Людвикас Реза. Рождённый на Куршской косе

Борис Бартфельд

Книга посвящена жизни литовского просветителя Людвикаса Резы – учёного-гуманитария первой половины XIX века. Впервые на русском языке публикуются «Рассказы и наблюдения о военных походах 1813—1814 годов. Из дневника капеллана Прусской армии. Описание боёв, свидетелями которых был сам автор». Читатель узнает историю края и университета, погрузится в события похода союзников против Наполеона, проследит путь молодого учёного в начале XIX века от бедного студента до руководителя университета.

Глава 1. Детство

Миллионы птиц летят над Балтийским морем на север весной, а осенью на юг. Полёт их был долгим и трудным десятки тысяч лет. Но, когда несколько тысячелетий назад из моря поднялась длинная песчаная суша — Куршская коса, она стала прибежищем для уставших птиц, местом их спасения и отдыха. Недаром старинное название косы — Страна гнёзд (Нестланд). Коса — заветное место, особенно для родившихся на ней. Детские годы во многом определяют эмоциональный строй, качества личности и интересы человека. Огромное значение имеет и природа, окружающая ребёнка. В этом смысле детство Людвика Резы было необычным. Узкая полоска земли между морем и заливом, зелень хвойных лесов, песни ветра и золотого песка — вот пространство юного Людвика. Он родился 9 января 1776 года* в деревне Карвайчай в семье хозяина корчмы, сторожа морского побережья Куршской косы Йонаса Резы (Johann Reese) и дочери табачника из Шилуте Катарины Шарлотты, в девичестве Шнайдер (Chatherine Charlotte Schneider). Реза был младшим ребёнком в большой семье.

В конце XVIII века Куршская коса была дальним захолустьем Прусского королевства. Жители здесь занимались рыболовством, огородничеством, собиранием янтаря. Заработок от случая к случаю предоставлял и почтовый тракт, который соединял Кёнигсберг (ныне Калининград) с Мемелем (Клайпедой). Люди, жившие на Куршской косе (Неринге), говорили на немецком, литовском и на своём собственном — куршском-наречии, близком к латышскому. Местными администраторами, пасторами, учителями назначались немцы, но они на косу отправлялись неохотно, ибо в бедном песчаном крае не могли рассчитывать на хороший доход. Их также пугали частые сильные шторма и необычное стихийное бедствие: после вырубки лесов сдвинулись дюны, ветер стал заметать песками дороги, населённые пункты, в том числе и деревню Карвайчай.

Ко времени рождения Резы деревня Карвайчай была центром церковного прихода, здесь располагались небольшая школа, трактир, несколько усадеб, однако надвигающиеся дюны уже начинали разрушать деревню. Расскажем подробнее об этой деревне на уникальной Куршской косе (Неринге), где прошли его детские годы, и собственно о церковном приходе Карвайчай — Юодкранте (Шварцорт) как явлении, сыгравшем фундаментальную роль в формирования личности Резы — краеугольном камне его последующей успешной деятельности. К этому месту он не остался равнодушным, и когда достиг карьерных высот в Кёнигсберге. Именно здесь в середине XVIII века начиналась история рода Резы на Куршской косе. По данным немецкого историка Курта Фор-штрейтера, до 1724 года никого из семьи Резы на Куршской косе ещё не было. Его предки переселились сюда, предположительно, около 1746 года.

В деревне Карвайчай в те времена число домовладений не превышало 20-ти, а в приходе в целом — 60-ти, и так продолжалось более века, до середины XIX столетия. Это место можно считать самой захолустной частью провинции Восточной Пруссии того времени не только по географическим критериям, но и по качеству жизни людей. Мало того, что Мемельский (Клайпедский) край был самой дальней окраиной, приход Карвайчай, вдобавок, был отделён от материка и омывался заливом и морем. Так как до ближайшего другого приходского центра было более 30 км по пескам, а до деревни Кинтай (ныне Литва, поселение Кинтай — на восточном берегу Куршского залива) — 14 км по воде через залив, то Карвайчай в XVIII веке действительно была трудно достигаемой церковной деревней. Но было и одно благоприятствующее обстоятельство: до самой середины XIX века Куршская коса выполняла функцию оживлённого почтового тракта европейской важности, который имел большое значение для государственных и хозяйственных отношений. Куршская коса была сначала важным отрезком тракта Кёнигсберг-Рига, а в первой четверти XVIII века, когда столицей России стал вновь построенный город Санкт-Петербург — частью сообщения Берлин-Петербург Близкие связи Пруссии и России гарантировали почти регулярное движение правителей, дипломатов, торговцев и деятелей культуры. Военно-стратегическое значение тракта сузилось уже на закате Орденского государства. Но в поздние века военные части разных стран шагали по Куршской косе. К сожалению, хотя местные жители и имели возможность видеть не одну мимо проезжающую знаменитую личность того времени, даже монарха, однако это имело небольшое влияние на качество их повседневной жизни. А последствия военных противостояний здесь, как нигде больше, отзывались особенно больно и долго.

