Тернистая дорога в рай

Борис Петрович Саприн, 2021

В данном романе повествуется о жизни, непредсказуемой и сложной, счастливой и несчастной; такой, какая она есть: с потерями и болью, с подарками судьбы и радостью. Покинув свой отчий дом, Глеб ищет свой путь, своё предназначение и свою любовь, претерпевая многие лишения и жестокие удары судьбы. Но как он поступит, когда в его новую историю любви ворвётся прежняя? И что будет, когда над ним нависнет призрак смерти? Сумеет ли Глеб остаться верен себе и своим мечтаниям? А главное – сумеет ли он отыскать среди тернистых дебрей скорби свой путь к счастью?

Глава 2

Оставляя свой родимый дом далеко позади, Глеб ехал навстречу своим юношеским обольстительным мечтам. Из окна автобуса, мчавшегося в другой город, он смотрел на мелькавшие широколиственные майские деревья и думал: правильно ли он поступил? Если вчера он был уверен в безукоризненной правильности сделанного выбора, то сегодня его стоическое убеждение громогласно пошатнулось. Его терзали огнепалимые сомнения в том, что в дали от родных мест, за длиннющих двести километров, он сумеет отыскать свой благотворный путь к безоблачному счастью.

Наверное, виной тому был первобытный страх. Боязнь неизвестности, испокон веков преследующая человека, всегда старается помешать ему победоносно творить свою жизнь по собственному, подчас никому не понятному, шаблону, образовавшемуся из причудливых сплетений восторженных мечтаний, обманчивых желаний и чужих примеров.

Вдруг, безо всяких очевидных предпосылок к тому, перед мысленным взором Глеба, устремлённым в потайные недра его души, появился нежданный, незабвенный образ той, которая вот уже более десятка лет, долгих и суровых, явно и подспудно занимала его мысли. Глеб не знал, откуда явилось это эфемерное видение и почему. Возможно, оно было рассеивающим сладостный туман мечтаний горьким напоминанием того, что полновластная насмешница-судьба любит то и дело низвергать людей в пугающую бездну неудач и горестных разочарований, было поучительным напоминанием того, что не всё в жизни зависит от наших пламенных желаний.

А может, только сейчас, когда Глеб выехал за околицу родного города, к нему пришло безотчётное осознание того, что позади остались не только его родители и былые неудачи, но и его неназванная, тайная любовь, нетленная любовь, потерянная в лабиринте жизни.

Чреда сменяющих друг друга беспощадных, горьких мыслей и монотонно рябивший за окном пейзаж всё же усыпили утомлённого сиденьем путника. Но ни одно пленительное сновидение не проникло в его беспокойный разум, из-за чего часовое забытье показалось ему всего мгновением. Лишь на исходе неясного забвения Глеб за мгновение до пробуждения явственно увидел грозное лицо некоего старца, совершенно незнакомого ему. Тот столь пугающе проницательно и испытующе смотрел прямо на него, что у Глеба во сне перехватило дыхание.

Но Глеб и представить себе не мог, что явившийся ему во сне старик однажды явится ему и во плоти. И не просто промелькнёт, как едва различимая предутренняя дымка, уже почти рассеянная нарождающимся солнцем, он окажет самое что ни на есть прямое влияние на течение жизни Глеба.

Разбуженный чьим-то случайным прикосновением Глеб повернул голову направо и увидел очаровательную девушку, садившуюся рядом с ним на единственное свободное место в автобусе.

— Ой, простите, пожалуйста. Я не нарочно, — вымолвила она, заметив, что случайно разбудила своего соседа, и уселась поудобнее.

— Ничего страшного, — ответил Глеб, улыбкой показывая, что нисколько не обижен. — Я лишь ненадолго закрывал глаза.

Но его голос дрожал едва заметно, а сердце бешено колотилось.

— Кстати, меня зовут Глеб. А Вас как? — вдруг опомнившись, выпалил окончательно пробудившийся юноша.

Он надеялся, что разговор с обворожительно прекрасной девушкой быстрее успокоит его встревоженное сновиденьем тело.

— Вера, — кратко, но с улыбкой ответила девушка.

— Приятно познакомиться, — любезно проговорил Глеб.

