Иосиф Сталин – беспощадный созидатель

Борис Соколов, 2014

Сталин до сих пор «живее всех живых», и отношение к нему как к действующему политику – крайне пристрастное, черно-белое, без полутонов. Его либо проклинают – либо превозносят до небес, либо изображают дьяволом во плоти – либо молятся как на божество. Эта книга идет против течения, оценивая Отца народов объективно и беспристрастно, не замалчивая его достижений и побед, не скрывая провалов, преступлений и потерь. В этом историческом расследовании Сталин предстает не иконой и не карикатурой – но беспощадно-эффективным строителем Сверх-Державы, готовым ради власти на любые свершения и жертвы, бессмертным символом героической и кровавой эпохи, по праву названной его именем. Эта книга доказывает: Сталин был не просто тираном – но величайшим из тиранов XX века!

Начало революционной деятельности

После исключения Джугашвили вернулся в Гори. Мать была потрясена, что сына исключили из семинарии. Она надеялась, что он станет священником, получит почет, уважение и верный кусок хлеба. По воспоминаниям соседей, Кеке так разгневалась, что Сталину пришлось несколько дней прятаться в садах селения Гамбареули, куда товарищи приносили ему пищу. Затем некоторое время Иосиф провел в Цроми у товарища по кружку Михи Давиташвили и усиленно занимался самообразованием, а затем возвратился в Гори. Мать его уже простила. В конце сентября он приехал в Тифлис, где 2 октября 1899 года получил свидетельство об окончании 4 классов семинарии. Оценки в нем были существенно завышены не только по поведению, но и по другим предметам — в основном это были четверки. Такой либерализм объяснялся просто. Бывшему семинаристу требовалось поступить на службу по духовному ведомству или учителем в начальные народные школы. Иначе он обязан был вернуть около 680 рублей казенных денег, затраченных на его обучение и содержание. А с плохими оценками шансов устроиться на работу было гораздо меньше, чем с более или менее сносными. Надежды же, что Джугашвили вернет такую огромную сумму, все равно не было. Вот в семинарии и постарались притушить остроту проблемы, рассчитывая, что Джугашвили приткнется куда-нибудь учителем, и голова о нем болеть у семинарского начальства не будет.

Ни в учителя, ни в сотрудники духовного ведомства Джугашвили не пошел. Гораздо интереснее ему было делать революцию. Иосиф перебивался случайными заработками в каких-то конторах, иногда давал уроки в качестве репетитора. До конца 1899 года Иосиф жил на квартире Д.Е. Каландарашвили на Михайловском проспекте, 102.

28 декабря 1899 года Сосо был зачислен в Тифлисскую физическую обсерваторию, где начал работать в качестве наблюдателя-метеоролога. Там он поселился в комнатке флигеля, примыкавшего к двухэтажному зданию обсерватории. Устроил Джугашвили в лабораторию его товарищ по семинарии и по «Месаме-даси» Вано Кецховели. Зарплата наблюдателя составляла 20 рублей в месяц, после полугода службы полагалась 5-рублевая надбавка.

В «Месаме-даси» Сталин принадлежал к радикальному меньшинству и резко критиковал лидера организации Ноя Жорданию и других будущих меньшевиков за отказ от решительных методов борьбы вроде демонстраций и политических забастовок.

В самом начале своей работы в обсерватории, в январе 1900 года Сталин подвергся первому в своей жизни кратковременному аресту. Причины его не ясны до сих пор. По одной из версий, с Иосифа требовали вернуть долг отца Диди-Лиловскому сельскому правлению, к которому тот был приписан. Долг уплатили товарищи по партии, и Иосиф вышел на свободу. Местожительство отца, очевидно, в тот момент было неизвестно, почему долг и требовали с сына.

На рубеже XIX и XX веков активизировалось социал-демократическое движение в Российской империи, в том числе и в Закавказье. В декабре 1900 года в Лейпциге вышел первый номер газеты «Искра». В ряде городов готовились широко отпраздновать 1 мая 1901 года. В связи с этим Тифлисское Главное жандармское управление подготовило обзор деятельности Тифлисской организации РСДРП. В списке из 29 ее предполагаемых членов Иосиф Джугашвили значился под номером 2. Это, вероятно, можно расценить как признак его влияния. Жандармы так описывали будущего диктатора: «Иосиф Джугашвили, наблюдатель в Физической обсерватории, где и квартирует. По агентурным сведениям, Джугашвили социал-демократ и ведет сношения с рабочими. Наблюдение показало, что он держит себя весьма осторожно, на ходу постоянно оглядывается; из числа его знакомых выяснены: Василий Цабадзе и Северин Джугели; кроме того нужно думать, что и Сильвестр Джибладзе заходил в обсерваторию именно к Джугашвили».

