Красный мак. Плюсквамфутурум

Борис Пономарев

Эта книга – повесть об удивительном путешествии нашего современника, оказавшегося в 2057 году. Россия будущего является зерновой сверхдержавой, которая противостоит всему миру. Герою повести предстоит железнодорожное путешествие по России в Москву. К несчастью, по меркам 2057 года гость из прошлого выглядит крайне подозрительно, и могущественные спецслужбы, оберегающие Россию от внутренних врагов, уже следуют по его пятам.

Редактор Александра Манькова

© Борис Пономарев, 2020

ISBN 978-5-4496-8517-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Одно я скажу правдиво: я буду писать лживо… я буду писать о том, чего не видел, не испытал и ни от кого не слышал, к тому же о том, чего не только на деле нет, но и быть не может. Вследствие этого не следует верить ни одному из следующих приключений.

Лукиан из Самосаты, Правдивая история

…сия рукопись, как то видно из заглавия, есть запись разговоров во сне. В этих рассказах имеется и такое, что стоит послушать, а коли что окажется и не так, то отнеситесь к этому, как к сонному бреду, и не посетуйте на него.

Оросиякоку суймудан(«Рассказ сонных видений о России»),японская рукопись XVIII века

Калининград

Небо было розовым, вода — бурой, воздух — холодным, а время — предрассветным. Я, вечный студент и вечный странник двадцати семи лет от роду, сидел на бетонных ступенях лестницы, спускавшейся к реке, и вокруг меня был Калининград. В метре передо мною флегматично и невозмутимо текла Преголя, а за спиной уходило в небо здание бывшей Кёнигсбергской биржи. Штукатурка стены была рыхлой от речной сырости.

Прошлым вечером я даже не мог представить, что через десять часов окажусь на берегах реки в глубоком разочаровании. Я отправился в гости к знакомой переводчице с намерениями амурного толка. Зная её характер и трезво оценивая себя, проще было бы сразу идти домой. Вначале мы весело проводили время, распивая коньяк, шутя и беседуя. Увы, в пятом часу утра, в тот самый момент, когда я уже готовился обнять даму за плечо, прекрасное создание с чёрными волосами сказало мне, что отправляется спать, и если я хочу, то могу допить коньяк и постелить себе в гостиной на диване. Глубоко разочаровавшись в своих способностях дамского угодника, но всё ещё сохранив чувство собственного достоинства, я попрощался и направился к реке любоваться красками предрассветной зари.

Что-то было неладное в моей жизни. Она совершенно не двигалась, а если это всё-таки происходило, то результат чаще всего разочаровывал меня. Не получалась учёба: за неполные девять лет я поступал три раза в университеты и один раз в колледж. К сожалению, природная лень перетягивала чашу экзаменационных весов, и я раз за разом покидал стены учебных заведений. Не складывалась карьера: все те подённые, без трудовой книжки, работы со скудными зарплатами вызывали у меня лишь отвращение и пожелание скорейшего разорения для фирм. И, что сейчас было обиднее всего, совершенно не ладилась личная жизнь: с положением двоечника без нормальной работы я ещё мог смириться, но женский подчёркнуто унижающий отказ бил ниже пояса почти в прямом смысле. Моя жизнь разваливалась по всем фронтам, и в этой ситуации мне оставалось только любоваться рассветом и допивать коньяк. Глядя с бутылкой «Старого Кёнигсберга» в руках на руины своего несостоявшегося бытия, я ощущал себя Нероном, который любовался на горящий Рим, аккомпанируя себе игрой на лире.

Над крышами домов справа готовилось взойти солнце, приветствуя своим появлением последний день октября. От воды ощутимо тянуло прохладой, и я плотнее запахнул куртку-ветровку. На дне бутылки оставался последний глоток.

— Кёнигсберг старый, — зачем-то сказал я вслух избитую временем фразу, — но приключения всегда новые.

Конечно, встреча осеннего рассвета была далеко не тем новым приключением, на которое я рассчитывал. На душе было пусто и печально.

Облака на горизонте окрасились в пронзительно-фиолетовый цвет. Восходящее, ещё скрытое от меня домами на горизонте, солнце в считанные мгновения залило весь мир вокруг меня тёплым янтарно-медовым светом, наполняя им всё от воды и до неба. Пусть я его не видел, пусть оно было скрыто от меня, но где-то там, вдалеке, солнце было, и всё вокруг — деревья, ещё сохранившие последнюю листву, оранжевые от рассвета оконные стёкла, мерно текущая Преголя, Кафедральный собор по ту сторону реки и биржа позади меня, — словом, всё было заполнено мягкой теплотой осеннего рассвета. Всё, кроме меня самого. Я с грустью замер, поставив на лестницу совершенно не нужную в этом мгновении бутылку. Удивительная тонкость этой минуты напомнила мне снежинку, исчезающую даже от дыхания.

— Остановись, мгновенье, ты прекрасно, — попросил я, ощущая грусть от невозможности соприкоснуться с чудом рассвета. Мне хотелось навсегда остаться в этой минуте, как крошечный жучок в янтаре, но я ощущал, что это невозможно. Рассвет был слишком чист для меня.

Мягкое, тёплое свечение, залившее на одну минуту город под облаками, угасло, словно его и не было. Вдалеке, над домами, ярко блеснула тонкая огненно-рыжая полоска восходящего светила. Несколько секунд я и солнце смотрели друг на друга, словно здороваясь в этот удивительный осенний день.

— На рассвете ты не слепишь, — сказал я солнцу. Оно не ответило мне.

Наверное, это было и к лучшему. Вздохнув, я взял в руку бутылку коньяка, желая поставить точку в сегодняшней ночи и возвратиться домой, пусть без щита, но и не на щите. Мне было очень грустно от ощущения того, что жизнь, подобно этому рассвету, проходит мимо меня.

— Доброе утро, — внезапно сказал кто-то. Я оглянулся.

На верху лестницы в нескольких метрах от меня, стоял очень высокий мужчина, одетый с головы до ног в одежду исключительно чёрного цвета. Незнакомец с тонкими аристократическими чертами лица выглядел не просто элегантно, но подчёркнуто элегантно, и эта подчёркнутость ощущалась во всём. Светлые волосы таинственного Человека в чёрном были подстрижены ровно и аккуратно; его безупречное однобортное пальто и брюки из очень дорогой ткани дополнялись такой же первоклассной обувью. Идеально вычищенные полуботинки всем своим видом словно бросали вызов окружающей октябрьской сырости и прошедшим ливням. Его рука держала чёрный кожаный саквояж. В окружающей нас обстановке незнакомец выглядел чересчур идеально. Определить его возраст я затруднился; незнакомцу было где-то от тридцати пяти до сорока пяти лет.

— Доброе утро, — несколько настороженно ответил я. Моя память немедленно извлекла из своих архивов воспоминание о том, как давным-давно на втором курсе своего первого университета я и трое моих друзей пили красное вино в уютном палисаднике, из которого нас хамским образом выгнал жилец с первого этажа.

— О нет, я не буду протестовать по поводу распития спиртных напитков в общественном месте, — прекрасно поставленным голосом сказал незнакомец, спускаясь по лестнице. Безукоризненное произношение Человека в чёрном почему-то показалось мне таким же пугающим, как и его идеальный костюм. — Нет ничего дурного в том, что человек, встретивший столь прямолинейный отказ со стороны дамы, будет испытывать некую потребность в коньяке.

— По мне это так видно? — спросил я, опираясь на ступеньку, чтобы подняться.

— Прошу вас, не вставайте, — склонив голову, сказал Человек в чёрном, садясь рядом со мной.

— Вам не жаль ваши брюки? — спросил я неожиданно для себя.

— Нисколько. Меня больше занимает вопрос, не жаль ли вам себя? — ответил он. Мне показалось, что в его вопросе скрывается некий подвох.

— Жаль, — сказал я. — Очень жаль. Однако должен признаться, что меня определённо пугает ваша осведомлённость…

Даже в этой удивительной ситуации я не мог себе позволить ударить в грязь лицом перед этим таинственным господином без страха и упрёка. Мне было не под силу мгновенно протрезветь или хотя бы вычистить свои ботинки (для этого мне пришлось бы опустить их в Преголю и поболтать ногами), но моё красноречие оставалось при мне даже в такой обстановке. От мысли предложить незнакомцу коньяк я, подумав, отказался. Последний крошечный глоток, что плескался на дне бутылки, мог выглядеть неуместно и даже оскорбительно.

— Пусть это пугает вас меньше всего, — сказал Человек в чёрном. — Я не читаю мысли людей без приглашения. Ваши же были, фигурально выражаясь, просто на виду…

Я внимательно посмотрел на моего собеседника. Наверное, я зря выпил столько коньяка. Скорее всего, белая горячка приходит к интеллигентам именно в виде столь безупречно одетого и прекрасно воспитанного джентльмена, который словно только что вышел из палаты лордов британского парламента.

–…однако я замечу, — тут же продолжил он, — что delirium tremens¹ проявляется спустя два-три дня после прекращения обильного и длительного употребления горячительных напитков, а не сразу же после бутылки коньяка, да ещё разделённой на двоих.

— Я тоже об этом подумал, — сказал я, — но в таком случае у меня не остаётся никаких предположений о том, кто же вы. Впрочем, возможно, вы дьявол?

— Упаси боже, — негромко сказал Человек в чёрном, улыбаясь одной половинкой лица. В его глазу блеснула искра.