— И мне, — ответила Вера вовсе не из вежливости. Ей действительно было приятно.

— Подскажите, какая сейчас была станция? — поинтересовался Глеб для поддержания беседы.

— «Русятино», — ответила Вера, ненадолго остановив свой взгляд на лице Глеба, после чего, засмущавшись, отвернулась и принялась расправлять джинсы.

Глеб понял, что бесцеремонной прямотой своего взгляда он окончательно смутил целомудренную девушку, и без того неловко себя чувствовавшую от соседства с незнакомым парнем. Её скромность сразу бросилась ему в глаза. Вера не была похожа на девушек, которые встречались Глебу повсеместно. До этого лишь одна девушка, чьё имя он неизменно произносил с благоговейным придыханием, была таковой. Она была его неизменным идеалом, а её светлый незабвенный образ был для него спасительным, благодатным очагом, неугасимо горящим внутри него и согревающим его душу. Но она была для него недостижима, поскольку её сердце было отдано другому.

— Похоже, я Вас всё же разбудила, — произнесла Вера, прервав ненадолго воцарившееся неловкое молчание. — Ведь название было написано на остановке как раз с Вашей стороны. Вы его не могли не заметить.

— Вы весьма проницательны, как я посмотрю, — улыбнулся Глеб.

— Это всего лишь обычная наблюдательность, не более того, — уверила Вера.

Подстёгиваемый распалявшимся огнём желания, Глеб неодолимо жаждал поговорить с ней, не столько ради коротания времени, сколько ради того, чтобы слушать её бархатистый голос, ласкавший его слух, снова и снова. Впервые за очень долгое время он ощущал какое-то необъяснимое будоражащее чувство. И причиной тому была эта девушка, незнакомка, судьбоносно подсевшая к нему в первый же день его путешествия. Что же это? Всего лишь приятная случайность или всё же неизбежное проведение? Как бы там ни было, в душе он был несказанно рад этому случайному знакомству.

«Как она красива, — думал про себя Глеб. — Но что мне ещё сказать ей? О чём заговорить?»

Ему было трудно подобрать слова, выцепить нужные из пыльной заверти случайно мельтешивших в его обеспокоенном разуме мыслей, а трудно именно потому, что Глеб боялся сесть в лужу, предварительно ещё и ударив в грязь лицом, перед Верой, очаровавшей его своей прелестной красотой. Как знать, может, если бы в его сердце не заронилось быстро зреющее семя опьяняющей влюблённости, — о любви говорить пока что было рано, — он вёл бы себя с ней совершенно по-иному, непринуждённо, и непременно отыскал бы множество тем для желанной беседы. Но его уже успела накрыть игольчатая пелена отравной робости.

Пылкая юношеская душа Глеба стала жертвой поглотивших её каверзных сомнений. Он боялся показаться назойливым и глупым. Этот мутный страх неизбежно отдалял его от неё. И Глеб чувствовал это, но ничего не мог с собой поделать. Едва он вновь взглянул на девушку с нескрываемым намерением обратиться к ней, как тут же отвернулся к окну из-за нахлынувшего приступа безмолвия.

«Лучше я буду ехать молча, наслаждаясь её присутствием, чем своими нелепыми фразами сделаю её присутствие невыносимым, — думал Глеб. — Мне будет невозможно перенести её презрительного взгляда или тем более её брезгливого чувства отвращения ко мне. Разве кому доставит удовольствие общение с человеком, неспособным связать и пары слов? Конечно, это не про меня. Но в данную минуту, именно в её присутствии, кажется, что и про меня».

Внезапный съезд на обочину и остановка автобуса прервала ход его гнетущих мыслей.

«Что?». «Что случилось?» — раздавались недоуменные голоса беспокойных пассажиров.

— Небольшая поломка, — бесстрастно отвечал водитель. — Скоро мы продолжим путь.

«Хорошенькое выдаётся путешествие: на полпути поломался автобус! Ещё не известно, сколько водитель с ним провозится. Все они, не желая возбуждать людское беспокойство, даже самую серьёзную проблему называют всего лишь крохотной поломкой. А ты потом сидишь и ждёшь, как дуралей, по нескольку часов, когда автобус тронется с места». Именно такие мысли промелькнули в головах некоторых пассажиров.

