Горячий 41-й год

Борис Цеханович, 2018

1941 год. Год горечи, разочарований, поражений. Трудное, переломное время для государства и тяжёлое бремя выбора для обыкновенных людей, в том числе и людей в форме, когда ты вынужден решать – что делать? То ли сразу сдаться, перестать бороться и тихо продолжать жить, то ли сразу пойти на службу к врагу или же, отбросив первое и второе – драться. Драться, не жалея своих сил и самой жизни. И таких было большинство. Реальная история зарождения партизанского движения в Белоруссии,услышанная автором из уст партизана. Фото из личного архива автора. Содержит нецензурную брань.Содержит нецензурную брань.

Горячий 41-й год

— Фууууу…, ни фига себе, как повезло…., — устало откинулся на стенку купе и закрыл глаза. Я возвращался из командировки в Германию и прекрасно представлял себе все проблемы связанные с приобретением билетов на поезд. Служебные дела в командировке уладил быстро и выкроил ещё пять дней на Кострому, где неплохо отдохнул у бабушки с дедушкой. С Костромы до Москвы доехал ночным рейсом автобуса и через час после прибытия на московский автовокзал «Щёлково» заходил в кассовый зал Белорусского вокзала. Я был готов к трудностям нудного и долгого стояния в очереди, но увидев битком набитый зал, ужаснулся: вьющиеся, бесконечные очереди в несколько рядов, потные и злые пассажиры, уставшие и капризные дети, непрестанно теребившие раздражённых родителей и ровный, беспрерывный гул голосов, прерываемый неразборчивыми объявлениями вокзальных дикторов. Такая картина была перед кассами для гражданских и я с лёгкой надеждой двинулся к кассе для военнослужащих и был неприятно удивлён — здесь очередь была на порядок длиннее и многочисленнее. Потыркавшись и пообщавшись с теми, кто уже отстоял несколько часов в очереди, передо мной нарисовалась довольно неприятная перспектива простоять за билетом от двенадцати часов до суток.

С досадой почесав затылок, по военному быстро принял решение. До вечера гуляю по Москве, а вечером занимаю очередь, стою «насмерть» и в крайнем случае, через сутки, куплю билет на вечерний поезд «Москва-Брест».

Так и сделал. Москва была моим любимым городом, поэтому с удовольствием поболтался по столице, а вечером вновь нарисовался на вокзале. Плотно и не спеша поев в ресторане, накатил грамм сто пятьдесят армянского коньяка и занял очередь в кассу. Те, кто стоял последними утром, когда я здесь был, продвинулись только до середины очереди. Тяжело вздохнув, раскрыл интересную книжку и приготовился к терпеливому стоянию. Особо не беспокоился, в отличие от подавляющего количества стоявших в очереди, которые возвращались в Германию и Польшу из отпусков с минимумом денег, у меня в кармане было около пятисот рублей. Так что если будет невезуха, с голода и от безденежья страдать не буду. Виза кончалась через две недели, так что….., но конечно лучше купить билет и вовремя прибыть в часть.

Только углубился в чтение книги, как послышался бодрый голос: — Товарищи, есть один билет в поезд «Москва-Берлин». Отправление через сорок минут. Кому-то надо…..?

Очередь ожидаемо встрепенулась, но никто так и не изъявил желание купить, а меня как толкнуло в спину и призывно махнул рукой. Парень, лет двадцати семи, с открытым лицом подошёл и недоверчиво оглядел меня.

— Я беру. Сколько?

— Офицер?

— Какая тебе разница?

— Я ведь за наличку продаю, а не за проездные документы, — парень стремительно терял ко мне интерес и собирался отходить от очереди.

— Беру за деньги. Сколько? — Настойчиво спросил я. Перспектива через сорок минут оказаться в вагоне и уехать из Москвы меня устраивала полностью.

— Вагон спальный, дорого…, — парень продолжал смотреть с недоверием.

— Блин.., ну сколько…?

— Девяносто рублей.

— Беру, — выдохнул я, а стоявший передо мной мужик решительного вида, слушавший наш разговор, осуждающе произнёс, обращаясь ко мне.

— Не бери, обманет. Ведь это спекулянт.

