Бордерлесс

Бордерлесс, 2022

Двенадцатилетний Боря становится свидетелем странных событий, разрушающих привычный мир прямо на глазах. Кто-то стал неуправляемо агрессивным, забивая прохожих до смерти, кто-то заснул мертвым сном и воспарил. Власть и военные исчезли, оставшиеся в живых люди спрятались в бункерах и пытаются понять, что происходит: вторжение? апокалипсис? или что-то хуже? Содержит нецензурную брань.

Глава первая

1

Тот день пошел насмарку с раннего утра. Отцу за каким-то чертом понадобилось залезть в мамский чатик и прочитать, что его сын вчера на алгебре спорил с учительницей, сорвал урок и вообще вел себя неподобающе. Учительница прислала гневное сообщение, сдобрила его кучей рыдающих смайликов и все (мамочки, отцов-одиночек было мало и они отмалчивались) принялись ее успокаивать и советовать Бориному отцу как воспитывать сына.

Отец — юрист до мозга костей, спросил у Бори: что, собственно, случилось? Боря рассказал как было: действительно, на уроке алгебры он задал вопрос учительнице: нафига тратить время на изучение формул и правил, когда их можно применять прям сходу? Ну, вот записали формулу на доске, и вперед! Чего ее мусолить целый урок и показывать, как она может работать в таком примере, или так, или эдак. Не проще ли сразу на опыте все изучить? Собственно, все. Дальше учительница принялась кричать, выгоняла из класса сначала Борю, потом велела ему, бесстыднику, остаться, а уйдет она, в общем, раскипятилась так, что остужали ее в учительскойвсю большую перемену и следующие пол урока.

Поведение учительницы отец Бори оправдывать не стал, сказав, что ей, конечно, стоит научиться работать с возражениями, а Боре следует быть более тактичным и вежливым. Скандала могло бы и не быть, если бы в Боре его внутренний ёрш не зацепился за главное.

А главное состояло в том, что вопрос пустой траты времени был для Бори не праздный, а идеологический. Он считал, что одиннадцать лет учебы в школе никому на пользу не идут. Поскольку с отцом в этом самом месте мнения расходились, скандала избежать не удалось. Папа считал, что занятость в школе это не только учеба, но и социализация и прочее бла-бла-бла. Боря закатил глаза и выдал, собственно, то, что стало детонатором утреннего конфликта:

— Ты еще скажи, что не все школьники одинаково сообразительны, и поэтому все должны плестись на их уровне.

Дело было за завтраком. Отец откладывает вилку и нож и говорит:

— Сынок, собственно для того ты и в школе. Научиться уважать людей с разными способностями. В жизни тебе это пригодится.

И понеслась. Папа никогда не повышал голос и не переходил на ругань или истерики, в отличие от Бори. Однако в последнее время отец развил суперспособность выедать мозг до черепушки спокойным, ровным голосом, доводя Борю до неистовства. Короче, через пять минут закипания Боря уже кричит, что изучил вопрос вдоль и поперек, оценил все риски и подводные камни и считает необходимым: а) перевестись экстерном в восьмой класс, а далее в девятый, и все за год, ну, максимум, за полтора; и б) получить эмансипацию прямо в первый же день шестнадцатилетия.

— Для чего тебе эмансипация? — Спрашивает отец. С едой он закончил едва начав, и прибирался на кухне, не упуская сына из поля зрения.

— Чтобы самому решать, куда я потрачу свои годы жизни!

— Но я вроде бы не мешаю тебе ничего решать.

Боря мог бы согласиться с этим, но не сейчас. В его голове сразу всплыли какие-то запреты вроде принудительных отписок от ютуб-каналов, где слишком много политики и не ясно, какой направленности, или запрет на поздние тренировки (а в зале в это время вообще никого, ничем не воняет и сауны всегда свободные). Но он понимал, что это едва ли можно назвать ну прямо запретами. Ютуб-каналы не в счет, потому что запрет хоть и был, но Боря его не оспаривал — действительно, чернуха (и в мирное время он объяснял отцу, что хочет быть в курсе и той, и другой повесток, с чем отец не согласиться не смог).