— Скажите, пожалуйста, за время Вашего пребывания в этом транспорте случалось нечто подобное? — прозвучал вопрос, обращённый к Глебу, давно жаждавшему услышать этот милый голосок.

Обрадованный, он обернулся к Вере, стараясь притушить лучезарный пламень несказанной радости, разгоревшийся в его глазах, и сдержанно ответил:

— Нет, что Вы. Я еду с отправной точки его маршрута, и такого ещё не было.

— Надеюсь, мы не долго простоим. Не хотелось бы застрять здесь на несколько часов, — обронила Вера.

— Не беспокойтесь. Полагаю, поломка скоро будет устранена, и мы двинемся дальше, — успокаивал Глеб.

Хотя, в общем-то, бестревожно восседавшая на кресле Вера нисколько не нуждалась в этом. Что Глеб и сам прекрасно понимал, видя её лучезарное личико. Однако же его страстное желание поддерживать беседу было непомерно сильным, что даже оглупляло.

Но у него не получилось. Вера ничего не ответила на его последние слова, что заставило Глеба снова уставиться в окно. Только сейчас он заметил, что смотреть вообще не на что. Густая животрепещущая лесополоса, до сего момента привлекавшая его внимание, теперь казалась ему невзрачной и безжизненной.

Глеб не знал, что делать, чем себя занять. Повернувшись к девушке, уповая на её спасительную словоохотливость, он увидел, что та уже оживлённо рылась в поисках чего-то в своей сумочке, положив её себе на колени. А когда Вера, достав книгу, убрала сумку себе под ноги, Глеб окручиненно подумал:

«Теперь ей, видимо, будет не до беседы. Ужасный, однако, сегодня день: всё идёт наперекосяк. И в тоже время он очень счастливый, ведь я познакомился с такой красивой девушкой».

Однако Глеб, раздосадованный полным отсутствием у Веры девичьего интереса к нему, вновь сумрачно взглянул в окно. Перед ним были всё те же неприглядные деревья с уныло свисавшими ветвями и листвой.

«Снова мне придётся слушать эту безмолвную оглушительную тишину. И почему я не умею общаться с девушками?» — отчаялся Глеб.

Ему было неведомо, что Вера тоже непреодолимо жаждала общения с ним. Только, увидев, что он уставился в окно, не обращая на неё внимание, она сочла это за безобманное свидетельство нежелания попутчика с ней разговаривать. Поэтому и не стала докучать. Ведь она тоже боялась показаться слишком настырной.

Из-за стеснительности и страха двое молодых людей, схожих в своих пламенных желаниях, находились в полном одиночестве близ друг друга, невзирая на гомон сидевших рядом людей. Нередко случается, что люди, оказавшись под влиянием пустопорожних страхов и сомнений, не делают ни одного шага навстречу друг другу, опасаясь быть непонятыми или упасть в марающую лужу неловкого положения.

Бывает, что вся жизнь проходит в напрасных сомнениях, нелепых заблуждениях, отчего в неотвратимой старости становится невыносимо больно. И человек бывает готов заплатить любую цену, лишь бы вернуться назад и, отбросив все бессмысленные страхи и пагубные предрассудки, поступить так, как ему тогда хотелось, чтобы узнать, к чему тогда привёл бы его иной, не сделанный им, выбор. Но уже поздно: в прошлое вернуться не дано. Всё проходит, и хуже всего, что ничего уже нельзя исправить.

Если бы Глеб знал об этом, он непременно отбросил бы своё болезнетворное стеснение и шагнул вперёд, навстречу этой девушке. Но эта истина была ему неведома. Поэтому, будучи не в состоянии проникнуть в девичьи расплывчатые мысли, он считал, что Вера, уставившись в книгу, и безоглядно погрузившись в чтение, тем самым повернулась к нему спиной и нарочито не желает слушать его.

По прошествии разительного получаса водитель устранил неполадку, и автобус тронулся с места.

