Тернистая дорога в рай

Борис Петрович Саприн, 2021

В данном романе повествуется о жизни, непредсказуемой и сложной, счастливой и несчастной; такой, какая она есть: с потерями и болью, с подарками судьбы и радостью. Покинув свой отчий дом, Глеб ищет свой путь, своё предназначение и свою любовь, претерпевая многие лишения и жестокие удары судьбы. Но как он поступит, когда в его новую историю любви ворвётся прежняя? И что будет, когда над ним нависнет призрак смерти? Сумеет ли Глеб остаться верен себе и своим мечтаниям? А главное – сумеет ли он отыскать среди тернистых дебрей скорби свой путь к счастью?

Глава 5

Не заметивший, как к нему подкралось спасение от терзаний, навеянных неотступными мыслями, которое укрыло его пеленою успокоительных грёз, Глеб проснулся с радостным трепетом томительного ожидания. Поначалу, после пробуждения время для него тянулось нестерпимо долго, но по мере приближения желанного момента, оно стало для него столь мимолётно, что он не заметил, как настала долгожданная пора выходить.

Направляясь в сторону метро, Глеб радостно оглядывался по сторонам сияющими от счастья глазами. Впервые за очень долгое время он испытал то великолепное чувство, которое накрывает влюблённого человека. И вот, когда ему оставалось сделать всего пару шагов до входных дверей станции, его неожиданно сразила ослепляющая молния воспоминаний, лишив способности ориентироваться в пространстве, поразив в самое сердце. Он бесчувственно замер, словно необъяснимые силы в быстролётное мгновение ока превратили его из мыслящего человека в каменное изваяние. Взволнованное сердце Глеба забилось быстрее, а поначалу сбитое дыхание вскоре участилось. Внутри него что-то самодержавно шевельнулось, а он безотрывно, не смыкая век, как заворожённый созерцал возникший перед ним призрачный мираж, преодолевший толщу безвозвратно утёкших лет. Это сбивающее с ног светозарное, великолепное видение на мгновение лишило его способности мыслить. Он решительно не понимал, что происходит. Ведь он должен был уже сесть в поезд и мчаться на встречу с Верой. Однако незримые силы немыслимой красоты воспоминания совершенно обездвижили его. Глеб был не в силах поверить в увиденное. Всё происходящее показалось ему сладостным волшебным сном, который окутал его, вырвав из цепких лап докучливой реальности.

«Не могу поверить! — думал про себя Глеб. — Неужели это и впрямь она предстала передо мной здесь во плоти, а не иллюзия, порождённая таящимися где-то в глубине моей души чувствами. Неужели это возможно, что спустя столько лет мне суждено было повстречать её».

— Настя! — вдруг воскликнул Глеб, желая проверить, что он не сходит с ума.

Беззаботно проплывающая по поверхности асфальта девушка остановилась и оглянулась. А когда она нашла глазами того, с чьих губ слетело это имя, её губы расплылись в радостной улыбке.

— Глеб! — удивилась она, направившись к окликнувшему её юноше.

Следуя общепринятому в молодёжной среде правилу, они по-дружески прикоснулись губами к щекам друг друга и обнялись. В этот несказанно божественный, но краткий миг Глеб ощутил то, о чём смел мечтать лишь в самых сокровенных, дерзновенных грёзах. Её бархатные губы случайно прикоснулись к краям его губ. Её ангельские уста были нежнее самых нежных лепестков созревшей розы.

Погружённый этим сладостным прикосновением в бескрайний океан пленительного счастья, Глеб только и мог вымолвить:

— Давно не виделись.

— Да, давненько. Как ты поживаешь? Какими судьбами? — держа Глеба за руки вопрошала Настя. — Ты же, вроде, уехал из Москвы.

— У меня всё хорошо, — улыбался Глеб. — Как видишь, вот вернулся. А ты как?

— У меня тоже всё отлично. Как раз иду на работу, — сладкозвучно ответила Настя.

