Добро побеждает любовь

Борис Шаров, 2022

Далёкое будущее. Спасая свою жизнь, незадачливый аферист оказывается завербован спецслужбой накануне большой войны. Он вынужден путешествовать по разным планетам и примерять на себя различные профессии и социальные статусы, с юмором описывая обычаи и устройство общества в посещаемых им мирах. В итоге ему предстоит сыграть весьма немаловажную роль в событиях, участником которых он неожиданно оказался.

Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED)

В оформлении использована иллюстрация:

© Iraida_Bearlala / iStock / Getty Images Plus / GettyImages.ru

* * *

За окнами отеля шёл ливень и грохотал гром. Вполне себе подходящий антураж для всякого классического злодейства. По крайней мере, в моём понимании, основанном на знаниях, почерпнутых из книг и кино. Сам-то я в этом деле недавно.

Я поправил галстук, слегка вытянул манжеты и приосанился, осматривая в зеркале свой шикарный костюм. Я должен был выглядеть великолепно, так же великолепно, как этот отель и его остальные постояльцы. Номер стоил мне немалую сумму, но я должен был соответствовать своему образу.

По легенде, я был преуспевающим профессором, исследователем древних цивилизаций. На самом деле я был неудачником, которому повезло лишь однажды, когда на иссохшей и умирающей планете Лара я встретил потомка великого народа, почти истребившего себя тысячи лет назад в ходе глобальной войны, а занимался этот потомок тем, что мастерил дешёвые подделки для таких, как я, туристов.

Сам не знаю почему — наверно, по причине одинаковой дырявости карманов — я почувствовал с этим пронырой непреодолимое родство душ и великий потенциал нашей дружбы. Звали проныру Румус, и он имел поистине золотые руки, которые позволяли ему делать столь искусные фальшивки, что непрофессионалу нелегко было отличить их от подлинных артефактов сгинувшей цивилизации. Румус сбывал это барахло в своей убогой лавке, с чего имел небольшой доход — такой же, однако, мизерный, как и у его соседей по базару.

Но вернёмся в отель «Космик Империал» в центре великого города Тур-Дор-Риан на планете Турдориан. Я спустился по золотой лестнице и вошёл в зал ресторана ровно в 22:00, как и было условлено. Ресторан был пуст. Впрочем, не совсем пуст, разумеется: в центре в креслах из кожи турдорианского ящера-альбиноса восседали потенциальные покупатели — делегация с планеты Илмари — некогда воинственного мира, жители которого ныне более склонны к научным и культурным изысканиям, нежели к уничтожению друг друга и своих соседей.

Все троё были одеты в строгие до невзрачности костюмы и выглядели весьма серьёзно настроенными.

— Где он? — с ходу спросил, судя по возрасту и весу, главный из тройки.

— Я тоже рад знакомству, — стараясь выглядеть непринуждённо, ответил я и сел в свободное кресло. — Не желаете ли выпить для начала за встречу?

Я подозвал жестом официанта:

— Бокал турдорианского бриллиантового виски.

Официант почтительно кивнул, выражая восхищение моим выбором. Ещё бы — самый дорогой напиток на планете и едва ли не самый дорогой в этой солнечной системе.

Илмарианец не остался в долгу.

— За мой счёт, — рявкнул он.

На это я и рассчитывал, иначе бокал данного напитка весьма чувствительно ударил бы по моему карману. Однако за несколько лет в данном бизнесе я стал разбираться в психологии богачей.

— Итак, где же? — хмуро поторопил толстяк, когда официант поставил напиток на столик рядом с моим креслом. — Мистер Холден, мы занятые люди.

— Говард, подайте нам десерт, — подал я условный сигнал.

Официант кивнул и ушёл в служебное помещение.

— Вы же не думали, мистер Хроннинг, что я стал хранить бы столь ценный предмет у себя в номере, где ваши орлы уже успели его поискать?

Толстяк поёрзал.

— Приношу вам свои извинения, мистер Холден, — неохотно ответил он. — Мы действительно позволили себе некоторые вольности. Очевидно, теперь вы лучше понимаете, насколько ценен для нас этот предмет. Чтобы загладить эту неловкость, я накину вам пятьсот тысяч кредитов сверх оговорённой суммы.

У вас когда-нибудь темнело от счастья в глазах? Не рассказывайте, не надо. У меня в тот момент потемнело. Я едва сдержался, чтобы не вспрыгнуть на кресло с ногами и не начать скакать на нём, визжа, как бабуин. Когда первый порыв прошёл, я лишь слегка прищурил глаза, изображая ценителя, смакующего бриллиантовый виски, и никто не догадался, что на секунду я был близок к радостному обмороку.

Тем временем Говард вкатил столик с огромным блюдом, накрытым серебряным колпаком.

— Десерт, сэр, — произнёс он и открыл колпак.

На блюде лежал предмет, формой напоминающий цветок или костёр, изготовленный из красного Ларианского камня.

Илмарианцы подались вперёд, поправляя пенсне, на линзе которого, очевидно, в этот момент пробегала вся информация о пресловутом артефакте.

— Господа, знаменитый Ларианский Огонь! — объявил я.

— Это великолепно! — прошептал Хроннинг.

Один из его прихвостней после нескольких манипуляций с пенсне подтвердил:

— Имеет довоенный уровень радиации.

С улыбкой я кивнул в подтверждение данного заключения.

— Значит, он настоящий! — воскликнул Хроннинг. — Мистер Холден, мы безмерно вам благодарны! В этом чемодане — оговорённые восемьсот тысяч.

Илмарианец открыл небольшой серебристый кейс и достал из внутреннего кармана пачку денег.

— И ещё обещанные пятьсот тысяч сверху, — он положил деньги в кейс и закрыл его. — Как и договаривались, оплата исключительно наличными — никто не должен знать, что мы приобрели у вас это сокровище.

— Несомненно, никто ничего не узнает, — я встал со своего места и собрался уйти, прихватив чемоданчик.

Хроннинг также встал и протянул мне руку:

— Мистер Холден, вы великий человек!

— И великий мошенник, — раздалось вдруг от дверей.

Я вздрогнул, ведь мне никто не делал два столь высоких комплимента подряд, и оба они были приятным преувеличением.

В дверях стояли трое полицейских. Один из них шагнул вперёд, показывая нам удостоверение:

— Турдорианская полиция, инспектор Кларк.

Он приказал остальным двум охранять выход из ресторана, а нам предложил снова сесть.

— Господа, известный вам мистер Холден вовсе не является тем, за кого себя выдаёт. Он не профессор, а самый что ни на есть мошенник, обманывающий таких, как вы, господа, ценителей древней истории. Кстати, попрошу всех предъявить документы.

Возмутился Хроннинг:

— Я и мои спутники имеем дипломатическую неприкосновенность, и вы не имеете права что-либо требовать от нас.

— Я вовсе не требую, — умиротворяюще произнёс Кларк, — просто предлагаю уладить некоторые формальности для составления протокола задержания.

— Мы провели предварительную экспертизу, — сказал один из помощников Хроннинга. — Данный артефакт изготовлен из самого настоящего довоенного Ларианского камня.

— О, безусловно, — усмехнулся Кларк. — Это очень интересная история, предлагаю вам её послушать. Будучи проездом на планете Лара, наш «герой» познакомился с неким господином Румусом, местным умельцем, промышлявшим изготовлением сувениров. Единственное, что отличало эти произведения искусства от настоящих предметов доапокалиптического прошлого Лары, — это материал, в котором явственно прослеживалось наличие эха войны. Тут-то мистера Холдена и озарила идея обеспечить своего нового друга нужным материалом, который он без особого труда украл на одном из мест раскопок, коих немало в пустынях Лары. Без особого труда, выдавая себя за профессора и давая скромную целенаправленную рекламу через Сеть, мистер Холден на протяжении нескольких лет умудрялся втюхивать поделки мистера Румуса провинциальным музеям или частным любителям антиквариата, не имеющим финансовой возможности провести более тщательную экспертизу подлинности. Но вы-то, господа, при ваших источниках финансирования — как можно быть столь наивными! Кстати, каковы ваши источники финансирования?

— Это не ваше дело, — ответил Хроннинг.

— Да полно вам, — вкрадчиво произнёс Кларк. — Передо мной сидит делегация илмарианских дипломатов. Неужели вы думаете, что я не смогу сложить два и два. Ведь вы финансируетесь из правительственных или околоправительственных кругов?

— Это не ваше дело, — повторил строго Хроннинг.

