Одесский дневник 2015–2016. Взрывная волна

Борис Херсонский, 2017

Книга поэта, переводчика и эссеиста Бориса Херсонского – поэтический дневник. В нее вошли стихотворения последних двух лет – в той последовательности, в которой они писались. Их темы во многом традиционны для творчества поэта – философская и «историческая» лирика, религиозные сюжеты, сюрреалистические картины советского прошлого. Но лейтмотивом звучит военная тема, тревоги, надежды и разочарования этих лет. При этом стихи не носят прямого, лобового характера – нынешние события рассматриваются сквозь призму многовекового опыта нашей страны и ее северного соседа, оказавшегося сильным и опасным врагом. Автор переосмысливает историю России. Но его критика – не насмешка чужака, скорее она проникнута теми же чувствами, которые мы находим в стихах послереволюционной эмиграции. За одним исключением – возврата в Россию поэт для себя не видит: его творчество навсегда связано с Украиной.

Апрель 2015-го

Желтая жизнь

«Я устрою желтую жизнь и вырваны-годы…»

Я устрою желтую жизнь и вырваны-годы.

Поговорка сегодня вышла из моды,

и не жалко ни желтой жизни, ни вырванных лет,

желтая жизнь — период дружбы с Китаем,

а что вырваны годы — так мы дыру на лету залатаем.

Крутись, шарманка, каждому свой несчастный билет.

Мы — сидельцы последнего ряда в портовом клубе,

по радио песни поют о том, как дела на Кубе,

комбайн позапрошлогодний украшает бледный экран,

Борьба за мир, как футбол, — при любой погоде,

пионеры всегда у костра, а туристы всегда в походе,

и безнадежно лопочет беспородный тиран.

Эти годы вырваны. Эта жизнь пожелтела.

Эта душа согнулась под грузом тела,

Этот город разрушен. Но за спиной старика

мелькает и прыгает юность, там ходят мамы

с детьми в колясках — рахитики и панамы,

Там вырваны годы, и жизнь желтеет пока.

1 апреля 2015

«Русская светопись А. Вайнштейна. Городъ Одесса…»

Русская светопись А. Вайнштейна. Городъ Одесса.

Светопись — фотография, если кому непонятно.

Дамы на фото не стесняются лишнего веса.

По краю картонок — блеклые ржавые пятна.

На заднем плане — бокал и бутылка портвейна.

Резной буфет: львы — подпорки, на дверцах — гроздья.

Русская светопись в надежных руках Вайнштейна.

Сейчас вылетит птичка в канотье, с элегантною тростью.

Вылетит, на трехпалых лапках станцует «Семь-сорок»

И нырнет обратно в ящик, в дыру объектива.

Русская светопись. еврейский, одесский морок.

Сидите недвижно, дамочка. Я сделаю вам красиво.

2 апреля 2015

«Вчера не замечали. Сегодня — поют хвалу…»

Вчера не замечали. Сегодня — поют хвалу,

Едет пророк на осле. Бросают одежды под копыта ослу.

Потом разойдутся — жить, прислуживать злу.

Все равно — многопалые ветви пальмы или вербы в руках,

все равно сегодня или в прошлых веках,

все равно — истребители или ангелы в облаках.

Все равно — Иерусалим, Равенна или Берлин,

а то и Киев, нам все едино, клин вышибает клин,

там, где пророк не в чести — власть берет исполин.

Все равно — сухонький, верткий или разъевший гад,

все равно — опьянен ли властью или не рад,

но всегда — в мундире, не сосчитать наград.

Он глядит и видит, как, рассекая толпу пополам,

едет пророк на ослике, и зачем весь этот бедлам,

разошлись бы все поскорей по своим делам!

Есть дело и у пророка — за всех людей пострадать,

умереть, воскреснуть, порадовать Пречистую старую мать,

вернуться, застать всех врасплох, явиться в ночи, как тать.

Все равно — какие сейчас времена.

Главное — город. Его окружает стена.

Правитель стоит у окна. На груди блестят ордена.

4 апреля 2015

Иисус говорит

Как на разбойника, вышли вы на Меня,

а Я был среди вас и не прятался ни на миг.

Даже темной ночью был ясен Я, как при свете дня,

и по извилистым тропам всегда ходил напрямик.

И при свете факелов в Гефсиманском саду,

слыша звон оружия и крики злобы людской,

не противясь, кротко, Я вам навстречу иду,

наполненный вечной жизнью и предсмертной тоской.