— Позволишь мне проводить тебя? — с затаившейся в душе надеждой на положительный ответ спросил Глеб, сам не понимая, почему он об этом попросил, ведь он же собирался встретить Веру после выступления.

Настя посмотрела на часы, а после дала оправдавший волнительные ожидания Глеба благостный ответ.

«Как я благодарен судьбе за то, что она подарила мне эти чудные мгновения, — безмолвно ликовал в душе вознесённый на седьмое небо счастья, окрылённый Глеб. — Ну разве, я мог представить, отправляясь в этот город, что вновь встречу свою беззаветную детскую любовь. Поистине, необъяснимый ветер переменчивой судьбы иногда доносит до нас неожиданные, но необыкновенно приятные потоки перемен».

Садясь в поезд, Глеб на мгновение вспомнил о Вере, но это мимолётное помышление было развеяно донёсшимся до его слуха мягким Настиным голосом:

— Ты работаешь или ещё учишься?

— Работаю, — с улыбкой ответил Глеб, содрогаясь внутри от мысли, что она начнёт расспрашивать его об учёбе в институте.

— А где ты учился? — разяще прозвучал обескураживающий вопрос.

— На технической специальности, — неоднозначно ответил Глеб. — Но я никогда не был предрасположен к техническим наукам, поэтому учёба давалось мне с трудом и сильно угнетала меня.

Этими словами Глеб хотел, предотвратить возможное осведомление Настей по поводу его диплома — закончил он институт или нет. Однако его уловка не возымела желаемого результата.

— Сейчас по специальности работаешь или нет? — спросила девушка.

Сначала к сознанию Глеба подступило давящее острым камнем чувство стыда, что он, не под стать остальным своим знакомым, не имеет высшего образования, этакого общепринятого показателя умственных способностей, которое, по мнению многих, свидетельствует исключительно о положительных качествах человека.

— Нет, не по специальности, — уклончиво ответил Глеб.

— Сейчас многие работают не по специальности, — заключила Настя. — Я почему спросила — на мой взгляд, если человек работает по специальности, значит, он чётко умеет заглядывать за туманную грань будущности и видит там свои воплощённые мечты. Как считаешь?

— Возможно, — согласился Глеб. — Только не каждому выпадает такое счастье — следовать своей мечте.

— Может, просто не все способны ясно видеть её перед собой? — предположила Настя.

— Но ведь не всегда судьба благоволит человеку, лелеющему свою мечту. Иногда эта безжалостная властительница человеческих жизней словно нарочно накидывает давящее лассо на хрупкую шею людских мечтаний, дабы позабавиться видом человека, утопающего в горьких роптаниях на неё, — выпалил Глеб.

Настины слова о мечте, больно кольнули его душу, ведь он был одним из тех, кто не способен добиться грезившихся ему целей. Но не из-за своих способностей, а из-за коварно обрушивавшихся на него ударов злодейки-судьбы.

— Позволь узнать, чего хочешь ты от жизни? — спросила Настя. — Если это не секрет, конечно.

— Знаешь, я предпочитаю не распространяться на этот счёт, — отвечал Глеб. — Вдруг не удастся воплотить свою мечту в жизнь.

— Понимаю, — произнесла Настя. — О, это моя станция.

Её работа была буквально в двух шагах от метро — прямо через дорогу.

Остановившись возле проходной, Настя поблагодарила Глеба за скрашенный им обыденный путь на работу. И едва она подошла к дверям, Глеб бросил ей вдогонку:

— Может встретимся как-нибудь, поговорим. Я убеждён, что за столько времени произошло много интересных событий в жизни каждого из нас. Мне кажется, нам обоим будет интересно это общение.

Немного постояв в раздумьях, Настя возвратилась к неподвижно стоявшему в ожидании её Глебу.

— Я свободна сегодня вечером, — сказала Настя, обменявшись с Глебом номерами телефонов. — Давай встретимся где-то в восемь часов в том кафе, — она указала на стоявшее рядом с бизнес-центром заведение.

— Я позвоню, — самопроизвольно сорвалось с губ Глеба.

