Поляки в Дагестане

Булач Гаджиев, 2005

Книгой «Поляки в Дагестане» Булач Гаджиев продолжает серию «В стране легенд и преданий». Неутомимый краевед проделал грандиозную работу: по крупицам собрал материал о поляках, волею судьбы попавших в Дагестан в первой половине XIX века. Одни из них старались бежать на Родину, другие смирились со своей судьбой, третьи переходили на сторону дагестанцев, ведших войну против царской деспотии. Книга будет интересна всем. И доподлинно известно, что ее выхода с нетерпением ждут и в Польше.

50 лет назад

По профессии я педагог. В самом начале своей деятельности обратил внимание на то, что, когда в курс истории бережно и с текстом вводил волнительные факты о связях Дагестана с другими народами и странами, то уроки давали ощутимый эффект.

Однако факты не лежат на поверхности, не находятся под рукой. Они, как всякая драгоценность, хоронятся неизвестно где и под какими пластами. Поэтому ровно 60 лет назад я вывел детей на порог школы и двинулся вместе с ними в загадочный мир, который зовется Родиной.

…Мы в тот памятный день посетили старожила города Темир-Хан-Шура Зисера Рубштейна. И хотя его рассказ как будто не имел прямого отношения к курсу истории, однако перед детьми раскрывалась такая интересная биография человека, что они слушали как завороженные.

— Мои родители были из Петракова, что близ Лодзи в Польше, — вспоминал старик. — В 1865 году отца забрали в армию и отправили на Кавказ. И попал старый Рубштейн в Апшеронский полк, стоявший тогда в крепости Ишкарты.

Здесь рассказчик перебил себя и спросил у ребят: «Вы знаете, где Ишкарты?» Они знали только то, что аул Ишкарты находился в 15 километрах к западу от Буйнакска. Услышав ответ, Рубштейн продолжил:

— Солдаты в те времена служили по 15 лет, и не знаю, что было бы с моими родителями, если бы отцу не дали возможность перевезти семью в Дагестан. Такое исключение делалось редко кому. Моему отцу разрешили, так как ценили его как замечательного портного. Через три года после того как отец начал служить в Ишкартах, туда в сопровождении командира Апшеронского полка И. Р. Багратиона прибыл кто бы, ребята, думаете? Никогда не догадаетесь. Прибыл французский романист Александр Дюма! Отец очень гордился тем, что сшил ему черкеску. И было отчего. Бедный портной из Петракова Лодзинского уезда и вдруг — знаменитый на весь мир писатель! С тех пор, если в нашем доме появлялся новый человек, отец любил прихвастнуть этим известием. Здесь-то, в кумыкском селении, в 1877 году я и родился. Помню, мальчиком очень любил наблюдать за часовыми, стоявшими у массивных ворот. По четвергам на базар приходили к нам кумыки и аварцы; перед тем как пройти в расположение полка, кинжалы и другое оружие они составляли в углублениях крепостной стены.

…И потекла беседа:

— Что горцы делали в крепости?

— Торговали с солдатами и офицерами Апшеронского полка. Кроме того, обращались за медицинской помощью в полковой лазарет.

— Помогали?

— Да, притом бесплатно.

…Еще несколько раз побывали мы у З. Рубштейна.

И каждый раз мои ребята узнавали что-то новое, не менее интересное, чем в предыдущие посещения. И это было понятно: рассказывал очевидец-старожил, например, о том, как на улицах Темир-Хан-Шуры впервые появился автомобиль, и какое было столпотворение.

Зисер Рубштейн с внучкой

Как пролетал над городом 1-й самолет, в каком помещении впервые демонстрировали кинокартину… И все это видел Рубштейн. Или такой факт. В Темир-Хан-Шуре работало примерно 27 портных. Между ними была конкуренция. В этой борьбе одни разорялись, другие процветали. Однажды Зисер Рубштейн явился к начальству реального училища и заявил: «С этого года форму для реалистов будете шить только у меня». У начальства глаза на лоб: «Как это так?»

— Я вам предлагаю выгодную сделку.

— Какую?

— В этом году, — произнес Рубштейн, — мундиры я сошью бесплатно, но с условием, чтобы со следующего года вы пользовались только моими услугами.

Пожали друг другу руки. Шутка ли сказать: куш за 30–40 сшитых Рубштейном мундиров начальство положит себе в карман.

— Ну и что! — воскликнет иной из моих читателей, — фактов, говорящих о конкуренции в прошлой жизни, хоть пруд пруди.

Если бы только это, мы не стали бы воспроизводить рассказ темирханшуринца.

Среди реалистов, которым он шил мундиры, оказались М. Дахадаев, Д. Коркмасов, С. Габиев, С. Саидов, М.-М. Хизроев, А. Амирханов и другие.

Рубштейн лично знал их, беседовал с ними, приглашал на чай, не подозревая, кем они станут впоследствии для Дагестана, так же, как не знали ни я, ни мои дети, что таят в себе будущие встречи с обыкновенным портным.

По воспоминаниям старожила выходило, что рядом с Ишкартским укреплением возникло два русских поселения — Алексеевка и Чапчах. Рубштейн помнил многих жителей. Один из них Франц Кеснер, стал профессором Тифлисской консерватории по классу фортепиано, а его сестра Лидия Кеснер — была ученицей композитора Глазунова. Он знал сына легендарного Хаджи-Мурата — Гулу, страстного краеведа латыша А. Н. Скрабе, Михаила Пащенко — человека интереснейшей биографии, дед которого участвовал в штурме Гуниба в августе 1859 года…

…Когда началась первая мировая война, в Темир-Хан-Шуре дислоцировался Ново-Баязетский пехотный полк. Офицеры полка у Рубштейна занимали в долг деньги. Никому Зисер не отказывал, хотя близкие и просто знакомые предупреждали его, что полк вот-вот уйдет на войну, и его деньги вылетят в трубу. Таким прорицателям портной отвечал, что на войне офицеры могут потерять самое ценное — жизнь. И ему ли после этого плакать о недополученных долгах. А новобаязетцы оказались на высоте. Вернули деньги до копейки, даже за тех, кто сложил голову на поле брани.

…Невысокий ростом, худощавый, почтенный, не по моде одетый Зисер Рубштейн последние годы проживал в Махачкале, где и скончался в глубоком возрасте в ноябре 1963 года.