О России между будущим и прошлым. Избранные статьи

Борис Пушкарев, 2022

Сборник содержит статьи Б.С. Пушкарева (p. 1929), написанные в последние 20 лет, по истории, политике и экономике современной России и воспоминания о жизни в Чехии, Германии, Америке и России, некрологи сотрудникам по НТС (Народно-Трудовому Союзу) и фотографии. Сборник интересен не только историкам Русского Зарубежья и НТС, но и широкому кругу студентов, журналистов и лиц, занятых патриотическим воспитанием.

I. История и политика

Завершить революцию 1991 года!

Выступление на конференции журнала «Посев» в актовом зале Министерства культуры РФ в Москве в мае 1999 г.

(Посев. 1999. № 7, июль)

События августа 1991 г., а точнее, 1989–1993 гг., в России, несомненно, стали революцией. Тоталитарная власть КПСС пала, произошла коренная смена политического строя и коренная смена идей, которым этот строй служит. Произошла та самая национальная революция, к которой НТС взывал начиная с 1931 г. (Термин «национальная революция», в противовес революции социалистической, был выдвинут еще сборником «Вехи» 1909 г.) Причем эта четвертая русская революция, по сравнению с предыдущими тремя, оказалась самой бескровной.

Но за все в жизни надо платить — в том числе и за бескровность. В данном случае мы платим тем, что из трех коренных изменений, которых требует полная революция, — смена строя, смена идей и смена элиты, — мы получили лишь первые два. Политическая элита, или правящий слой, остались в большой мере прежними, особенно в провинции. Даже когда это не буквально те самые лица, что сидели ранее в горкомах и райкомах, то лица, на них похожие. Как говорится, какие были у власти, такие и теперь у власти.

Логически этот ход событий понятен. Тоталитарный строй 70 лет каленым железом выжигал любые зародыши политической контрэлиты. В итоге даже диссиденты выражали не претензии на власть, а лишь протест против ее политики. Люди же с деловой хваткой жаждали дела, а не политики. И когда пришло время революции, то сделали ее — по крылатому выражению НТС 1960-х и 1970-х гг. — «конструктивные силы в правящем слое», люди «из кабинета секретаря обкома». Второй полюс власти, необходимый для ее смены, возник не вовне, а внутри правящей верхушки, причем географически, на территории Российской республики. Что и обусловило распадение страны — еще одну цену, которую мы заплатили за бескровное обретение свободы. Раз сам правящий слой делал революцию, лишь временно использовав симпатии широких масс, то немудрено, что он у власти и остался. Провинция переориентировалась на новое начальство, зачастую не сдвинувшись с места.

Так революция 1991 г. осталась незавершенной. Коренные изменения отчасти захлебнулись уже осенью 1992 г. и парадоксальным образом остановились после принятия конституции. Совершенно объективно можно наблюдать, как с 1994 г. замедлился темп целого рада показателей: приватизации жилья, создания новых предприятий, упразднения советских названий улиц и городов. Реформы были остановлены под лозунгом «согласия и примирения».

Что у нас есть сегодня, восемь лет спустя?

Во-первых, у нас есть работающая конституция, легитимность которой уже не оспаривают противники нового строя. Пусть в обеспечении многих прав она все еще остается скорее декларацией о намерениях, но основные свободы: совести, слова, собраний, передвижения, хозяйственной и политической деятельности — в самом деле налицо, и выборы у нас теперь — при всем их несовершенстве — свободные.

Во-вторых, худо ли бедно, у нас есть работающий частный сектор. Им помыкают чиновники и рэкетиры, он лишен нормального банковского кредита и гарантий собственности, но он работает. Во все времена года рынок наполнен товарами, которых при советской власти часто и в помине не было. Безденежью вопреки, наполнен он и покупателями, от Новгорода до Красноярска. Мы видим продавщиц, которые торгуют с неподдельным энтузиазмом, фирмы нам присылают на дом трезвых, вежливых и аккуратных мастеров, с нуля выросли целые отрасли хозяйства — от обслуживания автотранспорта до заграничного туризма. После краха 17 августа 1998 г. много импортных продуктов было удивительно быстро заменено отечественными.

В-третьих, у нас есть плохо работающий государственный сектор. В государственном управлении занято больше людей, чем при советской власти, хотя сфера их деятельности резко сократилась. Амбиций у государства много, а возможностей пока что мало потому, что доходная часть бюджета не работает. Первейший приоритет — наладить систему поступления налогов.

Но без конца налоги взвинчивать нельзя, и в перспективе Россия стоит перед задачей сократить участие государства в своей жизни. Оно должно научиться тратить столько, сколько граждане готовы ему давать. Государству надо четко отделить себя от частной деятельности. Его главная задача — формулировать правила игры и следить за их исполнением. Оно не может быть игроком и судьей одновременно. Государство не хозяин, а инструмент общества.

В-четвертых, у нынешнего общества мало сил держать этот инструмент в своих руках. После бурного расцвета в 1987–1993 гг. самодеятельность увяла. Общество слабо организованно, действенных политических партий не сложилось, общественной инициативы, которая бы подсказывала государству, что делать, и к которой бы государство прислушивалось, — не видно. Между тем, в здоровом гражданском обществе инициатива реформ возникает именно на низах, в среде общественных организаций, которые затем лоббируют эти реформы наверху, в законодательных палатах и в правительстве.

В-пятых, нашей стране не хватает национального самосознания, памяти о своем родстве. Сохранение множества географических названий «в честь» палачей русского народа — тому пример.

Коммунисты полагают, что нынешняя Россия — наследница Советского Союза. На слушаниях по «импичменту» президента Ельцина они фактически обвиняли его в свержении советской власти. Увы, преемственность от советской власти во многих отношениях закреплена даже юридически. Только когда приходится платить иностранцам по советским займам, возникает мысль, что, быть может, платить и не надо.

Что касается некоммунистов, то многие из них в 1991 г. полагали, что новая Россия начинается на пустом месте. Что можно просто взять универсальные положения политической и экономической теории и с них начинать строить государство. Чего стоит один только праздник «национальной независимости»! Как будто бы Россия началась 12 июня 1990 г.! Немудрено, что народом такой праздник не был понят, как, впрочем, и другие новшества. Характерен наплыв в наш язык иностранных терминов, для которых были свои слова в досоветской России. Но те, кто хватался за иностранщину, досоветской России просто не знал — Америка была ближе.

Чтобы преодолеть разрыв между Иванами, не помнящими родства, и Иванами, стремящимися назад, к Брежневу, был придуман порочный лозунг «согласия и примирения». Такая попытка скрестить ужа с канарейкой нежизнеспособна. Она может быть на время политически выгодной, но на долгий срок подрывает доверие к государственной риторике. Нужна новая позиция, не посередке между коммунистами и теми, кого недавно звали демократами, а по ту сторону, впереди. Реформам нужно патриотическое обоснование, а патриотам нужен решительный отказ от болыпевицкого наследия.

В отличие от многих демократов, мы видим в дореволюционной России не только мрак, но и светлые начала, достойные развития. Ведь задолго до «чикагских мальчиков» Витте ввел у нас монетаристскую политику; его золотой рубль лег в основу хозяйственного расцвета России. Судебная реформа 1864 г., земское самоуправление, частное высшее образование, столыпинские реформы, кооперативное движение на селе — это все традиции, достойные продолжения. Собор Русской Православной Церкви 1917–1918 гг. обсуждал и частично принял много смелых решений, которые до сих пор не востребованы. Многие планы белых правительств и крымский опыт Врангеля показали положительный путь выхода из революционного обвала 1917 г. И напрасно коммунисты говорят, что за частную собственность и рынок никто умирать не станет — именно за это умирали миллионы крестьян, которых коммунисты убили во время народных восстаний 1918–1921 и 1929–1932 гг. «Социалистический выбор» был России навязан насилием пятилетней гражданской войны и десятилетиями террора. Сопротивление коммунизму ни на минуту не замирало ни в сталинский период, ни в годы так называемого диссидентства. Русскую идею не надо выдумывать — русская идея уже изложена на страницах нашей истории.

России сегодня угрожают две силы: с одной стороны — цинизм, неверие, безразличие, нежелание ни голосовать, ни действовать. С другой стороны — разрушительное, отчаянное действие экстремистов, готовых к террору. Этим двум должна быть противопоставлена конструктивная третья сила — опирающаяся на лучшие традиции нашего национального бытия.

Врангель в Крыму

Доклад, прочитанный в Севастополе осенью 2000 г. (Посев. 2000. № 11, ноябрь)

Были в нашем уходящем XX в. события, определившие весь дальнейший ход истории. Сегодня мы с вами в Севастополе отмечаем 80-ю годовщину одного такого события. Отсюда 15 ноября 1920 г. 145 000 воинов Русской армии и гражданских лиц, в образцовом порядке, на 126 судах, навсегда покинули родину. Они образовали костяк «Зарубежной Руси», которая за три четверти века пережила советскую власть. Скажу сразу, что для меня это время и это место имеют и личное значение. В Севастополе 80 лет назад после тяжелого ранения в бою выздоравливал мой отец. Здесь он служил в управлении начальника авиации, потом — на бронепоезде «Офицер», действовавшем на Сивашской дамбе. Здесь он вел дневник, впервые опубликованный в этом году стараниями В.Ж. Цветкова в нашем альманахе «Белая гвардия» № 3. Отсюда отец отплыл в эмиграцию — в числе тех 145 тысяч.