По списку, содержащемуся в обзоре, стали проводить обыски и аресты. 21 марта 1901 года добрались и до обсерватории. Джугашвили дома не застали и сначала подвергли обыску его квартиру. На подходе к дому Иосиф заметил жандармов и повернул обратно к объектам обсерватории. Однако в конце концов его обнаружили и подвергли личному обыску. Ничего компрометирующего найдено не было, и задерживать его не стали, но после обыска Джугашвили предпочел от греха подальше перейти на нелегальное положение. У него изъяли книгу С.Н. Прокоповича «Рабочее движение на Западе», которую трактовали в качестве нелегальной литературы. Было решено привлечь Джугашвили к дознанию в качестве обвиняемого по делу тифлисской социал-демократической организации. Однако вскоре выяснилось, что книга Прокоповича была легально издана в Петербурге в 1899 году, и дело Джугашвили окончательно развалилось.

Уйдя в подполье, Сталин стал активно готовить первомайскую демонстрацию. Всего в ней участвовало 2–3 тыс. человек. Они собрались у Солдатского базара небольшими группами и подняли красный флаг. Тут на них набросились прятавшиеся в соседних улочках солдаты и полицейские. Демонстрацию разогнали, часть участников арестовали. Сразу же появилась листовка «Долой тиранию! Да здравствует свобода!», подготовленная социал-демократами. В Тифлисе в тот момент победила линия Сталина на политизацию движения и сочетание легальных и нелегальных методов борьбы.

Весной и летом 1901 года почти все руководители тифлисских социал-демократов, остававшиеся на легальном положении, были либо арестованы, либо взяты под плотное наблюдение. В этих условиях Джугашвили стал играть значительно большую роль в координации действий организации. 11 ноября 1901 года на общегородской партийной конференции он был избран одним из четырех руководителей. Вскоре после конференции Джугашвили был направлен в Батум для пропаганды среди местных рабочих. Отъезд был связан также с тем, что в Тифлисе ему угрожал арест.

Джугашвили, по признанию, содержащемуся в жандармских сводках, удалось активизировать деятельность батумской организации. Соратникам по Батуму он запомнился как молодой человек в черной рубахе, летнем длиннополом пальто и мягкой черной шляпе. Джугашвили стал одним из организаторов забастовки на заводе Манташева в январе 1903 года. Рабочим разъяснили их право на выходной день, и они потребовали не только предоставления им еженедельного воскресного отдыха, но и запрещения ночных работ, а также вежливого обращения со стороны администрации. В феврале их требования были удовлетворены. Джугашвили также устроил в Батуме нелегальную типографию.

Кульминацией батумского периода в революционной деятельности Джугашвили стала забастовка на заводе Ротшильда и устроенная в связи с ней рабочая демонстрация. Забастовка состоялась в январе 1902 года вскоре после пожара, случившегося на складе досок 3 января. Кстати, на этом складе работал Джугашвили с окладом 35 рублей в месяц. Рабочие требовали отмены работы в выходные дни и выплаты премии всем участвовавшим в тушении, а не только мастерам и бригадирам. Инициатором забастовки был Джугашвили. Новый управляющий завода Франц Гьюн удовлетворил все требования бастующих, выдав всем участникам ликвидации пожара по два рубля. Но вскоре начались аресты. 15 февраля жандармы арестовали 4 членов Тифлисского комитета РСДРП, собравшихся на заседание в доме З. Чодришвили, и захватили типографию. Той же ночью были арестованы еще 13 человек, но Джугашвили удалось скрыться. Он уехал в Тифлис, и почти сразу после этого, 26 февраля, на заводе Ротшильда был объявлен локаут. Увольнению подлежали почти 400 из 900 рабочих. 28 февраля «товарищ Сосо», как его называли соратники, срочно вернулся из Тифлиса и возглавил новую забастовку с требованием восстановления на работе жертв локаута. 3 марта власти в лице кутаисского военного губернатора генерал-майора Смагина и начальника губернского жандармского управления собрали рабочих (пришло не более 400 человек) и потребовали прекратить забастовку, заявив, что требования бастующих незаконны. В ночь с 7 на 8 марта были арестованы 30 рабочих, объявленных зачинщиками забастовки. Тогда 8 марта 350 рабочих явились с требованием либо выпустить задержанных, либо взять их самих под стражу. В ответ их тоже арестовали.

И вот 9 марта по решению Джугашвили у стен пересыльной тюрьмы состоялась новая демонстрация 400 рабочих, требовавших освобождения своих товарищей. Однако власти узнали о демонстрации и подтянули к тюрьме войска. 37 лет спустя, работая над пьесой «Батум», Михаил Булгаков в изданной в 1937 году книге «Батумская демонстрация 1937 года» подчеркнул следующие во многом саморазоблачительные слова Сталина, обращенные к демонстрантам: «Солдаты в нас стрелять не будут, а их командиров не бойтесь. Бейте их прямо по головам…» Такие провокационные призывы в значительной мере и вызвали кровавую расправу войск над батумской демонстрацией. Когда демонстранты пошли на штурм тюрьмы, а арестованные, взломав двери, вырвались на свободу, солдаты получили приказ стрелять. 13 рабочих было убито, 20 — ранено. Как раз в эти дни Джугашвили наладил работу подпольной типографии и успел выпустить две листовки, посвященных расстрелу демонстрации.

