Людвикас Реза. Рождённый на Куршской косе

Борис Бартфельд

Книга посвящена жизни литовского просветителя Людвикаса Резы – учёного-гуманитария первой половины XIX века. Впервые на русском языке публикуются «Рассказы и наблюдения о военных походах 1813—1814 годов. Из дневника капеллана Прусской армии. Описание боёв, свидетелями которых был сам автор». Читатель узнает историю края и университета, погрузится в события похода союзников против Наполеона, проследит путь молодого учёного в начале XIX века от бедного студента до руководителя университета.

Глава 3. Капеллан и учёный. Наполеоновские войны

После окончания университета Реза, как и многие тогдашние выпускники (в том числе и Кант), стал домашним учителем. Девять месяцев он учил детей в имении аристократа Х. Ауэра, неподалеку от Кёнигсберга (ныне пос. Чкаловск, Танненвальде. Эту усадьбу в 1662 году приобрёл главный окружной начальник Бальги и Инстербурга Людвиг Фон Ауэр, и до 1945 года имение было собственностью этого семейства). А уже в 1800 году Реза получил приглашение на работу капелланом (военным проповедником) в Кёнигсбергском гарнизоне. В этом же году в Потсдаме его посвятили в сан священника, необходимый для службы в этой должности. С началом работы в должности капеллана Кёнигсбергского гарнизона Реза получил служебную квартиру во Фридрихсбургской крепости (ныне в сохранившихся воротах этой крепости на улице Портовой работает филиал Музея Мирового океана). Квартира в крепости была холодной и значительно удалена от замка и университета у Кафедрального собора, но зато за неё капеллану не надо платить, что для молодого человека было очень важно. В крепости Фридрихсбург Реза прожил не менее 12 лет, а в последние годы, для удобства студентов, вынужден был снимать квартиру в центре города, ближе к университету.

Время армейской службы Людвикаса Резы пришлось на период Наполеоновских войн. Когда Наполеон только появился на арене истории, Реза был уже юношей и имел возможность внимательно следить за действиями и походами корсиканца. У него было время подумать о возможном военном конфликте между Францией и Пруссией.

Кроме прямых обязанностей проповедника в Кёнигсберг-ском гарнизоне, Реза кропотливо готовился к академической работе — продолжал изучать философию, историю, древнееврейский, халдейский, арабский языки. Именно в это время он начал активно собирать личную библиотеку. Например, выписал «Руководство по Прусской истории, описание земель и статистики», которое издавал историк Людвиг фон Бачко («Handbuch der Geschichte, Erdbeschreibung und Statistik Preusseus», 1802) и где была подробно описана история прусских, литовских и польских земель.

Начало научной, литуанистической деятельности да и собственного поэтического творчества Резы пришлось на время французской оккупации Пруссии, которая продолжалась с 1806 по 1813 год. Параллельно армейской службе Реза упорно готовил диссертацию, в начале 1807 года он представил её, а защитил 17 апреля в Кёнигсбергском университете. В диссертации молодой учёный, на основе положений философии Иммануила Канта, объяснял интерпретацию понятия морали в Святом Писании. Реза ещё успел застать Канта действующим профессором Кёнигсбергского университета, а к защите диссертации в 1807 году знаменитый философ уже три года как умер. Во время учёбы в университете Реза старательно посещал его лекции. За эту диссертацию на латинском языке ему была присвоена степень доктора философии и дано разрешение преподавать восточные языки и предметы церковной истории на правах нештатного доцента. Диссертация Резы написанная на латыни называлась: «De librorum sacrorum interpretatione morali, e Kantio commendata» («Толкование морали в Священном писании с позиций кантовского учения»). Руководителем диссертационной работы Резы был профессор Август Вильгельм Кебер. Рецензентами были Иоганн Теофил Буяк и Эдвард Леопольд Шульц.

Эта диссертация даёт представление о том, насколько сильным и широким было влияние работ и образа жизни Иммануила Канта на деятельность Резы. Эта диссертация — один из самых главных источников, освещающих философские взгляды Резы. Защита диссертации в университетах Прусского королевства XVIII века была нужна не только для подтверждения научной компетенции соискателя, но и для того, чтобы раскрыть и обосновать его мировоззренческую позицию. Такая мощная заявка на работу в университетском мире должна была ещё совпадать с текущей академической конъюнктурой университета. Этим проверялась и научная компетенция кандидата на профессорское место и то, усилит ли он идеологическую позицию, занятую теологами университета. Перед тем, как публично защитить диссертацию, кандидат должен был сдать сложнейший экзамен. Позже Реза в своей автобиографии напишет, что на подготовку к экзамену он выделял всё своё свободное время, которое оставалось от работы в должности капеллана: «Я семь лет прилежно изучал теологию и философию в надежде работать в нашей Академии преподавателем». Рассказывая о приложенных усилиях для получения места профессора теологии, он вспоминал заседание коллегии факультета, как «испытание и строгий экзамен». В университете Кёнигсберга на стыке XVIII и XIX веков сформировалась самобытная политическая академическая конъюнктура, на которую сильно повлияли реформы, проходившие в крае.

Это напрямую связано и с работой университета, особенно с изменениями в учебных планах по теологии и философии. В Пруссии и в университете Кёнигсберга существовали разногласия между пиетистами и лютеранами-консерваторами, а ещё и борьба этих религиозных лагерей с формирующимися идеями Просвещения, которая продолжалась несколько десятилетий. В первой половине XVIII века изменения в Кёнигсбергском университете были связаны с решением короля Пруссии Фридриха Вильгельма I, правившего до 1740 года, утвердить религиозность в стране, особенно в местах концентрации литовского населения. Король пытался в этом восточном крае, утонувшем в «варварстве», развивать нравственность. Для этого он счёл важным готовить священников-пиетистов, чтобы «превратить в христиан» жителей, которые, по мнению короля, якобы, ничего не ведают о Боге. Король инициировал активную реформу по подготовке священников с усиленным религиозным преподаванием. Отметим, что Донелайтис как раз учился в Кёнигсбергском университете в 1736—1740 годах, именно в то время, когда на факультете Теологии более активно и воинственно в течение столетия действовали пиетисты. Возможно, что за появление поэмы «Времена года», мы напрямую должны быть благодарны пиетистской реформе просвещения короля. Кёнигсбергский университет, готовивший священников и будущих учителей, оказался в третьем десятилетии XVIII века на острие реформ. До того времени в Кёнигсберге преобладали ортодоксальные представители лютеранства. Король в них не увидел дельных «оживителей» края и «укрепителей» религии, поэтому в университет направил активных пиетистов из университета Галле, в котором у них были крепкие позиции. Пиетисты акцентировали чтение Писания и толкование Слова, как намного более важное, чем обряды. Пиетизм сформировался как движение, своеобразным образом понимающее практику лютеранской веры — как индивидуальную набожность. Из-за разного отношения к практическим методам вероисповедания, различалось и законоположение пиетистов и консерваторов по поводу важности теологических дисциплин, но это была борьба больше между этими течениями, а не по вопросам теологии. Более того, возвышение пиетистов в университете поддерживалось политической властью, её желанием утвердиться, так как пиетисты были её опорой — они действовали как мост между властью (монархом) и всеми членами общества, как равными подданными короля. Хотя консерваторы и проиграли пиетистам, но они всё-таки сохранили довольно сильные позиции в университете.

Оба религиозных лагеря в Кёнигсбергском университете столкнулись в этот период с другим вызовом, создавшим новое напряжение, — со всё более утверждающимися идеями Просвещения и его влиянием на теологию. Эти обстоятельства были важны для диссертации Резы, так как её тема напрямую связана с эпизодом борьбы с Просвещением в Кёнигсбергском университете.

Уже на первых шагах Просвещения было сформулировано положение, что разум — надежный путеводитель человеческой жизни, опора морали и совершенствования человека. Там, где раньше как основная опора доминировал Бог и его связь с человеком, теперь место заняли разум и индивидуальные решения человека. Поэтому сторонников Просвещения часто называли безбожниками. Многие из них были далеко не атеисты, но ставили Бога и церковь во второй ряд путеводителей жизни человека. С Просвещением больше всего воевали лютеранские и кальвинистские консерваторы, а так же те, кого заботила религиозная жизнь. У пиетистов для такой борьбы было меньше теоретических аргументов, и, углубляясь в полемику, оба религиозных лагеря перенимали друг у друга много просветительских идей, хотя и осыпали упреками друг друга. Первой самой яркой жертвой борьбы за Просвещение стал известный философ, профессор Христиан Вольф, преподаватель университета Галле, где неприемлемым стало его убеждение, что моральное усовершенствование опирается на человеческий разум — пиетисты его уволили с работы. Вскоре за это же был уволен и профессор Кёнигсбергского университета Христиан Габриэль Фишер. Король выслал учёного, дав ему 24 часа, чтобы он покинул Кёнигсбергский университет, и 48 часов, чтобы уехал из Пруссии. Эти события привели в возмущение весь Кёнигсберг. Таким образом, приход каждого нового человека на теологический или философский факультет со своими идеями значил символическую победу одной или другой фракции, где общая политика факультета некоторое время определялась не только по компетенции, но и по численному превосходству одной или другой группы. Текст диссертации Резы и её защита были связаны с анализом такой позиции и с её аргументацией. Эти обстоятельства очень важны, чтобы понять содержание диссертации Резы.

