Иосиф Сталин – беспощадный созидатель

Борис Соколов, 2014

Сталин до сих пор «живее всех живых», и отношение к нему как к действующему политику – крайне пристрастное, черно-белое, без полутонов. Его либо проклинают – либо превозносят до небес, либо изображают дьяволом во плоти – либо молятся как на божество. Эта книга идет против течения, оценивая Отца народов объективно и беспристрастно, не замалчивая его достижений и побед, не скрывая провалов, преступлений и потерь. В этом историческом расследовании Сталин предстает не иконой и не карикатурой – но беспощадно-эффективным строителем Сверх-Державы, готовым ради власти на любые свершения и жертвы, бессмертным символом героической и кровавой эпохи, по праву названной его именем. Эта книга доказывает: Сталин был не просто тираном – но величайшим из тиранов XX века!

Детство и юность

6(18) декабря 1878 года в городе Гори Тифлисской губернии в семье сапожника Виссариона Джугашвили и его жены Екатерины родился сын Иосиф. Об этом была сделана соответствующая запись в метрической книге местного Успенского собора. Крестили новорожденного 17/29 декабря. Восприемником при крещении стал некий Михаил Цихитатришвили. В то время было принято праздновать не день рождения, а день ангела, т. е. день того святого, в чью честь человек был окрещен. Поэтому люди далеко не всегда помнили точную дату своего рождения. А в семьях простонародья нередко забывали и год своего появления на свет. Сталин в этом отношении не был исключением, колебался в выборе года рождения между 1878 и 1879-м, и в дальнейшем изобрел условную дату своего рождения — 9 (21) декабря 1879 года (хотя в первых своих анкетах и указывал 1878 год как год своего рождения). Впервые она была отмечена как государственный праздник в 1929 году, в качестве 50-летнего юбилея вождя. Подлинная же дата сталинского рождения была обнародована только в 1990 году историком Л.М. Спириным.

Фамилия Джугашвили упоминается в документах селения Диди Лило в 1819 году. Существует несколько версий ее происхождения. По наиболее вероятной из них, прапрадед Сталина жил в горах Мтиулетии (нынешняя Южная Осетия) и был очень хорошим пастухом. За это односельчане прозвали его «Джогисшвили», что значит «сын стада». Позднее «Джогисшвили» трансформировалось в «Джугашвили». По воспоминаниям матери Сталина, первоначальная фамилия предков ее мужа была Берошвили.

Прапрадед Сталина жил в Мтиулетии в конце XVIII века, когда в этой местности шла ожесточенная борьба между грузинами и осетинами. К какой из этнических групп принадлежал Джогисшвили, точно неизвестно. Однако, учитывая, что в дальнейшем его потомки селились в селениях, основанных осетинами, можно предположить, что он тоже был осетином. Кстати, по одной из версий, слово «джуга» в одном из диалектов осетинского языка означает «железо», и будто бы поэтому Иосиф Виссарионович в дальнейшем взял псевдоним «Сталин».

Первый Джугашвили, чье имя — Заза, точно известно, до того, как осесть в Диди Лило, жил в селении Гери в северной части Горийского уезда, недалеко от села Мерети. Его имя упоминается в показаниях священника селения Мерети Иосифа Пурцеладзе, данных им 8 декабря 1805 года после подавления антирусского восстания во главе с князем Элизбаром Эристави: «Я знаю и видел, что к сыну кулар агаси Элизбару хаживали осетины, жившие по ту и сю сторону… Элизбаром посылаемые люди были Джука-швили Заза и Таури-хата, но Заза чаще хаживал днем и приводил осетин по ночам». Замечу, что тот факт, что Зазу Джугашвили князь использовал для связи именно с осетинами, косвенно указывает на его осетинскую национальность.