Обобщённую и правдивую картину жизни в этих местах передают описания этой местности различных путешественников. Вот записка одного из них:

«На этом полуострове нет никакой растительности, здесь не увидишь ни вспаханной земли, ни деревьев, ни грядки овощей. Со стороны залива в разбросанных семи деревеньках жители занимаются исключительно рыболовством. Более грустного места, чем здесь, наверное, нет в мире. Только песок и вода. Мне не понятно, как здесь могут жить люди. Уже один их вид показывает, что ничего общего, кроме человеческого облика, с другими людьми они не имеют. Недружелюбие в чертах лица, грязь, непонятный воющий язык — всё это свидетельствует, что они стоят на самой низкой ступени человечества».

Схожее впечатление изложено и в другом достаточно художественном описании путешествия по косе в 1800 году. Автор сообщает, что ещё более грустный вид, чем Курш-ский залив, имеет Куршская коса, в которой ничего нет, кроме вечной бури песка. Можно путешествовать милю за милей и не встретить ни одного человека, не говоря уже о деревнях. По песку здесь ехать невозможно, ибо песок достаёт до оси телеги. Встречаются некогда обжитые людские лачуги, которые почти занесены. На побережье моря лежат выброшенные на берег останки разбитых кораблей. В конце концов, путешественник резюмирует:

«Всё здесь выглядит запущенно и страшно, и всё, что здесь можно услышать и увидеть, у человека с дрожью будит мысли о Божьей каре».

Постоянная борьба с двигающимся песком и бедностью — так выражен скромный образ жизни родной деревни Резы, которую он наблюдал в детстве. Такова типичная картина жизни многих поселений на Куршской косе за несколько десятилетий до начала XIX века и в течение полувека после.

К церковному приходу Карвайчай относились тогда деревни Юодкранте, Нида, Нагляй и Карвайчай (последние два поселка вблизи Юодкранте ныне не существуют). В середине XVIII века здесь были 44 домовладения, в 1785 году — 49, в 1792-м — 55, а в 1820-м — 69 усадеб с 498 жителями. Этот приход, с относящимися к нему деревнями и жившими там прихожанами, сильно уступал другим приходам Клайпедского края. Важно и то обстоятельство, что в этой части Куршской косы почти не было пашни и лугов. По данным на середину XIX века, приходу принадлежало всего лишь 20 га пашен, лугов и пастбищ. Это обстоятельство и было определяющим для образа жизни местных жителей: заниматься животноводством и земледелием не было условий, единственным и стабильным источником средств для проживания было рыболовство. Как известно, по социально-имущественным критериям рыбачьи общины всегда были на ступень ниже крестьян. Выращивать скотину (в ограниченном количестве) на косе можно было только при условии доставки кормовой травы и сена с другой стороны залива. Сено же, привезённое летом на лодках, а зимой по льду на санях, было дорогим — с этим и связана дороговизна содержания скотины. Пастор Юодкранте в середине XIX века для коровы на зиму купил лодку сена за 23 талера, а его годовой доход составлял 600 талеров. Он отмечал, что для него деньги, потраченные на сено, были очень большими. Бедная жизнь прихожан очень хорошо раскрывается в контексте церковной жизни. Можно и по-другому сказать: маленькое число прихожан и скудное их положение предрешало плохое материальное состояние церковного прихода.