— Вы очень неожиданно появились на рассвете, подобно деннице, — пояснил я, — причём в тот момент, когда я был готов просить мгновение остановиться. В этом было что-то мефистофельское.

— О, — сказал Человек в чёрном, выражая своим видом некоторое разочарование. Наверное, так джентльмен викторианской эпохи отреагировал бы на дождь в день запланированного турнира по гольфу. — Здесь есть небольшое затруднение. К моему сожалению, я не могу подобрать должной метафоры для того, чтобы пояснить, кто я, поскольку нормальное человеческое сознание не располагает таким образным рядом. Как следствие, сказанное мною будет весьма проблематично осмыслить без пагубных последствий для этого самого сознания…

Незнакомец прервался.

— Этот разговор, — продолжил он другим тоном, — хорошо вести в джентльменском клубе, у растопленного камина, с чашкой кофе в руке… А здесь от реки тянет утренней сыростью, и обстановка не столь располагает, поэтому давайте перейдём к делу.

— Я весь внимание.

Человек в чёрном пристально посмотрел на меня.

— Полагаю, что вы сегодня не заняты? — спросил он. Этот вопрос был задан словно невзначай.

Я коротко кивнул. В прошлом месяце я пересдал на осенней комиссии социологию и теперь мог позволить себе немного расслабиться до декабря. Что же касается книжного магазина, в котором я работал всё лето, то, к моему сожалению, он закрылся ещё в августе, и новой работы с тех пор я не нашёл. Таким образом, я более чем располагал временем.

— Превосходно. Вам не кажется, что ваша учёба в университете несколько затянулась?

— Этим вопросом, — чуть помедлив, ответил я, — вы напомнили мне одного проректора, которому я имел честь пересдавать на комиссии экзамен. Он так у меня и спросил…

— С таким прекрасным ответом неудивительно, что вы смогли тогда остаться в университете, — чуть улыбнувшись, сказал Человек в чёрном. — Но на следующей сессии это вас не спасло. Так всё же?..

— К сожалению, у меня не ладится вся моя жизнь, поэтому мне больше ничего не остаётся делать, — ответил я истинную правду. — На учёбе хотя бы весело.

— Этот ответ уже ближе к тому, что я ждал, — снова чуть улыбнулся мой собеседник. Меня насторожила его мимика. В ней крылся какой-то подвох. — Так вот, я предлагаю вам учёбу в куда как более жизненных университетах.

— Я готов, — сказал я. Тон Человека в чёрном был неуловимо лукав, и я позволил себе тоже немного пошутить. — Когда экзамены? Как опытный студент, я готов сдать их хоть сейчас, только лишь допью остатки коньяка. Мне разве что понадобится методичка…

В глазах Человека в чёрном блеснули две искры. Кажется, он оценил мою шутку.

— Я хочу предложить вам одно путешествие, — сказал он чуть помедлив. — Если быть точнее, то целых два путешествия. Не исключаю того, что это покажется пугающим, но… В общем, я хочу предложить вам отправиться в Москву будущего.

— Что, простите? — переспросил я.

— В Москву будущего, — любезно повторил Человек в чёрном. — Я планирую переместить вас, разумеется, с вашего согласия, в будущее на сорок лет и четыре часа, в 31 октября 2057 года. К сожалению, путешествовать в Москву вам придётся самостоятельно. Перенести вас прямо в столицу я не могу: за пределами нашего края мои полномочия несколько ограничены, поскольку я — лицо сугубо неофициальное.

Ощущение нереальности происходящего абсурда усилилось до крайности. Этого не могло быть, потому что этого не могло быть. Меньше чем в метре от меня сидел совершенно настоящий Человек в чёрном, и предлагал мне невозможное.

Внезапно я почувствовал себя актёром спектакля, который надевает корону из папье-маше или берёт в руки деревянный меч, превращаясь в великого короля или храброго рыцаря в чёрных доспехах без герба. Это было незнакомое, но весьма приятное ощущение.

— Наверное, вы мне кажетесь, — произнёс я немного помолчав.

— Отнюдь, — веско возразил Человек в чёрном. — Как я уже говорил, просто считайте эту поездку ещё одним университетом в вашей жизни. Я могу заверить, что впечатления от поездки смогут подвигнуть вас на что-то грандиозное. Как минимум, они отвлекут вас от грустных мыслей о несовершенстве этого мира. Вы ощутите непосредственное биение жизни, от которой вы, как ни прискорбно это констатировать, несколько оторваны. Насколько я знаю, одно время вы учились на историческом факультете?

— Было и такое. Я провёл там целых полтора года, пока меня не выгнали из-за несданной физкультуры.

— Любому историку, — сказал Человек в чёрном, чуть склонив голову, — впрочем, как и любому человеку, будет небесполезно заглянуть в будущее и посмотреть оттуда на своё настоящее. Я полагаю, вы согласны?

— С вашим утверждением, или с предложением путешествия?

— С предложением путешествия, конечно же. К слову, я могу остановить для вас мгновение, выполняя ваше желание, загаданное на рассвете, но предупреждаю, что это не принесёт вам того, чего вы желаете. Участь маленького жучка в янтаре достаточно печальна.

Я внезапно ощутил, что у меня нет другого выхода, кроме как принять вызов судьбы. В самом деле, я мог сейчас встать и, вежливо попрощавшись, пойти домой, однако я отчётливо почувствовал, что это будет таким же нарушением правил, как два хода подряд в шахматах. Так было нельзя. Я честно просил у жизни новых приключений, и вот теперь, когда они ко мне явились, было бы поздно давать задний ход. Если сейчас я отвечу отказом, твёрдо понял я, то до конца своих дней буду ругать себя. Гамлет не мог пойти и убить Клавдия, выслушав тень своего отца. Король Лир не мог просто так взять и разделить своё наследие между дочерьми. Я не мог отказаться от предложения Человека в чёрном.

— Хорошо, — сказал я после паузы. — Я согласен.

— Прекрасно. Я не сомневался ни минуты.

Человек в чёрном открыл саквояж, расстегнув большую серебряную пряжку, на которой был изображён крупный герб с рельефным лосиным рогом.

— Для путешествия вам понадобятся деньги и документы, — заботливо предупредил он, извлекая из саквояжа красный загранпаспорт, из которого торчала вложенная синяя банкнота. — Можете считать это вашей методичкой, что вы у меня просили. Думаю, с учётом цен, двадцати евро вам хватит. Держите.

Чуть дрогнувшей рукой я взял загранпаспорт и деньги.

— Ничего не бойтесь в дороге, — сказал человек в чёрном, застёгивая с глухим щелчком пряжку саквояжа. — На нашей земле я помогу вам, а в большой России у вас появятся другие покровители, хотя, конечно же, не столь могущественные, как я.

Это напутствие насторожило меня. Я внимательно посмотрел на моего собеседника, тщетно стараясь понять смысл его слов. Лицо незнакомца было непроницаемо в своей доброжелательности.

— И, прошу, никогда не забывайте вашу родину. Так сказать, die Heimat unfergessen², — мой собеседник слегка склонил голову. — Вам это о чём-говорит?

— По крайней мере, я могу это перевести. Я пытаюсь учить немецкий вот уже двадцать лет. Правда, не скажу, что особенно получается.

— Думаю, этого будет вполне достаточно в предстоящем путешествии. Однако я отвлёкся. Я приду за вами тогда, когда без меня будет уже не обойтись, — многозначительно сказал Человек в чёрном, поднимаясь со ступеньки лестницы. — Счастливого пути.

— Одну минуту, — сказал я, убирая паспорт и деньги во внутренний карман куртки, и тоже вставая. Ноги, затёкшие от долгого сидения, кольнуло. — Как же вы меня перенесёте в будущее?

— А я не буду вас переносить, — сказал Человек в чёрном, на этот раз широко улыбаясь мефистофельской улыбкой во всё лицо. — Вы уже в нём.

Не до конца понимая его слова, я замер на несколько секунд, после чего повернулся направо.

Красок акварельного рассвета не было. Давно поднявшееся над домами солнце скрылось в плотном слое белых облаков. Город шумел дневными звуками автомобильных моторов и голосов людей. Медленно и сонно текла Преголя, и возвышался на острове Кафедральный собор.

— А скажите… — повернувшись, я попытался обратиться к Человеку в чёрном и замер. Его не было. Я стоял на лестнице у воды в полном одиночестве.

Река плеснула волной у моих ног. Пролетающая чайка пронзительно крикнула, не то приветствуя меня, не то требуя кусочек хлеба.

Я вытащил из внутреннего кармана телефон и обмер. 31 октября 2057 года, 11:58, две минуты до полудня. Четверг. Сеть не найдена.

Я закрыл глаза, и, выждав пять бесконечных секунд, открыл их снова. Ничего не изменилось, за исключением того, что с меня слетели все остатки коньячного наваждения. Вместе с ним пропало безумное чувство авантюризма, заставившее меня сказать «да» Чёрному человеку. Что я наделал? Что это вообще было? Где я?

— Так, — сказал я сам себе и задумался. Было ужасно трудно собрать разбегающиеся мысли в единый поток.

Лестница, стена биржи, река, собор и эстакадный мост выглядели точно так же, как и в утро янтарного рассвета. Наверное, Человек в чёрном мне просто привиделся под влиянием алкоголя. Подобные случаи были описаны в медицинской литературе. Возможно, что коварная переводчица прошлой ночью перевела мне дату и время на телефоне. Этого тоже можно было ожидать. Ну, а сеть просто не нашлась по техническим причинам. Я заканчивал последнюю мысль, когда её обогнала следующая, более неприятная: можно думать всё, что угодно, но это никак не изменит того, что пять минут назад я беседовал с Человеком в чёрном, который перенёс меня в будущее.

