Тюдоры. «Золотой век»

Борис Тененбаум, 2012

Этот род царствовал всего 117 лет (1485–1603), но вклад Тюдоров в мировую историю невозможно переоценить. Эта династия превратила Англию во «Владычицу морей» и лидера Европы. Эти монархи провели свою державу через самые опасные рифы и мели, превратив ее в «непотопляемый» флагман европейской цивилизации, оставив после себя первый в мире Парламент, национальную Церковь и великую литературу, подарив миру целое созвездие гениев – от Томаса Мора до Фрэнсиса Бэкона и Уильяма Шекспира. Да и сама история Тюдоров читается как потрясающая трагедия шекспировских масштабов – какие судьбы! какие страсти! какие характеры! какие сюжеты! Генрих VIII и его шесть жен! Мария Кровавая! Разгром Великой Армады! «Золотой век» Королевы-Девственницы! – недаром им посвящены столько знаменитых фильмов («Елизавета», «Еще одна из рода Болейн», «Генрих VIII», «Аноним») и один из самых популярных телесериалов («Тюдоры»). Новая книга от автора бестселлера «Великий Черчилль» воздает должное легендарной королевской династии, которая не просто оставила след в истории, но навсегда изменила мир – и изменила к лучшему.

Глава 6

Леди Анна

I

Вообще-то Томас Кромвель, говоря о «…шлюхе, у которой отец — рыцарь…», несколько преуменьшил проблему. Он вполне мог сказать, что ее дядя — герцог, это было бы сильнее. Дело в том, что сэр Томас Болейн в молодые годы был хорош собой — и сумел жениться «вверх», взяв жену из рода, выше которого хватить было бы трудно. Его жена была дочерью 2-го герцога Норфолка — того самого, которого король так щедро наградил за победу над шотландцами, — и, следовательно, сестрой его наследника, Томаса Говарда, 3-го герцога Норфолка. Следовательно, дети четы Болейнов были в известной степени Говардами со всей полагающейся этому семейству аристократической спесью. Их так и воспитывали. Как уже говорилось — Томас Болейн был честолюбив и сумел устроить так, что его дочери, Мария и Анна, воспитание получили во Франции, при королевском дворе.

Мария в 1520 году вернулась в Англию, вышла замуж — и очень скоро стала любовницей короля Генриха.

Собственно, точно известно только это. Марии Болейн приписывалось несколько романов еще во Франции, и один из них — с самим королем Франциском Первым. По крайней мере он любил поговорить на эту тему и утверждал, что девицы более бесстыжей, чем Мария Болейн, у него в постели не бывало…

Однако что тут правда, а что сплетни и выдумки, выяснить невозможно. Про Марию Болейн мало что известно, даже ее возраст — и то неясен. Возможные даты ее рождения колеблются от 1499 и до 1508 года. Во всяком случае, замуж она вышла в 1520-м. Как ни странно, это не отменяет возможности того, что годом ее рождения все-таки был 1508-й. B те времена девушки, случалось, выходили замуж и в 12 лет — достаточно вспомнить леди Маргарет Бофорт, бабушку короля Генриха VIII.

У Марии Болейн было двое детей — и утверждалось, что один из них или даже оба рождены от короля. Однако она довольно быстро отступила в тень перед своей младшей сестрой, Анной. Она вернулась в Англию в 1522-м. Точь-в-точь как с Марией, ее возраст известен только гадательно — документов не сохранилось. Разные источники указывают разные годы — от 1501-го до 1507-го.

Наиболее вероятным считается все-таки 1507-й. То есть ей было примерно 19, когда она закрутила свой бурный роман с лордом Генри Перси, по поводу которого так гневался кардинал Уолси. Когда именно она приглянулась королю Генриху, непонятно. Первый раз он увидел ее в 1522-м, когда она вернулась из Франции. Он в нее влюбился. Если верить энциклопедии, то считается, что знаменитые «Зеленые рукава» («Grееnslееves») — посвящение влюбленного короля Генриха VIII своей будущей жене, леди Анне, положенное им на старинную мелодию. Как говорит энциклопедия:

«…Неизвестно, действительно ли эти строки сочинил Генрих VIII, но красивую легенду берегут, — и принято считать, что прекрасная незнакомка в зеленом платье и есть леди Анна Болейн…»

Текст баллады, если кому интересно, есть в Приложениях — а мы пока двинемся с нашей историей дальше.

