Лэндон и Шей. Разбитые сердца
Шей Гейбл ненавидела меня до глубины души. И я её тоже. Всеми силами мы старались избегать друг друга. Но однажды наступил день, когда всё изменилось. Мне бросили вызов. Всего лишь глупое пари. Заставить Шей влюбиться в меня и не полюбить её самому. Я думал, что легко выиграю спор. И уж точно не проникнусь глубокими чувствами. Но всё пошло не так, как я планировал. Шей заставила меня жаждать того, о чём я и не мечтал. Любви. Счастья. Её. Чем больше времени мы проводили вместе, тем ближе она подбиралась к тёмным уголкам моей души, которые я никогда никому не показывал. Игра между нами превратилась в реальность. Чувства смешались. Но вы знаете, как говорится… В любви, как и на войне, все средства хороши. Особенно разбитые сердца.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Лэндон и Шей. Разбитые сердца предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
5
Я не должен был устраивать вечеринку.
Мне не потребовалось много времени, чтобы пожалеть об этом решении — в прихожей толпились люди, со многими из которых я даже не был знаком. Кучка случайных подростков решила прийти просто потому, что здесь можно было найти наркотики и выпивку, а если повезет — то с кем-нибудь переспать. Кроме того, добрая половина присутствующих, вероятно, никогда в жизни не была в особняках.
Я думал, что вечеринка поможет мне отвлечься от мыслей о Лансе, но это было ошибкой. Несмотря на то, что меня окружала толпа людей, воспоминания о лучшем человеке, который когда-либо был в моей жизни, продолжали меня поглощать.
Сорок пять.
Сегодня ему бы исполнилось сорок пять.
— Может, вызовешь полицию, чтобы всех этих людей выгнали, а потом просто поиграешь в видеоигры? — спросил меня Грейсон, стоя у камина в гостиной, в то время как десятки новых гостей проталкивались в комнату, устраивая беспорядок, на который мне было наплевать.
— Нет, все в порядке. — Я пожал плечами, проведя рукой по затылку.
Он улыбнулся, но я знал, что это — фальшивая улыбка Грейсона, которая появлялась, когда он не хотел выдавать свои мысли.
Я подтолкнул его локтем.
— Расслабься, ладно? Налей себе выпить и ни о чем не думай.
— Да, хорошо. Я просто знаю, что сегодня…
Я перебил его, потому что знал, что он собирается сказать, а у меня не было никакого желания обсуждать эту тему.
— Ладно, тогда увидимся позже.
Я похлопал своего лучшего друга по спине и поспешил прочь — главным образом потому, что не хотел в очередной раз услышать вопрос, в порядке ли я. Я был в порядке — хорош как никогда.
Спустя несколько часов я сидел в своей спальне — так происходило всякий раз, когда у меня дома была вечеринка. Вместе со мной были Грейсон, Эрик и Хэнк. Другим не разрешалось входить в мою спальню, и, если кто-нибудь пытался зайти, я обрушивался на них с ругательствами, делая все возможное для того, чтобы им больше никогда не пришло в голову сюда сунуться. Грейсон частенько называл меня Скруджем[10] и вполне справедливо. Я без лишних церемоний выгонял людей из своей комнаты. Последнее, что мне хотелось видеть, — пьяную парочку, трахающуюся на моих итальянских простынях.
Кроме того, моя спальня была единственным безопасным местом для Хэма — не хватало, чтобы какой-нибудь пьяный или обкуренный подросток полез на мою собаку.
Эрик и Хэнк раскурили сигареты и болтали о какой-то ерунде, не давая мне окончательно погрузиться в свои темные мысли.
— Ребята, вы уже скачали новую SimCity? — спросил Грейсон, засунув руки в карманы.
— Черт возьми, ты еще спрашиваешь? — отозвался Хэнк, затянувшись и передавая сигарету Эрику. В его голосе чувствовалось явное воодушевление. — Я сказал родителям, что не буду выходить из своей комнаты как минимум месяц. Я собираюсь пройти ее от и до.
Хэнк был брутальным и мужественным парнем с низким голосом. В школе было непросто найти кого-то крупнее меня, но этот чувак обошел меня и по размаху плеч, и по обхвату бицепсов. Кроме того, на его лице было значительно больше растительности, чем у любого подростка нашего возраста. Эрик называл его Человеком-обезьяной из-за темных волос, торчащих из-под ворота его майки, но Хэнк не придавал этому большого значения. Мы все друг друга подкалывали; именно поэтому мы знали, что наша дружба была настоящей.
Но главной особенностью Хэнка, при всей его обезьяньей внешности, было то, что всякий раз, когда он был чем-то взволнован, его голос становился высоким, как у Бритни Спирс. То же самое происходило, когда он смеялся, — а Хэнк всегда был чем-то взволнован или смеялся, и это частенько нас развлекало. Даже в самые плохие дни мне было достаточно одного его смеха, чтобы почувствовать себя лучше. Было очевидно, что между ним и Рейн что-то есть. Рейн любила шутить, а Хэнк любил смеяться.
Он хлопнул в ладоши.
— Чувак! Это будет отпадно.
Он говорил и говорил об игре так, словно выход SimCity был событием, сопоставимым со вторым пришествием Иисуса.