5 апреля 1902 года на квартире Д. Дарахвелидзе наш герой был арестован по делам о забастовке на заводе Ротшильда и батумской демонстрации 9 марта. Ничего компрометирующего при аресте обнаружить не удалось, но 8 апреля охрана тюрьмы перехватила записки, написанные Иосифом. На допросах он утверждал, что во все время батумских событий, вплоть до середины марта, жил в Гори у матери. В записках Джугашвили просил информировать мать о своем аресте, чтобы она подтвердила, что с лета 1902 года он безвыездно жил в Гори. Батумские жандармы стали догадываться о важной роли Джугашвили в батумских событиях и запросили о нем данные из Тифлиса. В результате стало известно что Джугашвили, по агентурным данным, является членом Тифлисского комитета РСДРП. В заключении прокурора Тифлисской судебной палаты говорилось: «Что же касается проявления преступной деятельности Джугашвили в г. Батуме, то хотя в этом отношении в произведенном помощником начальника Кутаисского ГЖУ по Батумскому округу дознании имеются некоторые указания на то, что Иосиф Джугашвили был причастен к рабочему движению, возбуждал рабочие беспорядки, устраивал сходки и разбрасывал противоправительственные воззвания, — но все эти указания лишь вероятны и допустимы; никаких же точных и определенных фактов по сему предмету дознанием не установлено и указание на участие Джугашвили на сходках и на распространение им по г. Батуму революционных воззваний основывается единственно на предположениях, слухах или возбуждающих сомнение в достоверности подслушанных отрывочных разговорах. При таком положении дела характер деятельности Иосифа Джугашвили за время пребывания его в Батуме подлежит считать невыясненным». Ничего не дало и следствие о возможной причастности Джугашвили к Тифлисскому комитету.

23 ноября 1902 года Джугашвили обратился с «нижайшим прошением» к главноуправляющему гражданской частью на Кавказе князю Г.С. Голицыну: «Все усиливающийся удушливый кашель и беспомощное положение состарившейся матери моей, оставленной мужем вот уже 12 лет и видящей во мне единственную опору в жизни, заставляет меня… обратиться к Канцелярии главноначальствующего с нижайшей просьбой освобождения из-под ареста под надзор полиции. Умоляю Канцелярию главноначальствующего не оставить меня без внимания и ответить на мое прошение». Просьба была оставлена без ответа, хотя об освобождении также просила мать узника.

Джугашвили оставался в батумской тюрьме вплоть до 19 апреля 1903 года, когда его перевели в кутаисскую тюрьму. Это стало следствием организованной им демонстрации заключенных против экзарха Грузии, посетившего батумскую тюрьму двумя днями ранее.

В кутаисской тюрьме Сталин встретился с социал-демократом Григорием Уратадзе, который впоследствии вспоминал: «На вид он был невзрачный, оспой изрытое лицо делало его вид не особенно опрятным… Все портреты, которые я видел после того, как он стал диктатором, абсолютно не похожи на того Кобу, которого я видел в тюрьме в первый раз, и на того Сталина, которого я знал в продолжении многих лет потом. В тюрьме он носил бороду, длинные волосы, причесанные назад. Походка вкрадчивая, маленькими шагами. Он никогда не смеялся полным открытым ртом, а улыбался только. И размер улыбки зависел от размера эмоции, вызванной в нем тем или иным происшествием… Был совершенно невозмутим. Мы прожили вместе в кутаисской тюрьме более чем полгода, и я ни разу не видел его, чтобы он возмущался, выходил из себя, сердился, кричал, ругался, словом, проявлял себя в ином аспекте, чем в совершенном спокойствии. И голос его в точности соответствовал его «ледяному характеру», каким его считали близко его знавшие».

В описании, данном Уратадзе, позднее ставшим противником Сталиным, легко заметить черты характера, которые идеально подходят для политика, полагающегося в достижении своих целей на интригу. Сталин прекрасно умел хранить в тайне от окружающих свои подлинные чувства, усыплять бдительность будущих жертв и сохранять невозмутимость в самых критических ситуациях.