II

Анна Болейн сводила мужчин с ума. Как она это делала — вопрос хрестоматийный, и ответ на него, пожалуй, столь же хрестоматиен. Все самым исчерпывающим образом обьясняет английское выражение «sex appeal», которое не имеет удачного русского эквивалента. «Призыв пола» — дословный перевод — совершенно не звучит, да и выглядит каким-то замшело-аптечным.

А в случае с Анной Болейн ни о какой замшелости и речи идти не могло.

Молодой придворный короля Генриха Томас Уайетт ухаживал за ней, рискуя жизнью — причем выражение это следует понимать не в фигуральном смысле, а совершенно буквально. Нрав Генриха VIII был уже известен, а влюбленный поэт, зная, что за Анной Болейн ухаживает король, писал даме своего сердца такие строки^[9]:

О своей госпоже, которую зовут Анной

Какое имя чуждо перемены,

Хоть наизнанку выверни его?

Все буквы в нем мучительно блаженны,

В нем — средоточье горя моего,

Страдание мое и торжество.

Пускай меня погубит это имя, —

Но нету в мире имени любимей.

Можно предположить, что она его ухаживания поощряла. Вот строчки из сонета, написанного им уже потом, когда все было кончено:

Хвала Фортуне, были времена

Иные: помню, после маскарада,

Еще от танцев разгорячена,

Под шорох с плеч скользнувшего наряда,

Она ко мне прильнула, как дриада,

И так, целуя тыщу раз подряд,

Шептала тихо: «Милый мой, ты рад?»

Доказать, что стихи посвящены именно Анне Болейн, я не могу, но она оставалась его любовью на всю жизнь, да и похоже все это на леди Анну. Лорд Перси, на которого она обратила внимание более серьезным образом, от любви к ней буквально спятил.

Так что чему ж удивляться, если Анной Болейн увлекся и король? Он сделал в ее сторону, что называется, «заход» — как правило, этого хватало с головой. И желание короля было законом, и сам он в свои 35 был завидным кавалером, высоким, сильным, с превосходным вкусом ко всякого рода светским забавам вроде музыки или маскарадов. Никаких проблем он не ожидал — в конце концов, Мария Болейн не больно-то и сопротивлялась, и они прекрасно проводили время вдвоем.

Но вот Анна Болейн своему государю в любви отказала. Ну, не следует понимать это так уж буквально. Она, разумеется, показала ему, что полна восхищения перед его талантами, перед его достижениями на турнирном поле, наконец — перед его высоким саном. Но вот спать с ним она отказалась — и ссылалась при этом на то, что он, упившись страстью, всегда оставляет своих подружек и стремится к чему-то новому. А ей не хочется быть оставленной. В общем, она отказывалась стать его любовницей — но, так уж и быть, соглашалась стать его женой-королевой.

А поскольку король был женат и королева у него уже была — требовалось как-то освободиться от уз брака.

И вот этим Великим Делом Генрих VIII и занялся со всей силой, отпущенной ему господом.

III

Так это и стало называться — Великое Дело Короля. Были нажаты все рычаги и задействованы все средства. Королеву Катерину самым настойчивым образом попросили признать всю ошибочность ее 18-летнего сожительства с ее супругом, который ей, как оказалось, вовсе не супруг, ибо не мог он вступить в брак с вдовой своего брата Артура. Была отрыта из архивов бумага, составленная в свое время, еще при Генрихе Седьмом, в которой юный принц Генрих выражал свои сомнения по поводу законности брака с принцессой Катериной. Конечно, сведущие люди прекрасно знали, что никаких сомнений у принца не было и быть не могло просто в силу его нежного возраста, а сама бумага была составлена юристами его батюшки как средство давления на испанцев в вопросах, связанных с приданым, — но куда там? Сейчас каждое лыко шло в строку, и любые бумажки шли в дело.

