Синица в руках

Борис Петров, 2023

Как сложно заставить себя сделать шаг, найти в замороженном работой и пустой заботой сердце замерзшую птицу и отогреть синицу в руках, выпустить на свободу свои чувства и освободить себя.В сборник вошли тексты о выборе, о любви и работе. В них есть надежда и счастье, ожидание лучшего, когда еще не было ковида и не наступило 24.02.2022г.

Оглавление

  • ***

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Синица в руках предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Синица в руках1

Принято писать так: «основано на реальных событиях». Отчасти это правда, но больше вымысла. Все предприятия реальны, названия и адреса намеренно не называю. С одной стороны получается свободный очерк о событиях, в которых участвовал сам, с другой, гораздо большей, художественный вымысел, дописанные и дорисованные судьбы людей, с которыми довелось работать и немного узнать.

1.

Самолет лег на левое крыло, зачерпнув добрую горсть мясистых облаков. Сквозь белую пелену стал проступать солнечный день, и в иллюминаторе оказался огромный котлован заснеженного карьера, к которому самолет стремительно приближался, совершенно не боясь задеть крылом извилистый серпантин, заполонивший собой все вокруг.

От крутого виража у Игоря захватило дыхание, живот резко похолодел от истинного понимания высоты, усугубляющегося стремительным развитием мысли о ничтожности этой трясущейся коробки, так безответственно теряющей высоту. Самолет выровнялся и снова врезался в густоту облаков, продолжая быстро снижаться. Вот уже подернулась нижняя поволока, и показалась наскоро очищенная полоса. Садимся. Самолет дернуло в сторону при касании, Игорь вцепился руками в подлокотники, ожидая резкого ухода в сторону или удара, но самолет упрямо выравнивался резкими толчками, заныло шасси слева.

Пассажиры рядом даже не повели бровью, продолжая свое тупое копание в огромных смартфонах, с трудом помещавшихся в маленьких ручках коренного населении. Проснулся малыш сзади, возвещая своим ревом окончание полета, его поддержали еще пара недовольных голосов, требовавших внимания от своих мам, безразлично глядевших в сторону.

Самолет вырулил с единственной полосы и встал рядом с одноэтажным зданием северного аэропорта. Они задержались на два часа, ожидая разрешения от аэропорта.

— Так вот только и прояснилось, — объясняла стюардесса, провожая недовольно бурчавших пассажиров. — Доброго вам пути.

— Спасибо, — поблагодарил Игорь, когда она с несвойственной ее тонкой фигуре ловкостью вытащила его набитый рюкзак из служебного шкафа.

Она улыбнулась ему в ответ, слегка сощурившись, открывая взору подлые морщинки уже начавшей стареть женщины. Он замялся и, неожиданно для себя, спросил.

— А через месяц Вы будете?

— Через месяц, — она задумалась. — Нет, меня переводят на другой рейс. Они нас тасуют периодически, чтобы не скучали.

Она засмеялась тихим, легким смехом, игриво посматривая на его давно небритое, уставшее лицо.

— Не беспокойтесь, с нашими девчонками не пропадете, — улыбаясь, она кивнула ему на выход.

Внизу уже собралась целая очередь на получение багажа, выдававшегося прямо с борта самолета. Игорь спустился на землю, с головой погрузившись в морозную свежесть запоздалого дня, набираясь сил после душного салона самолета и бессонной ночи. Где-то там, в глубине багажного отделения, стоял его тяжелый чемодан, рюкзак, забитый запчастями и тяжелым ноутом, безжалостно оттягивал плечи.

Впереди открылись зеленые ворота, и несколько блестящих Prado влетело на аэродром, бесцеремонно закрывая часть дороги. Они приехали за директорами фабрики, Игорь подметил их еще во время ожидания вылета. По странному стечению обстоятельств, он не был склонен к построению теорий заговора, но получалось так, что самолет вылетел только после их появления на борту.

Он подошел поближе к самолету, ожидая своей очереди на выдачу. Собственно его чемодан уже выгрузили на снежное поле, но расталкивать людей, не хотелось, торопиться было некуда. Прадики, забрав ценный груз, так же резко дернулись с места, обдав зазевавшихся мужчин снежной пылью.

— Я тебе говорю, сам посмотри! — возмущался крупнолицый мужчина в замасленной спецовке, указывая пальцем на левую стойку шасси. — Заказывай. Это тебе не АН-ка. В Край вернешься, ставь на ремонт.

— Да понял я, — нервно сплевывая, курил рядом мужчина в темно синем пальто и летной фуражке. — Достала меня эта французская хрень. Ну не для Севера это!

— Спасибо, что хоть это есть, — вздохнул крупнолицый мужчина. — Ладно, зайдешь?

— Да, рейс сдам. Сейчас приборку начнем и забегу.

Игорь с интересом со стороны разглядывал левую стойку шасси, но поймав неодобрительный взгляд пилота, поспешил забрать свой чемодан. Последние пассажиры уже приближались к зеленым воротам, он поспешил на выход.

Северный город, проносившийся за окнами фабричного автобуса, был нов и, в то же время, не отличим от подобных ему городов и поселений, с невысокими домами с большим первым этажом, опасно утыканными на склонах бесконечных оврагов. Узкие, покрытые толстым слоем снега дороги, не имеющие ни начала, ни конца, резко уходящие в сторону и вновь растекающиеся по равнине, как успокоенная горная река. Все было как всегда, но чувствовался иной дух города, застрявшего между рудниками и промысловым бытом. С блестящими праворульными «японцами» последних годов выпуска и со связками шкур, небрежно брошенных на забор или шаткие стропила у дома, заделанного неестественно белыми рамами стеклопакетов.

Не тормозя, автобус резко ушел влево, взлетая на гору, и выскочил из города, оставляя за спиной яркое солнце и манящие клубы пара от домов. Дорога приветствовала пассажиров чередой ударов в спину, водитель, подпрыгивая на месте от бесконечных ям, не сбавлял хода, летя вперед по лесной дороге с крутым откосом, переходящим в глубокий овраг, внизу которого тихо поджидали заостренные стволы мертвых деревьев.

Игорь осмотрелся, вокруг все уже спали, упершись ногами в свои сумки. Водитель воткнул трансмиттер с флэшкой в прикуриватель, и салон заполнился кислотной попсой прошлого десятилетия, с инфантильными текстами, но почему-то так точно вписывающуюся с бесконечность ледяной дороги, окружившей их автобус со всех сторон.

Быстро стемнело. Позади остались безликие населенные пункты с полуразвалившимися коровниками с одной стороны и парой-тройкой магазинчиков, с яркими вывесками «Свежее пиво» и «Мясо». Дорога стала ровнее, изредка напоминая о себе небольшими провалами и буграми, чем дальше уходила она вглубь тайги, тем казалась ровней.

— Первый раз на вахту? — спросил Игоря проснувшийся сосед, он, как и многие другие, проснулся почти сразу после того, как автобус пересек первый КПП, где стояли полусонные охранники, больше для вида осматривавшие автобус.

— Сюда уже не в первый. У меня короткая вахта.

— А, понятно. Подрядчик, что ль? — сосед бросил на него слегка насмешливый взгляд. Это был скуластый плотный мужчина, наглухо пропитанный плохим табаком.

— Да, можно и так сказать.

— Понятно, — протянул он. — А нам тут три месяца куковать. Есть правда, идиоты, по полгода сидят.

— Почему идиоты? — Может хотят больше заработать.

— Идиоты и все. К чему все эти деньги, когда в итоге быстрее сдохнешь, чем они тебе пригодятся, — он посмотрел на Игоря с той же усмешкой. — По доброй воле никто тут работать не станет, никто из нас.

Они молчали до самого конца пути. Когда показались пятиэтажные корпуса общежитий, сосед неожиданно, будто разговаривая сам с собой, сказал.

— Это моя двадцатая вахта. Каждый раз я себе обещаю, что она последняя. Каждый раз…

— Хорош заливать, Виктор! — толкнул его в спинку кресла сидящий сзади.

— Не слушайте его, он уже обоим дочкам по квартире купил, горазд заливать.

— Ну и что? А жить когда буду? Только и есть перед глазами этот чертов ГОК2.

— Все, философы, хреновы, приехали, — гаркнул позади хриплый бас.

— Да, — вздохнул сосед. — А мне в ночную.

Он встал, легко подхватив свою увесистую сумку, и вышел из автобуса одним из первых. На остановке дремало еще несколько автобусов, черные людские змейки расползлись вверх и вниз по склону к разноцветным корпусам. Молодой парень толкнул Игоря в плечо и молча показал на единственную белую пятиэтажку, видимо там теперь сидел комендант. Рядом находился небольшой магазинчик с яркими большими окнами, забитый полностью зелеными и синими фигурами, часть толпилась снаружи, ожидая товарищей и куря, не торопясь.

Комендант оказался моложавым мужчиной лет шестидесяти, как показалось Игорю, со слегка лукавым взглядом добрых карих глаз. Он аккуратно записал данные паспорта и название компании, не терзая его лишними разговорами и передал ключ, хотя Игорь почувствовал, что он не прочь поговорить, но, скорее всего, внешний вид Игоря наглядно демонстрировал его неготовность к долгим беседам.

— Ну, отдыхайте, отдыхайте. Вот тут у нас расписание автобусов, завтра изучите, — улыбнулся комендант и ушел в свою комнатку.

Игорь вышел на улицу и подумал, что получилось не очень хорошо, он не поблагодарил и начисто забыл его имя, правда и возвращаться не хотелось, все завтра. Он спустился вниз к синему корпусу, вытянутому небольшой змейкой вдоль склона. Не без труда найдя нужный вход, пришлось полностью обогнуть длинный корпус, т.к. пошел сразу не с того конца, он выпросил у недовольного служащего свежее белье и отправился в свою комнату.

В коридоре его встретил запах недавно помытого пола, следы застоявшегося мужского пота, перемешанного с отдушкой дешевой косметики.

— Куда? — возмутилась женщина неопределенных лет, выходя из одной из комнат.

— Тут женское крыло, туда иди.

Она дернула рукой в противоположное крыло, Игорь пожал плечами и пошел обратно, слыша в спину шумное перешептывание и незлобное хихиканье.

Комната на четыре кровати, короткая ванная и туалет, тепло и душно. За окном начала разыгрываться метель, задувая легким ветерком сквозь невидимые щелки в старых рамах. Игорь наскоро расстелил постель и лег спать, моментально проваливаясь в водоворот событий вторых бессонных суток.

Большая часть дня прошла в тупом ожидании, когда же служба безопасности полностью отработает свой хлеб и договорится внутри себя с собой же. Конторский служащий безапелляционно сказал, что это надолго, и ушел в систематическое перебирание бумажек и вялые ответы на редкие телефонные звонки. Не желая долго находится в одном помещении с этим бледным, уже начавшим свой путь юношеского ожирения молодым человеком с жидкими волосами неясного цвета, Игорь предупредил, что будет снаружи. Служащий не выявил никакого интереса к его словам, заметив, что за сохранность оставленных им вещей он ответственности не несет.

«Вот тебе и служба безопасности», — проговорил Игорь и вышел.

Утренний туман, застилавший своим низким одеялом усыпанную пустой породой выровненную дорогу фабрики, медленно поднимающуюся на плоский холм, где едва виднелись сине-желтые панели новых корпусов гидрометаллургических цехов, был рассеян не злобным ветерком, весело гулявшим в лучах яркого горного солнца. Голову слегка припекало, неизвестно откуда выползли ленивые собаки, нагло растянувшись на убранном плацу возле административного корпуса.

— Тут нельзя пользоваться телефоном. Уберите, — строго сказал Игорю проходивший мимо охранник.

— Да, хорошо, — он послушно убрал телефон, он уже набросал пару утренних приветствий Кристине.

Фабрика жила своей неторопливой жизнью, громыхали грязные самосвалы, тянущие наверх черные оглобли затейливых металлоконструкций, не спеша следовали по своим делам бригады сварщиков и слесарей, покуривая сладковатый дешевый табак. Никто особо не интересовался его фигурой, одиноко стоящей возле одноэтажного корпуса СБ, только несколько девушек, закутанных в неженственную пухлую робу, спешащих к лаборатории, изучали его своими черными, блестящими на солнце, озорными глазами. Игорь пытался представить этих милых девушек в нормальной одежде, но безликая роба не давала больше информации, открывая взору только глаза, тонкие носики и полураскрытые в слегка насмешливой улыбке губы. Определенно это была не Кристина, с ее пафосом и стилем, хотя в простом макияже лаборанток угадывалось стремление к другой, лучшей жизни.

— О-о! Здорово! — хлопнул Игоря по плечу тяжелой рукой широкоплечий мужчина в смешно болтающейся на толстой шапке белой каске. — Давно приехал?

— Привет, вчера вечером, — улыбнулся Игорь, потирая плечо. — Я думал, что Вы сменились, вроде не Ваша вахта.

— Да попросили, сам знаешь, как это. Сейчас вторую очередь ГМО3 ставим, вот. Лучше я сам все проконтролирую, чтобы потом не переделывать, верно?

— Согласен. Я собственно к вам на участок.

— Ну так это хорошо. Привез?

— Да, полный чемодан. Я хотел сегодня план работ согласовать, но опять это, — Игорь махнул за спину.

— Саныч! Ты обедать идешь? — крикнул один из группы белых касок около КПП.

— Да! Догоню! — крикнул Саныч, махнув рукой. — А чего тут стоишь, пошли, обед уже.

— Так вроде еще и работать не начал.

— Похвально, но не верно. Я ж тебе еще в первый раз сказал, что тут ничего по-быстрому не бывает, каждое большое дело требует уважительного подхода, а начинать надо с обеда.

— Ну, Сан Саныч, уговорили.

Сан Саныч нахлобучил плотнее каску на шапку и властно повел Игоря к КПП. Он был как всегда гладко выбрит, ровные небольшие усы слегка заиндевели, видимо он долгое время стоял на улице. Он был немного ниже Игоря, но значительно шире в плечах. Твердая походка свидетельствовала о хорошей физической форме, не смотря на предпенсионный возраст, новенькая чистая роба смотрелась на нем как военный мундир, подтягиваясь под армейскую выучку.

— Ваше поколение какое-то не торопливое, что ли. Вы когда жить то собираетесь? — Сан Саныч махнул охранникам, требуя пропустить. — Да, со мной. Ну куда, на время посмотри!

— Игорь не нашелся, что ответить и только пожал плечами.

— Ты не обижайся, я привык все напрямую говорить.

— Да я и не обижаюсь, — пожал плечами Игорь.

Когда он приехал на фабрику в первый раз, то он старался вылезти из кожи, доказать всем, но что доказать сам не понимал. Его поначалу сильно коробили слова Сан Саныча, но позже, возвращаясь домой, он каждый раз понимал, что житейская мудрость, может и передана слишком резко, но все же она была вернее его убеждений.

— Вот и не обижайся, а то помнишь, какой раньше был?

— О, да, помню. Сейчас другой. Старею, видимо.

— Это я старею, а ты взрослеешь, — усмехнулся Сан Саныч. — Ох, ты не представляешь, таких операторов взяли. Ребята все конечно хорошие, умные, но ничего делать не хотят. А как работать, если ничего не делать? Ну ничего, я из них выкую гвозди.

— А Вы думаете им это надо?

— Они сами, по-моему, не знают, что им надо.

— Жизнь такая.

— Нет, сам знаешь. Жизнь она другая. Кстати, ты женился?

— Нет, пока нет, — смутился Игорь, вспомнив свою попытку сделать предложение Кристине, после последней командировки на фабрику.

— Так, не понял. Отказала что ли?

— Нет, не отказала. Сказала, что надо подождать, проверить чувства.

— Пф, фу ты ну ты. Бросай ты ее, это не то. Я, конечно, понимаю, что пока ты думаешь только членом, но это же все временно. Тебе надо к нам переезжать, найдешь себе хорошую дивчину.

— Ну вы меня совсем раскатали, — пожурил его Игорь. Они вошли в корпус столовой.

— И где мне ее сыскать-то?

— Начинай прямо здесь, у нас классные девчонки, — Сан Саныч подмигнул двум девушкам, спускавшимся из столовой, девчонки заразительно рассмеялись, погрозив ему пальцем.

— Ну все, крыть нечем! — рассмеялся Игорь, вешая фирменную куртку.

В «офицерской» столовой, как называли ее на фабрике, потому что в нее пускали работников ИТР и конторских, было многолюдно, очередь тянулась от самой раздевалки. Сан Саныч перекрикивался со знакомыми, стоящими впереди, несколько незнакомых людей, по-видимому, знавших Игоря, поздоровались с ним, крепко пожимая его небольшую ладонь.

— А как цех работает? — решил сменить тему Игорь.

— Да как, работает, — пожал плечами Сан Саныч. — Как и раньше, днем все хорошо, а как ночная смена, так все, хоть вешайся.

— Понятно. Короче, как и раньше, ничего не меняется.

— А что должно поменяться? Сам подумай, люди все те же, с чего меняться-то? Вот и я думаю, что не с чего.

— Не вы одни такие, у нас тоже самое.

— Ну, куда нам, до вашей Москвы.

— Москва она и ваша тоже, не забывайте.

— Да помню я, не начинай опять. Но мы тебя за москвича не признаем.

— Почему это? Это мой родной город.

— Ну что ты Ваньку валяешь? Понял же, о чем я.

— Понял, конечно.

Взгляд Игоря скользнул по залу, почти ничего не изменилось, те же круглые столы, маленькие островки участков, даже в столовой, на нейтральной территории, все старались держаться своего участка, обособляясь от других. В конце зала у окна два столика занимали лаборантки в сиреневых костюмах. Они шумно что-то обсуждали, разряжая атмосферу короткими взрывами хохота.

Сан Саныч подтолкнул Игоря вперед, заметив, что тот слишком пристально разглядывал одну из лаборанток, молча копающуюся вилкой в тарелке и не принимающую в беседе никакого участия.

— Не спи, — Сан Саныч передал ему мокрый после мойки поднос. — Ты на Катьку что ли засмотрелся? Она уже многим яду в сердце напустила, смотри, пожалеешь.

— Я? Да нет, какая еще Катька? — Игорь вновь бросил взгляд на столик у окна. Девушка отодвинула от себя тарелку и ответила на его взгляд, а может и нет, трудно было через весь зал понять, куда она смотрит, но по его спине пробежал легкий холодок и он отвернулся к стойке с салатами.

— Ее зовут Катя?

— Кого ее? — начал дурачиться Сан Саныч. — Да. Хорошая барышня, но уж больно строгая, от этого и несчастная.

— Почему Вы думаете, что она несчастная? На вид вполне неплохо выглядит.

— Ты давай, бери уже, — снова подтолкнул его Сан Саныч и добавил тише. — Не везет ей.

— Ладно, меня это не касается.

Во время обеда к ним за столик подсаживались старшие мастера соседних цехов, с неизменным вопросом «Как там Москва?» и, удовлетворившись простым ответом: «Стоит, не сдается», быстро уходили, не дожидаясь встречных вопросов от Сан Саныча.

— Вот ведь жуки, — ворчал Сан Саныч. — Ничего толкового от них не добьешься.

— Может, вы не правы. Они заботятся о своем участке.

— Да ну, что ты. Их заботит только их премия.

— По-моему это всех заботит.

— Тебя же не заботит.

— У меня ее нет, мне проще.

— О, Катюша, привет, — помахал рукой Сан Саныч Кате, ставящей поднос в приемный шкаф.

Она подошла к их столику и бросила прищуренный взгляд на Игоря.

— Привет, Саныч, — ответила она, поправляя рукой съехавшую заколку.

— Вот, знакомься. Это специалист из Москвы, зовут Игорь.

Игорь от неожиданности привстал, чем вызвал у нее незлобный смешок. Она пригвоздила его к стулу взглядом внимательных серых глаз и улыбнулась, в ответ на его попытку галантного поведения.

— Желаю удачи, — сказала она и удалилась быстрым шагом.

— Все, подцепила, — цокнул языком Сан Саныч.

— В смысле? Не понял.

— А тебе и не надо понимать, главное дурака не валяй.

— А что, обычно валяю?

— Да, мы тебя каждый раз вспоминаем.

— Ну, перебрал, с кем не бывает. Пора бы уже забыть.

— А потому что нечего доверчивым барышням заманчивые дали обещать!

— Мне кажется, что у меня опять начинает болеть челюсть.

— Это болит твоя совесть, вот как, — Сан Саныч сложил все тарелки на свой поднос. — Пойдем, твой пропуск уже должен быть готов.

Вечер наступил незаметно. Едва вступив за порог цеха, Игорь потерял счет времени, растворяясь в дружеских разговорах со знакомыми мастерами и операторами, будто бы они недавно расстались, а ведь прошло уже больше года. Все в цеху было знакомо и мило сердцу, Игорь чувствовал здесь настоящую работу, пускай и с большой долей бессмысленности, зачастую принимающей поистине гигантские размеры, но разве кто-то волен сам выбирать начальство, и главное, не станет ли он сам таким же, попав в этот капкан?

Строгость учета была призвана экономить ресурсы, но порождала собой буквоедство исполнителей, по бумагам все было верно, но в итоге простой вопрос решался неделями, зато масштабные проекты вводились в строй в максимально короткие сроки, хотя этого и не требовалось. Ничего не изменилось, все как и раньше, как дома.

Возвратившись в общежитие, Игорь вспомнил про телефон, и что он так и не позвонил Кристине. С работы тоже никто не звонил, что было к лучшему. Телефон распух от входящих сообщений, почувствовав устойчивый сигнал. Вслепую пролистав ленту вайбера, Игорь решил ничего не отвечать и набрал Кристину.

— Привет. Да, вот, закончил. Нет, не видел… но там не было связи, вот и не вид…да я понимаю… ладно, короче. Что ты хочешь?.. Но это моя работа, и другой нет… Нет, не собираюсь… А, что? Собираться? То есть ты так ставишь вопрос?.. Хм, оно и правильно, я тоже так думаю… Все, приеду, заберу вещи… выбрасывай… да выбрасывай! — он в сердцах бросил телефон на кровать.

После очередного душного разговора захотелось помыться. Игорь быстро скинул одежду и залез в начавшую облезать ванну. Через десять минут он наконец почувствовал, что вода стала совсем холодной, наскоро вытерся и как был улегся спать.

Легкий дурман стоял в голове, местные говорили, что это всегда, когда возвращаешься, горы, разреженная атмосфера, но он чувствовал, что это не давление, необъятная, всепоглощающая тоска сковывала его сознание каждый раз, когда он приезжал сюда.

Дни пролетали мимо, сливаясь в одну долгую смену. Он не замечал ни восхода, ни заката солнца, пропадая в искусственном бетонном и стальном мире с мертвым солнцем.

Работа процесс интересный, не имеющий ни начала, ни конца. Оговоренный план разрастался, как куст, попавший в жирную почву, раскидывая свои ветви все дальше. И по мере того, как рос этот куст, росла и потребность фабрики в дальнейших работах.

Он уже выбрал свой лимит командировки, с трудом согласовав ее продление еще на месяц. Выдумывая все новые объяснения для руководства, Игорь все больше утопал в своем комплексе абсолютизма. Ему доставляло физическую боль несовершенство процесса, недочеты на отдельных участках, которые все вместе вели к выходу из процесса всей линии. Можно было бы оперировать формальным подходом, что и требовало от него руководство, но природное упрямство вело его вперед, все дальше развивая сюжет придуманной им легенды.

Директора фабрики, когда заканчивались грозные телеконференции с его работодателем, где основной повесткой всегда была плохая работа их линии, лично с ним были приветливы, и он чувствовал даже некую благодарность. Но упрямый характер и тут не помогал ему продвинуться, набрать побольше очков, кому они правда были нужны. Никто и никогда не любит критики, тем более от того, кто в этом понимает.

— Ночная с реакторов передала, — ухмылялся у пульта молоденький оператор. Игорь его помнил еще шнырем, драившим раздевалки с душем.

— Их вчера так выдрали после твоего отчета. Так им и надо. Они косячат, а нам потом ноль отмывать из-за них.

— Не знаю Леха, мне кажется все это бесполезно.

— Конечно, бесполезно. Вот ты уедешь, и все вернется, как было. Ты думаешь это надо кому-то? Ни хрена. Они только за сводки свои дрожат, — Леха сплюнул вниз на транспортер. — Саныча кто слушать будет? Его дело за машинами следить, а не в технологию лезть.

— Да уж. А почему больше журнал не ведете, я же оставлял программу.

— Ха, так они нам больше данных не дают, чтобы мы их прищучить не смогли. Анализы с нас сняли, а у меня получалось чище, чем у этих, лаборантских, — хвастливо вскинул голову Леха, густые темные волосы выбивались из-под каски, он нравился Игорю, высокий, статный парень, с горделивым и умным взглядом.

— Да у вас вроде нормальная лаборатория была.

— Была, сейчас понабрали, типа наших, — он махнул рукой на операторскую.

— Только семки щелкать могут, да порнуху в телефоне смотреть. Вот Катя уйдет и тогда совсем труба будет.

— Катя? — переспросил Игорь, вспомнив о девушке в столовой.

— Да, она там за старшего мастера. Вот ведь суки, — Дима оскалил зубы. — Не дала одному уроду, так ее не то что старшим мастером не сделали, так хотели вообще разряд понизить.

— Прямо мексиканские страсти. Так не понизили же?

— Нет, директор фабрики вмешался, когда Саныч попросил. Он конечно умный, но он директор, куда ему до нас.

— Да, он нормальный. Так она последнюю вахту здесь?

— Пацаны говорят что да, больше вызывать не будут. А у нее сестренка больная, только и жили на ее зарплату.

— Откуда ты все знаешь?

— Так тут как в моей деревне, все всё знают. Ты, кстати, сходи к коменданту, он тебе и не такое расскажет, — Леха показал руками небольшой пузырь. — Он очень уважает.

— Да, хотел сходить. А как его зовут, всегда забываю.

— Не знаю, все зовут Паном, — пожал плечами Леха.

— А почему Паном?

— Поляк, потому что. Я вот тоже не знаю, вернусь ли на следующую вахту, — вдруг помрачнел он.

— А что так? Нашел другую работу?

— Нет, просто надо в одном деле разобраться. Понимаешь, была у нас одна девчонка, вместе выросли, короче, как сестра она мне. А тут мне мать пишет, что умерла.

— Как умерла?

— Говорят, упала и головой ударилась. Но это все не то, не могла она, не могла. Связалась с одним уродом, он у нее деньги таскал, бил, сука. Я хотел в этот отпуск разобраться, но видишь, не успел.

— Хм, а что полиция говорит?

— Ничего, несчастный случай. Но соседи говорят, что она к нему тогда ходила.

Разговор прервала сирена, снизу послышался звук бурно текущей воды, запахло серой и сладковатой горечью.

— Ах, ты ж твою мать! — вскрикнул Леха и они вместе побежали вниз на нулевой уровень.

Стоя по колено в горячей пульпе, они в четыре руки пытались передавить задвижкой неистовый насос, чтобы перекрыть поток, вырывавшийся из лопнувшего патрубка. Сверху слышались возгласы разбуженных операторов, суетливо бегающих вверх-вниз.

Это был последний чистый комплект спецовки, и Игорю выдали фабричную, и теперь он полностью слился с заводчанами, на него даже перестало обращать внимание СБ, пропуская не глядя.

Игорь стоял возле КПП и ожидал автобуса до жилого сектора. Ночная смена уже заступила, и это был последний рейс. Народу было немного, несколько запоздалых работяг, сильно хотелось спать.

— Я смотрю, вы уже к нам работать устроились? — спросила Игоря девушка в безликой зимней робе.

— Ой, добрый вечер, — удивился он, не сразу разглядев сквозь слабую метель насмешливые глаза Кати. — Да, как видите, поработили.

— Поработили! Ха-ха, скажете тоже, — рассмеялась она. — А чего не уехали? Ваши недельки-то прошли.

— А откуда вы все знаете? — удивился он.

— Что тут знать, спросила кого надо, — она запнулась, понимая, что выдала себя.

— Спросили, значит, так-так. Значит, интересовались, хм.

— Особо не воображайте себе, — фыркнула она и пошла к резко разворачивавшемуся автобусу.

Игорь догнал ее и встал рядом.

— А вы почему так поздно?

— Ну уж точно не в пульпе купалась, — расхохоталась она.

Они вошли в автобус, Игорь, не веря себе, нагло сел рядом с ней, Катя строго посмотрела на него, но ничего не сказала.

— А вы и это знаете?

— Да, — отчеканила она. — Это вы зря, здоровья себе не прибавите.

— Это я знаю. А вы всегда так задерживаетесь?

— А вы?

— Наверно, не особо это отслеживал, — пожал плечами Игорь.

— А что ж так? У Вас такое рвение к работе?

— Вроде нет, просто в общежитии делать нечего.

— Как нечего? У нас же есть бассейн, библиотека, в конце концов. Есть даже концертный зал! — она расхохоталась. — Правда, я сама не знаю, где он! Ни разу не была.

— Так давай поищем вместе.

— А мы разве перешли на «ты»? — неожиданно жестко ответила она.

— Давай перейдем.

Оставшееся время они ехали молча, Игорь старался сидеть аккуратнее, но раскачивающийся на крутых поворотах автобус сталкивал их ноги, и ему было неудобно, за себя.

— Где Ваше общежитие? — спросил он, когда они вышли.

— Так почему это мы должны перейти на «ты»? — Катя пристально посмотрела на него.

— Не думаю, что для этого нужна причина. Просто должно быть так.

— В первый раз слышу такое объяснение. Ладно, ты хочешь меня проводить?

— Да, хочу, — твердо сказал Игорь.

— А не боишься, что тебя мой парень изобьет?

— Нет, не боюсь.

— Ну, раз такой храбрый, пошли.

Ее корпус находился в верхней точке склона, и Игорь под конец сильно запыхался, перебирая уставшими ногами скользкие ступеньки.

— Ну вот и пришли, — Катя с ухмылкой смотрела на него. — Теперь мне тебя проводить?

А то не дойдешь.

— Нет, дойду, спасибо, — шумно выдохнул он. — Так как насчет зала?

— Какого зала?

— Концертного, пойдем искать?

— Ты что, ты меня погулять зовешь? О-го-го, Я должна растаять?

— Это ты сама решай, будешь таять или нет. Так когда?

— Не знаю, нет времени.

— А в выходные?

— А что выходные? У меня куча дел, знаешь, сколько надо постирать? Тут же нет горничных, все сами, да сами.

— Тогда завтра. Во сколько?

— Я разве согласилась?

— Ты не отказала.

Катя нервно потопталась на месте, завидев приближающиеся к ним из корпуса фигуры.

— В половине первого. Все, я побежала.

— В 12.30! — крикнул он ей вдогонку, курившие у входа в корпус стали громко гортанно хохотать.

За окном прогромыхали пустые КАМАЗы, опаздывавшие на пересменку, солнце даже и не пыталось выглянуть сквозь толщу облаков, низко свисавших над землей. Игорь тяжело поднялся с постели и открыл окно. Тяжелый холодный воздух с привкусом дешевой солярки вошел в комнату, вытесняя духоту перетопленного помещения.

После неуспешной попытки размяться, кровати стояли слишком близко в узкой комнате, и Игорь пару раз сильно приложился ногой о железный корпус, он пошел умываться. В узком зеркале его встретила мятая небритая физиономия с воспаленными глазами, а ведь в этот раз он даже не пил, передав всю привезенную батарею Сан Санычу без малейшего сомнения. Брился он медленно, тщательно очищая каждый сантиметр, в голове медленно вращались вчерашние переговоры с офисом, чувство досады от непонимания руководства он пытался выжимать из себя с каждым взмахом бритвы. Быть может, Кристина не так уж и была не права в том, что ему давно уже следовало поменять работу. Да, Кристина, а ведь они не общались уже несколько недель. Вчера Коля забрал его вещи из ее квартиры, странно, он только сейчас заметил, насколько Коля сдружился с Кристиной. Игорь усмехнулся сам себе в зеркале, прямо «Малаховские страсти». Не было ни чувства сожаления, ни досады от новой мысли, только легкое пощипывание одеколона на чисто выбритом лице.

Уже к девяти часам он был полностью готов, одетый в чистую рубашку. Вот только зачем, вряд ли сквозь глухо застегнутую куртку он сможет продемонстрировать этот жест своей галантности, наверное, ему просто хотелось чувствовать это самому. Он сидел за небольшим столиком у окна, пил остывший чай и методично чистил рабочую почту от пустых сообщений коллег по работе, впутывающих в свой треп всю компанию «остроумными ответами» по элементарным вопросам. Игорь отложил телефон в сторону и надолго задумался, глядя на посеревшую от старости светло-коричневую штору.

В комнату постучали, Игорю показалось, что это в соседнюю комнату, но второй настойчивый стук снял все его сомнения. Он быстро встал и открыл дверь.

— Доброе утро! Хорошо, что не разбудил! — весело поприветствовал его Слава, мастер их участка. Игорь крепко пожал его руку и закрыл дверь.

— Привет, а что случилось, Слав? У тебя вроде выходной.

— Да какой там, вызвали с ночи, вот, только вернулся, — Слава раздосадовано хлопнул себя большими ладонями по бедрам, расстегивая куртку.

— Давай чаю попьем, — распорядился Игорь, набирая в ванной электрочайник.

— Не откажусь, — Слава бросил свою одежду на свободную кровать и сел за стол, сразу ухватив рукой пару печенек.