Он безотрывно смотрел вслед удаляющейся Насте. В это сладостное мгновение внутри него пробудилась от многолетнего сна какая-то воодушевляющая сила. Разорвавшее полупрозрачный полог студёного забвения восхитительное чувство затопило душу Глеба благовонным бальзамом счастья. И старая, незабываемая мелодия упоения вновь полилась из громогласных труб его мечтаний. В голове Глеба тут же зароилось множество разноголосых мыслей.

«До чего она прекрасна, — помыслил заворожённый Глеб. — Божественные черты её лица, изящная фигура — всё в ней превосходно и неповторимо. Второй такой невозможно сыскать на всём белом свете. Немыслимо, что мне посчастливилось встретить её. Я думал, что за столько лет томительной разлуки огонь моих любовных чувств к ней давно погас. Оказывается — нет. Стоило этой поднебесной пламенной звезде вновь озарить мою душу теплотворным светом, и пожар моей былой любви разгорелся с необычайной силой. (Внезапно на светозарной глади его мыслей появилась удручающая рябь сомнений.) Но смогу ли я признаться ей? Смогу ли я на подносе чувственных признаний преподнести ей многокрасочный цветок своей любви? Что если она не разделит мой порыв? Что если из-за этого она навечно отгородится от меня островерхим забором отчуждения?.. А… Будь что будет!»

Глеб уже не тот робкий мальчик, который под сенью молчаливой тайны предавался восхитительным мечтам о Насте. При общении с ней его больше не опутывало терновой вервью боязливого стеснения. Теперь ему под силу высказать всё то, что сладкоструйным бешенным фонтаном рвётся из его груди. Так ему казалось. Пусть даже сегодня он снова почувствовал себя беспомощным перед неумолимой властью невольного трепета.

Хоть при этой милой встрече от пугающе приятной неожиданности Глебом снова на время овладела нерешительность, к вечеру он сумеет совладать с собой и прогнать подобную зловредную помеху. В этот раз Глеб уже не позволит своему страху выстроить непробиваемую стену на пути к своему окрыляющему счастью. В этот раз он признается Насте в своих неистребимых нежных чувствах.

С таким решительным настроем Глеб бродил по улице несколько часов. Он был воодушевлён, словно беззаботный маленький ребёнок, которому преподнесли его любимое лакомство. Его неописуемое счастье подпитывалось сказочными, божественно прекрасными картинами будущего, что он самозабвенно рисовал в своём опьянённом разуме. Несмотря на то, что Насти уже давно не было рядом с Глебом, её ласковые ручки всё ещё обнимали его, её нежнейшие уста всё ещё соприкасались с его губами и щекой в сладостном приветном поцелуе. Пускай это — всего лишь добрый знак давнишней дружбы и ничего больше. Однако, это невыразимо чудное мгновение останется в душе и в сердце Глеба, как неизгладимая печать, навечно. Оно может… Нет! Оно непременно станет поворотным в его жизни, положив начало долгой, пожизненной, истории их невероятной любви. В своих отрешающих от реальности мечтах он не замечал течения времени, не замечал, как один час сменялся другим, приближая его к ночи. Блуждая по мостовой, переходя с неё на тропы усеянной травой земли и теряясь в бесчисленных стволах деревьев, Глеб провёл весь остаток дня, пока тускнеющий свет клонившегося к закату солнца не ознаменовал конец прогулки.

Когда же дурман любви немного поослаб в нём, Глеб отправился домой, чтобы подготовиться к встрече с девушкой своей мечты, к встрече с той единственной, которую он любил большую часть своей жизни. Ведь он должен выглядеть хорошо, обязан быть безукоризненным во всём, если хочет добиться расположения этого восхитительного ангела, что спустился к нему с благостных лазоревых небес.

