Картина преступления

Бриттани Кавалларо, 2017

После первого успешного расследования Джейми и Шарлотта отправляются на зимние каникулы в родовое поместье Холмсов. Мрачный готический особняк навевает на Джейми тоску – тем более, характер у Холмсов-старших еще тяжелее, чем у их дочери. Единственное светлое пятно в этом ледяном царстве дедукции – любимый дядя Шарлотты, шутник и добряк Леандр. Который внезапно исчезает при очень странных обстоятельствах. Пытаясь напасть на след дяди, Шарлотта мчится в Берлин – чтобы окунуться в заговор фальсификаторов картин, вновь схлестнуться с кланом Мориарти… А еще встретиться со своей первой любовью. И Джейми не знает, что из этого опаснее.

Четыре

Я решил, что мне понадобятся серьезные рычаги воздействия, чтобы договориться с моим отцом. Потому что, если я не сумею, мать отыщет меня и убьет за отъезд в Европу без родительского наблюдения.

— Леандр уехал, — сказал я отцу по телефону. — Отец Холмс сказал, что он сорвался посреди ночи. Один из его контактов задергался, как я понял.

Говоря, я смотрел на Холмс рядом со мной на заднем сиденье. Она была с ног до головы в черном: рубашка, аккуратные брюки, черные ботинки с кожаными накладками, которые я и сам был бы не прочь иметь. Между коленей она держала маленький черный чемоданчик с большими серебряными застежками. Ее прямые волосы были зачесаны назад, и я смотрел, как она бешено колотит по клавиатуре телефона, сжав губы. Она выглядела изящной и опасной. Она выглядела, как овеществленный шепот.

Она выглядела, как будто начала новое расследование. Я не знал, что об этом думать.

Телефонная линия потрескивала.

— Значит, ты едешь в Берлин. Чтобы искать его.

В голосе моего отца звучала просьба. Я и подумать не мог, что в последнее время так много взрослых выстроятся в ряд, чтобы просить меня об одолжении, как будто я был кем-то, с кем нужно договариваться, а не просто приказать. Мягко говоря, неделя выдалась странная.

Странный год.

— Я еду в Берлин, потому что Эмма Холмс отравлена Люсьеном Мориарти. По-видимому.

Холмс подняла брови, но ничего не сказала. На ее телефоне появилось сообщение от Майло. «Я отследил этот номер. Леандр звонил вам с одноразового телефона. Разумно — он, знаешь ли, под прикрытием. Выясните, откуда взялся мобильник. Где куплен и кем».

Дальше мне пришлось изо всех сил вытягивать шею. С усталым вздохом Холмс поместила телефон между нами, чтобы я мог читать.

«Ты больше заинтересована этим, чем ситуацией с родителями? Отравление? Какого черта они сказали об этом тебе и не сказали мне?»

«Потому что я разумный, уравновешенный ребенок, — написала Холмс в ответ. — Менее склонная искать случая отомстить».

«Так вот какая ты теперь».

«Скажи мне, ты уже выволок Люсьена из Таиланда и начал вырывать ему зубы?»

«Еще нет. Пока я организую охрану дома в Сас-сексе».

«Хорошо, но в разумных пределах».

«Естественно. Ты же не расстроена из-за матери, нет?» — спросил Майло.

Холмс поколебалась перед тем, как написать ответ. «Нет. Конечно, нет. Ситуация под контролем».

— По-видимому, отравлена, — повторил мой отец. — Боже, Джейми! Что же ты сразу с этого не начал? Не то чтобы я не видел раньше, как с ними происходит что-то такое, но послушай, Холмсы о себе всегда заботятся. И все же, пока вы там, ты не против разведать насчет Леандра? Майло наверняка знает как. У его шпионов есть свои шпионы. Я бы сам это сделал, но не знаю, как с ним связаться.

— Конечно, — сказал я и приготовился приступить к делу: — Это сделаю я, если ты согласишься объяснить маме, почему я не буду в Лондоне на Рождество. И если убедишься, что она не пустится сюда разыскивать меня.

Он вздохнул.

— Ты такой рождественский подарок хочешь получить? Меня, поджаренного на вертеле?

— Ты всегда можешь слетать в Германию и поискать Леандра сам, — заметил я.

Это было нечестно, потому что я был уверен, что именно этого он и хочет. Но оба мои сводных брата были еще слишком малы, и он не мог бросить их в Рождество даже для поиска пропавшего лучшего друга.

Я услышал, как мой отец фыркнул.

— Да, ты — это кое-что, — сказал он. — Ладно, хорошо, я скажу твоей матери, если ты свяжешься с Майло. Уверен, что он сможет выделить несколько человек для поиска своего дяди.

На экране телефона Холмс я прочитал:

«Я могу сказать точно, что Леандра нет в городе. По крайней мере, под собственным именем».

«Его и не должно там быть, — ответила Холмс. — Мне нужны любые контакты, которые у тебя есть в Кройцберге и Фридрихшайне. Там нет какой-нибудь паршивой художественной школы? Будь на связи».

— Я не понимаю, что ты затеваешь, — прошептал я ей. — Я думал, мы едем в Берлин. Где этот Кройцберг?

— В Берлине, — сказала Холмс, как будто это само собой разумелось.

— Джейми? — окликнул отец.

— Ты не можешь переслать мне его письма? Я уверен, что они будут полезны.

Он колебался.

— Мне бы не хотелось, — сказал он наконец. — Но если тебе нужна конкретная информация, я могу ее тебе переслать.

— Почему бы просто не переслать письма?

— Если бы Шарлотта писала тебе ежедневно несколько месяцев, Джейми, скажи мне честно, ты бы переслал эти письма твоему отцу без колебаний?