— Ты представляешь, вчера опять прорвало. Я только со смены вернулся, через два часа за мной машина пришла.

— Что, опять черные патрубки варили? — спросил Игорь, ставя чайник.

— Извини, кроме печенья больше ничего нет.

— Да ладно, я в столовку на завтрак забежал, так, чайком побалуемся, — он улыбнулся своим широким скуластым лицом с немного узкими, с добрыми морщинками светло-коричневыми глазами.

Игорь до сих пор не мог понять, сколько ему лет, на вид было не больше сорока, но Дима как-то сказал, что его дочка уже родила второго внука.

— В итоге-то все заварили?

— Да, заварили. Нашли, оказывается, черт, а ведь оказывается, все закупили! Ну, помнишь, мы с тобой и с Санычем в прошлый раз ведомость составляли, так ведь эти черти все закупили!

— Поразительно, а почему не выдали?

— А вот шут их разберет. Короче все дошло до директора фабрики, он же лично Санычу подписанную заявку отдавал, блин, хороший мужик, все помнит. Короче, там такая кутерьма началась. Эти две аварии остановили реакторный блок, у-у-у, сейчас головы полетят!

— Да у вас всегда так, а потом волевые кадровые решения.

— Почему только у нас, у нас так везде в стране. Вот я тебе скажу, в моем городке пока полгорода не замерзло, никто даже и пальцем шевелить не хотел. А как замерзли, так

нате, пожалуйста, оказывается, все было еще два года назад закуплено. И в итоге, по морозу, землю долбили, ох, как вспомню, все поменяли. Ну не идиоты, а?

— Я все больше склоняюсь к мысли, что идиоты мы.

— Не понял, поясни?

— Давай разберем твой случай, кстати, у нас такое тоже было, но давно, я еще в только-только в школу ходить начал.

— Ну, так куда нам то, уральцам, до Москвы-матушки! — патетично прогудел Слава, довольный своей шуткой.

— И это тоже верно. Но, с вас, как с жителей, никто ответственности не снимает.

— А точно мы можем? Не самим же все менять, хотя, я могу организовать бригаду, сам, если надо, поварю, навык не утрачен, все будет по ГОСТу, шовчик одно загляденье.

— Давить надо, эту гадину, вот я о чем. Выход найти, чтобы напрямую решать все вопросы.

— Где ж нам найти такого Саныча, чтобы он мог в любые кабинеты ходить? Клонировать, что ли?

— Можно и клонировать. Почему бы и тебе им не стать? Ведь ты же получше других знаешь, что нужно?

— Ой, да куда нам, семь классов церковно-приходской, — рассмеялся Слава.

— Не, не говори, ты же в этой письменной галиматье разбираешься? У тебя порядок с нарядами и списаниями.

— Приходится, некуда деваться! Знал бы ты, как мне все это осточертело!

— Не а, тут ты брат лукавишь, — покачал головой Игорь, искоса взглянув на него.

— Тебе это нравится.

— Вот что ты за человек! От тебя житья спокойного нет! Каждый раз приезжаешь и тыкаешь всех — у вас тут неверно, тут переделать, ужас какой-то, — расхохотался Слава, покрасневший после чая.

— Может ты и прав. Мне жена о том же говорила. Зять так вообще возню какую-то начал, дочка написала, что они меня выдвинули, вот. Приеду, буду разбираться.

— Ну, вот видишь, значит так и должно быть. Леха сказал, что у тебя еще прибавление в семье.

— Да, второго батыра доченька родила, а я тебе не говорил? Ой, я уж и забыл, кому еще не говорил!

— Да ничего, я гость редкий.

— Ох, ладно, уболтал ты меня. Пойду думать. Честно говоря, мне тут работать уже осточертело. Жена нашла пару вариантов дома, денег конечно меньше, но зато ты дома. Не хочу всю жизнь на ГМО прожить, устал, что ли, — он хлопнул Игоря по плечу и поднялся.

— Кстати, а куда это ты намылился? Уж не на свиданку ли?

— А тут можно назначать свидания? Не особо романтичное место, — попытался скрыть смущение Игорь, но щеки все же выдали его.

— Романтики тут хоть отбавляй. Пойдешь за концертный зал, туда, дальше вверх по склону, там такой вид, — ни одна баба не устоит!

— А где концертный зал? — оживился Игорь.

— Ну как где? Пройдешь дальше пятаки, там будет магазин, ну помнишь? Вот, чеши еще дальше до развилки, куда КАМАЗы сворачивают, а тебе налево, и там сразу почти концертный зал. Это был раньше дом культуры, красивый, с колоннами, не промахнешься. Ну а сразу за ним узенькая дорожка вверх. Кого заприметил, надеюсь не этих шлюх? — он махнул рукой на женское крыло.

— Нет, а почему шлюх?

— Так потому что шлюхи и есть. Берут по три-четыре рубля. Тьфу, что за женщины, им бы только бабло грести.

— Ты это серьезно? — удивился Игорь, вспомнив, как несколько раз слишком красноречиво на него смотрели трое размалеванных девах.

— Серьезно. Потом долго лечиться будешь. В этот корпус всех подрядчиков селят, чтоб культурная программа была под боком.

— Хм, не знал, я раньше в офицерском корпусе был, в этот раз все занято.

— Ага, там акционеров понаехало, то бухают, то в баню к шмарам ездят. Ладно, это не наша жизнь. Давай, завтра в смену?

— Да, завтра, что тут еще делать?

— И то верно! — они попрощались, и Слава вышел, захлопнув за собой дверь.

На условленное место Игорь подошел ровно в 12.30, успев прогуляться до старого дома культуры, и уже подготовленным идти на встречу. Слова Славы о романтике заставили его долго вспоминать опыт своей юности, и в итоге часовой борьбы у него вышла вполне ровная розочка из белого листа бумаги, теперь аккуратно лежащая в кармане безразмерной куртки.

Ветер с легкой снежной пылью бил прямо в лицо, и он отвернулся от входа в корпус, выискивая на небе редкие лучи зимнего солнца.

— Не красиво стоять к даме спиной, — раздалось сзади.

Он резко повернулся и увидел перед собой Катю, смотревшую на него все теми же чуть насмешливыми серыми глазами, которые сейчас казались ему скорее темно-голубыми. Он заметил слегка подведенные глаза и накрашенные ресницы, от этого сердце радостно сжалось, истомленное ожиданием.

— Привет, ветер, — сказал он и, немного помедлив, протянул ей бумажную розочку, прикрывая второй рукой от порывов нервного ветра.

— О, какая прелесть! — без иронии сказала Катя, ловко выхватывая цветок меховыми варежками и тут же пряча его во внутреннем кармане безразмерной куртки.

— А я смотрю, ты прямо гардемарин.

— Любовь и Родина едины! — поклонился он, и они оба расхохотались.

— Ну, пойдем, — Катя властно взяла его под руку. — Знаешь куда идти?

— Да, знаю, — сознался Игорь.

— Разведал уже? — усмехнулась Катя.

— Да, маршрут проверил.

— Ну, тогда веди.

До клуба они шли молча, ветер немилосердно хлестал по лицу, проезжающие на бешенной скорости груженные щебнем КАМАЗы обдавали их сладковатым угаром дешевой солярки. Он искоса посматривал на ее лицо, почти полностью скрытое капюшоном, открывавшим ему только покрасневшие от мороза щеки с острыми скулами и тонкий нос, который она периодически терла варежкой. Она замечала его внимание и колола ответными взглядами, слишком серьезными, но левый край рта выдавал ее, кривясь в еле сдерживаемой озорной улыбке.

— Вот, это и есть дом культуры, — сказал Игорь, подводя ее к высоким белым колоннам недавно покрашенного здания.

— Пойдем внутрь?

— Что, замерз уже?

— Пока нет. А тебе неинтересно, что там внутри?

Дверь оказалась закрыта, на стенде висела старая афиша, приглашающая на вечер самодеятельности, прошедший уже два месяца назад.

— Не судьба, пойдем обратно? — спросила Катя, быстро взглянув на часы в телефоне.

— Нет, рано еще. Пойдем, мне посоветовали одно место.

Катя не стала спорить, и он повел вверх по узенькой дорожке, начинавшейся сразу от здания клуба. Было видно, что по ней несколько дней никто не ходил, ноги вязли в снегу, а подъем становился все круче. Катя, казалось, не испытывала затруднений, когда как он уже чувствовал нарастающий тем сердца, непривыкшего к таким нагрузкам.

Вершина была усеяна невысокими соснами и редкими кустарниками, пройдя вперед по этому небольшому плато, они вышли к крутому обрыву. Перед ними открылась огромная чаша, обрамленная грядой невысоких холмов. Вдали слева виднелась вся клубах пара фабрика, ветер доносил глухие раскаты с карьера, оранжевыми букашками казались редкие КАМАЗы, снующие далеко-далеко по серпантинам дорог.

— Спасибо, — Катя повернулась к нему и сверкнула глазами на пробившемся сквозь тучи солнце.

— С меня ответ.

— Я сам не ожидал, — сознался Игорь. Он достал телефон и сделал панорамный снимок, потом перевел камеру на Катю, та недовольно поморщилась, но все же встала так, чтобы фотографу было удобнее.

— Теперь ты, — она достала свой телефон и долго вымеряла позицию, заставляя шевелиться то в одну, то в другую сторону. — Мне пора, завтра в смену, а я ничего не сделала, все проспала.

Игорь понимающе кивнул, Катя крепко взяла его под руку, и они стали медленно спускаться. Торопиться никто не хотел, растягивая обратную дорогу как можно дольше.

— Когда ты уезжаешь? — спросила она, когда они вернулись к ее корпусу.

— Через неделю. А ты?

— Мне еще две недели и все. И все, — грустно улыбнулась она. — Не забудь, с меня ответ, через неделю, хорошо?

— Хорошо. А как я узнаю?

— Узнаешь. Ну, до встречи.

— А где мы встретимся? — забеспокоился Игорь.

— Как где? — засмеялась она. — В столовой. Ну, не грусти, пока-пока!

Она легонько ткнула его кулаком в живот и убежала. Он некоторое время еще стоял как столб, обдумывая, чем дальше заняться, нестерпимо хотелось курить.

Сан Саныч нервно копался в шатких кучах бумаг, выискивая нужные отчеты, его лицо покраснело от напряжения, а могучие руки зависали каждый раз в опасном движении, способном снести все со стола на пол.

— Задолбали своими совещаниями, — бурчал он. — Чего сидишь, тебе не надо подготовиться?

— Нет, я и так все помню, — пожал плечами Игорь, отрываясь от своих раздумий.

Неделя уже подходила к концу, а ему так и не удалось толком поговорить с Катей, отрывистые приветствия в столовой не в счет. Он каждый день пытался угадать время ее обеда, но всегда приходил либо он раньше, либо она. Игорь бесцельно вращал свой телефон, время уходит, а у него нет даже ее номера.

— Ну чего задумался, Ромео? — окликнул снова его Сан Саныч, заталкивая нужные бумаги в сумку с символикой фабрики. — Пошли, пора.

По пути к административному корпусу Сан Саныч согласовывал с ним их линию поведения, настойчиво отмечая наиболее острые моменты, которые Игорю не стоит обострять, он через два дня уедет, а им тут жить. Игорь соглашался, прикидывая про себя как обойти эти скользкие моменты, но все же добиться своего.

Не смотря на всю проделанную работу, результат был достигнут лишь отчасти, вставал вопрос о принципиальной невозможности достижения требуемого уровня извлечения для данной технологии, получалось, что крайним, как и раньше, был он, точнее компания, на которую он работал, но, т.к. больше никого не было, то и отвечать ему.

— Вы же понимаете, что все работает, когда другие работают нормально? Выполняют хотя бы то, что обязаны! — Игорь в возмущении вскидывал руки вверх, не находя для себя лазеек, обойти этот вопрос.

— Надо как-то помягче, деликатнее, понимаешь? — Сан Саныч изобразил руками небольшой шарик. — Как с девушкой, бережно, чтобы не травмировать тонкую душу руководства.

— Боюсь, что с девушкой было бы попроще, — усмехнулся Игорь.

Они проходили мимо лаборатории, Сан Саныч махнул кому-то рукой в окне и сбавил ход.

— Так, я пока сводку занесу, а ты меня тут подожди, хорошо? — не дожидаясь ответа, он побежал в диспетчерскую.

Игорь подошел ближе к зданию, прячась в не глубокой нише от разгулявшегося ветра, ворочавшего снежными клубами по плацу.

— Вот ты где! — Катя возмущенно дернула его за рукав. — Я вышла, а его нет.

— Привет, — расцвел он. — Саныч, Саныч.

— Это я его попросила. Ты когда уезжаешь?

— Послезавтра. А мы…

— Так, у меня завтра выходной, так что будь готов. Подходи к шести вечера к моему корпусу, договорились?

— Хорошо, а что ты задумала?

— Вот завтра и узнаешь. Все, не опаздывай, хорошо? — она пристально посмотрела ему в глаза, он утвердительно кивнул, не в силах скрыть дурацкой улыбки.

— Мне пора.

Катя огляделась, вокруг никого не было. Она жестом потребовала его протянуть руку, Игорь снял толстую перчатку и протянул ей свою красную от химического ожога ладонь. Катя неодобрительно покачала головой, быстро сняла свою варежку и, пошарив в кармане, положила ему в ладонь пару конфет. Ее ладонь была холодной и немного влажной, слышался резкий запах дезинфицирующего раствора. Он бережно сжал ее в своей ладони, ловя яркие вспышки в ее глазах.

— Да завтра, — прошептала она, и убежала, заслышав, как заворчал вдали дизель КАМАЗа.

Вскоре вернулся Сан Саныч, и они быстрым шагом, поскальзываясь на спрятавшимся под свежим снегом льду, направились на совещание.

Кабинет главного инженера был полностью заполнен, стояла душная атмосфера от пропахшей кислотами и потом робы, старшие мастера участков в полголоса переговаривались между собой, инженера смотрели что-то без звука на мониторе, переговариваясь возбужденными междометиями.

— Так, все в сборе, — сказал главный инженер. Когда Игорь с Сан Санычем заняли места между директором фабрики и исследовательским отделом, на которые никто не хотел садиться, стараясь максимально удалиться от взора высокого руководства.

— Ну, какие можем подвести итоги?

— Да какие итоги, — возмущенно вздохнул директор исследовательского центра.

— Итоги такие же, как и были раньше, ни хрена эта линия не работает.

Сан Саныч сжал руку Игоря, призывая не начинать первым полемику, но Игорь, все еще переживающий встречу с Катей, спокойно улыбался.

— Разве в этом есть что-то смешное, а, Игорь? — легким фальцетом спросил заведующий лабораторией.

— Нет, я не смеюсь. Просто настроение хорошее, — пожал плечами Игорь.

— Понятно, ты то уезжаешь, а нам как быть?

— Я бы не стал вешать всех собак на Игоря, он свою работу выполнил, я считаю, хорошо. Давайте лучше послушаем представителя компании, что он может предложить, — сказал директор фабрики.

Сан Саныч легонько пнул ногой Игоря, напоминая о своей просьбе.

— Да что слушать, надо было сюда конструкторов звать, — начал было заведующий лабораторией, но главный инженер остановил его жестом руки.

— Для начала я предлагаю обозначить то, с чем согласятся все присутствующие. Перво嬬: требуемое качество извлечения не достигнуто, — Игорь сделал паузу, ожидая возражений, но все согласно закивали головами.

— Второе: имеются сложности в переработке сырья и периодическое забивание оборудования.

— Периодическое? Постоянное! Периодическое — постоянное! — хохотнул старший мастер реакторного цеха.

— Нет, все же периодическое, — спокойно парировал Игорь, — думаю, что предварительный анализ сводок по сменам показал, что эффективность извлечения имеет волнообразный характер.

— Ну и что? Какую руду достали, такая и выработка, — возмутился старший мастер первого участка, его поддержали мастера других участков.

— Это легко проверить по данным анализа руды, поступающей на фабрику, и, насколько мне позволяют мои знания, большая часть полезной руды в итоге идет на хвосты, особенно в первую смену, — Игорь замолчал, ожидая, но кабинет погрузился в глухое молчание.

— Мы уже неоднократно убеждались в том, что эффективность работы новой линии зависит от степени раскрывания руды. При недостаточной степени раскрытия линия не работает.

— Значит, вы поставили не то оборудование! — воскликнул директор исследовательского отдела.

— Мы не поставляли оборудование для переработки нераскрытой руды, — спокойно, делая паузу между словами, ответил Игорь. — Это оборудование другого типа, которое, следовало бы, устанавливать перед нашей линией.

–То есть вы хотите сказать, что мы сами виноваты? Виноваты в том, что поверили вам и купили это говно? — вспылил директор исследовательского центра.

— Это юридический вопрос, который вы можете решить в рамках контракта на поставку. Но, я считаю, что главной задачей является не поиск виновных, а подготовка маршрутной карты решения сложившейся проблемы.

— Поддерживаю, — сказал директор фабрики и обратился к главному инженеру.

— Павел Николаевич, что думаете?

— Согласен. Я думаю, что мы все должны уже понять, что решить все вопросы одной линей не удастся, — главный инженер остановил резким жестом директора исследовательского центра. — Наука наукой, но работаем мы с тем, что есть. Какие Ваши предложения, Игорь?

— Основной проблемой я считаю запаздывание информации, а именно данных о первичных анализах и промежуточных пробах. Анализы поступают слишком поздно, и их результаты видит уже следующая смена, а процесс уже вошел в необратимую стадию. Для работы не требуется абсолютная точность, важно понимать тенденцию. Поэтому стоит разработать схему экспресс-анализов, которые бы могли выполнять операторы участков на месте и совместно с технологами корректировать процесс.

— Так, принято. Вы записывайте, записывайте, — обратился главный инженер к заведующему лаборатории.

— Но операторы и так перегружены работой, где нам взять ресурсы еще и на анализы? — возмутились старшие мастера участков.

— Я думаю, что поначалу им будут помогать лаборанты, а потом, когда процесс наладится, им будет хватать времени на все, так же? — директор фабрики хмуро посмотрел на старших мастеров. — Поменьше ноль будете мыть и дыры латать.

— Второй важный вопрос — это отсутствие прямой коммуникации участков между собой. Общение через диспетчерскую и сводки ничего не дает. Необходимо, чтобы мастера смен своевременно оповещали последующие технологические участки о своих проблемах. Это поможет скорректировать производительность и сохранить оборудование, — Игорь поерзал на стуле, ощущая на себе злые взгляды старших мастеров, Сан Саныч старательно записывал все в свой ежедневник, больше не пиная его ногой.

— И, наконец, третье — своевременная закупка и выдача материалов требуемого качества и исполнения.

— С этим мы разберемся, — сказал директор фабрики. — Мне этот завскладом еще ответит, козел…

— Пока хватит, — резюмировал главный инженер. — Есть что добавить?

Все отрицательно покачали головой, главный инженер встал, показывая, что собрание окончено.

— Через неделю жду отчетов о выполнении, — главный инженер взглянул на часы, время подошло к ужину. — Закончили, пора на ужин.

Когда все расходились, Игоря в дверях поймал директор исследовательского центра.

— Ты особо на нас не обижайся, понимаешь же ситуацию? Иначе бы денег не выделили, а так все довольно неплохо, я думал, что будет хуже, — он пожал руку Игорю, тот понимающе кивнул.

— Ну что, нормально? — спросил Игорь Сан Саныча в коридоре.

— Нормально, в один момент я испугался, что опять начнешь всех крыть. Посмотрим. Мне кажется, что до них дошло.

— Я вот никак в толк не возьму, разве больше никто этого не понимает?

— Да все понимают, вот только нет пророка в своем отечестве, а когда кто-то со стороны скажет, а тем более иностранец, тогда да, сразу под козырек.

— Но я не иностранец.

— Ты все равно от них, так или иначе прямая связь, а немцам Россия всю жизнь в рот смотрит.

— Знаю. Тошно уже от этого.

— Это не твоя война, пошли на ужин и по домам, ты же завтра работать не собираешься?

— Нет, с утра заберу вещи, подпишу документы и свободен.

— Ну, все, пошли.

Сан Саныч потянул его в столовую, почему-то весело подмигнув.

Столовая практически опустела, а Игорь с Сан Санычем все сидели, медленно допивая теплый чай. Разговор шел ни о чем, плавно сворачиваясь в сферу общежитейских интересов.

Когда Сан Саныч относил поднос на мойку, к Игорю подошел незнакомый мужчина в костюме. Он видел его пару раз в компании акционеров.

— Вы же завтра уезжаете? — не здороваясь, спросил он.

— Послезавтра, а что?

— Дома же хорошо, всегда хочется, чтобы все было хорошо?

— Я Вас не понимаю.

— Завтра сиди в общаге, понял?

–Почему это я должен Вас слушать?

— А ты послушай, а то ведь мало ли что, — незнакомец недобро посмотрел ему в глаза и вышел из зала.

— Что он хотел? — спросил подошедший взволнованный Сан Саныч.

— Не знаю, я так и не понял.

— Лучше с этим не общаться, плохой человек, — Сан Саныч задумался, стоит ли говорить. — Он очень мстительный, особенно к женщинам.

В комнате мастеров было шумно, под горячий чай и кофе с печеньем и конфетами, которыми должен был проставляться каждый, кто заканчивал вахту, вспоминались последние курьезные случаи, прополаскивали заново особо отличившихся. Складывалось впечатление, что все было похоже не на проводы друга на большую землю, а на долгожданную встречу старых друзей.

— Не понимаю, что ты все время туда–сюда ездишь? Давай уже, иди в наш отдел кадров и оформляйся! — прожевал Слава, шумно запивая горячим кофе три тягучие конфеты, схваченные им от жадности со стола.

— Да, — подхватил его Леха. — Мы тебе дорогу покажем, можем проводить, если что!

— Да что его провожать, он тут и сам уже каждый угол знает, — по-доброму проворчал мастер по ремонту, в очередной раз неаккуратно взявший хрупкое печенье, раскрошив его в мелкую пыль на столе.

— Тебе бы только гайки есть! — воскликнул Сан Саныч, под дружный хохот.

— Саныч, иди-ка сюда, я тебе руку пожму, по-дружески, — улыбнулся мастер по ремонту, грозно выставляя свою большую красную ладонь.

— С удовольствием, друг! Но, чур, левую, а то как я журналы заполнять буду?

Дружный хохот заглушил звонок телефона.

— Тихо вы! — прикрикнул Сан Саныч. И взял трубку.

— Да, а, понятно. Ну, сейчас отправим. Спасибо, спасибо. Ну, конечно, как полагается.

— Что, готов уже? — спросил Слава, раздумывая о третьей чашке.

— Да, Игорь, документы тебе все подписали, надо до обеда забрать, а то она намылилась куда-то.

— Понятно, тогда пора собираться, — ответил Игорь.

— Я с тобой пройдусь, мне надо бы еще в диспетчерскую до обеда заскочить, — Сан Саныч поставил чашку на небольшой, покрытый чистой клеенкой столик около потертого холодильника.

Прощание было недолгим и теплым, каждый желал по сути одно и тоже, крепко пожимая руку, чувствовалось, что расстаются они ненадолго, куда ж без родного ГОКа?

Громыхая пустым чемоданом, Игорь налегке скользил вниз по склону, Сан Саныч подгонял его, боясь, что он не успеет на автобус до общежития и придется ждать, когда кончится обед на всех участках.

В общем отделе женщина неопределенного возраста и с неизменным недовольным выражением лица выдала ему все документы, заставляя расписываться в бесконечных журналах, разложенных на отдельном столе.

— Ну что ж, спасибо, спасибо что приехал! — Сан Саныч сердечно пожал ему руку, увидев в туманной дымке карабкавшийся вверх по склону автобус.

— Ты всерьез подумай, может ну ее, вашу столицу, а? Давай к нам, поживешь по-настоящему!

— Это и ваша столица, не забывайте, — ухмыльнулся Игорь, глядя на очередное проявление сепаратизма сибиряков.

— Нам до Москвы далеко, мы ее не знаем, а она нас знать не желает, — назидательно ответил ему Сан Саныч.

— Но я и так вижу, что ты задумался об этом.

— Задумался, — сознался Игорь и вздохнул, — дома меня особо тоже ничего не держит, так что почему нет?

— Ладно, бывай. Приезжай в следующий раз летом, у нас такая рыбалка!

— Знаю я вашу рыбалку, — махнул рукой Игорь.

— Так тебя никто пить и не заставляет, лови себе на здоровье.

— Ну-ну, вашими бы устами да мед пить.

— Все, до скорого! — Игорь схватил чемодан и направился к резко затормозившему автобусу. Сан Саныч подождал, пока автобус не уедет и отправился по своим делам, прижимая к себе сумку с бумагами, все норовящую сорваться с плеча от сильных порывов ветра.

До заветного часа времени было много. Игорь сходил в «пацанячью» столовую, где столовались преимущественно слесаря и аппаратчики низших разрядов. Столовая находилась в соседнем корпусе общежития, кормили там не так разнообразно, как в «офицерской», но зато порции были больше, и в целом ему там понравилось, сытно и просто.

Вещи были собраны еще со вчерашнего дня, оставалось бросить подаренную ему спецовку в пустой пластиковый чемодан, но это завтра, сегодня она ему еще понадобится, почему-то не хотелось в последний день выделяться, в голове прокручивалось вчерашнее предупреждение этого странного субъекта, нечеткие намеки Сан Саныча. Он лег на кровать и закрыл глаза. Откуда-то снизу поднялись воспоминания о Кристине, не отозвавшиеся в его душе даже малейшим звуком. Он понимал, что эти отношения надо было заканчивать сразу же, после ее обтекаемого отказа. Хм, обтекаемого, верное слово, так точно отражавшее всю ее. Он подумал о своем друге, который, когда-то и познакомил их, в голове тут же сопоставились факты, дружеские приходы Коли к Кристине, дружеские ли? Игорь поморщился от мысли, что у него довольно странные друзья, хотя он сам тоже не особо. Он спокойно и рассудительно, как бы со стороны, оценил себя, да ничем не лучше, но все же потаенное чувство обиды все нарастало в нем, не то, чтобы ему хотелось вернуть их отношения, нет, было просто обидно от этих гнусных игр, наверное этим он отличался от них.

Игорь достал телефон и долго смотрел на фотографию Кати. Ее лицо горело от лучей прорвавшегося солнца, слегка косые глаза сузились до маленьких щелочек, из-под которых выбивался тот озорной огонек, который так ему нравился. А может он и его придумал? Как придумал для себя отношения с Кристиной и друга Колю? Пускай! Он любовался ею, сощуренными глазами, тонкими острыми скулами, ровным, прямым носом, полураскрытый рот застыл в улыбке, жадно манящей негой поцелуя нежных алых губ.

«Вот дурак!» — вслух воскликнул Игорь, откладывая рядом телефон и понимая, что давно уже не ощущал этого забытого с солнечного студенчества томительного чувства влюбленности, подогретого неопределенностью ее решения, ее чувств. Сейчас все переносилось легче, чем тогда, когда душа буквально разрывалась от обилия чувств, когда сердце, руки, ноги — весь он был готов на все, лишь бы добиться хотя бы тайного, брошенного как бы случайно, благожелательного взгляда самой прекрасной девушки в мире! Да что там в мире, во всей Вселенной, будь она в тысячу раз больше той, чем представления даже самого сумасшедшего ученого!

Он вскочил и бросился к окну, чтобы впустить холодного воздуха. В памяти всплывали все предыдущие несчастные влюбленности, вспоминался и он. Ведущий себя как дурак, не понимавший, оглушенный гормонами, простых вещей и напрочь портивший все, руша хлипкие мостики его избранниц, которые они строили для него к себе. Нет, они не были похожи на Катю, нет, абсолютно не похожи, возводя ее в непоколебимый абсолют, он знал, что все может быть лишь его воображением, он сам придумал себе все это! Пускай так и будет, не в первый и не в последний раз! Но сердце ему уже сигнализировало, что это будет последний раз.

Ему далось выпросить у неприветливого служащего общежития утюг, и потертую засаленную гладильную доску, подкупив его нетронутой пачкой печенья, на которое он уже смотреть не мог. Постиранная накануне рубашка плохо проглаживалась, топорщась от неровно сложенной на доске простыни. Чисто выбритый, густо пахнущий одеколоном, Игорь придирчиво оглядывал свое лицо, осунувшееся за последние две недели. Серые мешки под глазами, нос, больше чем требовалось бы, вытянутое лицо, не урод, но и не красавец.

Ровно в шесть вечера он стоял на том же месте, теперь уже не отворачиваясь от входа в корпус, стойко перенося резкие порыва ветра, бьющие прямо в лицо.

— Ай, опять ты спиной к даме! — воскликнула Катя, подойдя снизу с двумя большими пакетами.

— Опять ты меня подловила, — Игорь принял у нее пакеты и вопросительно посмотрел.

— Пойдем, что стоишь? — удивилась Катя, потянув его за рукав в сторону корпуса.

— Блин, вот лопух, — с легкой досадой произнес Игорь. — Стоило бы догадаться, а так с пустыми руками, нехорошо.

— Ничего, я же тебя не предупреждала, — успокоила его Катя. — Давай быстрее.

Ее комната находилась на третьем этаже. Ночная смена уже отправилась, а дневная еще не вернулась, общежитие было пустынным, где-то далеко гремел телевизор.

— Заходи, — Катя открыла дверь и первой юркнула в комнату.

Она была такой же, те же четыре кровати, из которых занято было две, а на остальных ровными кучками были сложены вещи. Но в отличие от его комнаты, здесь стоял волнующий запах женской комнаты, чувствовалось присутствие двух совершенно разных женщин.

Катя буквально выпрыгнула из безразмерной куртки и ватных штанов полукомбинезона, оставшись в мягком, слегка обтягивающем трикотажном костюме, намекавшем на тонкую талию его обладательницы, стройные ноги и волнующую округлость маленьких ягодиц. Катя ему казалась совсем маленькой и походила на школьницу.

— Давай пакеты! — одернула она его нескромные взгляды, явно довольная его интересом. — Раздевайся и мой руки.

Он послушно разделся, оставшись в белоснежной рубашке и темно-синих джинсах. Катя улыбнулась, оглядывая его, но промолчала, кивнув на дверь ванной. Раковина была вычищена до блеска, все вокруг пахло чистотой и задушенным парфюмерными отдушками хлором.

— У тебя очень приятно, — нашел неуклюжий комплимент Игорь, садясь на указанное ему место за столом. Катя бросила на него благодарный взгляд, сейчас ее глаза не были такими узкими, едва-едва выдавая национальную принадлежность одного из родителей.

— Ну, это не только моя комната. Нас тут двое живет, к счастью.

— Для меня — это твоя комната, — безапелляционно сказал Игорь. — Это изумительно!

Он с восторгом смотрел на стол, уставленный тарелками со всевозможными салатами, как ей удалось из столь скудного ассортимента местных чипков соорудить такое роскошество. После многих недель питания в заводской столовой, организм ликовал, при виде домашней еды.

— Ну ты меня совсем захвалил, — рассмеялась Катя, добрым, солнечным смехом, который бывает у настоящей хозяйки, смущенной похвалой, но так в ней нуждающейся.

— Нет, все честно. Я в настоящем восторге.

— Да ладно, будто тебе жена не готовит, а? — Катя бросила хитрый взгляд, ловя реакцию его лица.

— У меня нет жены, да и не планируется, — пожал плечами Игорь, не выдав лицом и тени лукавства, он себя именно сейчас так и ощущал. В душе росло чувство неистощимой любви, не требующей сразу же взаимности, но подталкивающей его прямо сейчас бросить все цветы к ее ногам. Он засмеялся.

— Что смешного? — недоуменно возмутилась Катя.

— Да ничего, я себя ощущаю зеленым студентом, вот и смеюсь над собой.

— А сколько тебе лет?

— Много, целых тридцать два года.

— Да ну, это разве много. Много лет мне.

— А сколько тебе лет?

— Вообще-то воспитанные люди у дамы возраст не спрашивают.

— Можно я буду немного невоспитанным? Так сколько же?

— Тридцать, — Катя расхохоталась. — Старушка уже.

— Вовсе и не старушка, — пожал плечами Игорь.

— Старушка, меня так бабушка называет. Ей все не дает покоя, что у меня нет мужа, и деток еще не нарожала. Она меня воспринимает как инкубатор.

— А как воспринимаешь себя ты?

Катя наконец закончила с приготовлениями и села рядом. Она пристально посмотрела в его глаза, гипнотизируя глубокими серо-голубыми озерами.

— А с какой целью интересуешься? — она резко отвернулась, неестественно отшучиваясь.

— С прямой. Может, я жениться хочу?

— Да ну! — она бросила слегка презрительный взгляд на него.

— Знаю я ваших, московских.

Игорь возмущенно прокашлялся, не ожидая такого выпада. Катя, чувствуя свою излишнюю грубость, положила ему на тарелку кушанья и ласково дотронулась до его руки.

— Не сердись, сам же знаешь, как мы к вашим относимся, вот и вырвалось. Давай есть, а? А то я не обедала, все готовила и готовила! — она игриво блеснула глазами, толкнув под столом ногой. — Давай, хватит дуться.

— Действительно, надо есть, — согласился он, с удовольствием принимаясь за предложенное угощение.