Снова сменявшийся за окном животрепещущий пейзаж завладел вниманием Глеба, но в этот раз не полностью. Он смотрел в окно, а сам прислушивался к ней. Может, наскучившее ей чтение побудит Веру захлопнуть эти скреплённые страницы, отложить книгу в сторону, и тогда она вновь умиротворительно заговорит с ним своим прелестным голосочком.

Но даже спустя ещё двадцать минут этого не произошло. Глеб сквозь удушливый туман своего негодования не сумел разглядеть, что книга в её руках была всего лишь обманчивым прикрытием, прикрытием её безотчётной нерешительности и стеснения. Её также, как и его, сдавливала воцарившаяся тишина безмолвия, которую они, однако, отчего-то не спешили прогнать обоюдным дружелюбием.

Наверное, они бы и дальше сидели отстранённо и безмолвствуя, пока нужная остановка не заставила бы одного из них выйти, навечно распрощавшись с новым знакомым или знакомой, если бы во время одной из плановых остановок Глеб не набрался победоносной храбрости и не предложил Вере выйти прогуляться.

— Долгое сидение пагубно сказывается на здоровье, — слетело с уст Глеба побудительное уверение.

Естественно, Вера охотно согласилась составить ему компанию, и в её обрадованной душе незаметно для других даже загорелся огонёк сердечной, но пока что призрачной, надежды на любовь.

— Чем вы занимаетесь? — спросил Глеб, не представляя, как завязать диалог, и поэтому задал первый пришедший ему на ум вопрос.

— Я досрочно окончила школу и поступила в институт, — с бесхитростностью доверчивого человека отвечала девушка. — А сейчас еду к бабушке. Но я всегда мечтала… Только не смейтесь… Стать художником.

Глеб не понял, с чего в светлую головку его прелестной собеседницы могло закрасться шипованное подозрение, что он может посмеяться над такой великолепной мечтой.

«Видимо, кто-то, отравленный эгоцентричной дурью самомнения, уже однажды излил на её цветок жизненных стремлений свои смрадные помои язвительных насмешек, раз она заранее просит не смеяться. А может, она сама не до конца верит в свою мечту», — подумал Глеб.

— Это прекрасная мечта, — произнёс он, уже обращаясь к девушке. — Я в какой-то степени завидую Вам. Ведь у Вас есть эта путеводная звезда, озаряющая путь в глубоком мраке ужасающей неопределённости жизни. У меня же нет ни малейшего намёка на её благотворное присутствие в моей душе.

— Что же Вам ничего не хочется? Вы не представляете, как будете жить? — изумилась Вера, бросив недоумённый взгляд на Глеба.

— По-моему, проще спросить: чего мне не хочется. И я охотно отвечу, — но произнеся это, Глеб застыл, устремив свой внутренний душевный взор в недра своего опустелого сознания.

«Действительно… Чего же я хочу на самом деле? Чтобы у меня было много денег? Несомненно! Но для чего? Чтобы жить счастливо. А будет ли моя жизнь от этого счастливей? Или напротив, моё счастье будет ещё больше придавлено к грязи волнения тяжеловесным камнем мелочных забот. Когда мне в детстве подарили тысячу рублей, я был несказанно рад им. Но, потратив их на разные развлечения, доставившие мне радость на не очень долгое время, потом я уже не был счастлив оттого, что у меня когда-то была эта ныне потраченная тысяча. Удовлетворение желаний — лишь мимолётная вспышка радости, счастливый проблеск среди удручающей повседневности. Так чего же я на самом деле желаю?»

В действительности же у возникновения в душе Глеба желания стать богатым была определённая побудительная причина, произраставшая в сокрытых от остального мира чертогах его пламенного сердца и разума, полного опасливых сомнений. Только Глеб, завалив их саморазрушающимися камнями отчуждения, с годами позабыл об этой причине, и осталось лишь желание.

— Удивительно, — проговорила Вера.

— Что? — промолвил Глеб, бросив на неё вопросительный, пытливый взор.

— Я впервые встречаю человека без каких-либо желаний, словно вам и так всего хватает, — изумлялась Вера. — Обычно на подобный вопрос люди всегда находят ответ. Пусть это будут самые низменные желания: стать богатым, купить что-то. Но они есть. У Вас что, даже нет и этих незатейливых стремлений?