В XVII веке деревни прихода формально принадлежали приходу Кунцай. В 1709 году от Кунцай были отделены Нида, Нагляй, Карвайчай, туда же присоединили селение Юодкранте, которое принадлежало литовской общине церкви Св. Якоба в Клайпеде. Из этих деревень был сформирован Приморский приход (Strandgemeinde), который до 1740 года обслуживал дьякон (второй священник) литовского прихода церкви Клайпеды. Совершенно самостоятельным приход Карвайчай стал в 1741 году, когда общине был назначен отдельный священник. Хотя административно приход Карвайчай стал самостоятельным, но материально он никогда не мог себя содержать без внешней помощи. Наверняка, церковные власти Кёнигсберга и суперинтендантура Мемеля, создавая новый приход Карвайчай, не рассчитывали, что эта община на пятьдесят лет станет тяжёлой ношей финансового и другого обслуживания. Все надеялись, что со временем дела наладятся, и священник с прихожанами заживут лучше.

Материальный недостаток прихода хорошо виден из истории строительства церковных строений и уровню жизни священников. До 1748 года в Карвайчай отдельного здания церкви ещё не было.

Церковные службы после пожара 1746 года проходили в большой комнате школьного здания. Отдельные здания школы и церкви отстроены к 1748 году при большой поддержке суперинтенданта Клайпеды и при его посредничестве в получении финансовой помощи. Больше всего проблем было со строительством пасторского дома в 1755 году. Суперинтендент лишь в 1751 году решился организовать акцию сбора средств для строительства. За помощью он обратился в приходы Клайпедского края, которые всего пожертвовали

100 талеров. Объявили сбор по всему Литовскому департаменту и собрали ещё 268 талеров. Так как собранных средств не хватало — по смете на строительство требовалось 492 талера, было получено указание от властей найти вариант с меньшими затратами. Было решено школьное здание, в котором жил прецептор (учитель), передать пастору, а для школы построить здание поменьше. Новое здание школы, где была предусмотрена и квартира для учителя, было построено в 1755 году и обошлось в 211 талеров.

Другой случай, опустошивший церковную кассу, был связан с опасностью заноса песком деревни Карвайчай. Угроза эта стала реальной с 1774 года. Сначала опасность больше всего угрожала церковным строениям, поэтому в 1777 году был перенесён на новое место и перестроен пасторский дом, затем то же самое в 1779 году было осуществлено со школой, а церковь в 1795 году была перенесена в Юодкранте.

Приходскую бедность ясно показывают жизненные условия пасторов и учителей. Первый священник Пройс (J.Fr. Preuss) в приход Карвайчай был назначен в 1741 году, но уже в 1743 году из бедного прихода уехал, отслужив всего два года. В акте обследования прихода в 1742 году учитель Михаэль Бернхард жаловался проверяющим, что налоги жители платят нерегулярно, а некоторые вообще отказываются платить. Кроме того, он был недоволен плохим состоянием небольшого школьного здания. А пастор Пройс тогда же заявил проверяющему, что из-за плохих жизненных условий он не может иметь лошадь, а значит, не имеет возможности навещать прихожан. Своих же лошадей прихожане пастору давали редко.

Когда Пройс ушёл с церковной службы из прихода Карвайчай, власти почти 10 лет не могли найти ему замену на эту плохо оплачиваемую работу. Кроме того, в 1746 году в селе Карвайчай сгорели молельный дом и школа. В 1752 году лютеранская консистория сделала вывод, что если найдётся подходящий кандидат на должность пастора в Карвайчай, то ему следует предложить более значительную зарплату, но это понимание пришло слишком поздно. Так как приход не смог собрать священнику нужную сумму, снова пришлось просить помощи у других приходов. О скромной жизни тамошних священников имеется много свидетельств.

Дошло до того, что, когда в 1782 году умер пастор прихода Карвайчай Довидас Готфридас Зудноховиус (D.G. Zudnochowij), его брат Теодор не разрешил карвайчайцам похоронить его там, объяснив: «Я вам его в ваши пески на смех ветрам не оставлю, здесь первый же ветер может его вымести из могилы. Он свои дни в вашем пересохшем деревянном доме священника отмучился. Теперь он ляжет в могилу выложенную кирпичом, где ему ни в чём не будет нужды».

Путешественник, описывая условия жизни священника Юодкранте, отмечал: «Приходской дом был крохотным, напротив него, на маленьком участке земли росли несколько фруктовых деревьев, рядом паслась корова — единственное животное, принадлежащее пастору».