Наконец, был запрошен Святой Престол, давший когда-то разрешение на брак. Если решение было легко дано, то, наверное, столь же легко будет и развернуть это решение в противоположную сторону? Но нет, нет и нет… Ничего не получалось.

Обычно покорная воле мужа, королева Катерина сообщила ему, что готова повиноваться ему во всем, как доброй супруге и положено, но Господа она все-таки чтит выше мужа и что брак их заключен перед алтарем, и она своих брачных клятв не нарушит.

А Папа Римский Климент Седьмой, просвещенный понтифик, вполне понимающий и земные нужды своей многогрешной паствы, и государственные проблемы, связанные с отсутствием принца-наследника, и внимательный, как правило, к запросам влиятельных просителей, в данном случае почему-то уперся.

Почему Папа Римский уперся, в Лондоне было известно очень хорошо. Дело тут было в том, что в 1527 году случилось событие, потрясшее весь христианский мир: войска императора Карла Пятого взяли штурмом Рим и разграбили его. Сам папа сумел выкрутиться из беды, только уплатив чудовищный по величине выкуп в 400 тысяч дукатов золотом, и теперь являлся более или менее пленником императора.

А поскольку император Карл Пятый был племянником королевы Катерины Арагонской, супруги Генриха Восьмого, Папа Римский помочь королю Генриху никак не мог — он не был свободен в своих действиях. В романе Хилари Мантел циничный Томас Кромвель, повидавший мир, говорит, что «…в Италии вопрос с королевой Катериной был бы уже давно решен…». Ибо сказано в «Государе» Никколо Макиавелли, что государь должен держаться пути добра, если это возможно, но не чураться и зла, если это необходимо. Макиавелли умер в 1527 году. Книга его, как мы знаем, была впервые напечатана только в 1532-м. Но в конце концов, если Томас Кромвель не читал Макиавелли, то уж с миром и делами мирскими он был знаком, как никто другой. А Макиавелли как раз и гордился тем, что «…описывает мир таким, каков он есть…».

В общем, да — будь это все в Италии, наиболее просвещенной части Европы, королева Катерина умерла бы без долгих отлагательств, и проблема исчезла бы вместе с ней. Но дело происходило в Англии, где правил закон и где даже убийство осуществлялось не кинжалом, а законом.

Король Генрих Восьмой решил действовать юридическими методами.

IV

Собственно, именно этот путь предлагал ему его верный слуга кардинал Уолси. Сначала он измыслил ловкий ход, которым можно было бы обеспечить престолонаследие. У Генриха Восьмого был сын от одной из его подруг, похожий на него как две капли воды, названный Генрихом и с фамилией Фицрой, что, как всякому было понятно, означало Фиц-Рой, или «Сын Короля». Мальчик был всем хорош, только вот рожден был не в законном браке. Но законности ему можно было добавить — у короля была вполне законная дочь, принцесса Мария. Почему бы не поженить детей короля? А уж ту мелкую подробность, что это, собственно, инцест — ибо матери у них разные, а отец-то один, — кардинал брался уладить в Риме. Папа Климент королю Англии в этом не откажет…

Интересно, что против идеи кардинала не возражала даже Катерина Арагонская, жена Генриха. По крайней мере не возражала открыто…

Но Генрих VIII сочетал в себе две черты характера: во-первых, невероятный, превосходящий всякое воображение эгоцентризм, во-вторых, твердое желание, чтобы «…все было правильно…» и чтобы правильность эту признал весь мир. Так что кардиналу ввиду невозможности переделать желания короля пришлось попробовать переделать мир. И он попробовал. Отчаявшись переубедить короля, он решил переубедить папу Климента. И привел ему разумный аргумент — ну не может же папа лично заниматься всеми делами на свете? Коли так — почему не делегировать свои полномочия в разборе королевского дела легату Святой Церкви в Англии? А так как легатом, по счастливому стечению обстоятельств, сам кардинал Уолси и является, то и дело будет решено нужным образом, и папа останется в стороне и не обрушит на себя гнев императора Карла…