Вера даже не представляла, что интуитивно попала в самую суть его обманчивых желаний. Глебу как раз-таки единственное, чего хотелось — стать непростительно богатым. По крайней мере так было до настоящего момента.

Целый, но скоротечный, час до следующей остановки они непринуждённо разговаривали, откинув прочь свои смущения, обменивались легко струящимися мыслями, словно старые добросердечные знакомые. Она рассказывала ему о своей школьной жизни, а он поведывал ей о своей. Им обоим казалось, что в их немногоцветных жизнях нет того, чем можно было бы похвастать. Каждый из них находил свою жизнь монотонной, ничем не примечательной. Потому и приходилось говорить о периоде, которому они посвятили большую часть своего существования и который у всех без исключения занимает обязательное место в жизни.

На остановке Глеб вышел купить два мороженых, чтобы порадовать Веру приятным угощением и полакомиться самому.

Выходя из магазина, Глеб невольно бросил свой взор на вытекающую из только что остановившегося автобуса толпу. Внезапно его пронзил колючий, пламеносный страх: по ту сторону дороги, среди лесополосы, в кустовой листве стоял тот самый старец, что привиделся ему, когда он задремал в автобусе. Этот незнакомец, недвижимо затаившись в полумраке лесополосы, пристально смотрел на Глеба — по телу оцепеневшего юноши пробежал жуткий холод, из-за которого Глеба с ног до головы осыпало мурашками. Лишь промчавшийся по дороге автомобиль прервал цепенящую Глеба связь их, Глеба и устрашающего старика, взглядов. Этот автомобиль лишь на краткий миг сокрыл от взора Глеба то место, где стоял старик, но и его оказалось достаточно, чтобы напугавший Глеба человек исчез во глубине лесистой местности.

Вернувшись в автобус с добытыми в честном поединке убеждающих словес с каким-то настырным покупателем двумя эскимо, он обнаружил, что Вера уже мирно дремала, пересев на его место и прислонившись головой к стеклу. Не посмев потревожить безмятежный сон приятной девушки, Глеб, скованный неодолимым страхом, осторожно опустился на покинутое ею место и уставился в спинку стоявшего впереди кресла. Ощущая что-то неведомое, пугающее, он даже не смел пошевелиться, чтобы ненароком не взглянуть в окно. Внутри Глеба боролись две чудовищные силы: страх и любопытство. Глебу хотелось ради собственного успокоения взглянуть в окно, дабы убедиться, что там никого нет, но он боялся снова увидеть там того старика, из-за которого его душа скрылась в его пятках. Однако же, даже не успев перевести дух, он всё же повернулся лицом к окну и взглянул туда. Но там никого не было. Неужели это всё почудилось ему?

Дабы успокоиться, Глеб принялся любоваться беззаботно дремлющей девушкой.

«До чего она прекрасна, — думал Глеб. — Не скажу, что она лучше, чем… — Тут усилием воли просветлённое на скоротечный миг лицо Глеба помрачнело, на лазурный небосклон его мечтательной души набежала сумрачная туча неутешной, укоренившейся печали. — Но надеюсь, наша встреча — это верный знак того, что я двигаюсь в нужном направлении».

К тому времени, как приветливая девушка вернулась из непостижного неосязаемого мира противоречивых грёз, Глеб уже давно съел своё мороженое и держал в руках Верино, совершенно растаявшее от тепла его надёжных рук. Лишь упаковка спасала не только белую массу, смешавшуюся с талым шоколадом, от растекания по полу, но и стоявшие в ногах сумки соседствующих пассажиров, которые не удосужились поднять свои вещи на специальные надголовные полки.

— Это Вам, — сказал Глеб, протягивая пробудившейся Вере мороженое. — Каких-то сорок минут назад оно ещё было твёрдым и холодным.

— Спасибо. Неужели я так долго спала? — удивилась девушка, принимая угощение.

— Это всё дорога, с её однозвучными шумами и убаюкивающей тряской, — заметил Глеб, с глубокомысленным видом умудрённого мечтателя.

— Возможно, — согласилась Вера. И, повертев в руках лакомство, добавила: — Это мороженое, точнее, то, во что оно превратилось, придётся сохранить до дома — положить в морозилку. Мне как-то не очень хочется пить молочный коктейль с шоколадом, — засмеялась Вера.