Эрик пожал плечами.
— По-моему, это глупости.
Этого было достаточно, чтобы оскорбить бедного Хэнка до глубины души. Спустя мгновение они отчаянно спорили о том, кто из них тупица, который ничего не смыслит в по-настоящему качественных играх.
Время от времени Грейсон вставлял пару слов, но большую часть времени он, вероятно, прокручивал в уме баскетбольную статистику.
— Ладно, ладно, и что, по-твоему, является хорошей игрой? — спросил Хэнк.
Ответ Эрика последовал незамедлительно:
— Super Mario Sunshine[11].
Хэнк в ужасе застонал.
— Черт возьми, это самое гейское, что я когда-либо слышал. Не могу поверить, что поделился с тобой сигаретой.
При слове «гей» Эрик слегка вздрогнул. Я достаточно знал о людях, чтобы понимать, когда им становится неловко. Эрик всегда слегка напрягался при словах «гей» или «педик», но быстро отшучивался и переводил разговоры в другую сторону.
Меня удивляло то, что другие этого не замечали, но это было делом Эрика и не касалось никого, кроме него самого. Когда он будет готов, он сам об этом расскажет. А до тех пор будут только неловкий смех и уход от неудобных разговоров. Иногда я сам переводил тему, чтобы он не чувствовал себя некомфортно. Он никогда не благодарил меня напрямую, но в этом не было необходимости. Именно так и поступают настоящие друзья — поддерживают друг друга, когда что-то идет не так.
— Эй, можно я закурю? — раздался голос позади меня.
Я поднял взгляд и увидел, что в дверях стоит новенький южанин и не сводит глаз с сигареты в руке Хэнка. Он вошел в спальню с видом хозяина, выхватил сигарету из руки Хэнка и сделал большую затяжку.
Закончив, он передал ее Эрику и немного нахмурился.
— Черт, я скучаю по сигаретам из Кентукки. Клянусь, все то дерьмо, что вы здесь курите, — отстой. Это совсем не то же самое. Вы бы неделю от них отходили.
Курево так не работает, Реджи. Придурок. Люди не отходят от него неделями.
Он вмешался в наш разговор и превратил его в свой монолог, посвященный чертову великому Кентукки. Еда, сигареты и сраный спорт. Никогда в жизни не видел, чтобы парень так возбуждался от разговоров о штате. Мне было достаточно блюграсса[12], бурбона и KFC.
Если бы Кентукки был членом, Реджи бросился бы его отсасывать.
— А что здесь с девчонками? — протянул он, переводя взгляд с одного на другого.
— Ты о чем? — спросил Хэнк.
— Дерьмо, я просто ищу случайные знакомства. Знаете кого-то подходящего?
Я опустил голову, чтобы наконец-то закатить глаза. Этот парень был похож на ребенка с плаката «Вы растите придурка?». Я с трудом выносил его присутствие. Это ведь не может быть правдой, да? Невозможно быть настолько пустым. Я не мог поверить, что все девочки в школе на него вешаются.
Хэнк пожал плечами.
— Не знаю. Девчонки тут крутые, но мы с Рейн уже четыре года вместе, поэтому я не ищу, с кем переспать, — ответил Хэнк.
Хэнк имел твердые принципы насчет обязательств. Вероятно, они с Рейн могли бы стать той самой парочкой, которая будет отплясывать на свадьбе у своих внуков.
Хэнк продолжал говорить, а я все еще надеялся, что Реджи уйдет. Каждый раз, когда он затягивался сигаретой и болтал о каком-то дерьме, мне хотелось вырвать самокрутку у него из рук и пинками выпроводить из комнаты. Сам я уже не курил, но курево нам поставлял КейДжей — мой бывший дилер. Я знал, что оно хорошее. Реджи понятия не имел, о чем говорит.
Он подошел, чтобы погладить Хэма, и пес тут же оскалил на него зубы.
Хороший мальчик.
— Если хочешь знать мнение главного знатока девчонок, то обращайся к Лэндону. У него было больше девушек, чем у Билла Клинтона[13], — произнес Эрик.
Я застонал, не желая втягиваться в этот разговор с Реджи.
— Да ну? Может быть, ты сможешь помочь, гангста, — сказал Реджи, подтолкнув меня под руку.
Гангста. Этот белый мальчик из Кентукки, одетый в огромную рубашку Biggie Smalls[14], только что назвал меня «гангста», и это стало последней каплей — я на дух не переносил новенького.
Я пожал плечами.
— Похоже, несколько минут назад ты неплохо проводил время с девушкой. Сомневаюсь, что тебе нужна помощь.
— Ты имеешь в виду ту девчонку, Стейси? Нет, она слишком… не в моем вкусе.
— Трейси, — поправил я, сам не зная почему.
Ему было плевать, но меня раздражало то, что он имел наглость называть ее неправильным именем. Вероятно, он был одним из тех придурков, которые намеренно называли девушек другими именами, чтобы казаться крутыми и равнодушными.
Знаете, что еще меня беспокоило? Что он был в моей комнате и курил мои сигареты.
— Трейси, Стейси, неважно. Какая разница, верно? — пошутил он, толкнув меня локтем, словно мы были лучшими приятелями.