— Ну не хотите говорить — не надо, — ответил Кларк. — Это и правда не моё дело. Моё дело — задержать преступника. А вы ведь не делали ничего плохого, и вам, господа, скрывать нечего.

— Мы — дипломатические представители планеты Илмари и хотели бы сохранить всё происходящее в тайне во избежание ненужных пересудов, — твёрдо произнёс Хроннинг. — Данный инцидент может косвенно бросить тень на репутацию моих заказчиков.

— Мы очень уважаем репутацию ваших заказчиков, — заверил Хроннинга Кларк, — а также репутацию всего илмарианского народа, который ваши заказчики ведут в светлое планетарное будущее. Смею вас заверить, что я сделаю всё от меня зависящее, чтобы не выносить сор из избы. Тем не менее я хотел бы попросить вас оставаться на своих местах, пока мы не уладим минимум формальностей. Особенно попрошу оставаться на месте вас, господин Холден.

И он приковал мою руку к подлокотнику.

— Я с коллегами буду в соседней комнате, а пока, мистер Холден, я предлагаю вам подумать о содеянном.

Я виновато опустил взгляд и уставился на ноги Кларка.

Он же взял кейс с деньгами и Ларианский Огонь и вышел из комнаты вместе с двумя другими полицейскими.

Хроннинг и два других дипломата встали и с недружелюбным выражением лица обступили меня.

— Что вы можете сказать нам, профессор? — потребовал Хроннинг, сурово сверкая глазами.

— Ботинки! — воскликнул я.

— Что?! — не понял мой зловещий собеседник.

— Вы видели его ботинки? — захлёбываясь от волнения, начал объяснять я. — На улице дождь и слякоть, а на его ботинках и брюках нет ни одной капельки, ни грязинки.

— И что это, по-вашему, значит? — взревел Хроннинг, раздражаясь пуще прежнего.

— Его ноги безупречны! Ну, то есть его ботинки и его брюки находятся в идеальном состоянии. Это значит, что Кларк переоделся в номере и надел эту форму впервые.

— Вы хотите сказать?..

— Что нас ограбили! — подтвердил я. — Не я мошенник, а Кларк! Остановите его!!!

Хроннинг на мгновение задумался и кивнул своим спутникам на дверь. Те кинулись к двери, но, подёргав за ручку, обнаружили, что дверь заперта. Также оказалась заперта дверь в служебные помещения.

— Говард!!! Говард!!! Открой!!! — заверещал я, надеясь докричаться до официанта, но безрезультатно.

— Откуда нам знать, что вы, Кларк и Говард — не сообщники? — грозно навис надо мной Хроннинг.

— Да бросьте вы, это Кларк украл ваши деньги, а не я!

— Нет, мистер Холден, — ответил Хроннинг. — Он украл ваши деньги. Которые мы заплатили вам за Ларианский Огонь. И теперь в ваших интересах нам его вернуть, иначе мы начнём сомневаться в вашей искренности, — и Хроннинг недобро улыбнулся.

Бог ты мой! Эти сумасшедшие и правда верили в существование Ларианского Огня! Но разубеждать их сейчас, конечно, означает признать себя мошенником.

— Как только вы поможете мне освободиться от этих наручников, мы немедленно отправимся в полицию и объявим Кларка в розыск, — воскликнул я.

— Безусловно, — ответил Хроннинг. — Только в полицию отправитесь вы один, а мы предпочтём оставаться в тени.

Он отломал подлокотник, словно тот был сделан из трухлявой древесины, и я высвободил закованную в наручники руку.

Затем Хроннинг достал из-под пиджака некую машинку, похожую на миниатюрный пистолет, и выставил на маленькой панели управления настройки. Затем быстро приставил ствол к моему плечу и, не успел я ойкнуть, сделал мне инъекцию.

— Времени у вас месяц, — сказал Хроннинг деловито. — Через тридцать дней вещество, которое я вам сейчас ввёл, убьёт вас. Поэтому в ваших интересах до этого срока встретиться с нами снова, чтобы получить противоядие, и лучше бы вам при встрече иметь Ларианский Огонь при себе.

Дверь вскрыли через час моей оставшейся недолгой жизни. За это время мы мило поболтали с моими предполагаемыми убийцами — мистером Хроннингом и двумя другими илмарианскими дипломатами. Несколько раз в течение беседы я хотел попросить убить меня немедленно, особенно когда разговор зашёл о славном прошлом Великой Илмарианской Империи.

Наконец, когда заклиненный замок был взломан снаружи, мы попрощались, но пообещали друг другу обязательно встретиться снова и обменялись контактами.

Уходя, я украл из ресторана бутылку виски и немедленно открыл её, едва поднявшись к себе в номер. Осмелев перед лицом скорой смерти, я бухнулся на кровать прямо в обуви и отпил из горла.

Через полчаса, шатаясь, я подошёл к высокому окну и упёрся лбом в стекло. Снизу на меня смотрел яркими огнями своей столицы коммунистический рай Турдориана. Я принялся размышлять, что лучше: ждать верной смерти через месяц или броситься сейчас же на мокрый асфальт. Но потом вспомнил, что в моём номере нет балкона, и провалился в пьяный сон.

На следующее утро я проснулся рано, так как мешали спать ботинки, сухость в горле и жёсткий пол. Я разделся, принял душ, вновь оделся, собрал в чемодан свой нехитрый скарб, подтвердил компьютеру, что выписываюсь, и отправился завтракать.

В окна лобби-кафе светило неяркое солнце, лучи его пока несмело пробивались сквозь рассветный туман. Наслаждаясь кофе в той мере, в какой им мог наслаждаться человек в моём положении, я пытался собраться с мыслями и спланировать план действий.

Вариант пуститься во все тяжкие и взять от последнего месяца жизни всё, что возможно, я отмёл сразу.

Оставалось не так уж много опций. Во-первых, я мог бы заказать Румусу новую копию Ларианского Огня. Изъяны плана: илмарианцы теперь будут более придирчивы к проверке его подлинности, и я наверняка провалюсь, что негативно скажется на моём здоровье.

Во-вторых, я мог бы обратиться в больницу, чтобы мне дали противоядие.

В-третьих, я мог бы найти настоящий Ларианский Огонь. Однако, учитывая, что Огонь — всего лишь легенда, этот вариант был наиболее невозможен.

Я выбрал вариант два. Доедая омлет, я вызвал такси и вскоре мчался по широким проспектам Тур-Дор-Риана в центральную больницу, чтобы воспользоваться услугами бесплатной турдорианской медицины.

Я подошёл к регистратуре и объяснил свою проблему. Бесстрастный компьютер проглотил моё объяснение, но вскоре ко мне вышел врач.

— Я доктор Дориан, — он протянул мне руку. — Пройдёмте.

Он провёл меня в кабинет, где попросил рассказать, при каких обстоятельствах меня отравили. Скрывать от доктора подробности вредно для здоровья, поэтому я рассказал всё как на духу, не упомянув разве что про причину своей размолвки с илмарианцами.

Меня немедленно поместили в отдельную палату, обеспечили уют и приказали сохранять самообладание.

Похоже, я легко отделался. Я не сомневался, что здесь мне помогут и жизни моей ничего не угрожает. Я поел турдорианских фруктов, посмотрел телевизор и даже смог немного поспать.

Когда я проснулся, у моей кровати сидел мужчина с жёстким обветренным лицом и проницательным взглядом. Я даже вздрогнул.

— Вам не о чем беспокоиться, — заметив мой испуг, заверил мужчина. — Я капитан Димитриан, офицер Турдорианской Службы Безопасности.

— Можно я оденусь? — нерешительно спросил я.

— Одевайтесь, — добро ответил офицер.

Под пристальным взглядом капитана я надел брюки и рубашку.

— Обуваться?

— Обувайтесь, — кивнул капитан, и я обулся.

Мы прошли с ним в пустой кабинет.

— Доктор Дориан, главврач, сообщил нам о покушении на ваше убийство. Вы же понимаете, что о таких вещах медики обязаны докладывать?

— Понимаю, — согласился я.

— Вы рассказали, что вас отравили илмарианские дипломаты. Вы же понимаете, насколько это серьёзно?

— Как никто другой.

— Дипломатические представители другой планеты прилетают на Турдориан и ни с того ни с сего травят представителя другой планеты. Это возмутительно.

— Я им так и сказал.

— Должа же быть какая-то причина?

— Может быть, они приняли меня за своего?