— Как пожелаете, — с ободрительной улыбкой обронил Глеб.

— Ой, что же это я! — вдруг спохватилась девушка. — Может, Вы хотите сесть на своё место и продолжить любоваться видом из окна.

Одолеваемая новоявленным стремительным порывом Вера уже было хотела резво подняться с места, но Глеб остановил её:

— Не беспокойтесь. Я уже скоро выхожу.

Эти слова подобно раскатистому грому, произведённому внезапной молнией, незримо поразившей ясный небосклон, ворвались в ошеломлённый разум Веры, привыкшей к обществу Глеба. «Скоро выходит», — безотчётно повторила она про себя, опечаленная тем, что через некоторое время Глеб оставит её одну среди скучающих, обременённых какими-то своими мыслями и переживаниями несловоохотливых людей.

— Через полчаса, — ободрительно уточнил он.

«Всего полчаса», — подумала раздосадованная Вера и, понурив голову, стала смотреть на впереди стоявшее кресло взглядом, исполненным сожаления о том, что их приятное знакомство, их любезное общение были столь непродолжительными.

Бывает, случайно встретив человека, если не навсегда, то довольно надолго сохраняешь его светлый образ в своём сердце. И за неимением возможности встретиться с ним, принимаешься отыскивать его прекрасный образ в недрах своей памяти, в самых дальних её безрассветных уголках, и стараешься извлечь из этих потерянных глубин даже малейшие черты его светозарного характера, детали встречи, даже самые крохотные. Неожиданно для самого себя находя эти микроскопические мелочи, которые казались незначительными и давно забытыми, начинаешь невольно понимать, насколько сильное впечатление произвёл этот человек на тебя, раз ты пронёс неизгладимую память о нём сквозь быстро утекающие годы и вереницу самых разных событий. Бесспорно, такие негаданно-волнующие встречи откладывают несмываемый отпечаток не только на нашем неугомонном сердце, но и на всей нашей дальнейшей жизни.

На удивление оставшиеся полчаса Глеб и Вера сидели, почти не проронив ни слова. Отчего вдруг погас теплотворный огонёк их пламенного общения?

— Вот и всё. На этом наше совместное путешествие, к сожалению, заканчивается, — с нарочитым огорчением подытожил Глеб, когда автобус стал замедлять свой мерный ход, приближаясь к остановке. — Дальше мы пойдём разными путями. Хочу заметить: эти несколько часов были великолепны. Надеюсь, я сумел скрасить для Вас серый отрезок Вашего пути и Вы будете вспоминать меня добрым словом.

— Непременно, — коротко ответила Вера.

— Удачи Вам и всего самого наилучшего, — пожелал Глеб, встав с кресла и потянувшись одной рукой на полку за своей сумкой. — Я уверен, что Вы сумеете воплотить свои благословенные мечты в славную реальность,

— И Вам удачи, — с ласкающей улыбкой произнесла Вера.

Глеб благодушно улыбнулся ей в ответ и, достав сумку, неспешно покинул автобус. На остановке его ожидал давний приятель, Василий, знакомый с ним ещё со школьной скамьи, который согласился приютить Глеба и помочь в поисках работы.

Василий жил один в съемной квартире и подыскивал себе соседа, чтобы пополам разделить с ним обременительную плату за жильё. Он сразу предупредил об этом Глеба во время телефонного разговора и тот согласился.

По пути к съёмной квартире Василия они оба шли в задумчивом молчании. Казалось, Глеб не замечал ничего, что происходило вокруг. Словно он шёл по узкому безлюдному коридору, окутанный крылатыми и неотвязчивыми мыслями. Он никак не мог выбросить из головы то, что с ним произошло. Ужасное лицо старика всё время было у него перед глазами.

— Чёрт возьми! — внезапно воскликнул Глеб, чем слегка напугал приятеля.

— Что такое? — поспешил осведомиться на мгновение обескураженный Василий.

— Да ведь я забыл взять у неё номер телефона, — ответил Глеб, повернувшись лицом к приятелю.

— У кого? — недоумённо вопросил Василий, и в то же время был бесцветно осенён туманным подозрением.

