Арктический удар

Борис Царегородцев, 2013

В боевом походе атомная подводная лодка К-119 внезапно переместилась во времени и в пространстве, оказавшись летом 1942 года у берегов Америки. Не представляя, как вернуться назад, да и возможно ли это, команда решает идти к родным берегам и помочь своим предкам выиграть войну, тем более что она вооружена знаниями и техникой XXI века. И вот один за другим отправляются на дно корабли немецкого флота, уничтожены авиабаза и порт. В германских штабах паника, в наших – недоумение: кто-то уничтожает противника, а кто – неизвестно. Лишь распространились странные слухи о марсианской подлодке под командованием Ламипета…

Глава вторая

Океанские просторы Атлантики

Сидя у себя в каюте, я задавался единственным, хотя и бесполезным вопросом: почему это случилось именно со мной, с нами? Невозможно, чтобы это было правдой, слишком уж невероятно! Что делать? Воевать ли? Как?

Придется выкручиваться из этой ситуации. И воевать придется, отсидеться где-то в укромном местечке не удастся. Ну что ж, воевать так воевать.

Просматривая подборку по истории войны на море, составленную Санычем, я понял, что в одном очень трагическом моменте войны мы помочь не сможем. Имеется в виду разгром конвоя PQ-17. Мы просто не успевали его догнать, даже идя с максимальной скоростью. Вот если бы нас забросило сюда на неделю раньше, мы бы им устроили ледовое побоище, хотя от подводных лодок мы и отбили караван бы, с авиацией была бы проблема в связи с маленьким боезапасом зенитных ракет.

Выбьем все крупные корабли у немцев, тогда англичане не будут шарахаться от своей тени и будут посылать свои конвои чаще. Отбиться от авиации и подлодок, надеюсь, у них сил хватит. Также подкорректировать операцию «Вундерланд» мы в состоянии. По этому поводу у меня сложилась одна задумка, как напакостить немцам. Первым делом я вызвал лейтенанта Ухова. О таких, как он, говорят, что они могут из утюга, электробритвы, радиоприемника и пары гвоздей изготовить ЭВМ.

— Леня, ты у нас большой спец по радиоэлектронике, так вот, в первую очередь от тебя требуется перенастроить нашу аппаратуру, кроме того, нужен дешифратор для прослушки всех частот и корреспонденции. Короче, мы должны знать все, что делается в океане. Ясно?

— Так точно. Сделаем, товарищ командир.

Третьи сутки меряем мили винтами в этом времени.

За это время мы прошли более полутора тысяч километров, двигаясь на двухсотметровой глубине, иногда выпуская хвост, прослушивали океан на много миль вокруг. За три дня у меня побывал, наверное, каждый третий член экипажа со своими идеями и соображениями по поводу последующих действий в этой войне. Мысли о том, как изменить ход событий, были частично стоящие, частично — не очень. Зашел ко мне и Валентин Григорьевич и сразу, как говорят, рванул с места в карьер.

— Михаил Петрович, я тут на сутки как бы выбыл из общего дела, даже можно сказать, по боевому ранению, — и показывает на свой гипс. — Однако поговорил с народом и выяснил, что принято решение идти на север и помогать СССР в войне с фашистами. Я на все сто с вами. Вы знаете, что я еще при Брежневе поступил в Киевское военно-морское политическое училище; если можно так выразиться, я вскормлен советской властью. Я на десять лет вас старше и очень хорошо знаю, чего достиг тогда Союз, а теперь что от него осталось? Я почему тогда ушел с флота, еще кое-как я терпел этого Горбача, так как Союз был единым. А вот после того, когда развалили его и начали все уничтожать и распродавать… И глядя на это, сердце кровью обливалось, я и ушел с флота, как больно мне ни было. Теперь нам выпал шанс предупредить руководство страны, и предотвратить многие совершенные ошибки, и не допустить в будущем развала страны. Так что предлагаю сразу пойти к Архангельску — в Мурманск соваться опасно, фронт слишком близко — и связаться с представителями советской власти.

— Валентин Григорьевич, вы же понимаете, именно в данный момент мы не можем вот так сразу заявиться к нашим. Что вы им можете сказать? Дескать, прибыли из будущего и хотим поговорить с кем-то из правительства. Вам не поверят, пошлют самолеты и корабли, чтобы нас потопить. Мы обязательно свяжемся с ними, когда этого они сами захотят. А они обязательно за хотят.