Капитан постучал пальцами по столу и сменил тему:

— Скажу вам начистоту, — сказал он. — Если то, что вы рассказали, хоть отчасти правда и вас действительно отравили, мы должны подвергнуть вас тщательнейшему обследованию и надеемся в этом на сотрудничество с вашей стороны.

— Я всецело ваш, — горячо пообещал я.

— В таком случае будьте с нами искренни, иначе мы не сможем вам помочь. Что вы пытались продать илмарианцам?

— Почему вы думаете, что я…

— Бросьте! — резко прервал мой лепет Димитриан. — Мистер Эмори Холден, пока я ехал до больницы, нам хватило времени навести о вас справки в Сети. Вы промышляете тем, что втюхиваете простачкам древние артефакты. Думаю, не ошибусь, если предположу, что фальшивые.

Я потупил взгляд, как нашкодивший школьник.

— Итак, — повторил капитан. — Что вы пытались продать илмарианцам?

— Ларианский Огонь, — произнёс я.

Капитан резко встал и прошёл к окну.

— Но ведь это же легенда, — сказал он через плечо, стоя ко мне спиной.

— Естественно, — хрюкнул я в усмешке, — вроде меча-кладенца или молота Тора.

Димитриан тяжело молчал.

Наконец он повернулся ко мне и произнёс:

— Многие представители определённых кругов считают Хроннинга правой рукой императора Илмари. Кто бы мог подумать, что у такого серьёзного человека такое нелепое хобби — коллекционировать сказки.

Я пожал плечами и чуть было не начал рассказывать ему о своих хобби, но вовремя сдержался. Вместо этого я спросил:

— Вы спросили, что я пытался продать илмарианцам. Но как вы узнали, что я лишь пытался, но не продал.

— Ну, вместо денег вы получили яд. Из чего я делаю вывод, что Огонь достался им бесплатно, — объяснил капитан.

— А он им не достался, — признался я.

И я рассказал историю своего позорного ограбления полностью.

— То есть они до сих пор ищут? — спросил Димитриан, подвигав бровями.

— В некотором роде, — кивнул я.

Капитан вновь отвернулся к окну.

— Возвращайтесь в палату, — сказал он.

— Слушаюсь.

К моей палате приставили охрану — двух бойцов Турдорианской Службы Безопасности. Димитриан заходил теперь ко мне каждый день. Он здоровался со мной кивком, перебрасывался несколькими фразами с доктором Дорианом, поглаживая мужественную челюсть, напоследок бросал пару слов охране и уходил.

Через несколько дней такое его поведение начало меня пугать. К тому же Дориан ни словом не обмолвился до сих пор о прогрессе моего лечения, а ведь отведённое мне время жизни истекало.

Было бы нечестно сказать, что врачи ничего не делали — у меня регулярно брали анализы, облучали, просвечивали, разглядывали. Мне стало казаться, что доктора не знают, как меня спасти.

Наконец меня озарила ещё более страшная догадка: меня и не собираются спасать — они наблюдают за действием яда. Им интересно, от чего и как я умру. Моя смерть послужит их науке. Или секретным службам. Они не могут обнаружить яд, пока он не активизировался в моём организме. То есть они ждут, когда яд меня убьёт.

Я попытался прощупать почву. На пятый день своего пребывания в больничной палате при очередном визите Димитриана я решительно шагнул к нему и доктору Дориану и спросил, попеременно глядя на обоих:

— Мне кажется, мне не помешал бы свежий воздух. Вы не против, если сегодня я отправлюсь на прогулку в город?

Капитан и главврач переглянулись, и Димитриан ответил твёрдым голосом:

— Исключено.

Дориан нервно кивнул, соглашаясь:

— Покинув стены больницы, вы может навредить себе и окружающим.

— Правила есть правила, — простовато улыбнулся я и виновато вернулся в койку.

Решение было принято: бежать! Бежать, пока ещё есть хоть какой-то шанс и время что-то предпринять, пока яд не подействовал.

Но как бежать? За дверью круглосуточно дежурили двое мордоворотов, а окно палаты находилось на уровне двадцатого этажа.

Когда посетители ушли, я тщательно осмотрел свою «камеру». Из мебели в ней были койка и столик, на котором стояли фрукты и бутылка воды, на стене висел телевизор, в углу была вешалка с моей одеждой. Вот и всё. Негусто.

Я не мастер побегов, но и сам Гудини вряд ли что-то придумал бы со столь скромным реквизитом. Однако близость смерти активизирует смекалку.

Решение пришло вечером, когда я собирался спать и решил напоследок выпить воды из пластиковой бутылки. Не глотая, я выплюнул воду на койку. Вылил на простыню остатки воды из бутылки. Лёг в мерзкую холодную и мокрую постель, поворочался в ней, пока не стала мокрой моя пижама, и, наконец, встал. Сделал мученическое лицо и приоткрыл дверь.

Стоявшие по обе стороны проёма охранники обернулись.

— Чего надо? — спросил один из них.

— Эй, да ты весь взмок, — заметил другой.

Я печально кивнул:

— Налицо усиление потоотделения по всей площади тела, — подтвердил я, едва шевеля языком.

— Чего? — переспросил первый.

— Можно мне свежую простыню?

Второй пожевал задумчиво губу и ответил:

— Не положено.

Я смиренно кивнул.

— Тогда позовите доктора Дориана.

— Какого ещё доктора? — ответил первый. — Час ночи на дворе.

— Тогда можно мне свежую простыню?

— Чёрт с тобой, — ответил второй и велел первому: — Сгоняй ему за простыней.

— Где я её возьму? Больница пустая.

— Ты баран, дежурные-то есть. У нянечек спроси.

Первый недовольно пробурчал что-то в ответ и ушёл искать мне свежий комплект белья.

Через пять минут дверь открылась.

— Держи, — рявкнул вернувшийся охранник и захлопнул дверь.

Я услышал, как он жалуется второму:

— Нянечки — сущие фурии, чуть не убили меня, когда я к ним постучался. С виду — божьи одуванчики, а на деле — диверсионный отряд.

Я приоткрыл дверь:

— Можно мне ещё воды?

— Ты что, до утра потерпеть не можешь?!

— У меня обильная влагопотеря.

— Сгоняй ему за водой, — приказал старший охранник.

— Почему опять я?

— Потому что есть такое слово «субординация».

Младший просверлил меня взглядом и снова ушёл.

Тем временем я подошёл к окну и открыл его нараспашку.

— Что это ты делаешь? — проворчал оставшийся охранник, заглянув в комнату.

— Понижаю температуру. Вы же видите, что у меня жар.

Вернулся младший охранник с бутылкой воды.

— Какого чёрта, — разозлился старший, — не мог сразу несколько бутылок принести? А если он ещё захочет, всю ночь будем за водой бегать?

— Я постараюсь вас больше не беспокоить, — соврал я.

Через час, намочив уже новую простыню, я снова высунулся наружу.

— Что, опять?! — взревел старший.

— Можно мне ещё комплект белья?

— Я больше к нянечкам не пойду! — запротестовал младший.

— Хочешь позвонить доктору Дориану, чтобы он за тебя сходил? — прикрикнул старший. — Если этот хлюпик станет утром на нас жаловаться, по головке не погладят.

Негодуя, младший сходил за новым бельём. Когда он вернулся, в руках у него была толстая стопка из нескольких комплектов.

— Чтобы всю ночь не бегать, — бросил он зло.

— Спасибо, — жалостливо простонал я и с виноватым видом протянул руки к стопке.

— Э, подожди-ка, — спохватился старший охранник. — Мне кажется, я знаю, что он задумал! Собрался бежать, умник?!

Он решительно подошёл к распахнутому окну и глянул вниз. Потом сравнил расстояние до земли и размер стопки белья. Неужели он всерьёз предполагал, что я собираюсь спуститься с двадцатого этажа на нескольких простынях?

Осознав несостоятельность своих подозрений, старший позволил младшему:

— Ладно, отдай ему бельё. А ты давай спи, а то я сам тебя из этого окна выброшу.

Я печально опустил глаза:

— В моём положении это было бы лучшим вариантом. Боюсь, что на самоубийство у меня не хватит смелости, но за идею спасибо.

— Не дури, — проворчал старший, и охранники вышли.

Итак, я приступил к финальной части своего плана. Стараясь не шуметь, я сделал из вешалки и пяти простыней чучело, на которое натянул свою пижаму. В голову чучела я напихал фрукты, а опустевшую тарелку переставил со столика на подоконник. Надел костюм и ботинки. Тапочки поставил на подоконник. Подтащил чучело к раскрытому окну и выбросил его наружу. От удара об асфальт фрукты драматично разлетелись в разные стороны.