Хочу подчеркнуть и то, что конец Белого Крыма отнюдь не был концом Гражданской войны. Война после этого шла еще два года, и на Дальнем Востоке, и в виде народных восстаний по всей России: Тамбовского, Воронежского, Западно-Сибирского, Забайкальского и других, вплоть до Кронштадтского. Народные восстания, в борьбе с которыми Красная армия понесла примерно четвертую часть своих боевых потерь, добились частичной победы в Гражданской войне — они заставили Ленина объявить НЭП. Тем не менее семь месяцев правления Врангеля в Крыму остаются явлением, как теперь говорят, знаковым.

Разбитые части Вооруженных сил Юга России Врангель сумел в два месяца переформировать в боеспособную армию, которая успешно вырвалась из «крымской бутылки» и пять месяцев дралась с намного превосходящими силами противника в Северной Таврии.

Врангель был не только выдающимся военачальником — он совмещал в себе таланты крупного политика и администратора. Исправляя ошибки двух предыдущих лет, он навел порядок в гражданской администрации и провел две коренные реформы: аграрную, закрепляющую за крестьянами землю в собственность, и учреждение местного самоуправления. В национальной политике упрощенное понятие «единой и неделимой» России уступило при нем идее федеративных отношений с Украиной и с народами Кавказа.

Крым при Врангеле стал наиболее зрелым прообразом той пореволюционной России, которая бы вышла из Гражданской войны в случае победы над большевиками. Ни о какой «реакции» или «реставрации» дореволюционных порядков не было речи: Врангель стремился «закладывать основы Новой России». Именно поэтому его политическое наследие актуально для нас сегодня.

Этим двум темам — военно-историческому анализу и значению политического наследия Белого движения для нынешнего государственного строительства — посвящено большинство докладов нашей конференции. Чтобы не опережать наших докладчиков, я не буду далее в эти темы углубляться. Я хочу затронуть две другие темы: о Белом движении в перспективе XX века и о роли политики в Гражданской войне.

О Белом движении в перспективе XX века

Ленин в сентябре 1919 г. писал: «…не понять даже теперь, что идет в России (и во всем мире начинается или зреет) гражданская война пролетариата с буржуазией, мог бы лишь круглый идиот». В нашей Гражданской войне Ленин видел прежде всего пролог мировой революции. Соответственно и Врангель в июле 1920 г. заявил: «В Европе, по-видимому, уже начинают понимать все мировое значение нашей домашней распри». Воины белых армий, попав на Запад, не только показали, что были в нашем народе силы, отказавшиеся сдавать Россию большевикам без боя. Они были убеждены, что они хотя и проиграли Гражданскую войну, но защитили Европу от большевизма. (Мой отец как историк разделял эту точку зрения.) Политические условия в Европе после Мировой войны были крайне неустойчивы, «советские республики» возникли в Венгрии и Баварии, а в Польше Красную армию еле-еле остановило «чудо на Висле». Но основные силы Красной армии были связаны на фронтах Гражданской войны, и Европа получила передышку…

Если допустимо думать о том, что было бы, если бы Белого движения вообще не было, то тем более допустимо думать и об обратном: а что, если бы Белое движение победило? Вдумаемся в эту возможность. Не было бы катастрофы коллективизации, уничтожившей огромные людские и экономические ресурсы. Без нее и сельское хозяйство, и промышленность достигли бы к 1940 г. значительно более высокого и сбалансированного уровня, чем в надрыве первых пятилеток. Это теперь доказано эконометрическим анализом, мы об этом писали в «Гранях» № 136 за 1985 г. Не было бы террора 1930-х и 1940-х гг., не было бы ГУЛАГа, не было бы потери 100 миллионов населения погибшими и неродившимися. Не было бы подавления российской науки и культуры, не было бы разрушения права и моральных устоев нации, не было бы разрушения Церкви, которая бы развивалась на путях, предначертанных Собором 1917–1918 гг. Не было бы эмиграции миллиона русских людей, преимущественно интеллигенции, за границу. Россия, даже в нынешних границах Федерации, имела бы вдвое больше населения и была бы многократно сильнее экономически. Вся мировая история пошла бы иными путями. Вероятно, не было бы прихода Гитлера к власти. Ведь привел его к власти не только чаемый реванш за Версаль, но и страх немцев перед тем, что Гитлер называл «иудо-большевизмом». К тому же Гитлер строил свой тоталитаризм по ленинскому образцу, привлекательность которого бы стала сомнительной, если бы Ленин был побежден. Но даже в случае прихода Гитлера к власти прочный союз

России и западных держав не дал бы ему начать Вторую мировую войну, которую Сталин, наоборот, развязать стремился. Не было бы невообразимых потерь, вызванных этой войной. Не было бы атомного оружия, а выход в космос не имел бы милитаристской подоплеки, хотя и был бы, вероятно, более поздним. Ведь и атомное оружие, и мощные ракеты — продукт Второй мировой войны, до тонкостей усовершенствованный в войне холодной. Не было бы и этой войны, и сорокалетней гонки вооружений. Нельзя забывать и про огромные человеческие жертвы, разрушение всего уклада жизни в десятках стран, от Афганистана до Эфиопии, где советская власть тогда пыталась «строить социализм». Не было бы и этого.

Мне могут возразить избитым клише: «история, мол, не знает сослагательного наклонения». Или проще: «если бы да кабы, да во рту росли грибы…». Но примитивный взгляд, что могло быть только то, что было, игнорирует причинно-следственные связи в истории. Если мы признаем, что были некие причины, которые привели к определенным последствиям, то надо признать, что изменение этих причин вызвало бы и иные последствия. Более того: любая оценка какого-либо состояния требует сравнения с другим, возможным состоянием. Я купил что-то выгодно или невыгодно по сравнению с тем, как мог бы купить. О потерях в результате какого-либо происшествия можно судить, только сравнивая сложившееся после него положение с тем, что было бы, если бы происшествия не было. Оценить события можно, если у нас есть убедительные модели альтернативного развития. Потому контрфактическая история — занятие отнюдь не праздное, если оно опирается на жесткий анализ причин и следствий.

В свете объявленного самим Лениным международного характера Гражданской войны в России очень уж нелогично звучали жалобы позднейших советских авторов на помощь Антанты белым войскам. «Интервенция» эта была на самом деле крайне ограниченной и неэффективной. Зато позже тратиться пришлось очень серьезно, особенно американцам в эпоху холодной войны, которая, конечно же, была продолжением мировой гражданской, начатой Лениным в октябре 1917 г. Какие-то крохи от этих американских затрат перепадали и российской оппозиции — продолжателям Белого дела, — на что, опять же совершенно напрасно, жаловались коммунисты. Сигнал о капитуляции в мировой гражданской войне поступил из Москвы через 70 лет после ее начала, когда М.С. Горбачев в «Правде» от 17 сентября 1987 г. объявил об отказе от «классовой борьбы» в пользу общечеловеческих ценностей. Отказ от претензии на мировое господство вскоре повлек за собой крушение диктатуры КПСС, а затем и Советского Союза — «государства нового типа», созданного как инструмент для завоевания мира, как прототип всемирного союза социалистических республик. Логика причин и следствий здесь оставалась железной, нельзя было соблазняться толкованием СССР как российского государства, которым он никогда не был. Именно белая эмиграция 70 лет не уставала повторять, что «СССР — не Россия». Поэт Белого движения Н. Кудашев писал:

Мы первыми подняли знамя

Мы первыми вынули меч

Изгнания годы за нами

И горькая слава предтеч.

О роли политики в гражданской войне

О причинах неудачи Белого движения написано много — в первую очередь его же вождями, Деникиным и Врангелем. Белые наступали разрозненно, с периферии — с Дона и Кубани, из Сибири, из Прибалтики, из Архангельска… У Троцкого же было преимущество центральной позиции, царских военных складов, центральных железнодорожных узлов, жестко централизованного командования, беспощадного и безоглядного. Но это, отчасти, только метафора. Не менее серьезной была раздробленность политическая и социальная, наследие тех терзавших общество разрывов, которые привели к крушению империи в Февральской революции. Крайне правые монархисты, во главе с депутатом Думы Марковым, не хотели иметь дела с Белым движением, видя в нем «февралистов». Левая же «революционная демократия», видя в лице белых генералов только «реакцию» и «диктатуру», выдвинула якобы принципиальный, но на деле гибельный лозунг «Ни Ленин — ни Колчак». Крестьянская масса в большинстве своем хотела только одного: чтобы ее оставили в покое и не втягивали в Гражданскую войну. В условиях полной политической разноголосицы в стране генерал А.И. Деникин полагал, что во имя единства армии последняя должна оставаться вне политики. То есть большевиков надо победить военной силой, а потом уже любое свободно избранное Законодательное собрание будет решать политические вопросы. Отсюда позиция «непредрешенчества»: во избежание внутренних споров не предрешать болезненный вопрос «республика или монархия». В данном случае эта позиция понятна, но она со временем распространилась и на другие вопросы, решения по которым проще всего, казалось, отложить.