Между 1812 и 1819 годами Заза Джугашвили (или его сын Иван) перебрался из селения Гери, принадлежавшего князьям Мачабели (в 1869 году оно насчитывало лишь 341 жителя — все осетины), в другое, более крупное осетинское село — Диди Лило, также пожалованное роду Мачабели. Здесь в 1850 году у Ивана (Ванно) родился сын Виссарион — отец Сталина. Он занимался сапожным ремеслом. После того как отец умер, а брата Георгия, владельца харчевни, убили разбойники, Виссарион во второй половине 1860-х годов подался в Цинандали, а потом в Тифлис. По преданию, распространенному среди односельчан, Бесо бежал от долгов и налогов, душивших ремесленников. В начале 1870-х годов он приехал в Гори для работы на обувной фабрике местного армянского купца Иосифа Барамова (Барамянца). Для своих 20 лет Виссарион Джугашвили был довольно-таки образован, по сравнению с другими ремесленниками. Он не только был грамотным, каковых в Тифлисской губернии было только 16 % населения, но и, кроме родного грузинского, говорил еще на русском, армянском и тюркском (азербайджанском). Отец Сталина живо интересовался поэзией и на память цитировал обширные фрагменты «Витязя в тигровой шкуре». У его сына наследственное увлечение проявилось в юности в стихотворчестве, но в зрелые годы он не только оставил писать стихи, но и, как кажется, утратил интерес к поэзии, которая превратилась для него в не более чем средство агитации.

Характерно, что Бесо уже, безусловно, считал себя грузином и лишь помнил о своем осетинском происхождении. Сосед Сталина Нико Тлашидзе так описал его отца: «Он был среднего роста, смуглый, с большими черными усами и длинными бровями, выражение лица у него было строгое, он всегда ходил мрачный… носил короткий карачогельский архалук и длинную карачогельскую черкеску, опоясывался узким кожаным поясом, надевал сапоги, заправляя шаровары в голенища, шапку носил с козырьком». Другой сосед, Давид Папиташвили, оставил такой портрет Бесо Джугашвили: «Был выше среднего роста и худощав. Волосы у него были черные, носил усы и бороду… У него не было ни одного седого волоса. В молодости наш вождь внешне очень походил на своего отца. Черты характера и внешность Иосиф, действительно, унаследовал у Бесо. И в юные годы носил и усы, и бороду, очевидно, для солидности, и лишь позднее сохранил одни усы.

Мать Сталина Екатерина (Кеке) была дочерью крепостных крестьян князей Амилахвари. Ее отца звали Георгий (Глах, Габриэль) Геладзе (Гелашвили). Он был выходцем из района Казбеги в Южной Осетии и жил в селении Свенети вблизи Гори, а затем переселился в предместье Гори Гамбареули. По профессии Глах был то ли гончаром, то ли кирпичником, а в Гамбареули переквалифицировался в садовники. Его жена, бабка Сталина, Мелания Хомезурашвили, также была крепостной князей Амилахвари. В Гамбареули в 1856 году родилась Екатерина Геладзе. В 1864 году она вместе с семьей переселилась в Гори. Родители вскоре умерли, и Екатерина вместе с другими детьми воспитывалась в семье брата матери, Петра Хомезурашвили. Там познакомилась с Виссарионом Джугашвили и в 1874 году вышла за него замуж. К тому времени отец Сталина уже успел открыть собственную мастерскую. Отец и мать сознавали себя грузинами, и грузинами сознавали себя и их дети, в том числе и Иосиф.

Бесо и Кеке поженились 17 мая 1874 года, а первый ребенок Михаил родился 14 февраля 1875 года. Очевидно, он был зачат сразу после свадьбы. Первенец прожил лишь неделю и скончался 21 февраля. Его восприемником (крестным отцом) стал Шалва Мачабели, крестьянин, очевидно, из бывших крепостных князей Мачабели.

Второй сын у Бесо и Кеке Джугашвили появился на свет 24 декабря 1876 года. Его назвали Георгием. Крестным отцом был горийский виноторговец Яков Эгнатошвили. Георгий прожил недолго и 19 июня 1877 года скончался от кори.

Третий сын, Иосиф, родился 6/18 декабря 1878 года и остался единственным ребенком у своих родителей.