9 апреля 2015

«И почил Господь в день субботний. И предписал покой…»

И почил Господь в день субботний. И предписал покой

людям Своим в этот день, чтобы мы без Него

не сотворили непоправимого грешной рукой,

уж лучше, чтоб мы не делали ничего.

Чтобы не отходили далеко от своих дверей,

не кололи-ломали дров, не разводили огня,

не стреляли друг в друга, не заботились, чтоб поскорей

вырыть яму ближнему и сгубить его до заката дня.

Так говорит Господь: «Сиди спокойно, еврей,

Бог знает, что ты сделаешь без Меня!»

Он, наивный, Всеведущий думал, что мы не рискнем

в этот священный день нарушить Его запрет,

не будем ставить капканов, не станем играть с огнем,

что не остынет суп, который вчера согрет,

что будут лежать две халы, и гореть две свечи,

что Книга Книг сумеет на день заменить надзор,

что не будут болеть больные, что не будут лечить врачи,

что не будет стрелять убийца, никого не ограбит вор.

Что с Его Заветом нам будет спокойней, чем с Ним Самим,

что из любви к Нему мы Его не нарушим сон,

будем пускать по кругу чашу вина и бсамим,

будем петь псалмы и не нарушим Закон.

И ныне, пройдя по земле немыслимый крестный путь,

в пещере, спеленутый по рукам и ногам,

Он думает — мы дадим Ему спокойно уснуть,

не будем друзей предавать, не отомстим врагам,

не пожелаем жены ближнего, осла и вола,

не произнесем напрасно святое имя Его,

и будет земля спокойна, такой, как она была

тогда, когда на земле не было никого.

12 апреля 2015

Царствие Небесное

Не будете, как младенцы — не войдете — грехи тяжелы.

Будете, как младенцы — не войдете, ножки слабы.

Будете, как земледельцы — не войдете, одежды, увы, не белы.

Будете, как мудрецы — не войдете, чересчур высоки лбы.

Будете, как слепцы — не войдете, не найдете дорогу туда,

будете, как глупцы — не войдете, не нужно верить словам,

будете как льстецы — не войдете, ибо не знали стыда.

Погодите немного — Царствие спустится к вам.

14 апреля 2015

«Фома доверял осязанию более, чем глазам…»

Фома доверял осязанию более, чем глазам,

Иоанн верил Слову более, чем словам.

Христос не сказал, что есть истина — истиной был Он сам,

Радовался Игнатий, когда шел на съедение львам.

И сменялись кесари — один другого лютей.

И смеялись вольноотпущенники над казнимым рабом.

Освещали дорогу факелы из облитых смолой людей.

Говорят, дорога вела в высокий Господень дом.

16 апреля 2015

«Финляндский вокзал. Ленин на бронемашине…»

Финляндский вокзал. Ленин на бронемашине.

Бронзовый идол, в котором души не

сыщещь и днем с фонариком или огнем.

Что-то было в нем, но что — сказать не рискнем.

Не будем петь, как уголь подбрасывал в топку

такой молодой — сорок семь, его черепную коробку,

фаршированную губерниями, высокую лобную кость.

Не напишем трагедию «Бронзовый гость».

Как хватает Россию за руку, как проваливаются в геенну,

для вразумления грешников сотворенну,

шепча ей на ухо: «Мы — в окруженьи врагов».

Спроси у Данта — целых девять кругов.

А врагов и впрямь развелось — несчетно.

Стреляешь им в грудь, а они смеются: «щекотно!»,

поставишь к стенке — разваливается стена.

Дашь им волю — прахом пойдет страна.

Я бы съездил в Хельсинки, город, по слухам, — что надо,

хоть и похуже российскогоЛенинопетрограда,

но дома — массивные, северные, серый добротный цвет,

холод, камень, водка — вот вам и весь секрет.

Я бы катил большой чемодан на колесах,

рассекая толпу солдат, беспризорников голых-босых,

комиссаров в кожанках, интеллигентов в пенсне,

кого не увидишь в тяжелом, старческом сне!

Я бы съездил куда-нибудь, где история — на страницу

крупного детского текста, больше все про синицу,

что жила тихо за морем, про ручного сурка

с хлебной черствой корочкой, где река

молочно-кисельная время в себе растворяет,

где Бог сохраняет все, ничего не теряет,

все кладет за пазуху, до сих пор не пойму,

зачем это «всё» Ему.