Только с ослаблением эйфории в нём возрастал страх. Глеб начинал бояться, что будет занудным на встрече. Он не знал, какие вопросы может задать Настя, да и вообще, о чём он будет с ней разговаривать. Хотя круг его интересов довольно-таки широк, но вот багаж его знаний, несмотря на их разношёрстность, был не очень-то велик. К тому же Глеб не был никогда душой компании. Он не умеет устранять неловкие паузы в разговоре, когда таковые появляются. Да и его опыт общения с противоположным полом до того ничтожен, что, кажется, общих тем для разговора у него не будет. О чём спортивный парень, увлекающийся философией и боевыми искусствами, может разговаривать с девушкой. Он никогда не покидал пределов своей страны, а Настя бывает за границей. Он не посещал театров, почти ни с кем не виделся. Круг его общения сводится к дорогим друзьям, которых он приобрёл в свои школьные годы по доброй воле милостивейшей судьбы. Его жизнь скучна и малоинтересна, как безжизненный невзрачный камень средь живописных мест очаровательной природы. Разве кто остановится полюбоваться им, когда вокруг полно благоуханных красочных цветов, когда неподалёку шумит бурливый водопад и реют над речужками пугливые стрекозы? Кто заметит укрывшийся в траве недвижный серый камень, когда в бескрайнем небе безмятежно плавают волнистые облака, местами продырявленные златоцветными лучами полуденного солнца? Глеб ужасно боялся стать предметом чьих-либо насмешек, а в особенности той, которую он без памяти любил все эти долгие годы их угнетающей разлуки. Больше всего на свете он страшился, что Настя после сегодняшней беседы заклеймит его бесперспективным первосортным дураком, безнадёжно закоснелым в собственном занудстве. Тогда вряд ли ему удастся добиться её благосклонности в будущем. В добавок ко всему болезненное сознание ограниченности своих финансовых возможностей было причиной тяжкого стеснения, неизбывно обитающего в нём. Это стеснение, как неразрываемая цепь, сковало пламенное сердце Глеба, исполненное светлой искренней любви.

Кто знает, где кроется первопричина данных страхов, откуда взялся этот жалящий гудящий рой мучительных сомнений и жестоких заблуждений, умертвивших в Глебе здравомыслие?

С горем пополам Глеб всё-таки собрался с мыслями и в положенное время отправился на встречу с Настей.

Придя в условленное кафе чуть раньше назначенного времени, Глеб огляделся внутри и, убедившись, что Насти ещё нет, вышел на улицу — ожидать её там. Обуянный трепетным волнением, влюблённый юноша живо оглядывался по сторонам в сладостной надежде отыскать её среди нестройной мимо протекающей толпы. У Глеба появлялось странное чувство в верхней части живота каждый раз, едва его мечтательный торопливый взгляд падал на какую-нибудь девушку, удивительно похожую на Настю. Он чувствовал, как будто внутри него, в районе солнечного сплетения, мгновенно образовывалось нечто вроде вакуума, попутно с этим протекало ощущение лёгкого покалывания в том же месте, а также появлялась слабость в ногах. В его животе, там же, в районе солнечного сплетения, словно появилась чёрная дыра, непостижным образом оказавшаяся там. Казалось, она невозвратимо поглощала всю смелость Глеба, взамен одаривая его выступавшими на коже мурашками и пробегавшим по телу холодком. В такие мгновения Глеб ясно понимал, что означает выражение: «душа в пятки ушла». Лучше и нельзя описать то, что в нём тогда происходило.

Вдруг в этом нескончаемом людском потоке Глеб увидел Настю, идущую к нему. Она появилась ослепительной вспышкой молнии, раздирающей небесный полог мрака. Все минутами ранее испытанные им ощущения повторились вновь с удесятерённой силой, и электрический ток пробежал по всему его телу. У него едва не подкосились ноги. Сдерживая свой любовный трепет, Глеб наслаждался её беспримерной, упоительной красой. Он восхищенно любовался, как ласковый весенний ветерок нежно игрался с её длинными пепельного цвета волосами. Ах, как чудесно она улыбнулась ему, когда их взгляды встретились. Глеб улыбнулся ей в ответ и помахал рукой. Когда расстояние между ними сократилось до нескольких метров, Глеб пошёл навстречу воплощению своей многолетней любви.