В диссертации соискатель сосредоточился на идеях, которые профессор Кёнигсбергского университета Кант изложил в произведении «Религия в пределах только разума». Философские рассуждения о религии появились как раз тогда, когда борьба с идеями Просвещения в Пруссии достигла наивысшей активности. Цензура это произведение запретила, а Канту — последнему знаменитому философу эпохи Просвещения и европейскому философскому авторитету, было запрещено публично высказываться на темы религии, для него даже была реальной угроза потерять работу в университете. Как раз во времена этой напряжённости Реза учился в университете, и все эти события развивались на его глазах. Кант хотел, чтобы его трактаты пропустила цензура других университетов. Он понимал, что может свой университет поставить в неудобную ситуацию. Но, не договорившись с другими университетами, он вручил своё произведение Теологическому факультету Кёнигсбергско-го университета и тогда цензура его благосклонно оценила. В 1793 году работа «Религия в пределах только разума» была напечатана. Произведение стало популярным, через год вышел второй выпуск, в котором Кант эмоционально высказывает критику по поводу централизованной цензуры. Он писал, что случается, когда, руководствуясь одной лишь Библией, теолог вторгается в сферу науки: «всё вокруг себя превращает в пустыню, такой теолог запрещает все исследования интеллекта человека». Кант выражает свою просветительскую позицию, защищая научную автономию «философской теологии». Обсуждение выражения религии в границах Кантовского ума было краткосрочным. В октябре 1794 года Кант получил от главного цензора Виольнера специальное распоряжение короля, запрещающее это произведение. Философу запретили читать лекции на религиозные темы, а всем доцентам и профессорам Кёнигсбергского университета было запрещено на лекциях ссылаться на его произведения. Запрет обозначал, что университет получил от власти часть большей ответственности и часть немилости. Для политической власти это означало, что у университета нет твёрдости в следовании религиозным основам Прусского королевства. Тем более что за университетом уже велось наблюдение по поводу нарушения дисциплины, якобы из-за новых идей, особенно, свободного поведения в отношении религии. Так, широко разошлась история о том, как студенты-теологи во время святой службы зажигают трубки от алтарных свечей. Запрет своего произведения «Религия в пределах только разума» Кант считал большим личным унижением, а более того — ударом по автономии философии. Новый король Фридрих Вильгельм III (годы правления 1797—1840) хотя бы в начале правления ослабил цензуру, но Просвещение далеко не было реабилитировано. Свобода Канта философствовать (видимо из-за его известности) явно не ограничивалась, но работа «Религия в пределах только разума» была переиздана только нескольких десятилетий спустя. Репутация университета и его открытость Просвещению сохранялись и потому жизнь университета оставалась под тщательным наблюдением. Это напрямую связано и с тяжелой финансовой ситуацией, в которой Кёнигсбергский университет оказался уже в год смерти Канта. Профессорские оклады были скудными, из-за этого долго не находили соответствующую кандидатуру на место профессора философии, оставленное Кантом. Редко кто «соглашался с маленьким окладом профессора». Обычно они работали в двух-трёх местах. Когда Реза претендовал на место в университете и защищал диссертацию, университет переживал весьма трудные времена. Вот слова свидетеля того времени: «деканам факультетов было указано следить, чтобы в диссертациях не появлялись новшества». Хотя это касалось естественных наук, но действовало и в общем плане. Хотя от диссертации Резы не следовало ждать неожиданных идей, но зато в ней могла быть позитивная концепция по отношению к кантовским идеям: Кант был мировой известностью, которым Реза лично восхищался, даже если его идеи о религии совсем недавно были политически запрещены. Он уважал Канта за интеллект и ставил его в ряды самых великих философов человечества. Это видно не только из диссертации и замечаний в позднем дневнике, но и эпитафии, написанной им после смерти Канта. Прошло несколько лет и в «Прутене» Реза напечатал новую редакцию версии эпитафии.

После смерти Канта в 1804 году в Пруссии его стали забывать. К этому привело и тесное соприкосновение его философии с нежеланным в Пруссии этого времени Просвещением. Заново его стали открывать лишь в середине XIX века. Лозунг «Назад к Канту!» задействовал философию религии. В 1838 году в третий раз была издана работа «Религия в пределах только разума». Выбор Резой данной темы диссертации показывает, что в Кёнигсберге Кант всегда оставался великим философом. В те времена, обычно, на смерть известных людей писали оды. Таких стихотворений было много, Реза тоже написал поэму, назвав её «Преголя рыдает по Иммануилу Канту». Эта поэма — одно из самых ярких поэтических произведений, написанных Резой. В ней он прославляет разум Канта и его неординарность, причисляет его к «великим мудрецам» и «народным вождям». Он рассказывает, как он видит покойного Канта, поднимающимся к трону Божьему, а вокруг него собирающихся мудрецов древности: Сократа, Платона, Зороастра, Коперника, Бэкона, Ньютона. Там он видит коронацию: профессору на голову надевают корону из пальмовых веток, а живые эту сцену наблюдают из тёмной долины. Знак великого уважения Канту и те слова, которые Реза посвящает философу, — самые высокие отблески той самой оценки, которая есть и в тексте диссертации, где идеи Канта связываются с философией Платона, а для полемики Реза привлекает Мозеса Мендельсона и апостола Иоанна Богослова. Идею чистого разума Канта соискатель приблизил к лично представляемому Богу. В политическом и академическом мире во избежание обвинений в неприемлемом влиянии на теологию со стороны Просвещения человеку, старавшемуся получить место преподавателя в университете, было бы тактически неосмотрительно однозначно возносить хвалу разуму.

В части текста «Религия в пределах только разума», на которую Реза опирается в диссертации, Кант классифицирует и оценивает позиции толкования Писания своего времени.

Важно понять, почему для темы диссертации он выбрал именно это произведение Канта, которое ещё недавно было под запретом? Можно предположить, что тема диссертации не совсем личная задумка Резы. Это мог быть и политический заказ самого университета. Для того чтобы Канту, гордости университета, предоставить «легальное» место в контексте теологических обсуждений, надо было смягчить упавшую на него тёмную тень Просвещения. Работа «Религия в пределах только разума» — позднее произведение, в котором Кант с позиций морального идеала разъясняет основные христианские понятия и утверждения. Для Канта такая практика, как ритуалы религии и все внешние выражения религиозности, очень важна, но только как форма поведения, как дисциплина людей, как усовершенствование человечества, как стимул к моральному совершенству. Пока исторически человек слаб, чтобы положиться на разум, он старается опереться на религиозные устои — веру, участие в религиозных обрядах. Вера и участие в ритуалах побуждает человека вести себя морально и из этого не извлекать никакой выгоды в жизни. Иногда Канта называют «философом протестантизма», ибо для него явление Бога, это чистая идея, своеобразное «божество в нас», которое следует найти и раскрыть. Однако чистый разум Канта всего лишь с изнанки похож на Бога, а категорический императив — на божественные наказы. Из несколько сотен страниц произведения Канта «Религия в пределах только разума» Реза для темы диссертации выбрал главу всего лишь в несколько страниц, где Кант изложил программу толкования Святого Писания. В этом разделе произведения цель Канта не обосновать доводами своеобразную интерпретацию Св. Писания, его больше заботят практические возможности людей, победа добра над злом. Реза анализирует в том числе ту часть текста, которую Кант посвящает описанию трёх типов толкователей Св. Писания, это — просветители, лютеране-консерваторы и пиетисты. Первый тип толкователя, по мнению Канта, «моральный исправитель с самым высоким принципом из всех толкователей Писания». Второй — эрудированный теолог. Его Кант называет «ученым знатоком Св. Писания». Такой человек очень нужен для морального состояния народа. Третьего толкователя философ отождествляет с проявлениями религиозного аффекта. Его Кант характеризует с насмешкой: «ему не нужны ни ум, ни образование, а требуется внутреннее чувство, чтобы познать истинную суть Св. Писания, а вместе с ней божественное происхождение». Классификация толкователей наводит на мысль, что есть всего два обоснованных толкования: истинная религия разума и библейская наука.

Кант, ещё до начала развития своей философии чистого разума, понимал чувства как преграду для познания, ибо они как бы искажают принципы разума и морали. Чувства для Канта — субъективное проявление ненужных эмоций, которые не вписываются во всеобщие существующие вещи, например, разум. Чувства не могут быть доверительной опорой и для толкования Святого Писания.

Кант делает очень важный философский шаг: в делах толкования религии и Св. Писания он не столько защищает право философии объяснять, сколько стремится показать, что философское толкование более совершенное, чем теологическое. В иерархии толкователей Писания он ставит философа выше эрудированного теолога. Диссертация Резы «Толкование морали в Священном писании с позиции кантовского учения» — это есть ответ на рассуждения Канта, однако также и частичное следование этим рассуждениям в выборе структуры аргументации похожей на ту, что предложил Кант. В диссертации напрямую декларируется критика толкования Святого Писания, предложенная Кантом: «не могу не признать неприемлемым его отношение к толкованию Святого Писания». Возможно, самая интересная и ценная сторона диссертации — это оценка толкования религии собственно Кантом, которую соискатель даёт перед тем, как предъявить критику толкования: «первым делом я должен обсудить, в чём суть его подхода, а затем — какие трудности возникают». Реза не напрямую критикует попытки некоторых учёных причислить Канта к обыкновенной философии Просвещения. Он отрицает существующее мнение, что якобы Кант «совершенно не обращал внимания на исторический и лингвистический контекст, так как признавал единственную мораль и поэтому не хотел вкладывать усилия в изучение археологии, языков и других предметов для общего развития». Это ложное мнение Реза отбрасывает, опираясь на авторитет самого Канта и его философский разум, и утверждает: «этого не могло случиться с „мужем такого таланта“». Реза утверждает, что Кант интересовался древними источниками и находит точку зрения, глядя с которой, он особым образом реабилитирует Канта как философа, обдумывающего религию. Вместе с тем, он показывает, что идеи Канта расходятся с приемлемой лютеранско-теологической традицией. «Неподходящее» толкование Святого Писания Кантом он старается смягчить, позиционируя его по ту сторону идей Просвещения, этим оберегая авторитет Канта и даже более ярко его выражая. Этим вопросам посвящена первая часть диссертации.

Стараясь решить свои диссертационные задачи, Реза укладывает методы толкования в своеобразную классификационную схему. Но уже само намерение классифицировать — это кантовское влияние. Кант в своих теоретических и практических работах, стараясь до конца разъяснить свои мысли, представлял не одну классификацию, а набор классификационных системных таблиц. Реза по сути обсуждения выделяет такие смысловые значения: теоретические (вера), практические моральные (набожность) и эстетические (ощущение или переживание). Такое разделение значило, что для одних толкователей Святое Писание — источник веры, для других — моральные поучения, для третьих — источник эстетического или религиозного чувства. Здесь же можно видеть, каково влияние на Резу критической философии Канта, в которой философ как способности человека выделил чистый разум, практический разум (мораль) и силу суждения (эстетику). По форме Реза выделяет четыре смысловых значения: аллегорические, исторические, языковые и мистические. Последний, мистический, смысл он объясняет как соотношение души и Бога. Таким образом, он сформулировал схему, по которой каждый конкретный толкователь может быть идентифицирован как выбирающий один или другой смысл по содержанию или форме. По такой же схеме классифицировано и толкование Канта. Реза перефразирует мысль Канта так, что толкование Святого Писания поддерживается «верой, основанной на практическом разуме». Толкование Канта Реза встраивает только в сферу практических действий человека. Для этого он берёт в помощь формулу категорического императива Канта из «Критики практического разума». Её он преподносит своеобразно, сделав более практичной, так как наряду с разумом как универсальный принцип тот же самый статут он предоставляет и воле. Реза уже в начале диссертации упоминает, что Кант к предметам, которые сугубо «теоретические» (для Резы это — вероисповедание), причисляет моральную суть. Так он именует самый большой, с его точки зрения, недостаток подхода Канта: как проповедник (моралист-практик) он берётся толковать Святое Писание по форме (аллегорическое толкование), что было бы под стать делать теоретикам веры (теологам). Он признает Канта как моралиста-практика, но отсеивает его теоретические претензии, чтобы разъяснять Святое Писание. Для проповедников-практиков он даже предоставил возможность «подтянуть» толкование: «Учителям христианских религий даём разрешение и просим, чтобы при воспитании народа моральный смысл как раз был бы употреблён в таких местах, где нет ничего, что поощряло бы нравственность». Аргумент, характерный для Канта, поддержанный отдалением теоретика от практика, особенно виден в его аргументации о главенствующей позиции философии над теологией при толковании Святого Писания. Кант, рассуждая о религии, разделил как отдельные специализации между священником-практиком и священником-учёным. Он утверждал, что один и тот же человек как священник-практик должен подчиняться церковному порядку, а как учёный теолог может выражать индивидуальное мнение, которое не совпадает с общей церковной позицией. Реза это использовал, но переосмыслил по своему: «если проповедуешь в церкви, то есть оправдание, чтобы приблизить толкование Святого Писания к цели морали, а значение морали можно употребить в тех местах, где нет прямых указаний на то, чтобы что-то изменить. Однако, при толковании Священного Писания теоретически, надо объяснять только то, что автор по своему понятию и в своем времени смог и хотел сказать». В своей диссертации Реза решает несколько задач: выделяет Канта из общего просветительского контекста, ставя его в ряд алегориков, прославляющих Античные времена, а также в ряд алегорических толкователей Святого Писания; отвергает попытки Канта толковать Святое Писание по философски, однако признает его как практического проповедника; пытается примирить пиетическую и консервативную лютеранскую практики действий.