Эта схема имела все шансы на успех, но, конечно, зависела от соблюдения строгой секретности. Папа Климент должен был быть поставлен перед фактом — по крайней мере официально. Ну, подумаешь — передал дело по принадлежности местному куратору, ну, тот ошибся и слегка превысил свои полномочия, ну, взял ответственность на себя — но сам-то папа Климент ни в чем не повинен.

A своего легата по Англии, кардинала Уолси, он строго накажет и приговорит к покаянию…

Все было задумано замечательно и не менее замечательно исполнено. Посланец кардинала Уолси, его верный ученик и сподвижник Стивен Гардинер устроил все самым лучшим образом. Они с папой Климентом достигли полного взаимопонимания, и легат Святого Престола в Англии Томас Уолси получил все пономочия, которые требовались Томасу Уолси, верному слуге короля…

К сожалению, король Генрих все испортил.

Он явился к своей супруге, королеве Катерине Арагонской, и заявил ей, что отныне считает ее не женой, а своей дорогой сестрой, что то, что они в заблуждении своем считали браком, было ужасной ошибкой, но он ее ни в чем не винит, и пусть она считает все прошедшие 18 лет некоторым недоразумением… Зачем Генриху VIII было рассказывать о таком его убеждении королеве — тому самому человеку, который больше всех в Англии был заинтересован в том, чтобы ему помешать, — можно только гадать. Возможно, он был искренне убежден, что единственной заботой его «…дорогой сестры…» все еще было доставление ему радости и покоя, даже ценой того, что сама она будет отвергнута, а ее дочь признана плодом заблуждения и лишена прав и наследия?

Ну, у королевы на этот счет были другие идеи.

V

Из этой истории можно было бы сделать неплохой детектив: один из преданных испанских слуг королевы Катерины, некто Фелипез (Felipez), обратился к королю Генриху с нижайшей просьбой — разрешить ему навестить его больную матушку, проживающую в Испании. К просьбе он присовокупил обьяснение причин, по которым он вынужден побеспокоить своими семейными делами самого короля Генриха: дело тут в том, сообщил в своем прошении Фелипез, что он просил о дозволении свою госпожу, королеву Катерину Арагонскую, но вот беда — она ему отказала.

Король был человеком отнюдь не глупым и, конечно же, Фелипезу не поверил. Он немедленно увидел тут умысел — конечно же, просьба была камуфляжем, а на самом деле королева отправляла в Испанию гонца с вестями и с просьбой о помощи. И Генрих решил ответить ей в том же духе — он задумал перехватить гонца и получить письменные доказательства того, что супруга злоумышляет против своего законного короля и повелителя.

Как сказано у Шекспира в «Гамлете»: «…ну и переполох, когда подвох нарвется на подвох…» Впрочем, в то время эта пьеса еще была не написана — до ее создания должно пройти немало лет.

Короля Генриха, при всем его бесспорном уме, часто подводил безмерный нарциссизм. Он был очень уж самонадеян, и дела его часто кончались неловкостью, в которой он винил кого угодно, кроме себя. Скажем, во время встречи с Франциском Первым на Поле золотой парчи он вдруг внезапно предложил ему посостязаться в борьбе.

Генрих Восьмой был действительно очень силен от природы, но его оппонент изучал приемы рукопашной куда более серьезно — и на глазах у всех он попросту свалил Генриха ловкой подножкой, к великому его конфузу…

Так вышло и с гонцом королевы. Если бы Генрих посоветовался в этом деле со своим главным министром, то все было бы слажено быстро, четко — и в Англии. Но король советнику своему уже не доверял, решил сделать все сам и перехватить гонца решил почему-то только во Франции.