Я пододвинул тарелку к краю подоконника и спрятался под койку.

Оставалось дождаться порыва ветра.

Ждать пришлось недолго. Через полминуты створка окна приоткрылась, столкнула тарелку внутрь, и та с грохотом разбилась об пол.

Охранники немедленно ворвались в палату. Включив свет, они обнаружили пустую койку, раскрытое окно и тапочки на подоконнике. При взгляде из окна их ожидало и вовсе ужасное зрелище: на асфальте лежала фигура в пижаме с размозжённой головой, вокруг которой зловеще струился красный фруктовый сок.

— Это ты ему втолковывал про самоубийство! — взвизгнул младший. — Что теперь будет?

— Заткнись ты! — рявкнул старший. — Никто никому ничего не втолковывал! Этот парень был психом, сам и прыгнул. И только попробуй что-нибудь кому-нибудь про меня рассказать!!! Понял?!!

— Понял, — проскулил младший.

— А теперь быстро вниз к телу, а я пока подниму персонал.

И оба выскочили из палаты в разных направлениях.

Едва шаги затихли в удалении, я вылез из-под койки, поправил на себе костюм и покинул палату. Вышел на лестницу и стал спускаться. К счастью, лестниц в здании было четыре и двум охранникам было не под силу перекрыть их все. Потому, даже если бы охранники вовремя сообразили, что произошло и что делать, у меня был шанс скрыться.

Удача была на моей стороне. Я благополучно спустился и вышел на тёмный задний двор больницы, с которого беспрепятственно вышел на освещённый проспект. Редкие ночные прохожие сгрудились вокруг моей фруктовой копии, распростёртой на асфальте, я же направился прочь от группки зевак.

Едва свернув на соседнюю улицу, я подозвал такси и велел ехать в космопорт. Куда отправиться? Воспользовавшись автомобильным компьютером, я вошёл в Сеть. Когда я выходил из такси у здания космопорта, у меня уже был ответ. Я летел на Нибиру.

Нибиру — маленькая планета с большой массой. Сила притяжения на ней равна земной. Населена преимущественно учёной братией всех мастей. На планете шесть тысяч университетов — примерно по десятку на каждую официально признанную науку и по сотне — на каждую непризнанную. Планета ботанов и шарлатанов, которые были непримиримыми оппонентами в научных спорах, что не мешало им становиться приятелями на студенческих вечеринках.

Если верить слухам, информация о Ларианском Огне хранилась в Нибируанском Палеонтологическом Университете. Проблема в том, что архивы данного университета были доступны лишь нескольким профессорам данного университета и были закрыты для всех остальных смертных и обеих бессмертных рас. У меня не было плана, как обойти данный запрет, я собирался импровизировать.

Профессор Грюндих носил короткую бороду и шляпу, в мечтах видя себя космическим конкистадором, покорителем планет. Он сидел у себя в кабинете и изучал небольшую пирамиду — артефакт из пещер Френии. В руках у него был стакан аллюзианского виски, настоенного на аллюзианских болотных слизнях. В окно светило солнце, со двора слышалось щебетание птиц и студентов.

К этому моменту мой корабль приземлился в космопорту Нибиру, и, взяв такси, я направлялся в Нибируанский Палеонтологический Университет.

Грундих ковырял пирамиду, стоявшую перед ним на столе, сначала пальцем, потом карандашом, затем сдул пыль и почистил пирамиду кисточкой, надеясь разгадать древние символы, обрамлявшие артефакт.

Вдруг пирамида на мгновение вспыхнула, и Грюндих почувствовал себя странно. Он словно видел себя со стороны. Ан нет, подождите-ка: он и правда видел себя со стороны.

Нет, это не было похоже на стандартный эффект выхода души из тела от аллюзианского виски, коим так любят развлекаться студенты, проникая в бестелесной ипостаси в женские общежития. Просто Грюндиха стало два, что в два раза превышало стандартное количество Грюндихов на Нибиру.

Планета была слишком мала для двух гениев.

Однако же личность Грюндиха не задвоилась, она лишь разделилась на две противоположности, потому в целом Грюндих не испытывал дискомфорта. Хотя правильнее будет сказать, что он чувствовал себя как прежде. Просто теперь все конфликты, терзавшие прежде одного Грюндиха, были равномерно распределены по двум телам. Все глупости, от коих Грюндих всегда воздерживался, воплотились в Грюндихе номер два.

В этот момент в дверь постучали. Один из Грюндихов неуверенно вздрогнул, а второй решительно произнёс:

— Открыто!

Я вошёл в кабинет.

— О, да у вас тут вечеринка, — поздоровался я.

— Типа того, — ответил второй, а первый задумчиво пролепетал:

— Я всего-навсего пытался разобраться с этим неопознанным артефактом, который мне прислали из пещер Френии, когда вдруг меня стало два.

И первый смущённо указал на второго.

— Ах, да это же знаменитый Френийский Пещерный Дупликатор, — не моргнув глазом соврал я, беря в руку пирамиду.

— Разбираетесь? — уважительно поинтересовался второй, смакуя виски.

— Имел опыт, — ответил я, вальяжно доставая из серванта третий стакан.

— А вы, собственно, кто? — спросил первый Грюндих.

— Я ваш коллега — профессор Фрейд.

— Профессор какой науки? — скептически спросил второй.

— Детерминизм, — ляпнул я первое, что пришло в голову.

— Чушь какая-то, — проворчал второй Грюндих. — Лучшая наука — это астрономическая психология.

— Очень интересно, — заинтересовался первый. — А детерминизм какой? Географический, космологический, морально-этический?

— Архетипичный детерминизм, — продолжал уверенно врать я.

— Надо же. И что же изучает архетипичный детерминизм?

— Ясно что! — удивился я. — Влияние артефактов на развитие цивилизаций.

— Очень интересно, — повторил первый Грюндих. — Возможно, вы тогда знаете, как собрать меня воедино?

— Понимаете ли, — я покрутил пирамиду в руках. — Архетипичный детерминизм изучает влияние артефактов на цивилизации, но не на отдельно взятых людей.

Грюндих закручинился.

— Но не переживайте вы так, — обнадёжил я. — Думаю, со временем что-нибудь придумать можно. Закавыка, правда, в том, что я на вашей чудесной планете проездом. Отправляюсь в экспедицию на поиски Ларианского Огня.

— Ларианский Огонь? Но это же миф! — воскликнул Грюндих номер один.

— Хочу жрать, — сказал Грюндих номер два.

— Кто знает, кто знает, — таинственно сказал я. — Я слышал, в архивах Нибиру есть немало интересной информации по предмету.

— Давайте так, — оживился первый. — Вы, я вижу, человек неглупый. Я обеспечу вам доступ к архивам, если вы сумеете привести меня в прежнее, неразделённое, состояние! Мне как декану данного университета совершенно непозволительно демонстрировать перед студентами подобного рода двуличность.

— Как я вас понимаю! — я протянул Грюндихам руку. — Идёт!

— Превосходно, — обрадовался первый Грюндих. — Я договорюсь, чтобы вам выделили комнату в общежитии.

Палеонтологический университет был построен на обломках древнего монастыря, монахи которого тысячу лет ожидали приближения к Нибиру некой планеты, несущей спасение, впрочем, весьма своеобразное.

Согласно их верованию, сия загадочная планета в один прекрасный день должна была шлёпнуться с неба и навлечь на Нибиру фееричный апокалипсис, в ходе которого выжили бы исключительно люди с богатой эрудицией и незаурядным интеллектом, а прочие сгорели бы в адских муках.

Понятно, что мотивация к получению образования у монахов была весьма высока, и за то время, пока их сверстники безответственно прогуливали уроки и игнорировали домашнее задание, монахи скопили немалый багаж знаний и спрятали его в монастырском архиве, располагавшемся в подземной библиотеке, которая единственная уцелела, когда на монастырь упал метеорит, сжёг и разрушил его, убив всех монахов.

Некоторые тела потом находили в радиусе трёх километров, а тех, кому повезло меньше, прибило сразу на месте.

Ещё вчера я и не знал о существовании декана Грюндиха, а сегодня он поселил меня в одну из лучших комнат университетского общежития. Всё складывалось как нельзя лучше, не считая того, что я скоро умру, а спасти меня могло лишь то, чего никогда не существовало.