Но гражданская война — война политическая. От политики зависит, на чью сторону человек станет — на твою или на сторону противника. Потому в ней армию от политики отделить невозможно. Армия Деникина наступала, ее встречали как освободительницу цветами и благодарственными молебнами. Потом армия шла дальше, а в ее тылу начинался хаос, спекуляция, реквизиции, самоуправство. Ни административных кадров, ни органов самоуправления подготовлено не было, смесь из царских чиновников и эсеров не всегда получалась работоспособной. В теории все белые правительства — и в Сибири, и на Юге и, в особенности, Северо-Западное и Северное, в разной мере признавали захват крестьянами помещичьих земель, происшедший в 1917–1918 гг. Ни одно из них не ставило себе задачу возвращения помещикам их имений. Но соответствующее законодательство разрабатывалось слишком медленно, чтобы иметь практическое значение в быстротекущих военных событиях. Тем временем на местах порой процветало самоуправство, идущее наперекор официальной политике. Так что крестьянам эта политика вовсе не была ясна — они не знали, чего ожидать от белых. Закон Врангеля от 25 мая 1920 г. закреплял за крестьянами в их личную собственность все земли, фактически находившиеся в их «распоряжении», при условии ежегодной выплаты государству части урожая зерновых. Крестьяне, закрепившие землю в собственность, освобождались от власти общины. Увы, закон Врангеля был принят в то время, когда у Врангеля было слишком мало территории и крестьяне уже не верили в прочность белого правительства. Такой закон мог решительно изменить обстановку двумя годами ранее, когда началась первая волна крестьянских восстаний против ленинских продотрядов и продразверстки в Центральной России и Поволжье. Но тогда в Добровольческой армии, вернувшейся из Первого кубанского похода, некому было думать об аграрной политике.

Логично дополнявшим закон о земле был закон Врангеля о волостном земстве, призванный заменить народным самоуправлением на местах как безвластие, возникавшее после упразднения Советов на занятой белыми территории, так и произвол случайно назначенных, некомпетентных чиновников. Ведущая идея Врангеля выражена в его известных словах: «Не триумфальным шествием из Крыма к Москве можно освободить Россию, а созданием хотя бы на клочке русской земли такого порядка и таких условий жизни, которые потянули бы к себе все помыслы и силы стонущего под красным игом народа». Но, опять же, осуществлять этот замысел летом 1920 г., когда Красная армия достигла многократного численного перевеса, было уже поздно.

Неспособность белых армий своевременно, авансом, а не в неопределенном будущем, «после победы», решать насущные политические вопросы правопорядка и устройства повседневной жизни в тесном союзе с крестьянским большинством населения по праву можно считать одной из главных причин крушения Белого движения. Она объясняется как унаследованным от прошлого недостатком гражданского политического опыта, так и практической трудностью осуществления гражданских реформ в быстро меняющихся военных условиях.

Но эта неспособность вовсе не означает, что у Белого движения «не было политической программы», кроме как приносить свою жизнь в жертву за Россию. Разработки программы политических действий велись почти всеми белыми правительствами, но не успели получить широкой огласки. Причем характерно то, что, несмотря на разное происхождение, они шли, более или менее, в одном и том же направлении. Подобно земельной реформе Врангеля, они в разной мере узаконивали «черный передел», но не на основе «социализации земли», как Ленин и возглавлявшееся Черновым Учредительное собрание, а на основе частной собственности на землю. Они подчеркивали важность местного самоуправления при временной верховной диктаторской власти в центре. Они признавали необходимость созыва Законодательного собрания, но только не партийного, не такого, как собравшаяся в январе 1918 г. «Учредилка». Они, вопреки лозунгу о «Единой и неделимой», видели необходимость федеративных отношений. Отвлекаясь от вынужденных мер военного времени, они видели важность свободной торговли, рыночных цен и частного владения предприятиями. Они признавали роль профсоюзов, но отрицали нарушающие управление предприятиями фабзавкомы. Признавали, особенно на Севере, в Сибири и в казачьих областях, важность опоры на кооперативное движение.

Через десять лет после крымской эвакуации все эти идеи были суммированы в «идеологических положениях» Национального Союза Русской Молодежи, собравшегося на свой первый съезд в Белграде и ныне известного как НТС — Народно-Трудовой Союз российских солидаристов. Полный текст этого документа приведен в «Посеве» № 7 за 2000 г., а дальнейшее развитие программных положений НТС дано в книге «НТС: Мысль и дело 1930–2000». Прямая преемственность этих положений от разработок белых правительств явствует не только из сравнения текстов, она была и персональной. Так, один из вдохновителей раннего НТС, экономист А.Д. Билимович, служил начальником Управления землеустройства и земледелия при генерале Деникине и был автором проекта земельной реформы, которую генерал так и не успел провести. Другой — юрист ГК. Гинс, который ввел термин «солидаризм» в обиход зарубежной русской общественной мысли, служил секретарем Кабинета министров при адмирале Колчаке.

По большей части, белые правительства не успели осуществить свои идеи или даже огласить их. Прицел был на время «после победы над большевиками». Но вот прошло три четверти века, в 1993 г. советская власть пала, была принята ныне действующая российская конституция. Элементы исторической преемственности в новое государство вошли: историческое имя, национальный флаг, двуглавый орел, Государственная Дума… Но не будем забывать и тот образ будущей России, который видело Белое движение.

Белая Россия: от прошлого к будущему

(Посев. 2000. № 12, декабрь)

Октябрьский переворот и победа красных в Гражданской войне 1917–1922 гг. смели устои российской государственности, разрушили Церковь, право, быт и нравственные основы общества. Результатом 70 лет насилия стали не только огромная потеря населения и ресурсов, но и глубокое взаимное отчуждение людей, утрата гражданской солидарности и национального самосознания. Падение тоталитарного режима поставило задачу построения России на новых началах. Но каких?

Коммунисты нынче стараются обновить свои отвергнутые жизнью идеи апелляцией к «державному» прошлому, ставя в один ряд святых Древней Руси и массовых убийц большевистского периода. Тревогу вызывает новейшая кампания за восстановление коммунистических символов.

С другой стороны, многие демократы и коммерческие круги, не знавшие из-за советской информационной блокады собственного прошлого, ищут панацею в безоглядном подражании Западу. Чего стоят одни только названия многих нынешних коммерческих фирм!

Мы, т. е. «Посев» и НТС, следуем третьему пути — мы видим «источник вдохновенья» в положительном наследии нашего собственного прошлого, в «деяньях Сечи и Петра», как поется в песне, т. е. в этике свободы и служения, в реформах Сперанского, Александра II и Столыпина, в 70-летнем сопротивлении коммунизму от генерала Корнилова до академика Сахарова.

Мы далеки от идеализации дореволюционного прошлого. В нем сильны были волны реакции, затормозившие развитие страны, сильно было и разрушительно-революционное начало: Ленин был наследником не только Маркса, но и Нечаева и Ткачева. Однако между крайностями реакции и революции развивались свободолюбивые, конструктивные начала, на которые можно опереться.

Питирим Сорокин писал, что «под железной крышей самодержавия жило 100 000 крестьянских республик», имея в виду сельский сход и его демократические традиции. Земское и городское самоуправление в последние полвека империи показало пример действенной гражданской инициативы и солидарного сотрудничества классов, а не классовой борьбы. Российский пореформенный суд после долгих десятилетий «неправды черной» подлинно стремился быть «скорым, правым и милостивым». Монетаристская политика, которую задолго до изобретения этого термина вел С.Ю. Витте, создала в России на 20 лет твердый рубль и бездефицитный бюджет. Частное владение землей (которое предшествовало насаждавшейся по приказу государства поземельно-передельной общине) распространилось, после реформы Столыпина, на половину пахотных земель. Кооперативное движение, охватившее до революции половину крестьянства, основывалось на взаимопомощи, а не на стяжательстве.

Правда, многие из положительных начинаний последнего полувека перед революцией так и остались незавершенными. Сегодня не мы одни вспоминаем о земстве как о почвенной, российской форме самоуправления, достигшей больших успехов в деле образования и в народном хозяйстве. Но ведь «здание земства», как выражались в ту пору, так и не было «увенчано» общероссийской палатой наверху, не получило основания — волостного земства — и охватило лишь часть страны. Да, нам надо восстанавливать правосудие на началах судебной реформы 1864 г. Но ведь эта реформа уже через 25 лет была искажена контрреформами Победоносцева, в частности, упразднением мировых судей на селе, так что многие крестьяне так до конца империи ничего, кроме административного произвола, и не увидели. Подобное можно сказать и про Церковь, реформы которой смог провозгласить лишь Собор 1917–1918 гг., когда уже было поздно. Этот перечень можно продолжить: говорить о незавершенной аграрной реформе Столыпина, о незавершенных планах в образовании и в науке. Так что, если мы хотим добиться исторической преемственности, нам надо зачастую создавать заново то, что только должно было стать, осуществлять замысел той России, контуры которой ко времени революции были только намечены как бы пунктиром…

В этом году исполняется 80 лет со дня конца крымской эпопеи генерала П.Н. Врангеля. Мы эту годовщину недавно отметили конференцией по Белому движению в Севастополе. Конец белого Крыма не был концом Гражданской войны — народные восстания длились еще 2 года и завершились частичной победой: Ленин был вынужден провозгласить НЭП. Но Крым при Врангеле важен потому, что он стал наиболее зрелым прообразом той пореволюционной России, которая бы вышла из Гражданской войны в случае победы над красными. Ни о какой «реакции» или «реставрации» у Врангеля речи не шло. Он стремился «закладывать основы Новой России». Это его слова. Именно потому его наследие актуально для нас сегодня.