Вдвоем они умяли почти все, что было на столе. Катя ни на шаг не отступала от него, но, в отличие от себя, он даже не заметил, что у нее хоть на чуть-чуть надулся живот, хотя его ремень уже просил пощады.

— Не в коня корм! — Так всегда говорит моя бабушка. Она все хочет, чтобы я набрала вес, а то я, по ее мнению, так со школы и не выросла. Поэтому мужчины на меня и не смотрят, — она заразительно рассмеялась.

— По-моему все прекрасно, но, может, твоя бабушка и отчасти права.

— Вот так да, значит я некрасивая? — возмутилась Катя, собирая пустые тарелки со стола.

— Нет, некрасивая, — ехидно улыбнулся Игорь, за что тут же получил ложкой в лоб.

— Хам! И чего я тебя в гости позвала?

— Ты меня не так поняла. Я пока не могу подобрать слова, — начал оправдываться он, вертя в голове весь свободный словарь, подбирая нужный эпитет.

— Мне надо еще подумать.

— У, думай, думай, — фыркнула Катя, унося тарелки в ванную.

— Расскажи о себе? — спросила Катя, разливая чай.

— Да особо нечего рассказывать. Довольно пустая жизнь. Родился, учился, потом опять учился, непонятно зачем, работаю. Ни семьи, ни детей. Ничего особенного.

— Грустно, как-то. И что, нет ничего, даже увлечение?

— Раньше было, сейчас все забросил.

— А чем занимался, почему забросил?

— Музыкой, гитарист-любитель, — он изобразил руками гитариста виртуоза, — не до этого теперь, одна работа, вот и все.

— Песни поешь?

— Нет, не пою, мне мой голос не нравится, противный такой, — он поморщился.

— А я пою, меня бабушка научила.

— Споешь что-нибудь?

— Сыграй, тогда спою! — увернулась Катя.

— Хорошо, я запомню.

— Запоминай, — она пожала плечами, — опять все спуталось.

Катя положила на стол заколку и распустила темные волосы по плечам, строгость прически улетучилась, и на него смотрела простая красивая женщина, выискивая ответы в его смущенных, слегка опущенных глазах.

— А как мы дальше будем? — решился Игорь, собирая всю силу воли, твердо смотря ей в глаза.

— В смысле? Ты завтра уедешь. Вот и все. А чего ты хочешь?

— Не знаю, но…

— Так узнай, а потом говори! — воскликнула она, сверкнув гневно глазами. Он опешил от ее поведения, выдав это лицом. Катя, распаляясь, неверно понимая его реакцию, вскочила.

— Продолжения хочешь? Тебе же, конечно, рассказали, сколько тут что стоит, да? Нашелся тут, московский мажор! Так вот что, я тебе не всякая там, вырядился он тут! Да вам всем только одно и нужно!

Она резко дернула за молнию курточки костюма, обнажив плоский белый живот и небольшую грудь, спрятанную в простой белый лифчик.

— Пять рублей, понял? Потянешь, нет? — закричала она, покраснев.

— Десять, — не поддаваясь на ее истерику ответил Игорь.

— Что десять?!

— Дам десять рублей, — он встал и, взяв кружку, ушел в ванну.

Катя стояла посреди комнаты, открыв от возмущения рот, не в силах выговорить ни слова от накатившего на нее гневного оцепенения. Игорь вернулся и молча вылил ей кружку холодной воды на голову. Катя изумленно смотрела на него, медленно остывая, Игорь протянул ей полотенце со словами: «Вытрись».

Катя послушно вытерла лицо и шею и застегнула курточку.

— Садись, — приказал Игорь, она села на свое место.

— Я не буду спорить, что мне этого тоже надо, как ты выражаешься. Но не только этого, понимаешь?

Он встал и стал ходить по комнате, ероша волосы на голове, не в силах больше бороться с волнением.

— Я не знаю, что это, но не хочу, понимаешь, не хочу, чтобы все закончилось здесь и сейчас.

— Но зачем я тебе? Как, как ты себе это представляешь? — Катя плакала от досады на него, на себя, давшую волю своей наболевшей истерике.

— А что, что нам мешает? Расстояния? Ерунда! — воскликнул он. — Давай поедем отпуск вместе. Я не сделаю ничего, чтобы тебя могло оскорбить. Но надо попробовать, ты сама это чувствуешь, не ври хоть себе.

— Я… я, не могу, — заплакала она, закрыв лицо руками. — Не могу, не могу, не могу…

— Не понимаю, объясни, — он встал рядом с ней на колени, деликатно взяв за плечи.

Катя уронила свою голову ему на плечо и зашептала жарким дыханием: «Мне надо работать, понимаешь? Мне нужны деньги, а меня увольняют. Я не имею права».

— Ты не имеешь права? Кто это решил?

Катя нежно посмотрела блестящими от слез глазами и поцеловала его в губы, обжигая его жаром своих чувств.

— Не терзай меня. Я просто не могу.

— Не согласен, не согласен! Черт возьми! — неожиданно для себя, Игорь с легкостью поднял ее вместе со стулом, держа на весу возле своего лица. Катя негромко охнула от резкого подъема, от удивления широко раскрыв глаза. — Так не будет, слышишь?!

— Опусти меня, ну, что за игры? — Катя слегка повеселела, гладя его напряженные плечи. — Ну, не дури.

— Не отпущу! Не отпущу, никогда!

— Ты уверен, что тебе это надо? Я же не камень, пожалей меня.

— Уверен. Я никогда в своей жизни еще не был так уверен!

— Отпусти меня! — потребовала Катя и еще раз поцеловала. — Я согласна, согласна! Отпусти же!

Игорь отпустил ее на пол и устало сел на свой стул. Они долго еще смотрели друг на друга, глупо улыбаясь, Катя утирала последние слезы ладонью, второй рукой она крепко сжимала его пальцы.

— Тебе пора, — Катя вздохнула, опасливо глядя на часы.

— Давай свой номер, Игорь достал телефон.

Катя продиктовала ему номер, он тут же набрал его, проверив, не обманула ли. В мессенджере тут же появился новый контакт с маленькой птичкой, вместо фотографии.

— Это ты? — спросил он. — Что это за птица?

— Синичка, — пожала плечами Катя. А сбрось мне мою фотографию, а?

— Ты когда будешь дома?

— Через неделю, может чуть позже. Но ты так сильно не торопись, ладно? Дай мне время, — суетливо заговорила Катя.

— Я не буду тебя неволить, но и на поводу у тебя идти отказываюсь.

— Хорошо, я согласна. Позвони мне, как домой доберешься, хорошо?

— Конечно, позвоню.

— Все, тебе надо идти, — голос ее дрогнул.

— А что случилось?

— Пожалуйста, не спорь.

— Я тебе завтра вечером позвоню, хорошо? — спросил Игорь, уже одетый, с наглухо завязанным Катей шарфом.

— Хорошо, я буду ждать, — она притянула его к себе и быстро поцеловала.

— Всё, иди уже!

Выйдя из общежития, он так и не понял ее опасений, в коридорах на него никто не обратил внимании, редкие жильцы молча шли по своим делам, уткнувшись в телефоны.

Ветер на улице разгулялся, неистовствуя и продувая насквозь толстую робу. Игорь спешил в свой корпус, не замечая, как еще от ее общежития за ним следовали две фигуры в безликой робе.

— Эй! Закурить не найдется? — окликнул его сиплый голос на лестнице, ведущей вниз к его корпусу.

— Не курю, ребят, — только и успел ответить он, почувствовав обжигающую боль, от вонзившейся в его живот холодной стали.

— Тебе же говорили, чтобы ты сидел дома! — шепнул ему второй голос, выдернув нож и толкая его вниз.

— Ты че? Я на мокрое не подписывался? — зашипел первый, видя, как тело Игоря кубарем катится вниз по металлической лестнице.

— Заткнись, козел! Валим! — шикнул второй, и они убежали наверх.

2.

В комнате было тепло и очень сухо. Стоявший рядом с принтером увлажнитель изо всех сил пылил водяным туманом, но датчик упрямо не хотел двигаться дальше 15%. Принтер тихо зажужжал, и из него снова вылез абсолютно чистый лист.

В комнату вошел высокий мужчина в синем зимнем комбинезоне, на голове крепко держалась белая каска, насаженная на толстую вязаную шапку, лицо было покрыто белым инеем, нос слегка посинел.

— Ох, ну и морозец сегодня, аж зубы ломит! — Антон с трудом расстегнул ремешок каски, еще не оттаявшую за переход по длинному коридору между рабочими корпусами, замерзшие, даже сквозь двойные перчатки, пальцы не слушались, молния на куртке долго сопротивлялась, перекошенная от мороза.

— Антон, наконец-то ты вернулся. А то я никак не могу распечатать отчет, посмотри, пожалуйста, — обратилась к нему сидевшая у окна женщина с пышной прической, на вид ей было уже за пятьдесят, но поговаривали, что значительно больше, косвенно это подтверждалось желанием отдела кадров каждую вахту отправить ее на пенсию, но главный энергетик отменял это решение, видя, какую смену ей готовят.

— Да. Что-то я задержался, скоро же сводку отправлять. Сейчас поправим, Маргарита Федоровна, — Антон стянул с себя дубовые штаны полукомбинезона, ощущая легкое покалывание во всем теле, отходившем от ледяной стужи, внезапно накрывшей месторождение. — Так-так. Я сейчас второй поставлю.

Антон достал из тумбочки второй увлажнитель и поставил его совсем рядом с принтером.

— У меня что-то горло першит, — пожаловалась Маргарита Федоровна.

— Еще бы, — бодро ответил Антон. — Вы бы знали, какой там ветер поднялся, ни зги не видать, влажность ноль, минус сорок пять, ух, благодать!

— Кошмар какой! Я, наверное, тут спать останусь, не дойду до автобуса, — ужаснулась Маргарита Федоровна.

— Ничего, не беспокойтесь. Если что, мы Вашу окоченевшую тушку сами в автобус загрузим, — весело подмигнул ей Антон, набирая из кулера воду для увлажнителя в бутылку.

— Я всегда знала, что на Вас можно положиться. Вы настоящий друг! — по-молодецки воскликнула она. — Ну как там наш печатный станок, жить будет?

— Будет, но минут через десять.

— Ну, хорошо. Я тогда пока чайку поставлю.

— Вот спасибо, а то мне еще надо сводку набросать, — Антон закончил возиться с увлажнителем и сел за свой стол перебирать разбросанные сменой отчеты.

— Какой бардак.

— Я им говорила, чтобы клали аккуратно, но они меня не слушают, — пожаловалась Маргарита Федоровна, ставя ему кружку чая с малиновым вареньем.

— Большое спасибо, Маргарита Федоровна! Вы знаете, что мужчине нужно.

— Да, — нескромно ответила она, изящно поправляя прическу.

— Вот только мужчины об этом не знают.

Они дружно рассмеялись. В комнату ворвался запыхавшийся слесарь с заледеневшими усами и тремя здоровыми сосульками на бороде.

— Эй, дед мороз, ты бы хоть отряхнулся, — пожурил его Антон, принимая замасленный отчет.

— Да куда уж там, только закончили. Два раза пламя гасло, это просто… — он посмотрел на Маргариту Федоровну.

— В общем ужас, а не погода.

— Браво, Никита, я из тебя сделаю джентльмена, — похвалила его Маргарита Федоровна. — Чайку?

— Спасибо большое, но я побегу, автобус скоро, а мне еще переодеться надо.

— А чего спешишь так? — спросил Антон, внося его каракули в сводку.

— Это что, за слово?

— Это? Да шут его знает, прорыв, вроде. Сегодня привоз был, так что надо успеть пока все не разобрали.

— Понятно, ну беги, а то действительно разберут. Маргарита Федоровна, а Вам не надо пополнить запасы?

— Да у меня вроде все есть. Кофе я девчонкам заказала, они для меня отложат. Себе бы взяли что-нибудь, а то до последнего рейса торчите на работе, — она покачала головой.

— До свидания! — попрощался замерзший Никита, пожав протянутую руку Антона, плотно засевшего в набивание сводки.

— Да куда там, вечером не сделаешь, утром стружку снимут. Лучше я все закончу. Попробуйте, должно уже нормально напечатать.

Принтер зажужжал, и из него вылез запечатанный лист с бледными серыми буквами.

— Ну, хоть что-то, — удовлетворилась Маргарита Федоровна.

— Пошла отчитываться, не опаздывайте. Когда наконец возьмут еще инженера, раньше — было до трех в смену, а теперь вы один.

— Да, да, мне еще пару минут, — Антон с тоской поглядел на оставшиеся отчеты и на ожидающе его журналы, стопкой подпиравшие монитор. — Оптимизация непреклонна, не мне тут права качать.

— Да, не нам уж точно. Но мы не будем сдаваться!

— Никогда! Победа будет за нами!

— Абсолютно точно! — она гордо вышла, унося за собой шлейф недорогих, но вполне выносимых духов.

Антон уважительно относился к ней, всегда помогая, когда у нее были трудности с новыми бланками или очередной надстройкой к базе, назойливо спускаемой отделом развития, постепенно выдавливающим тем самым всех «динозавров» с предприятия. Никто никогда ее не расспрашивал, но все знали, что она была единственная работающая в семье, вытягивая на себе непутевую дочку с двумя внуками, в которых она души не чаяла, с удовольствием рассказывая о том, как они встречают ее в короткие дни отпусков между вахтами. Антону казалось, что Маргарита Федоровна, показывая ему новые фотографии из дома, молодела лет на двадцать, заново переживая в своем рассказе забавы озорных внучат.

В очередной раз он опоздал на сводку, спасало только то, что его участок был самым последним. Редкие проверяющие грозили потом, что в следующий раз с него и начнут, но главный энергетик объяснял, что у него самый отдаленный участок и это необходимо принимать во внимание.

Антон протараторил отчет за день. Половина запланированных работ была не сделана, скользящим графиком переходя на следующий день.

— И долго Вы будете копить долги? — недовольно буркнул мастер смены. — Это уже похоже на стиль работы, безответственной работы, не находите?

— У нас не хватает людей, в такую погоду работать дольше нельзя, — твердо ответил Антон. — Я об этом уже неоднократно писал в отчетах. Переведите ко мне по два человека от других участков, разгребем завал. Также прошу снять с меня списания, на это уходит очень много времени.

— Нам некого дать, — развел руками мастер смены. — Я не буду разрывать участки, а то там начнется то же самое. По поводу списания Вы все знаете, позиция была сокращена, этим должны заниматься мастера участков.

— Но тогда потребуйте, чтобы база начала нормально работать, а то каждое действие по пять минут выполняется! — возмутился Антон.

— Почему это только у Вас на участке такие проблемы? Все время жалуетесь только Вы, почему? — возразил мастер смены, обращаясь к главному энергетику.

— Антон, насчет базы я поговорю, а людей действительно нет, надо самим выбираться, понимаешь? — главный энергетик по-дружески кивнул Антону и обратился к мастеру смены. — Олег Павлович, прошу найти резервы, надо помочь Антону. Дайте инженера на списания, мы материал в этом квартале получили только на его участок. Решите вопрос?

— Да, Дмитрий Александрович, — мастер смены кинул недовольный взгляд на Антона.

— Остались еще открытые вопросы? Нет, тогда до завтра, Ночная смена, удачи, — сказал главный энергетик.

Все молча покинули переговорную. Мастер смены отвел в сторону Антона.

— Завтра пришлю к тебе Никифорова, объяснишь ему.

— А можно не Никифорова? — вздохнул Антон.

— Больше никого нет, бери, что дают.

— Ладно, присылайте.

Антон вернулся к себе и устало сел за стол. Маргарита Федоровна расправляла на себе толстый слегка приталенный пуховик, кокетливо рассматривая себя в зеркале.

— Не засиживайтесь, Антон. До завтра, — попрощалась она, торопясь на первый рейс.

— До завтра! — крикнул ей вдогонку Антон.

На заполнение журналов ушло больше двух часов, связь была неважная, и поэтому дублирование рукописных журналов в базе приходилось делать по нескольку раз, получая после каждого обрыва чистый бланк на экране.

До последнего рейса в жилой блок оставалось еще полчаса. Антон открыл личную папку и медленно пролистывал фотографии с дочерями, сделанные им в последний отпуск. Девочки росли прямо на глазах, все больше походя на мать, а иногда на него. Старшая Женя копировала поведение бабушки и смотрела с экрана на него строгим взглядом тещи, младшая, Маша, только начавшая ходить в школу, широко улыбалась, протягивая к фотографу тоненькие ручки. Он с грустью посмотрел на календарь, оставалось еще четыре недели, а потом всего полтора месяца и снова обратно, обратно в тундру. Антон долго смотрел на экран невидящим взглядом, слушая неистовые завывания ветра снаружи. Он в который раз открыл папку с фотографиями жены, красивой, с белоснежными волосами и такой далекой, совсем далекой уже от них улыбкой. Рука дрогнула, и он в который раз не смог удалить ее фотографии.

В столовой было немноголюдно, в полголоса переговаривались запоздалые посетители под притушенные вопли безликих певцов на Ru-tv. Антон набрал на поднос все, что осталось, и подошел к кассе.

Девушка на кассе скучала, искоса поглядывая на экран. Было видно, что ей неудобно сидеть на поворотном стуле, слишком высоком для ее роста, поэтому каждый раз ей приходилось, сильно ссутулившись, наклоняться к терминалу.

— Добрый вечер, Вы как всегда последний, — простой, слегка смущенной улыбкой поздоровалась она, неодобрительно оглядев его поднос.

— Добрый вечер, — Антон улыбнулся ей в ответ, ловя на себе легкие искорки ее заинтересованного взгляда, брошенного вскользь по нему большими черными глазами, под стать длинным толстым волосам, распирающим своим объемом стандартный поварской колпак. — Работаем, Вы, между прочим, тоже припозднились.

— Ну, я, — усмехнулась она и вытащила из невидимой взглядом полки снизу тарелочку с двумя пирожками, поставив его на поднос. — У меня работа такая.

— Большое спасибо, — Антон прямо посмотрел ей в глаза, ему нравился этот рабочий флирт, глупый и детский, но приятно щекотавший нервы. — Вы меня откормить решили?

— Я знала, что вы придете поздно. А некоторым следовало бы и поменьше лопать, — она суетливо стала копаться в терминале, а на ее щеках ярким пятном на белоснежной коже выступил откровенный румянец. — Приятного аппетита, и приходите пораньше, сегодня оленину завезли, надо нормально питаться, не одними же салатами.

— Я постараюсь выполнить ваш наказ, — Антон взял поднос и пошел на свое место прямо под телевизором. Он как всегда сел к нему спиной, чтобы не видеть происходящего на экране.

Девушка за кассой ушла, выключив над пустыми прилавками свет. Последние посетители устало несли подносы с грязной посудой к мойке. Через несколько минут он остался один в большой столовой, окруженный пустыми белыми столами, над которыми висела неестественная чувствительность песен женоподобных гладеньких мальчиков с экрана. Кто-то заботливо выключил над ним телевизор, и Антон облегченно вздохнул.

Вот уже больше года, пятую вахту, он вяло флиртовал с мастером по столовой, он не знал ее должности и определил ее так, наподобие структуры его подразделения. Он даже не знал ее имени, хотя она знала точно, каждый раз получая на терминале его полное имя и индивидуальный номер при валидации личной карточки. Пора было уже на что-то решаться, убеждал он каждый день себя, но раздувающаяся не к месту рефлексия по сбежавшей жене, появляющаяся всегда к вечеру, рубила на корню все его попытки и желания.

— Антон, вот ты где! — вбежал в столовую высокий худощавый парень с всклокоченными волосами. Он был чуть выше Антона, но когда они стояли рядом казался очень высоким, по сравнению с широкоплечим Антоном. — Я уже к тебе забегал, Никитич сказал, что ты еще не приходил.

— Я на последнем рейсе вернулся. Чего искал то?

— Да как чего? — возмутился парень. — Ты что, новостей вообще не читаешь?

— Нет, вроде просматриваю газету, а что случилось то, Дим?

— Через две недели к нам приезжают команда со старого месторождения, нам нужен ты, без такого подающего, мы не выиграем! — воскликнул он. — Так что ты бросай свою работу, я уже договорился с главным энергетиком, после обеда должен идти на тренировки, мы должны победить, сам понимаешь!

— Да, честь завода на кону, — усмехнулся Антон, слегка презиравший это постоянное соперничество между месторождениями, возведенное в ранг принципиального противостояния, но перспектива тренировок его обрадовала. — Конечно же, я согласен, но не знаю, старый я уже.

— Да ладно тебе причитать! Нашел тут молодых! Я всего на пять лет моложе тебя, а удар твой валит с ног даже этих лосей! Помнишь, летний матч?

— Да, нехорошо тогда получилось.

– — Хорошо, просто отлично получилось! Как ты разыгрывающему в лоб подачей засвистел, а? Жалко записи нет.

— Ладно, я тебя понял, Дим, — Антон поднялся и отнес поднос в окошко мойки.

— Во сколько завтра?

— В два часа начинаем, так что после обеда на первом же рейсе к нам, ага?

— Договорились! — он крепко пожал горячую руку Димы, и они, продолжая обсуждать будущую стратегию игры, направились по длинным коридорам мимо библиотеки и спортивного зала в жилые отсеки.

На перекрестке рядом с маленьким киоском они распрощались, и Дима пошел по перпендикулярному коридору в свой корпус. Дима работал на буровой, они познакомились три года назад, когда набирался первый состав волейбольной команды. Диму приняли в команду сразу, так как он был мастером спорта, а вот Антон прошел все круги отбора, поражая назначенного тренера своей сногсшибательной подачей, правда в розыгрыше Антон сильно уступал другим, подчас отдавал слишком сильные или неточные пасы.

В киоске Антон взял пару плиток горького шоколада, который, по мнению смурной девушки продавца, брал только он, и пошел к себе в комнату. Никитич, слесарь высшего разряда предпенсионного возраста, как всегда смотрел бесконечные дебаты политологов на телевизоре, покачивая сильно поседевшей головой и цокая языком. По статусу Антона должны были перевести в инженерный отсек, но он не хотел переезжать, не желая жить рядом со старшими мастерами, погрязшими в обсуждениях планов своего развития и карьерного роста. Антону было гораздо приятнее жить с Никитичем, житейская мудрость которого стоила многих десятков высших образований, отмеченных на корочках инженеров.

— Добрый вечер, Степан Никитич! — поздоровался Антон, отрывая Никитича от просмотра.

— О, привет Антон. Опять ты поздно, это к добру не приведет, — осуждающе цокнул языком Никитич. — Работа тебе не поможет избавиться от хандры, поверь мне.

— Просто много работы, — пожал плечами Антон.

— Ее и много потому, что ты ее себе сам создаешь. Никитич посмотрел на него слезящимися от телевизора глазами. — Тебя Димка нашел?

— Да, мы поговорили. Берут в команду.

— Вот, отвлечешься. Я надеюсь, ты не отказался?

— Нет, я же не совсем дурак.

— А мне иногда кажется, что совсем. Из дома пишут?

— Да, дочки набросали сообщений, каждая свое, личное. Совсем большие стали.

— Да, дети растут неожиданно. Чего пишут?

— Их на экскурсию в соседний город возили, у каждой свои впечатления, кардинально противоположные. Старшей не понравилось, а вот младшая в восторге.

— А старшая это Маша или Женя?

— Старшая Женя, строгая такая, приказывает уже.

— А что приказывает?

— Говорит, чтобы нашел им новую маму, чтобы вернулся уже с вариантами.

— Вариантами, ты смотри, и правда взрослая уже. Ай-яй-яй. Ну а ты что?

— Какие в тундре варианты? Лемминги?

— Сам ты лемминг! Столько красивых барышень вокруг, я вот начинаю сомневаться, ты часом может не мужик?

— Мужик, мужик, не беспокойся, — расхохотался Антон. — Ладно, я пошел мыться.

— Ты давай, думай, как наказ дочери выполнить, а то они с тебя не слезут.

— Знаю, буду думать. Теща мне тоже самое говорит, не верит, что Олеся вернется.

— Она не вернется, забудь про нее. Раз уж теща, да какая она тебе теща, она для тебя уже мама, золотая женщина, только на земле русской такие могут родиться.

— Да, теща у меня золотая, — улыбнулся Антон. — Ты прав, она мне уже как мама, как мама.

Он в задумчивости разделся и пошел в душ. Мылся он долго, меняя воду с обжигающей до ледяной, представляя в голове назидательный тон Жени, отчитывающий его за невыполнение наказа, и большие яркие серо-голубые глаза Маши, любящей душить его в своих объятьях.

Спортивный азарт, особенно у руководства, способен сдвинуть даже самые неприступные горы. На участок Антона неожиданно нашлись резервы в лице двух слесарей на дневную смену и маленькой юркой девчонки с огромными синими глазами из общего отдела. Присланного инженера Никифорова Антон быстро отправил обратно, несколько дней подряд переделывая за ним работу.

Слесаря теперь подолгу зависали в его кабинете, надиктовывая свои каракули в отчетах маленькой Оле из общего отдела, покорившей их своим заразительным смехом и неподдельным, по-детски наивным, удивлением, когда они рассказывали ей о тягостях работы настоящих мужиков.

Антон первую половину дня пропадал на объектах, по ходу составляя план на следующие смены, а Оля, приходя после обеда, быстренько решала все вопросы со списаниями и вносила данные в базу. На вторую неделю тренировок им вместе удалось расчистить все накопившиеся завалы, главный энергетик уже вел переговоры о переводе Оли к ним на постоянную работу, видя, как все вокруг подтягивались под влиянием чар молодой девушки.

Движение и нагрузка — вот главные компоненты успеха. Не задерживаясь на одном месте подолгу, Антон почти полностью освободился от навязчивой хандры, довлеющей над ним уже долгих два года. Как прав был Никитич, он действительно создавал себе слишком много ненужной работы, пытаясь мнимой занятостью заместить пустоту в душе.

Тренер, невысокий армянин с карикатурно большим носом, которого все называли Арсеном, изматывал всех так, что члены команды после ужина буквально падали на кровати и тут же засыпали. Тренировки шли в усиленном режиме, иногда казалось, что сам тренер двигается на площадке больше спортсменов, отыгрывая своим зычным голосом каждую подачу, каждый розыгрыш.

На вторую неделю тренировок Антон заметил, что на кассе в столовой уже сидел белобрысый парень, постоянно зависающий в своем телефоне. Тогда у Антона екнуло сердце от мысли, что он так и не поговорил с милым мастером по столовой, а она, скорее всего, уже ушла в отпуск. Эти мысли тут же сказались на его игре, подача стала жестче и менее точной. Арсен тогда отвел его в сторону и, с сильным акцентом, который появлялся у него, когда он был в возбужденном состоянии, заставил его «выбить дурь из себя», оставляя после тренировки его еще полчаса пробивать стену зала с тридцати метров удвоенной подачей. К концу тренировки Антон еле-еле добрел до комнаты, но с абсолютно чистой головой.

Ко дню матча накал страстей достиг своего апогея, ни у кого не было и тени сомнения, что возможно было бы проиграть на своей земле. Спортивный зал был заполнен до отказа, для гостей выделили отдельный сектор, подальше от разгоряченных болельщиков. Для всех работающих смен была организована радиотрансляция, вещавшая по линии экстренных оповещений.

И вот матч начался. Сложная, тягучая борьба с долгими розыгрышами, каждая команда буквально выгрызало заветное очко для себя, не уступая противнику. Комментатор захлебывался в эмоциях, искусно передавая напряжение игры через узкий канал экстренной связи. В час игры были приостановлены все работы, все слушали молча, ожидая окончания розыгрыша, взрываясь победными воплями, когда родная команда выбивала соперника с поля. Комментатор старался вести радиорепортаж максимально объективно, не выдавая своих пристрастий к одной из команд, но все равно каждое набранное победное очко выдавало его чувства.

Антон был полностью погружен в игру, он не видел ничего, кроме площадки и мяча. Он даже толком не рассмотрел своих соперников, настолько все его внимание было поглощено игрой. Его подачи доставляли сопернику сильные неудобства, заставляя разыгрывающих свечой запускать мяч при приеме к потолку и падать на площадку, и только растущий азарт не позволял Антону максимально точно использовать свои пушечные подачи, отправляя мяч далеко за пределы площадки.

Бешенный стук крови в ушах, окрики Арсена, мечущегося по бровке площадки — все растворялось в дыхании зала, полностью отдавшегося азарту игры, казалось, что он сам становился единым целым со своей командой, бесстрашной волной набрасывавшейся на неприступный риф команды соперника. Пот застилал глаза, Антон чувствовал, как время замедляется, и мяч уже не столь стремительно летит, посланный мощным ударом его руки, которую он уже давно перестал чувствовать, забив окончательно все мышцы. В пылу азарта он даже сразу не понял, как и многие другие игроки его команды и соперники, что игра закончилась. Команды продолжали стоять на изготовке, ожидая свистка судьи. Радостные вопли болельщиков, счет на табло — все это было неважно, хотелось играть дальше, просто играть.

Болельщики на трибунах, поддерживавшие обе команды, не смотря на навязанное противостояние, ликовали, поздравляя друг друга с победой. Как сквозь сон слышался крик Арсена: «Мы выиграли! Выиграли!».

Потом были совместные фото для газеты, братание с командой соперника, еще

неостывшей, как и они, от игры, жаждущей выплеснуть куда-нибудь накопленную борьбой энергию, праздник спорта и дружбы. Еще долго все вместе, с командой соперника, таких же как они сами, обсуждали игру, подчеркивая особо сильные моменты и подтрунивая друг над другом за глупые ошибки. Спортсмены остывали, а вместе с энергией уходило и зыбкое чувство свободы, спортивного счастья, день заканчивался, и праздник тоже кончался, оставляя после себя воспоминания и безликость рабочих будней.

— Я на участок, — Антон нахлобучил на шапку каску и помахал улыбчивой Оле, уже прочно закрепившийся у них в кабинете, чему Маргарита Федоровна была очень рада.

Буханка врезалась в разгулявшуюся метель, подпрыгивая на неровностях дороги. Водитель напряженно всматривался вперед, вполголоса ругаясь на непогоду.

— Вот и как я должен ехать? А мне еще в три места надо успеть! А тут своего носа не видишь, вот врежемся сейчас в опору, пиши пропало!

— Но ты же знаешь дорогу, Семен, — успокаивал его Антон, безразлично смотря на белую пелену впереди.

— Я-то доеду, а вот как ты обратно собираешься, я не пойму. Сейчас все заметет, а технику выпустят только утром, когда метель утихнет.

— Разберемся, не замерзну же я там.

— Кто знает. Я в этот цех уже год не ездил. С чего его решили восстанавливать? Что, лета нельзя было дождаться? — не унимался водитель.

— Руководству виднее, когда работы проще проводить, сам понимаешь.

— Да что они там понимают, сидят себе в кабинетах за двести верст отсюда, — Семен длинно и затейливо выругался.

— А ты когда в отпуск?

— Да я только что оттуда. Страсть как хочется обратно. Представляешь, попытался найти что-нибудь дома, вроде обещали варианты, а на деле, пф. Пшик!

— Понятно. А я через неделю.

— Это хорошо, дочек увидишь. Красавицы растут, просто загляденье.

— Да у тебя тоже вроде ничего деваха вымахала.

— Вот именно, что вымахала. Отца не слушается, мать посылает. В город собралась, не хочет, как мы, в этой дыре прозябать.

— А может она не так уж и не права?

— Да я сам понимаю, что она права. Но не могу, что-то давит внутри. Как можно родной край покинуть? Тут же все свои, не могу, — Семен помолчал.

— Мы с женой ей уже вариант в Тюмени подыскали, хоть поближе будет от дома, а то в Москву собралась. А где мы, и где Москва.

— Ну, Москва не так уж и далеко.

— Очень далеко, как на другой планете, — вздохнул Семен.

— Наверное, я об этом не задумывался.

— И не задумывайся, а то знаешь, какая тоска берет. Посмотрю этот ящик, убить кого-нибудь хочется.

— Так все же просто, не смотри.

— Как не смотри? А что тогда делать?

— Хм, действительно.

— Вот, то-то. Я же, сам знаешь, в институтах не учился. Ящик же он как, наше все, поздно из себя интеллектуала делать. А почитать я люблю, но летом, Лермонтова, например. Как в школе полюбил, так больше ничего и не хочу.

— Я давно Лермонтова не читал, — задумался Антон. — Не могу вспомнить, когда сам читал в что-нибудь в последний раз. Все как-то не до того — то на работе, то дома, а дома одни дела, дела.

— Вот, а ящик вечером включишь, мозг отключился, вроде как отдохнул. А читать — это как работать, тут силы нужны.

— Нужны, — повторил Антон.

Через полчаса буханка остановилась около еле заметного в снежной пыли здания.

— Ну, смотри, не замерзни там. Через два часа постараюсь быть, — сказал Семен, что-то отмечая в маршрутной карте.

— Договорились. Ты на рацию сообщай, когда подъезжать будешь, — Антон застегнулся и вышел из теплой машины в ледяную стужу.

Буханка затарахтела и, проскальзывая при развороте, понеслась обратно.

В здании было темно и пахло старой масляной краской. Антон быстрым шагом прошел в цех, уловив ухом неровные шаги со стороны столовой.

— Привет! — поздоровался он с незнакомцем, присланным, видимо так же, как и он на инвентаризацию.

В столовой загромыхала металлическая посуда, Антон понял, что напугал сотрудника и поспешил скрыться в цеху.