Дружеские объятия, дружеский поцелуй, и они входят в кафе. Усевшись за свободный столик, они для начала заказали чай, зелёный, по предложению Глеба. Черный он не пил уже много лет, и совсем забыл его вкус.

— Ну, рассказывай, как живёшь? — обратился Глеб к Насте в неуклюжей попытке завязать приятный разговор. — Мы не виделись с тех пор, как ты перевелась в другую школу после четвёртого класса.

— Школу я закончила раньше положенного срока: программу десятого и одиннадцатого классов экстерном за год освоила, — ответила Настя.

— Надо же! — удивился Глеб. — Ты — молодец. Я тоже восьмой и девятый классы окончил экстерном за год. Как раз нашу школу закрыли после девятого класса и, объединив с соседней, сделали центром образования. Вот там я и доучивался.

— Это здорово. Я тоже десятый и одиннадцатый классы в Центре образования имени Чехова заканчивала. Там как обычные классы, так и экстернат есть.

— Правда, в новоиспечённое заведение не очень-то хотели принимать учеников из нашей школы, — сказал Глеб и отхлебнул немного чая.

— Почему? — с неподдельным интересом воспросила Настя.

— В соседней школе издревле бытовало, быть может, небезосновательное убеждение, что в триста пятой школе учились сплошь бездарные оболтусы, лишённые хоть какой-то мало-мальски радужной перспективы. Впрочем, я помню, какие в мою бытность пятиклассником были разбитные неотёсанные старшеклассники–выпускники. Но ведь не все были такими обалдуями. Были и у нас умные, целеустремлённые ребята с блестящей перспективой. Однако ученики соседней, более престижной, школы считали нас людьми второго сорта и относились к нам с нескрываемым презрением. Наверняка и преподаватели разделяли подобный взгляд на нас. Поэтому при объединении двух школ искали всевозможные причины для отказа нам в приёме. И действительно, очень мало человек смогли перевестись в центр образования. Меня тоже вначале не хотели брать, хотя за меня бывшая директриса нашей школы и замолвила словечко. Лишь благодаря моему брату директриса этой престижной школы, готовая уже отправить меня на все четыре стороны, резко передумала.

Тут обслуживающий их официант снова подошёл к ним, в надежде, что Глеб с Настей уже были готовы сделать основной заказ. Почти никогда не посещавший подобных заведений Глеб решил довериться Настиному выбору. Она что-то заказала, и учтиво поклонившийся официант спешно удалился.

— И каким же образом тебе помог брат? — участливо осведомилась Настя.

— Как-то речь зашла о том, что я был не единственным ребёнком в семье, — ответствовал Глеб, — и любознательная директриса поинтересовалась, где учился мой брат. Название того учреждения, словно чарующее гипнотическое заклинание непреодолимой силы, вмиг переменило отношение директрисы ко мне. Та немного разоткровенничалась: поведала о своих дружеских отношениях с директором школы брата. Потом снова взяла мои документы и взглянула на оценки. У меня была одна единственная тройка по русскому языку. Директриса сказала, что в её школу принимаются дети без троек, но для меня она сделает исключение. Только я должен буду походить на факультатив по этому предмету, чтобы подтянуть оценку. Вот так мой брат, сам того не ведая, сыграл значительную, решающую роль в вопросе моего приёма в школу.

— Удивительно, — улыбнулась Настя. — Тебе повезло.

— Да, действительно повезло, — с глубокомысленным видом согласился Глеб, как бы заглядывая в недра собственного разума. — Два года в новой школе дали мне больше, чем последние пять лет в прежней.

После этих слов установилась небольшая пауза. Подошёл услужливый официант и выставил на стол заказанные блюда. Поблагодарив его, Глеб взглянул на Настю и, дождавшись, когда посторонний отошёл, спросил:

— Наверное, тяжело было экстерном заканчивать? Заканчивать так восьмой и девятый классы — это одно, а вот десятый и одиннадцатый — это совсем другое, — добавил Глеб, как бы демонстрируя Насте своё восхищение ею.