— Я с этим не согласен, — заявляет Боря аргумент, который ненавидит сам. Если после этих слов не следует продолжение, то это никакой не аргумент, и Боря сам мог кого угодно отменить за эти слова, включая учительницу алгебры, которая, собственно, сама же и нарвалась, когда на доводы Бори о пустой трате времени сказала, что не согласна с ним и точка.

Разговор на этом закончился, Боря уплелся в комнату заниматься рюкзаком, а отец шуршал в коридоре, собираясь на работу. По негласному правилу, после ссоры Боря ездит в школу сам, чтобы остыть. И не выходит, пока отец не закроет за собой дверь.

Больше всего в этой ситуации Борю раздражало то, что он не мог понять, чего он вскипятился. Факты, как говорит папа, на лицо: учительнице дерзил, урок сорвал. Все так. Это недопустимая история, тоже факт. Если тебя не устраивает, как проходит обучение, используй цивилизованные способы — домашнее обучение, экстерн, другая школа. Что угодно, но не становись дикарем. Боря был полностью с этим согласен, но все же спорил, сам не понимая зачем. Спокойствие папы тоже нельзя назвать насилием, как бы не хотелось. И нельзя сказать, что он не заступился за Борю — потому что условных люлей Боря получил дома, наедине, а не в мамском чатике или, чего хуже, в школе. В общем, куда не посмотри, кругом Боря виноват и не прав. От этого легче не становилось.

2

На уроках Боря просидел пялясь в окно, периодически сам себя одергивал — как же, станешь тут эмансипированным и окончишь школу экстерном если на уроках мух считать. Однако же сконцентрироваться на учебе ему так и не удалось, и когда прозвенел звонок с последнего урока, он пулей вылетает из класса и мчит домой. На его телефон сыпятся сообщения от друзей, с которыми они (вроде бы) договорились погулять после уроков, но Боря их игнорирует. Как и сообщение от папы, где он спросил как проходит день. Боря все еще зол и все еще не понимает, на кого конкретно.

Дома он собрал спортивную форму, положил в рюкзак два яблока и вышел на улицу. Сидеть дома не хотелось, делать уроки тоже. Он поехал в книжный магазин на Арбате, самое верное место для траты времени. Сколько бы его ни было, всегда можно утилизировать здесь. Карманных денег у него было достаточно чтобы купить пару книжек, на которые он нацелился. Поэтому Боря бродит меж книжных стеллажей, неся под мышкой уже выбранные книжки — новых Стивена Кинга и Джона Гришэма. Это были автопокупаемые авторы у Бори, и отец иногда брал читать Кинга, а вот Гришэма на дух не переносил. Система американского права ему не нравилась. А вот Боре нравилась. Системы права вообще штука интересная, если не ботаник какой-нибудь о них рассказывает. А Джон Гришэм ни разу не ботаник.

Боря завернул в отдел с литературой на иностранных языках и мог тут купить что-то еще, если бы не та девушка. Сначала он не понял, чего она улеглась на пол. Есть, конечно, полки внизу, но вполне себе можно присесть на корточки или взять табуретку (он оглянулся — точно, вот стоит одна). Пол ведь грязный, на улице февраль, слякоть и реагентные лужи… Девушка лежит между двумя шкафами лицом вниз. В отделе никогда никого, и она могла пролежать тут целую вечность. Он подходит ближе. Обычного телесложения девушка, джинсы, свитер, кроссовки, русые волосы собраны в хвост. Боря наклоняется и трогает ее за плечо.

— Простите, — говорит он, — вам плохо?

Вопрос был из серии «Ты спишь?».

Девушка не отвечает. Боря кладет книги на полку, чтобы освободить руки, и пытается перевернуть девушку, но она не поддается. Тело тяжелое и схвачено напряжением, словно судорогой. Боря отпрянул. Он читал, что после смерти в теле начинаются всякие там процессы и происходит трупное окоченение. Как оно выглядит в реальной жизни Боря не знал, и вообще-то, знать-то и не хотел. Он дотрагивается до ее шеи, пытается нащупать пульс, но тоже не делал этого ни разу, и не понял, что именно делает. Однако отметил, что кожа у нее была теплая и, кажется, шея немного двигается. Значит, дышит, а раз теплая — значит, пока жива.