Врангель во многом старался исправить ошибки первых этапов Белой борьбы. Он наводил порядок в тылу. Отказавшись от упрощенного лозунга «единой и неделимой России», он искал федеративных отношений с Украиной и с народами Кавказа. Он узаконил захват крестьянами зимой 1917–1918 гг. помещичьих земель, но не на основе «социализации» земли, как Ленин и Чернов, а на основе частной собственности на землю, при условии выплаты определенной доли урожая государству. Его аграрную реформу проводил А.В. Кривошеин, ближайший сотрудник П.А. Столыпина. Логично дополнявшим закон о земле был закон Врангеля о волостном земстве, призванный заменить народным самоуправлением произвол чиновников или безвластие. Врангель понимал, что самоуправление — прерогатива собственников, а не арендаторов и не иждивенцев. Сохраняя за собой в военное время диктаторские полномочия, он признавал необходимость созыва в будущем Законодательного собрания, но только беспартийного, не такого, как Учредительное собрание 1918 г. Весьма характерной для экономики при многих белых правительствах — особенно на Севере, в Сибири и в казачьих областях — была опора на кооперативное движение, уцелевшее и даже окрепшее в буре войны и революции. Программно-политическими разработками для Новой России занималось не только правительство Врангеля — их вели и другие белые правительства, но условия Гражданской войны не позволили их воплотить в жизнь, а порой даже и огласить. Многие разработчики этих реформ, как, например, экономист А.Д. Билимович или юрист ГК. Гинс, стали в 1930-е гг. в эмиграции учителями НТС, основоположниками идей российского солидаризма.

Будущее, на которое работали все эти люди, наступило в 1991–1993 гг. Советская власть пала, была принята ныне действующая конституция. Элементы исторической преемственности в новое государство вошли: историческое имя, национальный флаг, Государственная Дума. В наследство от Временного правительства мы получили обстоятельную трактовку гражданских прав. От Учредительного собрания 1918 г. унаследовали принцип федеративной структуры государства. Но где идеи, которые стремились развивать белые правительства?

1. Почему частная собственность на землю встречает столько препятствий?

2. Где кооперативное движение, обеспечивающее крестьян-хозяев кредитами и техникой, дающее им выход на рынки?

3. Где волостное самоуправление, обеспеченное собственными доходами?

4. Где беспартийное представительство в законодательных палатах?

О последнем стоило бы подумать особо. К нему стремилось Белое движение, чтобы избежать разлагавшего страну «яда партийности», этой темой занимался и НТС. Сегодня мы, напротив, жалуемся, что настоящие партии у нас не складываются. Так, может быть, это и к лучшему? Может быть, именно этим и надо воспользоваться, а не создавать партии в командно-административном порядке?

И последнее. Теперь, когда и Московская патриархия канонизировала убитых большевиками мучеников за веру, вовсе нетерпимым становится оставление на картах страны и в названиях городов имен их убийц. На компромиссах со злом прошлого твердого порядка не создать. Требуется не «очернение» советского прошлого, а осуждение зла и обеление тех, кого незаслуженно очерняли. Не только мучеников за веру, но и гражданских мучеников за Россию. Когда просветлится облик положительных героев России, нетерпимее станет нравственное уродство наших дней. Дело касается не только географии имен, названий улиц и персонажей памятников. Дело касается всей образовательной политики, свободного развития негосударственной системы образования и воспитания, направленной на развитие подлинно национальных ценностей, содержания средств массовой информации, всего культурного климата страны. Почву под ногами мы обретем только в собственном положительном прошлом.

Российское сопротивление

Выступление на конференции по поводу Дня скорби и непримиримости 7 ноября 2001 г. в Москве (Посев. 2001. № 11, ноябрь)

Когда в наше время говорят о «Сопротивлении», то обычно имеют в виду французское сопротивление немецкой оккупации в 1940–1944 гг. Кое-кто даже знает, что его зачинателями были русские эмигранты, поскольку коммунисты в 1940 г. против немцев выступать не могли. Немецкое сопротивление нацизму приобрело мировую известность благодаря покушению на Гитлера 20 июня 1944 г. И то, и другое Сопротивление — весьма популярный предмет исторических исследований во Франции и в Германии. По масштабам и по длительности с ними несравнимо 74-летнее российское сопротивление власти Коммунистической партии — но в учебниках даже такого раздела не существует. И историки мне задавали вопрос: у нас сопротивление? Какое сопротивление? Отчасти, быть может, потому, что на протяжении нескольких поколений оно принимало очень разные формы, в нем участвовали очень разные люди, органы госбезопасности старались порвать какую-либо преемственность. Но они сохраняли термин «контрреволюция» в Уголовном кодексе до своих последних дней, и, концептуально, сопротивление единым потоком действительно было. Оно привело к победе над коммунистической диктатурой. В коротком докладе можно лишь отметить его основные этапы.

Октябрьская революция, несмотря на свои, действительно «всемирно-исторические» последствия, начиналась очень неприметно. Тихий захват правительства в Зимнем дворце, поздней ночью, без всякого штурма, через задние двери, поначалу мало кто принимал всерьез: в Питере нормально работали предприятия, ходили трамваи, шли представления в театрах и даже акции на бирже не упали! Пресса полагала, что «безумная авантюра» — «мыльный пузырь, который скоро лопнет». Один только В.В. Розанов предвидел, что «новое здание, с чертами ослиного в себе», повалится лишь «в третьем — четвертом поколении».

При всеобщей апатии и нежелании начинать гражданскую войну сопротивление все же началось уже в день переворота. Первую его волну возглавила так называемая «революционная демократия» — партии демократических социалистов. Уйдя с протестом со II съезда Советов, они создали «Комитет спасения», организовавший всеобщую забастовку госслужащих и неудачное юнкерское восстание в Петрограде. В Москве вооруженное сопротивление большевикам длилось неделю, а во многих городах — Воронеже, Иркутске, Калуге, Новгороде — власть Временного правительства держалась местными усилиями до декабря 1917 г. В декабре — январе «революционная демократия» организовала массовые мирные шествия в защиту Учредительного собрания, но тщетно. После его разгона демократические социалисты обратились к рабочей среде и выборам в местные Советы. Движение уполномоченных фабрик и заводов весной и летом 1918 г. охватило десяток городов митингами и забастовками, требуя отставки Совнаркома и отмены политики военного коммунизма. В 23 крупных городах Европейской России на выборах в местные Советы весной и летом 1918 г. победила оппозиция — меньшевики и эсеры. Но строптивые Советы были разогнаны ЧК, а фракции меньшевиков и эсеров объявлены нелегальными.

Набирала силу вторая волна сопротивления — Белое движение. Оно опиралась на подпольные офицерские организации по всей России — «Белый крест», «Белый легион» и др. С середины ноября 1917 г. его центром стал Дон, отказавшийся признать советскую власть. Здесь генералы М.В. Алексеев, Л.Г Корнилов, А.И. Деникин, С.Л. Марков формируют Добровольческую армию. После того, как в январе 1918 г. красная волна захлестнула Дон и атаман А.М. Каледин покончил с собой, четырехтысячная Добрармия ушла в степи, в свой легендарный Ледяной поход, чтобы сохранить «хоть одну светлую точку среди охватившей Россию тьмы». В бою под Екатеринодаром убит Корнилов, командование принимает Деникин. В апреле казаки восстают против советской власти, в мае вместе с Добрармией и ген. М.Г. Дроздовским занимают Новочеркасск и Ростов.

В мае — июне совместными усилиями чехословацкого легиона и местного офицерского и эсеровского подполья упразднена советская власть в Поволжье, на Урале и в Сибири. Волна крестьянских восстаний проходит по центральной России, в июле вспыхивает Ярославское восстание, в августе восстают рабочие Ижевска и Воткинска, белый отряд кап. 2-го ранга Г.Е. Чаплина открывает путь высадке Антанты в Архангельске, народный социалист Н.В. Чайковский возглавляет правительство Северной области. В сентябре самарский Комуч и Сибирская областная дума создают временное правительство, которое в ноябре возглавит адмирал Колчак. В конце 1918 г. Добровольческая армия и казаки Дона, Кубани и Терека объединяются в рамках Вооруженных сил Юга России.