— Не то чтобы тяжело, просто пришлось немного поднапрячься, — ответила Настя и добавила: — В институте учиться было сложнее. Впрочем, ты это и сам знаешь. Кстати, в каком ВУЗе ты учился?

Вот и прозвучал этот неумолимо разящий вопрос, который неизменно низвергал Глеба в промозглую бездну колкого смущения. Хоть ему и не было стыдно за то, что он бросил институт, всё же от разговоров на эту тему ему становилось не по себе. Быть может, потому, что его собеседники, почти все, неодобрительно отзывались по поводу его, как им казалось, безрассудного поступка. И он, подспудно взирая на себя сквозь мутную призму их одноприродных убеждений, ощущал свою неполноценность что ли.

— В Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ, — чеканно промолвил Глеб это важное название солидного учреждения.

— Ух, ты, — поразилась Настя. — Это хороший ВУЗ. Я тоже туда поступала. И какой факультет у тебя был?

— Вообще-то… то была совместная программа академии и института стали и сплавов, — пояснил Глеб, который очень не любил рассказывать об этой малоприметной и горестной главе своей жизни. — Специальность была технической. Я поступил туда, куда вообще не собирался, поскольку ещё со школы, едва познакомившись с техническими науками, на дух их не переношу. Я даже всегда с нерушимой убеждённостью декламировал при случае, что никогда они мне не пригодятся. Теперь-то я хорошо усвоил непогрешимое проверенное временем правило: «никогда не говори никогда».

— Зачем тогда поступал? — Настя задала вопрос, недоуменно посмотрев на Глеба.

— Потому что больше никуда не прошёл, — с едва уловимой грустью в голосе признался Глеб. — Видишь ли, бездумно погнавшись за двумя резвоногими чуждыми друг другу зайцами, я само собой не поймал ни одного. Перейдя в десятый класс, мне следовало определиться со своей дальнейшей жизнью: либо делать упор на учёбу, либо всецело отдаваться спорту. Ты же помнишь, что я серьёзно занимался спортивной гимнастикой?

— Да, я помню, — с улыбкой ответила Настя. — Помню, мы должны были пойти вместе на каток, но у тебя не получилось из-за соревнований.

Настя даже и представить себе не могла, что простосердечно обмолвленное воспоминание, долженствующее засвидетельствовать, что она всё помнит, болезненно вонзится в сердце Глеба и ранит того до глубины души. Ведь этот свой отказ Глеб считает одной из худших ошибок в своей жизни. Безысходно-горестное воспоминание о ней он влачит, как тысячетонный плуг, вонзённый в землю и привязанный к нему колючей цепью, влачит всё это время.

Еле-еле сохраняя весёлый вид лица, горько окручиненный в душе Глеб продолжил:

— Но я тогда даже и не думал покидать размеренно текущих вод привычной мне рутины. В итоге ни в одном, ни в другом я не преуспел. К тому же, опьянённый страстным желанием поступить в какое-нибудь хорошее учебное заведение, которое стало бы фундаментом моей дальнейшей обеспеченной жизни с хорошо оплачиваемой работой, я неадекватно подошёл к выбору института. Хотя у меня были неплохие результаты выпускных экзаменов, но всё же они были недостаточными для ВУЗов, выбранных мною в дурманящей горячке от вожделенного стремления. Тогда я не понимал, что бывают моменты, когда просто необходимо признавать ограниченность своих возможностей, как бы это ни было горько и больно.

Произнеся это, Глеб немного провалился в топкую трясину раздумчивого безмолвия.

— Понятно, — произнесла Настя, чтобы разбавить немного затянувшуюся паузу в беседе.

— А у тебя что-нибудь интересное происходило за эти годы, что мы не виделись? — поинтересовался Глеб.