Да-да, гангста.
— А что насчет этой суки Моники? — спросил он.
— Она не сука, — отрезал я.
Какого черта? Разве я заступался за таких, как Моника? Я надеялся, эта вечеринка скоро закончится.
— Лэндон и Моника… вроде как были в отношениях. Я бы держался от нее подальше, — вставил Хэнк.
— Можешь делать что захочешь. Моника — сама себя хозяйка, — пробормотал я.
Я сомневался, что она заинтересуется кем-то вроде Реджи. Для нее он был слишком молод и прямолинеен. Моника предпочитала мужчин с детьми или, по крайней мере, парней с травмами, похожими на ее собственные.
Реджи не подходил ни под один из этих критериев.
Он потер руки, как торчок, нуждающийся в очередной дозе.
— Давай, чел. Дай мне несколько советов.
— Я действительно не знаю, — сказал я.
— Лэнд скромничает. Если тебе нужен парень, который может заполучить любую девушку, то это он, — сказал Эрик, и это прозвучало чересчур напыщенно, хотя слова исходили не из моих собственных уст.
— Кроме Шей, — отозвался Реджи, заставив меня приподнять бровь.
Стоп, что?
— Прошу прощения?
— Стейси-Трейси рассказывала мне, что вы двое терпеть друг друга не можете. Это бред, потому что Шей охренеть какая горячая. Жаль, что ты не можешь ее получить.
Охренеть какая горячая.
Конечно, он назвал ее горячей, потому что его мозг был размером с фасолину. Но какого черта? Кто он такой, чтобы указывать, что мне можно, а что нет?
— Если бы я хотел получить Шей, то легко бы это сделал, — небрежно заявил я.
Этот идиот Реджи заставил моего внутреннего альфа-придурка вылезти наружу.
— Серьезно? Ты такой босс? — спросил Реджи, приподняв другую бровь.
Каждый раз, когда он использовал очередное заезженное сленговое словечко, меня тошнило.
— Да, серьезно, гангста. Когда я чего-то хочу, я это получаю. Усек, чел? — усмехнулся я, использовав все раздражающие слова, которые пришли мне на ум, но он даже этого не понял.
Идиот.
Грейсон усмехнулся себе под нос, но не присоединился к разговору. Он предпочитал держаться подальше от всевозможных драм. У него было достаточно проблем дома, и я знал, что он не хочет принимать участие ни в чем, кроме баскетбола.
— Странно, что ты так думаешь, бро, потому что, по словам Стейси-Трейси, Шей никогда бы на тебя не посмотрела, — настаивал Реджи.
Клянусь, этот парень пытался залезть мне под кожу.
— Я бы сделал это в два счета. Я мог бы заставить ее влюбиться в меня, если бы захотел, — заявил я.
Это прозвучало куда более самовлюбленно, чем мне бы того хотелось, но присутствие Реджи и тот факт, что этот парень бросал мне вызов, заставляли меня вести себя, как придурок.
— Э-э, ребята… — попытался вмешаться Эрик, но я не собирался останавливаться.
Этот парень действительно думал, что может приехать в мой город, прийти в мой дом, в мою спальню, сесть на мои итальянские простыни и рассказывать мне о том, что я могу, а что нет.
— Хорошо, давай поспорим, — сказал Реджи, выпрямляясь. — Держу пари, ты не сможешь заставить Шей в тебя влюбиться.
— Ребята, — сказал Грейсон, прочищая горло.
Его мы тоже проигнорировали.
— Я полностью готов, — сказал я, протягивая ему руку. — Спорим.
Черт возьми, почему сейчас я звучу так же глупо, как этот придурок из Кентукки?
Мы пожали друг другу руки.
— Мальчики, раз уж вы решили поспорить, влюблюсь ли я в кого-то, то хоть бы поставили меня в известность, — услышал я голос Шей, заставивший меня перевести взгляд с Реджи на дверной проем.
Ее руки были скрещены на груди, и она всем своим видом демонстрировала дерзость — ее нормальное состояние рядом со мной. Отставив левую ногу в сторону, она раздраженно ухмыльнулась.
— Боже, парни, могли бы предупредить, — рявкнул я на своих друзей.
Эрик вскинул руки вверх.
— Все, я умываю руки.
— Ничего такого, — отмахнулся я от Шей. — Просто глупый мужской разговор.
— О, пожалуйста, не сдавайся только потому, что тебя поймали, Сатана. Если ты думаешь, что можешь влюбить меня в себя, тогда непременно это сделай. Но теперь я тоже хочу играть.
— Играть? Что ты имеешь в виду? — спросил Реджи.
— Я имею в виду именно это. Бьюсь об заклад, я смогу заставить Лэндона влюбиться в меня первым.
Все расхохотались, потому что знали, насколько нелепым было это предположение. Я не мог в нее влюбиться. Она мне даже не нравилась.
Мысль о том, что я влюблюсь в своего главного врага, была за гранью абсурда.
— Слушай, это была просто глупая мальчишеская болтовня. Брось, Цыпа.
— Что случилось, Сатана? — спросила она, подойдя ко мне и встав нос к носу. — Боишься, что у тебя могут возникнуть чувства к той, кого ты ненавидишь?