— Хорошо, уговорили. Возможно, есть в ваших словах рациональное зерно. Немного подождем. Пойду я, как говорится, к народным массам, надо поговорить с каждым в отдельности. Мы теперь оторваны от дома, разделены не только расстоянием, но и, как оказалось, десятилетиями. Мало ли, кто-то что-то там оставил, их надо поддержать, чтобы легче переносилась разлука с родными, любимыми.

После этого разговора Комиссар развил бурную деятельность, такие стал толкать патриотические речи, Ленин с Троцким чаю попьют! Если бы лодка сейчас не находилась под водой посреди океана, мой экипаж уже бежал бы на фронт убивать фрицев голыми руками.

Атлантический океан как пустыня. В эту войну, в отличие от первой, союзники сразу ввели систему конвоев, но нашлись смельчаки, рисковавшие в одиночку пойти через океан. А шансы посреди океана встретить одинокого нейтрала, английский крейсер, немецкий рейдер или блокадопрорыватель из Японии ничтожно малы. Мы тоже не в претензии. До чего же хорошо — когда против тебя нет ни лодок-охотников, типа «Лос-Анджелес», ни постоянно висящей над головой противолодочной авиации с радиогидроакустическими буями, ни проклятия наших подводников — стационарной акустической системы, которой янки перегородят всю Атлантику в семидесятых. Надводные корабли, эсминцы или фрегаты? — их сонары мы услышим задолго до того, как они сумеют обнаружить нас. И легко уклонимся — океан бесконечен; впрочем, даже если нас каким-то чудом обнаружат — самонаводящихся по глубине торпед еще нет, а преследовать эсминцы не смогут, скорости-то хватит, но больше чем на двадцати узлах даже БПК конца века уже не слышали ничего, кроме собственных винтов. И опускаемых, глубоководных, буксируемых ГАС тоже нет. Нет, естественно, мин в открытом океане — и не только якорных или донных, что были уже в эти времена. Но и «кэпторов», очень поганая такая хрень, контейнер на дне, с самонаводящейся противолодочной торпедой, запуск по шуму винтов. Ничего этого пока нет и не будет лет тридцать, лафа, — и мы беспрепятственно идем на север, к Европе. К фронту. На фронт.

Вчера экипажу показывали фильм «Они сражались за Родину» с Шукшиным. Наш Комиссар после просмотра толкнул речь, поддержал, так сказать, боевой дух личного состава. Конечно, кто-то жалел об оставшихся там родных. Но были и не сожалевшие. Например, главстаршина Сорочьев.

— Детдомовский я, тащ кавторанг. Никто меня там не ждет. Может, повезет, после войны обязательно поступлю в военно-морское училище. Офицером стану, как вы. Отец мой умер, мать — алкоголичка. Как Ельцин пришел — так и начали. Может, теперь не будет никакой перестройки. А Сталин, что Сталин? Он-то уж точно Родиной торговать не будет и другим не даст. Если бы еще Ельцина с Мишкой Меченым в ГУЛАГе сгноил, совсем было бы хорошо!

После этого Григорьич явился ко мне повеселевший.

— Воевать можно, командир. Признаться, я худшего ожидал. Вплоть до открытого неповиновения. Теперь я уверен в каждом члене экипажа, никто не подведет, все выполнят свой долг до конца.

Так что идем крейсерским ходом. Курс норд-ост, сорок пять, на ста метрах.

— Командир, впереди по курсу множественные шумы винтов, пеленг триста пятьдесят! Удаление сорок пять миль, — поступило донесение с центрального от Петровича. — Если будем идти с этой скоростью, догоним через пять часов.

— Наблюдение вести постоянно. Обо всех изменениях обстановки докладывать сразу. Пока идем на сближение.

Хорошо, если конвой, а корабельная поисково-ударная группа? Хотя, помнится мне, такие группы из авианосца-эскорта с десятком «Эвенджеров» и трех-четырех эсминцев союзники начали массово применять только в сорок третьем. Возможно, мы наткнулись на одну из первых? Время еще есть — уклониться успеем.

Наконец стало ясно — конвой, так как акустика выделила больше трех десятков надводных целей. Корабельные группы такими не бывают. Разве что штатовцы решили перебросить в Англию пару линкоров и авианосец со всем подобающим эскортом. Но нет — винты явно гражданских судов.

— Вправо, курс восемьдесят пять! Боевая тревога!

Догоняем конвой, но акустики доложили, что позади основного конвоя слышны шумы трех судов, двигающихся тем же курсом.

— Или это группа прикрытия, или отстающие суда, — предположил Саныч.