Деревянными пальцами я убрал телефон в карман куртки, наткнувшись там на загранпаспорт. Я вытащил его и тупо уставился на красную книжечку. Я отчётливо помнил, что вчера не брал с собой ни загранпаспорта, ни торчащей из него синей банкноты. С другой стороны, анретроградная амнезия представлялась мне лучшим вариантом, чем таинственные люди в чёрном, порождённые не то собственным подсознанием, не то силами ада.

Я ещё пытался внушить себе эту мысль, когда мой мозг уже начал осознавать, что с загранпаспортом что-то не то. Прямо под золотистым гербом в виде двуглавого медведя, помещённого между двумя изгибающимися снопами пшеницы, шла надпись:

Российская Федерация

Паспорт международного образца

Russian Federation

Почувствовав, что у меня подкашиваются ноги, я медленно сел обратно на бетонную ступеньку лестницы и открыл паспорт. На первой же странице было написано:

Российская Федерация

Москвы

Санкт-Петербурга

Исламского Государства Северного Кавказа

И всей остальной России

Очень осторожно, словно опасаясь тайн, которых этот документ мог скрывать, я перевернул страницу. Это был паспорт, выданный на моё имя. Фотография тоже была моей. Я хорошо помнил этот кадр: именно на нём, если сравнивать с другими моими фото на документах, я выглядел лучше всего. Правее шли строчки с моими же именем и фамилией. Единственным, что изменилось, были даты рождения и выдачи паспорта. Они аккуратно сдвинулись на сорок лет вперёд: если верить этому документу, я родился в 2030 году.

Отчего-то у меня ужасно начали дрожать руки. Я открыл паспорт на последнем развороте, где лежала банкнота. Всю страницу заполнял большой штамп:

ПАСПОРТ МЕЖДУНАРОДНОГО ОБРАЗЦА

ВЫДАН ПО ЛИЧНОМУ РАСПОРЯЖЕНИЮ

АВГУСТЕЙШЕГО ПРЕЗИДЕНТА

РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Дрожащей рукой я закрыл документ и упёрся взглядом в банкноту. По счастью, в ней не было ничего нового. Я провёл подушечкой большого пальца по изображению готической арки, ощущая неровности краски. Из всех видов купюр, что имеют хождение в Европе, больше всего мне нравилась двадцатиевровая. Её благородный синий цвет и очертания стрельчатых готических окон обычно настраивали мою душу на возвышенный лад, показывая, что эстетика бывает важнее номинала, но сейчас мне было совершенно не до этого. Перед тем, как убрать паспорт в карман, я ещё раз посмотрел на его обложку. Ничего не изменилось. Два снопа пшеницы обрамляли двуглавого медведя.

Нет, это точно не мистификация, сказал я себе. Одно из двух, или мне это снится, или я в будущем. В обоих случаях, надо что-то делать.

Вздохнув, я осторожно начал подниматься по лестнице наверх. Там не оказалось ничего сверхъестественного: никто не пролетел надо мною на звездолёте и не выстрелил в меня из бластера. Я оказался на набережной. Чуть поодаль сходились прямым углом два девятиэтажных панельных дома, издавна стоящих здесь и знакомых мне ещё с раннего детства. В одном из них, на последнем этаже я вчера — или сорок лет назад — пил коньяк с переводчицей, а потом, поникнув духом, спускался по бесконечно долгой лестнице вниз. Сейчас дома были выкрашены в приятный пастельно-зелёный цвет. На обочине дороги стояли десять припаркованных «жигулей» в ряд. Я изумлённо вгляделся в них. Столько российских машин одновременно я видел только по телевизору. Сейчас передо мной шеренгой стояли десять отечественных автомобилей, среди которых я увидел сразу две «девятки», белую и вишнёвую. Почему-то на вишнёвой не было номерного знака. Судя по всему, их возраст не превышал нескольких лет. Остальные три модели я узнал только по логотипу. На каждой из машин красовался небольшой российский флажок. Неужели здесь проходит съезд всех десятерых калининградских «жигулистов»?

Вздохнув, я повернулся. Невдалеке, облокотившись на литую ограду набережной, стоял флегматичный рыболов неопределённого пожилого возраста, одетый в синий спортивный костюм с белыми полосками. Своей невозмутимостью он напоминал индийского йога. Наверное, если бы рядом расступилась земля, то рыболов лишь переставил бы ведро с уловом в сторону, чтобы оно не упало вниз. Я рискнул обратиться к нему.

— Добрый день, — поприветствовал я рыболова, который скользнул по мне взглядом и вновь вернулся к поплавку, слегка качающемуся в реке. — Простите за вопрос… Я понимаю, что это прозвучит очень странно, но какой сейчас год?

Седые брови рыболова чуть приподнялись. На этот раз его взгляд остановился на мне. Я почувствовал себя свежевыловленным сомом.

— Знаете, молодой человек, — с какой-то отеческой заботой сказал рыболов, — лучше не пейте водку. Это яд, который делают из опилок.

Я устыдился. В конце концов, мне думалось, что я выгляжу не так уж и плохо, несмотря на бессонную ночь, возлияния, утреннее бдение у реки и путешествие во времени.

— Нет, это не водка, — сказал я. — Я не пьян, я просто немного запутался… Так какой же сейчас год?

— Пятьдесят седьмой, — словно нехотя ответил рыболов и отвернулся к поплавку, едва покачивающемуся на воде.

По всей видимости, моя первая беседа с человеком будущего завершилась; он совершенно не отличался от моих современников. На всякий случай, я ещё раз бросил взгляд на десять «жигулей». Они всё так же стояли шеренгой, словно на авторынке.

Итак, я точно в будущем. Это будущее очень неожиданное, но меня оно не отторгает.

Я огляделся ещё раз. Наверное, надо выйти чуть поближе к центру, к Ленинскому проспекту. Может быть, там удастся увидеть что-то новое и интересное. Пока я не мог сказать, что за прошедшие сорок лет город изменился до неузнаваемости. Наверное, подумал я, хорошо бы соблюдать инкогнито, чтобы никто не догадался о моём прибытии из прошлого. Кроме того, Человек в чёрном рекомендовал мне ехать в Москву, а для этого следовало купить билет и узнать, как вообще сейчас путешествуют люди. Вполне возможно, что научно-технический прогресс позволил людям освоить телепортацию. В крайнем случае, подумал я, глядя на «жигули», будем надеяться, что московский метрополитен уже прорыли до Калининграда, оснастив его сверхзвуковыми магнитопоездами.

Пройдя через сквер с изрядно разросшейся за эти годы ивою, я оказался у цели. Ленинский проспект, центральная трасса Калининграда, изменился не очень сильно. Пятиэтажные блочные дома характерной хрущёвской архитектуры окрасили в различные цвета зелёных и синих оттенков. Это явно произошло не вчера: запылённая краска местами отслоилась, обнажая старые швы стыков. В одном месте из скола бетонного блока торчал ржавый прут арматуры.

Мимо меня неторопливо проехало несколько автомобилей характерно отечественного вида. Одна из машин напоминала хорошо модернизированную «Волгу», словно только что появившуюся из старинного фильма эпохи оттепели. Уличное движение по сравнению с моими временами явно стало спокойнее. Если бы я захотел, то мог бы спокойно перейти дорогу, нисколько не рискуя попасть под транспорт. Проспект был почти пуст.

Внезапно мой взгляд ухватился за машину, чьи очертания казались чужеродными в этом скудном транспортном ручейке. По дороге ехал «мерседес», старый, в следах краски поверх шпаклёвки, но ещё вполне работоспособный. Негромко бурча мотором, он притормозил, чтобы свернуть мимо меня в переулок, и я с удивлением понял, что на его капоте вместо трёхлучевой звезды в круге демонстративно торчит эмблема автомобильного завода с берегов Волги.

Рядом прошла пара, державшаяся за руки. Молодой человек в серой полуспортивной куртке и девушка в чёрном потёртом пуховике мельком оглянули меня. К счастью, я не слишком выделялся своей одеждой. Наряды в пятьдесят седьмом году были достаточно консервативные, так что я в джинсах и куртке-ветровке вполне вписывался в моду будущего. Я шёл по бугристому, разбитому асфальту тротуара и смотрел по сторонам.

В одном из домов располагалась закусочная «Скатерть-самобранка» с вывеской в псевдорусском стиле. За окнами виднелись картинки с большой русской печкой, из устья которой выскакивали приветливо улыбавшиеся булочки. Я подумал, что сейчас на них очень уместно смотрелась бы надпись «Съешь меня».

Возле закусочной располагался магазин бытовой техники. Из его окон на меня смотрела выпуклыми кинескопами шеренга одинаковых ящикообразных телевизоров с двурогими антеннами. Я вспомнил, как в детстве играл на таких телевизорах в «денди». Ходили слухи, что эта приставка ужасно сажает кинескопы. Не таким я себе представлял 2057 год.

Куда я вообще попал? Почему прошло сорок лет, но ничего не изменилось, за исключением покрашенных домов и достижений отечественного автопрома? Да и люди, которые идут рядом — почему они совершенно не отличаются от тех, кто шёл здесь полвека назад, разве что одеты немного скромнее?