По цеху навалом валялись наполовину разобранные газовые насосы, остатки порванных уплотнений и прочий мусор. Скорее всего сюда уже давно свозили то, что выбросить было нельзя, но вкладываться в ремонт никто не хотел. Освещение не работало, пол был весь покрыт легкой изморозью. Антон старался подолгу не засиживаться, ограничившись простой описью имеющегося, оценкой состояния лучше заниматься в нормально освещенном помещении, а не с карманным фонариком в руках и медленно коченевшими пальцами. Паста в ручке быстро замерзла, и возле каждого агрегата приходилось отогревать ее своим дыханием.

Прошло уже больше четырех часов, а рация все молчала. Антон попробовал связаться с диспетчерской, но в ответ слышался только белый шум и завывание ветра, беснующегося за стеной.

— Эй! Простите! — оторвал его от вызова женский голос, донесшийся от входа в цех.

— У Вас рация работает? Вы машину вызвали?

Антон увидел вдалеке высокую женскую фигуру, одетую в длинный пуховик, а не в безразмерную робу, как он.

— Пытаюсь! — крикнул он в ответ и направился к ней.

— О, это вы! Какая встреча, — сказала женщина, осветив его фонариком, когда он подошел. — А меня сюда на инвентаризацию отправили.

— Здравствуйте, не ожидал Вас тут увидеть, — улыбнулся Антон, узнав девушку с кассы.

— Да я сама как-то не ожидала себя здесь увидеть, — иронически рассмеялась она.

— Так что с машиной? Моя рация молчит, а уже поздно.

— Моя тоже молчит, но Семен обещал приехать. Тут холодно.

— Да, я уже вся окоченела. Надо было робу выпросить, как у Вас.

— Мне кажется, она бы Вам не пошла.

Девушка была немногим ниже его, но, как и все женщины, казалась выше. Ее черные глаза блестели при свете фонаря красноватым блеском заинтересованности.

— Сейчас бы не помешали Ваши пирожки, — вздохнул Антон, вспомнив, что на обед он не успел, сорвавшись на инвентаризацию.

— Да, я бы тоже не отказалась. Пойдемте лучше в столовую, мне кажется там теплее.

Они вышли из цеха, она повела его в небольшую кухоньку, где так же, как и в цеху все валялось на полу в безобразном виде.

— Вот, с этим будем работать, — вздохнула она, с досады махнув рукой. — Что за люди, зачем так делать? Самим же потом тут жить, не понимаю.

— Никто не хочет лишней работы, тем более, ее никто и не требует.

— А стоило бы! — ее глаза вспыхнули.

Антон стряхнул мусор с пары стульев и предложил ей сесть.

— Я смотрела игру. Мне очень понравилось, как вы играли. На площадке Вы совсем другой.

— Другой? А где лучше?

— Не знаю, я же Вас в жизни не видела, только в столовой.

— И какой я в столовой?

— Смешной, — смущенно хихикнула она. — Надеюсь, я вас не обидела?

— Вовсе нет, — пожал плечами Антон, пытаясь представить себя со стороны.

— Вы наверное правы, и правда смешон.

— Почему же? — оживилась она.

— Ну, хотя бы потому, что до сих пор не знаю вашего имени.

— А хотели бы знать?

— Да, хотел бы. Мое имя вы знаете.

— Знаю, Антон. Мое имя тоже на «А», сможете угадать?

— Алла?

— Ну, Антон, какая же я Алла? — девушка звонко расхохоталась. — Ну, посмотрите на меня.

— Действительно, Вам больше подойдет Алина или Альбина.

— Алина.

— Алина? — он внимательно посмотрел ей в лицо, угадывая искорки веселого нрава в ее глазах, внимательно следивших за ним. — Подходит.

— Ну слава богу, а то я думала, что вам не понравится.

Они рассмеялись, следом нависла неловкая пауза.

— Вы не замерзли? — спросил он ее, глядя, как она ерзает на стуле.

— Начинаю коченеть, — призналась она.

— Вот, держите, — он стал снимать свою куртку.

— Э, нет, а как же вы? Я, конечно, чувствую, что вы настоящий гусар, но гусары нужны даме здоровыми.

— Подождите отказываться, — Антон снял куртку и через мгновение отстегнул подкладку, протянув ее ей. — Поделим поровну.

Алина, не споря, завернулась в толстую подкладку, стуча крепкими зубами.

— Может, перейдем на ты? А то мне неудобно, чувствую себя совсем старой. Не девочка уже, что таить возраст.

— Давай, — он бесцеремонно изучал ее белое лицо, отливавшее желтоватым тоном слоновой кости при свете его фонарика, Алина, нисколько не смущаясь, подбадривала его движение внимательным взглядом больших черных глаз. — Я веду себя бесцеремонно?

— Да, но пока мне это нравится, — она притянулась к нему ближе трогая холодной ладонью его горячее лицо. — Ты всегда такой горячий?

— Не знаю, — он обнял ее, почувствовав сквозь мягкую одежду стройный стан.

Алина обдала его жарким дыханием, он не стал терять это драгоценное тепло, ловя губами ее жаркие поцелуи, вздрагивая от прикосновений ее руки к его лицу, когда она нежно гладила его обветренную кожу.

— О чем ты думаешь? — спросила Алина, прижимаясь к нему, истомленные долгим первым поцелуем, стесненные невозможностью желанного продолжения, их тела под толстой одеждой слегка вздрагивали, расточая впустую накопленную энергию.

— Ни о чем.

— Ну вот! А я думала обо мне.

— О тебе, — поспешно поправился Антон.

— Врешь, ты сейчас не думал обо мне.

— Нет, думал, но не только о тебе. О многом сразу, а по сути ни о чем.

— Ты женат?

— Формально да.

— Как это формально, не понимаю? — она с легкой ухмылкой посмотрела ему в глаза.

— Да нет, так и есть. Осталась одна формальность. В этот отпуск иду в суд, там и разведут.

— Понятно, — она почувствовала, как он весь напрягся, и решила более не терзать его расспросами, хоть внутри нее все кипело от любопытства и затаившейся надежды.

— А у вас есть дети?

— Да, две дочки. Это даже смешно, — Антон широко улыбнулся, глядя куда-то в сторону.

— Что смешного?

— Просто старшая Женя дала мне наказ, строгий наказ, получается я его выполняю.

— А что за наказ? Сколько ей лет?

— В этом году будет одиннадцать. Они с младшей, Машей, каждый отпуск терроризируют, чтобы я нашел им новую маму.

— И ты думаешь, что нашел, наконец? А куда делась старая? — не удержалась от вопроса Алина, немного с вызовом глядя ему в глаза.

— Мама у нас сбежала, — вздохнул Антон. — Пока я на вахте, девчонки живут с тещей, а в отпуске со мной.

— Прости, я же не знала.

— За что? Все это уже не так уж важно. Да и случилось это неслучайно. Несколько лет теща намекала мне, когда я был на вахте, ну а потом впрямую стала говорить, что жена моя гулящая, вот так, — Антон с досады цокнул языком, непроизвольно копирую Никитича.

— Не понимаю, как мать может бросить своих детей.

— И я не понимаю. Собственно заявление на развод за меня теща составила, а мне надо было только расписаться. Все вокруг все понимают, один только я, как тюлень, хватаюсь за призрачные надежды.

— Ты ее до сих пор любишь? — с плохо скрываемой досадой спросила Алина.

— Нет, не люблю, но и забыть о ней тоже не могу. Это просто невозможно, все-таки почти десять лет вместе прожили.

— Понятно, — Алина отвернулась в сторону, злясь на его слова и на свое любопытство.

— Ну чего ты обиделась? — сильнее прижал он ее к себе, — разве я был с тобой нечестен?

— Нет, просто я замерзла. Когда за нами придет вахтовка?

— Надеюсь, что скоро. Эфир пока молчит, — он задумался, вдыхая запах ее шапки с едва слышимым ароматом терпких зимних духов.

— Ну а ты что думаешь?

— О чем?

– — О нас, как будем дальше жить?

— А что такого произошло? Будем жить, как и жили. Ты будешь моим вахтовым мужем! — неестественно весело воскликнула она.

— Почему ты решил, что я не замужем?

— Не знаю, просто.

— Ну, раз просто, тогда сам сначала разведись, а потом и думай, — она отстранилась от него, резко поправляя одежду.

— По-моему за нами приехали.

— Дай свой телефон.

— Зачем?

— Чтобы я мог сообщить тебе, когда я разведусь.

— Ну, записывай, — она нехотя продиктовала свой номер. — Все, пошли, или ты решил тут ночевать?

Она резко встала, было видно, что она сильно раздражена, ее белое лицо покрылось густым красным румянцем, который еле-еле был виден в свете двух фонарей. Алина резкими отрывистыми движениями расправляла на себе пуховик, отказавшись от подкладки куртки Антона, она злилась на себя, выдавшую свои чувства и так нелепо закончившую разговор, но природная гордость не позволяла ей вернуться назад, требуя встречного шага от него.

— Эй! Не замерзли там еще? — раздался голос Семена, вошедшего в здание.

3.

— Семен Карлович, наше Вам, — вальяжно раскланялся здоровый мужчина в помятой спецовке с масляными разводами перед пожилым слесарем, не спеша обедавшим в полупустой заводской столовой.

— Не паясничай, Миша, садись, — Семен Карлович указал на свободное место, на которое тут же плюхнулся здоровяк, прогремев неаккуратно поставленным подносом.

— Вот все у тебя так, Миша, — покачал головой Семен Карлович.

— Смотри, разлил же суп на поднос.

— А мы в гимназиях не учены, вообще безграмотны наполовину, вот оно как.

— Давай вытирай, а то грязь развел. Вот, посмотри на меня и на себя, — Семен Карлович показал на свою старую идеально чистую робу.

— Я сделаю из тебя настоящего трудового интеллигента.

— Так ведь я и не против, — пожал плечами Миша. — Эй, Марат, иди к нам!

Он помахал рукой молодому парню, отошедшему от кассы с полным подносом. Марат подошел к ним и сел за стол.

— Добрый день, — поздоровался Марат, голос его был низким и не совсем подходил для его небольшого роста и худого тела, но в каждом его движении опытному глазу была видна сила, скрытая от всех легкостью телосложения.

— Семен Карлович, вот наша новая смена, Марат, — представил его Миша. — Марат, а это наш гуру, сенсей всея Руси, Семен Карлович. Если у тебя что не получается, смело спрашивай у него, он поворчит, но поможет.

— Ну не такой уж я и ворчун, просто люблю порядок. А ты, Марат, не стесняйся, хорошо?

— Хорошо, Семен Карлович, я понял, — Марат четко, по-армейски, ответил, немного смущаясь при разговоре со старшим коллегой.

— Зови меня просто Карлович, а то затеяли здесь формальщину, — Семен Карлович аккуратно отложил на салфетку две котлеты с тарелки.

Марат удивленно посмотрел, но решил ничего не спрашивать.

— Это он подружке своей, — пояснил Миша. — Обратно пойдем, посмотришь.

— А ты откуда к нам? — спросил Марата Семен Карлович.

— Я местный, — улыбнулся Марат.

— Хм, что-то я тебя не припомню. Как это тебе удалось мимо нашей фабрики пройти? — удивился Семен Карлович.

— Ага, мимо нее еще никому не удавалось пройти, без вариантов! — гоготнул Миша.

— После срочки остался на контракте, вот, вернулся, — ответил Марат, быстрее всех закончив обед.

— А что не остался на контракте? Там вроде не хуже, чем у нас, — пожал плечами Семен Карлович.

— Да нигде не хуже чем у нас! — захохотал Миша, остальные поддержали его, одобрив шутку.

— Отец умер, надо матери помогать, — Марат забрал посуду у Семена Карловича и поставил на свой поднос. — Я отнесу.

— Молодец, — одобрительно кивнул ему вслед Семен Карлович. — Хороший парень.

— Ты не представляешь, какой он зануда! Все по правилам, по стандартам, с ним работать умаешься, — Миша запихнул в себя последний пирожок.

— Это называется педант — очень полезное качество, тебе бы не помешало.

— Мое дело гайки крутить, а не бумажки всякие читать, — Миша встал и понес поднос к мойке.

— Не куришь? — спрятал пачку сигарет Семен Карлович, после того как Марат отрицательно покачал головой.

Они вышли из столовой и, не торопясь, разогретые сытным обедом, шли по заводской территории к своему цеху. По устланной утрамбованным снегом дороге громыхали пустыми кузовами КАМАЗы, спешившие на обед, фабрика медленно затихала, переходя в заветное ленивое время, заводскую сиесту.

Когда они дошли до небольшого палисадника, втиснутого между дорогой и бесконечными эстакадами трубопроводов, опутавших всю фабрику, Семен Карлович смахнул снег со скамьи и сел на нее, разложив возле себя на салфетке припасенные котлеты. Миша с Маратом остались стоять в стороне, наблюдая за происходящим.

Через минуту на скамейку, совершено не боясь, села большая серая ворона и громко каркнула.

— Это она здоровается, — пояснил Семен Карлович. — И тебе привет, Каркуша.

Ворона еще несколько раз довольно каркнула, причем звук ее карканья напоминал человеческую речь: «Карович, Карович».

— Ну, ты, Карлович, прямо братец Запашный, — подивился Миша. — Вороний дрессировщик.

— Нет, какой я дрессировщик. У нас все по-дружески, — он по-детски, с легкой наивностью смотрел, как ворона методично уплетает предложенное ей угощение.

Закончив с едой, ворона поблагодарила его громким карканьем, будто даже кивая в такт, и дала себя погладить по головке.

— Ну, давай, лети, — скомандовал Семен Карлович, и ворона взмыла в воздух, совершив над ним круг почета, и улетела по своим делам. — Пошли работать?

– — Какой работать? А как же чай? — возмутился Миша, смоля очередную сигарету.

— Да, пойдемте чай пить, — улыбнулся Марат. — Мне мама дала с собой большой кусок пирога.

— Ну все, уговорили, — сдался Семен Карлович. — Тем более, что вроде нарядов пока не присылали.

— Ага, поспим пару часиков, а там уже и по домам, — обрадовался Миша. — То-то я смотрю, погода разгулялась, вон, солнце выглянуло, какая уж тут работа.

— Да тебе бы и не работать, — заметил Семен Карлович.

— Неправда, неправда, — возмутился Миша, — когда надо я самый первый поработать.

— Да, конечно, — похлопал его по плечу Семен Карлович.

После затянувшегося чаепития в слесарке, да и мастеров как ветром сдуло, и все были предоставлены сами себе, Семен Карлович повел Марата по цеху, так как он еще плохо ориентировался в новом месте.

Цех жил своей жизнью: тихо гудели трубопроводы, вырвавшиеся из пола и несущиеся через весь цех. Грозно стояли давно некрашеные колонны и широкие емкости, где-то шипел не закрывшийся пневмоцилиндр, вдали гудела компрессорная станция, и вокруг никого. Семен Карлович в общих чертах описал технологию, больше уделяя внимание основным болевым точкам, где не прекращались ремонты.

— А разве нельзя сразу поставить опоры или заказать болты из нержавейки? — удивлялся Марат, выслушивая очередной рассказ о провалившейся в емкость мешалке из-за черных деталей, выписанных мастерами со склада.

— Все можно, вот только зачем? Понимаешь, тут логика проста, чем больше ремонтов, тем выше эффективность или как ее там, забыл, как они это называют, — объяснял Семен Карлович. — Все вроде работает, а премия считается от количества успешных ремонтов. Не будет ремонтов, не будет премии. Вот так.

— Не понимаю, бред какой-то. Это же вредительство.

— Это раньше было вредительство, а сейчас это, черт, как ее, все время по ящику твердят, — Семен Карлович пытался вспомнить набившее оскомину слово.

— Инновации? Оптимизация?

— Точно, оптимизация. Закупки снизили бюджет — премия, ремцех выполнил работы — премия.

— Но это же опасно. Тут больше 70 атмосфер! — возмутился Марат. — Как можно экономить на материалах!

— Пока никто не получил травмы, поэтому можно. А как будет несчастный случай, так забегают, все поменяют, как надо. А потом опять успокоятся.

На другой стороне, у реактора, показалась высокая худая девушка в темно синей робе и с деревянной переноской, уставленной большими пластиковыми емкостями. Она подошла к пробоотборнику и стала прятать выбившиеся из-под шапочки-кислотки тонкие черные волосы.

— Саша, подожди! — крикнул ей Семен Карлович, направляясь к ней.

— Здравствуйте, дядя Семен, — улыбнулась она, бросив взгляд на подошедшего следом Марата.

У нее было очень худое усталое лицо, и при свете жесткой лампы освещения казалось, что левая щека отливала фиолетовым пятном. Марат долго, нахмурившись смотрел на нее, она это почувствовала и сильно наклонила голову, пытаясь скрыть синеву лица.

— Дочка, тут уже худой пробоотборник, видишь, я уже несколько раз заваривал редуктор, — Семен Карлович показал на грязный редукционный клапан. — Он уже на ладан дышит, отбери в другом месте.

— Не могу, мне надо взять пробу с этой колонны, — вздохнула Саша, голос у нее был также тонок, как она сама.

— Давай я отберу, — вызвался Марат, подойдя ближе и забирая из переноски длинные, по локоть, черные перчатки.

Он был немногим ниже ее, размер перчаток подошел ему, только слегка стягивая кожу.

— Марат, ты аккуратнее, полегонечку открывай. Давай, Сашенька, отойдем, — Семен Карлович отвел в сторону совсем засмущавшуюся Сашу.

— Сколько надо, одну? — спросил Марат, набрав полную емкость едкой жидкости, вырвавшейся рывками через напряженный редуктор.

— Да, спасибо большое, — ответила Саша.

Марат старался не дышать, но не удержался и сделал пару вдохов, почувствовав, как внутри его легкие сжали железные тиски, стало трудно дышать.

— Держи, — он передал плотно закрытую емкость Саше и стянул перчатки с рук.

Она его еще раз тихо поблагодарила и побежала дальше, оглянувшись назад, чувствуя на себе взгляд Марата.

— Она замужем, — похлопал его по плечу Семен Карлович.

— Это муж ее так? — Марат показал на лицо.

— Наверное, она все время говорит, что это она сама, упала. Врет, конечно же, но не нам же в ее семью лезть.

— Только слабый мужчина может ударить женщину, — хмуро проговорил Марат.

— Не только, ситуации бывают разные. Ладно, пойдем дальше.

— Ты меня уже достал своими подозрениями. Кто тебя просит писать в журнале об этом, а? Я разве тебе говорил об этом писать? — мастер по ремонту злобно смотрел на Марата, нервно листая журнал. — Вот как твоя смена, так весь журнал исписан. Тебе что, больше всех надо? Ты сколько тут уже работаешь?

— На фабрике я работаю год, в этот цех меня перевели две недели назад, — спокойно отвечал Марат, не поддаваясь на провокацию со стороны мастера. — Все, что написано, соответствует действительности. Согласно пункту 6.1 правил заполнения журнала я должен своевременно выявлять и сообщать…

— Да что ты меня лечишь? Я лучше тебя знаю, что надо делать! — вскричал мастер. — Ты у меня будешь ходить только в ночные смены, понял?!

— Не имеете права, это нарушение правил охраны труда.

— Не хочешь по-хорошему? Хорошо, раз ты у нас такой правильный, с завтра будешь у меня приямок в земле ломом долбить.

Марат пожал плечами, равнодушно глядя на мастера.

— Делайте что хотите, но арматуру на линии надо менять. Ее уже много раз заваривали, а она работает под высоким давлением, подобный тип ремонта недопустим, — максимально спокойно, подавляя в себе кипевшую внутри ненависть, сказал Марат, глядя мастеру прямо в глаза.

— Да ты понимаешь, сколько все это стоит? — мастер не выдержал взгляда, выдергивая из неровной пачки какие-то бумажки. — Вот, один кран десятки рублей, ты с ума сошел?

— Надо менять или останавливать линию.

— Останавливать линию? Это ты так решил? Все, завтра работаешь на улице, свободен! — мастер гневно кинул журнал на край стола.

Марат вышел из кабинета и еще долго стоял посреди цеха, успокаивая нервы. Ему хотелось вернуться и набить морду этому напыщенному уроду, но в глубине души он понимал, что мастеру тоже приходится нелегко, находясь под постоянным прессингом старшего мастера цеха, старавшегося минимизировать затраты цеха.

Издали ему помахала девушка в синей кислотке. Это была Саша, как обычно под конец смены отбиравшая пробы с реакторов. Он помахал ей в ответ и собирался было подойти к ней, но остановился, видя, как она поспешно скрывается от его взора в лабиринте емкостей. За эти две недели в новом цеху ему так и не удалось с ней поговорить, Саша всегда при встрече коротко здоровалась с ним и убегала, боясь его внимательного взгляда, подмечавшего новые синяки и ссадины на ее лице, уже плохо скрываемые тусклым тональным кремом.

Излишняя щепетильность в вопросе справедливости сильно мешала ему в жизни, безжалостно руша открывавшиеся ему возможности, заставляя зачастую оставаться не у дел и начинать все заново. Но, как и раньше, он не мог оставить этот вопрос.

— Чего замечтался? — спросил подошедший Миша, неизменно вертящий в руках сигарету. — Пойдем, покурим?

— Пойдем, — вздохнул Марат.

— Ну что, отымели? — спросил его Миша, когда они шли в курилку.

— Да, как обычно. Завтра буду ломом мерзлую землю долбить.

— А, так это не беда, — махнул рукой Миша. — Я бывало по два месяца на улице торчал, когда пару раз прошлого мастера по столу мордой поводил. Дураком был, обвыкнешь, поймешь, что к чему.

— Да, все я понимаю! — горячо воскликнул Марат. — Но также нельзя.

— Нельзя, кто ж спорит то? Вот только нас с тобой никто слушать не станет. Наше дело копать, а когда копать не надо, то не копать. Вот и все. Разве тебе плохо? Да вроде нет, а душевные переживания — это все не для наших чугунных сердец.

— Посмотрим, все равно сделают так, как я сказал.

— Уверенность — это хорошо, а работа еще лучше. Эти ребята, — Миша махнул рукой в сторону кабинетов. — Они тебе могут волчий билет выписать, а в нашем городище вряд ли найдешь работу с такими характеристиками. Точно тебе говорю, сам проходил. Ты молодой, тебе жениться надо, а не с ветряными мельницами бороться.

— Ты говоришь, как моя мама, — улыбнулся Марат, понимая дружеский совет товарища.

— А твоя мама мудрый человек, а уж какие она печет пироги! — да!

— Я ей передавал твои похвалы. Не забыл, что ты обещал в гости к нам?

— Нет, как договаривались, припремся всем нашим семейством. Моя жена так обрадовалась, что я не на рыбалку еду. Кстати, поедем сегодня?

— Да что-то не хочется. Холодно же.

— Да ладно тебе, на пару часиков и по домам, а?

— Ну уговорил, уговорил.

После смены они двинулись в сторону незамерзающей поймы, каждый на своей машине, Миша гнал впереди на новенькой Гранте, а Марат с трудом поспевал за ним, не желая насиловать в мороз отцовскую Ниву. Быстро выскочив из города, машины буквально потерялись в широте белых полей с узкой дорогой, идущей вдоль реки.

Как у каждого второго в городе, у них в багажнике было все для рыбалки, которая могла начаться в любое время года, в любую погоду. Половина рыбаков также имела дома охотничье ружье, с разрешением или без него.

После часа на ледяной стуже даже Миша согласился, что пора домой, тем более что в багажнике у каждого оказалось с десятка вполне взрослых окуней.

Ветер задувал снег за воротник расстегнутой куртки, пот градом стекал со лба, нависая крупными каплями на бровях, норовя свалиться вниз и залить глаза. Марат смахнул рукавом накатившиеся водяные гроздья, шумно дыша, разгоряченный, он с веселой злостью еще до восхода солнца начал продалбливать периметр для будущего приямка около цеха. Отбойник везли уже несколько часов, и он понимал, что скорее всего никто технику и не заказывал, не желая облегчить его наказание.

Пару раз подходил Миша, настойчиво уводя его на положенный перерыв при работе на улице в мороз в курилку или в слесарку, пить чай, где их тут же находил мастер, с неизменным требованием продолжить «сверхважную» работу.

За четыре полные рабочие смены Марату удалось только на полметра углубиться в замерзшую землю, к пятнице подъехала наконец техника, и они до обеда вместе с шумной бригадой слегка нетрезвых рабочих выкопали глубокий приямок, оставляя его до весны засыпаться снегом.

Он не замечал усталости в пылу азарта, который часто посещал Марата при выполнении любой работы, ему нравилось видеть результат своего труда, но больше всего в жизни он ненавидел бессмысленную работу. Бригадир строителей размашисто махнул рукой и, витиевато матерясь, объяснил ему, что больше половины работ впустую, для отчетности, и не стоит из-за этого сердце рвать, повторяя сказанную и Мишей мудрость, что можно копать, а можно и не копать, начальству виднее, голова же большая.

— Ничего, привыкнешь, — по-дружески похлопал по плечу Марата краснолицый бригадир. — Я после армии горячий был, спорил со всеми, а что толку. А толку нет, как был с лопатой в руках, так с ней и сдохну!

Он гортанно заржал, пыхтя дешевым сладким табаком.

На обед Марат пришел поздно, когда уже вся фабрика поела и нежилась по комнатенкам за чаем и густым табачным дымом, обсуждая мировую политику и баб.

Марат набрал на поднос все, что осталось на прилавках, и вышел в пустой обеденный зал. В дальнем углу, подальше от света, сидела Саша, будто бы застыв как статуя, и смотрела в одну точку на стене напротив. Марат недолго колебался и, не спрашивая разрешения, сел за ее столик.

Саша, вырвавшись из своих раздумий, удивленно посмотрела на него и застенчиво улыбнулась, но, вновь ощутив тупую боль под левой скулой, где красноречиво виднелся замазанный сине-красный синяк, нервно заерзала на стуле, пытаясь спрятать свое лицо в тарелку.

Они ели молча, Марат пристально смотрел на нее, не отпуская нависший над нею немой вопрос.

— Пожалуйста, не смотри на меня, — прошептала она, отвечая на его взгляд набухшими от слез глазами.

— Извини, — Марату стало неудобно за свое поведение, но внутри него уже полыхал пожар негодования.

Из столовой они вышли вместе, идя рядом по пустынной дороге фабрики, по которой уже перестали громыхать КАМАЗы, и только лишь один ветер носил клубы снега по одному ему известному маршруту.

Дойдя до палисадника, Марат остановился, деликатно взяв ее под локоть. Рука у нее была совсем тоненькая, хрупкая. Саша непонимающе смотрела на него, но не сопротивлялась. Марат в красках рассказал ей про то, как Карлович подкармливает ворону, изображая то старого слесаря, то ворону. Саша негромко смеялась, видя, как он неловкими движениями пытается изобразить птицу.

Ее лицо прояснилось и перестало быть подавленно-серым, открыв молодую красивую девушку, которая может радоваться, смеяться, любить, жить. Уже не был так заметен позорный синяк на скуле в лучах зимнего солнца, казалось, что она и забыла про него, глаза ее светились яркими искорками и светом тайной любви. Он почувствовал это, не отрываясь глядя в ее широко раскрывшиеся, слегка косые серые глаза. Повинуясь своему желанию, которое он ощущал сейчас как самое верное, Марат подошел к ней вплотную, обнял и уверенно поцеловал.

Вкус ее влажных соленых губ будоражил мозг, она не сопротивлялась, отдаваясь полностью напору его жестких обветренных губ. Нега разливалась по всему телу, он прижимал к себе тонкое тело, боясь сломать его, настолько хрупким оно ему казалось. Она чувствовала напряжение его стальных мышц, мелкую дрожь возбужденного тела, все глубже отдаваясь накатившему на нее желанию.

— Ну и место мы выбрали, — сказала Саша, когда первый послеобеденный КамАЗ разрушил хрустальную сферу первого поцелуя, скрывавшую влюбленных от окружающего мира.

— Да, — рассмеялся он, не отпуская ее из объятий.

— Надо идти, пойдем? — Саша высвободилась из его рук, поворачивая в сторону цеха.

Слегка касаясь плечами, чувствуя возникшую внезапно между ними близость, они дошли до цеха, еще долго не решаясь зайти внутрь, разговаривая друг с другом глазами, открывая то, что нельзя было передать даже самой искусной фразой, вычитанной из классического романа.

— Ну что, дождался. Вот, держи, — мастер указал Марату на коробку на столе с беспорядочно брошенной арматурой. — Держи наряд, чтобы сегодня, до ночной смены установил, пока цех стоит.

Марат выложил арматуру на столе, внимательно рассматривая.

— Чего ты там смотришь? Привезли все, что заказывал.

— На той арматуре была другая маркировка. Где паспорт?

— Какой еще паспорт? Это не твоя работа, паспорт приложен куда надо. Устанавливай и все. Давай, мы все тебя ждем.

— Эта маркировка на более низкое давление. Но я могу ошибаться. Надо сверить с паспортом, — Марат покрутил в руках редукционный клапан. — Вот, тут стоит 16 бар, а у нас в системе больше 50 атмосфер. Его нельзя ставить.

— Все можно, вот, — мастер показал письмо на бланке производителя, — почитай.

Марат пробежался глазами по копии письма и отдал его мастеру.

— Тут говорится только о среде, о давлении ни слова. Мне нужен паспорт, чтобы можно было проверить маркировку.

— Что-то не пойму. То ты пишешь каждый день в журнале, что необходимо заменить клапана, а теперь, когда завод изыскал средства и закупил, вдруг отказываешься?

— Я думаю, что было закуплено не то, что нужно. Мне нужен паспорт, чтобы удостовериться.

— Откуда ты такой упрямый? Да что будет этому клапану? Ну не взорвется же он, сам посмотри, какая отливка.

— И не такие вещи взрываются, я и не такое видел.

— Хватит мне уже про свой армейский опыт трындеть, я этого не видел, значит, этого не было, понятно. Иди, устанавливай.

— Нет, его нельзя устанавливать. Где журнал, я напишу причину отказа выполнения работ.

— Какой журнал, ничего еще на тебя не заполнял, — мастер придвинул к себе журнал. — Ладно, мне надоело спорить. Поручу работу другому, нормальному. А с тобой мы видимо не сработаемся. Может тебе обратно в ремцех перейти?

— Если надо будет, то перейду, пока для этого нет оснований.

— Так, завтра выходишь в ночную. Все, свободен.

— Опять в ночную? Я же только вчера с нее, это нарушение.

— Это производственная необходимость. Так, наряд на сегодня — очистка приямка циркуляционного насоса. Свободен. Журнал заполнишь после выполнения, — мастер махнул рукой на дверь.

Марат вышел из кабинета. В цеху было тихо, шелестели вентиляторы вытяжной вентиляции, в дальнем углу неторопливо стучал молоток, выбивая закисший палец из опоры насоса.

— Привет! — Саша выбежала к нему из лаборатории. — Мне Миша сказал, что ты у мастеров.

— Привет, — вяло улыбнулся он, еще переживая разговор с мастером.

— Эльдар уехал до завтра. Я договорилась с Нинкой, она даст мне ключи от бабушкиной квартиры, — глаза ее светились от радости, полураскрытые тонкие губы застыли в смущенной улыбке.

— Здорово, — ответил Марат, ища в себе силы для воодушевления, но голос его звучал вяло. — Извини, меня достал этот придурок.

— Ничего, я понимаю, — она дотронулась своей горячей ладонью до его лица, Марат прижал ее к губам и поцеловал, ощутив вкус стерильной лаборатории и ее запах.

— Ну, прекрати. Все вечером. Давай, в обед поболтаем, ага?

— Давай.

Саша скрылась в лаборатории, а он пошел переодеваться в кислотку и за сапогами, предвкушая полное погружение в зловонный приямок с подсыхающей кислотной пульпой.

Приямок он вычистил до обеда, подтянув и густо набив смазкой торцевые уплотнения насоса. Миша с Карловичем собирались на обед, приглашая его с ними, но видя, что он колеблется, не стали настаивать. Карлович считал, что нехорошо спать с чужой женой, а вот Миша был полностью на стороне Марата, поддерживая его словом и советом, бывалого ходока.

В столовой Саша сидела вместе с другими лаборантками, которые, при виде выходящего с подносом от кассы Марата, многозначительно подняли брови, но быстро собрались и ушли, освободив место.

Странным образом их служебный роман повлиял и на ее отношения с мужем. Она больше старалась не позволять ему рукоприкладство, угрожая вызвать полицию, да и он чувствовал, что в ней что-то изменилось, стал чаще уезжать куда-то по работе. Синяки на лице у нее почти совсем прошли, и Саша перестала густо краситься, давая свободу своему красивому молодому лицу, без косметики она походила на ученицу старших классов.

— Вот! — Саша продемонстрировала связку ключей и тут же убрала ее обратно в карман.

Марат заговорщицки улыбался. Встречи по чужим квартирам ему порядком надоели, но он не хотел торопить Сашу и себя, еще до конца не осознавая, чем могут закончиться их отношения. Иногда ему казалось, что Саша ждет от него шага на решение этой, по сути постыдной связи, но каждый раз, когда он начинал издалека этот разговор, она пугалась, прося его не торопить события.

— Мне уже пора, — извиняющимся тоном сказала Саша. — Надо до ухода еще пару анализов доделать. Ты на машине?

— Да, на второй проходной оставил.