B результате Фелипез ушел от погони, добрался до Испании и немедленно огласил планы Генриха об аннулировании его брака с королевой Катериной. Император Карл Пятый узнал обо всем из первых рук и немедленно — он как раз пребывал в своих испанских владениях — выразил Папе Римскому Клименту свой формальный протест. Увы, хитрый план решить дело тишком провалился, даже не успев начаться.

Папа отобрал у кардинала Уолси данные было ему полномочия и направил в Англию нового легата — кардинала Кампеджио.

VI

Лето 1528 года выдалось жарким. В Лондоне началась эпидемия так называемой «потницы» — заболевший покрывался холодным потом, начинал дрожать и умирал, случалось, в течение нескольких часов. Короля Генриха такие вещи приводили в ужас. Он немедленно уехал из своей столицы и пустился в долгий путь, кочуя от одной своей резиденции к другой и нигде не задерживаясь надолго. Анне Болейн он писал самые нежные письма с клятвами в вечной любви — и при этом король делал все возможное, чтобы избежать личного свидания с дамой своего сердца. Ему кто-то шепнул, что леди Анна не совсем здорова и что у нее на лбу видели капельки пота…И король писал леди Анне, что, как он знает из надежных источников, «…потница не так опасна для женщин…» и что «…многие все-таки выздоравливают…».

Влюбленная пара, король Генрих Восьмой и леди Анна Болейн, твердо надеялась пожениться уже в этом году. Им было известно, что папа Климент передал полномочия кардиналу Кампеджио еще в апреле 1528 года, что человек он надежный, с Англией давно связанный, что у него есть важное и выгодное епископство в Солсбери и что ссориться с королем он не захочет…

Кампеджио, однако, долго собирался в дорогу, а ехал еще дольше — вместо нормальных шести недель он ехал из Рима в Лондон долгих четыре месяца. И приехал только в октябре. Помимо официальных папских инструкций, у него были неофициальные, и сводились они к тому, что дело следует затянуть как можно дольше — а если уж затягивать дальше окажется невозможным, то его следует спустить на тормозах.

А пока что леди Анна, у которой уже были свой двор и свои придворные, ревностно отстаивающие интересы своей госпожи, писала кардиналу Уолси самые дружеские письма, в которых говорила, что и не знает, сможет ли она когда-нибудь отблагодарить его должным образом…

Ей был нужен каждый друг, на помощь которого она могла опереться, — общественное мнение в стране поворачивалось против нее, в пользу королевы Катерины были настроены очень многие. Анну Болейн считали уже не только шлюхой, но еще и ведьмой, околдовавшей короля.

Кардинал Кампеджио был умным человеком, глаза держал открытыми, видел, что происходит, — и увиденное ему не нравилось. Он сделал попытку решить вопрос миром — почему бы королеве Катерине не удалиться в монастырь? В этом случае она «…умерла бы для мирской жизни…», но жила бы в монастыре в покое и почете, сохранив за дочерью все ее права и титулы. О том же королеву молили английские прелаты.

Кардинал Уолси даже встал перед королевой на колени. Из этого ничего не вышло — королева отказалась признать, что все эти годы она жила во лжи и во грехе.

Она сказала кардиналу Кампеджио, что «…у нее есть совесть…».

VII

Уж что подумал про это заявление кардинал Кампеджио, сказать трудно. Он был старый человек, многое повидал, и, наверное, в искренности королевы не усомнился. Но как кардинал и князь Церкви с вопросами совести он работал профессионально — долгие годы и на очень высоком уровне. А если ему был все еще нужен урок в этой области, то кардиналу Кампеджио было достаточно только оглянуться на Генриха VIII — в ноябре 1528 года он выступил с речью, в которой заявил, что единственный мотив его действий — это муки совести, а иначе он никогда не расстался бы со своей «…возлюбленной сестрой, принцессой Катериной, вдовой его покойного брата…».