На ум мне пришло слово «ретрофутуризм». Может быть, это не будущее, а параллельная реальность? Алиса попала в Зазеркалье, а я, похоже, оказался в мире школьного сочинения «Каким я вижу Калининград через сто лет», написанного школьником в далёком 1957 году.

Я поднял взгляд. Там, где когда-то висела табличка «Ленинский проспект», находился указатель «Проспект Великой России». Нет, это явно не СССР.

Что же это, спросил я сам себя. Что за мир, в который я попал? Почему он одновременно и похож на реальность, из которой я прибыл, и при этом совершенно не похож? Что здесь другое?

Может быть, другая одежда? Неяркие цвета, приглушённые оттенки, всё какое-то неброское и незаметное. Нет, этого недостаточно. Вытершаяся штукатурка домов, которые ремонтировали, похоже, лет пятнадцать назад? Близко, но не то. Асфальт главной улицы города в заплатах и буграх? Помилуйте, они всегда тут были. Может быть, что-то неуловимое в людях?

Я обошёл остановку, на которой стояло десятка два человек. Одна женщина посмотрела на меня и тут же отвернулась. Четверо мужчин в одинаковых дутых куртках из болоньи приглушённых оттенков равнодушно скользнули взглядами. Кроме них, никто не обратил внимания на меня, словно я был человеком-невидимкой. Невесёлые лица людей были похожи на солнце, пробивающееся сквозь тучи. Я посмотрел наверх. Облака занимали половину небосвода, сливаясь в едва прозрачное полотно. Солнце казалось огромной белой монетой, и я мог смотреть на него не щурясь.

Красный свет светофора остановил меня перед пешеходным переходом. На противоположной стороне дороги, где когда-то был сквер с зелёной травой и такими же зелёными скамейками, высилось немного странное здание. Архитектор пожелал совместить псевдорусский стиль ГУМа и стеклянный хай-тек небоскрёба. Получившаяся десятиэтажная башня смотрелась необычно. Большие светящиеся буквы над входом гласили:

ТОРГОВЫЙ ЦЕНТР «РОССИЯ»

Слева, на углу располагался небольшой газетный киоск, и я из любопытства подошёл к нему. Мне пришла в голову идея купить несколько газет, чтобы получше узнать мир будущего.

— Дайте телепрограмму, — сказала в окошко киоска пожилая женщина.

— Сорок рублей, — донеслось изнутри.

Значит, рубли всё ещё в ходу. Почему же таинственный Человек в чёрном дал мне банкноту в двадцать евро? Похоже, прежде чем покупать газеты, нужно обменять валюту. Мне неоднократно доводилось это делать в свои времена, и я понадеялся, что за сорок лет эта процедура не сильно изменилась.

Красный свет сменился зелёным, и я перешёл дорогу вместе с другими пешеходами. Мне показалось, что раз или два на меня бросили любопытствующий взгляд, но не более. Меня это вполне устраивало. Город жил своей жизнью, не замечая пришельца из прошлого.

Я остановился перед зданием торгового центра, чтобы рассмотреть его получше. Какое-то оно было странное, не от города сего и не от времени сего, точно выстроенное в незапамятные времена сказочными великанами без архитектурного вкуса, а сейчас, лишённое ухода, — затёртое и пыльное. Мне вспомнилось давнее путешествие в Москву и поход на ВДНХ в павильон «Космос». Я видел старые фотографии огромного выставочного зала со спутниками и ракетами, а оказался в ангаре, где торговали саженцами и семенами. Здание торгового центра создавало такое же ощущение обманутых ожиданий.

Вслед за воспоминанием о Москве на ум снова пришли слова Человека в чёрном. Зачем-то он советовал мне ехать именно туда, в столицу. Любопытно, где сейчас можно купить билеты на самолёт?

Размышляя так, я увидел на здании торгового центра большую зелёную вывеску с яркими буквами:

ЕДИНЫЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ БАНК РОССИИ

Это очень хорошо, подумал я, поправляя на боку сумку. Хватит ли мне двадцати евро на путешествие в Москву? В семнадцатом году, прикинул я в уме, это составило бы половину железнодорожного билета или же четверть самолётного. Мне оставалось надеяться, что Человек в чёрном, прежде чем отправить меня в мир будущего, узнал тарифы транспортных компаний.

Дверь из пластика была весьма тяжёлой. Мне пришлось потянуть её всем своим весом. Ступая по вытертому зелёному кафелю, я оказался в большом кассовом зале. Работало только два окна, поэтому внутри образовалась длинная очередь, перегородившая помещение по диагонали.

Судя по плакатам, висевшим на стенах, банк предоставлял самые разнообразные услуги гражданам. Глядя на надписи, я обратил внимание, что рубль всё ещё в ходу. Посетитель банка мог открыть разные виды вкладов, получая до четырех или, при каких—то строгих условиях, даже до пяти процентов в год. Если же у него, напротив, не было денег, то банк мог любезно предоставить двадцатипроцентный займ. Женщина, протягивающая с рекламного плаката пачку денег, подозрительно улыбалась. Мне не понравилось её лицо, да и банк, откровенно говоря, произвёл двоякое впечатление. Здесь можно было оплатить коммунальные услуги, штрафы, совершить переводы и расстаться со своими деньгами ещё дюжиной разных способов, однако я не мог найти ничего, что было бы связано с обменом валюты.

Возле одного из окошек висело грозное предупреждение о том, что в случае агрессивного поведения или нецензурных ругательств по отношению к сотрудникам банка будет немедленно вызвана полиция. Я подумал, что далеко ходить за полицией не придётся: человек в характерной тёмно-серой форме (она не очень сильно изменилась за сорок лет) сидел в углу на стуле и, закинув ногу за ногу, читал какой-то детектив в яркой обложке. Изображённый на ней спецназовец с автоматом Калашникова (к стволу был примкнут зазубренный, совершенно нереалистичный штык-нож) вёл кинжальный огонь от бедра.

Окинув скептическим взглядом очередь ещё раз, я обнаружил стоящую рядом сотрудницу банка, миниатюрную женщину с кучерявыми каштановыми волосами, собранными в пучок. Форменная рубашка была ей немного велика.

— Чем я могу помочь? — спросила она, заметив мой взгляд.

— Здравствуйте, — поприветствовал я её и сразу же взял быка за рога. — Скажите пожалуйста, можно ли у вас поменять валюту?

Мои слова произвели больший эффект, чем если бы я крикнул во весь голос «Это ограбление!» и выстрелом из обреза свалил бы встающего со стула полицейского. В первое мгновение консультантка смотрела на меня огромными бездонными глазами того же цвета, что и её каштановые локоны, словно я предложил ей нечто непристойное. Во второй миг я, предчувствуя что-то очень плохое, оглянулся и понял, что мои слова услышали все присутствующие. Очередь странно отшатнулась, будто я вытащил из сумки осколочную гранату. Операционистки испуганными глазами смотрели на меня из своих окошек. Похоже, я сказал что-то явно не то.

— Знаете, пожалуй, я в другой раз зайду, — сказал я консультантке, разворачиваясь к выходу. Полицейский, стоящий поодаль, шёл наперерез, и я, набирая скорость, уже начал прикидывать, смогу ли его задержать и прорваться к выходу, если прямо сейчас брошу в него стул. По моим расчетам выходило, что нет, и меня это не сильно обрадовало.

— Так, остановись, — сказал полицейский, загородив двустворчатую дверь. Он опередил меня буквально на пару метров. Его властный тон мне откровенно не понравился.

— У меня сейчас нет времени, — мрачно ответил я, сожалея, что Человек в чёрном не снабдил меня обрезом.. — Мне срочно нужно идти, у меня самолёт в Москву.

При этих словах полицейский удивлённо замер. Его рука, уже протягивающаяся ко мне, остановилась в воздухе. К сожалению, отодвинуть полицейского от двери я всё ещё не мог. Ситуация была патовой.

— Что случилось? — спросил я.

— Вы задержаны, — ответил полицейский, кладя руку на свой пояс. По крайней мере, он перешёл на «вы», но этого было мало.

— Почему?

— Вы задержаны, — повторил он точно тем же тоном.

Пульс бился в моих висках, словно секундомер. Я втянул воздух, желая что-то сказать, но не успел.

— Подождите!.. — раздался чей-то запыхавшийся крик. Я оглянулся.

Большая бронированная дверь, извещавшая своими надписями, что за ней скрывается служебное помещение, куда строго воспрещён вход, была открыта. Там, отдуваясь и тяжело дыша, стоял мужчина средних лет с раскрасневшимся от спешки лицом. Деловой костюм — не самая удобная одежда для забега, да и, судя по очертаниям талии, владелец костюма нечасто занимался физкультурой.

— Куда же вы? — сказал бегун, быстро направляясь ко мне. — Пойдёмте в кабинет.

Ловким жестом он ухватил меня под локоть, словно хотел под шумок вытащить бумажник, и буквально потащил вперёд с такой силой, что я даже запнулся о ботинок полицейского. Перед дверью мужчина остановился, и, не отпуская меня, обратился ко всем присутствующим.

— Уважаемые посетители Госбанка! — громко сказал он. — Вы только что приняли участие в служебных учениях нашего филиала. Всё под контролем. Благодарю вас за участие! Прошу всех подписать в кассе бумагу о неразглашении.

Я не успел ничего понять, как меня уже впихнули в коридор за бронированной дверью.