Приняв душ, пообедав в местном кафе и вернувшись к себе в апартаменты, я развалился в кресле и принялся вертеть Дупликатор, как я окрестил пирамидку Грюндиха, в руках.

Наверно, здесь должны были быть какие-то кнопки, рычажки или секретные пазы. Должно быть что-то, что должно двигаться и включать или выключать данную штуковину. Или же она активируется прочтением обрамляющих её рун?

Если так, то дело безнадёжно — Грюндих, возможно, и сумел их прочитать, а вот для меня они выглядели как филькина грамота.

Я настолько погрузился в собственные мысли, что не заметил, как встал и прошёл на кухню, чтобы приготовить кофе.

Вернувшись, я сел на соседний с собой стул, и пока я напряжённо водил пальцами по Дупликатору, я вытянул ноги и уставился в окно.

Лишь через несколько секунд я понял, что изучаю пирамиду и смотрю в окно одновременно. То есть меня два.

Вернее, я был один, но в двух телах. Я сидел одновременно на двух стульях и делал два разных действия, но это всё ещё был я.

Я встретился с собой взглядом, но здороваться мы не стали. Я же не шизофреник.

Я оглядел комнату, чтобы удостовериться, что места на двоих хватит.

— Да расслабься ты, — сказал мне Экстраверт.

— А кто из нас будет думать, ты, что ли? — ответил Экстраверту Интроверт.

— Давай я вместо тебя подумаю, — предложил кто-то сзади.

Экстраверт с Интровертом вздрогнули и оглянулись на двух новеньких: Альтруиста и Эгоиста.

— Тебе что, больше всех надо? — ответил Альтруисту Эгоист. — О себе подумай.

— О, да у нас тут уже добрая компания! — обрадовался Экстраверт.

— Кто сказал, что она добрая? — прорычал из угла Тёмный.

— Друзья, не будем ссориться, — воззвал Светлый.

Итак, нас было уже шестеро.

— Предлагаю выпить, — сказал Экстраверт.

— С радостью, — согласился Интроверт.

Мы достали стаканы и виски из бара.

Интроверт и Эгоист пили больше всех. Эгоист из жадности, а Интроверт искренне.

Экстраверт балагурил и непрестанно наливал, Альтруист норовил помочь. Оба пили за компанию.

Светлый и Тёмный постоянно ссорились, но по мере опьянения всё труднее было разобрать, кто из них кто.

Сначала мы выпили за встречу. Но хотя каждый из нас выпил по малому стакану, опьянели мы в шесть раз сильнее обычного. И ничего удивительного, ведь за всех шестерых пил я один. Наконец, я захотел познакомиться друг с другом. Каждый из меня оказался очень интересным человеком.

Экстраверта звали Элайджа Феербах. Происходил он из знатного рода, имел титул барона и провёл детство в родовом замке на берегу Мунирианской Ривьеры. Чета Феербахов, мать и отец Элайджи, славились радушием и открытостью, воспитывали Элайджу в атмосфере любви и достатка и ни в чём ему не отказывали.

Большую часть жизни Элайджа посвятил своим увлечениям, среди которых были хождения под парусом, авиация и дружеские вечеринки.

К сожалению, однажды Элайджа потерялся. Он смутно помнил, как это произошло. Его яхта налетела на рифы, он потерял сознание, а когда очнулся, из детства остались лишь остатки воспоминаний, а дорога домой была безнадёжно позабыта.

Интроверта звали Ош Лазинский. Он почти ничего не помнил из своей жизни. Самое яркое воспоминание было о том, как он плывёт с близкими на каком-то судне. У борта сверкали на солнце яркие рыбы, он наклонился за ними и упал за борт. Он закричал, и судно вернулось за ним. Его вытащили из воды, но он стал причиной того, что судно сбилось с курса и потерпело крушение. Он потерял всех близких, а выбравшись на сушу, понял, что стал сильнее. С тех пор он старался молчать и никогда не тянулся за яркими рыбками.

Мортимер Стук был альтруистом. Он рос в окружении добрых людей, которые любили его, а он любил их. Ведь люди всегда были добры к нему. Однажды добрые люди спросили, не хочет ли он отправиться в круиз. Это было на благотворительной лотерее в рождественский вечер. Свой выигрышный билет на каюту для самых близких людей на белоснежном лайнере ему отдал безногий чахоточный больной. В круизе Мортимер увидел, как мальчик, потянувшийся за яркими рыбками, упал в воду. Мортимер бросился к нему на помощь и закричал. Корабль развернули. Мальчика достали из воды, но корабль сбился с курса и потерпел крушение. С тех пор Мортимер стал Эгоистом.

Тёмного и Светлого звали Рейкьявик и Иссая. Однажды они стали свидетелями того, как творится беда. И один из них промолчал, а другой позвал на помощь.

Альтруиста звали Ягода, и ему было всё равно.

Поначалу я испугался, что внутри меня живёт столько людей. Однако уже к вечеру, когда был изрядно пьян, я с воодушевлением понял, насколько я разносторонняя личность, и оглянулся, чтобы поделиться этим радостным озарением с другими, но вдруг заметил, что в комнате я снова один.

Грюндих был невероятно раздосадован тем, что его идиотская сущность вышла наружу, оттого ходил в расстройстве целыми днями и в результате напутал при составлении собственного расписания. Как следствие, однажды утром обнаружил, что сам себе поставил лекцию по космологии и политике на одно время.

Однако же, согласно твёрдому убеждению Грюндиха, вести разговоры о политике мог и идиот, потому Грюндих-гений смело делегировал задачу Грюндиху-тупице.

Лекция имела столь оглушительный успех, что Грюндиха стали приглашать на все социально значимые мероприятия. Вскоре оказалось, что Грюндих одинаково хорошо разбирается не только в политике, но и в социологии, философии, мифологии древних викингов, разведении кроликов и акушерстве. Всё, о чём бы он ни говорил, он преподносил с такой завидной уверенностью, что зрители слушали открыв рот и внимали каждому слову мэтра.

Талант заметили за пределами университета. Уже через неделю ни одно заседание городского совета не обходилось без его видения перспектив городского озеленения или планов по оптимизации дифференцированного налогообложения.

Умный Грюндих был рад, что глупый активно занимается гражданской деятельностью, то есть не путается под ногами. Однако же уже скоро харизма Грюндиха-идиота выросла настолько, что им двоим уже было не поместиться в университетских покоях, и умный Грюндих вынужден был жить в кладовке, лишь изредка показываясь на свет, чтобы перекусить.

Дабы моё нахождение в архивах и в стенах университета в целом не вызывало вопросов, Грюндих оформил меня в штат в качестве преподавателя. Безусловно, преподаватель, ничего не преподающий, через некоторые время начал бы вызывать подозрения, а я не знал, сколько времени мне понадобится на изучение университетских архивов. Грюндих хоть и считал меня профессором по детерминизму, сам-то я не забывал, что являюсь специалистом широкого профиля, то есть полным профаном.

В один из дней Грюндих представил меня преподавательскому составу. В основной массе своей это были седые, пропахшие средством от моли толстячки, питавшиеся чужими мыслями, неустанно пережёвывавшие чужие идеи и отрыгивавшие собственные трактовки чужих озарений. На сотню таких паразитов находилась одна светлая голова, однако в авторитетных кругах даже самая светлая голова способна поникнуть и начать пахнуть средством от моли.

На этом фоне я скоро заслужил особый статус. Так как ни в каких науках, кроме лжи, я особо не разбирался, я ходил всюду гусем, тыкал пальцем, вставлял своё слово в каждый разговор и потому слыл глубоким человеком и интересным собеседником.

А так как многое из того, что я говорил, в силу моей откровенной необразованности в вопросе, зачастую шло вразрез с накопленными человечеством за тысячелетия истории науки знаниями, меня считали учёным новой формации с идеями, опережающими своё время.

Так, например, во время своего диспута в столовой с профессором Зададюной я отверг существование недавно открытой фиолетовой материи, аргументируя это тем, что, в отличие от тёмной материи, фиолетовую никто не видел. А когда Зададюна, краснея от возмущения, ткнул мне под нос расчёты, призванные доказать мне мою неправоту, я с негодованием разорвал на глазах у всех голограмму испещрённых цифрами и формулами листов. А что мне оставалось — не читать же их в самом деле?!