Акустики подтвердили его предположение, распознав шумы двух больших транспортов и одного малого.

— Ну, малый может быть и эскортом, — предположил Петрович.

Через час мы догнали концевые корабли. Как мы и предполагали, это были два больших транспорта в двенадцать — пятнадцать тысяч тонн, шедшие под охраной корвета. До основного каравана им оставалось пройти мили три.

И вдруг выкрик акустика:

— Шум винтов, подводная лодка, двадцать справа, дистанция три тысячи. Скорость четыре, идет на пересечение курса с отстающими судами. Не успела выйти на конвой, как ей крупно повезло с этими двумя отстающими или догоняющими. Сбылось-таки.

— Акустик, «портреты» пишешь? — спросил я.

— Так точно, тащ каперанг!

Только определить бы подробнее, что есть что! У каждого типа корабля или судна есть свой уникальный акустический «портрет», позволяющий опознать под водой — с кем имеем дело. Но если по кораблям начала двадцать первого века у нас было полное собрание (и наших, и штатовских, и прочих стран, — а вы думаете, зачем друг за другом слежение ведут в мирное время — и за этим тоже!), то вот сейчас возник громадный пробел.

— Боевая тревога! Сережа, что в аппаратах?..

— Две УГСТ и две пятьдесят третьих.

— Отлично!

— Атакуем, командир?

— Ждем пока. Если нас обнаружит этот корвет, хотя маловероятно.

Ныряем на семьдесят. Не хватало еще попасть под раздачу.

Когда диспозиция уже срисована на планшет, по изменению пеленга вполне можно следить за обстановкой в пассивном режиме.

— Ну, акустики, не подведите!

— Слышу пуск торпед! Не по нас — пеленг три, дистанция две тысячи пятьсот.

Ожидание пара минут. Взрыв! Второй! Ничего не слышу. Хотя читал, что наши подводники при удачном попадании слышали это без всякой акустики.

— Цель один поворачивает вправо, пеленг…

Так, корвет, естественно, спешит на помощь. Не предотвратить, так хоть отомстить.

— Лодка поворачивает влево. Пеленг два, один, ноль.

— Саныч! У «семерок» немецких как быстро перезаряжались аппараты?

— Не меньше десяти минут! Могло и двадцать.

— Цель один — дистанция две тысячи, пеленг…

Похоже, фриц не успевает. У корвета скорость больше.

— Лодка замедляет ход. Глубина сорок.

Упертый фриц решил переждать, авось англичанин его не заметит, проскочит дальше. А это мне ну очень не нравится, потому что тогда он выйдет прямо на нас. Пожалуй, зря поскупился на имитатор. Если корвет минует немца, нам придется уходить. И отрываться на скорости. Не угнаться за нами «цветку» с его парадными шестнадцатью узлами. А портрет «немки» мы срисовали хорошо. Интересно, это «семерка» или более крупная, «девятка»?

— Корвет поворачивает на другой курс. Слышу взрывы глубинных бомб!

Засек все же. Ну, доигрался фриц!

— Лодка резко уходит влево! Пеленг триста пятьдесят, дистанция тысяча пятьсот. Конвой на удалении шести миль. Весь конвой меняет генеральный курс! К норду!

Облом тебе, фриц, даже если вывернешься, караван к тебе кормой. Уже не достанешь! Слежу за планшетом, пытаясь оценить обстановку.

Корвет заходит на лодку снова. Бомбит. Акустик докладывает о «непонятном звуке». Корвет возвращается к тому месту, где было потоплено судно, чтобы подобрать выживших. Но после попадания двух торпед судно так быстро ушло на дно, что спасать практически некого, за исключением трех матросов посреди океана, державшихся за обломки уничтоженного судна. Подобрав их, корвет бросился догонять судно, которое изо всех сил спешило догнать караван.

— Лодка уходит влево… пеленг… дистанция четыре тысячи метров.

Живой, паразит!

— Акустик, что за звук был? Похоже на разрушение корпуса?

— Нет, тащ командир, больше на выстрел воздухом из аппарата!

Ясно. Слышал про этот трюк еще в училище. Сунуть в аппарат заранее взятый мешок со всяким мусором и дерьмом, на поверхности хороший такой пузырь, дрянь плавает, можно еще топлива немного добавить — полная иллюзия, что лодка погибла.

Что ж, посмотрим, что фриц будет делать дальше! Любопытно. Попаданий два — все в одного или двум сразу прилетело? Наверное, нет. Второй транспорт скорости не сбросил, а даже прибавил, значит, ему крупно повезло.