— Ничего особого, — призадумавшись, ответствовала Настя. — Пока училась в институте, много времени проводила за книгами. В досужие часы встречалась с друзьями. Мы гуляли, ходили в кино, ездили куда-нибудь или ещё как-либо приятно проводили свободное время. Недавно побывала в Праге. Очень красивый город, сказочный. Его своеобразный вид настолько завораживающе восхитителен, что мне даже не хотелось уезжать оттуда. Стоит выйти на Карлов Мост и обозреть нависающий над городом Пражский Град с собором Святого Вита, сразу складывается впечатление присутствующего рядом некоего идеала. Словом, чудесный городок. Это один из тех случаев, когда лучше самому один раз увидеть, чем сто раз услышать от других. Ведь Прага неописуемо прекрасна.

— Здорово! А мне пока не довелось выбраться за пределы России, — с улыбкой неунывающего оптимиста обронил Глеб. — Но ничего страшного! У меня впереди ещё вся жизнь. Будет и на моей улице праздник путешествия и не один.

— Конечно, — ободряюще произнесла Настя и взглянула на зазвонивший телефон. — Глеб прости, мне было приятно с тобой пообщаться, и я бы с превеликим удовольствием продолжила нашу беседу, только мне уже пора домой. Завтра рано вставать, а у меня возникло срочное дело. Не подумай, что это надуманный предлог, чтобы сбежать. Мне действительно пора.

— Ну что ты! Я всё понимаю, — со всепрощающей улыбкой успокоил Глеб всерьёз обеспокоенную возможным недоразумением Настю и, подозвав официанта, попросил того принести счёт.

— Не нужно — я плачу, — категорично заявил Глеб, увидев, что Настя полезла в сумочку за кошельком, когда принесли счёт.

Выйдя на улицу, он, обуреваемый пламенным желанием продлить этот восхитительный, незабываемый вечер, предложил Насте проводить её до дома. Своё предложение Глеб подкрепил убедительным доводом: на улице уже было темно, а он, как настоящий мужчина, не может позволить девушке ходить одной в столь поздний час. Не раздумывая, Настя согласилась.

Когда они подошли к двери Настиного подъезда, Глеб осведомился у возлюбленной насчёт её завтрашних планов. Её ответ низверг его с бархатного седьмого неба безоблачного счастья. Раненую, обескрыленную душу Глеба в этот наигорчайший миг пронзило раскалённым лезвием горестной кручины. Глеб, оглушённый громоподобными словами Насти, на скоротечный миг утратил дар речи, но, вовремя опомнившись, всё же сумел сохранить на своём лице благосклонную улыбку.

Попрощавшись с Настей, Глеб, не помня себя от давящего чувства безысходности, побрёл в сторону метро. Он шёл, как потерянный, сквозь сгущавшийся унылый мрак. Он снова опоздал! Оказавшись дома, удручённый Глеб улёгся в кровать с надеждой на успокоительную силу целебных сновидений. Но нескончаемая вереница мыслей не позволяла ему попасть в усладительный, туманный мир прелестных грёз. В его обеспокоенном сознании всплывало множество картин из прошлого. Глеб вспомнил, как одним чудесным летом ему удалось отыскать Настину страницу в интернете. В тот превосходный день его душа возвысилась надо всеми разогорчительными обстоятельствами, поднявшись на недосягаемую для печали высоту, он был несказанно счастлив. Глебу вспомнилось, как восхитительными вечерами он общался с Настей. Он был тогда весел и восторжен. Каждый вечер той очаровательной поры Глеб брал в руки телефон или садился за компьютер и, затаив дыхание, ждал, когда она появится в сети. И каждый раз с её появлением у него сбивалось дыхание и что-то ёркало внутри, заставляя влюблённое сердце биться чаще. Ему нравилось общаться с Настей, несмотря на то, что иногда он не знал, о чём ещё может написать ей. Только за мгновениями упоительного счастья неизбывно следуют минуты и часы уныния, в которых, как в гнилой трясине, можно потонуть надолго. Лишь мудрому хватает ума не зацикливаться на своей боли и малозначительных проблемах. К сожалению, Глеб подобной мудростью не обладал.