Реза стремится показать, что кантовский практический разум действует как инструмент и не может быть основой для практики. Он доказывает, что попытка Канта нравственность через категорический императив связать с разумом не имеет под собой основания. Соискатель берёт в помощь в качестве авторитетов авторов Священного Писания, которые указывают, что «счастье, слава, выгода — надежда вечного спасения души» и составляют основу нравственности. Диссертант старается показать, что Кант понимает практический разум как инструмент для толкования Святого Писания, отказываясь от «теории» Святого Писания. Реза по-своему употребляет понятия «теории» и «практики». Здесь ему пригодилось высказывание Канта, что теоретическая часть церковной веры настолько выгодна, насколько может помочь человеку выполнять обряды как «божественные наказы». Так как Кант и сам отмежевался от теории, значит, он и сам стремился к практическим целям. Но Кант не был теологом, он даже не был религиозным философом, он со своими идеями сознательно шагнул по ту сторону христианства.

Реза, как преподаватель Кенигсбергского университета, а до этого студент университета, был ближе к пиетистам. Однако тогда это был тот пиетизм, что опирался на консервативную теологию. Пиетизм, воинственность которого уже угасала, вряд ли мог устоять пред всякого рода влияниями, в том числе и влиянии Просвещения. Не имея своего теологического основания, он опирался на практику консервативного лютеранства. Старания Резы создать единодушие идей можно считать знаком завершения бурного процветания эпохи пиетизма. В диссертации автор стремился выдвинуть в качестве основы теории пиетистскую и консервативную теологию, но это двойственная идея. Она сформировала происходивший в этой эпохе разлом мышления и мировоззрения. Все-таки это можно оценить и как личное свойство подхода Резы — сочетать тяжело сочетаемые вещи.

10 апреля 1810 года профессор Вальд, декан факультета, официально объявил о том, что Резе присвоено звание «Доктор богословия» вместе с правом преподавания. После этого Реза объявил свои инаугурационные лекции в университете, назначив их на 14, 15, 16 и 17 апреля 1810 года. В их числе лекция о своей работе на латинском языке «О первых шагах христианства среди литовцев». После этого он стал полноправным экстраординарным профессором университета. В этом же году Реза начал публиковать короткие работы, касающиеся первых шагов христианства среди литовцев. Позже он напишет, что взялся за эти вопросы потому, что много историй о начале христианства в Литве окутаны таинственным мраком.

Теперь Реза стал получать в университете небольшое жалование за чтение курсов лекций «Церковная история» и «Введение в Старый и Новый Заветы». Реза подготовил ещё две диссертации на тему библейской герменевтики в 1811 году. Первая называлась «Параллелизм поэтики в книгах Нового Завета» и была защищена в университете 19 апреля. Вторая диссертация, посвящённая толкованию использования поэтического параллелизма в книгах Нового Завета, была прочитана им 26 апреля 1811 года. После этого он стал одним из самых авторитетных богословов в Восточной Пруссии.

В это же время Реза приступил к литуанистической деятельности, которая раскрыла его демократические воззрения, его современный взгляд на значение третьего сословия. Литовское третье сословие составляли не только крестьяне и городские жители, но и близкая им по своим взглядам немалая часть деревенских лютеранских священников Пруссии. Ещё ранее, до 1807 года, Реза с помощью многих добровольных помощников начал собирать литовские народные песни. В 1809 году на немецком языке вышла написанная и напечатанная им первая часть сборника стихов «Prutena» (латинское название Пруссии), в которой многие стихи написаны по мотивам литовских народных песен, а иногда это просто обработка и перевод песен. Там же была напечатана статья Резы о литовских народных песнях. В ней он доказывал необходимость эффективной работы семинара литовского языка в Кёнигсбергском университете, а в 1810 году был назначен его инспектором. В 1809 году Реза встретился в Кёнигсберге с министром образования Гумбольдтом, который одобрил его идею напечатать поэму «Времена года» Кристионаса Донелайтиса. Министру Реза подробно представил планы выпуска заново переведённой Библии на литовский язык. В этом же 1810 году в Кёнигсберге Реза создал общество «Литовской Библии». Всю эту масштабную работу он делал, продолжая нести ответственную службу военного священника.

В 1809 году в Кенигсберге Реза подготовил и напечатал для военных прихожан проповедь «Об обязанностях воина перед Богом, своим королём, перед собой и Родиной». Видимо уже тогда он думал о сражениях за свободу Родины. Есть упоминание, что в 1815 году Реза сочинил стихотворение на литовском языке по случаю Парижского мира, заключённого после победы над Наполеоном. Долгое время достоверных сведений об этом стихотворении не было, пока, наконец, текст не был найден в вышедшем в 1818 году в Бреслау многоязычном сборнике стихотворений. На латыни он назывался «Воссоздан памятник мира вооружённым силам союзников 1814 г.». В этом стихотворении Реза в античном стиле прославляет монархов-союзников: прусского короля Фридриха Вильгельма III, императора Александра I и австрийского императора Франца I.

В 1811 году Реза стал проповедником уже не Кёнигсберг-ского военного гарнизона, а бригады — крупного военного соединения. Это значило, что дальнейшая его служба будет связана с армией и будущими военными походами, которых ждать пришлось совсем недолго, они начались летом 1812 года.

Прусский король Фридрих Вильгельм III, после подписания Тильзитского мира в 1807 году, был вынужден находиться в вассальной зависимости от Франции и помогать Наполеону, когда тот двинулся в Россию. В июне 1812 года основные силы Наполеона сосредоточились на территории Восточной Пруссии и после переправы через реку Неман, неподалёку от Каунаса, двинулись в сторону Москвы. А корпус маршала Макдональда, в состав которого вошли и прусские военные части под руководством генерала Йорка, из Кёнигсберга пошёл через Тильзит и Расейняй (Литва) в Латвию, по направлению к Риге, надеясь дойти до Санкт-Петербурга.

Корпус Макдональда пересёк Жемайтию (Литва), прошёл по Латвии до Даугавы, но не смог переправиться на правый берег реки и остановил наступление. С прусскими войсками на север отправился и Реза. Скорее всего, он двигался с левофланговой группировкой корпуса, которая от Расейняя повернула в сторону Шауляя, так как в своих «Рассказах и наблюдениях» он упоминает не только реку Даугаву, но и область Курземе с рекой Вента.

Не совсем понятно, что Реза видел в большой Литве, а ведь он был очень наблюдательный человек. О жемайтий-цах и католиках литовцах он никак и нигде в записках не написал, но, без сомнения, крестьянский быт произвёл на него удручающее впечатление. Скорее всего, Реза, описывая Россию, Польшу и Курземе, имел в виду и Литву:

«Хотя феодализм здесь (в Чехии) ещё твёрдо держится, но имение тут не сильно отличается от деревни, не так, как в других славянских краях — в Польше, России, Курземе. Здесь крестьянин, хотя и приписан к имению, но намного богаче, более самостоятелен, чем там».

А с другой стороны, Реза довольно высоко оценивал культуру литовского народа, в том числе и католической части литовцев. Конкретного мнения он по этому поводу не излагал, но косвенных аргументов достаточно. Например, позже, когда Реза в 1817 году собирался отправиться в Литву собирать литовские народные песни, в своих стихах он поэтизировал прошлое Великого Литовского Княжества (Баллады «Анна и Витаутас», «Сигалас и Инна», «Кястутис и Милине»). Поэтому в военном походе, видя бедноту литовских крепостных крестьян, он обвинял в этом не народ, а феодализм как таковой, экономические условия хозяйствования.

После неудачной французской кампании в декабре 1812 года корпус Макдональда отступал из России в сторону Восточной Пруссии, и Реза опять проезжал похожим маршрутом, только теперь на юг через Жемайтию. Наконец 30 декабря 1812 года генерал Йорк южнее Таураге (Литва) на старой мельнице подписал Пошерунскую конвенцию — мирный договор с Россией и вышел из военных сил Наполеона. Этот мирный договор не сразу, но все-таки одобрил король Пруссии. В этот день Реза, и так ненавидевший французских оккупантов, официально стал союзником России и противником Наполеона. Наконец исполнилось его желание — бороться с французскими захватчиками.

3 января 1813 года, как только французы оставили Кёнигсберг, сразу появился отряд казаков, а на следующее утро в город Кёнигсберг уже вошли два кавалерийских полка союзной русской армии. 8 января в Кёнигсберг вместе с прусскими частями возвратился и генерал Йорк. С этими частями на родину вернулся Реза. Наконец король Пруссии Фридрих Вильгельм III 17 марта 1813 года издал «Воззвание к народу» (его подготовил ровесник Резы, выпускник юридического факультета Альбертины Теодор Гиппель мл.), призвав подданных к борьбе с французами, а 19 марта король заключил союзный договор с Россией, и Пруссия официально объявила войну Франции.

Говоря о деятельности Резы во времена военной службы, выделим несколько моментов, связанных с его дневником капеллана «Рассказы и наблюдения о военных походах войны 1813—1814 годов» (смотри Приложение 1) и другими источниками этого периода.

В бой за свободу Пруссии от наполеоновских захватчиков своим литературным творчеством Реза особенно активно включился в 1813 году. В феврале в Кёнигсберге было решено сформировать национальный кавалерийский полк. Для этого полка Реза сочинил немецкие песни, широко известные как «Военные песни национального кавалерийского полка Восточной Пруссии, который покидает Кёнигсберг» («Kriegs — Gesange für das Ost-Preussische National-Kavallerie-Rogiment beim Ausmarsch aus Königsberg»). Эти песни были быстро напечатаны, так как 3 мая 1813 года полк выступал из Кёнигсберга на войну с Наполеоном. Сам Реза в это время уже был в Берлине, потому что ещё в начале апреля отправился на запад с армейским корпусом. Эти песни были его совместной работой с известным органистом Кёнигсберга, композитором и педагогом Вильгельмом Йенсеном, написавшим к ним музыку. В издании опубликованы ещё два стихотворения Резы. В одном из них описан подвиг спартанцев в ущелье Фермопилы в 480 году до нашей эры, когда король Спарты Леонид, с 300 воинами геройски защищая свободу, погиб в бою с огромной армией короля Персии Ксерксом.

