россию все его владения перешли в руки родственников — дяди и кузенов». См.: Genealogia Cantacuzinilor… Pag. 356.

146

АСП ИРИ РАН. Ф. 83. Оп. 3. Д. 5. Л. 20.

147

Следует отметить ошибочное утверждение Н. Йорга о том, что Т. Кантакузино прибыл в Россию в конце 1711 г. и остановился на жительство в Санкт-Петербурге. — См.: Genealogia Cantacuzinilor… P. 354.