— Скорее, — заговорщицким шёпотом сообщил мне мужчина, торопливо ведя меня за локоть. Мы свернули за угол и поднялись по лестнице на второй этаж.

— Скажите, — не выдержал я, проходя через приёмную, где на нас с нескрываемым любопытством смотрела секретарша с короткой стрижкой, — в чём, собственно, дело?

Мой проводник вертикально поднял ладонь, всем своим видом показывая, что этому вопросу ещё не наступил срок.

— Меня ни для кого нет, — сообщил он секретарше, одновременно открывая мне дверь кабинета. Краем глаза я заметил на дверной табличке гравированные строки «Сергей Петрович Н., директор филиала Государственного…», но дочитать их не успел: моё внимание приковал к себе компьютер секретарши. Я даже не знал, что меня больше удивило: то, что у него был ящикообразный электронно-лучевой монитор из пожелтевшей пластмассы, на чёрном экране которого ярко зеленели буквы, или что у горизонтального системного блока с надписью «ЭВМ КАЗБЕК-5» лежала пара удивительно знакомых по моему детству трёхдюймовых дискет. Может быть, я попал не просто в будущее, а в альтернативное будущее? В мир, где двести лет назад Наполеон высадил десант в Англии, и поэтому всё пошло немного не так?

Дверь кабинета закрылась за мной. Уже отдышавшийся директор щёлкнул замком и широким жестом указал на кресло, обитое слегка потёртым кожзаменителем.

— Прошу, — сказал он, поправляя на себе сбившийся галстук, — устраивайтесь и мы поговорим.

— О чём? — спросил я, присаживаясь. Сиденье слегка спружинило.

Банкир помедлил с ответом. Обойдя стол, заваленный бумагами, он опустился в своё кресло с высокой спинкой, взял со стола очки в тонкой позолоченной оправе и надел их, предварительно протерев. Сейчас он выглядел намного серьёзнее, чем минуту назад. Должно быть, мой визит в банк являлся чем-то из ряда вон выходящим, раз сам директор бросился ловить меня, оставив здесь как свои очки, так и собственную степенность.

Только теперь я заметил на стене большой государственный герб. Он в точности повторял рисунок на моём паспорте, только был более крупным, что позволяло лучше различить детали. На красном щите располагался золотой двуглавый медведь. В каждой из своих лап он сжимал по снопу золотой пшеницы. Колосья, увитые лентами, изгибались, почти замыкаясь в круг над медвежьими головами. Я перевёл взгляд вправо, на добротный портрет с латунной табличкой «Господин президент Российской Федерации». Лицо изображённого на портрете человека показалось мне ужасно знакомым, словно я знал его ещё с тех времён, когда учился в школе и играл в «денди».

— Зачем вы пришли ко мне в банк? — спросил банкир таким тоном, которым было бы уместнее произнести «Вы уволены!» Я оторвался от портрета.

— Во-первых, — начал я, стараясь придать своему голосу более твёрдую интонацию, и, кажется, мне это удалось, — я пришёл не к вам. Во-вторых, почему все так набросились на меня, будто я объявил о том, что ваш банк заминирован?

Взгляд в золотой оправе прошёл по мне сверху донизу и слева направо, словно крестя меня. Потребуй я у банкира миллион рублей и его дочь в жёны, он смотрел бы на меня менее пристально. Бдительно оглядев меня, директор взял телефонную трубку, за которой потянулся длинный чёрный витой провод, и нажал какую-то из кнопок на корпусе аппарата.

— Ты собрал подписи о неразглашении? Хорошо, продолжай дальше. Предупреди посетителей, что учения тайные. Кассиршам благодарность за оперативное реагирование. Да, ему тоже. Если что-то… Нет, пока не требуется.

Его рука с золотым перстнем нажала ещё одну кнопку.

— Заменить все записи с камер. Поставьте обычную картинку. Если что, объясните скачком напряжения или ошибкой. Да. Да, или так.

Телефонная трубка вернулась на аппарат. Внимательный, почти рентгеновский взгляд банкира вернулся на меня.

— Я спрашиваю ещё раз, для чего вы пришли в банк, и прошу на этот раз мне ответить.

Тон директора не предполагал возражений. Я почувствовал, что мне это уже начинает надоедать.

— Мне нужно обменять валюту, — ответил я, вкладывая в интонацию некий вызов.

Банкир снял с себя очки и закрыл глаза, устало выдохнув.

— Когда мне сообщили о вас, я подумал, что вы провокатор из госфинансконтроля, но сейчас я вижу, что это не так, — сказал банкир, открывая глаза. — Вы не провокатор, а, извините, дурак, раз пришли посреди бела дня и объявили это на весь банк. Так не поступают. Я могу затереть записи с камер и поручиться, что мои люди будут молчать, но что произойдёт, если кто-то из посетителей выйдет из банка и сообщит куда следует, что сюда пришёл человек с валютой?

Я даже не знал, что ответить на этот вопрос, поэтому просто пожал плечами.

— Мы сделаем так, — голос банкира слегка смягчился, а сам он наклонился ко мне. — В случае, если…

Он замялся.

–…если у нас будут спрашивать уполномоченные лица, то вы нашли валюту в дедушкином портмоне в кладовке. Взяв монеты, вы, как законопослушный гражданин, немедленно отправились в банк, чтобы сдать валюту в установленный законом двенадцатичасовой срок. Да-да, ведь вы имеете право сдавать деньги не только в полицию внутренних дел, но и в банк. Разумеется, в течение часа мы должны уведомить об этом органы, но электронное письмо затерялось из-за аварии электропроводки. Вам всё понятно?

Портмоне, банк и проводка. Мне это показалось каким-то бредом, но на всякий случай я кивнул.

— Что же, теперь, когда мы определились с тем, что происходит, можно перейти ближе делу. Сколько у вас денег?

— Двадцать евро.

Банкир с силой опустил ладони на стол.

— Мне кажется, — сказал он строго, — что сейчас не совсем подходящее время для шуток.

— Я шучу только с полуночи до восьми утра.

Его слова задели меня. Неужели двадцати евро было мало? Расстегнув молнию ветровки, я извлёк из кармана синюю купюру и показал ему.

Банкир на мгновение замер, словно кролик перед удавом. Я увидел, как стремительно расширяются его зрачки. Спустя секунду он со словами «позвольте» жестом фокусника вытащил у меня купюру из рук. Я даже не успел моргнуть, как мой собеседник уже достал из ящика стола часовую лупу и внимательнейшим образом изучал банкноту. Будь это на цирковой арене, я бы поразился той ловкости, с которой мои деньги перекочевали в руки банка.

— Что это за грабёж… — начал я, но банкир уже ничего не слышал. Всё его внимание было приковано к банкноте. Щёлкнул тумблер настольной лампы. Голова финансиста склонилась так, что мне пришлось бы разговаривать с розовеющей залысиной на его макушке, и я замолчал. Банкир рассматривал банкноту через лупу, изучая на просвет и попеременно поворачиваясь то к лампе, то к окну. Он даже слегка похрустел бумагой и понюхал её, словно стремясь узнать, пахнут ли деньги, и если да, то чем. Казалось, сейчас директор надкусит банкноту, но он прервался и снова внимательно посмотрел на меня, не выпуская деньги из рук.

— Теперь я точно вижу, что вы не провокатор. В таком случае, вы бы пришли с пятью евроцентами.

— Я рад, что мы это выяснили, — ответил я не слишком любезно. События предыдущих десяти минут не располагали к приятному общению.

— Итак, вы пришли ко мне с, — тут взгляд банкира опустился на удерживаемую им банкноту, — двадцатью евро. Как я понимаю, вы хотите обменять их на рубли? Сколько вы хотите за них?

— А сколько вы дадите?

Банкир внимательно посмотрел прямо мне в глаза.

— Я могу дать вам за них двести тысяч рублей. Эта сумма удовлетворит вас?

Двести тысяч? За двадцать евро? Вот это курс нынче!

Впрочем, тут же сказал себе я, не радуйся заранее. Я помнил времена, когда на четыре рубля можно было проехать в автобусе и когда на семь тысяч — приобрести лишь бутылку газировки «Колокольчик». Как ценен был рубль сейчас? Что можно купить на двести тысяч? Банкир истолковал моё молчание по-своему.

— Конечно, вы можете обратиться к теневым кругам. Они даже могут пообещать вам большую сумму, но! — он предостерегающе поднял указательный палец, по-прежнему удерживая банкноту. — Скорее всего, вас обманут и ограбят. Кроме того, даже если вам повезёт со сделкой, вас очень быстро арестуют. Валюта — это не тот товар, которым можно свободно распоряжаться. Крайним же в глазах закона будете вы, и на случай, если вы не знаете, то соответствующая статья, — погладил он двадцатку, — предусматривает до четырёх лет. Незаконный оборот валюты в крупном размере. Напротив, я, — здесь банкир доверительно понизил голос, — имею возможность обеспечить относительную законность нашей сделки. Вы нашли в дедушкином портмоне крупную сумму валюты, и, как законопослушный гражданин, сдали её в банк. Я выплачиваю вам компенсацию по официальному равноценному курсу, двадцать рублей. По рублю за евро. Всё честно и законно. После этого я выдаю вам двести тысяч наличными в качестве оплаты за консультационные услуги. Юридически вы остаётесь абсолютно чисты.

— Это прекрасная схема, — польстил я своему собеседнику, — и, в целом я согласен. Но хотелось бы узнать одну вещь. Дело в том, что мне нужно попасть в Москву. Сколько стоит билет на самолёт?