Парень не обиделся, а улыбнувшись на все тридцать два белых зуба, заверил меня: — Не слушай никого, завидно человеку, что не он покупает, вот и болтает. Я тебя сейчас в вагон посажу и ты там со мной рассчитаешься, чтоб без всякого сомнения. Так берёшь?

— Беру, беру, пошли. Я за вами, если вернусь, — это я уже обратился к отвернувшемуся, недовольному мужику.

Через десять минут забрали вещи из камеры хранения и ещё через десять минут подошли к моему вагону. Проводник равнодушно повертел билет в руках, сделал отметку в своём списке и, мазнув меня взглядом, спросил всё ли у меня в порядке с загран. паспортом.

Услышав ответ, что всё в порядке, он совсем потерял ко мне всякий интерес. Мы зашли в двух — местное купе и, оставив вещи, вышли из вагона разговорившись.

Парень действительно был спекулянтом, имел связь с кассами и таким образом зарабатывал себе на жизнь. Надо сказать неплохо зарабатывал. С меня, как он признался, брал тридцатку сверху.

За десять минут до отхода я честно рассчитался с ним и зашёл в своё купе.

Всё, через сутки буду в Берлине, а там поездом до Ошаца три часа и я дома.

Впрочем, один я был в купе минуты две. Послышался звук мягко откатившейся в сторону двери и на входе купе появился представительный, лет пятьдесят пять — пятьдесят семь мужчина, на пиджаке которого тускло блеснула золотая звезда Героя Советского Союза и несколько рядов орденских планок. Я, автоматически, как на пружинах вскочил с нижней полки и принял строевую стойку.

— Вольно, Вольно, — засмеялся незнакомец, — сразу видно армейская косточка… Верно угадал?

— Так точно. Прапорщик Цеханович, командир второго огневого взвода 122 мм гаубиц Д-30.

— Ну.., ну…. Чего орёшь на весь вагон? А я полковник Суриков, Пётр Николаевич. Тебя как зовут?

— Борис…

— Ну и хорошо Борис. У меня девятнадцатое место, а у тебя значит двадцатое. Так?

— Так точно, товарищ полковник, — я хлопнул ладонью по верхней полке.

Герой Советского Союза досадливо поморщился и наставительно сказал: — Давай, Боря, сразу договоримся: я хоть и полковник, но МВДэшный и для тебя Пётр Николаевич, ты понял меня?

— Так точ…., — сконфузился и тут же поправился, — понял, Пётр Николаевич.

— До куда едешь, Боря? До Бреста что ли?

— Не…, дальше — до Берлина.

— Оооо…, попутчики значит, я тоже туда.

Пока мы оживлённо устраивались и общались, поезд плавно тронулся и перрон негостеприимного Белорусского вокзала исчез где-то сзади. Через пять минут в купе зашёл хмурый проводник, забрал билеты и ушёл. Мы оба по очереди переоделись и Пётр Николаевич, хитро на меня поглядев, достал из портфеля бутылку коньяка: — Как.., будешь?

— А какой русский откажется от ста грамм? — Я в свою очередь залез в свою сумку и достал круг колбасы, хлеба, кой какую закусь и тоже бутылку коньяка. Через пару минут небольшой столик был уставлен закуской и выпивкой. Пётр Николаевич взял мою бутылку и протянул её мне.

— Убери до завтра. Границу с Польшей будем пересекать вот и дербалызнем.

Выпили за удачную поездку и пока закусывали, я всё косился взглядом на звезду Героя на пиджаке, висевшим на плечиках.

— Ну, иди. Погляди, если так тебя это интересует, — увидев мой интерес, разрешил полковник.

Что ж…, звезда Героя смотрелась солидно и пальцы чувствовали приятную тяжесть, когда я немного приподнял её. Пять орденов и десять медалей.

— За войну, Пётр Николаевич?

— Звёздочка, четыре ордена и три медали за войну. Я ж год уже отслужил срочной службы, как война началась: от первого дня до последнего. Остальные награды милицейские. За службу в милиции.

— Ничего себе, а я очень люблю читать про войну, особенно про первые месяцы войны. Расскажите, Пётр Николаевич… Только ни как пионерам рассказываете, а по настоящему.

— Ладно.., тогда садись. Выпьем и расскажу. Только не только о себе, но и о других кто был тогда рядом, а особенно про своего командира майора Третьякова. Вот это был командир, всем командирам командир…