Этого у Шей было не отнять — она умела выпустить когти. Держу пари, что при необходимости она могла бы в вас вцепиться.
— Ни в коем случае, но я не собираюсь тратить на тебя время.
— Ну и кто теперь цыпленок? Кудах-кудах-кудах.
Она ухмыльнулась, когда парни захихикали.
Предатели.
— Ты действительно хочешь поиграть с огнем, Шей?
— Я бы хотела посмотреть, как ты пытаешься меня сжечь, — ответила она, все еще улыбаясь.
Я бы солгал, если бы сказал, что ее альфа-сторона не была сексуальной. Когда она подошла ближе, в моих джинсах стало чуть теснее, и я даже не пытался скрыть тот факт, что это произошло из-за нее. Однако сделать мой член твердым было легко. А вот смягчить мое сердце — нет.
Хэнк потер руки.
— Вот это мне нравится. Два заклятых врага в любовной битве, и победитель…
— Имеет право гордиться собой всю оставшуюся жизнь.
Шей не сводила своих шоколадных глаз с моих, и, черт возьми, я тоже не собирался отступать.
— Что, если никто из вас не влюбится? — спросил Хэнк.
— В конце учебного года спор прекращается. У нас есть четыре с половиной месяца, — объяснила Шей.
Я приблизился к ней.
— Ты уверена, что хочешь поставить себя в такое положение, Цыпа? — спросил я, приподняв бровь. — Потому что, как только ты полюбишь меня, любой другой мужчина, которого ты когда-либо встретишь, будет полным разочарованием.
— И как только ты полюбишь меня, ты никогда не сможешь выкинуть меня из головы, — сказала она, подходя еще ближе.
Мы стояли так близко, что ее грудь почти прижималась к моей. При росте в шесть футов и два дюйма[15] я значительно над ней возвышался. Но она по-прежнему держала голову высоко поднятой.
Если бы я не ненавидел ее так сильно, я бы подумал, что ее твердая уверенность в победе выглядит мило. Но чего она обо мне не знала, так это того, что в моей жизни не было места для любви. Мой разум не приветствовал такие вещи. Значит, я уже победил? Легко. Непринужденно. Безболезненно.
— Как пожелаешь. — Я ухмыльнулся, опуская голову к ее лицу. Мои губы были в сантиметрах от ее. — Я буду любить каждую секунду обладания твоим телом и сердцем.
— Еще чего. — Она встала на цыпочки, сильнее приблизившись к моим губам. Я чувствовал, как ее горячее дыхание касается моей кожи. — Я заставлю тебя влюбиться в себя, даже не попробовав моих губ.
— Я заставлю тебя влюбиться в себя, даже если буду обращаться с тобой как с дерьмом.
— Договорились, Сатана. — Она протянула мне руку. — Спорим.
Спорим, спорим, спорим, спорим.
Я пожал ее руку, и она с силой сжала ее в ответ. Вероятно, это был первый раз, когда мы друг друга коснулись, — с тех пор, как год назад она вошла в мою комнату.
На секунду я подумал о том, чтобы подержать ее руку чуть дольше. Мои ладони всегда были ледяными, в то время как ее руки казались сделанными из солнечных лучей.
— Дерьмо. — Реджи низко присвистнул, прежде чем повернуться к парням. — А вы уверены, что они не спят?
— Честно говоря, трудно сказать, — протянул Эрик, но мы оба их проигнорировали.
Я был полон идей. Я придумывал способы залезть ей под кожу, свести с ума, возвысить себя в ее глазах. Это было тем делом, которого я ждал, тем вызовом, который смог бы отвлечь меня на ближайшие недели.
Заставить Шей Гейбл влюбиться в меня было отличным развлечением.
Шум и музыка становились только громче, и я был удивлен, что соседи до сих пор не вызвали полицию. Кое-что сломалось, и мне не терпелось рассказать об этом родителям. Это было моим любимым занятием — находить вещи, способные их разозлить. Разбитый фарфор? Испачканные ковры? Парочка дорогих ваз? Кто знает.
Я знал, что это незрело и глупо, но у меня была извращенная потребность выводить родителей из себя. Особенно отца. Когда он злился, то хотя бы со мной разговаривал. Поправка: кричал.
Иногда моих выходок оказывалось достаточно для того, чтобы мама вернулась в город. Она беспокоилась обо мне и моем самочувствии. Папа утверждал, что я просто ищу внимания.
Оба были правы.
— Давайте сыграем в «Бутылочку на семь минут», — крикнул кто-то из гостиной.
Несколько человек раздраженно застонали, в то время как другие одобрительно аплодировали этой идее.
Игра была немного детской, но в последнее время она стала популярной на вечеринках. «Бутылочка на семь минут» представляла собой смесь классической игры в бутылочку и «Семи минут в раю». Группа людей садилась в круг, и один из них крутил бутылку. Тот, на кого она указывала, должен был отправиться в шкаф на семь минут.
Суета начиналась каждый раз, когда выбиралась какая-то парочка. «Потрогай грудь, отсоси член, лизни грудь, потрогай член». Мы были ненормально зрелыми. Забавно представлять, что однажды мы будем править миром. Хотя, судя по нынешним политикам, принцип «Потрогай грудь, отсоси член» давно был в ходу.