По представлению министерства юстиции, в июле 1903 года Джугашвили был определен трехлетний срок административной ссылки в Иркутскую губернию. Однако тут возникла пикантная ситуация. Поскольку о переводе арестанта в кутаисскую тюрьму не было извещено Главное тюремное управление, там продолжали считать, что Джугашвили находится в батумской тюрьме и, не обнаружив его там, решили, что он был выпущен под надзор полиции, и даже объявили его в розыск. Только 4 сентября выяснилось, что Джугашвили пребывает в кутаисской тюрьме. Здесь он 28 июля успел организовать бунт заключенных. Они требовали прекратить издевательства со стороны стражников, устроить в камерах нары (спать приходилось на цементном полу), предоставлять баню дважды в месяц и не допускать грубого обращения с узниками. В знак протеста заключенные стали бить по железным воротам тюрьмы. Гулкие удары всполошили весь Кутаис. Требования были удовлетворены, но после этого всех политических поместили в отдельную камеру — чтобы не смущали тюремный люд.

В начале октября Джугашвили отправили обратно в Батум, а в ноябре с этапом — к месту ссылки через Новороссийск, Ростов-на-Дону, Самару и Челябинск. До Новороссийска ссыльных везли пароходом, а оттуда — поездом, в арестантском вагоне. Так Иосиф впервые увидел российские просторы — Поволжье, Урал. Товарищи снабдили Джугашвили деньгами на дорогу и провизией. Только в Батуме он получил 10 рублей. Еще какая-то сумма денег была выслана в Ростов. Уже на Урале ссыльных встретила суровая зима, а в Сибири морозы доходили до 30 градусов. Для выросших в субтропиках грузин это была настоящая трагедия.

Местом ссылки Джугашвили было определено селение Новая Уда, находившееся в 70 верстах от уездного центра Балаганска и в 120 верстах от ближайшей железнодорожной станции Тыреть. Иосиф не собирался задерживаться в этой глухомани. Обстоятельства его побега темны и не прояснены по сей день. Неизвестно также, один раз или дважды бежал Сталин из Новой Уды. Успешный побег датируют 5 января 1904 года, неуспешный (если он был) — ноябрем или декабрем 1903 года.

Находившийся в ссылке в Балаганске Абрам Гусинский оставил нам описание своей встречи со знаменитым беглецом: «Ночью зимой 1903 г. в трескучий мороз, больше 30 градусов по Реомюру (т. е. больше 37 градусов по шкале Цельсия, так как один градус Реомюра равен пяти четвертым градуса по шкале Цельсия. — Б. С.)… стук в дверь. «Кто?»… к моему удивлению, я услышал в ответ хорошо знакомый голос: «Отопри, Абрам, это я, Сосо». Вошел озябший, обледенелый Сосо. Для сибирской зимы он был одет весьма легкомысленно: бурка, легкая папаха и щеголеватый кавказский башлык. Особенно бросалось в глаза несоответствие с суровым холодом его легкой кавказской шапки на сафьяновой подкладке и белого башлыка (этот самый башлык, понравившийся моей жене и маленькой дочке, т. Сталин по кавказскому обычаю подарил им). Несколько дней отдыхал и отогревался т. Сталин, пока был подготовлен надежный ямщик для дальнейшего пути к станции железной дороги не то Черемхово, не то Тыреть — километров 80 от Балаганска. Документы у него были уже. Эти дни… т. Сталин провел безвыходно со мной и моей семьей».

Джугашвили благополучно добрался до Тифлиса во второй половине января 1904 года. Здесь он познакомился с социал-демократом Львом Борисовичем Розенфельдом, более известным в дальнейшем под псевдонимом Каменев, который устроил ему убежище на квартире рабочего Морочкова. В дальнейшем Сосо отблагодарил Льва за эту услугу по-царски — пулей в затылок (пулю эту затем хранил у себя «железный нарком» Ежов, пока не отправился вслед за Каменевым).

Многие из прежних товарищей были к тому времени арестованы и сосланы. Одним из немногих уцелевших был Миха Бочаридзе, на квартире у которого Джугашвили познакомился в тот приезд со своим будущим тестем рабочим Сергеем Яковлевичем Аллилуевым. Вскоре Сосо, опасаясь полиции, перебрался в Батум. Но в местном комитете РСДРП теперь преобладали меньшевики, которые не горели желанием сотрудничать с радикально настроенным однопартийцем. Кроме того, они распустили слухи, что Сосо — провокатор. Спустя месяц Сталин вынужден был покинуть Батум. Как писал в мемуарах, опубликованных в 1937 году в сборнике о Батумской демонстрации, Доментий Вадачкория, товарищ Сталина по батумскому подполью, Коба, по его собственным словам, «сфабриковал удостоверение на имя агента при одном из сибирских исправников». Это давало основания недоброжелателям подозревать, что «великий вождь и учитель» действительно был полицейским агентом, ибо непонятно, как он мог изготовить удостоверение секретного агента настолько хорошо, что оно не вызвало сомнений у полицейских и жандармов, один из которых будто бы даже по указанию Сталина арестовал следившего за ним полицейского шпика. Этот рассказ также мог укрепить подозрения в провокации. Тем более, что побег из Сибири до Кавказа стоил не меньше 100 рублей, и неизвестно, кто дал Джугашвили такие деньги и снабдил его необходимыми документами, в том числе, быть может, и агентским удостоверением. А в Батум Сосо добрался гол как сокол, раз просил товарищей о вспомоществовании в размере жалких полутора рублей, в чем ему было отказано.

