Вольф Мессинг

Борис Соколов, 2023

Имя Вольфа Мессинга как при его жизни, так и после смерти окружает ореол таинственности, который не смогли рассеять ни его собственные мемуары, ни множество посвященных ему книг и статей. Кем был этот выходец из Польши, бежавший в Советский Союз от нацистов, – ясновидцем, предвидевшим будущее, гениальным артистом или ловким шарлатаном? Почему он скрывал даже от близких людей многие детали своего прошлого или намеренно окружал их тайной? Был ли он знаком со Сталиным, Эйнштейном, Ганди, сидел ли в тюрьме, раскрывал ли преступления с помощью своего уникального дара? Авторы большинства работ о Мессинге некритически превозносят его или, напротив, обвиняют во всех грехах. Первая биография великого телепата, написанная историком Борисом Соколовым, непредвзято рассматривает все известные свидетельства о Мессинге, по крупицам восстанавливая картину его жизни – не такой увлекательной, как в романах и фильмах, но, тем не менее, весьма необычной. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Глава 2

Детство мага

Вольф (Вельвеле) Мессинг, как он сам пишет в мемуарах, родился 10 сентября 1899 года в местечке Гура-Кальвария недалеко от Варшавы. Стоит сказать, что в ту пору евреи в Польше обычно наряду с первым, собственно еврейским именем, носили также немецкие имена, взятые из идиша. Вельвеле в переводе с иврита означает «выть, стонать», а Вольф в переводе с немецкого — «волк». Отца его звали Гирш или Герш. По утверждению Игнатия Шенфельда, отца Мессинга звали Хаим, но это вряд ли соответствует действительности. Сомнительно, чтобы при кратковременном знакомстве Мессинг назвал Шенфельду имя своего отца, и столь же сомнительно, чтобы Игнатий знал ранее отца Мессинга. Поскольку в советском паспорте отчество Мессинга писалось как Гершикович, можно предположить, что его отца звали Гершик (уменьшительное от Гирш).

Тут надо оговориться, что о дате и места рождения Мессинга известно только с его слов. Во Вторую мировую войну почти все население Гуры-Кальварии, как и подавляющего большинства еврейских местечек Польши, было уничтожено нацистами, а метрические документы погибли в огне боевых действий. Однако наверняка у Мессинга в момент его перехода из Польши в Советский Союз осенью 1939 года был при себе польский паспорт, на основе которого ему и был выдан советский паспорт. А в советском паспорте Мессинга стояла именно эта дата — 10 сентября 1899 года. Поэтому можно предположить, что указывавшаяся Мессингом в паспорте и всех анкетах дата рождения соответствует истине.

Сделаем небольшое отступление о «малой родине» Мессинга. Подавляющее большинство читателей наверняка никогда не бывали в Гуре Кальварии, и им будет любопытно узнать его историю. Местечко Гура Кальвария известно в хрониках с 1252 года, а в 1670 году оно получило статус города. В 1815 году Гура Кальвария была включена в состав Российской империи. С 1844 года город входил в состав Груецкого уезда Варшавской губернии. Еще в 1808 году здесь проживало всего 60 евреев, составлявших лишь 11,2 % населения, но уже в 1827 году их число достигло 500, а доля — 40,7 %. В 1897 году, согласно первой всероссийской переписи населения, в Гуре-Кальварии насчитывалось 2019 евреев, а в 1921 году их численность возросла до 2961 человека, что составляло 53,9 % всего населения. В 1939 году, накануне Второй мировой войны, численность евреев в Гуре-Кальварии, по некоторым оценкам, достигала 3,5 тыс. человек.