Весной 1919 г. сибирская армия Колчака между Оренбургом и Вяткой продвигается к Волге, в июне Врангель берет сильно укрепленный Царицын, в сентябре — октябре Деникин занимает Курск, Воронеж и Орел, Юденич стоит в Пулково под Петроградом. Но на последний бросок малочисленным войскам белых не хватает сил; к концу года они отступают на всех фронтах. В ноябре 1920 г. после пятимесячных боев в Северной Таврии Врангель эвакуирует 145 000 человек из Крыма в Турцию, а остатки армии Колчака через Манчжурию уходят в Приморье.

Поднимается третья волна сопротивления — стихийных народных восстаний. С августа 1920 г. разгорается Тамбовское крестьянское восстание, известное также как Антоновское, которое держало контакт с армией Врангеля в Крыму и было подавлено лишь год спустя Тухачевским с помощью бронетехники и авиации. С начала 1921 г. разгорается Западно-Сибирское восстание, охватившее огромную территорию от Тюмени до Акмолинска и Омска, создавшее Временное правительство, которое держится три месяца. В марте 1921 г. вспыхивает восстание кронштадтских матросов. Всех их роднит лозунг — «советы без коммунистов». В марте 1921 г. Ленин объявляет НЭП, но сопротивление на Дальнем Востоке продолжается до ноября 1922 г.

Годы НЭПа характеризуются партизанской деятельностью на окраинах, боевыми вылазками эмигрантов, протестами политзаключенных на Соловках, выступлениями прихожан в защиту Церкви.

С началом коллективизации разгорается «вторая крестьянская война», подлинные размеры которой мало изучены. За один только 1930 г. ГПУ насчитало 13 700 выступлений и «массовых демонстраций», в которых участвовало до 3 млн крестьян. В 170 случаях выступления были вооруженными. Главные очаги — те же, что и в крестьянской войне 1918–1922 гг. Новая волна крестьянского сопротивления пришла в 1931 г: убийства активистов, уничтожение колхозного имущества. В 1932 г. войска ОГПУ ведут борьбу с повстанцами на Алтае, в Западной Сибири, на Кубани (станица Тихорецкая). В воинских частях происходят бунты. Голодной весной 1932 г. беспорядки и забастовки ширятся среди рабочих в Ивановской области, в Донбассе. Протест против стахановщины вызывает новую волну выступлений в 1935 г. Распространяются листовки политического характера.

Отчуждение рабочих и крестьян от «рабоче-крестьянской» власти в 1930-е гг. явно способствовало тому, что за первые шесть месяцев войны 3,8 млн красноармейцев сдались в плен, и многие деревни встречали немцев с цветами, не веря в их злые умыслы. С сентября 1941 г. из Смоленска и других оккупированных городов к немцам поступает поток предложений создать русское национальное правительство и освободительную армию. На них фельдмаршал фон Браухич ставит резолюцию: «Считаю решающим для исхода войны». Гитлер смещает Браухича. Но с осени 1941 г. немецкие фронтовые части начинают стихийно обрастать «добровольными помощниками» из военнопленных и гражданского населения, в конце 1942 г. их числится 800 000, уже частично сведенных в батальоны. В июле 1942 г. на Волховском фронте в плен попадает ген. А.А. Власов, в январе 1943 г. от его имени на фронте распространяется «Смоленское воззвание» о создании Русской Освободительной Армии (РОА). Цель авторов — поставить Гитлера после Сталинградской битвы перед свершившимся фактом. Но Гитлер непреклонен, допускает лишь создание в марте 1943 г. школы пропагандистов РОА под русским руководством. В ноябре 1944 г., когда Власову наконец дают возможность огласить в Праге свой Манифест и создать три русские дивизии и авиацию, военно-психологическая обстановка оставляет мало шансов на успех. Тем не менее Манифест встречает горячий отклик среди сотен тысяч русских рабочих и военнопленных в Германии, а в конце войны казачьи и другие русские части стремятся к объединению под командой Власова. В трагических условиях Второй мировой войны Освободительному движению удалось четко выразить чаяния широких кругов русской антисталинской оппозиции, и в этом его историческая заслуга.

В послевоенные годы оппозиция проявляется четырьмя путями, наметившимися уже во время войны. Это: 1) партизанское движение, 2) восстания в концлагерях, 3) побеги на Запад и 4) скрытое вольнодумство интеллигенции.

Партизанское движение, особенно литовских «лесных братьев» и украинской УПА, приняло широкий размах с 1944-го до середины 1950-х гг.: по архивным данным советской госбезопасности, в борьбе с так называемым «бандитизмом» погибли 13 000 военнослужащих карательных отрядов и 15 000 советских чиновников; было убито более 200 000 повстанцев. Считается, что около 10 % населения Прибалтики и Западной Украины подверглось репрессиям, в частности депортации.

Репрессированные пополняли население ГУЛАГа. Известно восстание в Воркуте в 1942 г. За ним следовали восстания на Колыме, в Устьвымлаге и Джезказгане (1946 г.), в «Арзамасе-16» (1947 г.), на Печоре (лето 1948 г.), в Нижнем Атуряхе и Эльген-Угле на Колыме (1949–1950 гг.), в Салехарде и Тайшете (1950 г.), Краслаге и Джезказгане (1951 г.), голодовка в Экибастузе и повторное восстание на железной дороге Лабытанги — Игарка (1952 г.), в Норильске, на Колыме, в Воркуте и в Караганде (май — июнь 1953 г.), наконец, 42-дневное восстание в Кенгире и волнения во многих лагерях в 1954 г., незадолго до их ликвидации.

Побеги на Запад видных советских функционеров и простых граждан, имевших такую возможность, известны с 1930-х гг. — Бармин, Дмитриевский, Раскольников, затем Кравченко во время войны. После войны, до постройки Берлинской стены в 1961 г., на Запад бежали многие сотни военнослужащих советских оккупационных войск в Восточной Германии.

При всей жесткости рамок официально дозволенного к печати вольнолюбивый дух в среде интеллигенции, в том числе студенчества и офицерства, сохранялся. Многие, от Аркадия Белинкова до Александра Солженицына, за него пострадали, другие, как Эрнст Неизвестный, избежали ареста. Пастернак свидетельствует: «Хотя просветление и освобождение, которых ждали после войны, не наступили вместе с победою, как думали, но все равно, предвестие свободы носилось в воздухе все послевоенные годы, составляя их единственное историческое содержание».

После смерти Сталина, в июне 1953 и в октябре 1956 г., состоялись две репетиции падения советского режима: восстание рабочих в Восточной Германии и Венгерская революция. Советская армия отнюдь не была бездумным инструментом подавления: за отказ стрелять в восставших было казнено 18 военнослужащих под Магдебургом (имена троих из них сохранились) и 23 под Берлином. В Венгрии было много случаев перехода военных на сторону восставших, им выразил особую благодарность кардинал Миндсенти. Все их имена следовало бы восстановить для истории!

После XX съезда КПСС в 1956 г. расширилось общественное оппозиционное движение, в литературе началась оттепель. К этому времени относится деятельность группы Краснопевцева в МГУ, групп Пименова, Молоствова, Трофимова. В 1956–1959 гг. действует «Всероссийский НТС» Дивнича, Оксюза и Ковальчука, осужденных на закрытом процессе в Москве в 1959 г. Ранее, в 1955 г., за связь с зарубежьем были выявлены группы НТС Левина в Ленинграде и Троицкого в Перми. В 1961–1963 гг. идут рабочие волнения и забастовки во многих городах; самой известной стала расстрелянная 2 июня 1962 г. демонстрация в Новочеркасске. К 1964–1967 гг. относится конспиративная деятельность «Всероссийского Социал-Христианского Союза Освобождения Народа», за которую к суду был привлечен 21 человек. В среде офицеров Балтфлота в 1968–1969 гг. действовал тайный «Союз борцов за политическую свободу». В ноябре 1975 г. капитан Балтийского флота Валерий Саблин поднял восстание на противолодочном корабле «Сторожевой».

Однако в новых политических условиях растет стремление к переходу от конспиративных форм работы к открытым выступлениям, не за «свержение», а за «совершенствование» советского строя. В 1959 г. начинается вольное чтение стихов у памятника Маяковскому, 5 декабря 1965 г. в Москве разворачивается лозунг «Уважайте собственную конституцию» — возникает правозащитное движение.

Весной 1966 г. идут протесты ученых и деятелей культуры против осуждения писателей Синявского и Даниэля, в 1968 г. — в защиту Галанскова и Гинзбурга. В апреле 1968 г. в самиздате выходит первый номер правозащитного бюллетеня «Хроника текущих событий», затем «Размышления о прогрессе, сосуществовании и интеллектуальной свободе» А.Д. Сахарова. Все эти материалы сразу же переиздаются «Посевом» на Западе, передаются в страну западными «радиоголосами». Задействованный «Посевом» с 1960 г. «тамиздат» играет все большую роль в обратной связи со страной.

В августе 1968 г. восемь человек проводят на Красной площади демонстрацию против оккупации Чехословакии. В мае 1969 г. формируется Инициативная группа по защите гражданских прав в СССР, в 1970 г. Сахаров, Твердохлебов и Чалидзе создают Комитет прав человека. В 1973 г. А.И. Солженицын, к тому времени уже лауреат Нобелевской премии, издает в Париже «Архипелаг ГУЛАГ», в следующем году его высылают из страны.