Проходит час. Конвой скрывается за горизонтом.

— Лодка продувает ЦГБ!

Фриц решил всплыть. Резонно, зачем ему тратить заряд аккумуляторов?

Мы ждем с единственной целью: взглянуть, ЧЕЙ портрет мы записали — «семерки» или «девятки»? Тоже всплываем под перископ.

— Саныч, глянь!

Штурман смотрит и выносит вердикт:

— «Семерка», похоже. По пропорции рубка-корпус. У «семерки» рубка точно в середине, а у «девятки» чуть сдвинута в корму. «Семерка», однозначно.

Фриц тем временем резво идет под дизелями. В сторону ушедшего конвоя! Чуть забирая к югу. Упертый попался! Его ход семнадцать, и он легко обгонит караван, держась чуть в стороне. Ясно, отчего к югу: если конвой, идя на восток, отклонился на север, скоро вернется на прежний курс, а фриц просто срежет угол напрямую.

— Лодка ведет радиопередачу кодом! Записано.

И без расшифровки ясно — докладывает об обнаруженном конвое, его составе, месте, курсе, скорости, следующей лодке завесы. Или наводит на него всю стаю. В следующий раз на караван выйдет уже теплая компания!

Да, сейчас мы узнали, как немцы едва не поставили Британию на колени. И как англичане все же отбились. Фриц — опытный подводник, умелый и не трус. Интересно было бы с ним встретиться в бою на симуляторе в училище. Подводная дуэль, кто кого?

Также интересна его реакция на нестандартную ситуацию. Что там писали про тупой немецкий шаблон? А ведь это — наш будущий противник, когда мы придем на север. Изучить его сейчас почти в лабораторных условиях никто нам не помешает — океан чист.

— Курс сто, скорость шестнадцать, глубина пятьдесят.

Идем почти в кильватер немцу, отставая от него мили на две.

— Акустик в активном режиме, мощность максимальная, фокусировка максимальная, по немецкой лодке!

Я успел хорошо изучить Санычевы материалы по немецким «семеркам». Основная «рабочая лошадка» кригсмарине, весьма удачная, надежная, хорошо сбалансированная. На сорок первый, пожалуй, лучшая лодка в мире, да и в конце войны не сильно отстала. Но вот гидролокатора на ней не было. Никогда. Был очень хороший шумопеленгатор с одним лишь недостатком: «мертвый угол» за кормой.

Сейчас фриц задергается. От такой мощности сигнала корпус цели звенит, как посыпаемый песком. Определить, кто его облучает и откуда, не сможет. Зато хорошо знает, для лодки это самое страшное, что может быть. Естественно, перед попаданием торпеды.

Пытается прибавить ход. Ну-ну! А вот те хрен! Мыто и тридцать можем выдать, а он… Если попытается повернуть, чтобы вывести нас из «мертвого угла», акустики доложат, пеленг меняется, ну и мы тоже облучение прекратим. Что он тогда предпримет?

— Лодка пошла на погружение!

Разумно, потому что в те времена лодки под водой были абсолютно неуязвимы (ну если только таранить) — не было торпед, идущих на глубину. И предсказуемо, потому что у нас такие торпеды есть.

— Сергей Константинович, — обращаюсь я, — одна цель, одна торпеда!

По тактике положено стрелять двумя. Это если цель активно ставит помехи, сбрасывает имитаторы, имеет хороший ход. В данном же случае промах невозможен, даже теоретически. Жалко тратить невосполнимый боезапас. Утешает лишь то, что фриц, судя по всему, тоже не из последних, а значит, его гибель — ощутимая потеря для кригсмарине.

Ты был хорошим подводником, неизвестный фриц. Мне действительно интересно встретиться с тобой после войны, поговорить на профессиональные темы. Если, конечно, на тебе нет нашей крови. Надо уточнить у Саныча, лодки, действующие в Атлантике против союзников и бывшие в Норвегии против нас, принадлежали разным флотилиям? Если топил одних лишь англичан, мне совсем их не жаль, как ни странно. Известно, что в те годы многие простые люди — и моряки, и солдаты — относились к Советскому Союзу с искренней теплотой и дружелюбием. Но также известны слова старого борова Черчилля: «Хорошо, если последний русский убьет последнего немца и сам сдохнет рядом». Или это Трумэн сказал? Не важно, судя по тому, что началось потом, зато ясно, кто решал, куда вам идти. Если ты топил лишь англичан с американцами — лично мне нечего с тобой делить, хотя, возможно, здесь срабатывает «послезнание», отчего я сейчас воспринимаю так называемых союзников едва ли не самыми большими врагами, в отличие от битых в будущем немцев.