— Отлично, тогда там и встретимся, хорошо?

Она собралась отнести свой поднос, но Марат, как всегда, жестом показал, что он все отнесет.

— О, Костя, заходи, заходи, — мастер добродушно поманил к себе молодого парня, неуверенно вошедшего в кабинет.

— Звали? — спросил парень с явным деревенским выговором.

— Да, звал. Ты же хотел перейти в слесаря? Ну не всю же жизнь тебе шнырем ноль драить?

— Да, да. Хотел, — разулыбался парень.

— Так вот, Костя, ты же кран сможешь поставить. Ну там открутишь старый, ленты намотаешь, и закрутишь. Делов-то.

— Могу, почему бы не поставить. А слесаря дадите?

— А зачем тебе слесарь? Давай сам учись, сам не сделаешь, не научишься.

— Но разве я могу…

— Под мою ответственность, — махнул рукой мастер. — Мне надо растить кадры, вот я тебя и выбрал. А журнал я сам заполню, это не проблема.

— Ну тогда ладно, что надо делать?

— А я тебе покажу, бери коробку, я возьму инструмент, — мастер взял со стола несколько газовых ключей и указал на коробку с арматурой на столе.

Марат стоял возле машины, ожидая, когда печка старой Нивы прогреет салон. Из его головы не выходила глумливая физиономия мастера, когда он заполнял журнал, что-то было в ней не так.

— Поехали? — Саша первая села в машину, ей пришлось чуть задержаться, подбивая данные по анализам.

— Куда едем? — спросил Марат, мягко трогаясь на ледяной дороге, укатанной сотнями колес грузовиков, снующих через эту проходную от карьера на фабрику и обратно.

— До гостиницы, а там налево до моста, там покажу, — Саша игриво смотрела то на него, то на дорогу.

— Все успела?

– — Ой, да. Сегодня все как с цепи сорвались, Нинка сказала, что какая-то комиссии приезжает.

— Мама тебе привет передает. Все спрашивает, когда ты к нам снова придешь.

— Ой, не знаю. Сам же понимаешь, но не думай, что я не хочу.

— Да я так и не думаю.

— А о чем думаешь?

— Думаю, что пора уже перестать прятаться.

— Давай не сегодня, а? Я все знаю, я тоже так думаю, но пока не время. Я же тебе говорила, моя мама этого не переживет, надо ее подготовить.

— Прости, но я не понимаю этого.

— Да я сама не понимаю. Мне с детства вдалбливали, что интересы семьи важнее, а теперь у них с Эльдаром совместный бизнес, он с папой на рыбалку ездит.

— Но разве твоя мама ничего не знает, как он себя ведет?

— Она говорит, что это я виновата, значит плохая жена, надо быть лучше. Не терзай меня, пожалуйста, мне и так тошно.

— Ладно, извини.

Они проехали мост, Саша слегка потерялась, но через двадцать минут кружения по району они нашли нужный дом. Безликая белая пятиэтажка, затерянная в окружении себе подобных. В подъезде пахло затхлостью подвала и давно разлитым пивом.

Воздух в квартире застоялся, было видно, что в ней уже давно никто не живет. Саша, по-хозяйски, расстилала принесенную с собой чистую простыню на старом диване, Марат боролся с забитой рамой, пытаясь открыть окно, чтобы впустить свежий воздух и развеять дурман чужого дома.

— Потом, потом, милый, — Саша увела его с кухни, когда он собирал на стол куски маминого пирога и кусок соленой рыбы.

Без разговоров, нелепых прелюдий, каждый знал, зачем он сюда пришел. Одежда уже небрежно валялась на полу, отмечая собой путь накопленной долгим ожиданием страсти. Губы жадно ловили поцелуи друг друга, он любовался ее телом, тонким, почти прозрачным, принимающим серебряный оттенок в лучах заходящего зимнего солнца. Осыпая ее горячими поцелуями, он чувствовал каждым своим нервом, как она отзывается на его ласку, как она притягивает его к себе каждым его движением,

погружая его все глубже в себя, сливаясь с ним в одно целое, в единый организм.

Последняя волна страсти отхлынула от них, когда на улице уже была кромешная тьма. Саша немного замерзла, сильно прижимаясь тонким телом к нему, длинные тонкие ноги обвивали его неказистые, состоящие из выпирающих мышц ноги, так гротескно смотрящиеся с ее ровными, тонкими и такими волнительными. Ее маленькая грудь щекотала его ребра, когда она рисовала пальцем контуры его лица, заставляя все его тело вздрагивать от последних искорок желания, мирно гаснущего у него внутри.

— Я люблю тебя, — прошептал Марат, боясь своим голосом нарушить упоительную тишину.

— И я тебя тоже люблю, — Саша осыпала его поцелуями, блестя счастливыми глазами.

— Выходи за меня замуж, — прошептал Марат.

— Что? — Саша привстала на локте, ее длинные тонкие волосы упали ему на лицо.

— Ты хорошо подумал? Я же могу и согласиться?

— Я надеюсь на это. Я тебя не тороплю, просто, хочу, чтобы ты знала.

— То есть, могу подумать? — игриво прошептала она, хитро похихикивая.

— Конечно, сколько хочешь.

— Да не буду я думать, что ты в самом деле! — Воскликнула Саша.

— Да согласна я, согласна!

На фабрике было непривычно тихо, затаенная где-то внутри нее жизнь стыдливо выглядывала отдельными темными фигурами, мелькавшими вдали короткими перебежками между зданиями. Марат быстрым шагом пересекал территорию, пытаясь нагнать проспанное время. В нем еще не затихали огоньки прошлой ночи, подсвечивая его лицо изнутри светом искреннего счастья.

— Марат! Иди сюда! — Миша махнул ему рукой из курилки. Его жизнерадостное, с легким оттенком бесшабашности, лицо было встревоженным и даже слегка вытянутым.

— Привет, — поздоровался Марат, крепко пожав холодную руку и растягивая слова, как мурлычет довольный кот после сытного обеда. — Я проспал.

— Да ладно, — махнул рукой Миша, понимающе подмигнув, но в то же мгновение его лицо опять вытянулось, набирая меловую белизну внутреннего переживания. — Короче, вчера Карлович в ночной был. Вот.

Миша тяжело затянулся, втягивая в себя почти половину сигареты, Марат наконец уловил настроение друга, выхватив себя из неги счастливых переживаний в серую реальность.

— Что случилось?

— Ой, не знаю даже. Короче, я смотрел по журналу, потом его забрали следователи, — затараторил Миша.

— Короче, там была утечка на линии, ну на этом, как обычно.

— Да, я понял. Вчера мне мастер дал новый клапан, но он не подошел.

— Да. Да, ты рассказывал. Так его кто-то установил. Карловича вызвали, т.к. клапан стал гудеть и парить кислотой, там одна девчонка из лаборатории надышалась, забыл, как ее, Ольга, вроде.

— Ну не томи! — Марат весь напрягся, переживая мерзкое чувство ожидания беды.

— Черт, Карловича обдало кислотой. Клапан прорвало! Его увезли в больницу, короче, как-то так, — Миша отвернул свое лицо к ветру, желая осушить набежавшие слезы на глазах.

— Что? Как?! Я не понимаю?! Кто поставил клапан? Они, что там все с ума сошли?! — Марат дернулся было пойти в цех, но Миша схватил его за руку, сильно сжав своей большой ладонью.

— Стой здесь, там следаки приехали, всю документацию изымают. Фабрику пока остановили до выяснения.

— А мастер где? Где мастер смены?

— Все там, — Миша махнул в сторону административного корпуса, — всех допрашивают.

— Как Семен Карлович?

— Девчонки звонили в больницу, говорят жив.

— Так что мы стоим? Надо идти к нему!

— Во-первых, не пустят, состояние тяжелое, сильный ожог. А во-вторых, сказано от цеха не отходить, могут вызвать на допрос.

— Какой еще допрос?

— Такой. Ты в журнале вчера не расписывался?

— Ну. Как обычно, вечером. Меня ж вчера чистить отправили.

— А ты все прочитал, что там было написано?

— Нет, я торопился, — Марат задумался, тщетно вспоминая запись в журнале.

— Ребята из диспетчерской сказали, что все на тебя валят.

— На меня? — глаза Марата округлились, теряя природный прищур. — Но я же…

— Знаю, об этом все знают. Но имей это ввиду и ничего не подписывай, — Миша со злостью бросил окурок в урну. — Все знают, что это не ты, но кто мы такие, чтобы нас кто-то слушал? Если тебя назначат виновным, не знаю, гм, черт!

Через два часа за Маратом приехала машина, забрав его на допрос прямо в несвежей робе, не давая возможности переодеться. Машина выехала за пределы фабрики, везя его по знакомому с детства маршруту, в здание городской прокуратуры.

Там его отвели в душную комнату с наглухо закрашенным окном и ярким жестким светом, где продержали больше трех часов, как ему показалось. Он в определенный момент перестал ощущать время, путаясь в мыслях о случившемся, о прошлой ночи, о Саше, Семене Карловиче, матери, потом опять о Саше — все происходящее виделось ему нереальным, горячая кровь сдавливала виски, будоража его сознание как в приступе лихорадки.

Пришедший, наконец, следователь почти с порога стал обвинять его, давя на Марата, тыча пальцем в кривую подпись на странице в журнале, но не давая ему толком рассмотреть ее. Марат плохо соображал, чего от него хотят и повторял, как заведенный, требуя дать ему ознакомиться с журналом, что это не его подпись. Следователь совал ему под нос какие-то документы, сплошь запечатанные мелким шрифтом, заставляя его расписаться под ними и не давая времени ознакомиться. Следуя совету Миши, Марат отказывался раз за разом подписывать бесконечные безликие страницы.

Вскоре он и вовсе перестал реагировать на следователя, не различая для себя его лицо, видя перед собой только пустую белую маску. Отключив от себя эту чужую реальность, Марат смотрел в одну точку на грязном окне, поверх головы следователя, исключая себя из происходящего вокруг, все глубже погружаясь в трясину томительных раздумий.

Саша с трудом открыла глаза, разлепляя слипшиеся от запекшейся крови веки. Тело тут же отозвалось тысячами ударов острой боли, сливавшихся в одну невыносимую муку, раздирающую искалеченное тело на части. Она осторожно ощупала свое лицо ослабевшей рукой, чувствуя, как оно опухло от бешеных ударов Эльдара, которыми он ее встретил поздно ночью, когда она вернулась домой.

У нее не было сил плакать, каждый всхлип отдавался резкой болью в груди. Холодно, голое тело, беззащитное, укрытое лишь жалкими лоскутами разорванной одежды. Саша с омерзением проверила себя, белье было на месте, ее спасло то, что она отключилась раньше, чем он успел ее изнасиловать, отправив ударом наотмашь к подножью дивана. Она медленно встала. Из соседней комнаты доносился резкий храп, все вокруг пахло перегаром и смрадом. Саша дрожащими руками достала из шкафа чистую одежду, боязливо глядя на раскинувшегося по всей кровати Эльдара, заполнившего своей огромной тушей все пространство вокруг.

Горячая вода больно обжигала тело, не принося желаемого освобождения, только усиливая все нарастающую боль. Саша с ужасом глядела на себя, лицо сильно опухло, глаз, за огромными кровоподтеками почти не было видно. Она осторожно подергала нос, он сломан не был, только сильно опух.

Тайком, пугаясь каждого звука, она собрала свои вещи в сумку, беря только те вещи, которые она покупала сама, оставляя все, что могло бы ей напомнить о теперь уже чужом доме здесь, в этом аду.

— Куда ты идешь? — остановил ее в дверях пьяный голос Эльдара.

— Я ухожу от тебя! — неожиданно для самой себя, громко и уверенно ответила Саша, суетливо застегивая куртку.

— Куда это ты уходишь? — рассмеялся неприятным смехом Эльдар. — Здесь я решаю, куда, брось сумку, я сказал!

— Отойди! Отойди от меня! Помогите, Помогите! — закричала Саша, когда он схватил ее и потащил от двери.

Она вцепилась руками в полку, висевшую справа. Рука скользила по гладкой поверхности полки, норовя оторваться в любой момент, вторая рука нащупала холодную грань тяжелой хрустальной вазы, Саша схватила ее за край и, как смогла, наотмашь ударила ею в голову Эльдара.

Он молча повалился на пол, потянув ее за собой. Саша с трудом выбралась из-под тяжелого тела. Обезумевшее сознание увидело нескончаемые потоки черной крови, разливавшейся из его головы. Саша в ужасе схватила сумку и выбежала за дверь.

Она долго бежала вперед, не разбирая редких прохожих, удивленно глядящих ей вслед, не чувствуя тяжести сумки. Бежать, только бежать, бежать! Куда бежать и зачем она не понимала.

— Эй, давай подвезу, что бежишь, а? — Около нее остановился потертый жигуленок, из которого на нее дружелюбно смотрел пожилой армянин.

— За городом знаешь село, там, за совхозом? — задыхаясь, выпалила Саша, садясь к нему в машину.

–Знаю, знаю, конечно, — ответил он, с сожалением разглядывая ее в зеркало заднего вида. — Ничего, сейчас отвезу, не переживай.

Он быстро довез ее почти к самому дому Марата, ничего не спрашивая и не говоря во время поездки. Саша было протянула ему деньги, не глядя вытащив несколько банкнот из кошелька, но он только отрицательно покачал головой.

— Не надо, не надо, дочка. Пойдем, я тебе помогу, — он взял ее сумку и сразу пошел к дому Марата, верно определив направление по ее испуганному взгляду.

— Все будет хорошо, хорошо.

Он по-отечески приобнял ее у двери и ушел. Дверь дома приоткрылась, и показалось испуганное лицо матери Марата, невысокой маленькой женщины, с небольшими раскосыми глазами.

–Ой, Сашенька! — она всплеснула руками, отворяя широко дверь и буквально втаскивая ее в дом. — Господи, что же это с тобой! Как же это так?

От ее тихого, заботливого голоса Саша разревелась, упав в ее объятья. Не смотря на свой малый рост, мать Марата легко увела на кровать высокую Сашу, не сопротивлявшуюся ее тонким сильным хозяйским рукам, привычным управлять скотиной и вести хозяйство.

— Я, я, — плакала Саша, безвольно лежа на кровати, когда с нее стягивали верхнюю одежду, — я убила его, убила, убила.

— Ну-ну, прекрати милая, никого ты не убила, — успокаивала ее маленькая женщина.

— Подожди, милая, я сейчас.

Она вышла из комнаты и вскоре вернулась с маленькой рюмкой, из которой густо пахло травами и алкоголем.

— Ну-ка, выпей, до дна, — приказала она.

Саша послушно выпила и сильно закашлялась.

— Ну вот, а теперь спать, спать, — она накрыла Сашу одеялом и села рядом.

— Алия Каримовна, как мне быть? — шептала Саша, поддаваясь напавшей на нее в теплом доме после крутой настойки сонливости.

— Что как? Как все, все будет хорошо. Все пройдет, не переживай. Ты спи, спи.

— Я убила его. Я не хотела, — шептала Саша.

— Неправда, ты не могла никого убить. Спи, милая, спи, — Алия Каримовна нежно гладила ее по голове, сдерживая накопившиеся в ней вздохи, ее ладонь подрагивала, ощущая боль Саши через искалеченное лицо.

— Марат, Марат, — уже отключаясь, прошептала Саша.

— Придет, скоро придет, — дрогнувшим голосом прошептала Алия Каримовна, не желая говорить правду, переданную Мишей несколько часов назад по телефону.

4.

Жесткий свет фонаря бликовал на льду замерзшей горки, ведущей крутым накатом вниз к парковке магазина. Алена шла неуверенным шагом к магазину, ее ноги, обутые в уже давно прохудившиеся сапоги, продолжившие свою жизнь после очередного ремонта, отчаянно цеплялись за замерзший асфальт. Рядом вальяжно прошелестела большая машина, блестя багровым превосходством начищенного стального бока. Алена проводила ее завистливым взглядом и поспешила дальше.

В магазине было как всегда многолюдно, около каждой кассы уже выросла пятнистая змейка из покупателей с отсутствующими лицами. Алена с трудом протиснулась сквозь пару людских заборов, получив в свой адрес несколько «лестных» эпитетов. Прилавки светились ярким светом, гордо демонстрируя полупустые полки, несколько уставших служащих вяло распаковывали последние коробки с поддона, выкладывая остатки молочной продукции. Проходящие мимо женщины со встревоженными лицами тут же хватали это с полок, скрываясь в лабиринтах стеллажей с набитыми доверху тележками.

Алена провожала их долгим взглядом, прикидывая в уме хватит ли у нее денег, на то, что она уже набрала. В ее корзине неуверенно болтались пару булок и связка бананов, подпертых небрежно брошенными бутылочками с кефиром. Около соседнего холодильного прилавка стоял парень в простой с виду куртке. Алена профессиональным взглядом отметила, что простота всей его одежды была только с виду, скрывая за кажущейся неброскостью качество дорого бренда. Острая боль в животе напомнила о себе, и она решилась, тем более ей захотелось поближе рассмотреть этого неуверенного покупателя, застывшего в раздумье около мясного прилавка.

Алена подошла к нему и быстрым движением положила к себе в корзину упаковку копченой грудинки, успев быстрым взглядом оценить стоявшего рядом. Нельзя сказать, что он ей понравился, скорее нет, лицо было вполне заурядным и носило серую тень неизменной городской усталости.

Парень посмотрел на ее выбор и, пожав плечами, положил себе то же самое. Он долго, изучающе посмотрел на нее, уловив в ее карих глазах лихорадочный блеск нездорового человека. Она почувствовала его настороженный взгляд, отрывистым движением заправила непослушную прядь каштановых волос, выбившуюся из-под толстой зеленой вязаной шапки, и поспешила на кассу.

Длинная очередь и не собиралась расходиться, перед ее глазами только и мелькали кучи продуктов, выгруженных из бездонных тележек. Голова тяжело кружилась, увлекая Алену в тошнотворный водоворот. Не чувствуя себя, она как-то расплатилась, с трудом побросав покупки в пакет, ватные ноги довели ее до стойки с банкоматами, стоявшими напротив касс, где она безвольно сползла на пол.

— Девушка! Девушка! Вы меня слышите? Ну, давайте, очнитесь уже! — требовательный голос администратора магазина вытаскивал Алену из внезапного забытья, в нос ударял резкий запах нашатыря.

— Приходит в себя.

Ее усадили на стул, забранный у продавца палатки с мобильными телефонами, рядом охали безвозрастные женщины, делая предположения о ее беременности.

— Да куда ей, худющая вся, как на ногах то ходит!

Это сейчас так модно, фигуру берегут.

— А что плохого в хорошей фигуре?

— Отойдите, пожалуйста, — потребовал строгий мужской голос, отодвигая зрителей в сторону. — Не мешайте, дайте воздуху.

К Алене подошел тот самый парень, бросив пакет со своими покупками рядом с банкоматом.

— Скорую вызывали? — спросил он администратора.

— Ой, нет. Я что-то все пыталась ее в чувство привести.

— Сейчас вызову, — парень набрал номер и стал ждать вызова. Алена глядела на него полуобморочным взглядом, готовая в любой момент провалиться обратно в обморок. Он взял ее холодную ладонь в свою руку и крепко сжал, заставляя ее шире раскрыть глаза от легкой боли. — Как тебя зовут, имя, фамилия?

— Алена Тарасова, — прошептала она.

— Принесите теплой воды с сахаром и щепоткой соли, — приказал он администратору, та, повинуясь, побежала в служебное помещение.

— Ты что-нибудь принимаешь?

Он напряженно вглядывался в ее худое, бледное лицо, с безвольной кожей, чувствовалось, что ей было тяжело дышать. Не спрашивая, стянул с нее шапку, выпуская на свободу слегка растрепанные своенравные волосы, размотал туго стянутый розовый шарф, открывая тоненькую шею. Алена попыталась сделать все это сама, но руки безвольно повисали в воздухе, не находя сил на продолжение действия. Парень расстегнул ее куртку, как раз ответила экстренная служба. Он четко объяснил ситуацию и дал свой номер для связи, видя, что выспрашивать номер у Алены бесполезно, девушка вновь закатывала глаза. Но боролась, желая оставаться в сознании.

— Пей, — он протянул Алене кружку с теплым жидким чаем.

— Я посолила, вот только может сильно, — волновалась администратор, наблюдая, как парень буквально заставлял Алену пить приторно сладкую водичку.

— Лучше бы ей холодной воды дали, сразу бы пришла в себя, — посоветовала стоявшая рядом женщина в длинном пуховике.

— Холодную нельзя, ее вырвет, — спокойно объяснил парень.

— Давайте ее уведем в комнату, — он пристально посмотрел на администратора, та утвердительно кивнула.

— Алена, идти сможешь?

Алена попыталась встать, но рухнула обратно на стул, слабо улыбнувшись. Теплое питье придало сил, но затравленный ею самой организм не желал больше двигаться. Он взял ее на руки и пошел в сторону служебного помещения, прятавшегося за тенью торговых палаток. Администратор собрала ее вещи и пакет с продуктами и, дав указание другим служащим разогнать зевак, поспешила за ним.

В комнате отдыха Алену положили на старый диван, застеленный дешевым покрывалом, подложив под голову ее куртку. Горизонтальное положение ее слабому организму понравилось больше. И сознание теперь не порывалось провалиться сквозь землю, медленно осознавая происходящее и окружающих.

Скорая приехала через двадцать минут. Внося свежий запах мороза и спирта вошли два фельдшера. Первая покачала головой и с укоризной посмотрела на парня.

— Что ж Вы так, — она неодобрительно цокнула языком. — Так, Алена, жить-то хотим?

Алена что-то слабо пропищала в ответ.

— Ох, третья уже за неделю, — проворчала вторая, готовя шприц.

— В смысле? — удивился парень.

— Вас как зовут? — спросила его первая.

— Иван.

— Что ты Ваня за девушкой своей не следишь? Мордует она себя, а ты спокойно на это смотришь? — возмущенно ответила ему первая.

— Не понял.

— Да анорексичка она! Ольга, не наезжай на парня, она сама себя так. Ну, милая, давай за ум браться, и так уже тоща, как Кощей, — вторая медсестра потрогала ее тело сквозь тонкую кофту, не найдя ничего, кроме костей.

— Все понял, исправим, — ответил Иван, обдумывая свои ощущения от ее тела, когда он нес ее в комнату. Алена была очень легкая и хрупкая, он явственно чувствовал ее острые ребра и тонкие ноги.

— Ладно, пусть полежит еще полчасика, а потом домой. Отвезешь же, а, кавалер? — строго спросила его первая.

— Отвезу, — с готовностью ответил Иван.

— А ты, моя милая, чтобы завтра же потопала к терапевту. Где живешь?

— Я… я не отсюда, — прошептала Алена.

— Понятно, снимаешь? Так, — вторая достала бланк и начала заполнять. — Я тебе даю это направление, возьмешь с собой полис и паспорт. Там припишут. Ты же здесь, неподалеку живешь?

— Да, недалеко.

— Ну вот и ладушки, — хлопнула ладонями первая. — Ты ее корми давай, будет отказываться, насильно, хорошо?

— Хорошо, — сказал Иван, все это время стоявший в стороне и не спускавший глаз с Алены.

Фельдшеры собрали свои вещи и вышли, оставив короткий лист с назначениями. Администратор облегченно вздохнула и убежала обратно в зал, переглянувшись с Иваном, который утвердительно кивнул.

Он взял стул и сел рядом. Алена смущалась от его взгляда, внимательного и тревожного, искавшего в ее глазах виденные им ранее искорки нездорового блеска. Он грел ее холодную руку в своих ладонях и молчал.

— Где ты живешь? — спросил ее Иван через час.

— Тут недалеко, я сама…

— Нет, сама ты не дойдешь, — отрезал он.

— Я покажу, ладно? — она боялась назвать свой адрес, пугаясь его молчания, строгого взгляда серых глаз и грубоватой нежности его рук, с твердыми небольшими ладонями, стискивавшие ее две тоненькие ладошки. Ей это нравилось, и она его боялась, чувствуя подавляющее превосходство его воли.

Иван, проявив неожиданную галантность, помог ей одеться, крепко ведя ее под локоть к выходу из магазина.

— Молодой человек! Постойте! — окликнула его кассирша, срываясь со своего места. В ее руках был набитый белый пакет с продуктами.

— Вы забыли свои покупки, держите.

— Большое спасибо, я совсем забыл про них, — его голос звучал обстоятельно и слегка с хрипотцой, Алене он понравился, но в голове росли сомнения, вскормленные бесчисленными телеистериками и наставлениями матери, вот сейчас ее увезут неизвестно куда и будут делать неизвестно что, но у нее не было сил сопротивляться.

Он подвел ее к красивому, отливавшему багровой краснотой, кроссоверу и помог сесть. Побросав покупки назад, он выехал с парковки, медленно двигаясь по односторонней улице к светофору.

— Какой адрес?

— Сейчас налево, — выдохнула Алена, чувствуя себя неудобно от своей подозрительности.

Иван пожал плечами, не торопясь, двинулся под левую стрелку. На третьем повороте Алена занервничала, и он, не дожидаясь ее ответа свернул с главной дороги. Минут десять они блуждали по узким дворам, уставленным множеством машин, стоявших друг на друге. Алена не могла точно сказать, как вернее проехать к ее дому, так как знала только пеший проход, плохо ассоциируя его с подъездными дорогами.

— Вот, приехали, — Алена порывалась выйти из машины, но двери были заблокированы.

— Не спеши, я сейчас припаркуюсь, — Иван нашел свободное неудобное место около мусорки с огромным сугробом, и заехал на него, машина встала под углом, задрав капот.

Ничего не говоря, Иван вышел из машины и помог Алене спуститься со снежного настила. Пока она поправляла куртку и копалась в сумке, он забрал с собой оба пакета и уверенно повел ее к подъезду старой пятиэтажки.

— Другой, — Алена тихо улыбалась его уверенности, мягко уводя к соседнему подъезду.

Открытая входная дверь выпустила наружу застойные запахи невкусной еды и простого быта. Квартира находилась на последнем этаже, Алена попыталась было спровадить настойчивого кавалера, но его лицо не выражало ни тени сомнения в непоколебимой уверенности проконтролировать все до конца.

— Я снимаю комнату, — начала извиняться Алена, вводя его в свое царство давно не видевшей ремонта стандартной хрущевки, запаха старых хозяйских вещей с легкими оттенками недорогой женской косметики.

— Спасибо большое, Иван, — Алена испытующе посмотрела ему в глаза, смутив его уверенный вид. Она это заметила и самодовольно улыбнулась.

— Пошли на кухню, — он поставил пакеты на пол и стал раздеваться.

— Уже поздно, да и мы с тобой не знакомы, — начала Алена, но он только хмыкнул в ответ.

— Мне сказано было тебя покормить.

— А ты всегда делаешь то, что тебе говорят другие?

— Да, если это совпадает с моими интересами, — он поднял пакеты и по-хозяйски ушел на кухню.

Алена некоторое время стояла на месте, приоткрыв рот от возмущения, но в глубине души она была довольна его напором.

Вскоре на кухне загремели кастрюли, и зашумела вода. Алена бесшумно скользнула на кухню, застав Ивана в ее маленьком фартуке, чудом налезшим на него, на плите уже стояла кастрюля с водой, в которой через мгновение оказалась куриная грудка. Иван занял собой все пространство маленькой кухни, бесцеремонно осматривая шкафчики и Ловко орудуя ножом. Алена некоторое время смотрела на него сзади, не вдаваясь в подробности его действий, а потом удалилась в комнату переодеваться.

— А если мне завтра на работу? — спросила она, вернувшись переодетой в трикотажный домашний костюм.

— А тебе завтра на работу? — спросил он, бросив взгляд на нее, высокую, худую, и кажущуюся от этого еще выше.

— Нет, — честно ответила она.

— Тогда не вижу проблемы.

— А тебе не кажется, что ты нагловатый тип?

— Нет, не кажется. Я действительно наглый тип.

— Хо, вот это да! Первый раз такого встречаю, — Алена потерла свой тонкий нос, чувствуя уже начинавшие набирать ароматы бульона. — И чем же ты меня кормить собираешься?

— Тем, что приготовлю. Мы не в ресторане.

— А может я хочу как в ресторане? — она с удовольствием жевала бутерброд с выбранной ею грудинкой и листом салата.

— Вот когда пойдем в ресторан, тогда и будешь выбирать, — практически без эмоций ответил он.

— А с чего ты решил, что я пойду с тобой в ресторан? Может у меня есть парень или муж?

— Или муж, — повторил он. — Не убедительно.

— Да, согласна, — согласилась Алена. — Ну а я тебе зачем, такая чахоточная?

— А что разве уже жениться обещал? Не торопи события, мы с тобой пока только ужинать собираемся.

— А ты зануда. Да?

— Скорее всего, меня это мало заботит.

— А у тебя есть жена, дети? — Алена вложила в свой голос максимальное количество издевки, на которое была сейчас способна.

— Нет.

— И все? Больше ничего не скажешь?

— Больше ничего.

Алена вздохнула, пристыдив себя за этот наезд на странного, совсем не похожего на ее знакомых, но простого и доброго человека, молчаливого, слегка грубоватого в своих речах. Она с тоской посмотрела на висевший на стене квартальный календарь с ее работы, на следующей неделе ей платить за комнату, а зарплату опять задерживают, снова придется унижаться перед этой жадной старухой. Погруженная в эти мысли, она жевала третий бутерброд, наблюдая, как он хозяйничает на ее кухне, получивший, наконец, власть разум требовал от нее заканчивать с этой бездумной экономией, так можно и под поезд упасть. Придется в этом месяце перевести домой только половину.

У нее потяжелело на душе от этой мысли, запутавшись в собственном вранье, она не знала, как это теперь всё объяснить родным, не знавшим о ее реальной ситуации, и рассказывавшим всем друзьям, как их дочка успешно закончила институт и теперь работает на хорошей должности. Впереди были два выходных, и потом снова две смены по двенадцать часов, все дальше отдаляя ее от возможности использовать свое образование, цену которому она поняла уже несколько лет назад.

Когда Алена потянулась за очередным бутербродом, он забрал его у нее из рук и поставил перед ней парящую тарелку с бульоном с мелко нарубленной зеленью, сметаной и курицей. Алена с благодарностью посмотрела на него, за все время самостоятельной жизни она так и не научилась нормально готовить.

Они ели молча, стараясь не напрягать друг друга разговорами. Алена бросала на него короткие взгляды, видя, как напрягаются желваки на его лице, выдававшие его внутренней напряжение.

— На завтра какие планы? — спросил он ее, убирая грязную посуду в раковину.

— Никаких, поспать. А что?

— Я заеду за тобой в двенадцать, хватит времени?

— Хватит. А тебе не кажется, что ты спешишь?

— Я тебя не на свидание зову. Отвезу тебя к моему другу, он работает в клинике.

— Я думаю, что могу сама о себе позаботиться, — твердо сказала Алена, блеснув глазами. — Мне кажется, что ты много на себя берешь.

— Может и так, — он стал мыть посуду. Закончив, добавил.

— В двенадцать. Будь готова. Спокойной ночи.

Иван вышел из кухни, через две минуты хлопнула входная дверь, выводя Алену из ступора удивления. После еды она чувствовала себя хорошо, катастрофически хотелось спать. Она собрала все со стола и открыла холодильник, Иван все оставил ей.

Ровно в полдень в дверь позвонили. Алена напрочь забыла о встрече, вся растрепанная, только проснувшись, она осторожно подошла к двери, прислушиваясь. Звонок настойчиво засвистел, требуя к себе внимания.

— Кто там? — не решаясь подойти к глазку, спросила Алена.

— Это Иван. Мы с тобой вчера договаривались.

— Ой, черт! — Алена отворила дверь, забыв про свой внешний вид.

— Привет, я совсем забыла. Подождешь минут десять? Проходи.

— Ничего, собирайся, я подожду тебя в машине.

Он развернулся и пошел вниз, оставляя ее в своем беспорядке, реальность которого она ощутила только при его приходе. Алена заметалась по квартире, спешно собираясь. Выбирая наряд возле помутневшего от старости зеркала стенного шкафа, она долго смотрела на себя, с острыми ключицами, торчащими из тела, тонкими худыми руками она обхватила свою грудь с болезненно выпирающими ребрами, ей было стыдно за свою наготу, она казалась себе уродиной, не понимая, что мог он найти в ней. И главное, нашел ли он в ней что-то? А может это всего лишь глупая причуда, меценатство? Зачем он ей хочет помочь? Что ему от нее надо? Буря этих мыслей захлестнула ее, вытесняя то теплое чувство, которое она испытала к нему вчера.

Решив не выделяться, Алена надела привычный рабочий набор, придирчиво, правда, выбирая кофту.

— Я готова! — Алена подошла к нему быстрым шагом, несколько раз поскользнувшись на тонкой подошве.

Иван стоял около машины и курил. Он кивнул ей, и галантно отворил пассажирскую дверь.

— У меня сегодня больше сил, — попыталась пошутить она, на что Иван только криво ухмыльнулся.

За время езды он не произнес ни слова, нервно покашливая. По радио звучала новостная волна, и Алена, слегка обиженная его молчанием и тем, что он не взял ее за руку, отвернулась к боковому окну, разглядывая пролетавшие мимо застывшие в зимней красоте пейзажи субботней столицы. Голоса ведущих радио, непрерывно читавших новости, мешали ей сосредоточиться на своих мыслях, не давая развиться глупой обиде.