По воспоминаниям ученика Виссариона Джугашвили Давида Гаситашвили, «среди людей нашего ремесла Бесо жил лучше всех. Масло дома у него было всегда. Продажу вещей он считал позором». Это было около 1880 года. Но уже через 5–6 лет взгляды и образ жизни Бесо сильно изменились. Он стал страдать запоями.

Можно предположить, что между родителями Сталина произошел какой-то серьезный конфликт где-то около 1883 года. Возможно, Виссарион встретил другую женщину и не стал перевозить жену и сына в столицу Закавказья. Предполагают и другие причины разрыва: увлечение Бесо вином или увлечение Кеке другим мужчиной. Кроме того, жизнь в Тифлисе была значительно дороже, чем в Гори, и у Бесо могло не быть достаточно денег, чтобы содержать семью в Тифлисе. Из-за отъезда мужа в Тифлис Кеке с сыном в 1883–1893 годах вынуждена была сменить не менее десяти адресов. У семьи явно не хватало денег на то, чтобы снять более или менее приличную квартиру.

Во второй половине 80-х годов Бесо пил уже очень крепко, и супруге не раз приходилось искать дома пятый угол. А вот сына, похоже, он никогда не бил. Во всяком случае, Сталин утверждал впоследствии, что отец всегда относился к нему хорошо. По воспоминанию Котэ Чарквиани, сына священника Христофора Чарквиани, у которого семья Джугашвили снимала квартиру в 1886–1887 годах, «дядя Бесо с каждым днем сворачивал с пути, начал пить, бывали неприятности с тетей Кеке. Бедная тетя Кеке! Входила, бывало, к нам и изливала душу с бабушкой. Жаловалась, что дядя Бесо уже не содержит семью».

В шестилетнем возрасте из-за ушиба у Сосо случилось гнойное воспаление локтевого сустава левой руки. В результате локтевой и плечевой сустав атрофировались. Сухорукость не позволяла Сталину играть во многие детские игры, ограничивала его общение со сверстниками, что он болезненно переживал.

Эта детская травма закрыла Иосифу путь к труду крестьянина, ремесленника или рабочего. Мальчик рано должен был осознать, что без образования он никак не сможет преуспеть в жизни.

Кеке была прачкой. Зарабатывала она мало, а после того, как они расстались с Бесо, матери в одиночку приходилось содержать Иосифа. Тем не менее Кеке делала все, чтобы Иосиф мог учиться. Между Кеке и Бесо существовали серьезные разногласия насчет образования сына. Отец видел в сыне будущего сапожника, а мать — лицо духовного звания. Бесо возмущался: «Ты хочешь, чтобы мой сын стал митрополитом? Ты никогда не доживешь до этого! Я — сапожник, и мой сын тоже должен стать сапожником, да и все равно будет он сапожником!» Но Кеке понимала, что сапожное ремесло — не для человека, у которого одна рука — сухая. Она поступила по-своему. В 1888 году мать отдала сына в местное духовное училище. Сперва он два года учил русский язык, а затем уже поступил в первый класс. Конечно, мать никогда и не думала, что Иосиф станет не то что митрополитом, а человеком, перед которым не только митрополиты, а сам патриарх по струнке ходить будет.

Принимая во внимание тяжелое материальное положение и отличную учебу, Иосифу Джугашвили назначили стипендию — три рубля в месяц. Зимой он ходил в школу в войлочной шляпе, в серых вязаных рукавицах, синем пальто и в широком красном шарфе, с которым гармонировала сумка из красного ситца. Осенью он одевался в сапоги с высокими голенищами и в черную суконную фуражку с лакированным козырьком.

По воспоминаниям соседей и товарищей по детским играм, Иосиф был с виду худой, но крепкий мальчик. Он отличался жизнерадостностью, был весьма общителен, имел много товарищей. Как не похож был юный Джугашвили на зрелого Сталина, который в обществе говорил мало. В ту пору он мог разговориться лишь в узком кругу соратников, но там дело сводилось в основном к сталинским монологам. И право на шутки принадлежало всецело ему. Собеседники шутить не рисковали. И друзей у Иосифа Виссарионовича не осталось. Кого расстрелял, как Бухарина, кого довел до самоубийства, как Орджоникидзе, кого запугал, как Ворошилова и Молотова. Остались только прихлебатели, трясущиеся от страха, что станут следующими в списке репрессированных.