Ставший свидетелем инцидента ректор университета вечером вызвал меня к себе. В доверительном разговоре он предложил мне написать какой-нибудь научный труд, который предлагал за немалые деньги купить у меня, дабы опубликовать под свои именем, что, как он надеялся, поможет его карьере в свете грядущих перевыборов.

Это было мне на руку, потому как в известной степени избавляло от необходимости вести преподавательскую деятельность, и я немедленно согласился.

Когда я вернулся к себе в комнату, солнце опускалось за верхушки сосен, высоко в небе светила луна, хотелось есть, холодильник был пуст. Я разложил перед собой чистые листы бумаги, взял перо и написал название будущей работы:

«Смена дня и ночи, или Еда как иллюзия».

«Глава 1.

Испокон веков, почти с самого начала своего существования человечество хотело есть», — начал я.

На этом месте я сделал паузу и решил не писать столь категоричных утверждений бездоказательно.

«Доказательства тому мы находим в научных трудах Э. Добронравова и Б. Розенкранца», — сослался я.

Конечно, никаких учёных Добронравова и Розенкранца никогда не существовало, но так мой опус выглядел серьёзней, да и кто станет это проверять.

«Косвенные доказательства желания перекусить мы находим и в многочисленных трудах классиков мировой художественной литературы», — добавил я.

«Желание позавтракать, а также пообедать, а иногда и сытно поужинать, хотя лучше и то, и другое, и третье, является столь же непреложной истиной, как смена времён суток. Причём именно в таком порядке, а никак не наоборот — это столь же непререкаемый факт, как то, что за утром следует день, а за днём вечер.

Однако же официальной науке известен случай, когда следом за днём сразу наступило утро, но это произошло лишь однажды, в эпоху мрачного средневековья в 2033 году от Рождества Христова.

Сия метаморфоза вызвала массовые народные волнения и, как следствие, полнейший крах экономики микронезийского региона, что чуть не привело к противостоянию северного и южного полюсов».

В желудке урчало и дальше писать про еду не было сил. Я спустился во двор и отправился на охоту. Моей жертвой стал припозднившийся лоточник, у которого я купил порцию мороженого. Перекусив в парке на скамейке, я почувствовал, что проблема мирового голода сильно преувеличена, и в хорошем расположении духа, вернувшись за рабочий стол, закончил первую главу, подарив читателю надежду своим оптимистичным тоном.

Ничто так не способствует хорошему сну, как творческая самореализация и ужин.

Каждый день я выдавал короткие главы, в любой момент ожидая, что ректор догадается, что это полная ахинея. Вторую главу я озаглавил «История вопроса»:

«СМЕНА ДНЯ И НОЧИ, ИЛИ ЕДА КАК ИЛЛЮЗИЯ. Глава 2. История вопроса.

Недостаточная точность современных измерительных приборов, а также сложность анализа имеющихся у современной науки данных не позволяют с точностью определить, когда именно человек впервые поужинал, равно как и установить, что именно это было за блюдо или хотя бы к какой кухне оно принадлежало.

Вокруг данного вопроса не утихают научные споры, сейчас же можно лишь с известной долей приблизительности заявить, что это было около восьми часов вечера и, скорее всего, подавались лёгкие холодные закуски».

В третьей главе я затронул социально значимые вопросы, глава была пересыпана подобными перлами:

«С изобретением встраиваемой бытовой техники роль женщины в политике значительно возросла. Если в предыдущие эпохи активной социальной деятельностью из женщин занимались лишь единицы, не умевшие готовить, то с изобретением бытовых приборов готовить умели всё меньше женщин».

Пока ректор был готов кормиться этой чушью и не знал, продолжать считать меня гением или признать шарлатаном, я мог быть спокоен и проводить всё свободное время в архивах.

Однажды, в обеденный перерыв, углубившись в чтение, по дороге в столовую я сбился с пути. Я читал найденную в архиве утром книгу под названием «Смысл жизни» и, листая страницы, не заметил, как свернул не в тот коридор, и вдруг оказался перед дверью с табличкой, гласившей «Факультет Удачеведения. Экспериментальный отдел».

Удача бы мне пригодилась. Я вежливо постучал и вошёл.

— Профессор Фрейд!

Я кивнул, польщённый тем, что был узнан.

Приветствовавшие меня молодые люди и девушки стояли, образуя круг метров трёх в диаметре. Лица их были напряжены, читалась досада, усталость и замешательство.

Очевидно, это были студенты, занимавшиеся практическими занятиями.

— Привет. Никогда здесь ранее не бывал. Чем занимаетесь? — поинтересовался я беззаботно.

— Проводим эксперимент, — тяжело ответил один из молодых людей.

— И как успехи?

— О боже, это ужасно! — ответил парень. — Эксперимент ещё не начался, а уже оказался на грани провала.

— Поясни, — попросил я.

— Видите ли, мы изобрели средство для повышения персональной удачливости и собирались его испытать.

— И в чём сложность?

— В том, что сейчас нам нужно выбрать того, кто будет испытывать.

— И? — не понял я.

— Проблема в том, что мы не знаем, как нам выбрать этого человека.

— Ну выберите его жеребьёвкой, — предложил я. — Кому повезёт, тот и будет счастливчиком.

— В том-то и дело! — воскликнул мой собеседник, страдая от моей непроходимости. — Как можно испытывать средство для удачи на том, кому везёт? А что, если, напротив, средство может причинить вред испытателю? Тогда результат жеребьёвки следует расценивать, наоборот, как неудачу. В таком случае средство, которое приносит неудачу, будет испытано на неудачнике. Вы представляете, какие последствия это может иметь для испытателя?!

— Хм-м, — задумался я, — а как называют того человека, который действует по принципу «будь что будет»?

— Фаталист? — неуверенно произнёс мой собеседник и вдруг воскликнул, — Гениально! Нам нужен фаталист! Но где же его найти?

— К вашим услугам, — кивнул я. — Давайте это ваше средство мне, потому что «будь что будет» — это про меня.

— Вы наш спаситель, — парни зааплодировали, а девушки чмокнули меня в щёку. Это я удачно зашёл.

Меня вывели на улицу. Выглядело это примерно так: я шествовал в качестве объекта наблюдения, а в двадцати метрах позади меня семенили бесстрашные исследователи.

Средство для повышения персональной удачливости представляло собой небольшой кулон. Едва мне повесили его на шею, как фортуна взяла меня в свои цепкие руки.

Сначала за мной погналась бродячая сублезака. Но мне повезло: рядом был забор и я перепрыгнул через него. За забором была стройка, и я упал в строительную канаву, но мне снова повезло, и я ничего не сломал. Робот-охранник был частично разряжен, и выстрелом меня парализовало лишь наполовину — опять сплошное везение. Хромая, я вывалился на пешеходный переход, где меня сбила машина. Врач сказал, что мне повезло, что я остался жив.

Страшно представить, что было бы, если бы на мне не было кулона удачливости.

Я попытался вернуть гаджет научном коллективу, но они в ужасе разбежались. Пожав плечами, я оставил кулон себе. Пригодится.

Итак, время шло, а поиски мои были безрезультатны. Кроме как в сказках и легендах, Ларианский Огонь нигде не упоминался. Я готов был ухватиться и за соломинку, но даже в этих произведениях фольклора не было сколь-нибудь конкретной информации по статусу и нынешнему местоположению объекта.

Пока однажды, наконец, мне не повезло. Извлёкши на свет божий из-под слоя пыли увесистый фолиант, я с надеждой и трепетом обнаружил на нём слова, гласившие:

«История Земель. Научный труд преподобного брата Иммануила Светоча-Истинного».

Научный труд по истории — это дело серьёзное, тут вас не обманут.

И я стал бережно ворошить пожухшие страницы непредвзятой правды.

Образ за образом вставали перед моим мысленным взором события прошлых дней.

Книга представляла собой подробную хронику, где страница за страницей брат Иммануил старательно описывал заслуживающие внимания происшествия последних сотен лет, от монастырского чемпионата по регби, закончившегося многодневным массовым помешательством и танцами, до разгона ячейки мирового правительства в Институте Политологии и Психиатрии.

И вдруг — о счастье! — когда я почти отчаялся, моему взору открылось эпическое полотно о двух страниц, в столь лаконичном формате едва сумевшее вместить в себя всю масштабность описываемой драмы.

Да-да, я наконец-то нашёл реальную историческую заметку о Ларианском Огне!

О чём же гласила данная заметка?