— Слышу взрыв! Звуки разрушения прочного корпуса!

Торпеда УГСТ (универсальная глубоководная самонаводящаяся) на конечном участке пути до цели включает малошумный водометный двигатель, чтобы потенциальные утопленники не успели испугаться. Ты так и не понял, фриц, откуда пришла смерть, может, даже в последние секунды радовался, что сумел оторваться. Дай Бог тебе быстрой и легкой смерти, быть раздавленным ворвавшейся внутрь водой, чем умирать долго и мучительно, заживо погребенным в лежащем на дне стальном гробу. Впрочем, глубины здесь километровые, так что тебе это не грозит.

Однако надо обратиться к экипажу.

— Товарищи моряки! Поздравляю вас с нашей общей победой. Только что нами была атакована и потоплена немецкая подводная лодка «тип семь», водоизмещением девятьсот пятнадцать тонн, с экипажем сорок четыре человека. И эти фашисты никогда уже не совершат гнусных преступлений. Подобно тому, как в нашей истории лодка U-209 того же типа возле острова Матвеева в Карском море, утопив наш буксир с баржой, всплыла и расстреливала в воде наших людей — триста человек! Другая лодка, U-255, потопив наше судно «Академик Шокальский», после подъема также расстреляла наших выживших из пулеметов и автоматов. И это лишь те преступления, о которых стало известно. Не мне вам говорить, как море умеет хранить тайны. Таков моральный облик нашего врага, фашистских головорезов, палачей и убийц, вообразивших себя сверхчеловеками — господами над всеми, ну а мы, естественно, по их мнению, имеем право жить лишь как их рабы! Мы попали, пусть не по своей воле, на великую войну, когда речь идет о самом выживании нашего народа. Сейчас враг силен, но мы знаем, что однажды мы уже победили его. Так сделаем это второй раз, чтобы нашим дедам и отцам не было за нас стыдно!

Я оглядываюсь. Все присутствующие, включая матросов, впечатлены!

— Спасибо, командир! — проговорил кто-то. — Правильные слова.

Вот зачем мы тратили торпеду. Споры о том, что дороже — стандартная немецкая «семерка», пусть даже с очень хорошим командиром, или ценный невосполнимый боеприпас, — неуместны.

После уничтожения подлодки и догнав конвой, идем параллельно. Нас не обнаружить — слишком далеко. Хотя слышим работу как минимум одного гидролокатора. Сан Саныч по пеленгу определяет цели. Примерная дистанция, курс, скорость — картина ложится на планшет. Акустикам напоминать не надо — уже «пишут».

Решаемся всплыть под перископ, надеясь на его противорадарное покрытие. Впрочем, в сорок втором радары на корабле союзников — это из области фантастики.

Я ожидаю увидеть СИЛУ. Вспоминая плакат времен училища: тридцать судов шестью кильватерными колоннами идут параллельно друг другу огромной «коробочкой». При них должны быть эскортный авианосец или, на худой конец, МАС-шип — торговое судно, оборудованное полетной палубой, ангаром и катапультой для трех-пяти самолетов. Не менее десятка кораблей эскорта — эсминцев, фрегатов. Поодаль — соединение поддержки, не связанное общим строем. Крейсер и три-четыре эсминца, а то и линкор вместо крейсера.

Вижу, впереди идут коробочки, зарываясь в волны, отчаянно дымят четырьмя трубами пара корабликов, очень похожих на наши древние эсминцы-новики времен Первой мировой. По флангам чуть впереди — один слева, другой справа — идут два траулера. Очень похожи, но в силуэте прослеживаются черты военного корабля — «заостренность», не говоря уже о пушке на полубаке, не менее сотки или даже пятидюймовки, как на эсминце. И наконец, замыкает строй пара траулеров, тоже со стволами малого калибра. Они зарываются носом в набегающие волны, и вода потоком обрушивается на палубы и разбивается о надстройку. И как они еще не разваливаются от ударов волн.

Наверху было сильное волнение. Подходящая погода для атаки подлодок, поскольку очень трудно визуально обнаружить перископ при таком волнении, да и след от торпеды можно увидеть только в последний момент перед попаданием.

Впереди, обогнав конвой на семь миль, шел отряд прикрытия, состоявший из тяжелого крейсера «Уичита» и трех эсминцев типа Бенсон/Гливс, которых мы отсюда не видим, но слышим. Их мы распознали потом. И никого более в радиусе полусотни миль.