Когда однажды в прошлом Настя предложила ему встретиться, он чрезвычайно обрадовался. Однако это событие произошло в преддверии соревнований — и Глебу предстояло сделать очень трудный выбор: либо встретиться со своей возлюбленной и подвести товарищей по команде, либо упустить благоприятную возможность для завязки отношений с Настей, но, приложив все силы, помочь своей команде подняться на пьедестал. Глеб был очень ответственным, поэтому и впал в мучительную, тяжкую растерянность. К тому же между ним и Настей встала его беспредельная любовь к своим родителям. Он не хотел их огорчать, и поэтому решил попросить у них дозволение пропустить одну из многих тренировок ради этой встречи. Только Глеб не уточнил с кем именно желает встретиться и почему. Неудивительно, что родители отказали ему.

Много позже Глеб поймёт, какую чудовищную ошибку совершал много лет, не говоря с родителями по душам, не рассказывая откровенно им то, что его беспокоило и что было у него на сердце. Когда Настя переехала, именно мама Глеба могла помочь ему продолжить с ней общаться, поскольку у неё был номер телефона Настиной мамы. Но отчего-то Глеб боялся говорить родителям о своей любви. Только ежели бы он больше доверял своим родителям, то и жизнь его сложилась бы иначе.

В добавок ко всему, по мнению Глеба, у него тогда была невзрачная одежда. Поэтому он все выходные провёл в блуждании по магазинам, не расставаясь с призрачной надеждой на встречу с Настей.

В итоге после недели невыносимых, душераздирающих смятений он вынужден был с нестерпимой болью в защемлённом сердце отклонить Настино предложение. Точнее дать неопределённый ответ: «Если получится, то он с радостью пойдёт с ней на каток».

К слову, на эту встречу должны были прийти некоторые из их общих знакомых. Если бы Глеб знал, что ему всё равно не суждено выступить на предстоящих соревнованиях, он бы непременно сделал всё возможное и даже невозможное, чтобы встретиться с Настей, и тем самым он бы невольно помешал непредвиденному роковому для него стечению обстоятельств, наложивших на его сердце неизгладимую печать тягостных страданий. Из-за полученного накануне соревнований перелома Глеб не смог принять участие в соревнованиях, ради которых он отказался от пламенного желания своей души и возможно судьбоносной встречи, встречи с Настей. По всевластной воле безжалостной насмешницы-судьбы, та, чей образ Глеб неустанно и бережно хранил в своей душе как зеницу ока со второго класса, нашла себе парня на пропущенной им встрече. Кто знает, может, увидевшись тогда с Глебом, Настя запала бы на него. Может поэтому она и пригласила его? Эти вопросы впоследствии долгие годы мучили Глеба. Он даже начал думать, что полученный перелом — это расплата, наказание за неверное решение, принятое им в тот судьбоносный вечер. Ведь его спортивная карьера тоже не сложилась. Может, спорт никогда и не был его судьбой? Такое помышление приходило к нему всякий раз, когда он оглядывался назад. За свою жизнь Глеб заработал много переломов, хоть и не слишком серьёзных, но каждая из этих травм случалась с ним непосредственно перед соревнованиями.

Быть может, и теперь судьба привела его в Москву неслучайно. Возможно, она подарила ему второй шанс, чтобы он поборолся за свою любовь. Однако общепризнанная истина: «на чужом горе счастья не построишь» несмолкаемо звучала в голове Глеба. Он боялся сделать больно той, которой отдал своё сердце и которой был готов отдать последний вздох. Он знал наверняка, что сумеет сделать счастливой Настю, как знал и то, что может потерять её в случае своего поражения. Поэтому Глеб решил укрыть свою любовь непроницаемым покровом тайны и безмолвно хранить её в недрах своей опечаленной души. Он вновь смирился, как смирялся уже много раз, с тем, что Настя находится в объятиях другого.

Вернувшись в своих размышлениях к Насте, Глеб вспомнил, как спустя два месяца после отказа от встречи, он уже сам приглашал её погулять. Только Настя в категорически вежливой форме отказалась. И тогда Глеб понял, что он потерял свой шанс.

Утопая в этом бешенном водовороте мыслей, он незаметно погрузился в бездонную пучину сновидений.