Я никогда не участвовал в этих играх, но, увидев, как Реджи спросил Шей, будет ли она играть, и она покачала головой, я решил использовать это как шанс обратить на себя внимание.
— Почему ты не играешь, Цыпа? Боишься? — спросил я.
Каждый раз, когда мы встречались взглядами, она казалась слегка шокированной тем, что у меня хватило наглости с ней заговорить.
Она выпрямила спину.
— Поверь мне, я не боюсь. Я просто не хочу, — возразила она, пожимая плечами.
— Кудах… кудах… кудах… — прошептал я так, чтобы никто, кроме Шей, этого не услышал.
Я знал, что проникаю ей под кожу. Эти звуки ее всегда раздражали.
— Не вижу тебя в круге, — сказала она, стянув резинку с запястья и собрав волосы в небрежный пучок.
Это звучало как вызов.
Я сел и жестом указал ей на свободное место.
Она закатила глаза.
— Думай что хочешь, Лэндон. Мне нечего тебе доказывать.
Мои голубые глаза не отрывались от ее карих, когда я приоткрыл губы и едва слышно произнес:
— Кудах-кудах-кудах.
Она хотела мне сопротивляться. Хотела снова пожать плечами и уйти, но между нами все было иначе. Когда один из нас толкал, другой толкал сильнее.
Она села, злобно мне улыбнулась и присоединилась к игре.
Игра началась. Спустя семь минут первые двое, хихикая, вылезли из шкафа — они выглядели ошеломленными и растерянными и улыбались, как безмозглые подростки, которыми и являлись.
Когда подошла моя очередь, я потянулся к бутылке, уверенный в том, что она остановится на нужном месте. Еще в четырнадцать лет я довел свои навыки вращения до совершенства — хотел поцеловать девочку, которая мне нравилась.
На этот раз рассчитывать на поцелуи мне не приходилось. В лучшем случае — на крик.
Бутылка вертелась, вертелась и вертелась. Взгляд Шей был прикован к стеклянному пивному горлышку. В тот момент, когда бутылка начала замедляться, я увидел, как Шей едва заметно бормочет: «Нет, нет, нет». Секунду спустя она остановилась прямо перед ней.
Круг начал охать и ахать, предвкушая, как два заклятых врага проведут в закрытом шкафу целых семь минут подряд. Все они ждали шоу, и я знал, что в тот момент, когда дверь за нами закроется, целая толпа людей будет прижимать к ней ухо, пытаясь выцепить обрывки того, что будет между нами происходить.
Я встал на ноги и жестом указал на Шей.
— Пожалуйста, — галантно предложил я. — Цыплята вперед.
Она нахмурила густые брови, поднялась с пола и поспешно направилась к двери. Мы оба вошли внутрь и встали нос к носу.
— Итак, друзья, вы знаете правила, — сказал Эрик, хватаясь за ручку двери. — Семь минут в раю — или, в вашем случае, в аду. Веселитесь!
Он захлопнул дверь, и в ту же секунду Шей раздраженно заскулила.
— Не могу поверить, что я должна провести здесь с тобой целых семь минут. Могу назвать целый миллион вещей, которые я бы предпочла этому занятию, — проворчала она, вероятно, надув губы.
— Например?
— Даже не знаю… смотреть, как сохнет краска.
— Ну, раз уж мы здесь, нам, наверное, следует потратить время с умом, — пошутил я, расстегивая джинсы.
Я знал, что это ее побеспокоит. Хотел бы я видеть ее раздраженное лицо. Мне нравилось, когда она злилась на меня так сильно, что у нее раздувались ноздри.
— Выкинь эту мысль из головы, Лэндон, и перестань возиться со своим ремнем, потому что я ни за что к тебе не прикоснусь.
— Я уже думал об этом раньше, — сказал я низким и нежным голосом.
— Думал о чем?
— О том, как я тебя целую.
Она саркастически фыркнула.
— Я уверена, что это ложь.
— Но это так.
— Я тебе не верю.
Однако это было правдой. Это случилось один раз — всего лишь один — после похорон Ланса. Я провел много недель, употребляя алкоголь в попытках справиться с бурей дерьма, бушующей в моей голове, и был немного неуравновешенным. Если бы мои друзья не присматривали за мной, я бы, наверное, умер. Я вспомнил, как однажды зашел в школу и увидел Шей, стоящую у своего шкафчика в компании приятелей. Она так искренне смеялась и запрокидывала голову, что я не мог оторвать от нее глаз.
Я думал о том, как она держала меня в объятиях несколько недель назад, в самый тяжелый период моей жизни. Она была рядом — мой главный враг — и заботилась о моих шрамах. И глядя на нее в коридоре, я думал о том, чтобы отблагодарить ее — подойти к ней, разомкнуть губы и выразить свою благодарность. Я не привык к тому, что люди делают добро, не надеясь на что-то взамен, а Шей сделала это без каких-либо ожиданий.
Я вспомнил, как посмотрел в ее глаза, затем — на ее тонкий нос, на щеки и сочные губы.