Условия жизни учителей прихода были схожими, может быть, даже хуже, чем священников. В одном письме 1753 года сообщается, что у прецептора деревни Карвайчай нет лугов и прихожане, которые арендовали луга по той стороне залива, обязаны каждый год обеспечивать своего учителя сеном. Однако сено, которое селяне поставляли, часто, иногда четыре года подряд, было негодным, ибо луга даже летом бывали затопленными. В обращении к власти прецеп-тор просил: «Низко кланяясь, прошу, чтобы планируя какие-то изменения в Карвайчай, вы подумали бы и о положении учителя, ибо прожить на 32 талера почти невозможно».

Бедность общины Карвайчай раскрывает скромное внутреннее убранство церквей Карвайчай и Юодкранте. В 1776 году, в год рождения Резы, всё имущество церкви Карвайчай составляли две чаши из серебра и олова, два подсвечника, латунная посуда для крещения и одно расписанное блюдо для исполнения обряда. Из принадлежностей алтаря — всего лишь несколько разноцветных шёлковых платков, а амвон был обшит красным полотном, которое пожертвовал владелец почты Ниды. Остальные вещи церкви — всего лишь носилки и регистрационные книги.

Скудное имущество было и у церковных школ Карвай-чай, Юодкранте и Ниды. В конце XVIII века в школах имелись лишь классные доски, каталоги и книги Библейских историй на литовском и немецком языках. Школа в Карва-йчай, как подобает основной церковной школе, имела одно преимущество — старую литовскую Библию, лежащую на полке. Немного позже (около 1807 г.) школьный инвентарь пополнился столом, партами и несколькими книгами. Такое состояние дел отражает строка элегии Резы о спасающихся от ползучих песчаных дюн жителей деревни Карвайчай: «Бежали в другие деревни со скудными остатками имущества…»

И так нелёгкую жизнь прихожан не раз усложняли войны. Большие убытки общине Куршской косы принесли события Семилетней войны (1757—1763) и наполеоновских войн (1807—1812). Уже в 1805 году по Куршской косе из Мемеля (Клайпеды) в Кёнигсберг прошёлся прусский батальон, две части которого через месяц вернулись назад. В июне 1807 года в Клайпеду из отошедшего французам Кёнигсберга на кораблях приплыли множество больных и раненных русских солдат. Ещё тысячи их проходили пустошами Курш-ской косы. Многие от болезней, голода и истощения умирали по дороге и были похоронены в песчаных дюнах. Есть свидетельство, что в Юодкранте был устроен лазарет, от которого заразные болезни распространились среди местных жителей.

В 1812 году по косе опять проходили воинские части французов, обеспечение им должны были предоставлять местные жители, которые из-за этого несли большие лишения. И тогда же, обосновавшись в церкви Юодкранте и в приходском доме, артиллеристы разграбили помещения, а из страниц, вырванных из церковных книг, крутили пыжи для орудий. Эти события оставили тяжёлый след и в лесах косы.

Лучше всего жизнь прихода Карвайчай характеризует трагический период борьбы людей с ползучими песками и занесением песком деревни. Об этом этапе в жизни деревни осталось много свидетельств. Эту борьбу жителей деревни с песчаными заносами видел малолетний Реза. Отметим лишь самые интересные и наиболее важные. Настоящую опасность песка жители Карвайчай почувствовали ещё в 1746 году, когда был занесён песком находившийся вблизи деревни старый лес. В том же самом году уже упоминавшийся пастор Зудноховиус сообщал властям, что по причине безостановочного западного ветра и частых ураганов есть угроза занесения песком деревни и церковных строений. Несколько лет, начиная с 1766 года, деревня и священник могли передохнуть от борьбы с песком, ибо в эти годы стали дуть восточные ветры и наступление песка не только остановилось, но и отступило. В 1771 году, когда снова начали постоянно дуть западные и северные ветры, дюны зашевелились и продолжили наступление. Местный священник в 1774 году писал, что опасная песчаная гора приблизилась к приходскому дому до 12 шагов. За последние годы песок придвинулся на 40 метров и замёл растущие вблизи старые 50 сосен, а теперь есть угроза не только заноса приходского дома, но и церкви со школой. В этом же письме о процессе занесения песком сообщалось, что «в том нет вины людей, всю чёрную работу выполняют почти каждодневные западные и северо-западные ветры и ураганы, которые за удивительно небольшое время перенесли сравнительно далеко лежавшие песчаные горы. От песка нет никакой ограды, а восточные ветры, которые могут сдержать песок, дуют сравнительно редко. Двадцать лет назад для этих зданий не было лучшего места, чем настоящее, которое в будущем году будет заметено». Власть дала указание: церковь, школу и приходской дом из-за бесспорной угрозы заноса песком разобрать и перенести в более безопасное и зелёное место.