Банкир замер. Удерживая на столе двадцатку левой рукой, он снял очки, положил их на стопу служебных бумаг, потёр угол глаза и лишь затем надел их обратно.

— Я не знаю, кто вы, — начал он осторожным тоном. — Я вижу, что вы не провокатор, но самолёты в Москву не летают уже больше четверти века. Если бы вы были министром, то для вас бы, возможно, ещё организовали рейс с разрешения авиационного контроля, но, при всём моём к вам уважении, вы явно не министр.

Шпионы попадаются на мелочах, а путешественники во времени — на незнании реалий.

— Как же тогда мне попасть в Москву?

— Поезд, — как будто с облегчением ответил банкир. — Поезд Калининград — Москва. Но с этим обратитесь на вокзал. Скажите мне лучше одну вещь. Я не хочу знать, кто вы, так как у каждого из нас есть свои секреты. Я не хочу знать, откуда у вас эти деньги. Но, прошу, объясните мне, почему вы не знаете очевидных вещей? Придя в банк, вы открыто говорите, что хотите обменять валюту. Вы приносите бешеные деньги. Вы хотите лететь на самолёте. Со стороны это выглядит уже не просто подозрительно, это начинает пугать!

Какую бы легенду мне изобрести? Я подумал, что правда может показаться очень странной. В самом деле, если я скажу, что утром ко мне пришёл таинственный Человек в чёрном и перенёс меня на сорок лет вперёд, вручив при этом банкноту в двадцать евро, то мне никто не поверит.

— Знаете, — дипломатично начал я, — я серьёзно занимаюсь историей. Начало двадцать первого века, и всё такое…

Надеюсь, я действительно нахожусь в нашей реальности, а не в параллельной, где в начале двадцать первого века Россия построила трансатлантический туннель до Мексики. Что же, сама жизнь вынуждает меня лить воду в ответ. Как истинный вечный студент я умел просто блестяще говорить о вещах, в которых абсолютно не разбирался. Именно так я и пересдал этой осенью уже упомянутый мною экзамен по социологии.

— Помимо изучения этой эпохи через учебники и исторические свидетельства, — уверенным тоном говорил я, — я практикую погружение в быт. Это называется историческая реконструкция. И должен сказать, бывает очень трудно выйти из образа. Очень сильно затягивает. Поэтому со стороны это может показаться несколько странным…

Банкир внимательно выслушал меня, время от времени кивая головой.

— Я сделаю вид, что поверю вам, — сказал он, потирая подбородок. — Когда в прошлом году я назначил своего сына руководителем кредитного отдела, мотивировав это тем, что он обладает высокой квалификацией и профессионализмом, то мои коллеги притворились, что поверили. Так что сейчас я поступлю аналогично. Вы — исторический реконструктор, очень хорошо.

Я подтверждающе кивнул. Мне так и не удалось узнать, как ценны были сейчас двести тысяч рублей, но, судя по всему, этой суммы должно было хватить на поездку.

— Вот и замечательно, — повторил банкир, поднимая трубку телефона и нажимая кнопку. — Принеси двести тысяч разными банкнотами и договор консультирования, как обычно. Да, всё по форме.

Положив трубку, он снова внимательно посмотрел на меня.

— Кстати, про реконструкцию. Ваши джинсы — тоже реконструкторские? Судя по всему, они заграничные?

Я кивнул.

— Видите ли, я интересуюсь подобными вещами, — продолжил банкир. — Сейчас очень трудно достать достойную одежду. Приходится задействовать связи, но и это не всегда помогает. Обратите внимание на мой пиджак. Это пиджак, шитый итальянскими нитками. Его привезли мне по спецзаказу из Москвы. Пуговицы болгарские. Ботинки польские. Новые подмётки взамен изношенных заменил мастер из Чкаловска. Но для внерабочего времени хочется чего-то менее официального. Скажите, какой у вас размер брюк?

Пальцем руки я нашёл изнутри на поясе джинс ярлычок.

— Тридцать три.

— Жаль, — расстроенно сказал банкир. — Для меня они малы. А ботинки?

— Сорок третий, но они мне нужны.

— Тоже малы, — ещё более расстроенно произнёс банкир. — Давайте мы договоримся: если вы вдруг найдёте в бабушкином шифоньере какие-то вещи зарубежного пошива, подходящие мне по размеру, я с большим удовольствием приобрету их по сходной цене. Кстати, если вы, — здесь мой собеседник потёр пальцы руки друг о друга, словно намекая на что-то, — вдруг обнаружите, что в кармане дедушкиного пиджака лежит ещё одна банкнота, немедленно несите мне. Вот моя визитка, возьмите.

Я убрал визитку в карман, бегло глянув на неё.

— Вы запомнили? — заботливо спросил директор. — Мне и только мне. Никакой полиции и никакого финконтроля. Они вас обдерут как липку и подставят под статью, получив при этом премию и повышение в звании. И уж тем более, никакой федеральной опричной службы или тайной полиции: вам будет грозить измена родине. С них станется.

В дверь кабинета кто-то постучал.

— Сейчас! — крикнул директор, вставая из-за стола. Я использовал паузу, чтобы повнимательнее вглядеться в портрет президента. Если даже это и был мой современник, то сорок лет оставили на нём не такой значительный след. Похоже, это будущее всё же параллельное.

Дверь снова закрылась, и банкир вернулся в своё кресло.

— Итак, вот двадцать рублей равновесного курса, — сказал банкир, кладя на стол две монеты, — а вот двести тысяч, — банкир похлопал по одной из папок. — Вы оказали госбанку консультативные услуги и получаете гонорар по акту. Единственное, что нам нужно заполнить несколько бумаг.

У меня возникло странное подозрение. Мне не хотелось подписывать документы сомнительной законности.

— А можно ли как-то без этого? — поинтересовался я. — Договорное устное соглашение и всё такое?

Банкир отрицательно покачал головой.

— Вы хотите сесть? — осведомился он, извлекая из другой папки бумаги и берясь за ручку с золотым пером. — Не рекомендую. Бумага — лучшая защита. Кстати, у вас документы с собой?

Мысленно ругая бюрократизм, я достал из кармана загранпаспорт и открыл его, не выпуская из рук. Банкир замер. Кончик золотого пера повис в воздухе.

— Ваша историческая реконструкция, — отложил он ручку в сторону, — заходит слишком далеко.

— В чём дело? Он не подходит?

Директор наконец-то выпустил из рук мою двадцатку, поместив её рядом с собой. Пододвинув лупу, он протянул руку за моим паспортом.

— Дайте посмотреть, — его голос стал недовольным. — У всего есть свои границы.

— Это уж точно. Для чего он вам? Мою фамилию и так видно.

Лицо банкира приняло такое выражение, словно я только что попытался предложить ему очень выгодный кредит под двадцать пять годовых процентов.

— Когда-то и у меня был загранпаспорт, — наконец, сказал он холодно. — Вот только его срок годности вышел тридцать лет назад, а новых потом уже не выдавали.

— А мне выдали, — сказал я, умолчав о том, что это произошло прямо сегодня. — Он вполне удостоверяет мою личность.

— Дайте, пожалуйста, посмотреть, — очень устало сказал банкир. Я пожал плечами и неохотно протянул ему загранпаспорт.

Очень бережно, удерживая его через салфетку, банкир осмотрел паспорт через лупу, после чего перелистал страницы. Дойдя до вклеенной шенгенской визы (у меня в моем оригинальном паспорте была точно такая же), рядом с которой чернели несколько польских штампов, он остановился. Закрыв паспорт и на всякий случай протерев от отпечатков пальцев обложку, банкир положил его на стол и ногтём придвинул ко мне.

— В третий раз я говорю, что не знаю, кто вы и откуда, — ещё раз резюмировал он, — и я не хочу этого знать. У вас настоящие бумаги. Будь они поддельными, я бы это понял, это бывает. Как говорится, дело житейское. Но они настоящие. Я уже говорил, что вы не провокатор. Видимо, я ошибся, вы провокатор. Вы тоже ошиблись, только кабинетом. Это уровень федерального министра, а не директора банка…

Я осторожно заглянул в паспорт. Не появились ли там какие-то антихристовы письмена?

— В общем, вы предъявили мне обычный паспорт. Этого, — указал директор банка на красную книжечку в моих руках, — я не видел. И, прошу вас, уберите его. Вы пришли сдать деньги по акту. Вот акт. Вот рубли.

Размашистым почерком он вписал мою фамилию и имя в бумагу и протянул её мне для ознакомления. Я бегло просмотрел текст. Да, вроде, всё нормально, подумал я, вглядываясь в строки: «Именуемый в дальнейшем „сдающий“», «сдача валюты в установленный федеральным законом срок», «с уведомлением», «за исключением», «установленный равноценный курс», «в размере двадцати рублей»…

В руках у директора уже мелькали банкноты.

— Двести тысяч, — протянул он мне отечественные деньги. — И договор.

Я скользнул взглядом по новой бумаге. «Стороны заключили соглашение», «оказание услуг консультационного характера», «шестьсот тысяч рублей ноль копеек»…

— Минуту, — насторожился я. — Здесь указана другая сумма.

Банкир нисколько не смутился.