Однако 1 марта 1904 года в Батуме состоялась очередная демонстрация, после которой был арестован почти весь социал-демократический комитет. Новый комитет был настроен к Джугашвили гораздо лояльнее, и он вернулся в Батум, но 18 апреля, заболев, уехал в Гори, а потом перебрался в Тифлис.

Сталина не раз обвиняли в провокаторстве, особенно после его прихода к власти в партии и в стране. Сначала это делали авторы-эмигранты, а в годы перестройки подобные публикации в изобилии появились и в нашей стране. Отмечу, однако, что никаких серьезных доказательств ни одна из версий сотрудничества Сталина с охранкой так и не получила. Наоборот, архивные документы доказывают, что все те провалы, которые приписывают Сталину, в действительности были результатом работы других известных агентов охранки. Наиболее убедительно этот вопрос освещен в работах З.И. Перегудовой, к которым я и отсылаю читателей. Например, в Баку аресты большевиков, в том числе и самого Сталина, были на совести агента Фикуса (в миру — Николай Степанович Ериков, проживавший по паспорту Давида Виссарионовича Бакрадзе, член РСДРП с 1897 года). Он входил в Бакинский комитет и ни разу не был под подозрением у своих товарищей, хотя трудился сексотом с 1909 по 1917 год. Ему даже поручали расследовать дела о возможном провокаторстве других членов организации. Другой провокатор, по кличке Дорогой, Исаак Минасович Саркисянц, помог полиции в 1912 году арестовать С. Шаумяна и С. Спандаряна. Перечень настоящих провокаторов можно длить и длить. Интересно, что в сентябре 1909 года Бакинский комитет публично объявил, что подозревает в провокаторстве пятерых членов организации, из которых лишь один, Фирсов Балаханский, действительно был связан с охранкой. На практике разоблачить провокаторов, не имея доступ к полицейским досье, было практически невозможно. Против же кандидатуры Сталина на роль сексота есть еще два весомых и лежащих буквально на поверхности аргумента. Никто не стал бы держать своего агента так долго в тюрьмах и ссылках, где от него не было практической пользы. К тому же многие руководители полиции благополучно эмигрировали из России, в частности, бывший начальник Тифлисского главного жандармского управления и Особого отдела Департамента полиции генерал-майор А.М. Еремин. Располагай они сведениями о провокаторстве одного из своих злейших противников, неужели испугались бы обнародовать столь «горячую» информацию?

Весной 1904 года Коба (Иосиф взял такой партийный псевдоним) встретился с руководителем Кавказского союза РСДРП Миха Цхакая. Тот попросил Джугашвили ознакомиться с последними партийными документами, в частности, с материалами II съезда РСДРП, а затем написать статью по национальному вопросу, которая была опубликована на страницах тифлисской «Борьбы пролетариата». Затем Цхакая направил Кобу на работу в Имеретино-Мингрельский комитет. Тем временем прежние члены Союзного комитета были арестованы, и Цхакая кооптировал в новый состав комитета Джугашвили вместе с Каменевым. Комитет стал на сторону Ленина и его сторонников против меньшевистского большинства ЦК.

С началом первой русской революции Коба пытался смягчить межнациональные отношения в Закавказье. Так, в феврале 1905 года в ходе резни между армянами и азербайджанцами (татарами) в Баку погибли и были ранены десятки людей. Сталин в эти дни был в городе и пытался умерить страсти и направить гнев обоих народов против «классового врага» — нефтепромышленников, но не слишком преуспел в этом. В это время в Баку уже действовала боевая дружина социал-демократов. Однажды по приказу Сталина пять вооруженных винтовками дружинников охраняли армянский район в Балаханах и не допустили здесь межнациональных столкновений, но это была капля в море.

В апреле 1905 года социал-демократы Закавказья раскололись на большевистский Союзный комитет и меньшевистское Кавказское бюро РСДРП. Коба все время был в разъездах, устраивал собрания, агитировал против меньшевиков. А как только появилась свободная минутка в Тифлисе, Иосиф написал письмо старшим товарищам по партии в Лондон, где они собрались на III съезд РСДРП: «Я опоздал с письмом, товарищ. Не было ни времени, ни охоты писать. Пришлось все время разъезжать по Кавказу, выступать на дискуссиях, ободрять товарищей и т. д. Поход был повсеместный со стороны меньшевиков, и надо было дать отпор. Людей у нас почти не было (и теперь очень мало, в два-три раза меньше, чем у меньшевиков), и приходилось работать за троих…» В данном случае Коба позиционирует себя как сугубого практика, которому некогда заниматься теоретическими изысками. Летом 1905 года он занялся формированием в Чиатурах «красных сотен» — вооруженных отрядов, которые сначала мыслились как защита от черносотенцев, а затем — как орудие для захвата власти.