Между тем, в начале 1890-х годов между родителями Сосо произошел разрыв. 6 января 1890 года Иосиф попал под фаэтон. Отец отвез его в тифлисскую лечебницу и навсегда остался в этом городе, намереваясь оставить сына у себя. Кеке направилась за ними в Тифлис, жила там несколько месяцев и в конце концов вернула сына в Гори. С этим эпизодом был связан вынужденный перерыв в учебе, поэтому Сосо окончил духовное училище на год позже, чем должен был. Бесо же уехал в Тифлис работать на большой обувной фабрике купца Адельханова. Он периодически наведывался в Гори, пытался помириться с Кеке, но неудачно. В 1891 году Иосифа исключили из первого класса, так как отец отказался внести 25 рублей за обучение, а у матери таких денег не нашлось. Правда, очень скоро его не только восстановили в училище, но и перевели во второй класс, назначив стипендию 3 рубля в месяц, а к концу обучения повысив ее до 7 рублей. Вероятно, дирекция училища сочла необходимым поддержать подающего надежды ученика.

В 1892 году родители Сосо окончательно расстались. По воспоминаниям Котэ Чарквиани, когда Сосо учился во втором классе, «дядя Бесо бросил семью и уехал в Тифлис». Хотя формально они и не развелись, поскольку расторжение церковного брака было трудной и дорогостоящей процедурой. Он отказался платить за учебу сына. 28 августа 1895 года Иосиф писал в заявлении на имя ректора Тифлисской духовной семинарии: «Отец мой уже три года не оказывает мне отцовского попечения в наказание того, что я не по его желанию продолжил образование» (Бесо думал, что сыну достаточно уметь читать и писать да иметь некоторые познания в арифметике, чтобы стать хорошим сапожником). Мать теперь целиком содержала себя и сына. В добавление к обязанностям прачки и прислуги она освоила искусство кройки и шитья, и это дало верный кусок хлеба.

В духовном училище Сосо учился очень хорошо. 2, 3-й и 4-й классы окончил по первому разряду первым и получил похвальный лист. Его рекомендовали в Тифлисскую духовную семинарию, куда он и поступил в 1894 году. А вот здесь уже начались проблемы. Среди первых учеников Иосиф не был, и его зачислили не полным пансионером, целиком обеспечивавшимся на казенный счет, а только полупансионером, вынужденным частично оплачивать свое пребывание в семинарии. От платы за учебу — 40 рублей в год и за наем квартиры освобождались только дети священнослужителей, а Иосиф к ним не принадлежал. Ему пришлось платить за учебу и за обмундирование, бесплатно он только питался и жил в общежитии.

В семинарии Иосиф увлекся марксистской литературой, прочел первый том «Капитала». Читал и художественную литературу, грузинскую — романтическую, русскую — реалистическую. Сталину нравились «Господа Головлевы» Салтыкова-Щедрина, «Мертвые души» Гоголя, «Ярмарка тщеславия» Уильяма Теккерея. Из грузинской прозы он увлекся романами о разбойниках Александра Казбеги (в честь одного из героев он взял позднее свой революционный псевдоним «Коба»). Из грузинской поэзии с увлечением читал поэму Ильи Чавчавадзе «Разбойник Како». Особенно ему нравился эпизод, когда Како убивал помещика, до этого избившего его старого отца. Сталин также знал наизусть многие стихи «Витязя в тигровой шкуре», вечно живого творения Шоты Руставели. И стихи Ильи Чавчавадзе и Важи Пшавелы.

Начитавшись родной поэзии, Иосиф Джугашвили сам начал писать стихи. К числу шедевров их вроде бы не отнесешь. Тем не менее, стихотворение «Утро» вошло в изданную в 1916 году хрестоматию грузинской литературы.

Большинству эти стихотворения доступны только в русских переводах, по которым трудно заключить, что они обладают какими-либо выдающимися поэтическими достоинствами. Вот как, например, начинается «Утро»:

Раскрылся розовый бутон,

Прильнул к фиалке голубой,

И, легким ветром пробужден,

Склонился ландыш над травой.