— Саныч, глянь, — уступаю место штурману.

— Акустик, пиши! — Штурман собран и деловит. — Цель номер два и три. Эсминцы типа «Таун». «Гладкопалубники» образца шестнадцатого года, из той полусотни, что штатовцы уступили англам за базы в их полушарии. Цель один и четыре — корветы, тип «Флауэр». Спасители Британии в битве за Атлантику, построено аж двести штук, несут одну сотку и пару «хенджехогов». Не РБУ-6000, конечно, но близко к ним подлодке лучше не подходить. Купцов три десятка, тоннажем от трех до десяти тысяч. Цели тридцать четыре и тридцать пять — вооруженные траулеры. Хотя нет, похоже, один большой морской буксир-спасатель. У меня все. Можно нырять.

— Уходим на глубину. Курс и скорость прежние — параллельно конвою. А что, авиационного прикрытия в виде эскортника нет?

— Все это позже будет, — отвечает Саныч, — ну а пока самый первый британский эскортный-авианосец «Одессите» вошел в строй в июне сорок первого. Потоплен в декабре. После него, в первой половине сорок второго, у бриттов прибавилось лишь четыре «Арчера» от штатовцев. Притом что сами юсы имели лишь один типа «Лонг-Айленд» сорок первого года выпуска, пятый «Арчер» оставили себе от британского заказа. К сорок третьему развернутся и начнут эскортники сотнями штамповать. Некто Кайзер, владелец верфи в Ванкувере, брался сто штук построить за год с нуля, но получил заказ на полсотни и лепил тип «Касабланка», одиннадцать тысяч тонн, двадцать семь самолетов. На все про все — сто двенадцать дней от закладки до принятия флотом. О прочих мелочах вообще молчу — эсминцы, фрегаты, корветы, — по-нашему, МПК, сотнями и тысячами! Одних лишь эсминцев типа «Флетчер» сто семьдесят пять штук за три года, но это только еще БУДЕТ. Перелом в битве за Атлантику наступит в апреле — мае сорок третьего. Сейчас немецкие подводники на флоридские пляжи высаживаются, отдохнуть! Но положение начинает меняться — не все коту Масленица, — хотя кораблей союзникам отчаянно не хватает и тактика еще не отработана. Можно сказать, в Атлантике сейчас неустойчивое равновесие, пока, пожалуй, немного в пользу немцев. Англичане очень удачно решили с этими «цветами»^[2]. Корпус и паровые машины гражданского судна очень дешевы в постройке и просты для вчерашних рыбаков, но достаточно серьезный враг для тех подлодок. Имеют, по сути, такую же противолодочную огневую мощь, что настоящие эсминцы, не говоря уже об этих бывших американских переделках. У тех один лишь плюс — гидроакустика: англы, только получив, сразу их перестраивали. Снимали половину или все. Торпедные аппараты заменяли одним из «родных» орудий времен Первой мировой на современную «универсалку» и ставили сонар. Вообще-то типовой охраной атлантического конвоя, утвержденной в марте сорок второго, были два эсминца и четыре корвета, но после беспредела, учиненного немецкими подводниками в американских водах, союзникам потребовалось много кораблей. Таким образом, эсминцы старые, а вместо двух корветов бог знает что!

— А северные конвои? — недоверчиво спросил я. — Семнадцатый ведь два линкора имел в эскадре поддержки, а раз линкоры, сколько же эсминцев?

— Семнадцатый и был по тому времени уникальным, — сказал Саныч, — потому и обидно, что его профукали! Но на севере охрана вынужденно была посильнее, там к немецким базам ближе. В реале PQ-12 на шестнадцать транспортов имел крейсер и четыре эсминца. Следующий, тринадцатый, на девятнадцать купцов крейсер «Тринидад» и три эсминца. PQ-15 — двадцать три судна, два крейсера, один крейсер ПВО, девять эсминцев и три траулера. Ну а моща, когда на каждый транспорт по одному, а то и два корабля охранения, — это уже сорок третий. Кстати, к концу войны, когда опытных немецких подводников выбили, а союзники приобрели опыт, охрана конвоев снова стала меньше.

На военно-исторические темы Саныч может говорить часами, если его не остановить.

— Саныч, скажи, какова вероятность, что этот конвой в ближайшее время встретит немецкую лодку?