Возникают новые правозащитные организации: Группы по наблюдению за выполнением Хельсинкских соглашений и Христианский комитет защиты прав верующих (1976 г.), Рабочая комиссия по вопросу об использовании психиатрии в политических целях (1977 г.), Свободное межпрофессиональное объединение трудящихся (СМОТ, 1978 г.). Но одновременно КГБ усиливает свой нажим как арестами, так и высылками за границу. Открытая оппозиционная деятельность постепенно теряет смысл, если не служит средством уехать за границу. Помимо числа эмигрантов, растет и число невозвращенцев: артистов, художников, спортсменов, работников разведки.

Перелом наступил в 1986 г., когда Чернобыльская катастрофа заставила всерьез принимать гласность. Стихийно вышедшая за рамки дозволенного, она быстро превратилась в свободу слова. Десятилетиями запрещенные темы и литература в следующие пять лет наводняют страну.

Дальнейшей вехой стало возвращение А.Д. Сахарова из шестилетней ссылки в Горьком и последовавшая в феврале 1987 г. «горбачевская амнистия». Коснувшаяся поначалу лишь ⅕ всех политзэков, она сняла страх ареста и способствовала быстрой самоорганизации общества. Создаются клубы «Перестройка», группы общества «Мемориал», Народные фронты.

С весны 1988 г. начинаются политические митинги против КПСС в Москве и Ленинграде, 7 октября 1988 г. на стадионе «Локомотив» при участии членов НТС впервые поднят российский трехцветный флаг.

В июне 1989 г. на выборах Съезда народных депутатов СССР складывается «межрегиональная группа» под председательством Б.Н. Ельцина, ЕХ. Попова, Ю.Н. Афанасьева и А.Д. Сахарова. С сентября по декабрь рушатся коммунистические диктатуры в Польше, Венгрии, Восточной Германии, Чехословакии, Болгарии и Румынии.

4 февраля по призыву демократических организаций Москвы несколько сот тысяч человек выходят на грандиозную демонстрацию «Долой партийную монополию на власть», «Долой КГБ». В марте пленум ЦК КПСС соглашается отменить 6-ю статью конституции о «направляющей и руководящей» роли КПСС. Начинается формирование некоммунистических партий, в октябре возникает «Демократическая Россия».

На выборах 12 июня 1991 г. на новоучрежденный пост президента РСФСР избран Б.Н. Ельцин. 19 августа он отказывается подчиниться пытающемуся сместить Горбачева ГКЧП, встречает поддержку народных митингов в Москве, Ленинграде и других городах. 21 августа Верховный Совет РСФСР поддерживает Ельцина, армия не вмешивается в конфликт, 22 августа радостная толпа перед зданием КГБ наблюдает снос памятника Дзержинскому, а 23-го в Верховном Совете Ельцин подписывает указ о роспуске КПСС.

За 13 лет до этих событий НТС писал: «Конструктивные силы в правящем слое не смогут провести необходимые реформы, если они не будут искать поддержки независимой общественности и подпольного политического движения; последние не достигнут своих целей, если не окажут поддержку конструктивным силам в правящем слое. Во взаимодействии этих сил — ключ к освобождению и сохранению России».

В августе 1991 г. такое именно взаимодействие состоялось. Но пришедшая к власти группа правящего слоя не пожелала дальше его развивать, пошла на компромиссы с силами прошлого, затормозила реформы, допустила попытку вооруженного переворота 3–4 октября 1993 г. и перешла к непоследовательной политике «согласия и примирения».

За 70 лет утвердившимся в России коммунистам удалось подчинить себе треть человечества. Демонтаж этого чудовища занял семь лет — без войн и насилия, — что действительно беспрецедентно в истории. Несмотря на все огрехи, это делает честь

и «конструктивным силам в правящем слое», и «независимой общественности». В них воплотился тот дух сопротивления, который безуспешно питал предыдущие три поколения. Так будем же ценить этот дух, чтить память тех, кто шел до нас, но не дошел, от генерала Корнилова до академика Сахарова, и на этой основе, а не на попытках оправдать советское прошлое, строить будущее России.

От двуглавого орла к… двуглавому орлу

Выступление на пленарном заседании II Международной конференции ИНИОН РАН «Россия: тенденции и перспективы развития» в Москве 13 декабря 2001 г.

(Посев. 2002. № 1, январь)

Августовская революция 1991 г. — одно из самых судьбоносных мировых событий XX в., того же ранга, как Октябрьская революция 1917 г., которую она отменила. Август 1991 г. сделал возможным завершение 88-летнего революционного цикла в России. Цикла, который начался с введения конституционной монархии в ходе революции 1905 г. и закончился принятием нашей нынешней конституции в декабре 1993 г.

Почти два века тому назад через подобный цикл — от конституционной монархии к анархии, террору, к убийству монарха и диктатуре, затем к мобилизации всех сил страны на рывок к мировому господству — прошла Франция. Только во Франции он занял не 88, а 26 лет и был закончен в 1815 г. интервенцией мировых держав — России, Пруссии, Австрии и Англии. Интервенция мировых держав понадобилась и в 1939–1945 гг., чтобы прекратить другой рывок к мировому господству — гитлеровский. Причем в нашем случае СССР подошел ближе к цели мирового господства, чем предыдущие претенденты. «Лагерь социализма» охватил уже треть человечества — в тот момент, когда мы от этой цели отреклись. Причем отреклись сознательно, сами, без всякой интервенции. В этом — уникальность событий 1987–1993 гг.

Тем более удивительно, что 10-летие такого события обратило на себя так мало внимания. Мы думали посвятить этой дате большую конференцию «Посева», но из-за недостатка интереса ограничились семинаром о социальной и психологической динамике Августа 1991 на нынешней конференции ИНИОН РАН «Россия: тенденции и перспективы развития».

Удивительным для меня, когда я переехал в Россию в 1992 г., было и то, что Август 1991 был здесь неожиданным для многих. Мы свыклись уже с тем, что большинство политологов на Западе полагали, что коммунизм — это навеки. Но в России?

Между тем НТС в зарубежье занимался разработкой сценариев Национальной революции с 1931 г., когда стало ясно, что никакого возврата к прошлому не будет.

Ранний сценарий в связи с предстоящей войной предполагал появление гипотетического КОМКОРА СИДОРЧУКА, который повернет свои войска против Сталина. Именно его увидели во Власове, ставшем, конечно же, не пособником, а жертвой нацизма.

После войны, когда борьба с тоталитаризмом казалась безнадежной, В.Д. Поремский разработал МОЛЕКУЛЯРНУЮ ТЕОРИЮ революции в условиях тоталитарного строя, позволяющую общественности «организоваться без организации».

Конец строго тоталитарному строю положил XX съезд КПСС в 1956 г., после которого возникла концепция умеренных и радикальных реформистов в правящем слое, гипотеза РЕВОЛЮЦИИ ИЗ КАБИНЕТА СЕКРЕТАРЯ ОБКОМА. Наконец, в феврале 1978 г. НТС заявил о необходимости ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ «конструктивных сил в правящем слое» и «независимой общественности».

В 1987–1991 гг. такое именно взаимодействие состоялось и привело к долгожданному успеху. Революция получилась не вполне национальной, а скорее номенклатурно-народной, но она состоялась.

Однако она не была доведена до конца, а была остановлена на полпути. Не было декоммунизации, как в других странах советского блока, не были сразу проведены новые выборы (что привело к конфликту в октябре 1993 г.), а по принятии конституции было объявлено «согласие и примирение» в принципе несовместимых начал.

Но наша государственность не может черпать силы из совмещения несовместимого.

Она может черпать силы из возвращения России на свой исторический путь, с которого она сошла в октябре 1917 г., она может черпать силы из преемственности от 74 лет сопротивления коммунистическому режиму.

О механизмах, которые сделали революцию 1991 г. незаконченной, пойдет речь на нашем семинаре. А в завершение незавершенного тогда на путях предстоящих еще реформ и лежит основная перспектива развития России.

Эмиграция и революция

Доклад на конференции «Русское зарубежье» в Новом гуманитарном университете Н. Нестеровой в Москве в январе 2002 г.

(Посев. 2002. № 8, август)

Когда «черные списки» КГБ утратили силу и я в марте 1992 г. приехал в Россию из эмиграции, меня более всего поразило, сколь многие Августовскую революцию 1991 г. восприняли как неожиданность. «Как же, — недоумевал я, — самое долгожданное событие XX века, и вдруг — неожиданно?»

Чтобы объяснить слова «самое долгожданное событие XX века», надо мысленно вернуться в эмиграцию 1920-хгг, жившую под впечатлением поражения в Гражданской войне, но чувствовавшую себя не побежденной, а лишь отступившей за рубеж. «Мы не в изгнании, мы в послании». Немногие эмигранты — около 16 % — согласились «вернуться на Родину» на советских условиях. Большинство сохранило непримиримость. Или пассивную, по совету Бунина: «Подождем, православные, когда Бог переменит орду», или активную, стремясь продолжать борьбу. Вопрос только — как? Ответ зависел от представления о том, каким образом рухнет коммунизм.