В Гуре-Кальварии довелось жить людям, оставившим заметный след в еврейской истории. Еще в 1859 году в Гуре-Кальварии поселился Ицхок-Меир Алтер, основатель династии гурских хасидов. Хасиды называли Гуру-Кальварию Ерушалаим де-Полония. В праздники Рош-га-Шана (в перводе с иврита — «голова года», аналог праздника Нового года, в этот день определяется судьба человека на весь следующий год) и Йом-Кипур (в переводе с иврита «День Искупления», самый важный иудейский праздник, день поста, покаяния и отпущения грехов) в Гуру-Кальварию стекалось до 15 тыс. хасидов. В 1909 году здесь построили большую синагогу на 3 тыс. мест.

Что такое хасидизм, одним из центров которого стала Гура-Кальвария? Это направление в иудаизме, возникшее в начале XVIII века. Его название происходит от ивритского слова «хасидут», что означает «учение благочестия». За полвека до возникновения хасидизма еврейские общины на Украине, в Белоруссии и в Молдавии испытали первый геноцид со стороны украинских казаков гетмана Богдана Хмельницкого, поднявшего восстание против Польши. Эти печальные события были названы «Хмельнитчиной», а на иврите «Гзерот Тах» (Господни кары 5408 (1648) года). В ходе этого геноцида погибло до 50 тыс. евреев, что составляло до четверти еврейского населения Речи Посполитой. Украинский историк XIX века Николай Костомаров так описал происходившее тогда, основываясь на показаниях современников: «Самое ужасное остервенение показывал народ к иудеям: они осуждены были на конечное истребление, и всякая жалость к ним считалась изменою. Свитки Закона были извлекаемы из синагог: казаки плясали на них и пили водку, потом клали на них иудеев и резали без милосердия; тысячи иудейских младенцев были бросаемы в колодцы и засыпаемы землею… В одном месте казаки резали иудейских младенцев и перед глазами их родителей рассматривали внутренности зарезанных, насмехаясь над обычным у евреев разделением мяса на кошер (что можно есть) и треф (чего нельзя есть), и об одних говорили: это кошер — ешьте, а о других: это треф — бросайте собакам!»

Конечно второй геноцид, осуществленный германскими национал-социалистами во главе с Адольфом Гитлером в годы Второй мировой войны, когда, по разным оценкам, было уничтожено от 4 до 6 млн. евреев, что составляло около половины всего еврейского населения Европы.

Учение хасидизма стала своеобразной реакцией на геноцид, пусть и отделенной от эпохи хмельничины временной дистанцией в несколько десятилетий. Это — мистическое учение, которое утверждало, что Бог по своей природе добрый, а не карающий. Человек является центром творения. Хасиды стремятся к тесной связи с Богом через выражение восторга, через песни и танцы. Достижение веселия является для хасидов основой религиозной практики. Такой способ общения с Богом должен был помочь еврейским общинам победить ужас от геноцида.

Основателем хасидизма стал проповедник ребе Исраэль Бен Элизер (1698–1760) из местечка Окопы, вблизи Каменец-Подольского. Он жил в Меджибоже на Украине и был также известен как Рабби Исроэль Бааль Шем Тов, или сокращенно Бешт. На основе мистической традиции в иудаизме, сохраненной в Каббале, Бешт создал учение, которое религиозный экстаз и непосредственный мистический опыт ставит выше как талмудической учёности, так и аскетических практик той же Каббалы. Хасидизм быстро распространился из Подолии на остальную Украину, в Галицию, проник в Закарпатье, Венгрию, Бессарабию, Румынию и собственно в Польшу, а также распространился среди ряда общин в Белоруссии

По утверждению Игнатия Шенфельда, почти треть евреев в Гуре Кальварии были Мессинги. Сам Вольф, в отличие от многих других евреев Гуры Кальварии, хасидом не был, но с хасидским учением наверняка был знаком.