— Довольно большая. Тактика у немцев к сорок второму была уже отлажена, да и конвои шли одним и тем же путем. Это позже появились смена маршрутов и патрулирование всей зоны поисковыми группами с авианосцами. В сорок первом немцы активно применяли «кондоры»-разведчики с французских баз в связке с подлодками, в сорок втором это как-то сошло на нет, но в июле эпизодически еще было. Наша утопленница уже все данные о конвое передала, так что в ближайшее время жди гостей, и не одного, а больше. Хочешь помочь союзникам, командир?

— Нет. Но нам желательно получить «портрет» еще какой-либо немецкой подлодки, кроме «семерки». Не дай бог, на севере свою «щуку» утопим! Чем искать немецкие лодки в океане, лучше ждать там, куда они сами придут.

— Разумно, командир!

Идем на правом траверзе конвоя, расстояние безопасное. Вахта обычная, боевая готовность понижена — нет нужды изнурять людей. Пришлось лишь, ради тишины, отменить очередной киносеанс, пообещав показать завтра. А так — идиллия.

Так мы двигались до часу ночи следующего дня, изредка включая активный поиск. И вот после часа поступил доклад, что в двадцати милях по курсу появились отметки трех целей. По пути в центральный меня перехватил кап-три Большаков.

— Товарищ капитан первого ранга, разрешите обратиться. Михаил Петрович, я понимаю, сейчас не до меня и моей команды, но хотел бы поговорить о ваших планах на нас. В данный момент мы пассажиры и конкретных обязанностей, кроме как приглядывать за нашим гостем, не имеем. А как быть, когда придем на место?

— Не беспокойся, для вас работа всегда найдется с вашей-то подготовкой. Есть у меня одна задумка, пока не буду говорить, вот придем домой, тогда и обсудим. Пока отдыхайте, набирайтесь сил.

— Ну и что за цели вы обнаружили, Павел Васильевич, — спросил я в центральном командира БЧ-7 каптри Иванова.

— Да вот, товарищ командир, обнаружены три цели. По параметрам сигнала это подводные лодки, расположились впереди по курсу каравана, две с севера, одна с юга. Портреты двух подлодок совпадают с предыдущей «семеркой», а вот у третьей портрет незнакомый, но шестьдесят процентов совпадает с предыдущими. Сейчас они идут навстречу каравану и находятся в двадцати милях от него. Пока его не видят, но через час-полтора увидят, тогда и будут выходить на позицию.

— Так, понятно, а где крейсер со своим эскортом?

— Впереди. Идет противолодочным зигзагом, оторвался миль на восемь.

— Значит, его они уже засекли?

— Возможно.

— А через полчаса и атаковать смогут?

— Это вряд ли. Им нужен караван, а не боевые корабли. Хотя, кто их знает, могут и на крейсер позариться, все-таки американский тяжелый, цель заманчивая, около пятнадцати тысяч тонн водоизмещение, 9+203 8+127 и куча мелких орудий. Будет престижно утопить. Да, могут и атаковать.

— Какая из трех неопознанная?

— Одна из двух, которые собираются атаковать с норда, и находится дальше всех.

— А та, что выдвигается с юга? Она же может атаковать крейсер, если он будет идти тем же противолодочным зигзагом, то через двадцать пять минут как раз выйдет на позицию южной подлодки.

— Ну что, мужики, поможем америкосам дойти до Англии или пусть немцы их топят, потом, глядишь, на будущее их меньше останется, когда холодная война начнется. Нам от этого ни холодно ни жарко, главное — транспорты, может, на них есть груз в Россию.

Ответа не последовало.

— Значит, так. Сейчас отрываемся от конвоя, по дуге обгоняем группу прикрытия и выходим в тыл подлодке, поглядим на нее.

Мы начали увеличивать скорость, обгоняя конвой, но за нами увязался один из эсминцев, он засек нас гидролокатором и пошел на перехват. От этой затеи ему пришлось отказаться, так как он не мог поддерживать нашу скорость. Да и потом, они были не уверены, что преследуют подводную лодку. Какая лодка может передвигаться со скоростью автомобиля, это просто сбой аппаратуры или черт знает что, посчитали они. После пары миль погони они повернули назад.

Если южная лодка надумает атаковать крейсер, ей будет не до конвоя, на нее насядут два эсминца.

— А может, поможем крейсеру, — предложил Григорьич, — пока пусть помогают фашистов бить, а там видно будет.

— Григорьич, что там видно будет, мы не знаем, может, после атаки нас снова в наше время забросит, вдруг мы здесь оказались ради спасения одного из этих судов. Этих крейсеров у америкосов и так будет до фига. Одним больше, одним меньше. Посмотрим, кому принадлежит этот портрет.