— Дело в том, что хоть наше мероприятие и выглядит законно, мне потребуется некоторая сумма, чтобы уладить некоторые формальности. Поделиться с начальством. Отдать наверх некоторый процент. Замять сегодняшний инцидент, как минимум. Это внутренние банковские дела, пусть они вас не волнуют. Опять же, мои услуги тоже нуждаются в определённом вознаграждении за риск…

— Да, но тут втрое больше, — сказал я. Мне не понравилась алчность банкира.

Банкир потёр переносицу указательным пальцем.

— Поймите же, — сказал он, — это в наших общих интересах. Вы же не хотите, чтобы нас прикрыла полиция внутренних дел или финконтроль? Им всем нужна доля. Я иду на огромный риск. Заметьте, при этом никто ещё не знает о том, что это плата за валюту. Все подумают, что это обычное обналичивание денег. В противном случае сюда бы все сбежались, как пчёлы на мёд, и ваше дело вышло бы на федеральный уровень силовых ведомств.

Мрачно вздохнув, я взял протянутую мне ручку и в знак протеста оставил на обоих документах подпись Остапа Бендера, после чего, не считая, положил объёмную, приятную на ощупь, пачку банкнот в сумку. Тем временем банкир о чём-то напряжённо думал.

— Вы хотите ехать в Москву с этим паспортом? — осведомился он с какой-то неоднозначностью в голосе.

— Думаете, не стоит?

— Определённо не стоит. Вы привлечёте к себе, а значит, и к нашей сделке слишком большое внимание. Конечно, раз вам выдали паспорт, то вряд ли вас рискнут тронуть, но всё равно, это слишком…

— Других документов у меня нет, — честно признался я. Банкир чуть помялся.

— Давайте тогда мы сделаем так, — сказал он с видимым облегчением. — У меня есть друг на железной дороге…

Банкир достал из ящика стола, словно из машины времени, кирпичеобразный сотовый телефон, похожий на уоки-токи. Во времена своего детства я неоднократно видел такие телефоны у преуспевающих бизнесменов. Чаще всего эти бизнесмены находились в телевизоре.

Выдвинув вверх длинную антенну, директор банка набрал номер. Кнопки пощёлкивали под его пальцем.

— Слава, здравствуй, — сказал банкир в трубку. — Это я тебя беспокою. Как жизнь? Да, у меня тоже всё хорошо. Есть важное дело: нужно отправить ценную посылку в Москву наложенным платежом. Только бандероль? Какая жалость. Ну, хотя бы так. Да, по описи. Разумеется, по описи. Когда ближайшая отправка почты? О, а когда следующая? Тогда лучше сегодня. Да, хорошо. За мной будет. Ага. Спасибо. До свидания.

Громко пикнув кнопкой телефона, банкир обратился ко мне:

— Я оформил вам билет в Москву. Считайте, что это подарок в надежде на дальнейшее сотрудничество. Вы поедете на уже оплаченном служебном месте, только, прошу, не бравируйте своим паспортом. Это будет слишком опасно. Купейных мест нет вообще, поэтому придётся ехать плацкартом. Поезд отходит уже через час. Это, конечно, неудобно, но ничего не поделаешь: следующий поезд будет только в понедельник.

— Это не страшно, — сказал я. — Спасибо, что организовали поездку. Какие у вас интересные метафоры. Мне раньше не доводилось ездить ценной бандеролью.

Банкир грустно вздохнул и показал мне тыльную сторону телефона, обычно прикрываемую ладонью. Там, под эмблемой «Роспром» располагалась небольшая, размером со спичечный коробок, пластинка с надписью:

ВАШ РАЗГОВОР ПРОСЛУШИВАЕТСЯ

ДЛЯ ВАШЕЙ ЖЕ СОБСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ

СПАСИБО ЗА ПОНИМАНИЕ

— Самое обидное даже не то, что они прослушивают, а то, что они ещё берут за это деньги, — пожаловался банкир, убирая телефон. — Так и пишут в счёте. Тысяча рублей — плата за связь, пятьсот — обеспечение контроля и безопасности плюс услуги прослушивающего персонала. Поэтому и приходится говорить намёками. Впрочем, у вас скоро поезд. Надо спешить. Вы не будете против, если вас отвезут в инкассаторской машине? Визитка у вас? Помните, если у вас будет валюта или вещи — сразу же звоните. Когда вы вернётесь из Москвы, сразу же заходите ко мне, нам нужно будет обсудить ряд важных деловых вопросов. Только прошу, возьмите свой обычный паспорт.

Покинув гостеприимный кабинет, мы спустились по лестнице и свернули в другую сторону. За очередной дверью оказался спуск в подземный гараж, где нас уже ждал бежевый инкассаторский фургон с широкой зелёной полосой на корпусе. Пахло бензином. Водитель, немногословный мужчина лет сорока, был одет в камуфляжную униформу сдержанных болотных цветов. Кепи, слишком маленькое для его бритой головы, сидело немного набекрень.

— На вокзал, и поскорее, — сказал ему директор и развернулся ко мне. — Приятно иметь с вами дело. Только, пожалуйста, будьте осторожны со своей исторической реконструкцией.

Пожав его руку и попрощавшись, я сел на переднее сиденье. Водитель со второго раза завёл машину, и мы отправились в путь.

К счастью, до вокзала нам предстояло проехать совсем немного. Дороги по сравнению с моими временами были практически пустыми. Я глядел на свой город через призму прошедших сорока лет. В сравнении с инцидентом в банке, когда меня едва не арестовали, но потом выдали пухлую пачку денег, здесь не было почти ничего удивительного. По обе стороны Ленинского проспекта (я всё ещё не мог привыкнуть к его новому названию) ровными рядами шли знакомые мне с детства хрущёвки. Их новая раскраска уже казалась привычной.

Мы обогнали едва движущийся автобус, битком заполненный пассажирами. Я внезапно обратил внимание, что трамвайных рельс на проспекте уже не было. Видимо, калининградскому трамваю в будущем пришёл конец. Куда-то пропали и все липы, что росли на тротуарах. Впрочем, судя по банку, это было ещё не самое плохое, что произошло за минувшие годы.

На перекрёстке с улицей Багратиона (я подумал, что она тоже может быть переименованной, но узнать это не было никакой возможности) мы остановились перед светофором. Справа, там, где раньше стоял пятиэтажный угловой дом, теперь возвышалась девятиэтажная «свечка». Во всю её высоту был нарисован мурал со свирепо оскаленным медведем, держащим в лапах щит и меч. Краски были яркие и сочные; над головой медведя располагался броско написанный лозунг:

ЗАЩИТИМ ОТ ВРАГА ЗАПАДНЫЙ ФОРПОСТ РОССИИ!!!

Что же произошло за это время? Может быть, случилась война?

По пешеходному переходу прямо перед нами прошла строем группа детей. Все они были одеты в камуфляжную форму с нарукавными нашивками шестнадцатой школы. Одна из девочек грустно посмотрела на меня из-под берета, словно хотела мне что-то сказать. Наши взгляды соприкоснулись на одну секунду. Затем она отвернулась, вступая на тротуар. Я посмотрел ей вслед.

Отчего-то детский взгляд заставил меня остро прочувствовать разницу в годах и поколениях, что проходила между мной и неизвестной школьницей. Я с какой-то ощутимой горечью понял, что оказался в мире, с которым меня ничего не связывает, кроме фантомных воспоминаний о городе, где на своих местах остались только дома и улицы, — да и то не все.

Мы выехали на площадь перед вокзалом; я не сразу узнал его. Здание вокзала было выкрашено в цвета государственного флага. Верхняя часть, которой достался белый цвет, терялась на фоне облаков. Фургон остановился. Справа, там, где в мои времена с дружелюбно протянутой рукой стоял бронзовый Калинин, возвышалась белая церковь с зелёными куполами.

К нам уже подходил высокий мужчина лет сорока с броскими гусарскими усами. Его форму украшали какие-то позолоченные эмблемы железнодорожного образца. В руках мужчина держал планшетку с бумагами.

— Здравствуйте! — поприветствовал он меня. — Вы от Сергея Петровича? Я от Вячеслава Павловича.

Я кивнул, подтверждая обмен этими странными рекомендациями. Это напомнило мне какой-то ритуал из жизни старосветских помещиков уездного города К.

— Прошу, поезд уже скоро отправляется. Вот ваш билет. К сожалению, из нижних мест свободным было только тринадцатое. Если хотите, мы можем передвинуть кого-то из обычных пассажиров.

— Ничего страшного, — сказал я. — Я не суеверен…

— Хорошо. Вы без багажа?

А ведь и в самом деле, я отправляюсь в путешествие на поезде с пустыми руками, не имея ни сменной одежды, ни запасов еды, ни даже зубной щётки — словом, всего того, что делает суточную поездку значительно комфортабельнее. Я пожал плечами.

— Срочный и неожиданный отъезд. Я даже не предполагал этой поездки, но меня очень ждут в Москве, — немного туманно ответил я, разглядывая билет. Это был плотный картонный прямоугольник, богато украшенный вензелями и узорами. По верху билета тянулась тиснёная надпись «Железные дороги России». Чуть ниже и чуть мельче значилось «Великие дороги великой страны».

— Мы выдадим вам дорожный набор, — предложил мне железнодорожник, протягивая планшет с бумагой. — Пожалуйста, распишитесь вот здесь.

— Да, это будет очень хорошо, — согласился я, беря в руки шариковую ручку. Прочитать полностью «Акт о предоставлении служебного билета» мне так и не удалось. Я поставил максимально неразборчивую закорючку в самом низу листа и отдал планшет обратно.

