Грани теней. Повесть

В. Ермаков

Иногда только опытный взгляд может распознать в человеке его двойственную натуру, которая подчиняется двум разным индивидам, один из них настоящий по документам и по форме, другой лишь обладает духовной властью над телом, продолжая давно начатое действие. Наполеон, сколько ты еще будешь блуждать в нашем мире?

Глава 5

Император открыл глаза. Белая белизна потолка смутила его. На острове в его комнате нет таких потолков, снежно-белых. Белый потолок — как снег в России, бесконечный снег. Он внутренне сжался, он не мог забыть того холода до сих пор. Краем глаза он заметил женщину, сидящую у его кровати. Она что-то читала. Он всмотрелся в нее: «Новая служанка?» Довольно странная одежда. Она в штанах какого-то синего цвета, очень плотно облегающих ноги. Женщина сидела в профиль, и император вздрогнул: «Жозефина? Не может быть. Она же умерла три года назад, когда я отбывал ссылку на Эльбе. Очень похожа». Он хотел поднять руку, но рука была привязана к кровати. Вторая тоже.

Он резко дернул всем телом, женщина посмотрела на него:

— Ты очнулся, Жан? Ты в последнее время пугаешь меня своим поведением, и поэтому тебя привезли сюда, — она взглядом обвела палату. — Это хорошая клиника, прекрасные врачи, они обещают вылечить тебя, но только нужно время.

— Вы кто? — спросил император резким хриплым голосом.

— Жан, это я, Гортензия, твоя жена. Хотя твой врач предупредил, что ты можешь не узнать меня, своих детей. Нужно время.

— Где я? Маршан! Маршан! Выведи эту женщину. Да развяжите мне руки! Как вы посмели привязать меня? Вы превышаете свои полномочия, связывая императора Франции! — Император забился на кровати.

Гортензия вскочила с широко раскрытыми от ужаса глазами. В палату вбежали два дюжих санитара и врач.

Врач подошел к женщине:

— Выйдите, пожалуйста. Вам не надо на это смотреть. Это приступ, так бывает.

— Да, но он называет себя императором Франции. Это ужасно. — На глазах у Гортензии навернулись слезы.

— Обычное явление для такого случая. Каждый пятый мнит себя императором Наполеоном.

Женщина вышла, врач подошел к кровати пациента, тот что-то бессвязно бормотал и дергался всем телом. Подошедшая медсестра с помощью санитаров ввела успокоительное, и пациент через некоторое время затих.

— Очередной Наполеон. И почему именно Наполеон? — спросил врач медсестру. — Гораздо чаще, чем другие знаменитости.

Та пожала плечами:

— Не принял всевышний его душу к себе, вот и мечется она, не зная покоя.

Врач недоуменно посмотрел на нее:

— Вы это серьезно, Анет?

— А что? Мне мама рассказывала, а ей ее бабушка. У них в деревне пропал сосед. Ушел в лес на охоту и не вернулся. Целую неделю искали, не нашли. А через год дедушка наш заболел странной болезнью, никого не узнавал и все рвался куда-то, его даже привязывали к кровати. Думали, умрет скоро. А тут жена соседа этого к бабушке зачем-то пришла. Дедушка ее увидел, упал перед ней на колени и закричал, чтобы она его из ямы вытащила, холодно ему там. Соседка перепугалась. Святому отцу пожаловалась. А тот сказал, чтобы они дедушку в лес отвели. Собрались они вместе с мужчинами, дедушку взяли, он и показал ту старую забытую волчью яму, а там скелет нашли соседа нашего. Он провалился туда на охоте и умер там. А вот душа его вошла в нашего дедушку и показала эту яму холодную. Дедушка после этого поправился. Правда, в полицию его забирали, допытывались, что он убил. Но вскоре отпустили. Я думаю и здесь, — Анет пристально посмотрела на врача, — душа Наполеона мечется, хочет сказать что-то, а мы отмахиваемся, как от суеверия.

— Хватит, Анет. Это все предрассудки. Люди выдумывают всякую чепуху, а потом верят в свои же небылицы.

— Как знать. Хочется же во что-нибудь верить, мсье Дюран.

— В себя надо верить, в себя, — Мишель нахмурился. — А теперь оставьте нас.

Анет и санитары вышли из палаты. Дюран подошел к кровати пациента.

«Душа Наполеона. Что она нашла в этом тщедушном теле? Что она хочет нам сообщить? Чего еще не сделал император там, тогда? Кажется, русский психиатр Невзоров тоже склоняется к тому, что души давно умерших беспокоят живых, и чаще психически неустойчивых. Пока что это его версия».

Телефонный звонок сотового телефона прервал размышления:

— Але, Мишель, здравствуйте. Это Невзоров.

— О! Николай Васильевич! Как это у вас говорят, легки на помине.

— А вы что, вспоминали про меня?

— Да, только что.

— Ну так все очень просто. Я думал о вас и решил позвонить. Помните, Мишель, про наш разговор о переселении душ этой весной, когда я был у вас в Париже, на симпозиуме?

— Да, конечно, — удивленно ответил Дюран. — А почему вы спрашиваете?

— Дело в том, Мишель, что я намерен провести эксперимент, пока негласный. Сами понимаете, вопрос о душе довольно щепетильный. И в этом отношении мне нужна ваша помощь там, у вас, во Франции.

— И в чем она должна состоять?

— Дело в том, что наши с вами пациенты чаще других мнят себя Наполеонами. И вот у вас легче провести эксперимент, так сказать на родине у императора, в обстановке ему знакомой и родной. Мне кажется, ваши памятники времен Наполеона, картины, обстановка дворцов могут спровоцировать пациента на какие-нибудь воспоминания и тем самым поговорить с самим императором, — голос Невзорова в конце фразы прозвучал возбужденно. — Вы понимаете, Мишель, поговорить с самим Наполеоном.

— Простите, Николай Васильевич, — как можно мягче сказал Дюран, — но я пока не готов принять вашу догадку о переселении душ.

— Это не моя догадка, Мишель! — вскричал Невзоров. — Вся история человечества говорит об этом. Тем более что для проведения подобного эксперимента у нас здесь есть все основания, и, как мне кажется, довольно веские. В случае удачи я предоставлю вам видеоматериалы.