Любовь на выселках у Бога

Борис Алексеев, 2021

Книга «На выселках у Бога» напоминает знаменитые сказки Шехерезады. О каких бы увлекательных приключениях человеческого сердца ни шла речь, каждый параграф текста упрямо говорит лишь об одном – о любви. Влюбчивый студент Антон, зануда алкоголик Трофим, героический Григорий, а напротив – юная Роза, милая санитарка Светка, пугливая возвышенная Полина… Как из огромного человеческого множества судьба «извлекает» столь разных людей и компонует их друг с другом? Что это, тайна судьбы или наука психология? Давайте разбираться! Комментарий Редакции: Эта книга – прекрасная попытка разобраться в главном секрете любовного чувства. Что оно такое? Когда зарождается и имеет ли реальный конец? Из чего состоит и почему вызывает так много неоднозначного: от эйфории счастья до самых грозных мук? Кто знает, быть может, автор смог подобраться к самому краю великой загадки?

Ищите интонацию!

Слова только мешают понимать друг друга.

Антуан де Сент-Экзюпери «Маленький принц».

— Писать о любви лучше стихами, — думал я, бросая в корзину текст очередной чувственной мизансцены, — не даётся мне любовная проза. Пишу слова, будто горсть пустых орехов пережёвываю — на зубах трещат, а вкуса никакого. То-то, помню, Гаврилыч наставлял нас: «Слова — не сумма приставок и окончаний, но таинственный иероглиф бытия! К примеру, литерный знак „любовь“, — тут он умолкал, подходил к окну и неспешно раскуривал прямо на уроке свою знаменитую бриаровую трубку. — О, эта продольная закорючка из шести литер, как холостой патрон в русской рулетке, может спасти смельчака, а может и не встретиться»…

Короче говоря, на другой день пошёл я к своему старому учителю литературы Афанасию Гавриловичу в гости. Кто, как не он, объяснит мне мою прозаическую непонятку. По памяти отыскал дом. Звоню. Жду. Открывает сам. Постарел, скостлявился. Он и прежде-то был тщед и впал, как зверь по весне, а уж ныне и подавно. Остались разве что глаза — как в школьные годы, звонкие, беспокойные.

— Господи, хоть кто-то обо мне вспомнил! — Гаврилыч смахнул слезу и побежал на кухню, выговаривая на бегу: — Сейчас-сейчас, я быстренько. Чаёк только поставлю!

Я же, как стоял в пальто, так и гаркнул с порога:

— Афанасий Гаврилович, научи писать про любовь прозой. Пробовал и так и сяк, чувствую, не ро́бят мои литеры думку сердечную.

Слышу, хозяин отложил приготовления, замер. Прошла минута, вторая. Наконец в проёме кухонной двери показался Гаврилыч. Тихо, едва шаркая тапочками о крашеные половицы, подошёл он ко мне, обнял за плечи и говорит:

— Ты-т погодь, Мишаня, не кипятись. Любовная проза — это не болтовня двух персон детородного возраста. Это, Мишань, тайна! А слова, что слова. Слова бывают и ни к чему.

Афанасий Гаврилович достал из кармана трубку и затянулся табачком.

— Ты вот что, дружочек, попробуй-ка писать без слов!

— Как это? — усмехнулся я.

— А так, — учитель выпустил сизое колечко дыма, поднял указательный палец вверх и добавил: — Тут важна интонация!

В тот вечер я вернулся домой, сгорая от литературного нетерпения. Не снимая пальто, подбежал к письменному столу и включил компьютер.

— Что-то случилось? — поинтересовалась жена из кухни, накрывая стол для позднего ужина.

— Ты ешь, я потом. Интонация… Вот оно что! — пульсировал в моей голове добродушный голос Гаврилыча. — Интонация!

Голос манил. Я смотрел в пустой монитор и наблюдал, как учитель выписывает на классной доске в строчку какие-то иероглифы любовного содержания, а мы, великовозрастные балбесы, хихикаем в парты и приторно краснеем, поглядывая на девчонок. Но вот юношеская дурь постепенно оставляет нас. Над партой поднимается смущённый Никита Лобзев:

— Красиво! Нам бы так!..

Никита обводит взглядом притихшие ряды, открывает хрестоматию и читает отрывок из «Капитанской дочки», где Гринёв, он же Никита Лобзев, объясняется в любви Машеньке Мироновой.

…Я выдохнул и поставил жирную точку.

— Или иди спать, или читай! — послышался за спиной голос жены.

Веки мои слипались, но я собрался с силами, сбросил с плеч пальто и, сладко потянувшись, прочитал текст, ещё не остывший от горячего авторского дыхания. Текст о любви молоденькой девочки к старому учителю литературы. Любви, которой суждено было тайно родиться и также тайно умереть в сердце будущей женщины — первая любовь не выбирает…

Я закончил чтение. Молчаливый брегет пробил три часа ночи, наполнив гостиную раскатистым бархатным перезвоном. Жена сидела неподвижно, запрокинув голову. Глаза её бродили по потолку и, казалось, что-то высматривали на пожелтевшей от времени побелке.

— Спасибо, Миша, — произнесла она, — ты тронул моё сердце. Разве я когда-нибудь рассказывала о своей первой любви? Твоя влюблённая девочка — это я тридцать лет назад! Я не помню, как выглядел мой возлюбленный учитель литературы, помню только, что он частенько поднимал вверх указательный палец и, глядя куда-то поверх нас, таинственно произносил: «Ребята, ищите интонацию!..»