В дневнике Резы литовцы и их край упомянуты несколько раз и это внимание понятно, ведь Прусская Литва и её жители летувники — земляки автора. Он щадит их, не подвергает обоснованной критике, но упоминает в связи с различными происшествиями и занимательными фактами. В дневнике, как и в сборниках стихотворений «Прутена», отражено уважение и к древним пруссам, отчаянно защищавшим землю своих предков от пришельцев — немецких рыцарей. Его удивляет и волнует великая борьба за свободу этого уже исчезнувшего народа, о котором продолжают говорить и через 600 лет, о чём ещё свидетельствуют оставшиеся городища, укрепления, рвы. Реза восклицает: «Как велик человек, который свободу почитает жизни! Намного лучше честному погибнуть, чем негодяем радоваться триумфу». Эти мысли напоминают идеи, изложенные в небольшой поэме Кристийонаса Готлиба Милкуса «Пилкалнис», описывающие отвагу пруссов во время защиты родного края от крестоносцев. Скорее всего, эту поэму нашёл, обработал и опубликовал сам Реза. Восхищается Реза и легендами о древних пруссах, о городке Хайлигенбайль (Мамоново), о гербе, на котором изображена секира. Он пересказывает легенду о том, как там когда-то, ещё с языческих времён, рос священный дуб. Язычники-пруссы поклонялись этому священному дубу. Немецкий католический епископ приказал дуб срубить, но топор рубанул не по коре дуба, а пал на макушку епископа. Дуб срубили лишь со второго раза, когда перед началом рубки освятили топор и перекрестились.

Мотивам Прусской Литвы уделено намного больше внимания, но они, как воспоминания, выплывают случайно по ходу изложения, без выделения в отдельный раздел. Например, Реза говорит о разнице между чтением и слушанием в церкви опубликованных произведений, о том, что у них разное эмоциональное воздействие, и для аргументации обращается к примерам из истории родного края. Известно, пишет Реза, что «глубокоуважаемый проповедник Пруссии» Йоганн Квант «не дал разрешения напечатать ни одну свою проповедь». Он говорил, что к напечатанным проповедям трудно подобрать свой голос, интонацию, волнение переживаний. Скорее всего, Реза вспомнил Кванта не только потому, что он с 1721 года был главным проповедником в кирхе Королевского замка и главным суперинтендантом Пруссии, но, прежде всего, потому, что в 1723—1727 годах он курировал семинар литовского языка Кёнигсбергского университета, способствовал опубликованию нескольких литовских книг, для которых на немецком языке написал предисловия. Для Резы это было очень важно.

Когда Людвикас Реза попал в край, где жили сорбы (Кот-бус, Дрезденский округ), он услышал славянскую речь (этот славянский народ им назван вендами). Реза заметил, что венды ставят ударения в своих словах так же, как литовцы. Некоторые слова даже совпадают, можно даже ошибиться, думая, что слушаешь литовскую речь. В Бреслау он посетил университетскую библиотеку, нашёл там книгу «История Литвы» Коялавичуса — Виюка, и тут же выписал из неё интересные места. Он пишет: «Как я радовался, что нашёл произведение, которое безуспешно искал в Кёнигсбергской библиотеке». Из этих записок видно, что даже захваченный военными вихрями, Реза не забывает научных интересов в области литу-анистики. Позже, ссылаясь на эту книгу, он будет теоретически разбирать вопросы литовской мифологии в своём втором поэтическом сборнике «Прутена» в 1825 году.

В дневнике капеллана Реза признаётся, что его предки — язычники-пруссы. Прусы, которые убили первого крестителя на этих землях — чеха св. Адальберта в 997 году в районе Fischhausen (теперь Приморск). Но в других местах дневника утверждает, что его предки литовцы. Он обоснованно считал, что и пруссы, и литовцы имели общие балтские корни.

Реза ничего не пишет о службе в походе по Латвии в 1812 году, возможно, потому что участие прусских войск Йорка в кампании на стороне Наполеона против России не делало чести королевству Пруссии. Из нескольких источников, в том числе из некролога Резе в 1840 году и из его биографии, представленной Францем Шубертом, профессором Кёнигсбергского университета в 1855 году, известно, что Реза в Курземе познакомился с директором общества Библии России Христофором фон Левеном. Он же в будущем куратор университета Тарту (1817—1828) и министр Просвещения России (1828—1833). Именно фон Левен в 1822 году пригласил профессора Резу поработать на теологический факультет Дерптского (Тартуского) университета, однако, Реза отказался, ибо не хотел уезжать из родного края. Реза понимал, что там он не сможет служить литуанистике. Из многих отрывков Дневника капеллана следует, что Реза — проповедник Прусской армии и в лихолетье военных лет постоянно помнил и заботился о проблемах науки и культуры Родины.

Реза исполнял полевые церковные службы на пространстве Балтии от Венты, Даугавы до Берлина и Парижа. На стоянке у Франкфурта-на-Майне 7 ноября 1813 года он записывает факт, что за один год прошёл от Даугавы до Рейна, проделав около 2300 км. «И куда Боженька меня ещё отправит?» — восклицает Реза. На поле боя и в окопах он не демонстрировал свои академические взгляды профессора богословия университета. Он честно нёс тяжёлую службу военного пастора, проповедовал людям, которые в течение нескольких дней или даже часов могут потерять свою жизнь на поле боя. Это была служба, где надо было укреплять и спасать души солдат, проходящих тяжелейшие испытания духа и тела. В их окопах Бог и дьявол ежечасно встречались в открытом конфликте. Повсюду — в чистом поле, в дороге, в разорённом школьном здании или в другом доступном укрытии, где бы Реза ни устанавливал свой полевой алтарь и читал проповедь или проводил литургию, он утешал страждущих, освобождал кающихся и провозглашал спасительную идею Христа.

Свой родной край в походе он вспоминает не раз, в том числе и через анекдотический случай, произошедший у одного пастора на земле Гессен. Реза подаёт его как пример необразованности:

«Один пастор, у которого 2 декабря 1813 года побывал я, спросил меня, откуда я родом.

Ответил, что из Мемеля (Клайпеды). Из Мемеля, сказал он, а где Мемель? Я со смехом ответил, что у Каспийского моря. О Боже, крикнул он, как издалека вы сюда прибыли!»

В крае Гессен каждая деревня и деревенька имеют свои церкви, но очень маленькие и тёмные. Реза отмечает:

«Бога прославлять нужно в величественном храме, а не в карточном домике. Намного лучше в старой Пруссии, где 20—30 деревень имеют одну церковь, большую, в центре окрестностей. По воскресеньям все отправляются в святую дорогу, словно в Иерусалим».

Без сомнения, здесь Реза вспоминает о Родине.

Будучи во Франции, вблизи города Нанси, он снова находит повод вспомнить земляков-летувников, когда в гостинице ему подали кофе в большой миске с большой ложкой, как суп. Реза толерантно, но всё-таки отмечает, что маленьких чашек, «как у нас», здесь никто не употребляет. Каждый край имеет свои обычаи: «Но ведь и в Литве есть обычай — водку есть ложкой».

Реза внимательно изучал и знал историю не только Литвы, но и Польши. В его записках это подтверждается многократно. Например, будучи во время похода во французском городе Нанси, он посчитал обязательным написать о вельможе Станиславе Лещинском, который в первой половине XVIII века был выбран королём Польши и Великим Литовским князем. Реза отмечает, что в 1725 году на его дочери Марии женился король Франции Людовик XV, который через некоторое время одарил своего тестя Лещинского княжеством Лотарингии, центр которого и есть Нанси.

Важным событием для Резы стала встреча с королевским послом Пруссии в Великобритании Вильгельмом фон Гумбольдтом. Это произошло, когда, закончив свою работу священника в действующих военных частях, Реза вернулся в Париж в мае 1814 года. Гумбольдт помог ему получить дорожный паспорт в Лондон, где от общества распространения Британской Библии Реза получил 200 фунтов стерлингов для выпуска литовской Библии. В Дневниках капеллана он не пишет, что тогда в Париже Гумбольдт ему сказал: «Не думайте, что я литовский язык забыл, наоборот, я и сегодня остался таким же сердечным любителем этого своеобразного идиома, как и в 1809 году» (речь идёт об их встрече в Кёнигсберге, когда они обсуждали планы публикации поэмы «Времена года» К. Донелайтиса). Эту беседу с Гумбольдтом в Париже Реза позже упомянет в письме к влиятельному общественному деятелю Кенигсберга Иоганну Георгу Шефф-неру (в Кенигсберге с 1909 года работала школа имени Иоганна Шеффнера, ныне это школа №14 по ул. Радищева). В 1818 году именно Гумбольдту, как выдающемуся гуманисту и покровителю литовского языка, Реза в стихах анонсировал первый выпуск поэмы «Времена года» Донелайтиса.

Проезжая мимо Браунсберга (ныне Бранево, Польша), Реза вспоминает, что историки до сих пор спорят — название столицы Вармии произошло от имени мученика Бруно-на или от имени рыцаря Бруно фон Кверфуртского (Bruno von Querfurt, около 970 г. 14 февраля (?) или 9 марта 1009 г. Пруссия, святой апостол Пруссии, граф). Реза тогда ещё не мог знать, что существует запись в анналах города Кведлинбург (Quedlinburg, Германия) о том, что в 1009 году на границе Литвы был убит немецкий вельможа, проповедник христианства, миссионер Брунон (монашеское имя — Бонифаций), первый раз упомянувший имя Литвы — Lituae. Этот св. Брунон — Бонифаций убитый мученик, также по происхождению из немецкого города Кверфурт (Querfurt).

В Лондоне Реза пробыл с 22 мая до 3 июня 1814 года и там посетил библиотеку музея Британии, где работал в отделе рукописей. К сожалению, ни Реза, ни библиотекарь не знали, что там, среди беспорядочно сложенных бумаг, хранится и часть Старого Завета, переведённый на литовский язык Самуэлем Богуславом Чилинскисом. Её начали печатать в Лондоне в 1660 году, но в 1662 году работа была прервана.

В апреле 1813 года, в самом начале военного похода, прежде чем уехать из Прусского Старгарда (теперь Starogard Gdanski, Польша) к войскам в Берлин, Реза навестил жившего за городом родственника. Это был брат того самого священника Христиана Витиха, который жил в Каукенай (п. Ясное, вблизи дельты Немана) и к которому когда-то родственники привезли девятилетнего сироту Людвика Резу. Мальчика пастор Витих растил и учил, а в 1791 году отправил его в Кёнигсберг, где имелся дом для бедных. Воспитанники этого дома имели право бесплатно посещать латинскую школу, а по окончании её поступать в университет. Витих юношу направил в дорогу к науке. Реза весьма уважал почтенного пастора и считал себя обязанным нанести визит его брату. Позже Витих участвовал в создании литовской письменности. Он помогал подготовить некоторые литовские пиетистские произведения в первом десятилетии XIX века, так же помогал Резе собирать литовские народные песни для первого сборника. Образ жизни брата Витиха, жившего в пригороде Прусского Старгарда, Реза оценивает, вспоминая античную мудрость и цитируя Горация, который счастливыми считал деревенских жителей, они отдалены от суеты, работают, как и предки, на своей земле.