В мемуарах Мессинг утверждает, что его отец арендовал фруктовый сад, и с доходы от продажи фруктов кормилась вся его семья. Вольф вспоминал: «Маленький деревянный домик, в котором жила наша семья — отец, мать и мы, четыре брата. Сад, в котором целыми днями возился с деревьями и кустами отец и который нам не принадлежал. Но все же именно этот сад, арендуемый отцом, был единственным источником нашего существования. Помню пьянящий аромат яблок, собранных для продажи… Помню лицо отца, ласковый взгляд матери, детские игры с братьями. Жизнь сложилась потом нелегкой, мне, как и многим моим современникам, довелось немало пережить, и превратности судьбы оказались такими, что от детства в памяти не осталось ничего, кроме отдельных разрозненных воспоминаний».

Шенфельд же заставил Мессинга рассказать о детстве гораздо более красочно, с большим количеством слов и фраз на идише, чтобы подчеркнуть, что русский язык в 1942 году тот знал еще совсем нетвердо. Кстати сказать, в реальности они между собой наверняка говорили на идише, а не на русском. В изложении Шенфельда рассказ Мессинга звучал так: «Отец мой — не хочу сказать блаженной памяти, хочу верить, что он жив — арендовал сады, с которыми была возня от зари до зари. Этот гешефт имел и свой страх и свой риск: кто мог знать, какой будет осенью урожай? Весь год гни спину, вкладывай деньги, а только осенью узнаешь, пан или пропал. Если получался рейвах, отец с этой прибыли расплачивался с долгами и запасался продуктами на долгую зиму.

Я был у отца первым помощником. Мать — да пребудет священным имя ее! — изнуренная родами, выкидышами, тяжелым трудом, рано состарилась и часто болела. Из детей, кроме меня, в живых остались еще два моих младших брата.

Сад был для меня сущим наказанием. Он был почти всегда вдали от местечка, отец не успевал один ухаживать за деревьями и кустами, бороться с вредителями, и я должен был заниматься окуриванием. Знаете, что это такое? Глаза воспалены, слезы текут, горло дерет, прямо задыхаешься. А потом, когда урожай дозревал, сад надо было стеречь от деревенских сорванцов, которые налетали ватагами, трясли деревья и обрывали кусты. Злую собаку, которую давали мне в помощники, я боялся больше, чем этих шайгецов. Шалаш, в котором я прятался от дождя, продувало насквозь, и ночами я дрожал от холода и страха. Ой, цорес ын ляйд!

Незабываемыми событиями в моей жизни были тогда две поездки с отцом в Варшаву: мы там сдавали товар купцам в Мировских торговых рядах. Второсортные фрукты, или которые с гнильцой, мать выносила на местный рынок».

Сложно сказать, передает ли Шенфельд реально слышанный от Мессинга рассказ, пусть и расцвеченный художественными деталями, или этот рассказ он целиком выдумал. Я исхожу из того, что Шенфельду и Мессингу действительно доводилось встречаться в Ташкенте или где-то еще в Центральной Азии, иначе интерес поэта и переводчика к фигуре Мессинга необъясним. Однако невозможно установить, о чем же они на самом деле говорили между собой. Ведь повесть Шенфельда — это художественное произведение, и законная авторская фантазия там преобладает над фактами.

Сам Мессинг ничего о смерти своих братьев не сообщает, и утверждает, что в семье было четверо детей, а не трое. Я более склонен принять его версию, поскольку ему не было никаких резонов скрывать эти печальные обстоятельства. Наоборот, по советским биографическим канонам, это должно было подчеркнуть те тяжелые условия, в которых жили Мессинги при «проклятом царизме». Шенфельд же писал свою документальную повесть с намерением опровергнуть мессинговские мемуары, развенчать творимую великим телепатом легенду. Поэтому он вполне мог намеренно сгустить краски по части бедности и страданий семейства Мессингов.

Разумеется, доходы арендатора впрямую зависел от урожая. В урожайные годы он был вполне приличен для семьи из шести человек, зато когда случался неурожай, родители Мессинга едва сводили концы с концами.