Самая большая опасность в то время грозила приходскому дому, ибо песок в конце 1775 года уже достигал половины высоты его окон. Сообщалось, что пастор в пасторском доме ещё сможет зиму прожить, но уже в начале следующего года дом должен быть разобран. Скорее всего, именно в этом приходском полузасыпанном песком доме 14 января 1776 года был крещён родившийся в этой деревне Людвик

Реза. Хорошо хотя бы то, что обряд крещения зимой проходил в отапливаемом помещении.

Положение приходского дома стало окончательно безвыходным, когда 23 марта 1776 года (через три месяца со дня рождения Резы) налетевший ураган почти похоронил его под песком. Две комнаты и кладовая уже не использовались, возникла угроза, что всё здание под давлением песка, который уже доставал до крыши, разрушится. Когда от властей было получено ассигнование на древесину и оказана денежная помощь от соседних приходов, приступили к строительству нового приходского дома, службы в котором начались в 1777 году.

Пока почти три года занимались перестройкой приходского дома, возникла реальная опасность занесения зданий церкви и школы. В извещении от 9 января 1779 года сообщалось, что в прошлом году всё казалось ещё терпимым, ибо осенью часто дул южный ветер. Однако хватило всего нескольких больших ураганов, чтобы состояние строений ухудшилось: ограда вокруг церкви была похоронена в песках, а попасть внутрь можно было лишь через торцовую дверь. Увеличилась опасность и для школы, около которой выросла дюна размером с дом. По этой причине немедленно стали искать новое место. Как сообщается, в 1779 году выбор подходящего места для строительства школы стал самой большой заботой деревни, так как часто налетающие ураганы не давали гарантии безопасности ни одному предложенному месту. Всё-таки в этом году школа была построена в 30 метрах от нового приходского дома. Но, когда разобрали старую школу и пасторский дом, которые частично защищали церковь, дошла очередь и до неё. 9 декабря 1779 года пастор с большим волнением писал, что прошедший ураган и шквальный ветер на щепки разбили два церковных окна, которые пришлось забить досками. Опасность угрожала и единственным дверям церкви. Закономерно возник вопрос, где хоронить умерших, так как кладбище, которое находилось рядом с церковью, оказалось засыпанным песком почти на метр. На просьбу священника о переносе церкви на другое место, управление домена Гумбинена (Гусев) ответило, что вскоре может случиться так, что и всю деревню Карвайчай придётся переселить, поэтому от перенесения церкви пока придётся воздержаться. Спустя шесть лет, церковь была закрыта, а службу стали проводить в приходском доме.

Эту уникальную трагедию деревни, связанную с наступлением гигантских гор песка, мальчик Людвик Реза наблюдал в своём детстве.

Прошло ещё несколько лет, и в 1789 году новый пастор прихода Карвайчяй Шварц (E. Schwarz) записал, что от напора песка церковь совсем покосилась, внутри солнечного света нет, наметы песка достигают крыши, зайти в церковь через дверь можно лишь согнувшись и встав на четвереньки. Хотя прихожане регулярно откапывали двери из наметённого песка, но на другой день его нагоняло ещё больше.

Так как и в самой деревне оставалось немного жителей, приняли решение перенести церковь в один из соседних населённых пунктов. После многих осмотров местности постановили строить новую церковь в Юодкранте. Официально церковь Юодкранте освятили 28 июня 1795 года. Последние записи в церковной книге Карвайчай сделаны 5 октября 1795 года (регистрация крещения) и 16 сентября 1796 года (регистрация смерти). Когда поселение Юодкранте переняло от Карвайчай функции центра прихода, вместо Карвайчай стали в записях отмечать факты истории Юодкранте.

Жители деревни Карвайчай переселились в ближайшие населённые пункты: Юодкранте, Нагляй и Ниду. Незавидную ситуацию погибающей деревни ещё в 1778 году кратко выразил один из чиновников: «Земельный участок заметён песком, хозяин умер, вдова побирается нищенкой».