Он выбегает из отдела, ищет глазами ближайшую продавщицу и зовет ее. Не очень любезная дама в очках с толстыми стеклами неторопливо следует за Борей, даже несмотря на то, что он сказал ей о некоем ЧП, произошедшем в отделе с литературой на иностранных языках.

— Людочка, что с тобой? — Восклицает нелюбезная дама, увидев распластавшуюся на полу девушку. Точно, на девушке нет куртки и она нигде поблизости не валяется, значит, она работает в этом магазине.

— Ей плохой судя по всему, — говорит Борис. — Надо вызвать скорую, можете воспользоваться моим телефоном. Вот, держите, я уже набрал 112.

Боря и сам мог бы вызвать врачей, ничего сложного в этом не было, но голос у него был детский и на линии его никогда всерьез не воспринимали. Даже когда он пытался вызвать скорую маме, ушло минут пять на выяснения, и только потом диспетчер приняла вызов. Продавщица схватила телефон, довольно быстро управилась с расспросами и вернула Боре трубку.

Стали стягиваться зеваки. Люди с любопытством смотрели на попытки одной продавщицы привести в чувство другую, шептались, а кто-то даже достал телефон и принялся снимать. Девушка на полу не поддавалась — как лежала на животе лицом вниз, так и продолжала.

— Есть среди вас врач?

Никто не отозвался. Когда приехали врачи, Боря слинял. Время уже близилось к семи, а ему еще хотелось забежать в сауну до тренировки. Он не был уверен, что с девушкой все будет в порядке, кажется, произошло что-то непоправимое. Никто не уляжется на грязный пол в чистой одежде, да еще и лицом вниз. И еще будет сопротивляться, когда пытаются перевернуть. В общем, плохо дело.

На метро Боря доехал до «Люблино», где располагался спортивный клуб. Занял свой любимый шкафчик с номером 424, разделся до трусов и засел в хамам. Люди здесь делятся на два типа — одни приходят поболтать, а другие расслабиться и помолчать, не мешая никому. Боря относился ко второй категории, и с неудовольствием увидел двух парней, которые громко обсуждали прошедшую тренировку, разложив писюны на полке. Тоже отдельная категория, которые везде ходят голышом, не прикрываясь даже полотенцем. Как будто кому-то приятно все это лицезреть. Парни болтали без умолку, а Боря закипал не только от горячего пара. В конце концов ему надоело слушать их, он вышел из хамама, помылся в душе, натянул плавки и вышел в зону бассейна.

Тут, видимо, тоже произошло ЧП. На островке, где сидят тренеры и командуют кому, куда и с какой скоростью плыть, собралась толпа вокруг кого-то, кто был загорожен голыми спинами и попами в плавках и купальниках. Люди в бассейне примкнули к бортику, никто не плавал, музыку выключили.

— Что случилось? — Спрашивает Боря у парня, стоящего ближе всех.

— Парнишка в бассейне захлебнулся, — отвечает он. — Просто пошел ко дну, его тренер вытащила. Скорая уже едет.

— Он жив?

— Не знаю.

Мальчика увезла скорая, и ходил слух, что парень выжил. Во всяком случае, увозили его на каталке, а не в черном мешке. Тренировку в бассейне, естественно, отменили: тренеры отправились в офис, чтобы писать объяснительную и давать показания.

Боря решил, что все же поплавает. Он надел лопатки для плавания, поставил на часах таймер на сорок минут и прыгнул в воду. После душа и долгого стояния у бортика тело успело охладиться, и вода была как парное молоко, от восторга Боря даже негромко хрюкнул.

Как всегда, в воде он не думал ни о чем, кроме техники дыхания и плавания. Если бы он занимался наверху, в зале или хотя бы в классе с группой, может он бы и проанализировал чему стал свидетелем: две скорых, два ЧП с разницей в час от силы. Что это может значить? Просто события, не связанные друг с другом? Или нечто большее?