В 1920-х гг. было два таких представления. Левые круги эмиграции, от Милюкова до меньшевиков, делали ставку на «эволюцию» советской власти, на то, что должен же когда-то, по примеру французской революции, наступить Термидор! Справа им генерал Врангель возражал, что эта власть эволюционировать не способна, а может только загнивать. Врангель умер в 1928 г, возможно, не доведя свою мысль до конца. Но созданный им в 1924 г. Русский Общевоинский Союз — РОВС, насчитывавший до 40 тыс. членов в трех десятках стран, строился не как объединение ветеранов, а как армия в гражданской одежде в ожидании «весеннего похода». То есть, фактически, иностранной интервенции.

Но РОВС, кроме того, пробовал совершать террористические акты на территории СССР, чтобы развеять миф о всесилии ГПУ (один из них удался) и, по-видимому наводил контакты в высшем командовании Красной армии. Из-за советских контрмер эти действия развития не получали. Как известно, два (а быть может, и три, если учесть подозрительные обстоятельства смерти самого Врангеля) начальника РОВС были чекистами убиты. Фактически эмигрантам предлагалась только одна перспектива: сидеть на чемоданах и ждать. Ждать или эволюции советской власти, или новой войны.

Такая перспектива не увлекала активную, нетерпеливую молодежь. Она с презрением смотрела и на левых политиков старшего поколения, проигравших Россию большевикам в революцию, и на политически беспомощных белых офицеров, не сумевших сплотить народ в Гражданской войне. Выход на арену нового поколения эмиграции — тех, кому в 1917 г. было от пяти до двадцати лет, и потому не несших ответственности за происшедшую катастрофу, произошел около 1930 г. и совпал с двумя событиями в мире: с «великим переломом» в СССР и экономическим кризисом на Западе.

Коллективизация и индустриализация в СССР были последними революционными актами советской власти, которая с тех пор сделалась охранительной. Перемены же в стране зашли так далеко, что ни о какой реставрации, ни о каком возврате к прошлому речь уже идти не могла. Потому и логично стало говорить: не контрреволюция, а новая революция! И не назад к капитализму, поскольку кризис на Западе демонстрирует, куда ведет капитализм, а вперед, к какому-то новому строю, совмещающему положительные черты капитализма и социализма. И не назад к парламентской демократии, партийная грызня в которой ведет ее к самораспаду, а вперед, к какому-то новому строю, с беспартийным, деловым представительством.

Эти идеи были характерны для группировок нового поколения, известных как «пореволюционные», в отличие от дореволюционных, таких как меньшевики, эсеры, кадеты и монархисты. В пореволюционный спектр входили «новоградцы», «утвержденцы» (их можно назвать христианскими социалистами), младороссы (выдвинувшие лозунг «Царь и Советы»), члены Национально-Трудового Союза Нового Поколения (НТС), известные тогда как новопоколенцы, позже — как солидаристы, и, наконец, русские фашисты. Следует отметить, что русский фашизм того времени с лозунгом «Бог, нация, труд» был далек от изуверства гитлеризма и был в какой-то мере данью политической конъюнктуре. Общей для всех пореволюционных движений была идея национальной революции. Термин ведет свою русскую родословную из сборника «Вехи» 1909 г., где он противопоставлен революции социалистической. Такая революция означала свержение коммунистической власти внутренними силами народа, при идейной и организационной поддержке эмиграции.

После начала войны в 1941 г. в эмиграции на время вновь вспыхнула надежда на эволюцию советской власти, особенно когда Сталин восстановил и патриаршество, и погоны. Своеобразно воплотилась и мечта о «весеннем походе» в виде русского Охранного корпуса на Балканах. Через него прошло до 17 тыс. эмигрантов-добровольцев, но Гитлер их в Россию не пустил, а использовал в борьбе против партизан Тито в Югославии. Одновременно русская молодежь во Франции и других странах пополнила ряды Сопротивления, само название которого придумал 33-летний Борис Вильде, позже расстрелянный нацистами. Ураган Второй мировой вскоре смел с лица земли большинство русских политических организаций, как дореволюционных, так и пореволюционных.

Из последних уцелел один НТС, бросившийся в центр этого урагана, чтобы активно включиться в события на родине. Понеся серьезные потери от нацистов и от большевиков, НТС тем не менее вышел из войны значительно пополненный бывшими советскими гражданами. Но большинство из них не представляло себе возможности революции в тоталитарных условиях. К тому же II эмиграция в целом, подавленная сталинскими победами и насильственной репатриацией, ждавшая, что советские войска вот-вот двинутся к Ла-Маншу, была одержима идеей: скорее за океан! Можно в Марокко, но лучше в Канаду, Аргентину, Австралию…

В этих условиях НТС уже в 1948 г. двигает конспиративные группы навстречу Советской армии — в Берлин: распространяет там листовки, завязывает контакты. Чтобы преодолеть психологический барьер «невозможности» революции, В.Д. Поремский в 1948 г. пишет свою «молекулярную теорию» революции в условиях тоталитарного строя. Суть ее в том, что в тоталитарных условиях невозможна революционная организация традиционного типа, но возможна предельно упрощенная организация: множество малых групп по два-три человека. Они ни в коем случае не должны быть связаны между собой, но могут получать массовую, безадресную информацию от зарубежного центра по радио и в виде листовок и сигнализировать друг другу о своем существовании, тоже безадресно, условным знаком. Зарубежный центр разрушает монополию КПСС на информацию, а знак, рисуемый на стенах и вагонах, дает знать о наличии анонимных единомышленников, создает чувство локтя. Формируется обстановка «перенасыщенного раствора», в которой возможны взрывообразные явления.

Теория Поремского не осталась на бумаге — была создана стандартная листовка-«штамп», против чего, за что и как бороться, осенью 1950 г. начала передачи самодельная передвижная радиостанция «Свободная Россия», в 1951 г. была отработана система огромных воздушных шаров, сбрасывающих листовки. Их запуск был запрещен в 1956 г. американцами, опасавшимися за свои разведывательные самолеты, летавшие на той же высоте. Помимо анонимных «молекул», теория предусматривала и «каркас» из групп, находящихся в двусторонней связи с центром. Для этого НТС в 1952–1953 гг. забросил, с помощью американцев, 13 своих людей в СССР на парашютах. Четверо из них были расстреляны в Москве в мае 1953 г. Заброска была прекращена; остальных КГБ разыскивал до 1960 г.

Сохранились свидетельства о ряде групп НТС, возникших на основе передач «Свободной России» и листовок. Чтобы дать более ощутимый результат, «молекулярная теория», конечно, требовала технических средств в масштабах, в которых ни одно западное правительство их предоставить НТС не было готово. Вместо этого они стали развивать свои радиостанции: с 1947 г. начались русские передачи «Голоса Америки», с 1953 г. — радио «Освобождение» (позже «Свобода»), мощность которых неоднократно усиливалась. Их примеру следовали Би-би-си, «Немецкая волна» и другие. Политическое руководство этими передачами было в руках западных правительств, но в редакциях и дикторами работали русские эмигранты (в том числе многие члены НТС). Без них западные «голоса» едва ли приобрели бы в СССР ту популярность, которой они пользовались. Задачи свержения власти западные радиостанции себе не ставили, но их роль в размыве тоталитарной монополии на информацию огромна.

Смерть Сталина в 1953 г. и XX съезд КПСС в 1956 г. открыли более непосредственные пути преодоления «железного занавеса», чем воздушные шары и парашюты. Выезд советских делегаций на Запад сделал возможными личные встречи и передачу из рук в руки уже не листовок, а книг и журналов — таких как издававшиеся НТС «Наши Дни», «Грани», «Посев». Соответственно меняется и представление о революции. Это уже не обязательно вооруженное восстание — хотя именно эту форму приняли события в Восточной Германии в июне 1953 г, в Венгрии в октябре 1956 г. и в сталинских лагерях в послевоенное десятилетие. Возникает перспектива постепенного размыва тоталитарной диктатуры и бескровного ее конца. Совет НТС, собравшись в июле 1956 г. в Кидрихе-на-Рейне, в одной из своих наиболее дальновидных резолюций писал:

«Главное решение XX съезда — попытка опереться в борьбе за сохранение коммунистической диктатуры на правящий слой… Но правящий слой по мере привлечения его к соучастию во власти и по мере дальнейшего своего расширения сталкивается с проблемой ответственности, которая неизбежно расслоит его. Одна его часть будет… добиваться от власти еще больших гарантий и привилегий для себя, <…> другая часть будет добиваться реформ… [вплоть до] коренных, последовательных изменений, ведущих к правовому строю эволюционным путем. Это течение, по мере нарастания революционной ситуации, объективно станет союзником революционных сил в общей борьбе за единые конечные цели».

В свете новой обстановки обсуждались разные варианты событий, в частности, выдвинутая Е.Р. Островским мысль о «революции из кабинета секретаря обкома». Развивая эту мысль, я тогда писал:

«Противоречие между целями и практикой советского строя открывает единственные в своем роде возможности выступать против существующей практики во имя обещанных целей и этим подрывать диктатуру. [Налицо и] глубинное противоречие между принципом внешнего тоталитарного контроля и стихийностью творческих сил жизни. Усиление контроля приводит к застою контролируемых сфер жизни и грозит их параличом. Поскольку такой паралич не в интересах власти, сама же власть вынуждена в конце концов уступать требованиям жизни.