— У девушки, с которой познакомился в автобусе. Я должен вернуться, — решительно продекламировал отравленный оглупляющей влюблённостью наивный Глеб.

— Постой! — останавливал Василий. — Остановка автобуса длится всего десять минут — она уже уехала.

— Дьявол! — бессильно выругался огорчённый Глеб.

От опытного глаза искушённого Василия не укрылось заронившееся в сердце Глеба всепожирающее бессмысленное чувство влюблённости в упущенную незнакомку.

Глеб же, раздосадованный своей непоправимой оплошностью, не мог более думать ни о чём из-за раздирающего его душу язвительного чувства. Ведь он надеялся в Вере найти спасение от много лет терзавшей его боли и думал, что эта девушка наконец залечит его кровоточащие раны на разбитом сердце, склеив его воедино.

За ужином Глеб поведал Василию о своём знакомстве с Верой, о своих новоиспечённых, но прекрасных чувствах. Так же он рассказал приятелю о своём давнишнем первом опыте, о напрасной попытке завязать общение с незнакомкой, которая была известной фигуристкой, олимпийской чемпионкой. Он же был простым парнем, который не купался в головокружительных лучах славы. Его от силы знало тридцать–сорок человек: его одноклассники и учителя. К тому же, из-за своей врождённой мучительной стеснительности он был всечасно обделён вниманием прелестных одноклассниц, что ещё больше загоняло его в неразрушимую клетку неотвязной робости. И в конце концов, устав от опостылевшего ему чувства, он решил написать письмо этой спортсменке. Глеб с детальной точностью припомнил каждое слово, вдохновенно изложенное в том письме.

«Не случайно моё сообщение начинается с посвящённого Вам стихотворения, которое я сочинил сегодняшним днём, озарённым лучистой надеждой и восторженным ожиданием ответа. Тем самым я хотел доказать, что Вам пишет живой человек, способный мыслить, а не бездушная программа, рассылающая спам.

Я полон убеждения, что в социальной сети, в этой виртуальной паутине, скрывающей подлинность человеческих чувств и эмоций, Вы получаете бессчётное множество сообщений от различных людей. Многие незнакомцы, наверняка, в своих письмах рассыпаются перед Вами в дифирамбах, восхваляющих вашу красоту, являющую собой неоспоримое совершенство, хваля Ваш талант и успехи, служащие лучшим свидетельством Вашей усидчивости. Но какова вероятность, что среди них найдётся хоть один, не подстрекаемый желанием познакомиться со знаменитостью, который написал Вам непосредственно ради самого общения?

Порой ни к чему не обязывающая беседа с незнакомым человеком, которого вы никогда не видели и, вероятнее всего, никогда не увидите, позволяет открыть в себе что-то новое. Новые знакомства расширяют грани обыденности, прогоняя прочь рутинную тоску.

Поэтому я, отбросив лишнее смущение и вооружившись некоторой толикой смелости, пишу Вам эти строки, уповая на Вашу благосклонность к общению. И надеюсь, что моя чрезмерная словоохотливость не смутила Вас и не побудила отправить моё сообщение на свалку истории, удалив его.

PS. Не беспокойтесь, докучать я Вам не стану. Если Вы не осчастливите меня своим ответом — более я Вас не потревожу».

— И каков же был её ответ? — осведомился Василий, изрядно удивившийся содержанию письма, но подспудно догадался, что попытка Глеба была бесплодной.

— Она ответила мне язвительным молчанием, — приподняв нижнюю губу и брови, ответил Глеб, покачав головой и разведя руками.

— Не удивительно. А что за стих ты ей посвятил? — осведомился Василий.

— Не помню: давно это было. Почему «не удивительно»? — смутился Глеб.

— Сам посуди, разве взор знаменитой и наверняка богатой девушки, перед которой завидные ухажёры бегают толпой, может упасть на парня, вроде нас с тобой, у которого нет ни денег, ни известности. Мы с тобой не представляем интереса для ей подобных, разве что в качестве предмета для насмешек. И потом, твоё сообщение похоже… Только не обижайся… на порождённый воспалённым мозгом сумасшедшего фаната несуразный бред.