Миграцию жителей ярко иллюстрирует уменьшение числа школьников: в 1781 году их было 26, 1785 — 13, 1788 — 9, 1791 — 6, 1795 — 2. В 1792 году из 18 ранее живших в деревне семей осталось лишь 4. Поэтому 9 декабря 1792 года было объявлено, что Карвайчай больше нельзя называть церковным центром, её даже деревней не назовёшь. Но на карте Пруссии, составленной в 1796—1802 годах, отмечено, что в

Карвайчай в то время ещё оставались школа и две усадьбы. Одна из них, скорее всего, была корчмой, которую перенесли из деревни последней в 1798 году.

Уровень просвещения в приходе был довольно низким, пока школа Карвайчай была единственной (школы Ниды и Юодкранте были построены позже — в 1744 году, а в Нагляй — 1779 году). Как написано в отчете инспекции за 1742 год, лишь малая часть детей посещала школу. Часть прихожан оправдывались тем, что их дети не могут посещать школу, ибо до неё 1—2 мили (около 10—14 км). Инспектор тогда посоветовал прихожанам взять пример с других приходов, где дети, взявшие из дома еду и напитки на неделю, следуют в школу, а домой из школы возвращаются лишь в субботу. По данным за 1792 год школу Ниды посещали 26 детей, Юод-кранте — 18, Нагляй — 12, Карвайчяй — 7. Можно считать, что дела просвещения под конец XVIII века пошли на поправку. Например, по всей Куршской косе во второй половине XVII века были лишь три грамотных человека — пастор Кунцай, учитель Пош и прецептор Михаил Шлик, а уже в первой половине XVIII века в университет Кёнигсберга были приняты 5 студентов — уроженцев Карвайчай. В приходе усовершенствовалась и подготовка учителей. Так в конце XVIII века учителем в Ниде работал портной, а в Нагляй — сапожник. А на начало XIX века известно, что учителями были назначены люди, имевшие высшее образование, которые, если пастор не мог иногда приехать на службу в Ниду или Юодкранте, могли вести за него церковную службу.

Так в общих чертах развивался приход Карвайчяй-Юод-кранте во времена детства и юности Резы. Многие из этих явлений частично были судьбоносными и развивались по естественным причинам. Сложное географическое положение и угрожающее природное окружение создали замкнутый круг проблем: с одного лишь рыболовства бедно жившие люди не могли обеспечить нормальных жизненных условий священникам и учителям, были не состоянии содержать церквь и школу. Это не могло не сказаться на их образовании и религиозном сознании. И если в более ранние периоды из этого замкнутого круга им помогали вырваться государство и соседние приходы, то позже, к концу XIX века, эта самая «мачеха-природа» радикально изменит вид прихода: из бедного, государством субсидируемого прихода, он станет местом прибыльной курортной идиллии.

Семья, в которой родился Реза, была далеко не самой бедной. Его отец Ионас Реза владел постоялым двором и был смотрителем побережья. Он оказывал помощь потерпевшим кораблекрушение кораблям на доверенном ему участке, присматривал за рабочими, собирающими янтарь. За эту службу власть предоставляла жильё, участок земли, платила заработную плату. По социальному сословию Ио-нас Реза занимал более высокое положение, чем простые рыбаки Куршской косы. На крестинах 14 января 1776 года его сын был записан под именами Людвик и Мартин, крёстными мальчика стали заведующий почтой, староста Шульц и его жена. И, тем не менее, экономическое положение семьи Резы немногим отличалось от жизни односельчан. Биографы Резы отмечают, что свою большую семью отец мог содержать, лишь прилагая большие усилия.

Но даже такая мало благополучная жизнь продолжалась недолго. На семью навалились тяжёлые испытания. В 1778 году от туберкулёза умерла мать Катарина Шарлота Шней-дерин. Через два года отец женился на дочери прецептора из Карвайчай Марии Доротее Бернардин. Однако прожил с ней недолго — умер от туберкулёза в 1782 году. Детей со второй женой не было. Людвику шёл тогда шестой год.

По данным книг прихода Карвайчай, отец семейства Ио-нас Реза с первой женой имел шестерых сыновей и двух дочерей. Людвик был младшим ребёнком. Мачеха Мария Бернардин умерла через семь лет после смерти отца Резы. Оставшись одна, она ещё некоторое время растила детей, постепенно передавая их родственникам. Таким образом, в течение нескольких лет после смерти отца, дети из семьи Резы оказались на воспитании у разных родственников. О судьбе братьев и сестёр Людвика достоверных сведений нет.