18 апреля 2015

«Здравствуй, здравствуй, дракоша, худший из всех рептилий…»

Здравствуй, здравствуй, дракоша, худший из всех рептилий,

когтистый, чешуйчатый, перепончатокрылый,

одна голова хорошо, чем больше голов — тем надежней,

не спеши, богатырь, не ярись — надо быть осторожней.

Не седлай коня, меч не тащи из ножен,

куда ни пойдешь — гибель найдешь, иной исход невозможен,

ложись рядом с нами, лицом к земле и спокойно спи — нам

снится, как лапы дракона ступают по нашим спинам.

20 апреля 2015

«Там была церквушка и бабушка в черном платке.…»

Там была церквушка и бабушка в черном платке.

Там была заросшая речка и утки, а на рассвете

играла рыба, и ангел с цветком в руке

к девочке прилетал, но она держала это в секрете.

Там была лужайка и пасека, и дедушка — инвалид войны,

там были куры, которым рубили головы

и пускали бегать по огороду,

там ходили странные кролики — все были обречены,

и всех хотелось спасти и отпустить на свободу.

21 апреля 2015

«Что ж ты сидишь, как в гостях…»

Что ж ты сидишь, как в гостях,

а ноги не вытер?

Всякий город стоит на костях,

а не только Питер.

Нужно строить дома на камне,

а не на болоте.

Все так, но пока мне

нет радости в этой работе.

Жизнь моя — на весах,

и нет счета потерям.

Лучше мне быть в лесах

большим неуклюжим зверем.

Я бы валежник ломал,

пробираясь к себе в берлогу,

морду вверх поднимал

и рычал бы Господу Богу.

22 апреля 2015

«Замеченные опечатки, опечатанные заметки…»

Замеченные опечатки, опечатанные заметки.

С пением птица Сирин слетает с ветки,

ветка колеблется, падает плод со стуком

кому-то на голову, голова отвечает звуком

треснувшего ореха или хрустнувшего хитина.

Щиплет траву забвения дуреющая скотина.

В мире нет порока страшнее курения никотина.

Но если взглянуть на мир с высоты полета

валькирий, все будет плоско, как на доске почета:

ни выси, ни глубины, и время идет пунктиром,

и после прогулки пары расходятся по квартирам.

Сначала свет загорится, после задернут шторы,

потом свет погасят, уснут, и в квартиру проникнут воры,

вынесут мозг, вытрясут душу из плоти.

Но все измельчало, и что вы с таких возьмете?

Птица Сирин летает с клекотом — сигнал воздушной тревоги.

По телику еженедельная передача «Итоги».

Блондинка-ведущая в немыслимом красном прикиде.

Опечатки замечены. Но никто не в обиде.

23 апреля 2015

«Приговор утвержден. Вот и могила роется…»

Приговор утвержден. Вот и могила роется.

Православная контра, читатель священных книг,

стоя спиной к палачу, говорит о Святой Троице,

обращаясь к яме, в которую он упадет через миг.

«Вот горенье лампады — оно по сути троично.

Сама лампада, масло и фитилек,

зажигая лампаду, мы делаем это привычно,

не рассуждая о том, что Господь от нас недалек.

Смысл от нас ускользает, как между пальцев обмылок.

Люди тоже троичны — тело, душа и дух…»

В этот миг палач стреляет старцу в затылок.

Ни фитиля, ни лампады, ни масла — а огонь не потух.

24 апреля 2014

«До последней черты лица, вы слышите, до последней черты…»

До последней черты лица, вы слышите, до последней черты,

которую не преступить. Дети — голодные рты.

Дом на отшибе. Тоже последний в ряду.

Лес — в двух шагах. Проклятье у нас в роду.

Сто лет вставали на ноги, да так и не поднялись.

Выли, рыдали, но глаза остались сухи.

Днем смотрели себе под ноги, а ночью смотрели ввысь,

а там несчетные звезды светлы и тихи.

28 апреля 2015

«Никого не спросишь, как пройти и что там, за углом…»

Никого не спросишь, как пройти и что там, за углом,

какая опасность подстерегает, прижавшись брюхом к земле,

какая страсть прижмется к тебе молочным теплом,

какой графинчик стоит на ресторанном столе,

какой портрет висит на белой чиновной стене,

какой негодяй за столом и какой у него чин,

какой подъяремный танк ползет, как в хитине — в броне,

какую скидку тебе продавец сделает на почин.

Никого не спросишь, к чему обратить лицо,

от чего с омерзением отвращаться, как от крайнего зла.

Но вот — Приснодева выходит навстречу тебе на крыльцо

и говорит: «Не бойся, малыш, я тебя спасла».

30 апреля 2015