— Конечно! — Конечно, нет, но времени для спора не было: вдали уже виднелся аэропорт. — Ну всё, мне пора.

— Ты должен мне пообещать, что не будешь искать Леандра сам. Он придумал сложную схему, и я не хочу, чтобы ты ему ее испортил. Обещай мне.

Не «это небезопасно». Не «я не хочу, чтобы тебе что-то угрожало». Он просто не хотел, чтобы я испортил Леандру прикрытие. Приятно знать, что отец как всегда сохраняет свои приоритеты.

— Обещаю, мы не станем за ним гоняться, — сказал я, сам не веря ни одному своему слову. — Устраивает?

— Мы приехали, мисс, — сказал шофер.

Рядом со мной Холмс дико рассмеялась, глядя в свой телефон.

«Я нашел вам проводника, — было на экране. — Но боюсь, ни один из вас его не одобрит».

— Нет. — Потому что теперь я четко вспомнил, кто работал на Майло Холмса. — Нет, никоим образом! — Потом я выплюнул несколько других фраз, которые услыхал на темной Брикстон-стрит из уст человека, приложившегося головой о бордюрный камень.

— Джейми? — спросил мой отец. — Что у тебя, черт побери, происходит?

Я прервал связь. Я не мог перестать смотреть на чертов экран телефона Холмс, на котором сейчас появилось: «Скажи Ватсону, чтобы следил за языком, хорошо? У тех, кто прослушивает мою линию, уши волдырями покрылись».

Невзирая на то что я болтался между Англией и Америкой всю свою сознательную жизнь (или именно поэтому), я никогда не путешествовал другими марш — рутами. Каникулы в нашей семье меня в восторг не приводили. Расти в Коннектикуте означало, что у меня будет обязательная поездка в Нью-Йорк вместе с семьей, но в нашем случае мы ели в китайских ресторанах и смотрели бродвейские шоу с тиграми на роликах. (В этом, как и в большинстве других вещей, я винил отца.) Переехав в Лондон, я по-настоящему уезжал куда-то на каникулы лишь однажды. Мать взяла напрокат дом-автоприцеп и поехала со мной и сестрой в Эбби Вуд. Это было на юге города, с милю от нашего дома. Все четыре дня, что мы были там, шел дождь. Нам с сестрой пришлось спать вдвоем на складной кровати, и в последнее утро я проснулся с ее локтем у меня во рту.

Короче, ничего похожего на поездку в Берлин с Шарлоттой Холмс в моей жизни не случалось.

Штаб-квартира Грейстоун располагалась в Митте, по соседству с северо-восточной окраиной города. Майло запустил бизнес как технологичную компанию, которая занималась наблюдением, но расширил свои операции, когда стало ясно, что определенные вещи людям не под силу. Всё, что я знаю, это что его наемники — бойцы и разведчики — стали основными независимыми силами в Ираке и что однажды Майло приказал своей охране обыскивать каждого на церемонии награждения выпускников восьмого класса Холмс.

Холмс поделилась со мной этим и прочим в такси по дороге из аэропорта, хотя в основном я был уже в курсе. Не знаю, считала ли она, что у меня плохая память, или просто болтала, потому что нервничала. У нее были причины нервничать. Через десять минут нам предстояло встретиться с тем, чей брат потратил прошлую осень, придумывая забавные и сложные способы убить нас, с тем, кто инсценировал собственную смерть, чтобы ускользнуть от своей семьи (и заключения), с тем, кого Шарлотта Холмс любила так сильно, что готова была сесть в тюрьму, потому что он не любил ее. Август Мориарти, доктор фундаментальной математики, с улыбкой Принца Очарование и братом по имени Адриан, который, вероятно, научил его всему, что знал о транспортировке и продаже украденных картин. Кого бы еще Майло выбрал нам в провожатые по городу?

Мне был нужен мой топор. Или голова Майло на колу.

В городе было теплее, чем в Лондоне, и никакого снега, и я понял, что я не знаю, где мы. Всё, что мне было известно о Берлине, содержалось в учебнике истории и фильмах о Второй мировой войне. Я знал о нацистах и о том, что Германия производит лучшие автомашины, что в их языке слова связываются вместе для выражения таких эмоций, названия которых я даже не знал. Моя мать любила ссылаться на «шаденфройде» — удовольствие от чужих несчастий, — смеясь под «Дорожные новости» по радио. «Какой глупец заведет машину в Лондоне», — говорила она. Мы ездили на метро как настоящие лондонцы или как, по ее мнению, должны были ездить настоящие лондонцы.

Берлин, который я видел сейчас, напоминал Лондон тем, что здания, которые мы видели, казалось, жили второй жизнью. У овощной лавки, мимо которой мы проехали, был фасад, как у музея. Почта выглядела галереей, старинная вывеска «Государственная почта Германии» выцвела над окном, в котором красовались скульптуры… ушей. Я заметил нарисованный фонарный столб на кирпичной стене позади настоящего фонарного столба. Стрит-арт был везде: на зданиях, на вывесках, он сползал с кирпичных стен на тротуары надписями: «Уничтожь капитализм», и «Верь во всё», и «Смотри в оба». Все надписи были на английском — как я понял, здесь все на нем говорили, хотя я помнил, что в городе полно художников-эмигрантов, привлеченных дешевой арендной платой и сообществом. Что меня больше всего поразило, так это что граффити не закрашивались. Как будто город и состоял из них, из преобразования и недовольства, так что новенькие и чистенькие витрины начинали казаться незаконченными. По крайней мере мне.

Конец ознакомительного фрагмента.