Пел жаворонок в синеве, и т. д.

Все эпитеты здесь предсказуемые, давно уже превратившиеся в штамп. Может быть, грузинский оригинал несколько живее, но в целом можно предположить, что сталинское произведение было включено в хрестоматию только как образец грамматически правильно построенной и соответствующей романтическому канону поэтической речи. И сегодня никто бы этих стихов не вспоминал, если бы их автор не стал властителем второй по своей мощи державы мира.

Наверное, более замечательно другое его стихотворение — о певце, который нес людям «великую правду», чистую, как солнечный блеск, и у многих разбудил разум и сердце. В ответ же получил от «людей своей земли» чашу с ядом, как Сократ, со словами: «И песня твоя чужда нам, и правда твоя не нужна!» Сталин, возможно, уже тогда надеялся стать пророком в своем отечестве. И верил, что знает правду, которую будет нести людям. Хотя не факт, что тогда юный Иосиф уже мечтал о политической власти. Скорее он воображал себя лишь духовным наставником и утешался, что слова правды чаще всего встречают в лучшем случае насмешками, а в худшем — камнями, пулями или ядом. Марксизм показался юному семинаристу новой правдой. А в итоге жизни ему удалось совместить роль политического властителя и единственного духовного наставника на территории в одну шестую часть суши.

Пока же Иосифу приходилось испытывать судьбу героя своего будущего стихотворения. В 1896 году на уроке в семинарии у Иосифа конфисковали романы Виктора Гюго «Девяносто третий год» и «Труженики моря» — как произведения запрещенной к чтению светской литературы. Семинариста наказали карцером. Изъяли у Джугашвили и абонементный лист Тифлисской Дешевой библиотеки: воспитанникам семинарии запрещалось читать иные книги, кроме тех, что имелись в семинарской библиотеке.

В 1898 году Иосиф удостоился карцера за то, что активно протестовал против обысков, периодически устраивавшихся инспекцией в комнатах семинаристов. Помощник инспектора А. Ржавенский докладывал: «Джугашвили Иосиф заявил при этом, что-де ни в одной семинарии подобных обысков не производится. Ученик Джугашвили вообще непочтителен и груб в обращении с начальствующими лицами, систематически не кланяется одному из преподавателей (С.А. Мураховскому)…» До чаши цикуты, разумеется, дело не дошло. Джугашвили в конце концов просто исключили из семинарии.

Успеваемость Иосифа постоянно деградировала. Если первый класс он закончил по 1-му разряду со средним балом 4,5, то в третьем не получил ни одной годовой пятерки, а по церковной истории и Священному Писанию имел тройки. В четвертом классе Джугашвили удостоился тройки по поведению, по Священному Писанию заработал двойку, а единственную четверку имел только по церковнославянскому пению. Весной 1899 года он отказался сдавать экзамены за пятый класс. По всем предметам он тогда имел тройки.

Манкировать учебой Иосиф стал после того, как с осени 1896 года он начал посещать нелегальный ученический кружок. Члены кружка читали легальную, но светскую литературу, что семинаристам было категорически запрещено.

Дальше пошли дела посерьезнее. В 1897–1898 годах Сосо установил контакты с тифлисскими социал-демократами. Он впервые познакомился с «Капиталом» и другими работами Маркса и Энгельса. Джугашвили так увлекся новым учением, что собирался выучить немецкий, чтобы познакомиться с трудами основоположников марксизма в оригинале. Правда, успехи в иностранных языках у него всю жизнь были весьма скромные и дальше чтения со словарем ни в немецком, ни в иных наречиях он не продвинулся. Да еще, когда ездил в Европу, выучил несколько немецких фраз из разговорника.