Я задавался вопросом, каковы эти губы на вкус. Мне было интересно, похожи ли они на леденцы, которые она постоянно клала себе в рот. Я спрашивал себя, каков на вкус ангельский грех, который я в ней видел. На долю секунды я задумался… задумался, а потом она захлопнула свой шкафчик, ушла, и я протрезвел.
Тем не менее я об этом подумал.
Пару секунд мы оба молчали, прежде чем я снова прочистил горло. Я не любил тишину и плохо ладил с неловким молчанием.
— Всего один поцелуй, Цыпа. Я никому не расскажу.
— Ты бережешь секреты так же, как бережешь девушек. То есть никак — не считая Моники.
— Моника не моя девушка.
— Это не отменяет того факта, что она считает тебя своим парнем.
Я слегка ухмыльнулся.
— Завидуешь ей?
— Завидую, что ей приходится иметь дело с таким парнем, как ты? Ни в коем случае.
— Как скажешь, Цыпа.
— Я бы хотела, чтобы ты перестал называть меня Цыпой, — отрезала она. — Я ненавижу это прозвище.
— Хочешь, чтобы я придумал что-то новое, милашка? Я могу называть тебя Сладкие Щечки.
Она вздрогнула от отвращения. Чудно. Не было ничего, что нравилось бы мне больше, чем ее злость.
— Это тоже не подходит.
— Буду над этим работать.
— Или ты можешь просто называть меня по имени.
— Нет, Шей — слишком уродливое имя, чтобы я произносил его вслух.
— Ненавижу тебя.
— Ненавижу тебя сильнее.
— Я ненавижу тебя больше всех на свете.
Я хмыкнул.
— Ты действительно думаешь, что сможешь заставить такого парня, как я, влюбиться в тебя?
— Да. Я настроена положительно. Читать людей очень просто, в том числе и тебя.
— Ты не можешь меня прочитать, Шей.
— Могу, как открытую книгу.
— Хорошо.
Я полез в карман, вытащил телефон и включил фонарик, освещая наше небольшое пространство.
— Прочти меня.
Она приподняла бровь.
— Ты уверен, что хочешь, чтобы я это сделала? Читать людей — это мой особенный дар, и тебе может не понравиться то, что я скажу.
— Мне никогда не нравится то, что ты говоришь, так что действуй.
Она расправила плечи и вытянула руки так, словно собиралась поднимать штангу.
— Хорошо. Ты фальшивка, Лэндон.
И это было оно? Грандиозное открытие?
— Что, черт возьми, ты имеешь в виду, говоря, что я фальшивка?
— Именно это. Ты. Фальшивый. Именно этим. Фальшивый. В тебе нет ничего настоящего. Ты — ходячая ложь.
Я рассмеялся. Без шуток, я на самом деле громко и искренне рассмеялся, что со мной случалось нечасто. Это был глубокий, животный смех.
— О чем ты, черт возьми, говоришь? — спросил я. — Во мне все настоящее. Я самый большой реалист в этом сраном городе.
— Нет, — не согласилась она, покачав головой. — Ты фальшивый. Еще более фальшивый, чем новые сиськи Карли Патрик, которые она сделала на свое восемнадцатилетие.
— Что?! — выдохнул я, ошеломленный ее словами. — Я не фальшивка, Шей.
— Ничего страшного, Лэндон. — Она пожала плечами и принялась ковырять ногти. — Кажется, людям нравится твоя ложь.
— Я не фальшивка, — снова возразил я, и в этот момент моя кровь начала закипать. — Кроме того, я видел сиськи Карли вблизи и лично. Два торчащих вперед шара со стоячими сосками. В мире нет ничего более фальшивого, чем эти силиконовые арбузы. Во мне много плохих качеств, но фальшь к ним точно не относится.
— Хорошо, тогда ты можешь ответить на мой вопрос?
— Легко.
— Сколько людей знает, что тебе плохо?
— Что за сраный вопрос? — рявкнул я.
— Прямолинейный, — ответила она.
Она казалась такой хладнокровной, спокойной и собранной — это было одной из многих вещей, которые я в ней презирал. Как будто ее жизнь всегда была стабильной. Я мечтал о такой жизни и, видя, что она у нее есть, чертовски раздражался.
— Как давно тебе плохо, Лэндон?
Я взглянул на часы.
— Около трех минут, потому что быть запертым с тобой в этой каморке — сущий ад.
— Разве это не ты хотел зайти сюда со мной?
— Моя ошибка. Я забыл, как сильно ты меня раздражаешь.
Она улыбнулась своей чертовой ухмылкой, довольная моим раздражением.
— Ты собираешься ответить на мой вопрос?
— Ты собираешься сосать мой член? — ответил я.
— Ты всегда так делаешь? — спросила она, наклонив голову и изучая выражение моего лица.
Она делала то, что делала — читала меня. Отмечала мои движения и напряженность моих челюстей, вглядывалась в каждый мой дюйм.
Не позволяй ей читать себя, Лэндон. Она не смогла бы справиться даже с моим прологом. Все мои стены были подняты, и я не собирался позволить ей их разрушить.
— Делаю что? — спросил я.
— Используешь сарказм, чтобы скрыть свою боль.
— Какая боль? Посмотри на мою жизнь. У меня есть деньги, крутые вечеринки и девчонки, которые на меня вешаются, зачем мне грустить?