Между тем 20–22 августа 1905 года в Баку прошли самые ожесточенные армяно-татарские столкновения. Были подожжены нефтепромыслы, сгорела почти половина вышек, нефтедобыча сократилась вдвое и до 1917 года так и не успела достичь прежнего уровня. На этом фоне, по крайней мере на Кавказе, борьба с социал-демократами отходила для власти на второй план.

Но и социал-демократы доставляли властям немало хлопот. 29 августа 1905 года в Тифлисской городской управе на собрании общественности обсуждался проект законно-совещательной Думы, одобренный царем. Социал-демократы привели с собой на собрание рабочих. Полиция и казаки попытались их вывести из зала. В результате стычки было несколько убитых и десятки раненых. По инициативе Джугашвили была выпущена листовка с протестом против «злодейского убийства рабочих» и призывом к забастовке, не имевшим, впрочем, особого успеха. В начале сентября под руководством Джугашвили большевики попытались похитить 2 тыс. винтовок из кутаисского цейхгауза, прокопав подкоп, но условия почвы не позволили довести задуманное до конца.

В сентябре 1905 года произошли важные перемены в личной жизни нашего героя. Он поселился в доме № 3 по Фрейлинской улице Тифлиса по соседству с семьей Сванидзе, владевшей швейной мастерской. Семья состояла из трех сестер — Сашико (Александры), Като (Екатерины) и Машо (Марии), их брата Александра и мужа Сашико Михаила Монаселидзе, товарища Джугашвили по семинарии. Монаселидзе вспоминал: «Жена моя Александра и сестра ее Като были известными во всем городе портнихами. Кто только не ходил к ним шить платья. Приходили жены генералов, крупных чиновников канцелярии наместника, жены офицеров и тому подобных лиц, которых во время примерок сопровождали их мужья. Поэтому наша квартира была гарантирована от всяких подозрений со стороны полиции… Как-то мой шурин (Александр Семенович Сванидзе, партийный псевдоним «Алеша». — Б. С.) отозвал меня в сторону и сообщил, что желает привести к нам на ночевку товарища Сосо Джугашвили, он просил ничего не говорить пока об этом его сестрам. Я был согласен. С этой поры товарищ Сталин начал проживать в нашей квартире. Это было в 1905 году». Сосо покорил сердце Като, и они поженились. Венчание происходило в ночь с 15 на 16 июля 1906 года в церкви Святого Давида. К тому времени Екатерина уже ждала ребенка. Тогда первой жене Сталина было 17 лет. Как вспоминал М. Монаселидзе, «несмотря на мои старания, ни один священник не соглашался венчать их в церкви, так как Сосо не имел собственных документов и жил нелегально по паспорту какого-то Галиашвили. Спустя несколько дней я встретился на улице со священником церкви Святого Давида Кита Тхинвалели, однокурсником Сосо по семинарии. Я ему сообщил про наше дело, и он дал согласие, но с условием, что об этом ничего не должен был знать первый священник церкви, ввиду чего в церковь надо было подняться в один или два часа пополуночи и в небольшом количестве».

В середине декабря 1905 года Коба участвовал в конференции большевиков в Таммерфорсе. Там он делал доклад о положении на Кавказе, и деятельность большевистского Кавказского союза РСДРП удостоилась одобрительной резолюции. Джугашвили также выступил решительным сторонником бойкота выборов в Думу, и эта его позиция была поддержана Лениным.

В Тифлис Сталин вернулся вскоре после подавления вспыхнувшего там восстания рабочих, продолжавшегося 18–24 декабря. Он стал одним из организаторов покушения на начальника штаба Кавказского военного округа генерала Федора Федоровича Грязнова, смертельно раненного 16 января 1906 года бомбой, брошенной на улице террористом Арсеном Джорджиашвили, рабочим железнодорожных мастерских. Генерала обвинили в жестокости при подавлении восстания. Убийцу повесили. В 1921 году даже сняли пропагандистский фильм «Убийство Грязнова (Арсен Джорджиашвили)».