Расстояние, где лодки ожидали в засаде, мы проскочили менее чем за час. За три мили резко сбросили скорость, для определения точной дислокации лодок ненадолго включили гидролокатор. Через несколько секунд картина диспозиции стала ясна. Мы вышли к лодкам с вест-норда почти между ними. Ближайшая к нам — по портрету «семерка» — после облучения гидролокатором быстро пошла на погружение (от греха подальше, если не знаешь и не видишь, кто тебя облучает, лучше отсидеться под водой), но она нам была не нужна. Нам надо выяснить, к какому типу принадлежит следующая. Мы направились в ее сторону. Приблизившись на милю с небольшим к ней, увидели, как она вдруг тоже начала погружаться, но осталась в позиционном положении. Над водой торчала только рубка и половина переднего орудия.

— Сан Саныч, ты сможешь определить по рубке, что это за лодка?

Саныч припал к окуляру и долго вглядывался, затем начал перечислять:

— У «девятки» орудие стоит дальше от рубки и крупнее калибром, стопятимиллиметровая вместо восьмидесятивосьмимиллиметровой, за рубкой двадцатимиллиметровая зенитка стояла только на 7А, у остальных их подняли на первый ярус рубки. Здесь на палубе зенитный автомат, крупнее чем двадцатимиллиметровый, на первом ярусе мелкокалиберный зенитный автомат. Это лодка типа 9А.

— Ты уверен в том, что это не «десятка»? Помню, на фотографиях и схемах они очень похожи друг на друга.

— «Десятка» — это минный заградитель, тут ему просто делать нечего.

— Тащ каперанг, лодка продувает ЦГБ.

Саныч опять прильнул к окуляру и торжественно произнес:

— Командир, посмотри и скажи, прав я или нет.

— Ладно, узнали, что надо, теперь уходим. Включите гидролокатор на полную, пусть гансы понервничают. Сан Саныч, принимайся за свою работу, прокладывай курс к родным берегам.

— Курс тридцать, глубина сто, ход крейсерский.

Мы идем на север с небольшим отклонением к востоку.

Экипаж, пусть даже прошедший десятки, сотни УЧЕБНЫХ боев и одержавший хотя бы одну РЕАЛЬНУЮ победу над реальным врагом, — ОГРОМНАЯ сила. Самураи называли это когда-то путем воина — «буси-до». В ожидании того, что предстояло совершить, нам потребуется ИМЕННО ТАКОЙ экипаж.

Вечером, как обещали, в столовой показывали кино. На этот раз «Горячий снег».

Сидя взаперти, Херман думал: «Куда я попал, эти русские какие-то неправильные, три раза поговорили, именно поговорили, а не допросили и оставили в покое. Да и форма у них совсем другая, синяя. Какие-то красные банки на боку болтаются, как у наших солдат контейнеры для пайка. Форма с погонами у доктора в шкафчике висела. У комиссаров погон нет. Они больше похожи на бывших офицеров царского флота, которых я видел в юности. А эти надписи в лазарете на приборах, много надписей латинскими буквами и по-русски. Самое невероятное — иероглифы, похоже, японские. Да и сами приборы и приспособления откуда? Для чего предназначены? А лодка? Где можно построить такого монстра, и, главное, кто построил? И что за двигатели здесь? Дизеля? Это ж сколько их должно стоять, чтоб двигать такую махину? На «Дойчланд» их восемь штук, так у него на ходу заклепки вылетали от вибрации. Здесь же она ощущается слабо. Это ж какие ж тут электродвигатели и батареи должны быть, чтобы все работало. Освещение просто неописуемо, не наши тусклые, как от карманного фонаря, лампочки. Про еду и говорить нечего, всегда горячая, из трех блюд, даже масло натуральное и свежие овощи. И вот что интересно, в лазарете какой-то журнал, как показалось, за 2011 год. После трех дней размышлений приходит мысль, что они из будущего. Кстати, они удивились тому, что сейчас 1942 год. Если они из будущего, значит, войну не проиграли. Может, отошли за Урал в Сибирь и там закрепились. Или что, Германия войну проиграла, а Россия выиграла и весь мир завоевала? Откуда эти надписи на приборах? Может, война по-прежнему продолжается и весь мир помогает Советам. Или это уже следующая война, но опять против русских. Надо поговорить с тем богатырем, вдруг что-то расскажет, развеет сомнения по этому поводу».

Примечания

2

Flower (англ.) — цветок, корветы этой серии имели «цветочные» названия.