Боря был парнем рациональным, сыном юриста. Даже если бы он все же сопоставил два этих факта, то едва ли сложил бы из них что-то тревожное. Тем более, что в состоянии замеревшей пандемии скорая не такая уж редкость. И совпадения чаще всего это просто совпадения и ничего больше. Так что, скорее всего, он принял бы эта факты просто как факты, а не за звенья цепи. И не он один — о том, что перед ними разворачивается картина надвигающейся катастрофы никто пока не думал.

3

Но все изменилось в метро.

У Бори был выбор: пройтись до дома пешком, или поехать на метро одну остановку. Он не то чтобы прям очень устал, и вообще-то мог дойти до дома, но, откровенно говоря, заленился и пошлепал в подземку.

Часы отматывали пройденные километры, и поэтому Боря смог впоследствии установить, что в вестиблюль он зашел в 22 часа 19 минут. Еще от силы минуту-другую он шел до платформы, и, можно согласиться с конспирологами, что в 22 часа 22 минуты из тоннеля выехал поезд.

В это время поезда из центра уже идут полупустые, а в центр вообще никого нет. Прибывшие на платформу люди разбегаются как тараканы на кухне едва включишь свет, и так получилось, что Боря оказался на платформе с троими: ругающейся парочкой и пожилой дамой с двумя большими сумками.

— Ты мог бы мне сообщить, что не поедешь домой. И мог бы отвечать на мои сообщения! И брать трубку, когда я звоню! Я же волновалась! — Горячится девушка, и говорит неуместно громко даже при условии грохочущего поезда в тоннеле.

Парень не отстает:

— Да ты задушила меня своей заботой, Лена. В день по пять сообщений что я, да как я. Чувствую себя ребенком, как тот пацан. И то его мамка наверное не так приставуча, как ты!

Пожилая дама неодобрительно покосилась в сторону ругающихся, а Боря отвернулся. Мало того, что досталось и ему, так еще и совершенно несправедливо. Даже когда мама была жива, она вообще не писала Боре, предпочитая звонить. А если быть уж совсем честным, то не звонить, а отвечать на звонки.

Парочка продолжала ругаться, но их слова были почти не слышны.

Боря видит фары электрички в тоннеле. Пожилая дама подходит к краю платформы чтобы уж точно занять сидячее место, а то в пустом вагоне фиг сядешь. А парочка вдруг расходится. Не в смысле расстались не сходя с места, а как раз натурально — парень развернулся и идет вдоль платформы к центру зала, а девушка в сторону пожилой дамы.

Когда поезд вылетел из тоннеля, девушка упирается руками в спину женщины и с силой толкает ее с платформы на рельсы. Та, не успев даже крикнуть, падает в свет фар электрички прямо на рельсы; поезд проносится как будто ничего не мешает.

Боря сначала цепенеет, а потом начинает кричать. Его крик тонет в металлическом визге тормозов. В вагонах повалились люди.

Больше всего он боится услышать крик женщины под колесами.

Из кабины электрички вываливается парень-машинист. Его рвет прямо на платформу. Он сплевывает, вытирает рукавом рот и, пошатываясь, идет к краю платформы. Недолго стоит с закрытыми глазами, а потом спрыгивает на рельсы. Боря оборачивается посмотреть где та девушка, и видит, что она не торопясь поднимается по ступеням наверх. Навстречу ей бегут полицейские и женщина в форме с пилотке на голове (похоже, дежурная по станции).

— Та девушка, — хрипло говорит Боря полицейскому — во рту пересохло наглухо, как будто вообще никогда ни капли влаги там не было. — Это она столкнула женщину под поезд. Я все видел.

— Ты уверен, братишка? — Спрашивает полицейский.

Боря хочет ответить, что тамбовский волк ему братишка, но вместо этого кивает.

— Никуда не уходи, я сейчас вернусь.

Полицейский разворачивается и бежит вслед за девушкой, но ее уже на лестнице нет. Наверняка успела выйти из метро и уже спряталась в ближайшем дворе. Боря поискал глазами ее парня, его след тоже простыл.

Первая мысль, которая пришла Боре в голову — террористы. Разыграли сцену, чтобы отвлечь внимание, а сами спланировали все. Но тут же отмел эту идею — фигня, чтобы убить одну женщину надо разыгрывать такой спектакль? Просто подошла бы и столкнула. И вообще, мелковато для террористов. Они бы скинули толпу. Или взорвали что-то.