Реза начал вести свои Дневники, в первый раз сев за них неподалеку от Кёнигсберга в местечке Бранденбург (п. Ушаково, 18 км от города) 8 апреля 1813 года, и закончил в Брюсселе 16 июня 1814 года. Свои Дневники, будучи литовцем, он писал, как настоящий патриот Пруссии. Конечно, не очень понятно, почему он свою книгу выпустил под анонимным именем. Ведь множество офицеров Прусской армии — от главнокомандующего Блюхера до солдат из Кёнигсберга, встреченных на дорогах войны университетских друзей, студентов, слушавших лекции Резы — каждый из них знал, кто такой «проповедник Прусской армии». Такими словами автор представил себя в заголовке книги, скрыв свою фамилию. Возможно, причиной было то, что в книге Реза не раз положительно представляет католическую веру, их церкви и ритуалы, хотя сам он был лютеранским священником. А возможно, скромность священника побудила его не объявлять свою фамилию.

Из статей и записок Резы можно сделать некоторые заключения о его политической позиции, сложившейся после окончания им университета и во времена службы военным священником. Война с Наполеоном воспринимается Резой как война народов против тирании. Реза отмечает активное участие в войне жителей Пруссии и, особо, прусских литовцев. Патриотическое настроение подействовало на ле-тувников, они участвовали в боях, многие погибли. Пастор из Пиктупен (Пиктупенай, Литва) Христиан Дитрих Хасен-штейн (1756—1821) написал первую историческую книгу на литовском языке «Рассказы о священной войне, в которой прусские литовцы и другие христиане освобождались от страшного разбоя». Эта книга с историей о наполеоновских войнах вышла в Гумбинене (теперь Гусев) в 1814 году. Ха-сенштейн был хорошо знаком с Резой. Им написана ещё одна книга «Песня ландштурма» (Гумбинен, 1813), в которой автор высмеивает Наполеона, называя его «Напыщенный завоеватель мира». Произведения Хасенштейна были любимы и читаемы литовцами Пруссии.

Этот всеобщий прусский патриотизм отражается и в «Дневнике капеллана». В начале апреля 1813 года поблизости от Бранденбурга (Ушаково) в гостинице «У высокого кувшина» Реза встретил десять «сыновей музы» — студентов университета. Некоторые из них ранее были слушателями его лекций. С саблями на ремнях, в качестве стрелков-добровольцев они шли с армией на Эльбу. Усевшись за круглый стол, они грустно пели песню «Pro salute» (За жизнь), в тексте песни слышались и отголоски текстов Резы:

«Из тихой тени науки идут эти воспитанники Минервы в бурное поле боя, чтобы отвоевать веточку мира оливы, потом закончить свою учёбу. Опять возвращаются времена древней Греции, когда все, оставляя Афины, шли в Саламину».

Почему Реза начал вести дневник военного похода? Несомненно, потому, что он понял — начинается судьбоносный исторический период для многих государств Европы, в том числе и для его Родины — королевства Пруссии. Он понял, что господству Наполеона приходит конец, и эти необыкновенно важные события необходимо детально зафиксировать. Наконец, это был грозный и особенный эпизод его жизни — участие в кровопролитной войне.

Реза воспринимал императора Франции как тирана. Позже, в своей «Истории литовской Библии», вышедшей в 1816 году, годы оккупации с 1807 по 1812 год Реза называет «тиранией Наполеона». Имя Наполеона часто упоминается в его Дневнике в отрицательном контексте. Французская армия обвиняется в разорении Восточной Пруссии, в превращении церквей в конюшни, чего не делали даже средневековые вандалы. В стихотворении Резы «Песня победы у Лейпцига» (октябрь 1813 г.) Наполеон изображён как поработитель мира, огнём и мечом несший смерть до самой Москвы. Но Бог покарал этого вечного врага немцев. Первый день Лейпцигской битвы (16 октября 1813 г.) погубил ненасытные планы французского императора, растоптал его надежды. Прикрывая позорное отступление, Наполеон пожертвовал в Лейпцигской битве третью своей армии, подставляя воинов вместо щитов. «На следующий день наблюдал последствия битвы, — с ужасом пишет Реза, — трупы без рук, без ног, без голов. Разорванные куски рядами разбросаны, тела лежали друг на друге». Наполеон ценил античную архитектуру, но был бессердечен. Франция во главе с Наполеоном более 20 лет разоряла, мучила контрибуциями Европу. Однако союзники, вошедшие в Париж, не требовали от грабителей даже стакана воды. «Об этом я свидетельствую для истории». Характеристику Наполеона Реза заканчивает документальным и одновременно назидательным рассказом о том, как парижане свергли статую Наполеона в столице Франции.

Интересно посмотреть, какую оценку в Дневнике даёт Реза европейским народам в первой четверти XIX века. Он, безусловно, учёный, хотя в своих публикациях представляется как «тихий исследователь людей и их наблюдатель». Он не пропускает случаев сравнить людей разных народов или просто предъявить обобщённые характеристики разных наций. Побывав в Париже и Лондоне, он подробно описал отличия образа жизни, характер французов и англичан и, более коротко, другие народы. Мнение Резы часто субъективное, но очень чёткое и значимое, поэтому может послужить не только для того, чтобы узнать мировоззрение автора, но и как научный отчёт. В его публикациях отражается представление тех времен об особенностях народов, дух эпохи. Например, что касается литовцев, Реза, как и Мил-кус в «Литовско-немецком и немецко-литовском словаре» (Кёнигсберг, 1800 г.), пишет, что для литовцев характерны чувство собственного достоинства, открытость, смелость, искренность, верность. И сам Кант так же писал о летувни-ках в своей «Переписке друга». Реза последовательно фиксирует географические, экономические, культурные, этнографические данные разных стран. Народы он оценивает не одинаково, очень часто метко отмечая их особенности.

Немцев Реза сильно идеализирует, настолько сильно, что они теряют свою аутентичность. Иногда он называет их пруссами. По его мнению, рыцари немецкого ордена (тевтонцы) заслужили благодарность, «ибо они положили основание культуры Пруссии». Таким образом, он разделяет те положения, которые в то время существовали в немецкой историографии. В тексте Резы немецкий, точнее прусский патриотизм проявляется во многих местах. То автор упрекает богатое сословие Силезии, которое отдалилось от третьего сословия и живёт по французской моде, стесняясь говорить по-немецки, то радуется, что в 1813 году Австрия перешла на сторону союзников и неподалеку от Праги соединились Прусская и Австрийская армии, северные и южные немцы опять вместе, одна нация, один братский народ. Реза восклицает: «Какое важное событие! Преодолён долгий разрыв от Карла V до времён Реформации, да ещё и выросшая антипатия между католической и протестантской частью земель Германии исчезла». Реза подчёркивает, что под Дрезденом прусское оружие заслужило большую славу, ибо всех спасла победа прусских солдат у Кульма. В своем произведении «Песня победы у Лейпцига» он воспевает героев ещё и потому, что судьбоносная битва выиграна под руководством главнокомандующего Прусской армии Блюхера, с которым он знаком лично. Он первый раз увидел командующего и был ему представлен ещё по прибытию в Штрелен (Strehlen, теперь Стшелин, Польша). О Блюхере Реза пишет, что он мужчина военной выправки, «настоящий немец словом и делом. На его лице словно написано — не могу лгать и уступать». Возвышает немцев Реза и в своей песне о вине Мозеля, которую он написал у реки Мозель, вблизи Триера, в то время ещё принадлежащего Франции. Песня начинается со строки «Звени немецкая песня в лучах побережья Мозеля». Реза пишет, что в Лондоне трудяге-немцу платят в три раза больше, чем англичанину.

В Дневнике капеллана Реза не даёт обобщающих характеристик и деталей о летувниках и обо всём литовском народе, но в более поздних работах (о Донелайтисе, о народных песнях, языке, письменности) им сказано о них много хороших слов. Его важнейшие научные работы связаны с литуа-нистикой. Такое двойственное отношение можно объяснить сложностью национального сознания Резы, он чувствовал себя человеком двух культур — литовской и немецкой.

Реза отрицательно характеризует кашубов — этническую группу поляков, жившую в королевстве Пруссии у Балтийского моря. Он их называет вендами и добавляет, что их язык похож на польский, с которым Реза был знаком, ибо в университете Кёнигсберга действовал и семинар польского языка.

«Так как они католики, — пишет Реза о кашубах, — на их лицах заметны покорность и лицемерие. Они не могут спрятать трусости и ненависти к немцам, демонстрируют, что не знают немецкого языка. В их избах стены обвешаны иконами Девы Марии и господствует страшная беднота. Нет никакого сравнения с немецким трудолюбием и умением вести хозяйство. А у кашубов ни одного стула в доме, ни одного плодового дерева в саду. Кажется, что этот народ, живя среди немцев, за пять столетий не изменился, остался тем же, без бытовой и высокой культуры, ибо немцы ненавидят их, а они — немцев. Они не будут воевать и защищать Прусское государство. В лесах собираются вооружённые кашубы-крестьяне, которые несколько дней назад напали на прусский военный транспорт и освободили 20 рекрутов. Они не идут служить в армию».

Интересно, что Реза, подчёркивая противостояние между кашубами и немцами, частично оправдывает аналогичное недружелюбие в Прусской Литве между летувниками и колонистами из немецкоговорящей Европы, которое показано во «Временах года» Донелайтиса.

Довольно доброжелательно Реза пишет о главной силе союзников — русской армии. Правда, в дневнике он отмечает, что иногда русские опустошают дом или огород какого-то духовника. Он сочувственно пишет, как тяжело военные повозки русских поднимались по крутым и узким дорогам Рудных гор, жалеет солдат и отмечает, что «в лесу слышны дыхания и ругательные слова». Не раз Реза пишет о необыкновенной воинственности и мужестве казаков. Их очень боялась кавалерия Наполеона. Придаёт чести русским джентльменство офицеров — так русский офицер, присланный на жительство в то же самое место, что и проповедник Реза, ему уступает место. Реза пишет, что русские удивляются, почему французы даже своих храмов не почитают:

«Рядовой русский солдатик, войдя в церковь, перекрестится, прочитает короткую молитву и только тогда там возьмёт охапку сена — осквернённая святыня для него всё равно остаётся святой». Но с другой стороны, русские солдаты так «обчистят» французов, что у тех «нет даже штанов свой стыд прикрыть». Реза высоко оценивает боевые качества русской армии, не случайно, желая показать в своей песне о Лейпцигской битве её сокрушительность для Наполеона, он вспоминают знаменитую Березину, где русские окончательно сломили хребет Великой армии французов.