Таким образом <…> ревизионистская тактика оппозиции заложена в самой природе данной диктатуры, она естественно к ней подходит. <…> Ревизионист находится в аппарате власти. Он обладает долей власти, у него есть доступ к информации и средствам. У него есть возможности, которых нет у простого смертного, болезненно ощущающего тот факт, что у него голые руки. Он уже сидит в кабинете секретаря обкома, ему его не нужно захватывать, да еще захватывать без оружия и настоящей организации» (Посев. 1959. № 681, май).

Но до реализации всего этого оставалось еще три десятилетия. НТС же вслед за XX съездом КПСС предпринял три шага.

1. Осенью 1956 г. журнал «Грани» (№ 31) публикует Обращение издательства «Посев» «к деятелям литературы, искусства и науки порабощенной России, не могущим опубликовать свои труды из-за партийной цензуры». Обращение предлагало публиковать их за границей в «Посеве», сохраняя, если надо, тайну авторства, и указывало пути передачи. Обращение возымело действие не сразу, а примерно через четыре года, когда были налажены каналы передачи, но именно оно положило начало «тамиздату».

2. В апреле 1957 г. по инициативе НТС в Гааге собрался «Конгресс за права и свободу в России», интересный по форме и по существу. По форме, после неудачных попыток американцев объединить эмиграцию в начале 1950-х гг., он был ее последним совместным действом. Под эгидой НТС в нем участвовало восемь организаций. По существу, 130 выдвинутых им «частичных требований», каждое из которых в отдельности нельзя считать антисоветским, но выполнение их в совокупности означало бы конец советского режима. Конгресс предвосхитил тактику позднейшего правозащитного движения.

3. В январе 1958 г. в баварском городке Лоре Совет НТС принял так называемые Лорские решения: «Очередной задачей на ближайшие 2–3 года Совет Союза считает создание на территории России организационных предпосылок для открытых выступлений против власти под знаменем НТС». Как известно, открытые выступления начались лишь восемь лет спустя и не под знаменем НТС, но организационные предпосылки для связи зарубежья со страной созданы были. С 1960 г. начинаются регулярные поездки в СССР под видом туристов специально подготовленных курьеров НТС, так называемых орлов. Чтобы не вызывать подозрений КГБ, к этим поездкам привлекаются главным образом молодые иностранцы. Они были родом из 15 стран и даже не всегда знали русский язык. Эти молодые люди в своих странах создавали как бы «лобби» российского сопротивления, выступали в защиту политзаключенных, доказывали не только желательность, но и возможность крушения коммунизма. Главная же их заслуга в том, что они сделали «тамиздат» возможным, вывезя на себе за 30 лет около 2 000 рукописей и документов.

С 1963 по 1989 гг. «Посев» выпустил около 160 наименований книг авторов из России, в том числе собрание сочинений А.И. Солженицына (1973 г.), две книги А.Д. Сахарова, полный текст «Мастера и Маргариты» М.А. Булгакова с выделением фрагментов, опущенных цензурой, четыре книги Л.А. Бородина, три книги ГН. Владимова, произведения А.Т Гладилина, В.С. Гроссмана, А.В. Кузнецова, В.П. Некрасова, В.А. Сосноры, сборники стихотворений Беллы Ахмадулиной, Александра Галича, Наума Коржавина, Булата Окуджавы и других. Кроме того, множество произведений авторов из России появилось в «Гранях» и в специальных изданиях, посвященных самиздату, таких как «Вольное Слово». Публиковал «Посев» и «Хронику текущих событий», и рукописные журналы «Феникс», «Синтаксис». Со временем сбор и публикацию самиздата переняло радио «Свобода». Публикацией же книг не публикуемых в СССР авторов потом, по примеру «Посева», занялись и другие издательства: «ОР1» в Лондоне, «YMCA-Пресс» в Париже, «Фонд Герцена» в Амстердаме.

«Тамиздат» явочным порядком создавал некоторую долю свободы печати в СССР, и правозащитное движение призывало не к свержению, а к исправлению советского строя. Но, предупреждал Роман Редлих от имени НТС, если режим станет сам себя исправлять, он неизбежно рухнет: «к обвалу и надо готовиться».

Тем временем рост независимого общественного движения в СССР шел бурно. Контактировать со всеми НТС был не в силах и в 1972 г. передал ряд функций новосозданному Международному обществу прав человека, которое возглавил И.И. Агрузов, ранее ведавший отправкой курьеров НТС в Советский Союз. После подписания Хельсинкских соглашений в 1975 г. защита прав человека была поднята на правительственный уровень. НТС же сосредоточился на отстройке собственной подпольной организации в России. В заявлении «О согласовании усилий…» Совет НТС в 1978 г. писал: «Конструктивные силы в правящем слое не смогут провести необходимые реформы, если они не будут искать поддержки независимой общественности и подпольного политического движения. Независимая общественность и подпольное политическое движение не достигнут… своих целей, если не окажут поддержку конструктивным силам в правящем слое. Во взаимодействии этих сил — ключ к освобождению и сохранению России».

В который раз заявление предсказало развитие событий на годы вперед. Реформаторы в правительстве Горбачева и быстро возникшие общественные организации, «клубы перестройки», позже массовые народные демонстрации взаимно поддерживали друг друга. Ельцин был избран президентом РСФСР на волне народной поддержки, и та же волна удержала его у власти в дни путча ГКЧП. Одной из немногих, если не единственной, ходившей по рукам в толпе москвичей и среди военнослужащих в те дни, была листовка НТС «…Российского президента надо поддерживать во всех его начинаниях». Текст этой листовки передал по факсу из Франкфурта в Москву председатель НТС Е.Р. Островский во второй половине дня 19 августа; за ночь она была отпечатана в количестве 30 000 экземпляров на аппарате, который незадолго до того привез из Лондона Ю.Б. Миллер. В общей сложности из 20 городов СССР поступили сообщения об участии местных групп НТС в акциях протеста против ГКЧП, в поддержку президента. Совет НТС в сентябре 1991 г. писал:

«21 августа 1991 г. был вынесен окончательный приговор над 7 ноября 1917 г.: защитники Белого дома, отстояв российскую власть против узурпаторов, завершили победой подвиг защитников Зимнего дворца. Однако борьба против КПСС еще не закончена. Многим партаппаратчикам удалось сохранить важные посты, возглавив сепаратизм в ряде республик <…> Бывшая номенклатура стремится занять под маркой приватизации командные высоты рыночной экономики. <…> Победа еще не означает, что не будет новых попыток переворота <…> Только свободные выборы на всех уровнях власти могут обеспечить вытеснение номенклатуры из правящего слоя».

Однако, вопреки позиции НТС, вовремя — осенью 1991 г. — выборов проведено не было, суд над КПСС был превращен в фарс, декоммунизации проведено не было, союзный договор, сорванный ГКЧП, подписан не был. Вместо того, чтобы закрепить таким образом позиции, Ельцин отправился учиться играть в теннис, а независимая общественность была от участия в событиях быстро отключена, что и привело к «новой попытке переворота» в октябре 1993 г. Далеко не первый призыв НТС к президенту — распустить Верховный Совет — «Независимая газета» опубликовала за несколько часов до Указа 1400 об этом роспуске. После октябрьских событий в заявлении «Падение советской власти» НТС писал: «Президент много раз отступал и искал компромиссов <…> Оппозиция реформам сама себя разоблачила, предприняв попытку вооруженного переворота 3–4 октября. Лишь это вынудило президента принять решительные меры. <…> Мы приветствуем тот факт, что сделано это было без оглядки на советскую конституцию. Вести преемственность новой России от нее было бы абсурдом».

Декабрьскую конституцию 1993 г. НТС, естественно, поддержал. Что же касается начатых в январе 1992 г. реформ, то НТС еще осенью 1981 г. в Асиломаре, в Калифорнии, на ежегодной конференции Американской ассоциации поощрения славяноведения провел семинар по переходу от директивной к рыночной экономике. Его помог устроить возглавлявший тогда ассоциацию А.Д. Даллин, от НТС выступали Н.И. Елагин (покинувший СССР в 1977 г.),А.Н. Малышев из университета Колорадо и я. Увы, мало кого из «практичных» американцев этот «гипотетический» вопрос тогда заинтересовал. В апреле 1982 г. «Посев» опубликовал документ «Основы обновления народного хозяйства», доказывавший необходимость перехода к рыночным ценам и одновременного введения соответственных институтов — банковских, налоговых, правовых. Документ предупреждал и об опасности спада производства в ходе реформы. Через пять лет после Асиломара в августе 1986 г. состоялось совещание молодых экономистов-рыночников (Е. Гайдара, А. Чубайса и др.) на Змеиной горке под Ленинградом, но инициаторы этих двух начинаний ничего друг о друге не знали. Впрочем, реформы 1990-х гг. проводились не в рамках чьего-либо плана, а в обстановке обвала экономики и борьбы за собственность, что и наложило на них свой отпечаток.

Конец ознакомительного фрагмента.