Почувствовав холодок в груди, Боря припустил к выходу.

На улице сталкивается с полицейским.

— Парнишка, погоди, — говорит он, — расскажи что ты видел. Она столкнула женщину?

— А вы ее не нашли? — Спрашивает Боря.

— Нет, не нашел. Но она точно была, я видел. Найдем по камерам.

— Да, она подошла к женщине и столкнула ее на рельсы. До этого они ругались с парнем, он вышел через другой вестибюль.

— А как он выглядел?

— Так вы же по камерам посмотрите!

— Посмотрим, ты прав. Пойдем внутрь, я запишу твои показания.

— Мне двенадцать лет, — говорит Боря, — какие показания?

— Я позвоню твоей маме, — отвечает полицейский. — Она приедет, не переживай.

Замерзший ком в груди подкатывает прямо к горлу. Он всегда там был, во всяком случае, в последние два года. Но Боре удавалось как-то с ним жить, и в последнее время он редко давал о себе знать. Но вот сейчас дал: дыхание сперло и свело желудок. Боря выдавил:

— Не дозвонитесь.

А потом развернулся и побежал по бульвару в сторону дома.

— Эй, парень! Парень, подожди! — Кричит полицейский вслед, но в погоню не кидается. А что толку догонять пацана? Задерживать его он не имеет права, и допрашивать тоже. Большая редкость, но вот сейчас Боря был благодарен своему возрасту. Он мог просто слинять, не демонстрируя полицейскому вспухший нос и сдавленный голос, который в таких ситуациях становился совсем девчачьим. Он бежит, стыдливо утирает слезы и старается сконцентрироваться на дыхании. Но в голове раз за разом звучат слова полицейского: «Я позвоню твоей маме. Она приедет, не переживай».

4

Боря прибежал к дому, остановился у подъездной двери и, тяжело дыша, принялся копаться в рюкзаке в поисках ключа от домофона. Попадалось все, что угодно, кроме чертовой ключницы с принтом картины Ван Гога. Дважды ему в руку легло яблоко, и Боря в раздражении выбросил его в урну.

— Боря! — Услышал он голос папы и обернулся.

От парковки к подъезду шел отец. Боря бросил рюкзак на землю и побежал к нему.

— Сынок, что случилось?

Отец поймал его в обьятия, Боря уткнулся в теплый отцовский свитер и зарыдал.

— Боря, что случилось?

Отец присел на корточки и посмотрел на Борю. Боре было стыдно за свои слезы и утреннее поведение, но сейчас это уже не имело никакого значения. Если бы полицейский не сказал про маму, то Боря помирился бы с отцом, чтобы рассказать ему о событиях, свидетелем которых он стал за день. Они бы вместе подумали, что все это значит. И Боря, в принципе, не чувствовал, что стал частью этих событий. Они были ему неприятны, но не сказать бы, что они разбили ему сердце. Да, от воображаемой картины результата падения на рельсы и проехавшего поезда по той женщине Борю мутило, но эта пожилая дама, и девушка в книжном, и парнишка в бассейне, были от него все же далеко. Тот чертов полицейский своими словами вдруг вплел Борю во все это, заставил стать частью происходящего. Если не физически, то эмоционально. Так для себя это объяснил Боря.

Но как рассказать об этом папе? Сказать, что Боря разгунделся как девчонка потому что какой-то посторонний мужик сказал про маму?

— Ты цел? Не подрался? Не пострадал? Нигде не болит?

— Я в порядке, — ответил Боря. — Все в порядке.

— Хорошо, — сказал отец. — Тогда пошли домой и ты все мне расскажешь. Если захочешь.

Папа встал, взял Борю за руку и повел домой. По дороге он поднял Борин рюкзак и повесил себе на плечо.

— У тебя тут кирпичи что ли? — Спросил папа.

— Форма, — ответил Боря. — И кроссы. И плавки мокрые.

— Ты со своим спортом горбатым станешь, — сказал отец.