— А ты всегда такой молчаливый? — спросила она его, дотронувшись до его ладони, лежавшей на подлокотнике.

Иван пожал плечами, рука его была шершавая на ощупь, покрытая сухой грубой кожей.

— Нет, просто настроение неважное, поэтому лучше молчать, — ответил он, прокашлявшись.

Алену все подмывало спросить, что у него случилось, но она вовремя сдержалась, понимая, что у нее самой проблем полон дом, и ей бы точно не хотелось сейчас их с кем-нибудь обсуждать.

Он припарковался на стоянке частной клиники, расположенной недалеко от набережной, по которой Алена любила гулять. Склонная к поиску неслучайных совпадений, она отметила для себя его выбор, с большим интересом присматриваясь к нему. Он не был в ее вкусе, но эта простота, прямолинейность и твердость — это было так не похоже на тех парней, с которыми она пыталась встречаться, не было вездесущей жеманности, он не пытался сразу же затащить ее в постель. От мысли о возможной близости она поморщилась, с ненавистью и отвращением вспоминая свое тело.

— Пойдем, у нас прием через десять минут, — Иван хотел открыть для нее дверь, но Алена уже сама выскользнула из машины.

— Видишь, я могу сама, — она широко улыбнулась, слегка щурясь на солнце.

Он улыбнулся ей в ответ, смущаясь проявлять чувства, но не отвернулся, любуясь ее сияющим на выглянувшем солнце лицом, с маленькими точечками веснушек, красивыми, сощуренными в легкой хитрой усмешке глазами, тонким носом, немного длиннее чем следовало бы, бледно-розовыми губами, полураскрытыми в застывшей улыбке. Без макияжа она казалась ему очень красивой, с той настоящей красотой, которую он не находил среди этих эмалированных кукол, которых под него подкладывали друзья.

Алена взяла его под руку, чувствуя твердость проработанных мышц. В медцентре его поприветствовали как старого знакомого, медсестра на приемной стойке вежливо поздоровалась, осведомившись о его здоровье.

— Как тебя тут ценят, Иван Николаевич, — повторила Алена, передразнивая елейный тон современного клиентского сервиса.

— У нашей компании тут очень хорошая страховка, — объяснил он. — Тебя везде любят, когда у тебя есть деньги.

–А у тебя есть деньги?

— Есть, что-то есть.

— Что-то есть — это у меня, — поправила она его.

— Ваня, привет! — навстречу им вышел улыбающийся высокий мужчина в белом халате и большими мягкими ладонями.

— А вы, наверное. Алена, верно?

— Да, — смутилась от его взгляда Алена.

— Меня зовут Юрий, проходите пока в кабинет, Иван сдаст вашу куртку.

Алена отдала вещи Ивану и послушно вошла в кабинет. Юрий закрыл за ней дверь и, взяв Ивана под локоть, повел к гардеробу.

— А ты не меняешься, — сказал Юрий, неодобрительно глядя на друга.

— А почему я должен меняться? — спокойно ответил ему Иван, заранее угадывая тон дальнейшего разговора.

— А потому! Опять на те же грабли. Когда ты уже повзрослеешь?

— Ничего страшного пока не произошло, не придумывай.

— По-моему тебе уже пора прекратить играть принца на белом коне. Это нечестно, по отношению к ней нечестно.

— Ничего я не играю. Ты не знаешь всего. Если тебе сложно мне помочь, перезапиши нас к другому врачу.

— Ладно, не кипятись. Записывать будем на твой полис?

— Да, давай на мой.

Юрий забрал у него карточку и пошел в регистратуру.

— Запишите мой прием на его полис, — передал он карточку на имя Ивана Терентьева медсестре с идеальной кожей.

Юрий оставил Ивана в холле, широкими шагами спеша в кабинет. Иван занял свободное место около аквариума.

Через полчаса к нему подошел Юрий и сел рядом. Он долго смотрел на рыбок, бездумно плывущих между искусственными преградами.

— Первый раз вижу, чтобы человек сознательно себя так губил, — наконец проговорил Юрий. — Ты же знаешь, что к нам подобный контингент не ходит. Она, кстати, всего на четыре года младше тебя. Поздравляю, наконец, хоть кто-то твоего поколения.

— У нас с ней ничего нет.

— Что, просто друзья?

— Нет, просто, — пожал плечами Иван, подавляя в себе нетерпение от пространных речей друга.

— То, что она почти анорексичка, думаю, ты и так знаешь. Очень плохо с нервами, рефлексы отрабатывает вяло.

— Не грузи, давай по сути.

— Так я и так максимально упрощаю. Я составлю план лечения, но, боюсь, что она не сможет это потянуть.

— Разберемся.

— Уж не решил ли ты за нее заплатить? Я тебя скоро к психиатру сдам с твоим синдромом Дон-Кихота.

— Давай список, Борменталь.

— Нет, список назначений я передам ей, врачебная тайна. А уж как она себя поведет, не знаю. Одно могу сказать, что девочка гордая, имей в виду.

— Разве это плохо?

— Для нее — да. Ладно, в следующую субботу как всегда, а?

— Посмотрим, могу уехать в командировку.

— Давай, созвонимся, — Юрий пожал ему руку и тем же бодрым шагом скрылся в коридорах клиники.

Вскоре появилась Алена, побледневшая и напряженная. Она села рядом с ним, сжимая в руках свернутый в четыре раза лист бумаги.

— Дай посмотреть, — Иван протянул руку к листку.

— Не надо, — Алена помотала головой, отводя взгляд в сторону. — Зачем ты меня сюда привез? Сколько я тебе должна за прием?

— Ты мне ничего не должна, — Иван выхватил листок из ее дрожащих пальцев и бегло пробежался по нему.

— Не делай так больше, — тихо проговорила она, гневно сверкнув на него глазами, но не стала вырывать листок обратно.

Он спрятал лист назначений к себе в сумку и пошел за вещами. Идеальная медсестра вежливо попрощалась с ними, пожелав хорошего дня.

— Что теперь? — спросила она его, ожидая, пока он докурит.

— Надо все это купить.

— Но у меня нет таких денег! Даже представить не могу, сколько это все стоит, — затараторила она.

— Я куплю, ничего страшного.

— Я тебе все отдам, слышишь? С каждой зарплаты…

— Хорошо, только отдашь все сразу, я тебе не банк.

Они сели в машину, Иван набросал заказ на сайте аптеки, переругиваясь с неудобным планшетом. Эта детская непосредственность при общении с техникой развеселила Алену, и она открыто смеялась над его особо выдающимися выпадами. Ее поведение его нисколько не смущало, скорее он сам стал улыбаться своему глупому гневу.

— Завтра все привезу, после двух. Дома будешь?

— Да, конечно. Тогда до завтра? — она дернулась выйти из машины, но остановилась из-за его удивленного взгляда.

— Я тебе уже так надоел?

— Нет, просто ты и так для меня много сделал, не хотела тебя еще больше задерживать. У тебя и без меня есть дела, — неумело, дивясь фальши своего голоса, оправдывалась она.

— Да нет у меня никаких дел! — с досадой проговорил он, уставившись в левое зеркало заднего вида.

— Пойдем, погуляем? Тут так красиво? — она дотронулась до его ладони, укоряя себя за неверие в его искренность.

Они вышли из теплой машины, Алена взяла его под руку и повела вниз по переулку к набережной. Ветер задувал им сзади, подгоняя их неспешную ходьбу, под ногами была слякоть, перемешанная со свежим снегом. Редкие машины проносились рядом, исчезая блестящими силуэтами в закоулках старой Москвы.

— А кем ты работаешь? — спросила Алена, после того, как они перебежали на другую сторону дороги, скрываясь, от потерявшегося на просторе ветра.

— Продавцом.

— Ну и как? Тебе это нравится?

— Как? Вроде успешно. Работа не должна нравиться, она должна хотя бы не вызывать отвращения.

— Фу, какой ты грубый. Зачем же ты этим занимаешься?

— Затем же, зачем и ты, зарабатываю деньги. То, что мне нравится, денег не приносит.

— А что тебе нравится? Расскажи, а?

— Я тебе покажу, но только после того, как ты пройдешь весь курс.

— А ты, оказывается, мужчина с загадкой.

–Тебе не идет такая риторика.

— А какая риторика мне идет? Откуда ты знаешь, что мне идет?

— Знаю. Не выпендривайся, я же ничего от тебя не требую.

— А может это меня как раз и злит?

— Злись, сколько влезет.

— Хорошо, забыли. Давай начнем заново. Меня зовут Алена, а ты Иван.

— Пока все верно.

— А сколько тебе лет?

— Тридцать пять. А тебе?

— Ну, женщинам же…

— Так сколько?

— Страшно и сказать, уже тридцать один год.

— Ты плохо выглядишь.

— А ты хам, тебе не говорили об этом.

— Говорили, но это не меняет сути. Ты действительно плохо выглядишь, хотя и очень красивая.

— Вот и как мне теперь быть? То ли нахамил, то ли комплимент сделал?

— Пусть будет комплимент.

— Все с тобой понятно.

— Что понятно.

— Именно поэтому ты и не женат. С женщинами нельзя так прямолинейно разговаривать.

— А тебе бы хотелось, чтобы тебе все время врали?

— А причем тут я, я же в общем говорю.

— Ну а чего хотелось бы тебе? — он остановился и повернулся к ней.

— Я не люблю, когда мне врут, — сверкнула глазами Алена.

— Тебе не вру, но тебе это тоже не нравится.

— Да, не нравится. И нравится.

Они остановились около небольшого кафе с заманчивыми запахами итальянской пиццы. Не спрашивая, Иван повел Алену на запах. В кафе Иван преобразился, из замкнутого с виду человека он предстал перед ней интересным и веселым собеседником, знающим бесчисленное количество баек про работу на Севере, таежную охоту и зимнюю рыбалку — про все, что было настолько далеко от ее жизни и непонятно, но его рассказы рисовали перед ней небывалые картины, заставлявшие живо переживать порой курьезные приключения героев. Иван не стал лукавить и сразу объявил, что он никогда не был участником этого праздника жизни, большее, на что его хватило, так это на зимнюю рыбалку на омуля в марте на Байкале, в самую темную ночь, когда не видно ни одной звезды. Сначала они долго ехали до «рыбного места», потом, обливаясь потом на тридцати градусном морозе, для Алены это было настолько неожиданно, она никак не могла себе представить, что в такой мороз может быть настолько жарко, ей, как человеку выросшему далеко от северных ветров, в бескрайних просторах Белгородского края, ей все это казалось сказкой, сшитой толстыми грубыми нитками, но почему-то такой правдивой.

— Так вот, потом эти ребята достали прожектор и стали светить прямо в лунку. Омуль должен был с глубины, стремясь на свет, попасть в нашу ловушку. В итоге мы, конечно же, ничего не поймали, слишком холодно, луна не в той фазе — настоящий рыбак всегда может обосновать свою неудачу.

— Никогда не понимала рыбаков. Мой отец частенько уходил рано утром на рыбалку. Я как-то напросилась с ним, маленькая еще была, только в школу пошла. Ох, досталось же ему, я вся изнылась, мне было скучно, а еще вставать ни свет ни заря, да еще и тащиться черти куда, а там только туман, комары и тишина. Бр-р, не понимаю, что в этом хорошего.

— Честно говоря, я тоже небольшой любитель, наверное, потому что городской.

— Мне кажется дело не в этом. Ты любишь действовать, а на рыбалке надо уметь ждать.

— Возможно, никогда об этом не задумывался.

— Но на омуля я бы сходила, только когда будет потеплее, не люблю зиму!

— Зиму мало кто любит.

— Ты любишь, я угадала?

— Да, все так.

— Не понимаю, как можно любить холод, ужас какой!

— Это потому, что ты не видела настоящую зиму, а зима в городе тяжелее.

— Странный ты, — Алена справилась со своей порцией пасты и находилась в блаженной истоме сытого человека. — Говоришь, что не любишь свою работу, а столько всего рассказал. Мне вот нечего рассказывать.

— Я тебе ничего не рассказывал про свою работу, — улыбнулся Иван.

— Ну так расскажи, мне интересно, — Алена поигрывала блестящей десертной вилкой, глаза ее поблескивали игривым огоньком. Определенно улыбка его красила, сбрасывая несколько лет, в ее голове уже начали строиться небывалые планы, которые никогда так и не были воплощены. Она мечтательно потянулась и играючи легонько ткнула его руку вилкой. — Давай колись!

— Особо не о чем колоться. Работаю на иностранную компанию, продаю разное оборудование на предприятия. Особо нечего рассказывать.

— Не понимаю, что тебя не устраивает? Стабильная компания, «белая» зарплата, — она пожала недоуменно плечами.

— Я бы от такой работы не отказалась.

— Все верно, я не жалуюсь.

— Но все же она тебе не нравится, верно?

— Не совсем. Мне не нравится другое, но не будем об этом.

— Как скажешь, — Алена сделала вид, что обиделась, но в душе она его понимала, но тяга к излишней театральности была в ней неистребима.

— Расскажи о себе, а то сегодня говорю только я.

— А так и должно быть, мужчина говорит, а женщина слушает, — она погладила его ладонь, пристально глядя в глаза.

— А я хочу тебя послушать, — он не отвел взгляда.

К ним подошел официант и поставил десерт. Алена решила уйти от ответа и заняться заказанным тортом с кофе, но Иван не отпустил ее руку, глядя на нее с легкой усмешкой. Ее это возмутило, и она принялась искать достойного ответа на стене справа, но в голову ничего не пришло.

— Ну ладно. Приехала учиться в Москву. Перевелась с третьего курса. Даже не спрашивай на кого, я сама уже не помню, только одна корочка осталась, лежит на почетном месте в чемодане, — она горько рассмеялась. — Потом решила остаться в Москве. Нашла работу еще, когда проходила практику. Сидела и клепала отчеты с умным видом, а о чем шла речь даже не вникала. Потом начались сокращения и все, работы нет, деньги заканчиваются. Пришлось забыть про амбиции и пойти продавцом. Все думала, что это временно, ха-ха — это уже судьба. Как видишь, ничего особенного. Она горько усмехнулась и принялась за торт.

— Ты так и не сказала, где ты работаешь.

— Продаю одежду в бутике, недалеко от моего дома, знаешь ТРЦ построили?

— Да, вроде пару лет назад. Был там пару раз.

— Ну вот, я там работаю. Раньше на Ленинском была, но добилась перевода поближе к дому. Но ты знаешь, мне эта работа нравится больше, чем просиживание в конторе над бесконечными таблицами. Иногда такие кадры приходят! — она рассмеялась. — Но тебе это вряд ли будет интересно.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что ты очень серьезный мужчина, — поставленным голосом ответила она. — Извини, я, наверное, устала. Еще ты меня откармливаешь, как гуся на Рождество.

— Хорошо, поедем домой.

— А ты тоже там живешь? Как ты вообще оказался в этом магазине? Я думала, что такие как ты не ходят в плебейские места.

— В смысле такие как я?

— Ну такие, успешные.

— Нечего меня в этом укорять, — нахмурился он, — а живу я неподалеку.

— Извини, это во мне зависть говорит. У меня же не хватило амбиций, чтобы достичь хоть чего-нибудь.

— Ты заканчивай прибедняться, тебе это совсем не идет, — он встал из-за стола и пошел расплачиваться по счету.

Алена сделала последнее усилие и умяла десерт, не желая оставлять такую вкуснятину несъеденной. Сытный обед клонил ее ко сну, и она чувствовала, что еще немного и уснет прямо тут.

На улице их встретил морозный ветер, взбодрив ее легким пощипыванием, это ее разбудило и всю дорогу до машины Алена рассказывала курьезные случаи с работы, сводившиеся к одной простой истории, когда массивные покупательницы пытаются примерить на себя образ маленькой девочки. Иван искренне смеялся, когда она разыгрывала короткие сценки. И часто не понимал многое, что ей казалось столь очевидным. Уже дома, после того, как он отвез ее прямо к подъезду, но сказав, что у него, к сожалению, дела, уехал, она обдумывала сказанные им слова, что не бывает недостойной работы, если она помогает людям. Это было так похоже на то, чему ее учили бабушка с дедушкой, всю жизнь проработавшие в колхозе.

Алена проснулась рано утром, солнце еще и не собиралось вставать, а за окном угрюмо чернели силуэты железных коней в тусклом свете редких фонарей столбов освещения. Не было привычного тошнотворного чувства, всегда предшествующего началу рабочей смены — все это будет завтра, а сегодня уйма дел, которые она уже распланировала накануне.

Бодро поднявшись с кровати, Алена побежала в ванную, где застыла перед зеркалом, придирчиво осматривая свое бледное лицо с темно-серыми мешками под глазами, еле заметный румянец на щеках обнадеживал ее, давая понять, что не все так уж плохо. Захотелось позаниматься, это желание не посещало ее уже многие месяцы. Основательно умывшись, она побежала обратно в комнату, настежь распахнув форточку. Свежий воздух с легкими снежинками медленно вытеснял накопившийся за ночь душный жар перетопленного помещения и дурмана старой квартиры.

Тело было послушно, вместе с ней вспоминая гимнастическую школу, в порыве азарта она все более усложняла упражнения, проверяя степень былой растяжки и гибкости в членах, но долгий перерыв и слабость взяли вверх, и она обессилено рухнула на кровать, завернувшись в одеяло. Свежий воздух и приятное напряжение в мышцах убаюкали ее, и она снова уснула.

Второе пробуждение было уже, когда солнце встало и уверенно вступало в свои права, освещая комнату ярким теплым светом. На часах стрелка перешла за одиннадцать часов, медленно приближаясь к полудню.

Легко позавтракав, Алена пришла в свое привычное состояние суетливой заботы, бешенным веником носясь по маленькой квартире. Желая показать себя настоящей хозяйкой, она пыталась делать все одновременно, постоянно подгоняя себя, в итоге тратя время на бесцельную суету. Ей хотелось понравиться Ивану. Говоря себе вслух, что красотой она завлечь его вряд ли сможет, ловя свое отражение в зеркале. Но в глубине души она чувствовала свое лукавство, вспоминая его откровенные взгляды и легкое подрагивание руки, когда она как бы невзначай касалась ее своей ладонью. Она совсем не понимала его нерешительности, считая, что уже давно пора было отбросить все предрассудки и стеснительность, возраст обязывал.

Иван пришел ровно в два, как и обещал. Она, не спрашивая, отворила дверь, широко улыбаясь ему светящейся улыбкой и, ничего не говоря, втащила его в квартиру.

— Привет, — улыбнулся он, осматривая прибранную квартиру.

— Привет! — Алена обняла его за шею и, неожиданно даже для себя, поцеловала его в губы.

От ее волос приятно пахло цветочным ароматом шампуня, вкус алых губ, слегка подведенных помадой, передал ему некий привкус копченой грудинки и сыра, на которые она налегла, когда готовила незатейливое угощение для них. Она это почувствовала и смущенно стерла с его губ этот жирный налет.

— Ну что? — нахмурилась она, видя, как он беззвучно смеется, глядя на нее.

— Ничего, все прекрасно, — Иван снял куртку, оставшись в одной бледно-розовой рубашке, на полу остался стоять его старомодный кожаный портфель, смешно надувшийся от содержимого.

Чувствуя возрастающее в нем напряжение, Алена открыто распустила волосы, накрывшие шелковистой волной плечи, еле заметно подрагивающие от нетерпения. Потом он еще долго целовал ее, нежно гладя ее плечи и спину, бережно контролируя свою разгоряченную силу, боясь сломать или раздавить ее хрупкое на ощупь тело. Распаляя себя и ее все больше, он весь напрягся, боря в себе стремительность желания. Она прижималась к его напряженному торсу, шепча еле слышно: «Ну не здесь же, не здесь». Легко, как пушинку, он поднял ее на руки и отнес в комнату…

Солнце игриво грело их обнаженные тела, не оставляя ни малейшей возможности для недосказанности или секрета друг от друга.

— Пойдем, поедим? — Алена водила пальчиком по его умиротворенному лицу, губам, совсем не пахнущим сигаретами, видимо он сегодня не курил.

— Наверно пора уже, — он поцеловал ее ладонь.

— Так лень, — она сильнее прижалась к нему, — но надо!

Она соскочила с кровати и, быстро накинув на себя разбросанную на полу одежду, убежала на кухню. Зашумел за стенкой чайник, раздался звон расставляемой в спешке посуды.

— Ну где ты там? — крикнула она ему с кухни.

— Сейчас буду, — Иван педантично расправлял на себе рубашку, медленно заправляя ее ленивыми руками в брюки.

На кухне его уже заждался накрытый праздничный стол, уставленный тарелками с маленькими бутербродиками и рулетами из ветчины с сыром. Нетерпеливая хозяйка силой усадила его за стол, гневаясь его недопустимой медлительности, о чем было тут же сказано. Ее руки, как бы невзначай, касались его, помогая ориентироваться за столом, указывая, с чего начать в первую очередь, в итоге Алена села рядом, ласково, как кошка, прижимаясь к большому зверю.

Оказалось, что Иван ест немногим больше, чем она. У Алены разыгрался зверский аппетит, щеки порозовели, налитые теплой энергией счастья. Пока она убирала со стола, он сходил за портфелем, сразу сделавшись серьезным, как обычно.

— Значит так, — Иван разложил на столе принесенные им коробки с невыговариваемыми названиями.

— Я составил для тебя график, согласно указаниям Юрия.

— Ну, ты даешь! — Алена с уважением посмотрела на разложенные перед ней листы, исчерченные строгими таблицами. — Ты странный и удивительный. Я никогда не встречала такого как ты.

— Ты меня плохо знаешь. Познакомишься поближе, поменяешь мнение.

— Возможно, — она игриво закусила губу. — А я тебе как?

— Ты глупая, но не дура.

— Я тебе уже говорила, что ты хам?

— Да, несколько раз.

— Не понимаю, зачем тебе нужна такая глупая? — наигранно обиделась она, понимая правильно его слова.

— Наверно, потому, что сам дурак. Это бессмысленный разговор, давай вернемся к делу.

— Хорошо, мой капитан! — она приложила ладонь ко лбу, вытянувшись по струнке.

— А должны быть только осмысленные разговоры? Ну, чтобы смысл был, настоящий такой, да?

— Нет, конечно, я не такой зануда.

— Но зануда, да?

— Безусловно, как и ты.

— Я не буду обижаться на твои слова, — Алена подняла палец вверх, выделяя свою мысль. — Но только потому, что мне об этом постоянно говорит мама.

— Маму надо слушать. Давай теперь меня послушай, — он разложил коробки по порядку, сверяясь с таблицей.

— Мне все понятно, — уверенно заявила Алена.

— Уж с таблицами я работать умею, не зря пять лет училась.

Он хотел что-то сказать, но только прокашлялся.

— Честно, я все сделаю, как написано. Ведь это мне надо, правильно. Сколько это все стоило?

Он поморщился, подбирая слова для ответа, но она опередила его, звонко поцеловав.

— Мы с тобой договаривались, ты же не мог забыть?

— Нет, не забыл, — он достал чек и протянул ей, Алена широко раскрыла глаза и присвистнула.

— Потерпишь полгодика? Я быстрее не накоплю.

— Я не хочу на тебя давить, но это неправильно.

— Почему это? Я тебе не жена, мы с тобой всего два дня знакомы.

— Срок не имеет значения.

— Тебе не кажется, что ты чересчур всерьез воспринимаешь наши отношения? А вдруг все скоро закончится?

— Почему? — нахмурился он.

— Ну, не знаю, я тебе надоем.

— Нет, такого не будет, — Иван пристально посмотрел ей в глаза, в уголках которых горел ярким огнем его сдерживаемый силой воли гнев и обида.

— Я опять сболтнула лишнего, — она по-кошачьи погладила его по груди. — Я же дура.

— Нет. Ты не дура, нечего прибедняться, это тебя не красит.

— А что меня красит?

— Улыбка.

— И все? — Алена обиженно надула губки, картинно поморгав ресницами.

— Не мучай меня! — возмутился он, прижав ее к себе.

— Да ладно, не обижайся, я же шучу. Уже темнеет, — вздохнула она, взглянув за окно, где уже давно скрылось солнце, подсвечивая нависшие на небе низко плывущие облака.

— Да, и мне уже пора идти.

— Как? — но я думала, что мы с тобой еще посидим? Ну почему?

— Я сегодня улетаю, пора собираться, не люблю суеты.

— Ну вот. А надолго? Куда летишь?

— Далеко — далеко, я тебе покажу. Вернусь через неделю.

— Через неделю, — она задумалась. — Ну, хорошо, я как раз в воскресенье буду выходная.

— Хорошо, что-нибудь придумаю.

— Я хочу погулять, пойдем, а?

— Пойдем, а ты не замерзнешь?

— А ты меня согреешь!

— Ой, какая красота! И горы какие красивые. Аленка, не уж то нашла, наконец, себе нормального мужчину, а? Давай колись, — девушка с черными волосами, усыпанными разноцветными блестками передала телефон стоявшей рядом своей копии, одетой в однотонную униформу модного бренда.

— А это где? — спросила та, возвращая телефон Алене.

— На Урале, вроде пермский край, я опять забыла! — она хихикнула, извиняясь. — Смешное название такое, но вспомнить не могу, одна «рубаха» на языке вертится.

— Ну-у, я-то думала, это где-то в Европе. А что мы тут не видели, — махнула рукой вторая и вышла из-за стойки в зал к случайно зашедшим посетителям.

— Может, — нахмурилась первая, листая страницу поиска. — Тут только Губаха подходит.

— Вот, точно — Губаха! Меня оно так рассмешило в первый раз. Я поначалу думала, что он шутит.

— Нормальное название, — пожала она плечами. — А этой только Европу подавай, нашлась, тоже мне, европейка — года три назад только из своего Воронежа приехала и туда же!

— Олесь, ну мы же знаем, кого она себе ищет, — Алена хитро улыбнулась, глядя, как фигуристая подруга заигрывает с моложавым мужчиной у стойки с мужскими сорочками.

— Ага, вот только находит она только азеров! — и они обе захохотали.

Через пару минут она подвела покупателя к стойке, выложив три бледно-голубые рубашки.

— Если Вам не понравится, Вы сможете сдать покупку или обменять на другую. Но я уверена, — она говорила с еле заметным придыханием, слегка задевая своим упругим бюстом край стойки, чем буквально гипнотизировала молодящегося мужчину, разрывающегося между ее туго обтянутыми футболкой грудями и полураскрытым ртом.

— Приходите к нам еще, я буду ждать.

Покупатель расплатился, счастливый, вышел, немного задержавшись у двери, разглядывая повернувшуюся к нему выигрышным боком девушку. Как только он скрылся из виду, они втроем громко расхохотались.

— Я буду тебя ждать, — томным голосом повторила Олеся. — Светка, тебе бы фильмы озвучивать.

— Да что там озвучивать. — Света надула губки и сладострастно застонала.

— Не хотела бы сняться? — спросила Алена, покраснев от ее голоса.

— Поздновато уже, старая стала, — ответила Света, помахав в ответ улыбчивому кавказцу, махавшему ей от двери.

— Он меня зарежет, если узнает, что я в таком фильме снялась.

— А ты снялась? — спросила Олеся, уловив самодовольный блеск в глазах подруги.

— Пусть это останется тайной, — многозначительно ответила Света.

— Ладно, я Ромке скажу, он поищет, — Олеся стала быстро набирать на телефоне.

— И как это ты ему разрешаешь смотреть порно. Это же омерзительно! — возмутилась Алена.

— Наша монашка негодует, — сказала Света. — Пусть занимаются, чем хотят. Главное, чтобы я об этом не знала.

— Вот именно, — Олеся усмехнулась, глядя в телефон. — Он уже искал, пока не нашел. Вот же козел, а!

— Аленка, а ты когда замуж-то собираешься? — спросила Света.

— Да какой замуж, ты что! — смутилась Аленка. — Мы с ним только неделю знакомы, завтра приедет.

— Ты посмотри, она прямо светится, дурочка, — показала на нее Олеся.

— Ты главное дурой не будь, поняла? — Света строго взглянула на нее.

— Я разве дурочка? — возмутилась Алена.

— Еще какая, — ответила Олеся. — настоящий мужик, романтик, стихи пишет. Мы тебя знаем, думай, перед тем как делаешь.

— И говоришь, — щелкнула ее в нос Света. — С мужчинами так нельзя, надо беречь их уши, иначе они звереют. Вот когда капкан нацепишь, тогда и рот разевай, а пока пищи себе тихонько.

— Не обижайся, мы же тебе добра хотим, — погладила по плечам напрягшуюся Алену Олеся.

— Прочитай еще раз, что он тебе вчера написал.

— Ладно, прочитаю, хоть я на вас и зла. Но вы, наверно, правы, я могу сболтнуть лишнего, — Алена покопалась в телефоне и, глубоко вздохнув, начала читать.

«Задумчивы, заброшенные горы,

Под толстой шапкой скрыв свое лицо,

Молчат, и смотрят, как сгорает воля

Под самым слабым солнечным лучом.

Сгорает воля вся и без остатка,

Но тут же возрождается в ночи,

Стремленье, взлет, паденье, схватка!

Пора тревожная — пора любви!

О, как хотелось б мне им передать хоть толику огня,

Заставить сбросить шапки на мгновенье,

Увидеть свет, каким увидел его я,

Увидеть мир без тягостных сомнений!

Но вновь заря рождает свет,

И с ним рождает новые волненья,

А горы столь же молчаливы, как и день назад,

Мне стоит попросить у них терпенья».

— Если бы не тушь, то я бы сейчас заплакала, — сказала Света, заморгав пышными ресницами.

— А, по-моему, это очень искренно, — смутилась Алена.

— Да я серьезно! — обиделась Света.

Часовая стрелка уже уверенно перешагнула за вторую половину дня, его все не было. Алена, уже давно готовая, ярко, но не вызывающе накрашенная, сидела на кухне, расстроено поглядывая на часы. Рука вновь потянулась к телефону, но она одернула себя, решив не выказывать ему свое нарастающее волнение, не так уж и сильно он опаздывает, всего-то на двадцать минут, но воображение с отчаянным энтузиазмом рисовало небывалые картины, давая ей повод быть обиженной на него и требовать компенсацию.

Желая переключиться, она откопала в ворохе вещей давно забытую электронную книгу. На удивление, заряд был, экран радостно мигнул, приветствуя свою хозяйку. Недочитанный роман медленно увлекал ее в банальную перипетию событий другой страны, происходивших больше века назад, но ничуть не утративших своей актуальности. Герои были глупы и банальны в своих поступках, просты и беспомощны в своих желаниях.

В дверь уверенно позвонили, книга, чувствуя, что не до нее сейчас, поморгала и погасла, когда Алена на автомате перелистнула страницу.

— Привет! Ну чего ты так долго! — успела воскликнуть Алена до того, как он скрылся за букетом из бледно-розовых и белых тюльпанов. — Ух ты!

Она схватила букет и с головой ушла в цветы, Иван смущенно улыбался, стоя на пороге. Ей показалось, что за командировку он слегка похудел, лицо осунулось, два неглубоких пореза под подбородком свидетельствовали о его сильной спешке.

— Ну что, ты готова? Я немного задержался, — он прокашлялся, — забыл, какой на дворе месяц.

— Да ничего страшного! — крикнула ему Алена с кухни, пристраивая букет в старенькую массивную вазу. Вернувшись, она повисла у него на шее, наградив долгим страстным поцелуем.

— Спасибо. Пойдем гулять или как? Алена блеснула глазами, заметив его сомнения.

— Гулять, мы же так решили, — ответил он.

— Ну, как хочешь, — Алена рассмеялась, видя, как он весь напрягся от ее слов.

— Это я глупость сморозила, не обижайся.

Они вышли из подъезда и направились в сторону метро. Она сразу же позволила себе ехидный вопрос о том, как он смог опуститься до плебейского вида транспорта, за что почти тут же оказалась на вершине ближайшего сугроба.

— Разве можно так с дамами обращаться! — возмущалась она, не решаясь соскользнуть вниз, чтобы не запачкать обувь в темно-серой каше снизу.

— Я тебя на трон усадил, чем же ты недовольна?

— А ха-ха, как смешно. Снимай меня!

Он лишь покачал головой, насмешливо глядя на ее негодование.

— Ну, хорошо, — Алена изловчилась и сползла на чистый участок.

— Но я тебе еще отомщу — И месть моя будет страшна!

–Буду ждать с нетерпением.

Дорога уводила вниз к узкой улице, шедшей параллельно путям метро. Шумно гудели заснеженные автомобили, рядом с которыми курили вялые водители, недавно проснувшиеся и теперь, подгоняемые женами, готовившиеся совершить воскресный ритуал посещения гипермаркета. Медленно тянулись вверх бабульки с неподъемными сумками тележками, громко зевали безответственные собаководы, лениво ожидая, когда их питомец завершит просроченный туалет в ближайшем углу.

Поезд скользил колесами по мокрым рельсам, гудя натруженными моторами, непонятный говор пассажиров, занявших все места, дополнял звуковой фон монотонным шумом, перемешанным с назойливыми звонками и выкриками видео из интернета.