В августе 1898 года Джугашвили приняли в члены тифлисской организации грузинской социал-демократической организации «Месаме-даси», возникшей в 1893 году, а позднее влившейся в РСДРП. В 1926 году Сталин так рассказывал об этом: «Я вспоминаю 1898 год, когда я впервые получил кружок из рабочих железнодорожных мастерских… На квартире у Стуруа в присутствии Сильвестра Джибладзе (он был тогда одним из моих учителей), Закро Чодришвили, Михо Бочоришвили, Нинуа и других передовых рабочих Тифлиса получил уроки практической работы. В сравнении с этими товарищами я был тогда молокососом. Может быть, я был тогда немного больше начитан. Но, как практический работник, я был тогда, безусловно, начинающим. Здесь, в кругу этих товарищей, я получил тогда первое свое боевое, революционное крещение».

В мае 1898 года прежний руководитель семинарского кружка Сеид Девдориани закончил семинарию и поступил в Юрьевский университет. Теперь кружок возглавил Джугашвили, быстро переориентировавший его с просветительских на общественно-политические цели.

С осени 1898 года Иосиф сделался завсегдатаем карцера. Его наказывали за отсутствие или неподобающее поведение на молитве, дерзость преподавателям, самовольный уход со всенощной и т. п. К тому времени он порой выступал пропагандистом и в рабочих кружках.

29 мая 1899 года Иосиф Джугашвили был исключен из пятого класса семинарии «за неявку на экзамены при неизвестной причине». За несдачу экзамена семинарист лишался казенного содержания. Можно предположить, что начальство решило избавиться от строптивого семинариста, лишив его казенного содержания. Было заранее известно, что платить за обучение Джугашвили не в состоянии и потому вынужден будет уйти. Заполняя формуляр в батумской тюрьме 13 июля 1902 года, Иосиф указал: «До пятого класса воспитывался на казенный счет, после была потребована плата за обучение и за содержание как не из духовного звания, за неимением средств вышел из училища». В 1932 году Сталин излагал причину своего исключения несколько иначе: «Вышиблен из православной духовной семинарии за пропаганду марксизма». В принципе оба объяснения не противоречат друг другу. Семинарское начальство могло узнать, что Джугашвили причастен к нелегальным марксистским кружкам, в частности, о его участии в тифлисской маевке 19 апреля 1899 года. И решило оформить исключение, так сказать, по экономическим причинам, чтобы не раздувать политический скандал. Характерно, что в свидетельстве, выданном на руки исключенному семинаристу, об окончании четырех классов семинарии (полный курс состоял из шести классов), по поведению фигурирует пятерка, хотя в последние два года пребывания в семинарии Джугашвили имел по поведению только тройки. Но эта тройка в тогдашних условиях была равносильна «волчьему билету» и закрывала пути для продолжения образования. Семинарское начальство тоже были не звери. Ректор смилостивился и пошел на небольшую подтасовку в пользу ученика, от которого не чаял как избавиться.

После 1927 года Сталин четверть века не возвращался к вопросу о своей отставке. Как мы увидим дальше, только в октябре 1952 года, за несколько месяцев до смерти, Иосиф Виссарионович попросил ЦК отпустить его на покой. Но тогда цели были уже другие.

В личном листке Всесоюзной переписи населения 1926 года Сталин указал в пункте «На каких языках читает и пишет» — «на русском, грузинском», а в пункте «или только читает» — «немецком и английском». Но на практике Сталин ни немецкого, ни английского не знал и литературу на этих языках не читал. В его произведениях ссылки на англоязычные или немецкоязычные издания отсутствуют. Это обстоятельство существенно ограничивало возможности самообразования Сталина, который мог читать литературу только на русском языке и лишь те произведения зарубежных авторов, которые были переведены на русский.

Даже в детстве и юности, еще до его прихода в революцию, Сталина очень трудно представить обыкновенным юношей, дружащим со сверстниками, ухаживающим за девушками (правда, последнее в условиях семинарии сделать было непросто). Да и воспоминаний о детской дружбе с ним что-то не осталось. Если мемуары и писали, то больше товарищи по революционному подполью. Чувствуется, что Сталин с ранних лет проявлял себя человеком эгоистичным и твердо верящим в свою исключительную миссию. Это мешало ему сближаться со сверстниками. Ведь Сосо был глубоко убежден, что выше их.