Они вошли в квартиру. Еще в лифте через телефон папа включил всюду свет и телевизор, чтобы они вошли в «живой» дом. Боря снял куртку, ботинки, прошел на кухню и сел за стол. Слезы продолжали катиться, Боря никак не мог их унять. Отец делал вид, что ничего не замечает, но когда бы Боря не посмотрел на него, все время натыкался на взволнованный взгляд.

— Пап, — сказал Боря. — Кое-что произошло.

Отец бросил дела, которыми занимался и вошел на кухню. Он еще не переоделся, хотя делал это сразу, как только входил в квартиру. Мама говорила, что у папы два костюма — рабочий и домашний. Он сел за стол и сказал:

— Я слушаю.

И Боря рассказал про девушку в книжном, парнишку в бассейне и инцидент в метро. Рассказывая, Боря как будто бы услышал себя со стороны и ему захотелось тотчас заткнуться, потому что ну никак эти события не вязались друг с другом. Они были разрозненны и во времени, и в пространстве. И смерть женщины в метро выбивалась из картины «внезапно стало плохо» (Боря был уверен, что она не выжила, потому что по месту, где она упала, проехало не меньше двух вагонов, причем на скорости). Когда Боря закончил словами полицейского про маму, отец кивнул и потрогал свое обручальное кольцо. Они с мамой не были женаты, но кольца носили как ритуал. Мамино кольцо хранится у Бори в коробочке с его драгоценностями — коллекцией кожанных браслетов. Борин любимый тонкий кожанный браслет с маленьким кулончиком Медузы Горгоны он не снимал с самого дня смерти мамы. Браслет за два года не истрепался и серебряный кулон блестел как новый.

Боря тоже так делал — трогал браслет, когда вспоминал о маме.

— Я мог бы тебе сказать, что эти события никак не связаны, — сказал отец. — И сказал бы, если бы сам сегодня не стал свидетелем двух аналогичных. Днем я на метро ездил на совещание в другой офис, и увидел, как женщине стало плохо, она упала в вагоне и замерла как будто парализованная.

— Она жива?

— Я не знаю. Я вышел на станции, а медики вошли. Это похоже на то, что видел ты?

— Да, — ответил Боря, — та девушка в книжном лежала тоже как будто парализованная. Я пытался ее перевернуть, потому что она лежала лицом прямо в грязный пол, но не хватило сил. Она как будто бы сопротивлялась.

— А второй случай случился уже на работе. Мужик упал в обморок, прямо лицом на клавиатуру. Разбил нос. А потом выгнулся и и плашмя на пол.

Боря ни разу не пожалел, что рассказал все отцу. Он почему-то считал, что если что-то случалось, то только с ним. А тут оказалось, что и у папы такая же история.

— Новая эпидемия? — Спросил Боря. — Или ковидные последствия так сказываются?

Эта тема в их в семье нежелательная. Они говорили об этом, конечно, потому что весь мир говорил. Но даже когда все с ажиотажем следили за статистикой, в их семье это обсуждалось только по инициативе Бори.

— Не знаю, — ответил отец. — Но если это так, то очень скоро выяснится. И нам с тобой переживать не о чем. Мы ведь не болели. И…

— И не вакцинированы, — закончил Боря. Еще одна больная тема. — Но мы же с тобой говорили, что могли переболеть без симптомов. Потому что просто так ниоткуда антитела не возьмутся. А они у нас с тобой есть.

Отец принялся готовить ужин — сегодня была красная рыба с картофельными дольками в прованских травах. Так, во всяком случае, было написано на коробочках с едой, которые им привозили дважды в неделю на все будние дни. Отец готовить совсем не умел, и завтраки по выходным каждый раз были вызовом — отец умудрялся даже яичницу приготовить так, что ею можно гвозди забивать. Безрисковые блюда — сэндвичи то есть — Боря умел сам, потому что у папы и они не выходили. Косые, кривые и разваливались. Поэтому, под «готовить ужин» понималось разогреть и красиво уложить в тарелки содержимое лоточков.

За ужином обсуждение продолжилось, но потекло совсем в другое русло.

— Если это снова пандемия, и вот такие вот симптомы, — говорит Боря, — то должны ведь сообщить, да, пап? Люди могут поберечь себя. Если болели или вакцинировались, и пострадавшие из этой же категории, то остаться дома, чтобы не ушибиться или не нанести вред…

— Представь, если это был бы пилот самолета? Или водитель троллейбуса?