— Может, потому, что деньги, девушки и вечеринки не делают человека счастливым. Я вижу, насколько ты ничтожен в своих собственных глазах.
Я поморщился и прошептал:
— Ты ни хрена обо мне не знаешь, Шей.
— Тогда почему я могу так легко залезть тебе под кожу? Если бы это было неправдой, если бы тебе не было грустно и плохо, могли бы мои слова тебя побеспокоить?
— Ты не понимаешь, — спокойно ответил я.
Она понимала.
Она задела меня, заставив меня чувствовать себя некомфортно из-за того, что она, казалось, могла видеть те части меня, которые я так тщательно скрывал от окружающих. В моей груди нарастал гнев, и мне нужно было выпустить его, пока он не достиг своего предела.
— Может быть, мы просто помолчим до конца времени, — сказал я ей.
— Второй раз в жизни я с тобой согласна.
Шей села на пол шкафа, и я сделал то же самое, прислонившись спиной к висевшему там пальто. Почему семь минут ощущаются как семьдесят? Время вообще идет? Я чувствовал себя в аду.
Затем наступила тишина. Тишина, навеянная тяжелыми мыслями. Каким-то образом ей удавалось читать меня, и поэтому, когда тишина стала слишком напряженной, я прочистил горло и попытался завести светскую беседу в надежде заткнуть внутренний голос.
— Цыпленок и Сатана заходят в чулан… Не слышала этот анекдот?
Она тихо рассмеялась.
Это был мимолетный смешок, но, черт возьми, я никогда не слышал, чтобы Шей смеялась над моими словами, — это было ново. Маленькая часть меня наслаждалась звуком ее смеха — это тоже было в новинку.
— Лэндон? — прошептала она.
— Да?
— Просто заткнись, ладно?
Что ж, хорошо.
— У вас еще минута, похотливые животные! — крикнул Эрик.
Мы оба встали, и я сделал шаг ей навстречу.
— Понимаю, что ты не хочешь целоваться. Это слишком интимно и лично, но, если хочешь, то это твой последний шанс прикоснуться к моему члену, пока никто не видит. Я не буду тебя останавливать.
— Спасибо, не стоит. У меня аллергия на арахис, — сказала она так легко и громко, что толпа по ту сторону двери разразилась смехом.
Шей снова ухмыльнулась, чувствуя гордость за свою маленькую шутку. Той красивой раздражающей ухмылкой, которую я ненавидел.
Шей: 1.
Лэндон: 0.
Впрочем, я не переживал. Игра только начиналась. Она могла забить один гол, но я не собирался позволить этому случиться снова. Мы играли на моем поле, и Шей не знала, с кем имеет дело.
Когда время истекло, мы открыли дверь и вышли к толпе. Лидером этой компании была Моника, и у нее были совершенно сумасшедшие глаза. Меньше всего мне хотелось иметь дело с обезумевшей Моникой. Она реагировала так всякий раз, когда видела меня с другой девушкой, хотя сама трахалась с миллионом парней.
Я расправил плечи и приоткрыл губы, чтобы заговорить, но ладонь Моники, звонко приземлившаяся на мою щеку, меня опередила. Если не ошибаюсь, прошло почти два месяца с тех пор, как Моника в последний раз дала мне пощечину, это был новый рекорд.
— Серьезно, Лэндон? Ты играешь в бутылочку с другой девушкой? С моей подругой?! — выкрикнула она, затаив дыхание.
Ее глаза наполнились слезами, в то время как толпа, замерев в ожидании, продолжала внимательно следить за происходящим. Если и были две вещи, на которые всегда можно было положиться, так это на драматизм Моники и на любопытство случайных людей, жаждущих понаблюдать за каким-нибудь скандалом.
Забавно, что при всем том дерьме, которое Моника выливала на Шей у нее за спиной, она называла ее своей подругой. Думаю, что она не выносила Шей даже больше, чем я. Казалось, Моника даже завидовала тому, как я ненавижу Шей, что лишь усиливало ее отвращение к ней. Иногда меня раздражало то, что она говорила о Шей, и то, как низко она опускалась, поливая грязью девушку, которую я ненавидел. Как ни странно, я нередко защищал Шей, до которой мне не должно было быть никакого дела. Как у человека может хватать смелости вставать на защиту своего врага в личной беседе и при этом обращаться с ней, как с дерьмом, на публике? Я был невероятным козлом.
Я был готов ей ответить, но не успел произнести ни слова, потому что она снова ударила меня по щеке.
Толпа загудела.
Ладно, это было даже немного смешно.
Ликующая толпа возмутила Монику. В своем нынешнем состоянии она стала чересчур самоуверенной. Когда она подняла руку, чтобы снова дать мне пощечину, я остановил ее, схватив за запястье.
Один шлепок — хорошо, так уж и быть. Честно говоря, это была своего рода карма. Две пощечины я тоже мог стерпеть. Иногда я вел себя довольно дерьмово в наших и без того токсичных отношениях. Но три пощечины?
Ты жадничаешь, Моника.
Я наклонил голову, одарив ее легкой ухмылкой и коронным щенячьим взглядом.
— Прости меня, хорошо?