Ну, а попутно — уже частным образом и в узком кругу — он накричал на кардинала Кампеджио, сказал ему, что коли папа не даст ему освобождения и избавления от постылой жены, то он возьмет дело в свои руки и примкнет к тем государям Европы, которые следуют ереси Лютера, и горе тому, кто встанет у него на пути, потому что «…нет в Англии головы столь замечательной, что не могла бы слететь с плеч по его воле…».

Это заявление было сделано при свидетелях — и французский посол сообщает о нем своему двору.

Тем временем юридические баталии шли своим чередом. Кардинал Уолси оспорил буллу Папы Римского от 1503 года, в которой Генриху давалось позволение жениться на Катерине Арагонской и шаг за шагом опровергались все те аргументы, которые сейчас приводились как основания для развода.

В Англию была послана заверенная копия этого документа.

Тогда Уолси оспорил аутентичность копии и потребовал представить оригинал. Справедливо опасаясь, что оригинал в этом случае может «…бесследно потеряться…», ему в этом было отказано.

Королева Катерина, безупречно играя свою роль безупречной супруги, официально просила своего племянника Карла Пятого все-таки выслать оригинал буллы на рассмотрение — но он совету своей тетушки, вряд ли искреннему, не последовал. Дело, таким образом, затягивалось все больше и больше — и наконец нервы короля Генриха VIII не выдержали.

Он велел Уолси назначить день открытого суда для разбора своего дела и никаких возражений слушать не пожелал.

21 июня 1529 года король Генрих и королева Катерина выступили перед судом. Первым свои показания дал Генрих Восьмой. Он говорил о «…муках совести, терзающих его из-за ложного брака, заключенного им по ошибке…» — видимо, эта тема казалась ему выигрышной с точки зрения общественной морали.

Он даже сказал, что если бы закон Божий позволил ему оставаться в том браке, в котором он состоит, он не желал бы ничего лучшего. Но что же делать, если суровый закон не позволяет ему следовать искренним порывам его сердца?

В общем, все шло, с его точки зрения, как бы хорошо, пока он не сказал о том, что его мнение поддержано петицией, подписанной всеми прелатами Англии.

И вот тут последовало возражение — епископ Джон Фишер заявил, что документа не подписывал, а его имя было использовано без позволения. Король, видимо, оторопел и не нашел ничего лучшего, как сказать, что все говорят в его пользу, а епископ Фишер — «всего лишь один человек» — «yоu are but оne man».

Когда трибунал вызвал королеву, она не стала ничего говорить судьям, а совершенно неожиданно обратилась прямо к Генриху. Она встала перед ним на колени и сказала ему следующее:

«…Сэр, я умоляю Вас ради любви, что однажды была между нами, сжалиться надо мной и даровать мне правосудие, ибо я лишь бедная женщина, иностранка, рожденная вне ваших владений. Здесь у меня нет ни друзей, ни советников. Я могу обратиться лишь к Вам, гаранту правосудия в Вашем королевстве. Господь и весь мир тому свидетель, я была Вам верной и преданной женой…(…) Любила всех, кого любили Вы, была на то причина или нет, ради Вашего блага, были ли то мои друзья или враги…»

Она еще поклялась в том, что досталась королю Генриху девственницей — одним из возражений, которые он приводил в пользу аннулирования их брака было то, что «…Господь не дозволяет ему коснуться тела женщины, которая однажды была познана его братом…».

А потом она встала и ушла. И король ей ничего не ответил. На этом, собственно, суд и кончился. Два месяца публичного, на глазах у всего королевства перетряхивания грязного белья ничего не дали. В июле 1529 года кардинал Кампеджио на последнем заседании объявил, что проблема чересчур серьезна, и ее расследовать следует в Риме.

Дело провалилось. И в провале его леди Анна обвинила кардинала Уолси.

Примечания

9

Все стихи Томаса Уайетта даны в переводах Г. Кружкова, взятых из его восхитительной книги «Лекарство от Фортуны», похвалить которую в достаточной мере у меня не хватит слов.