Согласно мемуарам Мессинга, в возрасте 6 лет родители отдали его в хедер. Вольф вспоминал: «…люди ниже среднего достатка, какими были мои родители, да еще в бедном еврейском местечке, могли учить своих детей только в хедере — школе, организуемой раввином при синагоге. Основным предметом, преподаваемым там, был талмуд, молитвы из которого страница за страницей мы учили наизусть…

У меня была отличная память, и в этом довольно-таки бессмысленном занятии — зубрежке талмуда — я преуспевал. Меня хвалили, ставили в пример. Именно эта моя способность и явилась причиной встречи с Шолом-Алейхемом… Но общая религиозная атмосфера, царившая в хедере и дома, сделала меня крайне набожным, суеверным, нервным».

Здесь мемуарист и его литзаписчик следовали советской традиции воспоминаний. Полагалось всячески проклинать «религиозный дурман» и свидетельствовать, что ты от него еще в детстве или, в крайнем случае, в ранней юности, от него избавился. Также общим местом советских мемуаров были сетования на тяжелое детство, чтобы лучшим контрастом с ним выглядела светлая жизнь в Советском Союзе.

В мемуарах Мессинг утверждал: «…У меня не было детства. Была холодная жестокость озлобленного жизнью отца. Была убивающая душу зубрежка в хедере. Только редкие и торопливые ласки матери могу я вспомнить тепло. А впереди была трудная кочевая жизнь, полная взлетов и падений, успехов и огорчений. Впрочем, вряд ли бы согласился я и сегодня сменить ее на любую другую».

Чем же был столь нелюбимый Мессингом Хедер? Это слово в переводе с иврита означает комната. Хедер представляет собой иудейскую начальную религиозную школу. В конце XIX века в Российской империи возникли так называемые реформированные хедеры, где, помимо религиозных текстов, изучали историю и географию Израиля, а также иврит. Это было связано с развитием сионистского движения, пропагандировавшего необходимость эмиграции евреев на историческую родину в Палестину и возрождение иврита как живого разговорного языка. Но таких хедеров мало, большинство евреев считали их «ненастоящими». Отец Мессинга, по словам Вольфа, был весьма ортодоксальным иудеем и наверняка отдал сына в традиционный хедер. Да и рассказ самого Мессинга о том, что он учил в хедере, свидетельствует, что это был отнюдь не реформированный хедер. Хедер был частной школой, и его учитель (меламед) получал плату от родителей учеников. Следовательно, отец Мессинга имел достаточный доход, чтобы платить за обучение сына в хедере. Обучение проводилось обычно в одной из комнат квартиры учителя.

В версии Шенфельда Мессинг рассказывал: «Когда Бог был милостив и случался большой урожай, да еще удавалось его выгодно продать, отец посылал меня в хедер, чтобы я немного поучился. Тогда мне позволяли надевать ботинки, а то я, делая честь отцовскому прозвищу, бегал босым до поздней осени. Брюки и курточку мне шили из перелицованной старой отцовской одежды. Еда у нас была: черный хлеб, картошка, лук, репа, кусочек ржавой селедки на ужин и кофе из ячменя и цикория, который мать утром варила на весь день в большой кастрюле…»

Заметим, что в своих мемуарах, вопреки советской традиции, согласно которой считалось хорошим тоном подчеркивать бедность своих родителей, Мессинг лишь осторожно говорит, что они были ниже среднего достатка. С отцовским садом у Вольфа оказываются связаны романтические воспоминания, и никаких негативных ассоциаций он на склоне жизни у Мессинга не вызывал. Шенфельд же в своей повести, отталкиваясь от мемуаров Мессинга, стремится построить его альтернативную биографию по принципу противоположности. Поэтому у Шенфельда Мессинг с ненавистью вспоминает об отцовском саде, где ему приходилось трудиться, не покладая рук, а семья его, оказывается, живет почти в нищете. А в хедер, он, дескать, ходил урывками, только тогда, когда в семье были деньги. Но ведь хедер был бесплатным, а уж одну пару ботинок семья в урожайный год могла бы купить. И вряд ли бы, посещая хедер от случая к случаю, Мессинг успевал бы так хорошо, что его отправили бы потом в иудейскую школу более высокой ступени, ишебот, готовившую раввинов. В данном случае мемуары Мессинга выглядят куда подробнее, чем документальная повесть Шенфельда.