Я не знал, за что именно извиняюсь, но девушкам, похоже, нравилось слышать такое от парней.
— Как угодно, Лэндон. Ты — придурок.
Я видел, что она улыбается, — ей это нравилось. Хоть кому-то здесь весело. Мое лицо до сих пор горело от пощечин.
Я все еще жив.
— Не волнуйся, Моника. Ничего не было. Поверь мне… — Шей оглядела меня сверху вниз с презрением во взгляде. — Между нами никогда ничего не произойдет.
Она развернулась и ушла. По какой-то причине я почувствовал желание последовать за ней и рассказать ей, почему она ошибается и как я собираюсь проникнуть в ее душу, словно яд, и как однажды ей придется выводить этот яд из своего сердца. Но я остался на месте.
Мой взгляд метнулся к толпе, окружившей меня и Монику.
— Займитесь делом или проваливайте, — прошипел я, глядя на людей.
Они поспешили вернуться к вечеринке, оставив меня и Монику наедине.
— Ты мне противен, — пробормотала она, стоя на высоких каблуках, которые, вероятно, убивали ее ноги. — Ты ничего не стоишь. Знаешь, что? Ты абсолютно ничтожен.
Я вздрогнул.
— Ты пьяна.
— Это вечеринка — тут все пьяны… кроме тебя и Маленькой Мисс Совершенство, — усмехнулась она.
Вот и она, та самая очаровательная Моника, которую я знаю.
— Бьюсь об заклад, эта зануда трахается под заглавную песню из «Соседство мистера Роджерса»[16].
Я почти ее не слушал. Как правило, я пропускал мимо ушей ее комментарии, потому что многое знал о ее жизни. Я знал, какой беспорядок там творится. Видел все ее мятые страницы и погнутые уголки. Некоторые главы ее книги были вырваны, чтобы скрыть от окружающих самые темные части ее личности, и я был единственным, кому было позволено их прочитать. Если бы ей понадобилась боксерская груша, я бы с легкостью выдержал ее удары, но это не означало, что на мне совсем не оставалось синяков и ссадин.
— Пожалуй, тебе пора домой, — предложил я.
— Я все равно планировала уйти. Твоя вечеринка удалась, — сказала она, перебрасывая волосы через плечо. — Не забудь искупаться в бассейне, Лэндон, в честь твоего дяди, — пробормотала она, уходя.
Зачем ей это делать?
Зачем ей говорить такие вещи? Чтобы меня позлить? Чтобы причинить мне боль? Чтобы знать, что страдает кто-то, кроме нее самой?
Я стоял там, застыв на месте и думая о Лансе. Мысли о нем водопадом хлынули в мое сознание. Я не мог дышать, а люди вокруг меня толкались, тусовались, пили, не замечая охватившей меня панической атаки, не замечая боли, пожаром разгоревшейся в моей душе.
Я хотел утонуть.
Я так хотел утонуть той ночью. В водке. В виски. В текиле. В слезах.
Я посмотрел налево и обнаружил смотрящую на меня пару глаз. Пока все остальные смотрели сквозь меня, эти глаза изучали меня так, словно я был лабораторной мышью. Пара красивых, грустных глаз пронзала мою душу насквозь. Шей была единственной, кто удосужилась посмотреть в мою сторону, и она делала то же, что делала в шкафу. Она читала меня, копаясь в глубинах моей души и без спроса исследуя мои страницы.
Прекрати, Шей.
Я заставил себя пошевелиться и протиснулся мимо нее, задев ее за плечо.
— Если ты не собираешься у меня отсосать, то перестань пялиться на меня, солнышко, — выдохнул я.
— Не зови меня солнышком, — сказала она.
Тогда перестань быть такой чертовски яркой.
Я не знал, во сколько все ушли, но, судя по всему, Грейсон разогнал их где-то после часа ночи. Когда разгромленный дом наконец опустел, я направился к бассейну. Он был окружен стеклянными стенами, что позволяло наслаждаться природой, плавая в нем холодными иллинойсскими зимами.
— Какой смысл иметь бассейн в Иллинойсе, если им нельзя пользоваться круглый год? — сказала мама много лет назад, занимаясь проектированием дома.
Бассейн блестел под круглой луной. Полнолуние… В этом году день рождения Ланса выпадает на полнолуние. Часть меня хотела завыть. Другая часть меня хотела плакать.
Вместо этого я подошел к краю бассейна и прыгнул в него, не снимая одежды. Насквозь промокнув, я стал медленно опускаться под воду. Я никогда не прыгал с трамплина — мне это было ни к чему. Я плыл к середине бассейна и находился под водой так долго, как только мог. С тех пор как Ланс скончался, я нырял в этот бассейн каждую ночь. Я научился долго обходиться без воздуха. Именно этим я и занимался последние несколько месяцев своей жизни — задерживал дыхание.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Лэндон и Шей. Разбитые сердца предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
10
Эбенизер Скрудж — персонаж повести Чарльза Диккенса «Рождественская песнь в прозе», скупердяй и брюзга.
13
Билл Клинтон — Уи́льям Дже́фферсон Кли́нтон, при рождении — Уильям Джефферсон Блайт III — американский государственный и политический деятель, 42-й президент США от Демократической партии.