Скорее всего, они не получили образования и остались жить в деревнях. Реза много позже, уже работая в университете, иногда оказывал им материальную помощь.

Мальчика-сироту Людвика сначала приютил рыбак Рад-махер из деревни Нагляй, а в 1782 году — дальний родственник отца, почтальон из Росситена (пос. Рыбачий) — Бем. Учитель из Росситена научил его грамоте. Живя у Бема, шестилетний мальчик много работал по хозяйству, пас гусей. На пастбище он брал с собой книжки, но, бывало, зачитавшись, невнимательно следил за гусями и не раз был наказан за нанесённые гусями потравы и убытки. Зато неудержимое стремление Людвика к учёбе и его послушание очаровали дочь Бема и местного учителя. Их усилия и забота позволили мальчику в 1785 году переехать из родной, но бедной Куршской косы, где было пережито много тяжёлых испытаний, к другому родственнику по линии матери — Довиду Витиху, на тот момент прецептору и регенту кирхи посёлка Каукемен (Каукенай, п. Ясное, в устье рукава Немана — Гильге, ныне Матросовки). Он жил в доме мужа сестры матери Кристионаса Довида Витиха до своего пятнадцатилетия. Позже Витих стал известным священником, знаменитым литовским просветителем и знатоком литовской письменности. Как и многие прусские литовские священнослужители того времени, Витих был приверженцем пиетистской школы Галле. В Каукемене школа была устроена значительно лучше, чем на Куршской косе. Да и сам посёлок ещё с 1631 года числился городом, имел корчму, каменную кирху, гостевые дома, почту и торговую площадь, где проводились большие ярмарки, рядом протекала полноводная река Гильге, впадающая в Куршский залив. Здесь Людвик старательно учился шесть лет. Родную деревню Карвайчай в последнем десятилетии XVIII века пески окончательно замели. Приход был перенесён в Юодкранте, школа перешла в Ниду, а люди расселились по поселкам Нида, Юодкранте, Нагляй. Сама родная деревня Резы Карвайчай, которая находилась на два километра севернее современного посёлка Прейла на литовской части косы, исчезла окончательно.

Оценив прилежание и успехи мальчика на занятиях, пастор Витих стал учить своего подопечного латинскому языку. После конфирмации наставник спросил у пятнадцатилетнего юноши, что он собирается делать в своей дальнейшей жизни. Не зная общего тяжёлого положения дел, обычно скромный парень настойчиво заявил, что желает учиться дальше. У Витиха была большая семья и небольшой доход, он не мог оказать Людвику необходимую материальную помощь. Но при поддержке старых знакомых по Кёнигсбергу Витиху удалось летом 1791 года устроить юношу в дом-приют для бедных Лёбенихта (район Кёнигсберга). Как сирота он получил право бесплатно посещать латинскую школу Лёбенихта, которая имела право посылать своих воспитанников-выпускников в Кёнигсбергский университет. Из трёх центральных районов города (Кнайпхоф, Лёбенихт. Альтштадт), совсем недавно, в 1724 году, объединившихся в единый город Кёнигсберг, Лёбенихт долго оставался наиболее бедным и запущенным. Грязные узкие улицы, явно заметные следы огромных пожаров, то и дело случавшихся во второй половине XVIII века — всё это не создавало радостного настроения у воспитанников приюта.

В латинской школе Резу приняли сначала в четвёртый, самый низкий по тем временам класс. Своим трудолюбием юноша быстро заслужил уважение учителей, но его дорога к образованию не была быстрой и лёгкой. Безденежность заставила его пережить тяжёлые препятствия при страшно бедственном состоянии Лёбенихтского дома-приюта того времени. Лишь на следующий год после перехода во второй класс, Людвику удалось получить право давать частные платные уроки детям из богатых семей, только тогда появились кое-какие возможности нормально питаться и приобретать необходимые книги. Через три года учёбы Реза перешёл в последний класс, и осенью 1794 года, после получения аттестата зрелости, его направили в университет. В латинской школе Лёбенихта Реза выучил греческий и латинский языки, познакомился с ориенталистикой (востоковедением), историей, философией. А шесть десятков лет до этого, похожий тернистый путь в университет прошёл и будущий главный герой филологических трудов Резы — Кри-стионас Донелайтис, только его приют и латинская школа для бедных находились в Кнайпхофе.