Они встали в углу вагона, Алена, не умолкая, все шептала ему на ухо всякую ерунду, не задумываясь о том, интересно ли это было ему. Ей хотелось говорить, у нее было столько ему сказать, передать, и пускай, он мог лишь изредка вставлять пару фраз в ее монолог, нельзя было сказать, что ему это не нравилось. Алена специально приближалась к нему, щекоча его ухо горячим дыханием и легкими прикосновениями губ, ощущая его ответную реакцию. На «Киевской» вагон опустел, они двигались вслед за неповоротливой людской змейкой, подпираемые сзади полуслепыми вечно спешащими пассажирами. Одна станция по «Кольцевой», и вот они уже на Садовом кольце, исчерченном потоками автомобилей и людей, возникающих из ниоткуда и пропадавших в никуда, поглощаемые бездонным чревом подземки.

Ветер властвовал на мосту, подгоняя замедляющихся пешеходов резкими порывами, влажного холода, забиравшегося сквозь самую теплую одежду. Начинался весенний ледоход, пришедший не по календарному графику. Скрывшись от потока, спешащего в парк, они остановились на смотровой площадке. Надежно укрывшись за спиной Ивана, Алена восторженно смотрела за движением массивных льдин, светящихся в лучах солнца, пробивающегося сквозь тучи, разгоняемые непоседливым ветром.

— Красиво, правда? — спросила она его, зажмурив глаза от резко пробившегося солнца.

— Да, с погодой нам повезло.

— Вот так бы тут стояла и смотрела, — мечтательно сказала она.

— Ты замерзнешь.

— Фу, какой ты все-таки зануда! — воскликнула она. — По правде я уже замерзаю.

— Что, уже нагулялись?

— Нет! — твердо ответила она. — Еще пока нет.

Их потеснила группа туристов из Китая, громко выкрикивая непонятные слова. Алена похихикивала, толкая его локтем при особо комичных моментах в поведении гостей столицы.

— Не понимаю, почему тебе не нравится твоя работа? — удивлялась Алена.

Они не спеша шли по парку, интуитивно смещаясь в сторону набережной. Иван живописно рассказывал о своей поездке, стараясь сильно не углубляться в детали, но Алена все же иногда его не понимала, догадываясь о сказанном по контексту или просто не задумывалась.

— Мне нравятся люди, с которыми я встречаюсь — это безусловный плюс.

— А коллеги не нравятся?

Он скривил лицо и отрицательно покачал головой.

— Скорее всего я просто излишне идеалистичен, в этом и проблема.

— Ну не знаю, а разве это так плохо?

— Хм, как посмотреть. Наверное, все же это плохо.

— Может стоит что-то в жизни поменять? Сменить работу, например, а?

— Я об этом думал, но не хочу.

— Ага, значит все-таки работа тебе нравится! — торжествующе заключила Алена.

— Нет, не так.

— Какой ты неуверенный! Разве таким должен быть мужчина? Ты хоть что-то можешь сказать точно, без всяких там отговорок?

— Да, могу.

— Ну, скажи!

— Я могу с полной уверенностью, не колеблясь, сказать точно, — он патетично вздернул голову, кривя рот в еле сдерживаемой улыбке.

— Ну, не томи, что ты мне тут за театр устроил?

— Ты мне нравишься — это я могу сказать абсолютно точно.

— И все? Просто нравлюсь? — Алена состроила обиженное лицо.

— Нет, не просто, все гораздо сложнее.

— Ну вот, опять пошли оговорки! — она улучила момент и столкнула его в ближайший сугроб. — Все, квиты!

— Купаться! — Иван вскочил и схватил ее на руки, направляясь к набережной.

— Какой купаться? Ты что, дурак, — билась на его руках Алена, щипая за нос и щеки острыми коготками.

— Нет, тебя надо купнуть, обязательно!

— Я же замерзну! Ты хочешь, чтобы я замерзла?

— Да, очень хочу! — он подошел к ограждению и вытянул руки вперед, держа ее на весу над бетонным откосом.

— Отпусти, — прошипела Алена. — Я же выберусь и убью тебя! Буду к тебе по ночам приходить.

— Я не против, — он опустил ее на тротуар, успокаивая свое дыхание.

— Ты знаешь, что ты достоин кары? — Алена поправила задравшуюся куртку.

— И какая же кара меня ожидает?

–Я пока не придумала, — она сжала его локоть, — но я подумаю.

По набережной неспешно прогуливались молодые парочки, с интересом глядя на двух глупо улыбающихся влюбленных, не уступавших им в молодости, несмотря на паспортный возраст. Гудя подшипниками втулок, проносились лихие велосипедисты, окликая зазевавшихся мелодичными переливами звонков. Наверху склона темнел стволами деревьев Нескучный сад, доносилась гулким басом репетиция какой-то группы. Наглые воробьи облепили клочок земли около скамейки, выпрашивая еду у шумной компании, расположившейся здесь для небольшого пикника, выстроив на гранитных плитах облицовки склона бар из разношерстных бутылок.

— Не устала?

— Нет, но хочу есть.

— Дойдем до конца, — он показал на уже видневшееся здание академии наук. — И пойдем обедать.

— А куда?

— Не знаю, найдем что-нибудь.

— Я такая голодная, что готова на все! И в этом ты виноват!

— Почему же?

— Приучил меня много есть. Я, кстати, все съела, что ты мне оставил! Я молодец?

— Хм, там же немного было.

— Для меня это уже много. Смотри, растолстею!

— Это будет очень нескоро.

— Мне кажется, я уже вес набрала.

— Это на тебя снег налип, — он сделал вид, что стряхнул его, хлопнув ее по нижней части куртки.

— Эй! Ну не здесь же! — возмутилась она.

— Ничего, никто и не заметил.

— Так вот это-то и обидно!

Подъем по крутой лестнице заставил их обоих тяжело дышать на вершине, улыбаясь и весело переглядываясь, они спустились к подземному переходу. В свете желтых фонарей, скрытых от очумелых ручек металлической решеткой, тоннель, отливал медным цветом. Вдали слышались простые аккорды, кто-то нестройно тянул Цоя.

— Постой-ка, — Алена остановилась около уставшего певца, кинув ему горсть монет.

— Ты мне говорил, что играешь на гитаре, да?

— Да, играю. А что ты хотела?

Алена подошла к музыканту и долго о чем-то с ним говорила, музыкант удивленно смотрел на нее, потом пожал плечами и передал гитару.

— Давай, сыграй!

— Мне неудобно, — Иван взял чужую гитару в руки, оглядываясь по сторонам.

Вокруг них уже скопилась небольшая часть народа, заинтересованная происходящим.

— Давай играй! Или ты мне врал?

Иван снял куртку и передал ей. Он встал около отдыхающего музыканта, также с интересом глядевшего на него. Гитара была слегка расстроена, Иван спросил, может ли он подтянуть струны, хозяин инструмента только развел руками, давая ему полную свободу. Ожидание затянулось, и он, смущенно прокашлявшись, заиграл.

Тоннель заполнился красивой мелодией, он сбивался поначалу с темпа, но по мере развития темы играл увереннее, повышая сложность и темперамент игры. Алена смотрела на него затаив дыхание и с широко раскрытыми глазами, открыв рот от удивления. Музыка стихла, еще долго затухая слабым эхом в длинном тоннеле. Случайные зрители одобрительно похлопали, осыпав горстями монет разложенный на полу кофр.

— Держи, твоя доля, — музыкант сунул горсть монет в руку Ивана, после того, как он отдал ему инструмент.

— Нет, спасибо, мне не надо.

— Заработал, держи, — музыкант насыпал монеты ему в карман.

— Ну что, проверила? — спросил он Алену, когда они подошли к выходу из тоннеля. Алена все это время молчала, находясь под впечатлением.

— Проверила. А что ты играл?

— Так, ничего, — смутился он.

— Нет, скажи!

— Не хочу, ты меня высмеешь, — он нервно дернулся, поднимаясь по лестнице наверх.

— Нет, я не буду смеяться! Правда! — она догнала его почти у самого выхода.

— Я набросал ее по приезду, вчера вечером.

— А как она называется?

— Не знаю, сама придумай.

— А почему я? Ты же автор.

— Потому, что она о тебе.

— Обо мне? — Алена округлила глаза. — Мне еще никто не писал музыку. Да и стихи тоже.

— Ну, мысли есть?

— Пока нет, — она закусила губу, терзаясь желанием расцеловать его тут же.

— Ну, вот и у меня нет.

— Знаю! Я знаю — бабочка4.

— Что «бабочка»?

— Она называется «Бабочка».

— Похоже, пусть будет бабочка. Я согласен.

— Бабочка, бабочка, — повторяла Алена, когда они вышли на площадь.

— Почему ты ее написал?

— Не знаю, просто захотелось.

— Почему? — Алена остановилась, отстранившись от него.

— А разве это плохо? — он непонимающе смотрел на нее.

— Почему? — Алена топнула ногой.

— Потому, что я в тебя влюбился, как дурак. Ты это хотела услышать? — разозлился он. Рука потянулась в карман, но он уже неделю не курил, решив наконец бросить, с досады он хлопнул по набитому мелочью карману.

— Да! — крикнула Алена. — Какие вы мужики непонятливые!

— Ты слишком много от меня хочешь.

— Почему? А ты, разве, этого не хочешь?

— Я не хочу это больше обсуждать. Так и будем тут стоять?

— Действительно, как два дурака тут стоим! — Алена огляделась, на площади были только они, рядом шумел проспект.

— Так я не пойму, вы съехались или нет? — Света строго взглянула на Алену, но та делала вид, что занята отчетом по дневной выручке.

— Ну, нет же, иногда я у него живу, иногда он у меня.

— А, понятно. Ну и где лучше? У него хороша квартира?

— Да, неплохая.

— Это очень важно. Он тебе ключ дал?

— Да, но я не взяла.

— Ты что, дура? Иди и возьми немедленно!

— Нет, я считаю, что пока еще рано.

— Какой рано? Ты в паспорт то поглядывай, чай не девочка уже.

— Спасибо, что хоть не в зеркало.

— Ну, с фэйсом тебе повезло, это я вот мучаюсь, — Света подошла к зеркалу на стойке и придирчиво стала всматриваться в свое отражение. — Лет пять назад у меня тоже были подобные убеждения, но сейчас, нет, пока еще есть шанс, надо брать быка за…

— Рога? — уточнила Алена, видя, что Света застыла перед зеркалом в задумчивости.

— Да что толку с рогов? Рога это ты ему нарастишь, но потом. А брать надо сама знаешь за что, с мужиками все просто.

— Нет, он не такой. Я так не хочу! — Алена торжествующе отправила отчет на печать.

— Ну-ну. Рассказывай.

Из подсобного помещения вышла сонная Олеся, постоянно зевая.

— Чего поднялась? Могла бы еще полчасика поспать. — Света, недовольная собой, отвернулась от зеркала.

— Хватит спать. Надо еще успеть нашу принцессу попытать.

— Я уже пытаю, не поддается. Прикинь, ей мужик ключи от дома давал, а она отказалась, гордая, фу!

— Ну не гордая, просто, мне кажется, рано еще, — обиделась Алена.

— Ну не взяла и не взяла, что ты на нее давишь. Он все равно от нее никуда теперь не денется, — Олеся открыто зевнула, заражая стоявших рядом подруг.

— Это еще почему это? — сквозь зевоту спросила Света.

— Романтики будут любить до гроба, либо его, либо моего — мне так бабушка всегда говорила, когда брала в руки фотографию дедушки, она у нее на почетном месте была — на телевизоре, — Олеся плюхнулась на стул рядом с Аленой.

— Был у меня один такой, романтик. До сих пор пишет.

— А чего ж еще не замужем? — удивилась Света.

— Так глупая была, хотелось всего и сразу, — Олеся махнула рукой. — А теперь то что, у него семья и дети.

— Так чего ж он тебе пишет? — непонимающе взглянула на нее Алена.

— Не знаю, может любит, а может по привычке, — пожала плечами Олеся.

— Это тот что ли, ну, у которого пара магазинов? — спросила Света.

— Ага, и еще одна автомойка.

— Я тебя не понимаю, я бы уже давно отбила его у жены. Он вроде и ничего сам.

— Видела бы ты его лет десять назад, — усмехнулась Олеся.

— Дрыщ такой, оглобля! А отбить я его не могу, мне совесть не позволяет.

— Тебе совесть? — Алена округлила глаза. — Вот это да, где ж ты ее нашла то?

— Кажись в старом сундуке откопала, — добавила Света.

— Именно там! Не могу же я у своей собственной сестры мужа отбить? Вот, не могу и не хочу. Если б это были вы, не задумываясь отбила бы.

— Аленка, ты смотри поосторожней, видишь, какая беспринципная у нас подруга, оказывается.

— Не стоит беспокоиться, — Олеся важно обвела их взглядом.

— Ромка сделал мне предложение, так что выдыхайте, выдыхайте, выдыхайте!

— Ой, да не уж то! — Света саркастически похлопала в ладоши. — Первый пошел.

— А что ж ты молчишь, когда?

— Вчера. Ох, что-то мы вчера переборщили. А он как огурец утром встал, ненавижу его за это, мог бы хоть из солидарности со мной слегка пострадать.

— Ну, ты ему это еще припомнишь, — сказала Света.

— Конечно, но только после свадьбы.

— Ну что, поздравляем, извини, что без подарков, — Света села рядом.

— Еще успеете. Кстати, лучше сами знаете что.

— Нет уж, мы тебе подарок купим, в отместку. Верно, Аленка?

— Безусловно — огромный сервиз!

— Чтоб ты нас не забывала!

Около машины стояло несколько коробок, Иван ходил вокруг, ища свободное место для них.

— Ты действительно хочешь поехать со мной? — он вопросительно посмотрел в глаза Алене, державшей в руках большую пачку с памперсами.

— Пойми, это не развлечение, там очень тяжело находиться.

— Да, я хочу! — уверенно воскликнула Алена. — Я все понимаю, я готова.

— Это вряд ли, — покачал головой Иван. — Я сколько лет уже езжу, а так и не смог стать к этому готовым.

Он запихал оставшиеся коробки на задние сиденья, и они выехали. Ранним утром дороги были абсолютно пустыми, окна близлежащих домов черны, город спал. Он вел машину не торопясь, понимая, что не опаздывает. Алена старалась держать себя бодрой, но вскоре уснула под монотонный бубнеж еле слышного радио. Иван выключил его и, борясь с зевотой, сосредоточился на дороге.

— Мы уже приехали? — Алена проснулась, почувствовав, что дорога стала неровной. Машину нервно потряхивало на бесконечных ямах.

— Почти, минут двадцать еще. Выспалась?

— Да, что-то вроде. Я бы, конечно, еще бы поспала, — она потянулась и задела рукой его плечо. — Ой, извини.

Медленно светало. Машина кралась по улочкам маленького города с угрюмыми спящими домами. Изредка навстречу появлялась машина такси с заспанным шофером, плелся впереди старый мусоровоз. Они выехали за пределы города и свернули на узкую дорожку, ведущую к небольшому лесу. Стали яснее прорисовываться очертания пары двухэтажных корпусов, окруженных решетчатым забором. Около въездных ворот стояла черная машина, за рулем которой сидел Юрий. Иван поравнялся с ней и остановился.

Привет, давно приехал? — он вышел из машины и подошел к медленно вылезшему из теплого салона Юрию.

— Да нет, — протянул тот. — Минут десять назад. Вон, Дашка еще спит.

Он кивнул на спящую на пассажирском кресле жену.

— Доброе утро, — Алена вылезла из машины и подошла к ним.

— О, привет-привет. Выглядишь значительно лучше, — Юрий профессиональным взглядом осмотрел Алену.

— Это все он, — она с нежностью посмотрела на Ивана. — Такой заботливый.

— Ага, от слова забота, да, Ваня?

— Заканчивай, — огрызнулся Иван.

— Ванька, привет! — Даша помахала ему рукой из машины и стала с интересом разглядывать Алену.

Алена стояла напряженная, не понимая выпада Юрия и чувствуя, что между мужчинами возникло сильное напряжение.

— Ваня, а что ты не знакомишь меня? — Даша вышла из машины и подошла к Алене.

— Сама познакомлюсь. Я Даша.

— Алена, — смутилась она от изучающего взгляда Даши.

— Аленушка и братец ее Иванушка, как мило, — Даша широко заулыбалась. Она была ниже Алены и обладала приятной полнотой, которая всегда привлекала мужчин, дополняя неиссякаемым источником жизнерадостности и доброты.

— Ваня, я одобряю.

— Алена, ты уж извини, но наш непримиримый холостяк Иван — это притча во языцех.

Я могу нести всякий вздор, так что ты не обижайся.

— Это да, она и не такое еще сморозит, — подтвердил Юрий.

— Да я не обижаюсь, — сказала Алена.

— Ну, вот и славненько, — Даша взяла под локоть Алену и повела ее к своей машине.

— Пока мужики меряются своей доминантностью, мы с тобой перекусим, а они пусть как хотят, верно?

— Сейчас подойдем, — махнул рукой Юрий.

Пока девушки доставали из дорожной сумки подготовленные Дашей бутерброды, мужчины вполголоса переговаривались, Иван нервно взмахивал руками, а Юрий только пожимал плечами.

— Я ему не нравлюсь, — прошептала Алена, понимая, что разговор идет о ней.

— А, не бери в голову, — махнула на них рукой Даша. — Юрка почему-то вбил себе в голову, что должен уберечь друга от ошибок. Самодовольный баран, уж не знаю, за что я его люблю.

— Не понимаю, — напряглась Алена.

— Ванька тебе не рассказывал, уверена, что не рассказывал. Так вот скажу тебе по секрету. Парень-то он хороший, но вот с бабами не везет. Ну, это грустные и нехорошие истории, не в этом суть. Вот Юрка теперь как полиция нравов, в каждой ищет подвох.

— И много уже было?

— А ты не такая простая, как кажешься, — негромко рассмеялась Даша. — Не беспокойся, за последние годы ты первая. Сама-то как думаешь?

— Никак не думаю, просто люблю.

— Ну, вот и славненько. А с Юркой я поговорю, он хороший, сама потом поймешь, — Даша доверительно сжала ее руку и строгим голосом обратилась к мужчинам. — Так, петухи, к столу!

— Ты это кого тут петухами назвала? — возмутился Юрий, подходя к ним.

— Ты мне еще покудахтай тут, ешь давай, — Даша налила ему кофе из термоса и сунула большой бутерброд.

Еще горячий кофе и вкусная еда окончательно расслабили атмосферу, Юрий даже похвалил Алену за хороший аппетит.

— Пора разгружаться, — Юрий достал телефон и набрал номер.

— Да, доброе утро. Ну, мы подъехали. Ага, да, конечно, ждем.

Ворота им открыла вышедшая через пару минут из дальнего здания женщина в простеньком пальто с добрыми, но очень усталыми глазами.

— Нина Сергеевна, — мое почтение, — Юрий галантно поклонился и пошел в машину.

— Доброе утро, как вас сегодня много, — всплеснула руками Нина Сергеевна, — я там все открыла.

Машины въехали на территорию и скрылись за дальним корпусом.

— Идемте, они пока разгрузятся, — Нина Сергеевна закрыла ворота и повела гостей в ближайший корпус.

Внутри безликого здания с казенной медной табличкой у входа было тихо и душно, пахло застоявшейся хлоркой и страхом. Алена застыла на месте, ежась от боязливого волнения. Все вокруг было так непривычно и в то же время знакомо, подобное чувству внезапной встречи с незнакомцем с до боли знакомым обликом и знать которого ты бы не хотел никогда. Вдали послышалась приглушенная речь, неразборчивая, с надрывом.

— В первый раз, — пояснила Даша Нине Сергеевне, ожидавшей их у входа в полураскрытый темный кабинет.

— В первый раз оно всегда тяжелее, — сказала она, когда все вошли в кабинет, — может примете успокоительного? Так будет легче, поверьте мне.

— Нет, спасибо, — прокашлявшись, ответила Алена. — Я себя хорошо чувствую, просто не выспалась.

— А, ну ладно, но если что, не стесняйтесь, — она встала и пошла к выходу.

— Я пойду посмотрю, что привезли, ну, а после завтрака придем к вам.

Она заговорщицки улыбнулась и вышла.

— А что мы будем делать? — спросила Алена, вешая свою куртку в старый шкаф, из которого пахло старыми газетами и нафталином.

— Мы? Ну как сказать, — Даша задумалась, наморщив лоб. — Я до сих пор не могу для себя решить, что мы тут делаем. Сама все увидишь. Если захочешь, то сможешь поучаствовать. Главное, запомни это, старайся держать дистанцию, не знаю, как точнее объяснить, мне так один психолог говорил.

— А у вас с Юрой есть дети?

— Да, двое разбойников, копия отца, сплошное наказание.

— Здорово. А они большие уже?

— Старший в школу пошел, завидует теперь младшему, ему же только через год топать. Ох, а какие лентяи, но это, видимо, в меня, — она заразительно расхохоталась.

— А у меня нет детей, — вздохнула Алена.

— Так в чем же дело, рожай. Я в первый раз долго сомневалась, боялась, думала, о карьере, а потом, так оно все завертелось, уж не помню и, как там было. Не сомневайся, время идет, мы не молодеем.

— Это да.

— Ну ты то неплохо сохранилась. А я вот слегка расширилась, как говорит Юрка, а

по-моему меня просто разнесло!

В коридоре послышались шаги, и комнату вошли Иван и Юрий, каждый нес по увесистой коробке.

— Так, барышни, давай за работу! — скомандовал Юрий.

Они поставили коробки на стол и вышли. В коробках лежали маленькие плюшевые медвежата, одинаковые, но разных цветов, и большие пакеты с конфетами.

— Так, надо все пересчитать. Каждому ребенку должно хватить и всем поровну, — сказала Даша, вытаскивая пакеты с конфетами на стол.

— А сегодня какой-то праздник?

— Да, у Нины Сергеевны день рождения. Так повелось много лет назад, своего рода День Рождения этого интерната.

— Как неудобно, а я не поздравила.

— Не переживай, Нина Сергеевна не любит, когда ее поздравляют. Такой человек, странный, но очень добрый.

— Она на вид очень строгая.

— Она и не на вид тоже строгая, это ты новенькая, пока бережет, чтобы сразу не испугалась.

Через десять минут вернулись Иван с Юрием, переодетые в скоморохов. Причем костюм наиболее комично смотрелся на фигуре Юрия, штаны были малы, рукава короткие, пугало, да и только.

— Мне материала не хватило, так даже забавнее, — объяснила Даша. — Это я им предложила выступать в костюмах.

— Да, это наш главный продюсер! — Юрий звонко чмокнул жену и жадным взглядом взглянул на стол с подарками.

— На, осталось как раз для тебя, — Даша протянула ему три конфеты.

— Одна тебе, две мне, — Юрий протянул Ивану конфету и остальные сунул в рот.

— Собрались! — голосом опытного тренера воскликнул Иван. — Пора.

Пройдя дальше по узкому пустому коридору, утыканному справа и слева безликими дверями с цифровыми табличками, они вошли в светлый зал, превращенный в игровую комнату. Стены были красочно расписаны героями мультфильмов, в дальнем углу располагалась игровая зона с аккуратными стеллажами, заполненными ящиками и коробками с игрушками. Игровой зал настолько сильно контрастировал с обликом здания, что не верилось, что все это может находиться рядом.

— Нравится? — спросила Алену Даша, видя, как она завороженно осматривается.

— Видела бы ты, как все тут было раньше. У, мрак!

— А почему ж все остальное не отремонтировали?

— Денег нет. У меня подруга работает в одной компании, — Даша показала на неизвестный Алене логотип на скромной табличке у входа. — Так вот это они все сделали. В планах было переоснастить и лечебный корпус. Но там какие-то сложности, я не вдавалась в подробности.

— Получается, что америкосам наши дети важнее? — Алена достала один ящик с развивающими игрушками, с интересом разглядывая их.

— Ну почему же сразу америкосам? — хохотнула Даша. — Работают там наши люди. — Хотя, отчасти ты и права. У нас подобная культура, эм, корпоративная культура, только зарождается.

В другом конце зала звякнула гитара, и пропищал игрушечный рожок. Иван доставал из потайного шкафа гитару, а Юрий продувал рожки, издавая самые невообразимые звуки.

— Нас сюда затащил Ванька, он тогда, кстати, работал на эту компанию. Собственно он там и работает, только в другом направлении, ну или как-то так, я не разбираюсь во всех этих железяках, — ответила Даша на немой вопрос, не сходивший с лица Алены. — Если бы меня кто-нибудь лет пять назад спросил бы, а не поеду ли в интернат? Ха-ха-ха! Сама до сих пор не верю, что каждый раз сюда возвращаюсь. Есть же свои дети, но не могу.

Она укусила себя за губу, быстро поморгав увлажнившимися глазами. Она взяла из рук Алены непонятную игрушку и показала, как должны собираться кубики в башенку.

— Каждая из этих игрушек помогает детям чуть-чуть улучшить свою адаптацию к нашему миру, Мы ездим раз месяц, когда совпадут у всех графики. Но чаще и не стоит, — она замолчала, глядя куда-то в сторону. — Не знаю. Если бы это было с моими детьми, я бы, наверное, наложила бы на себя руки. Каждый раз, возвращаясь домой, я пытаю себя и мужа, зачем нам это надо.

— И зачем? Вы не похожи на волонтеров благотворительного фонда. Извини, если обидела.

— Да нет, что ты, конечно не обидела. Мы не доверяем фондам, хотя, что проще, перечислить деньги и вроде как помог. Наверное, мы не справедливы к ним, там работают честные люди, но я этого не могу понять, что-то мешает полностью им довериться.

— Я понимаю, о чем ты говоришь. Через некоммерческий фонд можно отмыть много левых доходов. Нам об этом в институте рассказывали, но я не придавала этому значения — все это настолько далеко от нас, что кажется какой-то сказкой, небывалым миром, — Алена сложила игрушки в ящик и поставила его обратно.

— Ой, ну ты прямо, как Ванька. Этот тоже, как задвинет с Юркой, так у меня голова пухнет!

— Да, он любит порассуждать.

— Да все мужики такие, стратеги!

В зал вошла Нина Сергеевна, Иван с Юрой уже разыгрались и встретили ее приход разудалым маршем.

— Готовы? — строго посмотрела она на них.

— Да, мой командир! — отрапортовал Юрий.

— Вот и хорошо. Через минут пятнадцать запущу. Часа два продержитесь?

— Выстоим, Нина Сергеевна, — ответил Иван, заиграв военную песню.

— Вы с нами будете?

— Конечно, вы тут без меня учините дел, — она подошла к Алене, заметив сильную напряженность в ее лице.

— Все нормально?

— Да, — Алена закивала головой, — просто волнуюсь.

— Волноваться — это нормально. Главное запомни — ты не должна показывать свою жалость или страх, веди себя с ними, как с равными, чувствуй их как равных. Они все чувствуют и понимают. Жалость — это последнее, что им нужно.

— Я все поняла, — Алена приободрилась, показывая свою готовность.

— Вот и хорошо. И, не обижайся на мой тон, все-таки педагогический стаж окончательно убил во мне человека.

— Да я не обижаюсь… — начала было оправдываться Алена, но получила легкий щелчок по напряженному лбу, выдавшему ее.

— Ой, да вовсе вы и нестрогая, — разулыбалась Даша, но в ответ получила строгий взгляд и встала по стойке, приложив руку к пустой голове.

–Так, я пошла за моими бандитами. Ни пуха, ни пера.

— К черту! — хором пробасили мужчины.

— Мы с Ванькой решили, — Юрий подошел к Даше с Аленой, — сначала поздравим Нину Сергеевну, и пускай она будет недовольна!

— Ничего, побросает молниями и успокоится, — махнула рукой Даша.

— Давно пора, дети же все знают.

–Ты думаешь, они помнят? — удивился Иван, настраивая гитару.

— Конечно, помнят, — уверенно ответил Юрий. — Это я тебе как врач заявляю.

— Иди сюда, врач, — Даша подтянула его к себе и стала расправлять помятую одежду.

— Чучело ты, а не врач.

— Готовсь! — воскликнул Иван, заслышав топот детских ног в коридоре.

Все встали по центру зала, плотно прижимаясь друг к другу, будто бы это сможет помочь против натиска несокрушимой лавины детского любопытства и веселья. Отворилась дверь, вслед за молодой воспитательницей в зал втекла бурлящая река детских глаз, рук, ног, заполнившая собой все вокруг, поглотив взрослых своей неудержимой пляской. Молодая воспитательница старалась быть строгой, но ее показная строгость разбивалась на слабые приказы, которые дети воспринимали как игру. Алена поймала себя на том, что она долго и пристально рассматривает воспитательницу. Это была молодая девушка,

некрасивая, с угловатым телом и большими длинными руками, которыми она умело руководила детьми, нежно направляя каждого и оставляя ребенку необходимую свободу выбора. Ее лицо светилось от внутреннего огня большого сердца, и внешняя красота была совсем не важна. Алене захотелось хоть немного быть похожей на нее, но она не могла в себе найти того огня доброты, который питал эту молодую девушку. При виде детей, смотрящих на новую тетю с интересом пугающе скошенными глазами, вертя невпопад большой головой, и от непривычного детского смеха ей стало жутко, она слышала в нем и радость, и безудержное веселье, и боль, и страх.

Две девочки подбежали к Алене и начали методично ощупывать ее, проверяя, настоящая ли она. Алена вспомнила слова Нины Сергеевны и сделала над собой усилие, заставляя себя влиться в эту пучину веселья. Даша уже вовсю играла с особо смелыми мальчишками, Юрий издавал из пластмассовой дудки неожиданные звуки, вводя детей в изумление. Одна из девочек сильно ущипнула Алену, довольная результатом, отпрыгнула в сторону, но Алена успела поймать ее и ощутимо ущипнуть в ответ.

— Так, — вошла Нина Сергеевна, излишне строго глядя на происходящее.

— И, раз, два — три! — скомандовал Юрий, и Иван заиграл песенку крокодила Гены.

— Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам, а вода по асфальту рекой, — хором запели Юрий с Дашей, она слегка не попадала, придавая песне смешное звучание.

Нина Сергеевна попыталась возмутиться, но видя, как дети успокоились и внимательно слушают, растаяла. После каждого куплета Юрий пытался на маленькой дудочке сыграть проигрыш, но походило больше на ярмарочные песенки, простые и разудалые. К концу песни молодая воспитательница выскочила за дверь и вернулась с огромным букетом.

— С Днем Рождения! — хором прокричали взрослые, и воспитательница вручила Нине Сергеевне букет.

— И ты с ними заодно, Оля! — возмутилась она, принимая букет.

— Ой, да ладно Вам, Нина Сергеевна, — нараспев ответила та, не поддаваясь на строгость начальницы.

— Ой, ну спасибо, спасибо, — Нина Сергеевна смутилась, стоя под прицелом десятков глаз.

— С Днем Рождения, — повторила девочка, стоявшая возле Алены, быстро посмотрев на нее, верно ли сказала.

— Ты смотри, Лизонька заговорила! — Нина Сергеевна всплеснула руками.

— Оль, ты слышала, слышала?

— Да! Да! — обе женщины подбежали к совсем смутившейся девочке, прятавшейся за спиной Алены.

— Ну, Лизочка, ну, повтори, что ты сейчас сказала?

— С Днем Рождения, — повторила девочка и сильнее прижалась к Алене.

Алена стояла чуть дыша, чувствуя, как глаза заволакивает слезная пелена. Оля взяла ее за руку и широко улыбнулась, обнажив крепкие ровные зубы.

— Держись, — шепнула она Алене и подмигнула, как старой знакомой.

— А, ну-ка все, кто к нам пришел, давай вставай в хоровод, будем песни петь, танцевать! На других смотреть, да себя показывать! — запел громким голосом Юрий.

Заиграл рожок и гитара, женщины стали выстраивать детей в хоровод, кружась вокруг музыкантов.

— Кто не будет танцевать, тот не сможет устоять! Растряси скорей себя, и давай танцуй как я! — призывал Юрий, показывая детям нужные движения и руководя вращением хоровода.

Задорно звенела гитара, наращивая темп. От танцев Юрия и от нелепой сосредоточенности, с которой дети старались повторить несложные движении, Алена веселилась все больше и больше, стремительно вливаясь в эту радостную реку.

Время пролетело незаметно. Казалось бы только начали, немного попели, потанцевали, еще не все игрушки были собраны, не все игры сыграны, но устали все, и взрослые, утомленные отданной и полученной энергией, и дети, разбившиеся по кучкам выбрав себе по-взрослому, засыпали на глазах. Мальчишки больше терзали Юрия с Иваном, строившими вместе с ними высокие крепости. Трое девочек не слазили с Алены, путая ей волосы и хватая за нос.

— Так! На обед! — скомандовала Нина Сергеевна, сама с трудом отрываясь от игры с более старшими детьми. Все послушно встали, и взрослые повели свои группы на обед. В столовой уже было все накрыто, уставшие и проголодавшиеся дети опережали взрослых в поедании простой, но непротивной казенной пищи.

— Ты придешь? — маленькая девочка смотрела в глаза Алене, нервно теребя свою одежду.

— Да, Лиза, конечно, приду, — Алена больше не замечала, что глаза девочки смотрели не на нее, а в разные стороны, она видела душу ребенка, а душа ребенка смотрела прямо ей в сердце.

Всех детей уложили спать, взрослые еще долго стояли в дверном проеме, слушая, как засыпают счастливые дети.

— А ты молодец, — похвалила ее Нина Сергеевна, когда они все вместе сидели в ее кабинете и пили чай с тортом, который испекла Оля.