Мессинг вспоминал: «Отметив мою набожность и способность к запоминанию молитв талмуда, раввин решил послать меня в специальное учебное заведение, готовившее духовных служителей, — иешибот. У моих родителей и мысли не появилось возразить против этого плана. Раз раввин сказал, значит, так надо!.. Но мне отнюдь не улыбалась перспектива надеть черное платье священнослужителя…»

Иешибот (или иешива — на иврите буквально «сидение, заседание», в множественном числе — иешивот) — это название института, являющегося высшим религиозным учебным заведением, где изучают Талмуд и другие религиозные тексты. Окончивший иешибот становится раввином.

В начале XX столетия в некоторых иешеботах Российской империи наметилась тенденция к расширению учебной программы за счет включения других еврейских дисциплин, в частности, Библии и иврита и даже светских дисциплин в дополнение к изучению Талмуда. Поскольку Мессинг прямо писал в мемуарах, что знает иврит (древнееврейский) язык, можно предположить, что он учился в одной из таких реформированных иешив и, скорее всего, закончил его. Ведь другой возможности систематически изучать иврит у Мессинга в жизни больше не было. Следует сказать, что с конца XIX века в иешиботах в Российской империи изучались также арифметика и русский язык в объеме начальной школы, причем занятия происходили вне территории иешибота, в особых помещениях.

Вот типичный распорядок дня иешибота в белорусском местечке Воложине в 1880-е годы. В этой иешиве Мессинг точно не учился, поскольку она была закрыта в 1892 году. Однако распорядок дня в большинстве иешиботов был примерно одинаков. Здесь холостые (бахуры) получали стипендию от 2 до 4 рублей в месяц, а женатые — от 4 до 10 рублей. Этих денег не хватало для удовлетворения даже самых необходимых потребностей. Каждый воспитанник иешибота должен был являться к 8 часам утра на общую утреннюю молитву. Потом следовал завтрак. Тем, кто завтракал в школе, глава иешибота читал им соответствующую главу из Пятикнижия с комментариями. С 10 часов до часа дня шли занятия по изучению Талмуда. Каждый ученик мог выбрать трактат по своему вкусу. Все это время с учениками находился смотритель, который внимательно смотрел, чтобы никто не отлынивал от занятий. С часу до трех дня ученики слушали лекцию по Талмуду. Затем следовал часовой перерыв на обед. В 4 часа опять следовала молитва, после которой занятия продолжались до 10 часов вечера. Затем, после вечерней молитвы, следовал ужин. После ужина часть слушателей занималась до 12 часов ночи, другие спали до трех часов ночи, но зато затем занимались до утра.

Учащиеся иешиботов находились в тяжелом и часто унизительном положении. Они должны были питаться в домах местных жителей по определенным дням недели. Правда, в начале XX века возникла тенденция к замене этого старинного обычая денежными стипендиями или общей кухней при иешиботе.

В каком именно иешиботе учился Мессинг, мы не знаем и, вероятно, не узнаем теперь уже никогда. Он сообщает только, что его иешибот находился не в Гуре-Кальварии, где сильно было влияние хасидов, а в другом городе. Скорее всего, это была не Варшава, иначе Мессинг вряд ли бы забыл упомянуть, что учился в польской столице. Он утверждал: «Помню иешибот. Он помещался в другом городе, и с этого началась моя жизнь вне дома. Опять талмуд, те же самые, что в хедере, молитвы. Более широкий круг учителей, сменявших друг друга, преподносивших нам разные науки. Кормился — по суткам — в разных домах. Спал в молитвенном доме. Так прошло два года. И так, наверное, и сделали бы из меня раввина, если бы не одна случайная встреча».