Особенно хорошего мнения Реза о чехах. Чешский язык он характеризует как «гармонический и звонкий, а пение в церкви особенно волнующее». С симпатией им описана красота Праги и её достопримечательности — университет, его библиотека, мосты через Влтаву, Кафедральный собор. Императора империи Рима, короля Чехии и Германии Карла IV, который в 1348 году создал Пражский университет, Реза называет Чешским Соломоном. Предки чехов на вершинах гор настроили множество замков и крепостей. Это показывает, что это смелый, благородный и великодушный род. Однако Реза осуждает гуситов из-за их буйного характера, жестокости, они когда-то не жалели даже младенцев. Глядя с горы на город, где стоит королевский замок, он отмечает: «Если бы когда-нибудь с Небес опустился небесный Иерусалим, он обосновывался бы именно здесь, в одарённой природой всякими богатствами долине». Ещё сердцу Резы мила Чехия из-за её исторической миссии в борьбе с язычниками-пруссами. Здесь он опять занимает сторону Немецкого ордена, забыв, что совсем недавно поэтизировал борьбу пруссов за свободу. Наверное, так должно быть, когда интеллектуал принадлежит двум культурам, как в случае с Резой, — тогда противоречия, особенно в оценке исторических процессов, неизбежны. Основателем Кёнигсберга был король Чехии Оттокар (Пшемысл II Оттокар, король Чехии с 1253 г.). Он руководил крестовым походом против пруссов, начавшимся в конце 1254 года и завершившимся в середине января 1255 года. В его честь в 1255 году на горе близ слияния двух рукавов Преголи был заложен замок. Этот замок, построенный на месте прусского поселения Твангсте, служил для борьбы с пруссами в землях Самбии и назывался Кёнигсбергом (Королевской горой, Караляучусом, Королевцем). Реза пишет:

«За начало религиозного и политического просвещения мы должны быть благодарны чехам».

Мнение Резы о славянах особенно противоречивое и субъективное. О чехах и русских он имел положительное мнение. Переехав из Праги в сторону Дрездена, Реза попал на границу между чешским и немецким языками. Жители этого края использовали смесь немецкого языка и славянского или были славянами, которые говорили по-немецки. Он пишет, что у этих жителей «больше славянских признаков, хотя они себя и называют немцами». Здесь можно вспомнить и аналогичные процессы германизации в Прусской Литве. Реза здесь отмечает признаки славян, при этом унижая евреев: грязь и нечистоты (в этом краю евреи «кишат»), у славян тупой нос, поднята верхняя губа, широкий лоб, они отрицают ремёсла и художества — славянин сам себе и колесник, и портной, и плотник, и сапожник, и пекарь — всё в одном лице. Отмечены они национальной гордостью и борьбой против онемечивания, против всего, что немецкое. Этот национальный эффект автор поясняет психологически: национальная гордость и отрицание всего, что немецкое, — это признак народов, разговаривающих не на своём родном языке, это психологически легко поясняется: природа дала народам это чувство, как сосновую иголку, которой они могли бы защищаться от «опеки» чужих и их «гнёта». Эта мысль Резы требует разъяснения. Он как будто хочет сказать, что чех, хотя и разговаривает по-немецки, но противостоит онемечиванию. Конечно, история показывает другое: человек, ассимилировавшийся, забывший родной язык, часто становится ярым распространителем нового национального самосознания.

В дневнике Реза много пишет о французах и Париже, об англичанах и о Лондоне. Всё-таки больше всего критики подвергается французский народ. По мнению Резы, французский народ легкомысленный, ему не хватает бого-боязни. Французские солдаты до фундаментов разрушали деревни Пруссии, выкапывали гробы, в церквях держали лошадей. Французские моды, привезённые из Парижа в стародавние времена (завивание волос на горячей железке, короткие жакеты и узкие брюки), испортили чешскую народную культуру. Характерным представителем национального французского характера Реза считал своего хозяина в городке Лигни (теперь Бельгия). По его описанию, тот имел весёлый нрав, доброе сердце, но ничего не говорящее лицо, без образования и следов более глубоких чувств, с пустой душой. Настоящий угодник, он, общаясь с немцем, говорит, что хочет быть немцем, а перед Резой божится, что протестантизм лучше католицизма. Реза был убеждён, что французскому офицеру он сказал бы точно наоборот. По мнению Резы победители-союзники выделялись благородством, правдивостью и откровенностью, а французы «болеют пустым детским высокомерием, не умеют спрятать обиды из-за поражения. На их лицах видны знаки зависти, безволия, презрения, попустительства». Реза отмечает, что характер парижан раскрывается в театре: смеются лишь от дурного остроумия. В спектаклях зрители сидят по 8—10 часов, глядя на глупый юмор и кривляние. Когда утром 31 марта 1814 года союзники вошли в Париж и Сенат объявил, что Наполеон отправлен в отставку, начался новый спектакль. Как пишет Реза, на улицу вышли толпы людей, они кричали: «Да здравствует Людовик XVIII! Да здравствуют Бурбоны!» На Бонапарта посыпалась ругань.

Не нравится Резе и французская женская мода, и одежда, и манера глядеть на человека сквозь очки, встав вплотную, даже уличные фокусники не нравились ему. Со всем своим морализаторством Реза восклицает: «Что это за народ, который ум променял на веру в глупости, нравственность — в пороки, работу — на безделье». Хотя он много плохого пишет о жителях Парижа, но признаёт, что это особенный город во всём мире, который выделяется достопримечательностями, их Реза перечисляет:

— Национальный музей, в котором собраны скульптуры, картины всех художественных школ Европы.

— Королевский дворец (Palais Royal), знаменитый не только прекрасной архитектурой, но и тем, что он для Парижа то же, что Париж для всего мира — место для встречи людей всех сословий, место празднества и роскоши. Реза многократно подчеркивает мысль общения сословий: лишь народ, ценящий общение, мог создать Palais Royal.

— Катакомбы — подземелья, разукрашенные более чем двумя миллионами людских костей. Они появились в 1763 году, когда власть решила все кладбища перенести за черту города, а вместо них обустроить парки и базары.

— Французский музей искусств, дающий возможность изучать развитие французского искусства.

— Фабрика обоев и гобеленов — единственная в Европе.

Реза осмотрел много других знаменитых мест Парижа, конечно, и библиотеку, имеющую 80 000 древних рукописей, среди них — много восточных. Для него, как специалиста по восточным языкам, это представляло большой интерес. Желая осмотреть весь город, Реза отправился на Монмартр и поднялся на башню телеграфа. Он очень эмоционально передал эти впечатления: «У ног моих простиралась солнцем позолоченная, объединяющая народы столица континента». На фоне этой красоты Резе показалась ужасной грязь на улицах Парижа и в домах парижан. Его вводили в сокрушение одетые в лохмотья, грязнущие чистильщики обуви. Он считал, что Парижу более подходит старое его название Lutetia (lot. грязь) и ещё добавляет, что французов, как поляков и евреев, можно причислить к самым грязным народам мира.

Наблюдая жизнь Парижа, Реза предъявил серьёзные, морального характера, претензии: множество нищих, подкидышей, которым французы обязаны создавать приюты, а вершина всех пороков — публичный промысел проституток. Они «у двенадцати парижских театров ровными рядами выстраиваются». Поэтому Париж можно назвать «театром сумасшедших всей Европы».

В Лондон Реза приехал 1 июня 1814 года и невольно сравнивал эти две страны. «Приезжим из Франции в Англию, — пишет он, — бросается в глаза серьёзное отличие этих стран. Во Франции деспотизм заглушил правду, её место занимает этикет, который требует лишь вежливости и косметического грима. Парижская революция (Великая французская революция началась в 1789 г.) и военный деспотизм вытеснили классические науки. Люди не развиты, поголовно не знают географии и истории — двух самых главных в жизни предметов. Из тысячи посетителей музея ни один не знает, что символизирует скульптурная группа Лаокоон». Позже, в книге «История литовской Библии» (1816) Реза охарактеризовал французский язык, как изнеженный, элегантно-пышный.

Описание англичан и Лондона звучит как полная противоположность впечатлений от Франции. Земля англичан — солидная и богатая. Сами англичане трудолюбивые, везде добиваются совершенства. На улицах и в домах — чистота. На улице не увидишь нищих и людей в рваной одежде. Англичане едят в меру, по характеру солидные и серьёзные. На Резу большое впечатление произвела социальная жизнь Англии — страны гражданской свободы. Этим Реза выразил свои демократические прогрессивные взгляды и надежды. «В Лондоне, — пишет автор, — господствует полная свобода печати, народ сам выбирает своих представителей в парламент. Разрешено публично хвалить или ругать короля, министров, генералов. Дебаты парламента происходят на глазах всего народа». О честности английского характера свидетельствуют и карикатуры — «своеобразное» открытие английского народа, бичующего глупости века. То же самое, что и в рисунках — в сатире, в поэзии. Своеобразный трибунал английского народа, перед которым каждый может очутиться. Какой прекрасный народ, который своё слово превращает в молоточек судьи, а карандаши и кисти — в сабли наказания! В английских школах сильные гуманистические занятия. Общество Библии заботится о переводах Библии на все языки мира. В дневнике Реза не написал, что и он обращался в это общество Библии и получил от них 200 фунтов стерлингов для выпуска литовской Библии. Реза заявил, что по образованию Англию превосходит лишь Германия. Позже, приехав в Брюссель 16 июня 1814 года, он со свойственной ему детальностью описал достопримечательности Лондона, — ибо тут, как и в Париже, есть то, чего нигде не увидишь — оно помогает понять величие английской нации. Среди них он отмечает:

— Парламент, символ английской свободы и независимости. Реза сам наблюдал заседание Нижней палаты и осмотрел зал Верхней палаты парламента, где есть трон, кресла для принцев, для епископов, лордов, написал о старых и причудливых порядках в парламенте Англии;

— Вестминстерское аббатство — национальный пантеон, место коронаций и погребений английских королей. В нём хоронят и других знаменитых людей. «Какой благородный народ, — пишет Реза, — который, чествуя своих художников, учёных и героев, отправляет их на вечный покой рядом со своими королями». Реза удивляется и стоящими в часовнях во весь рост восковыми фигурами знаменитых личностей.

— Тауэр, крепость Лондона, долгое время бывшая резиденцией королей, теперь архив государственных документов, денег, оружия и тюрьма для известных личностей;

— Британский музей с кабинетом истории естествознания с очень ценными рукописями;

— Порт Темзы с необъятным лесом корабельных мачт. «Именно здесь понимаешь, что такое торговля и торговый город», — пишет Реза;

— Биржу, которую Реза описывает не только как центр мировой торговли, но и как архитектурную достопримечательность Лондона.

Уезжая из Лондона и возвращаясь во Францию к Прусской армии, он так обобщает впечатления, полученные в Англии:

«Я покинул Лондон 3 июня, полон тоски, словно оставил свою настоящую родину. Я уже было привык к тамошнему дыму, от постоянного сжигания угля, к высоким ценам и достаточно эгоистическим характерам англичан. Очень правильные, кстати, были слова Шиллера: «У Темзы, на мировом рынке царствует Бог Земли — деньги. Даже за присмотр зонта в музее нужно было заплатить два шиллинга, хотя у меня зонта-то и не было. Не помогли даже извинения. Боже, благослови алчность англичан! Со своими деньгами они много и добра делают». Но ни одного государства, ни одного края Реза не сравнил со своей родиной. Почему же ему так сильно понравилась Англия? Наверное, на него, сироту, рождённого в третьем сословии, в детстве пасшего гусей у Куршского залива, лишь через учёбу завоевавшего признание в обществе, самое большое впечатление и должна была произвести Англия, идущая, по возможности, дорогами третьего сословия. Видно, что Реза уже принадлежит к новому поколению, ищущему равенство сословий общества. Однако, он ни в коем случае не революционер, а умеренный приверженец новшеств. В своём дневнике Реза очень почтительно отзывается о монархах-союзниках: о российском императоре Александре I, австрийском императоре Франце I, прусском короле Фридрихе Вильгельме III, а прусского короля Фридриха II Великого (1712—1786) называет гениальным.