В далёком героическом прошлом, когда Нибиру ещё была разделена на страны и государства, величественный король Батук, возвращаясь с царской охоты, попал под дождь и, дабы уберечь себя от непогоды, а коней от распутицы, укрылся в мрачной пещере, в народе прозванной Зловещей Ловушкой. Нисколько не озаботясь подозрительным наименованием — ибо храборость его не знала границ — король Батук, владыка всех местных земель, спокойно заснул на мягком родном каменном полу.

Когда же он проснулся, была тёмная ночь, а на небе не было ни звезды, и король потерялся в сводах пещеры и, не в силах найти выход, углубился в недра горы.

Именно там-то взору его и предстал благодатный свет легендарного Ларианского Огня.

Взяв Огонь в руки, король Батук тут же почувствовал огромный прилив сил. Весь мир, казалось, был готов лечь у его ног, горы — раздвинуться, а море, попадись оно ему по пути, едва ли доставало бы до колен.

Освещая себе путь сакральным артефактом, венценосная особа обрела чувство ориентации и вскоре выбралась из пещеры наружу.

Вспрыгнув на королевского коня, Батук немедленно направился к себе в замок, держа Ларианский Огонь, словно факел, впереди себя на вытянутой руке.

Но полон злобы и зависти мир международных отношений.

Владыка соседнего государства, король Табук, прознав про такую удачу сопредельной державы, не в шутку закручинился и, будучи охочим до интриг — в меру своего понимания этого слова и внешней политики — собрал армию и напал на владения Батука.

Молниеносным броском Табук осадил замок Батука армией, в сотни раз превышавшей гарнизон замка.

Но Батук не отчаялся. Поднявшись на самую высокую башню замка, вознёс он молитвы нибируанским богам, воздел руку, сжимавшую Ларианский Огонь, и, обратившись с пламенной речью к воспрянувшему гарнизону, повёл своих солдат в атаку.

И случилось чудо! Наполнились чресла воинов силой дюже, взыграла отвага в их сердцах, разбили они армию Табука, а самого Табука заточили в Зловещей Ловушке на веки вечные!

Ларианский Огонь же был помещён на священное место в тайной комнате в замке Батука.

Я вытер пот со лба. Заметка закончилась. Оставалось узнать, где этот замок Батука.

Заметка преподобного брата Иммануила ссылалась на «Летопись Бед и Свершений» достопочтенного инока Морока Мудрого.

«Где же её, чёрт возьми, искать?!» — взмолился я и увидел, что она лежит следующей в той же стопке, откуда я взял «Историю Земель» брата Иммануила.

Вот так удача!

Я схватил труд инока и принялся судорожно листать в поисках упоминаний Ларианского Огня.

Наконец, я нашёл главу «Летописи» Морока, взятой Иммануилом за источник своей «Истории».

В ней, правда, упоминались не короли Батук и Табук, а князья с теми же именами. Но это же не суть важно — очевидно, что это были те же исторические персонажи.

«Укрываясь в Безымянной Пещере…» — читал я. Вот она, опять пещера! Источники не врут! Правда, здесь она прозвана Безымянной Пещерой, а не Зловещей Ловушкой, но, возможно, либо инок Морок был хуже проинформирован, либо брат Иммануил немного приукрасил.

Итак, укрываясь в Безымянной Пещере, говорилось в летописи, от непогоды со своей дружиной по пути к замку, занедужил князь и, заходясь в тяжёлом кашле, велел повару приготовить ужин, чтобы восстановить силы. Однако кончилась в обозе провизия, а охотники не смогли добыть зверя, так как вся съедобная живность в такую погоду попряталась по норам.

Закашлялся князь пуще прежнего и велел слугам собрать дров и развести костёр, дабы согреться. Однако слуги не смогли найти сухих дров, ибо весь лес во время ливня отсырел, да и спички у слуг промокли. В общем, вернулись слуги, поклонились князю виновато и развели руками.

Тогда приказал князь личному адъютанту подать вина, однако оказалось, что бурдюк с вином прохудился и всё вино вытекло по дороге.

Совершенно расстроенный таким неквалифицированным персоналом и общей неорганизованностью происходящего, князь отчаялся и, предчувствуя свою скорую кончину от усиливающейся болезни, вовсе потерял веру в своё выздоровление, как, впрочем, и в человечество, и велел отнести себя вглубь пещеры и там оставить умирать, подобно древнему мамонту.

Напоследок завещав солдатам по возвращении казнить повара, слуг, охотников и адъютанта.

С подозрительной готовностью княжеские соратники прислушались к последней воле умирающего и, взвалив его на плечи, тяжело понесли под тёмные пещерные своды.

Однако в глубине пещеры своды оказались освещены загадочным артефактом, которым был, конечно, Ларианский Огонь. Скорбящая дружина сложила князя на пол возле Огня, отчего князь неожиданно быстро согрелся, перестал кашлять и вовсе почувствовал себя довольно сносно.

Вернувшись наутро с живым и здоровым князем ко входу в пещеру, дружина обнаружила отсутствие адъютанта. Однако, не ожидая ничего дурного, все предположили, что того просто-напросто растерзали дикие звери, и спокойно продолжили путь к замку.

Однако, как оказалось, княжеский адъютант ввиду своей глубокой подлости вовсе не был растерзан зверями, как и не собирался быть казнённым солдатами князя, поэтому выбрался из пещеры раньше всех остальных и поспешил сквозь лес к ближайшему врагу князя и его соседу по земельному участку, князю Табуку, чтобы рассказать тому о чудесной находке в недрах пещеры.

К вечеру князь Табук, снедаемый завистью, с войском окружил дружину Батука в лесу и попытался перебить её в полном составе, включая самого Батука, дабы завладеть чудесным артефактом.

Однако за прошедшие сутки Ларианский Огонь не только полностью излечил Батука от простуды, но и, как оказалось, придал тому нечеловеческую силу, вследствие чего Батук с дружиной одержал верх над Табуком и его войском, после чего присоединил земли Табука к своим, Табука заточил в башню, а Ларианский Огонь спрятал в тайной комнате.

Опять тайная комната! Но вот досада: в летописи инока Морока Мудрого также не разглашалось местоположение этой самой комнаты.

Однако «Летопись Бед и Свершений» инока Морока Мудрого ссылалась на собрание записей народного сказителя Феврона Оглоеда под названием «Басни и Легенды Старины».

Но, к моей великой тревоге, инок Морок в комментариях сообщал, что записки Феврона Оглоеда были изданы всего в одном экземпляре, ибо должны были распространяться, согласно завещанию самого автора, великого народного сказителя, как и подобает народным сказаниям, из уст в уста.

Вот те на! Где же мне искать этот единственный экземпляр?

Я обеспокоенно отложил «Летопись» в сторонку и вдруг заметил, что следующей книгой в стопке была как раз «Басни и Легенды Старины».

Ну конечно, где же ей быть, как не в знаменитой Нибируанской библиотеке!

Я схватил потрёпанную книжку в мягкой обложке и быстро нашёл соответствующую главу.

Я, правда, был несколько удивлён, что в ней речь шла уже не о князьях Батуке и Табуке, а о почётных гражданах некого города с такими же именами.

В один прекрасный день, говорилось в потрёпанной книжке, знатный горожанин Батук решил увеличить свой винный погреб. В процессе рытья он наткнулся на загадочный предмет, которым, по всей видимости, являлся знаменитый Ларианский Огонь из мифов. Точно не понимая, что же он нашёл, но не сомневаясь, что что-то ценное, горожанин Батук изрядно обрадовался и припрятал находку в доме.

Закончив расширять свой и без того обширный винный погреб, Батук пригласил отпраздновать это событие не менее знатного горожанина Табука, который проживал в соседнем особняке.

В особняке Батука оба знатных горожанина знатно напились вина, после чего Батук проговорился Табуку о своей находке.

Зависть взыграла в Табуке. Он попросил Батука показать, где именно был найден предмет, и не ожидавший предательства Батук повёл гостя в винный погреб.

Когда же оба дошли до того края винного погреба, где находка была сделана, Табук принялся настаивать, что эта часть винного погреба Батука находится на его, Табука, земле, а точнее, под его, Табука, землёй, а это значит, что загадочная и богато выглядящая находка, несомненно, должна принадлежать Табуку.

Между двумя знатными и изрядно подвыпившими горожанами произошла ссора, вследствие которой Батук одолел Табука, ибо Ларианский Огонь придал сил ему как законному владельцу.

Табук был сдан полиции, а Ларианский Огонь заперт — где бы вы думали? — в тайной комнате.