В январе 1906 года Сосо постигла большая неприятность. Садясь в конку, он оступился, упал и в кровь разбил себе лицо. А когда отлеживался на конспиративной квартире, нагрянул военный патруль, и Джугашвили едва унес ноги. С разукрашенной физиономией ходить по улицам было опасно. Полиция и военные задерживали всех подозрительных. Вынужденное безделье он посвятил подробной разработке планов вооруженного восстания. Как свидетельствует хозяин одной из конспиративных квартир доктор Н.Г. Ахметели, Джугашвили, будучи сторонником вооруженного восстания, «все время мечтал о взятии Тифлиса. Я помню это хорошо, как он раздобыл где-то карту Тифлиса и лелеял мысль взять его вооруженными силами». Хозяин другой сталинской квартиры, Александр Микабели, вспоминал, как однажды его сын с удивлением сообщил ему, что живущий у них «дядя» «играет в солдатики». Микабели не поверил, но оказалось, что Коба действительно сидел на полу и двигал оловянных солдатиков по карте Тифлиса. Он пояснил хозяину, что возглавляет штаб по подготовке вооруженного восстания, созданный Тифлисской организацией РСДРП. Возможно, он уже тогда мечтал о славе полководца. А в данный момент определяет, где сподручнее строить баррикады. Что такие планы имели вполне серьезный характер, подтверждают и воспоминания Рубена Даштаяна: «В первой половине 1906 г. на меня была возложена обязанность по подготовке рабочих боевых дружин… Нас было пять человек: я, Карапетян, бывший сапер, и три юнкера, уволенных из юнкерского училища за революционную работу… Нами руководил тов. Сосо. В 1906 г. у нас было два или три собрания вместе с тов. Сосо. Собирались мы на Фрейлинской улице… Мы обсуждали военные вопросы, намечали пункты на плане города Тифлиса». Но революция пошла на спад, и нового восстания в Тифлисе так и не произошло.

В апреле 1906 года Джугашвили посетил Стокгольм, где выступил на IV Объединенном съезде РСДРП (там преобладали меньшевики). Здесь он отстаивал раздел помещичьих земель и передачу их в частную собственность, тогда как большинство меньшевиков стояло за муниципализацию помещичьих земель, т. е. за передачу их в собственность органов местного самоуправления, а основная часть большевиков — за их муниципализацию. Он также утверждал: «Или гегемония пролетариата, или гегемония демократической буржуазии — вот как стоит вопрос в партии, вот в чем наши разногласия».

По дороге домой Джугашвили заехал в Германию и повидался там с Александром Сванидзе. В Тифлис он вернулся в июне 1906 года. Сашико Сванидзе вспоминала: «Когда Сосо вернулся, его нельзя было узнать. В Стокгольме товарищи заставили его купить костюм, фетровую шляпу и трубку, он был похож на настоящего европейца. Мы впервые видели Сосо так хорошо одетым». Отмечу, что всю жизнь к одежде Сталин оставался равнодушным. Даже после прихода к власти он предпочитал появляться перед народом сначала в полувоенном френче, а потом в маршальском мундире. И в быту он тоже никогда не блистал разнообразием костюмов. Это для него было совсем не главным. Для образа вождя, по его разумению, вполне подходил скромный форменный костюм. Форма олицетворяла власть и в то же время не отделяла его от масс, где многие донашивали гимнастерки с армии. Вождь в модном или даже просто в приличном штатском костюме ассоциировался бы в глазах миллионов рабочих и крестьян с «буржуями и помещиками», которых только-только прогнали.

Тем временем Екатерину Сванидзе арестовали по обвинению в хранении нелегальной литературы. Это случилось 13 ноября 1906 года. Сашико просила за нее у своих высокопоставленных заказчиц. В результате Като, учитывая ее беременность, в тюрьму сажать не стали, а присудили к двухмесячному аресту в полицейской части. Жена пристава шила платья у сестер Сванидзе. Она не разрешила мужу держать Като в комнате полицейской части, а отвезла ее к себе на квартиру. Сидеть там узнице пришлось не два, а полтора месяца. Сосо в это время был в отъезде в Баку. Вернувшись, он был удручен случившимся и захотел повидать Като. Это удалось устроить неожиданно легко. Как свидетельствует М. Монаселидзе, «моя жена отправилась к жене пристава и заявила ей, что из деревни приехал наш двоюродный брат, который желает повидать Като, если будет дано разрешение. Пристав дал на это разрешение по настоянию своей жены. Мы взяли Сосо на квартиру пристава ночью и устроили ему свидание с Като. На наше счастье ни пристав, ни его жена не знали Сосо в лицо. Затем в результате нашей настойчивой просьбы жена пристава добилась для Като ежедневного отпуска на два часа по вечерам на нашу квартиру, где Сосо и Като виделись друг с другом».

Что ж, Иосифу Сталину не чужды были простые человеческие чувства. Наверняка он искренне беспокоился за здоровье жены и будущего сына. Он родился 18 марта 1907 года. Из-за того, что брак Иосифа и Като был совершен тайно и о нем не было даже сделано отметки в паспорте жены, которая сохранила девичью фамилию, крестить его удалось лишь несколько месяцев спустя. Сына назвали Яковом. Как вспоминал М. Монаселидзе, «если ребенок начинал плакать в то время, когда он работал, Сосо нервничал и жаловался, что ребенок мешает ему работать; но когда накормят, бывало, ребенка и он успокоится, Сосо целовал его, играл с ним и щелкал его по носику. Лаская ребенка, он называл его «пацаном», и это имя осталось за ним до сегодняшнего дня».