Чтобы убедить строптивца идти в иешибот, отец устроил сыну сценку с явлением Бога, старика с большой белой бородой, который убеждает мальчика: «Сын мой! Свыше я послан к тебе… предречь будущее твое во служение Богу. Иди в иешибот! Будет угодна Богу твоя молитва…» После этого Вольф соглашается поступить в ишебот. Однако вскоре он встретил бродягу, как две капли воды похожего на явленного ему Бога, и понял, что отец его обманул и просто подговорил высокорослого старика сыграть роль Бога. Тогда то, по утверждению Мессинга, он навсегда разочаровался в религии.

После 1891 года арифметика и русский язык преподавали в иешиботах между девятью и тремя часами дня. Общая продолжительность ежедневных занятий не должна была превышать десять часов в сутки, а ночные занятия не допускались. Аналогичные реформы прошли в большинстве других иешиботов Российской империи. Так что Мессинг попал уже в достаточно «либеральное» заведение, где, по крайней мере, не приходилось изучать Талмуд чуть ли не целые сутки. Вероятно, он изучал и русский язык, однако из-за практически полного отсутствия языковой практики вплоть до конца 1939 года, русский язык он практически не знал.

В последнем, однако, позволительно усомниться. Ведь выступать в Советском Союзе ему приходилось под флагом разоблачения религии и, прежде всего, религиозных чудес, с помощью научного явления телепатии. Недаром же мемуары Мессинга печатались в журнале «Наука и религия». Согласно правилам игры, Мессинг должен был позиционировать себя как атеиста, хотя, судя по свидетельствам, относящихся к последним годам его жизни, он до конца своих дней оставался правоверным иудеем. В принципе даже нельзя исключить, что он все-таки окончил иешибот и стал раввином, а также оставался раввином, только тайным, и в СССР. Во всяком случае, его последующий побег из ишебота и последующее поступление в цирк советской публикой должно было восприниматься именно как решительный разрыв с религией предков. А на самом деле можно допустить, что никуда Вольф из дома не сбегал, а спокойно поступил в цирк уже по завершении образования. Тем более, что, как мы увидим дальше, первые годы его пребывания в составе цирка относятся к явно фантастическим гастролям в Берлине.

Вполне допустим и такой вариант, что весь эпизод с побегом в цирк и последующими там выступлениями, сначала в качестве клоуна, потом — факира-иллюзиониста и, наконец, телепата-ясновидца — это чистая фантастика, навеянная богатой литературной традицией, включаящей и мемуары знаменитого ясновидца Хануссена. Не исключено, что на сцену Мессинг пришел только в начале 20-х годов, уже отслужив в армии, и сразу же стал выступать со своими психологическими опытами не в составе какого-либо цирка, а индивидуально, демонстрируя публике чудеса телепатии.

В мемуарах же Мессинг побег в Берлин и последующее присоединение к бродячему цирку как раз и объясняет наступившим разочарованием в религии: «…Мне нечего было больше делать в иешиботе, где меня пытались научить служить несуществующему Богу… Я не мог вернуться и домой к обманувшему меня отцу. И я поступил так, как нередко поступали юноши в моем возрасте, разочаровавшиеся во всем, что было для них святого в жизни: обрезал ножницами длинные полы своей одежды и решил бежать. Но для этого нужны были деньги, а где их взять? И тогда я совершил одно за другим сразу три преступления».

О трех преступлениях мы поговорим немного позже. Пока же отметим, что, по свидетельству Мессинга, родители рассказывали ему, что в детстве он страдал лунатизмом, от которого его вылечили, ставя у кровати корыто с холодной водой. Вставая среди ночи, он сразу попадал ногами в корыто и просыпался от холода. По словам Мессинга, отец воспитывал детей в строгости, чтобы «вырастить из нас зверят, способных удержаться в жестком и беспощадном мире».

Конец ознакомительного фрагмента.