В свою очередь книга «Басни и Легенды Старины» достопочтенного сказителя Феврона ссылалась на криминальную хронику Скоропостижской губернии позапрошлого века.

Конечно же, я ожидал увидеть, согласно наметившейся тенденции, криминальную хронику следующей книгой в стопке, однако, к моему разочарованию, под «Баснями и Легендами Старины» в стопке лежал лишь потрёпанный географический атлас с бесполезными старинными картами. Атлас был обёрнут в газету.

Повертев книгу в руках, я вдруг заметил на газете крупные буквы «КРИМ». Я срочно развернул газету, чтобы увидеть заголовок полностью. Газета оказалась «Скоропостижскими новостями», а заголовок гласил «КРИМИНАЛЬНАЯ ХРОНИКА».

Глупо было надеяться, но мне опять везло: именно в этом номере «Скоропостижских новостей» была заметка о ссоре неких фермеров, которых звали Батук и Табук. Сухим полицейским языком в ней сообщалось вот о чём:

Некий крестьянин деревни Великие Скоморохи по имени Табук задумал углубить сортир, ибо сортирная яма переполнилась и дерьмо грозило перелиться через край и заполнить весь двор. Дабы не горбатиться в одиночку, Табук пригласил в помощь своего соседа Батука, мотивировав того тем, что рано или поздно фекалии и их запах доберутся и до соседского участка.

Вооружившись лопатами, двое «друзей» рассудили, что негоже лезть в говно трезвыми. Табук вынес из дома браги, и активными возлияниями соседи принялись повышать свою совместимость с дерьмом.

Наконец, приведя себя в соответствующее состояние, они взялись за дело. Первым за дело взялся Батук, и сразу же ему сопутствовала удача: гнилые доски подмостка не выдержали и Батук провалился в яму. Побултыхавшись минуту в соседских фекалиях, счастливчик вынырнул, держа в руках сверкающий артефакт, нащупанный им на дне ямы.

Узнав в артефакте легендарный Ларианский Огонь, Табук прекратил пить, воспылал завистью, поднялся на ноги и треснул Батука лопатой по голове.

Так их и нашли позже соседи и полиция, лежащими рядом — Табук мертвецки пьяный на земле, а Батук просто мёртвый спиной вверх в яме с дерьмом.

Так вот в какой тайной комнате и пещере был найден и вновь утерян Ларианский Огонь. Как ни удивительно, но в заметке ничего не сообщалось о его дальнейшей судьбе. По тону заметки было понятно, что мало кто всерьёз поверил в рассказ Табука, беглый осмотр места происшествия ничего не дал, а нырять в дерьмо глубже желающих не нашлось — археология была тогда ещё слабо развита.

Ну что же, мне оставалось разыскать эту самую деревню Великие Скоморохи, только где же её искать?! За столетия топонимика существенно изменилась, да и самих старых деревень могло больше не существовать.

Я зажмурился и вошёл в Сеть. Мысленно набрал поисковый запрос, но деревня Великие Скоморохи не находилась. Невероятно, словно кто-то подчистил любые упоминания об этом месте.

Эх, вот бы мне раздобыть старинный географический атлас… Ах, ну да, вот же он у меня в руках.

Современным поисковым системам следовало поучиться алгоритмам у Нибируанской библиотеки. Странно, но меня в тот момент совершенно не насторожило, что искомые документы словно сами шли мне в руки.

Я без промедления отыскал в атласе нужное мне название деревни, запомнил номер страницы и пролистал до нужной карты.

На карте не было ни ширины, ни долготы, но, побродив пальцем по нарисованным рекам и дорогам, я наконец нашёл весьма существенный ориентир. Это был тот самый монастырь, уничтоженный много лет назад, в библиотеке которого я сейчас находился.

Сердце моё билось всё чаще, я сунул атлас за пазуху и поспешил на улицу. Был уже поздний вечер, на улицах никого не было, даже раскидистые кроны деревьев хранили тишину, словно спали. На стоянке такси в ста метрах от главного университетского корпуса я сел в первую же попавшуюся машину и показал роботу-водителю карту.

— Мы, — объяснил я громко. — Вот здесь.

Я ткнул пальцем в монастырь.

— А надо — сюда.

Я ткнул пальцем в деревню Великие Скоморохи.

Водитель моргнул механическими глазами.

Очевидно, в этот момент в его электронных мозгах древняя карта накладывалась на современную.

— Маршрут построен, — наконец сказал он. — Как желаете ехать: молча или с разговорами?

— Всё равно, — отмахнулся я в предвкушении скорой добычи.

— Могу рассказывать анекдоты, — перечислял опции таксист, — Говорить о политике. Сокрушаться о женском коварстве.

— Неинтересно, — ответил я.

— Специально для вас, — продолжал рекламировать водитель, — Могу рассказать историю своей никчёмной жизни, чтобы вы подняли за счёт меня свою самооценку.

— Давай лучше молча, — решил я, — А впрочем, расскажи мне новости.

— Как скажете, — учтиво ответил таксист, выдержал паузу, настраиваясь на нужный радиоканал, и из его рта зазвучал голос новостного диктора.

— С нескрываемой радостью встретили илмарианские войска жители карликовой планеты Галопия. Карликовое правительство Галопии уверено, что в составе Илмарианской Империи их планету ждут процветание и порядок.

— Илмарианский министр Хроннинг объявил о начале четырёх новых археологических экспедиций в самые удалённые уголки галактики в поисках древних артефактов. По словам господина Хроннинга, илмарианская наука испытывает небывалый подъём, что является следствием мудрого руководства илмарианского правительства.

— С верфей илмарианского звёздного флота спущен на орбиту планеты Пирс крупнейший в галактике звёздный линкор «Молчаливый Орёл».

— Правительство Великой Гербарианской Империи обеспокоенно наблюдает, как илмарианские геологи приступили к разработке полезных ископаемых в радиоактивном поясе астероидов Дюран.

«Слишком много илмарианского в новостях», — подумал я и раздражённо попросил таксиста выключить радио.

— А мы почти приехали, — сказал в ответ робот-водитель. Я присмотрелся сквозь ночную темноту. Впереди виднелись невысокие строения, двух-, трёхэтажные здания в классическом стиле. Как и вся архитектура Нибиру, они были похожи на корпуса университетского кампуса. Некоторые были увиты плющом, иные прятались за массивными деревьями. Похоже, столичный пригород. Мы въехали под фонари пустующих улиц.

— Какой адрес? — уточнил таксист.

— Понятия не имею, — признался я. — Остановитесь на минуточку.

Такси прижалось вправо и остановилось.

Я раскрыл атлас, нашёл страницу с более детальным изображением Великих Скоморохов. На карте были обозначения улиц, но я не знал, на какой из улиц проживали Табук и Батук.

Я развернул газету и перечитал заметку. В ней также не был указан адрес.

Похоже, удача закончилась. Я в расстроенных чувствах сложил газету и вдруг увидел на последней странице некролог.

«Скоропостижно скончался, — говорилось в „Скоропостижских новостях“, — житель деревни Великие Скоморохи Батук. Друзья и кредиторы приглашаются завтра в дом почившего на пересечении улиц Заунывная и Бесконечная.».

Ниже жирным шрифтом шла эпитафия «Умер достойно, как и жил!».

Иронично, учитывая обстоятельства смерти Батука.

— Едем на пересечение улиц Заунывная и Бесконечная, — велел я.

Ведь если Батук и Табук были соседями, то и их дома (и сопутствующие постройки) находились рядом.

— Таких улиц не найдено, — сообщил таксист после некоторой паузы.

Мы оба уставились на разворот атласа с изображением улиц Великих Скоморохов.

— Наложи современную карту, — велел я.

Таксист «подумал».

— Современная карта улиц совпадает не на 100 %.

— Понятное дело, — вздохнул я. — Сотня лет прошла.

— Однако, — продолжал робот, — овраг всё на том же месте.

Я рассмотрел на карте овраг.

— Отлично! Ты сможешь определить местоположение по этому оврагу?

— Готово, — сказал таксист. — Требуемое место находится на пересечении улиц Прогрессивная и Долгая.

— Поехали! — скомандовал я.

Мы поехали.

«И что я там увижу? — подумал я. — Это уже другой город, другие улицы. Неужели я и правда надеялся, что там по-прежнему стоит сортир?»

Через две минуты мы приехали на пересечение улиц Прогрессивная и Долгая. Теперь здесь стоял Музей Современного Искусства.

Конец ознакомительного фрагмента.