Мы подошли к входу. С близкого расстояния стало видно, насколько затёрта и обтрёпана краска на здании вокзала. По всей видимости, последний ремонт был более десяти лет назад. Единственными новыми элементами декора были металлические таблички, укреплённые на каждой из пяти дверей:

Зона транспортной безопасности

Возможно применение оружия

Железнодорожник прошёл внутрь, совершенно не обращая внимания на эти грозные надписи, и я последовал за ним. Нахождение в местах возможного применения оружия не вызывало у меня энтузиазма.

Парадный зал встречал нас рамами металлоискателей, у которых стояли полицейские со строгими лицами. Из трёх рам работала только одна. Перед ней выстроилась очередь. Чьи-то чемоданы досматривали на одном из столов. У каждого из входящих тщательно проверяли документы, занося данные в стоявший тут же компьютер «КАЗБЕК-2». Он выглядел весьма архаично. Меня поразила большая прямоугольная трёхкнопочная мышь, похожая на табакерку. Экран монитора мерцал зелёными буквами в полумраке вокзала.

— Нам сюда, — указал мне путь железнодорожник, и мы обогнули металлоискательный кордон сбоку. Один из полицейских равнодушно скользнул по нам взглядом, и тут же вернулся к своим обязанностям. Пожалуй, это можно было только приветствовать. Я ещё не забыл реакции банкира на мой загранпаспорт, а других документов у меня с собой не имелось.

Вокзал изнутри изменился не так уж и сильно. Стены огромного зала были покрыты бежевой штукатуркой. Под потолком неподвижно висела огромная позолоченная люстра с уже знакомым гигантским двухголовым медведем в окружении пшеничных снопов. Над выходом к перронам располагалась грандиозная мраморная мозаика, изображавшая президента. Я снова задался вопросом: мог ли я его видеть раньше?

— Слушайте, а сколько вообще стоит билет до Москвы? — внезапно спросил я.

— Служебные билеты не продаются. Их выделяют в рамках федерального финансирования. Ну, или как договоритесь.

— Нет, а если обычный плацкарт?

— Точно не помню, — сказал мой провожатый. — Это лучше спросить в кассах. Сам билет, если не ошибаюсь, три тысячи, но если со всеми документами и пошлинами — не меньше семи.

Значит, три тысячи. Почти как в 2017 году.

Мы пересекли зал и вошли в туннель, ведущий к поездам. Вокруг нас спешили люди с багажом. Где-то вдалеке звонко и неразборчиво что-то сообщал громкоговоритель. Обогнав плотного мужчину, несущего чемодан размером с себя, мы поднялись по лестнице и оказались на перроне. Над нашими головами тремя нефами раскинулся дебаркадер.

Здесь пахло пропитанными креозотом шпалами и угольным дымом из труб вагонных печей. Порыв ветра пронёс пыль, царапнувшую наши лица. Вокруг торопились люди. Посадка шла полным ходом. К проводницам, проверяющим документы пассажиров, тянулись очереди. Кто-то обнимался на прощание перед дальней дорогой. Провожающие и уезжающие торжественно пожимали руки.

— У вас вагон номер пять, — сообщил мне железнодорожник. — Нумерация с головы состава, так что нам сюда.

Поезд, в котором мне предстояло отправиться в путешествие, был раскрашен в цвета российского флага. Наверное, издалека в движении он выглядел подобно разноцветной зубной пасте, с огромной скоростью выдавливаемой из тюбика. Меня немного смутило то, что все окна вагонов снабжены солидными ставнями из прочных железных листов. На какой-то миг воображение нарисовало мне сцену из вестерна, где бравый шериф, сидящий в бронированном вагоне, стреляет из револьвера по скачущим вокруг бандитам. Неужели в нашем поезде везут золото?

— Какие надёжные ставни, — словно невзначай сказал я. Возможно, моя версия о том, что была война, всё же верна? Жаль, что нет возможности выйти в интернет или хотя бы взять школьный учебник истории, чтобы получше узнать события прошедших сорока лет.

— Да, а как же. Иначе нельзя, — ответил железнодорожник, к моему сожалению, не вдаваясь в подробности. — Документы у вас в порядке? Всё оформлено?

— Да, — подтвердил я, прежде чем задумался о том, что документов-то у меня толком и нет. Ладно, решил я, в пути разберёмся. Шенгенская виза у меня есть, значит, через Литву меня должны пропустить… В конце концов, Человек в чёрном сказал, что мне этого будет достаточно.

— Хорошо, — сказал железнодорожник. — Пятый вагон, вам сюда.

Мы были у самой середины состава. Здесь практически все пассажиры уже были внутри. У окон махали руками провожающие. Кто-то, написав слова прощания на листе бумаги, показывал его в окне. Проводница стояла у входа в вагон.

— Служебный билет, — сказал ей железнодорожник. Я протянул документ проводнице, и она, бегло проглядев, вернула его мне.

— Документы, паспорт в порядке? — спросила она, отмечая что-то в списке пассажиров.

— Да, — ответил за меня железнодорожник. — Выдайте дорожный набор, и оказывайте содействие.

— Хорошо, — сказала проводница, отмечая что-то на следующем листе бумаги. — Пожалуйста, проходите. Ваше место — тринадцатое.

Оглядев на прощание вокзал я шагнул в вагон, оставляя родную землю позади.

Вагон был не новым, но чистым и аккуратным, с вытертым линолеумом, раскрашенным под паркет, с белыми, а теперь кремовыми панелями переборок и вишнёвым, покрытым заплатами, дерматином спальных полок. Словом, я оказался в классическом плацкарте, совершенно не изменившемся за сорок лет. Сейчас здесь было очень тесно. Так происходит всегда, когда в поезд заходят пассажиры и размещаются на своих местах. Я направился к своему месту, огибая людей, которые ставили вниз чемоданы, поднимали наверх сумки, снимали куртки и распаковывали вещи.

К счастью, идти нужно было не очень далеко, и, опять же к счастью, в моём купе было не очень людно. На пятнадцатом месте, что было напротив моей полки, сидела невысокая стройная дама с миниатюрным изящным лицом и собранными в хвост русыми волосами. На корнях волос просвечивала проседь. Дама была одета в чёрный кардиган с ярко-красными вышитыми маками. Цветовая гамма придавала ей испанский колорит. На боковом месте располагался рыжеволосый мужчина лет пятидесяти в мятых брюках и фланелевой клетчатой рубашке. У него были строгое лицо интеллектуала, украшенное узкой полоской усов, и презрительный взгляд сноба, вынужденного ехать плацкартом вместе с плебсом.

— До отправления остаётся пять минут, — громко донеслось из динамиков под потолком вагона. — Просим провожающих покинуть поезд.

Я сел на своё место, поставив сумку рядом с собой и повесив на крючок ветровку. Похоже, я попал в неплохое плацкартное купе.

По вагону шли провожающие, направляясь к выходу. Кто-то помахал рукой с перрона. Пронзительно засвистел тепловоз. Я ещё раз огляделся. Первый час в этом удивительном будущем прошёл настолько насыщенно, что только сейчас мне удалось собраться и хоть как-то осмыслить этот странный мир. Конечно, было бы наивным ожидать, что увижу космодром «Понарт», на который только что прибыл звездолёт с юпитерианцами-участниками шахматного турнира, но определённо хотелось бы больше оптимизма. Если не телепортирующих автобусов или флаеров, то хотя бы автоматов по бесплатной раздаче мороженого… А вместо этого…

А вместо этого будущее могло оказаться в виде выжженной радиоактивной пустыни с недружелюбными плотоядными кротами. Я же, как минимум, оказался среди знакомой мне цивилизации, уже еду в поезде по служебному билету, который даёт какие-то неясные привилегии, и в сумке у меня немало денег. Дайте-ка сосчитать, почти шестьдесят пять железнодорожных билетов Калининград — Москва. Я мог бы выкупить целый плацкартный вагон!

За окном медленно, очень медленно поплыл назад вокзал. Поезд набирал ход мягко и почти невесомо.

Прощающиеся люди на перроне махали руками. Кто-то послал вдаль воздушный поцелуй. Поезд вынырнул из полумрака дебаркадера наружу. Погода оставалась неопределённой. Белый диск солнца виднелся в облаках, и было неясно — то ли через пятнадцать минут хлынет ливень, то ли тучи разбегутся, открыв Калининград солнечным лучам.

Я смотрел в окно, словно стремясь на прощание как можно лучше запомнить родной город. Состав уже ощутимо набирал ход, и всё странное, необычное и неузнаваемое оставалось позади. Уже не нужно было куда-то идти и что-то делать. Я находился в поезде, который уносил меня вперёд. Теперь можно было не волноваться. Моё будущее, невзирая на неясность, предопределено на сутки пути. Будущее? Будущее!

Я всё-таки в будущем! Я в две тысячи пятьдесят седьмом году! Еду! Поездом! В Москву! Вокруг меня — люди из будущего! Рождённые в двадцать пятом и уже успевшие стать старше меня! Мне выпал шанс, который, наверное, выпадает одному человеку из миллиардов, если выпадает кому-то вообще! Я могу увидеть будущее, не через хрустальный шар, не через карты таро эры Водолея, не через зеркало, стоящее в окружении свечей, но сам, своими глазами! И всё вокруг меня — это будущее!

Я слегка покачался влево-вправо, ощущая, как пружинит подо мной набивка полки. Будущее определённо было мягким.

Примечания

1

Белая горячка (лат.)

2

Родина не забыта (нем.)