— Нет, не молодец, — Алена дрожащей рукой поставила чашку на блюдце.

— Извините меня.

Она поспешно вышла из кабинета, следом вышел Иван.

— Что с тобой? — он нашел ее в дальнем углу коридора, спрятавшуюся в нише дверного проема. Ее тело подрагивало от нервной дрожи, она плакала, закрыв лицо руками.

— Я понимаю, понимаю.

Он прижал ее к себе, нежно гладя по голове. Алена медленно успокаивалась, всматриваясь красными от слез глазами в его спокойное лицо.

— Я когда первый раз был, ох, не помню, как потом домой доехал. Напился, но не мог уснуть. С каждым разом это притупляется, но не уходит никогда.

— Я не знаю, не знаю, — шептала Алена. — Я больше не смогу, не смогу.

— Если ты не захочешь, то можешь не ехать.

— Я хочу! Хочу! Но, боюсь, боюсь.

— А чего ты боишься?

— Боюсь, что не смогу забыть. Эта девочка, она не выходит у меня из головы, не выходит. — Она помотала головой, силясь стряхнуть наваждение, — она так смотрела на меня.

— Ты знаешь, она назвала меня мамой. Как это? Как?

— Я не знаю, что тебе ответить. Давай подождем. Если ты этого захочешь, мы ее удочерим, Нина Сергеевна поможет с оформлением документов.

— Как удочерим? Мы же с тобой не женаты?

— Это всего лишь формальность, — пожал плечами Иван.

— Ты делаешь мне предложение? — вспыхнув глазами, спросила Алена.

— Мне кажется, что сейчас не время и не место.

— Так ты делаешь мне предложении или нет?

— Да, делаю. Алена, выходи за меня замуж.

— Ты наверное шутишь. Слишком мало времени прошло, тебе не кажется?

— Нет, я давно к этому готов.

— А когда ты это понял?

— Давай не будем. Нас люди ждут.

— Отвечай, а то не соглашусь!

— А ты согласна? Я от тебя ответа пока не получил.

— Отвечай!

— Ладно. Сначала я, а потом ты.

— Хорошо, — Алена притянулась к его лицу.

— Еще в магазине.

— Ты врешь! Так не бывает!

— Ты же знаешь, я плохо вру.

— Да, ты не врешь, — Алена пристально смотрела в его глаза.

— Ну?

— Что ну?

— Теперь ты отвечай.

— Ой, какой ты непонятливый! Ну, конечно же, я согласна! — она страстно поцеловала его, отметив про себя с удовольствием, как он расслабился после ее ответа.

— Завтра же переедешь ко мне.

— Конечно же, я ж теперь жена, как-никак.

— Пока еще не жена.

— Но-но, поговори мне еще, муженек!

5.

— Па-ап! Я возьму твой телефон? — не дожидаясь ответа, Женя забрала телефон с тумбочки и ушла другую комнату.

— У тебя же свой есть, зачем тебе? — крикнул Антон с кухни, копаясь с потекшим смесителем.

— Тебе жалко? — огрызнулась дочка из комнаты. Послышался приглушенный смех Маши.

— Нет, просто интересно.

— Поиграю и отдам, — ответила Женя, листая его записную книжку.

— Маша подбежала к двери и, осмотревшись, не идет ли отец, бесшумно закрыла. Женя сидела на кровати, недовольно смотря в экран.

— Ну что там? — Маша нетерпеливо толкнула сестру, усевшись рядом.

— Да все то же самое, ничего нового.

— А ты СМС-ки смотрела?

— Да что их смотреть, одни какие-то краны, регуляторы — полная чушь! — Женя с досадой бросила телефон на кровать.

— Дай я посмотрю! — Маша схватила смартфон и углубилась в него, медленно водя пальцем по экрану.

— Нашла, нашла!

Маша, довольная собой, показала сестре отрытое в ворохе рабочих дел сообщение: «Привет! Как дела? Ты уже дома, наверное, я тоже. Как твои красавицы? Алина».

— Хм, он его даже не читал! — воскликнула, негодуя, Женя. — Алина, сейчас мы тебя найдем.

Она стала устанавливать один за другим мессенджеры, пока в списке контактов не появилась Алина. С профиля на них смотрела красивая темноволосая женщина со слегка суровым взглядом.

— У, какая злюка! — сказала Женя, пародируя ее лицом.

— И вовсе не злюка! — запротестовала Маша. — Красивая, да?

— Ну да, ничего. Нам подходит, — согласилась Женя.

— А давай напишем ей, а?

— Давай, надо только папин профиль заполнить, — Женя открыла галерею в поисках фотографии, но, ничего кроме трубопроводов и каких-то железяк, не увидела.

— Вот, давай эту! — Маша открыла на своем планшете фотографию отца на детском аттракционе, сделанную ею в предыдущий его отпуск.

— Фу, как-то не серьезно, — заупрямилась Женя.

— Давай эту! — настаивала Маша.

— Ну давай, — Женя перекинула ее на телефон отца и стала заполнять профиль. Через пять минут все было готово.

— Ну что, начнем?

Девочки переглянулись, Маша захихикала.

— О! Она в сети — воскликнула Маша, заметив, как поменялся статус контакта.

— А папа не будет ругаться на нас?

— Пусть ругается! Сам он ничего делать не хочет, придется нам, — грозно ответила Женя и принялась за чат.

«Привет! Извини, не видел твоего сообщения».

Через пару минут телефон пропищал ответом.

«Привет! А я думала, что ты на меня обиделся. Мы тогда не хорошо расстались, мне кажется, что я была не права».

— Интересно, а что там у них произошло — спросила Маша, игриво блестя глазами.

— Не знаю, но уверена, что наш папа накосячил! — Женя самодовольно ухмыльнулась.

Она набрала текст и вопросительно посмотрела на сестру, Маша, с видом знатока, утвердительно кивнула.

«Тебе не за что извиняться, это мне стоило быть напористей».

«Ой, давай закончим, а? А то сейчас будем извиняться по часу. Не люблю это. Как твои дела? Как дочки. Рады тебе?»

— Ну-ка, — Женя отвела телефон от себя и сделала их с сестрой фото. — Пуганем слегка.

Она отправила ей фото, Маша, ерзая от возбуждения, жадно смотрела, как сестра набирает ответ.

«Вот мои красавицы! Младшая чуть не задушила меня в объятиях. Все отлично, когда находишься дома. Как у тебя дела?»

— Неправда, я же легонечко! — возмутилась Маша. — Зачем ты обманываешь?

— Ничего я не обманываю, — вздернула нос Женя. — Он аж хрипеть начал.

— А сама в ванной плакала, — хитро улыбнулась Маша.

— У меня живот болел, — неуверенно оправдывалась сестра. — Смотри, ответила.

«У меня все хорошо, но… не знаю, наверное, это слишком уныло. Мне кажется, что на работе я чувствую себя счастливее. А тут я одна, вот».

— Одна! Одна! — весело повторяла Маша.

— Сейчас дожмем, — ехидно улыбнулась Женя.

«Я опять разоткровенничалась, ты не обиделся?»

— Так, чем это вы тут занимаетесь? — Антон вошел в комнату, делая строгое лицо.

— Ничем! — быстро ответила Маша.

— А разве стучаться не надо? — огрызнулась Женя. — Тут все-таки дамы!

— Дамы, ха. Подрастите сначала, — улыбнулся Антон. — Так что вы делаете?

— Играем, — ответила Женя.

— Во что играете?

— В викторину! — воскликнула Маша.

— В викторину? Интересно. А можно с вами?

— Потом, дай мы закончим, а? После обеда, а? — ответила Женя, пряча от его взора телефон.

— Хорошо. Я тогда пока в магазин сбегаю, а вы на стол накроете, договорились?

— Да, папочка! — ответила Маша, расплывшись в улыбке.

— Все, ушел, — Антон закрыл за собой дверь, понимая, что девчонки его обманывают, но ему не хотелось мешать их игре.

Как только хлопнула входная дверь, Женя торопливо стала набирать ответ.

« Приезжай к нам в гости. У нас весело!»

« В гости? Ну не знаю, а дочки твои против не будут?»

« Дочки — «за»! Я им о тебе рассказывал, они хотят с тобой познакомиться»

« Правда? Но я не знаю, понравлюсь ли я им…»

«Уверен, что да. У нас есть свободная комната, всем места хватит».

«Я могу приехать завтра, мне ехать пару часов. У тебя верный адрес в профиле?»

«Да, Заводская ул., дом 23, квартира 45».

«Тогда завтра к часу буду».

«Здорово! Я рад»

«Я тоже рада. Спасибо»

«Не за что, может тебе не понравится».

— Как это не понравится? — возмутилась Маша. — Как это наш папа может не понравится?

— Ну мама же нас бросила, — тихо прошептала Женя.

— Не надо, не напоминай! — Маша отвернулась, еле сдерживая накатившие рыдания, но вскоре повернулась обратно, услышав сигнал мессенджера.

«Не говори ерунды. Ты мне нравишься»

Хлопнула входная дверь, вернулся Антон.

— Дайте телефон, я же хотел нашей бабушке позвонить, — он потянулся к Жене, но та, поспешно сворачивая программу, вжалась в угол.

— Но пап, почему ты не стучишься сначала? — обижено ответила она, возвращая телефон.

— Ну извини, торопился, — он положил телефон в карман куртки. Телефон завибрировал. — Да, алло! О, привет. Очень рад тебя слышать. Да, все хорошо. Конечно. У тебя как? Понятно, понятно… Завтра, да собственно ничего… хорошо, отлично… а адрес? У тебя уже есть?… нет,… ну, забыл видимо… да. Захлопотался… нет, не похож, мне далеко до… Ладно, ждем… и я тебя… почему не говорил? Не знаю, тюфяк, видимо… ну да, ты заметила… Да нет, обедать собираемся, могу дать им трубку… не хочешь?… ну завтра поговорите, тем более что им есть, что тебе сказать, правда, Маша?

— Да, папа! — ответила Маша, во все уши слушая его разговор.

— Это Маша, младшая… что хочешь, на свое усмотрение… да, Женя у нас серьезная… тебе виднее… ну все, до завтра… ага, пока.

Он встал перед дочками, строго глядя на них, Маша делала вид, что боится и пряталась за сестру, Женя с вызовом смотрела на отца.

— Ну, что вы мне скажете? — спросил он их.

— Ты разве чем-то недоволен? — воскликнула Женя.

— Да нет, конечно, — смягчился он и сел рядом с ними.

— Ну вы даете, свахи. Это кто это вас научил?

— Жизнь научила! С тобой только так и можно! — ответила Женя.

— Ладно. Я не сержусь, — он улыбнулся, Маша тут же бросилась к нему на шею.

— Спасибо, вы обе правы. Дай обниму.

Женя, как бы нехотя, придвинулась в его объятия, ощутимо ткнув его твердым кулачком в бок.

— Надо ей подарок сделать! — сказала Маша.

— Какой подарок? — удивился он.

— Может, мы торт испечем? По бабушкиному рецепту? — загорелась Женя.

— Можно, напиши мне, что нужно докупить, я сейчас съезжу.

— Я сейчас! — Женя, радостная, побежала на кухню, проверить запасы.

Женя придирчиво осмотрела отца и устало покачала головой.

— Что, опять плохо? — удивился он, находя себя в зеркале вполне симпатичным.

— Дай я. Все приходится делать самой, — проворчала она, довольная очередной возможностью поруководить отцом, постепенно примеряя на себя роль главной женщины в доме.

— А мне нравится, — сказала Маша, появившаяся в комнате с измазанным в муке лицом.

— Ты такой серьезный.

— Вот именно, что как на похороны, — съязвила Женя.

— Ну-ну, не каркай, — погрозил пальцем Антон.

— Так, вот. Сначала одень это, — Женя выложила на большую кровать в родительской комнате подобранный комплект одежды.

— Давайте, выходите. Как я переоденусь?

— Ой, да чего мы там не видели, тоже мне, — проворчала Женя, но вышла, захватив с собой упирающуюся Машу.

На кухне творился настоящий хаос, везде была рассыпана мука со следами маленьких ладоней, из мойки горой торчала грязная посуда — девочки творили, а убирать придется отцу. «Художник не должен размениваться на рутину» — повторяла Женя, запомнив фразу из будничного сериала по телевизору. Посреди стола на большом белом блюде красовался огромный торт, украшенный разноцветными кремовыми розочками, было видно, что одну половину украшал один человек, а вот вторую совсем другой.

— Ох, Антоша, какой ты красивый! Сразу помолодел лет на десять! — послышался восторженный голос бабушки.

Девчонки, оторвавшись от любования тортом, бросились в комнату к отцу.

— Ну, а теперь как? — спросил он, разглядывая себя в зеркале. Ему казалось, что одежда слишком обтягивающая, приталенная рубашка, подаренная давным-давно женой, подчеркивала его атлетичную фигуру, но ему хотелось вернуться обратно к привычному облику свободных прямых линий.

— Вот так лучше, — Женя снисходительно осматривала его.

— Надо бы тебе гардероб обновить, а то ходишь в каком-то старье!

— Папа, ты такой красивый, прямо, как на фотографиях! — воскликнула Маша, пойманная Женей на лету, в своем честном порыве обнять отца.

— Иди умойся, — строго сказала Женя. — А потом я тебе подберу одежду.

— Но я сама могу! — возмутилась Маша.

— Ну давай сама, — ухмыльнулась Женя.

— Батюшки, уже половина одиннадцатого, — всплеснула руками бабушка.

— Ну, мне пора.

— Бабушка, ну куда ты пойдешь, — стала уговаривать ее Женя.

— Разве тебе не интересно познакомиться?

— Да, мама, куда это вы собрались? — спросил Антон, примирившись с новым нарядом. Он теперь назвал ее мамой, чем несказанно обрадовал тещу, растрогав ее до слез.

— Раз уж эти мошенницы устроили сегодня смотрины, то вы должны остаться. Мы же все должны решить, подходит она нам или нет, верно?

— Абсолютно точно, — подтвердила Женя, — строгое жюри вынесет свой вердикт.

— Ну какое жюри? — удивилась бабушка. — Это же человек, а вдруг мы ее напугаем?

— Никуда она от нашего папы не денется. Она не сможет устоять! — патетично сказала Женя.

— Да. Папа, там надо немного на кухне прибраться.

— Да я сейчас, — заторопилась бабушка.

— Мама, сам сделаю, — он снял рубашку и надел домашнюю майку.

— Сейчас все помою, все-таки девчонки старались.

— Да! — крикнула Маша, пробегая от ванной в комнату.

— Ну хорошо, я тогда комнату для гостьи подготовлю.

— Какую еще комнату? — удивилась Женя. — Мы сегодня с Машкой у тебя ночуем.

Не будем смущать их своим присутствием. Вам же надо побыть наедине, верно?

— А ты откуда все знаешь? — бабушка любя сжала внучку сильными руками.

— А что тут знать? Не маленькая же.

— Я тоже! — крикнула из комнаты Маша, а потом добавила неуверенно, — знаю.

— Да конечно, что ты там знаешь. Покажи-ка, что там напялила на себя, — Женя ушла в комнату.

— Ну, ты посмотри, какие деловые, — покачала головой бабушка. — И все знают.

— Я, честно говоря, об этом не думал.

— А вот и зря. Пора уже подумать, Антоша. Не молодеем же. Девчонки сами о себе позаботятся, вон, Женька почти все умеет, Машку научит. Ты о себе думать должен.

— Да знаю я все, Вы правы. Просто все неожиданно.

— Так оно так и быть должно, если все наперед знать, то в чем интерес жить? Да, ты не забыл, что завтра суд?

— Нет, я готов.

— Ну вот и славно.

Алина припарковалась около подъезда, ловко втиснувшись между двумя заснеженными машинами. Подъезд был верный. Выходя из машины, она, доставая пакеты с подарками, на секунду задумалась, брать ли сразу с собой сумку с вещами. Ей не хотелось сегодня возвращаться обратно по темной скользкой дороге между их городами, но разум подсказывал не торопить события, когда как сердце рвалось от нетерпения.

Из подъезда вышел мужчина, безразлично посмотрев на нее. Лифт поднял ее на седьмой этаж. Двери закрылись, а она все еще не решалась нажать на кнопку звонка. Заскрипел засов, и дверь открылась. На нее смотрела белокурая девочка, слегка наклонив голову.

— Привет! Ты Алина?

— Да. А ты, Маша, да?

— Ага. Ну, что стоишь, давай заходи! — Маша потянула ее за руки, втаскивая в дом.

— Маша! Ты чего дверь открыла? — раздался недовольный голос Жени.

— А, здрасьте.

— Здравствуй, — ответила ей Алина, выдерживая строгий взгляд старшей дочери.

Женя, удовлетворившись тем, что Алина не отвела глаз, как делали другие взрослые, и, вспомнив, что она хозяйка, взяла из рук Алины пакеты.

— Раздевайтесь и проходите. Я все отнесу на кухню.

— Спасибо, — Алина чувствовала, что глупая улыбка не сходит с ее губ. Она представляла себе все иначе, готовясь к стандартной помпезности семейных посиделок, а тут все было как-то легко.

— Привет, давно приехала? — наконец вышел Антон, спешно надевавший утвержденную дочкой рубашку.

— Нет, только что, — улыбнулась ему Алина. — Я вам небольшие подарки привезла.

— Ух ты! Обожаю подарки! — запрыгала на месте Маша. — Мы тоже подготовили для тебя подарок!

— Для меня? — вскинула черные брови Алина. — Интересно.

Маше так понравились ее брови, что она подошла ближе и жестом попросила повторить. Алина, нисколько не стесняясь, поиграла бровями, Маша попыталась повторить, но у нее не получалось.

— Я тебя научу, — сказала ей Алина. — Это не сложно, только надо тренироваться.

— Пошли мыть руки, — потащила ее в ванную Маша.

Руководя в ванной взрослой тетей, Маша, пододвинула к раковине скамейку и встала на нее, чтобы дотянуться до волос Алины, которые она распустила, чтобы причесаться.

— Какие красивые! — с восхищением говорила Маша, путая шаловливыми ручками.

— У тебя тоже очень красивые волосы, — Алина погладила ее по голове, слегка подергав за косички.

— Это бабушкины, — ответила Маша.

— Понятно, — удивилась Алина, но не захотела спрашивать дальше.

Это наша любимая бабушка! — звонко сказала Маша, приведя за руку Алину на кухню.

— Здравствуйте, — поздоровалась Алина со светло-русой женщиной, так похожей на девочек.

— Здравствуйте, Алина. Как доехали?

— Спасибо, хорошо. Дороги, правда, не очень.

— А Вы на машине?

— Да, я решила на своей приехать. Немного поплутала по городу, — Алина смущено улыбнулась. — Зато город посмотрела.

— Да у нас городок маленький, куда не поедешь, не заблудишься.

— Я смогла. Пришлось даже обратно вернуться.

— Ты бы позвонила, я бы тебя сориентировал, — сказал Антон, помогавший Жене собирать на стол.

— Да ничего страшного. Я вроде не сильно опоздала.

— На десять минут, — сказала Женя.

— Зануда, — сказала ей бабушка.

— А мы торт испекли! — воскликнула Маша, показывая на подоконник.

— И ты тоже? — удивилась Алина.

— Да! Мы вместе с Женей!

— Какой красивый! У меня такие красивые торты никогда не получались.

— Ничего, научим, — ответственным тоном ответила ей Маша.

— Эй, свахи. Вы чего тут уже планов настроили? — нахмурился Антон. — Сейчас напугаем Алину, и она сбежит отсюда подальше.

— Не сбегу, — улыбнулась она и прошептала одними губами, — если сам не захочешь.

Он остановился на месте, соединяясь с ней взглядом, не желая порвать эту нить. Пауза затянулась, девчонки с интересом смотрели на взрослых, будто бы забывших о них, пока Женя не звякнула тарелками об стол.

— Еще успеете! Давайте есть! — она толкнула отца, заставляя его двигаться.

— Женя! Ну, разве можно так? — возмутилась бабушка, хитро поглядывая на Алину.

— Ничего, она права, — смутилась Алина и опомнилась. — Я же вам всем подарки привезла.

— Мы уже распределили, — спокойно ответила ей Женя. — Тут никто ждать не будет, быстренько разделим.

— Да! — закивала Маша. — Подарков мало не бывает!

— Много не бывает, — поправила ее Алина.

— Точно!

Обед прошел шумно и весело. Девчонки атаковали ее вопросами, заставляя краснеть не только ее, но и бабушку с Антоном, который с нисходящей глупой улыбкой, тайком бросал на нее откровенные взгляды, получая не менее страстный ответ. За их переглядыванием внимательно наблюдала Женя, вздергивая брови и перешептываясь с бабушкой. Маша, в конец развеселившаяся, болтала без умолку стараясь руководить.

Еды на столе было много. От вкусного угощения и радушия Алина чувствовала, что скоро лопнет и с большим трудом смогла съесть один кусок торта.

— Все, я больше не могу, — взмолилась она. — Я объелась.

— Я тоже, — пропищала Маша, уже давно прижавшаяся к Алине, тщетно борясь с надоедливой зевотой.

— Ничего, не пропадет, — сказала бабушка, убирая угощение в холодильник.

— Женя, давай собираться.

— А что, вы уже уходите? — удивилась Алина.

— С девчонками еще надо кое-куда съездить.

— Понятно, — улыбнулась Алина, бросив взгляд на молчавшего Антона.

— Маша! Пошли одеваться, — Женя потащила сонную сестренку в комнату.

— Давайте я помогу, — сказала Алина, вставая из-за стола.

— Ну а что, помоги, — согласилась бабушка.

— Не надо, ты же в гостях, — запротестовал Антон, но женщины уже на пару занялись процессом мойки посуды.

— Ничего, я люблю мыть посуду, — сказала Алина, примеряя на себе детский фартук.

— Слышишь, Антон? Имей ввиду.

— У меня такое чувство, что мне смотрины устроили, — призналась Алина.

— А чего стесняться? Не время уже, сама понимаешь.

— Я понимаю, меня это не обижает, скорее радует, — Алина многозначительно взглянула на Антона.

— Вот и хорошо. Дальше сами приберете. Я пойду девчонок соберу, а то они что-то притихли там.

Алина молча мыла посуду, искоса поглядывая на стоявшего рядом Антона, механически складывающего чистые тарелки в шкаф.

— Мы ушли! — крикнула Женя из коридора, и дверь хлопнула. Заскрипел замок, и квартира погрузилась в тишину.

— Оставь, потом домоем, — почему-то тихо сказал Антон.

— Немного осталось, не люблю оставлять грязную посуду, — прошептала она, прикоснувшись мокрой ладонью к его руке.

— Потом.

Антон закрыл кран и притянул ее к себе, слегка подрагивая от ее запаха, теплоты дыхания, вырывавшегося из полураскрытых губ, жадно просящих поцелуя. Ловя губами ее ответные поцелуи, чувствуя напряжения всех своих мускул, чувствуя, как отзывается ее тело на неуклюжие ласки, он взял ее на руки и понес в спальню.

— Подожди, подожди, — шептала она, — дай хоть фартук сниму.

Серое административное здание гордо возвышалось на отгороженном пустыре, поблескивая на ярком солнце зеркальной пленкой на окнах. Неторопливо пыхтели три тойоты с госномерами, возле которых лениво курили водители, обсуждая последние новости. Алина сидела на скамейке крохотной детской площадки соседнего дома, находящейся в прямой видимости от здания суда. Идти вовнутрь она не захотела, непонятное чувство тревоги овладело ей, и она отказалась идти вместе с Антоном. Он не стал настаивать, понимающе пожав ее руку.

Она сидела и, погруженная в счастливую задумчивость, жмурилась на солнце. Как странно, всего один день, а как многое изменилось в ее жизни, протекавшей до этого вдали от всех, тихим слабым ручейком, пугающимся любого дуновения ветра. Как много общего оказалось у них с Антоном, несмотря на то, что они были абсолютно разными по характеру и темпераменту людьми. Антон был спокойным, как слон. Алина улыбнулась, вспоминая его реакцию на ее сравнение. Возможно это возраст? Ведь с возрастом все становятся похожими.

«Ну нет! — подумала она, вспоминая своих родителей, которые с возрастом отдалялись друг от друга все дальше и дальше, — просто ты дурочка влюбленная».

Алина грациозно потянулась, расслабленная на солнце. Легкий морозец приятно пощипывал лицо, все было замечательно, и хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось.

— Привет! — еще издали закричала Маша, вприпрыжку подбежав к ней.

— О, Машка, привет! Какая ты красивая! — Алина смутилась от избытка теплых чувств чужого, еще вчера чужого ребенка, но так нагло и приятно обнимающего ее, смотря ей в глаза открытым доверительным взглядом.

— Это меня Женя накрасила! Она это хорошо делает, только ей не говори, а то зазнается!

— Я и так знаю, что все делаю хорошо. Привет, Алина, — Женя села рядом с показной неодобрительностью глядя на обезьяньи выходки сестры.

— Папа еще не выходил?

— Пока нет, но он там уже долго.

— А почему ты не там?

— Не люблю суды, — подернула плечами Алина.

— Почему-то не люблю и все, хотя никогда там не была.

— Я тоже не люблю, — по-взрослому сказала Женя. — Мы когда с бабушкой заявление от отца передавали на развод с этой, так меня чуть не вырвало. Такой запах ужасный, люди все такие жуткие, смотрят только перед собой, и ничего не видят.

— Это мы заявление о разводе с мамой относили, — весело пояснила Маша.

— Понятно, — смутилась Алина, не находя ничего для ответа.

— У нас это не запретная тема, ты же знаешь, мать нас бросила, живет с каким-то богатым уродом, — зло сказала Женя.

— Но все равно это моя мама, — Маша плотнее уселась к Алине. — Ты же останешься с нами?

— Да, мы тебя одобрили, — важно сказала Женя, садясь поближе к Алине. — Как тебе наш папа?

— У вас замечательный папа, и вы — замечательные! — Алина обняла девочек, чувствуя, как они сильнее прижимаются к ней.

— Ты любишь нашего папу? — строго спросила Женя, глядя ей прямо в глаза.

— Я не знаю, я об этом не думала.

— Не хорошо обманывать детей, — заметила Женя. — Так любишь или нет?

— Да, люблю, — ответила Алина. — Но этого мало.

— За папу не беспокойся, он уже готов, — хихикнула Женя.

— Да, он вчера на тебя такими глазами смотрел! Это точно любовь! — воскликнула Маша.

— А ты откуда знаешь? — удивилась Алина, не скрывая улыбки от воспоминаний вчерашнего дня, от его грубоватых скованных, но нежных ласк, доверчивых, открытых глаз, точь-в-точь как у Маши.

— Конечно, знаю, я же не маленькая! — гордо ответила Маша.

— А где ваша бабушка?

— Скоро подойдет, — махнула рукой назад Женя. — Она там языком зацепилась со знакомой.

— Это мама нашей мамы, — пояснила Маша.

— Я так и подумала.

— У папы нет родителей, — добавила Женя.

— Как нет? Этого не может быть! — возразила Маша.

— Ну, может где-то и есть. Он из детдома, поэтому у нас одна бабушка, — уточнила Женя.

— Ваш папа мне об этом не говорил.

— Он не любит об этом разговаривать, — сказала Женя, — а где твои родители?

— Мама в Тюмени живет, а я недалеко отсюда, за старым колхозом.

— А почему ты не живешь с мамой? — удивилась Маша.

— Не задавай лишних вопросов, — осекла ее Женя.

— Ничего страшного, в этом нет большой тайны. Родители мои развелись, и я жила с матерью. Потом отец умер, и я больше не смогла жить с ней, захотела жить самостоятельно. Вот так.

— А почему ты не хочешь жить с матерью? — не понимала Маша.

— Ну как, я взрослая, она взрослая. У каждой свой характер, свои желания. Так всегда бывает.

— Наша же мама тоже не хотела жить с бабушкой, — заметила Женя.

— Да, я об этом не подумала, — ответила Маша.

— Да ты и не помнишь ничего, совсем маленькая была!

— Помню! Я все помню! И вовсе не маленькая! — возмутилась Маша, пытаясь через Алину толкнуть свою сестру.

Из здания суда вышел Антон и радостно помахал им прозрачной папкой с бумагами.

— Папа, папа! — радостно завопила Маша.

— Сиди, сам подойдет, — спокойно сказала Женя, но сильно ерзая на лавке.

— Привет, мошенницы, — Антон поцеловал облепивших его дочек. — Они тебя не замучили?

— Нет, что ты, все хорошо, — ответила Алина, вставая с насиженного места.

— Ну как дела?

— Все, я теперь свободный человек! — весело улыбаясь, сказал Антон.

— Ты теперь женишься? — Маша вопросительно посмотрела на него.

— Маша, я же только развелся. Рано еще жениться.

— И ничего не рано! — настаивала Маша. — Алина согласна!

— Ну, это мы с Алиной вдвоем решим, хорошо?

— Ничего, мы дожмем эту Синюю бороду! — уверено сказала Женя, подмигивая Алине, раскрасневшейся от детской непринужденности в простых по сути, но таких сложных для взрослых вопросах.

6.

В комнате стояло гнетущее молчание, шипевшее, изредка угасающими искорками напряженности, вырывавшимися наружу при каждом испепеляющим взгляде, которым одаривала друг друга каждая сторона. Казалось, еще немного, и объемный взрыв от этих искорок разорвет густую атмосферу непонимания и все более крепнущей ненависти родных людей друг к другу. Безучастно тикали часы. Любопытная кошка, не желавшая оставаться вне центрального действия, примостилась на коленях у Саши, поблескивая зелеными глазами на нависшую над ссутулившейся девушкой грозную мощную фигуру матери, которая только покачивала головой и, шепча одними губами, заранее заготовленные, рассчитанные на публику, причитания.

— Что ты хочешь от меня, мама? — холодным тоном вновь спросила Саша, бросая на мать непонимающий и полный яростного огня взгляд.

— Разве я что-то хочу? Кроме того, чтобы моя дочь была счастлива, чтобы твои сестры были счастливы и устроены в жизни? Чтобы наша семья не бедствовала и жила достойно, так, как должна жить? Я для себя ничего не хочу! — закончила на патетичной ноте мать, глядя на дочь с детской наивностью и открытостью, сквозь которую слишком явно проявлялась еле сдерживаемая ярость, желание силой вытащить эту дрянь из дома и за волосы поволочь обратно.

Но это был чужой дом, и она в бессильной злобе мяла толстыми руками платок, не желая навлекать на себя позор побоища в чужом доме.

— Доченька, может поговорим дома, у нас, в родном доме? В родных стенах все и видится иначе, правильнее. Пойдем домой, тебя отец ждет. Он же тебя очень любит, помнишь, как он заботился о тебе в детстве?

— Я все помню, мама! И вашу доброту и то, как вы меня продали! — уже не сдерживаясь, воскликнула Саша, когда на ее коленях встрепенулась, изогнув спину и втыкая когти ей в ноги кошка. Саша шумно выдохнула и медленно стала гладить кошку, ей было дурно от этого разговора, бессмысленного по сути и смертельного в сухом остатке. Назад пути больше не было, она давно приняла решение, не видя понимания со стороны родных.

— Господи! Да как же ты с матерью разговариваешь? Да разве мы с отцом для тебя ничего не сделали? Мы тебя не любили, не заботились о тебе? Мы ничего для себя не просим, но мы думаем о будущем твоих сестер, наших внуков, — вновь принялась раскручивать свой любимый маховик жертвенной риторики мать, изображая лицом невообразимую гримасу горькой обиды и испепеляющей ярости.

— Ой, ну хватит, мама! Хватит уже прибедняться! Да разве это Эльдар все создал? Разве это он, а не отец положил все, ради нашего достатка, пропадая сутками на работе? Прекрати, мама!

— Доченька моя, — ласковым, чарующим голосом проговорила мать. От ее голоса вздрогнула даже кошка, еле слышно прошипев на гостью.

— Ты же не знаешь, что мне пришлось пережить. Думаешь, твой отец не бил меня? А я терпела, терпела — ради вас, потому что мои родители воспитали меня правильно, я уважала своего мужа, если он бил, значит я это заслужила.

— Ой, вот только не говори, что вы были ко мне слишком добры, а я выросла неблагодарной дрянью! — истерично расхохоталась Саша, представляя, как тонкая высокая фигура отца противостоит мощи ее матери. — Мама, я не вернусь к Эльдару, прими это, и давай закончим, нам больше не о чем говорить.

— Тебе больше не о чем говорить со своей матерью? Господи, значит я что-то сделала в своей жизни не так, раз ты меня так наказываешь!

— Ну, прекрати, мама! — с нажимом сказала Саша. — Оставь этот театр для других.

— Я не заслужила того, чтобы моя дочь, любимая дочь! — она повысила голос.

— И хамила мне! Так ты еще придешь извиняться, придешь! Когда поймешь, чего стоит твой уголовник! А я приму тебя, приму — ведь я же люблю тебя! Ты моя любимая дочь!

Конец ознакомительного фрагмента.

Оглавление

  • ***

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Синица в руках предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

1

Музыкальная тема «Синица»: https://vk.com/audio490644596_456239094_17a87377e5f6d21038

2

ГОК — горно-обогатительный комбинат.

3

ГМО — гидрометаллургическое отделение

4

Иван играет эту музыкальную тему «Бабочка»: https://vk.com/audio490644596_456239093_4f5b965761f674eb01

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я