Интересны научно-исторические, педагогические и теологические воззрения Людвикаса Резы, сложившиеся к 1813—14 годам. На военную кампанию в Европе он смотрит глазами и участника, и историка. Он довольно подробно описывает маршруты армии союзников и армии Наполеона в Центральной и Западной Европе, также битвы, в том числе и самые главные — у Дрездена и у Лейпцига. Описания Резы аутентичны, так как он сам наблюдал за битвами с близкого расстояния, сам пережил сложности походов и ужасы боёв.

Вместе с тем, его интересовало множество вещей, совершенно не связанных со сражениями и армией. Реза очень любознательный, внимательный и скрупулёзный свидетель событий, безусловно, эрудит и литератор. Его, как естествоиспытателя, интересуют новые ландшафты гор и равнин, панорамы городов и деревень. Точными фразами он воссоздаёт увиденные образы, часто ими восхищается как романтик, философ, священник.

Реза глубоко интересовался экономическим положением стран, городов, деревень, не обходя и этнографических различий. Он отмечал, какие и где выращивают сельскохозяйственные культуры, чем торгуют, что производят фабрики, чем занимаются жители, где живут богато, а где бедствуют. Это критерии, свойственные эпохе Просвещения, которые характеризуют капиталистический уклад. Резу интересовали многие гуманитарные вопросы, особенно по теологии, ориенталистике, просвещению, катехизации. Он поддерживал старые проверенные формы обучения, коих старалась изгнать новая игровая методика. О каждом встреченном просветителе, служившем науке или педагогике, имеющем хорошую библиотеку, создавшем школу или общежитие для студентов, Реза пишет с огромным почтением. Восхищается двумя школами для слепых и глухих в Берлине. Он присутствовал на трёх уроках в школе глухих, сам задавал вопросы воспитанникам, на которые они хорошо и правильно отвечали. Реза верит во всемогущество обучения и воспитания. С образованными людьми Реза обсуждает различные проблемы, которые соответствуют его эрудиции: по астрономии, поэзии, религии, естественным наукам.

Реза не был ярым сторонником новых методов обучения. Он, скажем, соглашался с теми, кто считал, что опасно неопробованными способами проводить опыты с душами учеников. Реза хвалил исследователя генеалогии, составившего словарь знатных семей Европы. В Пражском университете, наряду с факультетами философии, теологии, права и медицины, имелся ещё пятый — технический. Реза отмечает, что это достойно подражанию, ибо на этом факультете изучают химию, краски, изготовление стекла, обработку железа и ещё много похожих, «очень потребных вещей». Реза радуется большому собранию — в 30 000 книг — в графской библиотеке, недалеко от Рейна в лесном массиве. Там имелись комплекты книг с красивым переплетением, классические произведения немецких, английских, французских, итальянских писателей, хранились подшивки разных газет.

«Для наших офицеров здесь самое привлекательное — балы: они мило угощаются Шиллером, Гёте, Веландом». Реза удивился, когда в городе Триер (на западе Германии) в библиотеке нашёл редчайшие издания, среди них и первую Библию, напечатанную Иоганном Гуттенбергом, рукописи Игнации Лойолы и Лютера. Вместе с тем, Реза критикует священников Гессенского края, которые не имеют понятия ни о литературе, ни о других науках. Возмущается, что в городе Везлара (вблизи Марбурга) в школах идёт реорганизация по французским образцам, не обращают внимания на преподавание религии: в программе лишь один урок по морали. По мнению Резы, если по латинскому языку, математике и другим наукам назначаются специальные преподаватели, то почему в школах не могут работать священники, которые во всех классах преподавали бы лишь религию, не имея других обязанностей. Во Франции Реза ночевал у католического священника, который, к удивлению Резы, совсем не знал латинского языка, ничего не знал об Исповедании Аугсбурга — изложении основ лютеранства, которое в 1530 году подготовил коллега и единомышленник Лютера — Филипп Меланхтон. Упрекает Реза и католиков за то, что они мало изучают историю церкви.

Размышляя о религиозных учениях и сравнивая их, Реза отдаёт первенство протестантизму. При этом Реза толеран-тен к католичеству, одобряет сотрудничество католиков с протестантами. Реза утверждает, что протестантизм, по сравнению с более эмоциональным католичеством — сухое религиозное учение. Поэтому Реза симпатизирует процессиям католических верующих: «Паломничество пилигримов в святые места, романтические проявления христианства создают для жизни идеалистический размах, связывают сердца людей, смягчают чёрствые обычаи, лечат от национального величия, корыстолюбия. Протестантизм — проза христианства, все эти ценности от нас отнял». Такие высказывания показывают некоторое недовольство Резы простым протестантизмом, отдалением от рационализма просветителей. Он симпатизирует пиетизму. Реза одобряет попытки сблизить конфессии протестантов и католиков, создавать общие церкви и институции. В походе он посетил несколько монастырей и защищает их авторитет. Он упоминает монастырь в городе Фулда (на северо-востоке от Франкфурта-на-Май-не), который для Германии стал тем, чем для Италии похожие учреждения на горе Касино (Casino). Этот монастырь он считает колыбелью науки всей Германии. Здесь учились все знатные люди Германии тех времён. Реза писал: «До появления университетов, монастыри были единственными очагами науки. Будет преступлением перед человечеством, если, ликвидируя эти учреждения, не переделают их в школы или в другие места развития молодёжи». Реза благосклонно пишет об одной церкви Марбурга, которая как бы соединяет святые мессы протестантов и католиков. Реза высоко оценивает и работу отцов церкви, а нарядный интерьер католической церкви, по мнению автора, склоняет прихожан к богобоязни.

Несмотря на это, Лютер остаётся для Резы самым главным авторитетом. Касаясь проблем религии, следует ещё обратить внимание на мысли Резы по поводу исследований Библии, ибо он сам был проповедником и слушал множество проповедей в разных странах. Позже, переводя Библию, Реза пользовался новейшими методами. Он старался толковать текст Библии, опираясь на новые данные истории, географии, естествознания, астрономии, медицины, языкознания. Одних проповедников, которых слушал, Реза критиковал, другими восхищался. Кстати, здесь нужно подчеркнуть, что у Резы была хорошая артикуляция с громкой, складно и ясно сформированной мыслью, так как ему приходилось много разговаривать не только в церквях, но и проводить святые службы, читать проповеди на улице и в поле для сотен солдат. В противном случае, его бы не взяли на работу в должности военного проповедника.

Мысли Резы об искусстве чтения проповедей, можно резюмировать так: обязательно нужен контакт с людьми; нельзя читать по бумажке, ибо капеллан — это оратор, гармонично соединяющий культуру речи с выразительной интонацией и имеющий привлекательную внешность. Но возможен и другой метод чтения проповеди: никакой жестикуляции, нежный голос, скромность, серьёзность, спокойствие, небесная благодать в глазах и во всей сущности — что-то апостольское. Реза встретил и такого проповедника, который был «словно отец для своих детей и любезный советник для своих друзей. Не дидактика, не красноречие, не интеллект — дружеская святая беседа, а не проповедь». Реза считает, что проповедь должна передать одну чёткую центральную мысль, но сделать это и глубоко, и доступно. Реза очень внимательно относился к тону, который священник использует за кафедрой, а также к акустике здания, потому что для его стиля ведения проповеди было характерно напевное произнесение текста. Так прихожанам было легче разобрать слова, да и прусские церкви были большими, и не было другого способа усилить голос священника иначе, как при помощи этого распевного приёма. Так как Реза сам был поэтом, он также выступал за использование поэтических цитат из духовных источников, чтобы проиллюстрировать идеи проповеди. Реза не был против использования письменных текстов на проповеди, но и не ценил стандартные проповеди, прочитанные из книги. Его собственные проповеди обычно длились час или чуть более, но он перемежал их стихами гимнов и молитвами для изменения настроя и темпа.

Про эстетические предпочтения Резы можно сказать следующее. В записях его Дневника достаточно замечаний об архитектуре, искусстве, литературе. С большим уважением Реза пишет об Античности, Готике, Ренессансе, Просвещении. По его мнению, искусство должно выражать природу, подлинность, натуру человека. Особенно его увлекает готическая архитектура, как считал Л. Реза, она ближе к природе, чем греческая и римская стилистика. Эта оценка, видимо, связана со склонностью Резы к романтике. Он часто называет романтичными прекрасные виды природы.

В походе Резе довелось воочию познакомиться с шедеврами мировой архитектуры. Он посетил барочный ансамбль Нового дворца в Потсдаме, Бранденбургские ворота в Берлине, выстроенные в стиле классицизма. Он восторженно пишет о них. Однако Резе показались странными статуи генералов короля Пруссии Фридриха II Великого на площади Вильгельма в Берлине, изображенные в париках и косичках. «Если в произведении, — пишет Реза, — раскрыта лишь форма одного столетия, с этим столетием оно и исчезнет. Вечны те произведения, которые близки к идеалам природы». В искусстве это продемонстрировала «чувственная рука греков». Итак, античная греческая скульптура, по мнению Резы, превыше всего. Большое впечатление на Резу произвёл парк городка Верлиц (Worlitz, севернее Лейпцига, у Эльбы). Реза очень хотел его осмотреть. Парк, где искусственным способом были воссозданы разные эпохи, считался самым красивым во всей Германии. Там были представлены и античный лабиринт, и пантеон, в котором установлены бюсты Платона, Христиана Теллерта, Йогана Лаватера, и монумент Жан-Жаку Руссо, окружённый тополями, и готический замок с картинами готического стиля, посудой, украшениями, и роща богини охоты Дианы, святилище Флоры с аутентичной статуей богини цветов. Пред ним впервые предстала античная скульптура. Он увидел настоящий антик Рима в святилище богини любви Венеры, египетские статуи и несколько оригиналов картин Рубенса в замке князя Верлиц. Увиденное очаровало Резу, и он задался вопросом: здесь природа или искусство переросло себя? Это не отрицает постулата, что назначение искусства — выразить «натуру» и это, кажется, можно сравнить с мнением Аристотеля, что искусство рождается от имитации инстинкта, рождающегося в человеке.