Джугашвили не только подготовкой вооруженного восстания занимался. Он также издавал в 1906–1907 годах легальные газеты «Ахале дроеба» («Новое время») и «Чвени Цховреба» («Наша жизнь»), которые в конце концов были закрыты властями из-за пропаганды социал-демократических идей.

Джугашвили был избран делегатом на V съезд РСДРП, который состоялся в Лондоне в конце апреля — середине мая 1907 года. По дороге в Берлине он встретился с Лениным. Они обсудили предстоящую крупную экспроприацию в Закавказье. На съезде большинством голосов было принято решение в связи со спадом революции распустить боевые дружины. Среди голосовавших против были Ленин и Коба. В Лондоне Миха Цхакая заболел. Джугашвили и Степан Шаумян ухаживали за ним, но, не дождавшись выздоровления, вынуждены были пуститься в обратный путь. Цхакая думал последовать за ними, однако из-за наступившей реакции попасть в Россию не смог и вернулся только через десять лет, уже после Февральской революции. Так наиболее авторитетный руководитель закавказских большевиков оказался на долгие годы за границей, что автоматически увеличило влияние Кобы в закавказской парторганизации.

Вскоре после возвращения со съезда Джугашвили надолго перебрался из Тифлиса в Баку. Этому предшествовало одно важное событие, происшедшее при его деятельном участии. 13 июня 1907 года на Эриванской площади Тифлиса среди бела дня было совершено нападение на почтовую карету и похищено 250 тыс. рублей, перевозившихся в местное отделение государственного казначейства. В ходе перестрелки было убито более 10 человек, в основном — случайных прохожих. Непосредственным руководителем экспроприации был С.М. Тер-Петросян (Камо). Эта экспроприация была категорически осуждена меньшевиками, потребовавшими исключения из партии всех, к ней причастных. Ведь съезд только что постановил отказаться от эксов, а большевики на это решение демонстративно наплевали. В результате Коба вынужден был покинуть Тифлис, где в местной социал-демократической организации резко преобладали меньшевики. Он вынужден был вместе с женой и ребенком в июле 1907 года перебраться в Баку, где влияние большевиков, хотя они и не были в большинстве, оставалось гораздо более сильным. В Баку работа социал-демократов велась в основном легально, и полиция всех знала в лицо. Здесь Джугашвили издавал газеты «Гудок» и «Бакинский пролетарий». В первом номере «Бакинского пролетария», вышедшем 20 июня 1907 года, еще до переезда Сталина в Баку, была опубликована его статья «Лондонский съезд Российской социал-демократической партии (записки делегата)». Она была подписана псевдонимом Коба Иванович. Так партийный псевдоним Сталина впервые появился в печати.

Осенью 1907 года Сталин предложил возродить Бакинскую боевую дружину. К тому времени в руководстве Бакинского комитета уже преобладали большевики. Из меньшевиков эту идею поддержал Андрей Януарьевич Вышинский, предложивший «достать» оружие у полиции и жандармов (попросту — купить). По данным Бакинского охранного отделения, уже к 15 сентября 1907 года большевики потратили на эти цели около 80 тыс. рублей. С этого времени берет начало определенная близость Сталина и Вышинского, которой не помешала принадлежность к разным фракциям.

Одновременно Сталин не забывал и о легальных методах борьбы. Он руководит в Баку кампанией большевиков по выборам в III Государственную думу. 22 сентября 1907 года в Баку на собрании уполномоченных от рабочей курии был принят «Наказ социал-демократическим депутатам».

Вскоре Кобу постигла тяжелая утрата. 22 ноября 1907 года от брюшного тифа умерла его жена Като. Она скончалась в Тифлисе на руках у мужа. Екатерину Сванидзе похоронили на Кукийском кладбище святой Нины. Восьмимесячного Яшу забрала к себе сестра Като Сашико. Сталин горевал, но недолго. Любовь и семья всегда были подчинены у него интересам борьбы.

В начале 1908 года бакинские большевики стали готовить новую крупную экспроприацию. Им стало известно, что из центра в Баку Каспийским морем везут 4 млн рублей для последующей переправки в Туркестанский край. Чтобы раздобыть оружие, боевики устроили налет на флотский арсенал. Однако дом, где хранилось похищенное оружие, привлек внимание жандармов. Двое боевиков погибли при аресте, подготовка к эксу была сорвана. Сталин на время покинул Баку. Позднее, 15 марта 1908 года, ему только чудом удалось ускользнуть из рук жандармов, которые окружили Бакинский народный дом. Там должна была состояться конференция РСДРП. Делегатам удалось смешаться со зрителями, смотревшими спектакль, и избежать ареста. Но Коба уже догуливал на свободе последние недели.