Реза, признавая первоочерёдность содержания в произведении искусства, в том числе опирается на высказывания Аристотеля и других просветителей, но вместе с этим процесс созидания он как будто покрывает эзотерической вуалью, делает более романтичным. Может быть, это исходит от проромантизма, влияние которого Реза чувствовал. Во время похода он видел знаменитые европейские шедевры готической архитектуры в Праге, Нанси, Кафедральный собор Реймса, множество памятников такого же стиля в Париже и в Лондоне. Он писал: «В Реймсе есть такой шедевр древней готики, что он может быть единственным в Европе — большой Кафедральный собор, в котором короновались французские короли. Заслуженно его можно назвать королём церквей». Следует принять во внимание мнение Резы о Рафаэле, которое раскрывает его эстетический вкус, выраженный после посещения Национального музея в Париже. Там он осмотрел 27 картин Рафаэля и отметил в Дневнике:

«Две картины оставили неизгладимое впечатление, как явление из другого, более высокого мира, а именно: „Возрождение Христа“ и „Св. Цецилия“. Такой гений, как Рафаэль, всего лишь один раз появляется на Земле и уже никогда во второй раз на землю не спустится. Стою я заворожённый и не понимаю, что со мной случилось — не могу оторвать глаз от этих прекрасных картин. И откуда это бесконечное очарование изображения? Никакой Платон или Кант не могут объяснить сути вечной красоты, которую не только понимаешь, но и чувствуешь».

Шкалу эстетических ценностей Резы можно понять и по именам писателей, которые он часто упоминает в дневнике. Это, в первую очередь, античные авторы — греки и римляне: Демосфен, Герадот, Гомер, Платон, Фукидид, Цезарь, Цицерон, Тацит; затем, немецкие писатели: Эвальд фон Клейст, Геллерт, Лаватер, Бюргер, Веланд, Шиллер, Гёте; французы авторы: Жан Рацине, Пьер Корнель, Жан-Батист Мольер, Жан Лафонтен, Рене Декарт, Вольтер. Из английских писателей упоминает лишь Шекспира, Джона Мильтона, Тома Грея. Этот список подтверждает, что Реза накопил немалый интеллектуальный багаж. Как каждый думающий, образованный человек, он уважал учёность и авторитет признанных людей.

Дневник Резы написан не только экстраординарным профессором, военным проповедником, но и рукой литератора и поэта. Поэтому часто включает лирические размышления, картины природы, легенды, анекдоты, просто фигуры красноречивости. В записках присутствуют три стихотворения: баллада религиозного содержания о Возвещении архангелом Гавриилом Деве Марии, патриотическая «Песня о победе под Лейпцигом» и возвышающая немцев «Песня о вине Мозеля».

Некоторые размышления Резы напоминают философские рассуждения, однако часто они звучат как лирические высказывания. Исключение — его беседы с профессорами и другими просвещёнными людьми. В них Реза касается настоящих философских проблем, связанных с трактатами Канта, но в более широкие обсуждения не вступает. Так, одному студенту Реза объяснял, что значит у Канта понятие «радикальное зло и категорический императив», студент остался очень доволен общением с профессором, сторонником Канта.

Часто риторические вопросы или короткие утверждения Резы, укоры современности религиозного, эмоционального, психологического, моралистического характера напоминают сентенции, афоризмы, максимы, научные рассуждения, поэтому их можно считать вариациями авторского стиля. Например, Реза пишет, что древние пруссы своим дорогим усопшим родственникам в могилы клали много прекрасных ценных вещей.

«Сегодня мы приходим к кровати умирающего лишь для того, чтобы получить наследство умирающего, а ему оставляем только одну рубашку, чтобы он там не оказался совсем голым».

Когда во время поездки Реза остановился в доме, хозяин которого был высоко оценён в мире религиозных идей, он записывает: «Кто из холодной обыденности смог подняться в высокий мир духовности, того уже не страшит груз времени и земные страдания».

Обдумывая тайну жизни во время посещения музея анатомии в Берлине, Реза записывает:

«Какой волшебный мир — маленькое существо по имени человек! Молитвенно и удивлённо склоняешь голову перед искусством, которое всё переплело, одно с другим сплело и соединило в гармоничную общность! Однако самое большое чудо есть то, Невидимое, которое всем этим частям дало жизнь! Куда делся гость, который некоторое время здесь гостил, в эти окна глядел, а потом куда-то уехал, как будто он коротко от бури прятался и даже аренду за это не заплатил».

Это сравнение по-настоящему оригинальное и поэтическое. Есть и психологические характеристики:

«Почему пороки женщину в два раза больше обезображивают, чем мужчину? Видно красота и нравственность сё-стры-близнецы, а преступление и мужская храбрость между собой, так сказать, лучше гармонируют, чем женская нежность и преступление».

Крутой поворот русла реки Эльбы с юга на север в Чехии Реза сравнивает с человеческой жизнью: «Так же часто разбиваются планы нашей юности, и мы должны, хочешь не хочешь, идти другой дорогой, не той, которую мы создавали в своих неспокойных мыслях или в своих летающих воображениях».

Очень жаль, что Резе не случилось встретиться с Гёте. Будучи далеко от Веймара, уже после Лейпцигской битвы, вблизи Франкфурта-на-Майне, Реза писал:

«Веймар, немецкие Афины, безобразно построены, лишь герцогский замок великолепен и находится в очень импозантном месте. Жалко, что здесь мне не пришлось познакомиться с Гёте или ещё с каким-нибудь знаменитым человеком. Может быть, возвращаясь, я буду более счастлив и наверстаю, что пропустил».

Через пять лет в 1818 году Реза решил обратиться к Гёте по поводу выпуска сборника литовских народных песен. Он послал Гёте в Веймар рукописи песен, а в 1825 году уже готовую книгу «Dainos» («Dainos, oder Litthauische Volkslieder, gesammelt, ubersetzt und mit gegenuberstehendem Urtext hrsg. v. L. J. Rhesa», Konigsberg, 1825) и два письма. Долго не отвечал гений немецкой литературы, но всё же в 1828 году опубликовал благоприятную рецензию на сборник песен Резы.

В дневнике Резы есть и несколько фрагментов других жанров — рассказы об анекдотических случаях. Вот один о французах. Бывший французский комендант построил в городе монумент с надписью: «Наполеону в память о походе в Россию». А нынешний русский комендант приказал внизу приписать ещё такие слова: «Установлено по разрешению коменданта из России».

У Резы было лёгкое и острое перо, и он мог сыпать яркими остроумными фразами. Например, он пишет, что в крае Гессен у священников очень маленькие зарплаты, а семьи большие: число детей «обычно достигает числа Муз или Апостолов».

В целом, Реза пишет свой Дневник ясно, по-деловому. В дневнике проявляется и его личность. В эти годы Реза находился в самом расцвете сил, ему было тридцать семь — тридцать восемь лет. И ему хватало сил в полевых условиях служить молебны, читать внушительные проповеди большим отрядам военных, преодолевать переходы в дождь и жару.

Иногда он упоминает о случаях, связанных непосредственно с ним самим, и иногда они очень опасны. В апреле 1813 года он сумел у берега Вислы шестом нащупать и вытащить из воды мальчика, выпавшего из лодки. Прибежала мать и сначала насквозь промокшему мальчику дала две сильные оплеухи с соответствующими нравоучениями, а затем засыпала Резу словами благодарности. Автор показал педагогическую мудрость и сказал, что получивший урок воды, ребёнок быстрее поймёт, чем получивший урок оплеухи, кроме того, видно, у ребёнка есть талант моряка.

Как учёный, Реза был кабинетным человеком, книжником, но ему хватало мужской храбрости и в самой суровой обстановке. Он мужественно переносил и холод, и голод, а как только появлялась возможность — отдавал себя «музам», сочинял свои записки и даже стихи. В опасной ситуации Реза проявлял мужество и выдержку, оставался выдержанным и остроумным.

Случилось ему однажды, по дороге в Котбус, лихо спастись от плена французских гусар. Его предупредили, чтобы прямой дорогой туда не ехал, так как враг совсем близко. Не желая показаться трусом, Реза советов не послушал. «Проехав где-то час, — пишет он в своём дневнике, — вдруг на одном из холмов увидел группу всадников, которые скакали прямо ко мне со стороны леса. Это были французские гусары. Немедленно приказал своему кучеру снять мундир и надеть мой плащ, а я быстро накинул накидку духовника, подвязал воротничок священника, надел свой берет. Это было моё счастье. Они посчитали меня саксонским священником, так как те носят такие же одежды. Ещё не доехали до холма, послышалось: „Стой!“ Я приказал остановиться. „Кто вы есть?“ Я: „Пастор“. „Куда едите?“ Я: „В Бечау“. „Видели русских?“ Я: „Да, сотня казаков поскакала в ту деревню час назад“. Когда они услышали слово „казаки“, быстро развернулись и ускакали, не успев у меня отнять лошадь и кибитку».

Ход Лейпцигской битвы Народов (16—19 октября 1813 г.), в которой наполеоновскую армию разбили войска России, Пруссии, Австрии, Швеции и Великобритании, Реза видел своими глазами. Он вёл наблюдение, поднявшись на горку, и спустился лишь тогда, когда вокруг стали взрываться снаряды французской артиллерии. Он лично спасал раненных французских пленных.

«В моей душе, — писал Реза, — останется неизгладимое жуткое зрелище этой битвы. Широко, на несколько миль вокруг, поле этой великой битвы было покрыто трупами людей, павших коней, поломанными телегами, шляпами, рюкзаками — так что ни на коне, ни на колёсах отсюда не пробьёшься. Пару раненых я сам еле-еле дотащил до ближайшего дома, где дал им немного хлеба и вина. Голод и раньше мучил французов. Пленные выглядели, как призраки, как тени».

В походе Реза не раз попадал в сложные ситуации. Ему приходилось ночевать прямо на уличной мостовой, такое бывало и в полевом лагере, когда вокруг было весело, у караульных костров долго не затихали песни. Во время боёв Реза не раз оказывался в очень опасных местах, в гуще битв. Он был смел, ухаживал за ранеными, от усталости засыпал на ходу. В августе 1813 года, после осмотра достопримечательностей Праги, он затемно выехал в деревеньку, где планировал ночлег, и заблудился. А во время тяжёлой Дрезденской битвы (26—27 августа 1813 г.) он десять суток не имел крыши над головой. И в дождь, и в холод приходилось пробираться через Рудные горы, не имея ни кусочка хлеба и каждую минуту ожидая опасности или плена:

«Так мы провели пять несчастливых дней, пока не прошли горы. Все, кто участвовал в этом походе с 27 по 31 августа, будут вспоминать их как самые жуткие дни в жизни».

Спасла армию знаменитая битва у Кульма в Рудных горах, недалеко от города Топлиц (Toplitz, Чехия), которую неожиданным манёвром выиграла Прусская армия. И это жуткое побоище с горы наблюдал Реза. Безусловно, Реза был не только большим эрудитом, пытливым учёным, хорошим теологом, но и хорошим человеком с сильным мужским характером, понимавшим вкус не только учёной беседы, но и вкус хорошего вина и, по немецким обычаям, не отказывавшимся от пива.

После победного завершения войны с Наполеоном и торжественного марша по Парижу, Реза посетил Брюссель, осмотрел Лондон и благополучно вернулся в Кёнигсберг. И уже 31 августа 1814 года он сообщил в сенат университета о возвращении и готовности приступить к работе.