— Капец, — говорит Боря, представив. — Они же скажут?

— Если это единичные случаи, то нет, не скажут. Потому что вспомни, что было с пандемией? Паника. Опять начнут скупать гречку, доллары из банкоматов вытрясать, рестораны закрывать. Еще придумают какую-нибудь ерунду, типа привяжите к себе воздушный шарик, чтобы если упадете, то не сильно.

— Но это ведь неправильно. Люди имеют право знать.

Отец достает из куска рыбы длинную кость, кладет ее на салфетку.

— Ты знаешь, иногда мне кажется, что часть моего юридического мозга утекла к тебе, — говорит он с улыбкой, — иначе почему тебя так волнует справедливость.

— Но это же система регулирования общества, — отвечает Боря. — Почему это не должно меня волновать?

— Я не говорю, что это плохо, Боря. Только не забывай, что отсутствие справедливости не всегда есть трагедия. Чаще всего это называется «жизнь». Она не всегда справедлива, и с этим надо смириться, иначе можно поехать кукухой. Если в новостях о сегодняшнем не скажут, не удивляйся.

— А я все равно удивлюсь, но завтра. Сегодня в новости не полезу.

Еще одно правило их семьи, заведенное в первые месяцы пандемии: после девяти вечера никакие новости никто не читает. Просто для того, чтобы спокойно спать. Если случится что-то такое, что надо знать, они и так узнают: друзья оборвут трубки, по телевизу покажут Путина, за окном завоет сирена. Все остальное можно узнать утром.

Они долго выбирали сериал. У папы не получалось смотреть сразу несколько сериалов одновременно, он терял нить и упорно настаивал досмотреть хотя бы один сезон, прежде чем переключаться на другой сериал. Но Боря быстро уставал от одной и той же истории, ему хотелось разнообразия. И по этому поводу диванные споры у них случались каждый третий-четвертый день. Боря мог припомнить один-единственный раз, когда они не спорили: сериал «Бесстыжих», там и Боря был не против каждый день смотреть по серии, не переключаясь ни на что другое.

Укладываясь спать, Боря прислушался к себе и понял, что злость и раздражение, которые затапливали его весь этот долгий и насыщенный день, куда-то испарились. Он чувствовал себя хорошо и спокойно. Слышал, как папа негромко разговаривает в своей комнате с кем-то, и даже смеется. Поначалу Боря обижался на него за проявление веселья после смерти мамы, но потом, со временем, разрешил ему смеяться. А вскоре разрешил и себе.

На самом деле, разрешила мама.

Она приснилась Боре и сказала, что нет ничего плохого в том, что они продолжат жить и радоваться жизни. Единственное, что она не разрешила — это ездить в отпуск во Вьетнам в тот отель с пальмами, которые растут прямо из номеров. Она попросила оставить это место в их памяти. Они долго обсуждали этот сон с папой, и тогда в первый раз смеялись вместе, вспоминая, как Боря ободрал задницу, когда залез на пальму и долго не мог слезть. Тогда было невесело и больно, а сейчас уже небольно и весело.

Боря отвернулся к стенке, чтобы поговорить с мамой. Он закрыл глаза и вызвал из памяти маму-воспоминание. Увидел ее теплую улыбку, длинные русые волосы. Она была одета в свой красивый свитер грубой вязки и синие джинсы. Прошло два года, и ее образ потихоньку стал таять. Он хорошо помнил ее глаза, улыбку и помнил как выглядели ее руки. Но создать целостный силуэт становилось с каждым днем все сложнее и сложнее. На тумбочке возле кровати стояла фотография мамы, и он помнил тот день. Есть даже видео — оно стало якорем воспоминаний, как она была одета (тот свитер и джинсы), какое у нее было настроение. И даже голос, записанный на пленку, Боря помнил только таким — мягким и нежным. Мама называла его Медвежонком.

Боря обнял маму и рассказал ей про сегодняшний день. Она ответила, что все будет хорошо и поцеловала его в щеку.

Засыпая, Боря улыбался. Поцелуй мамы горел на мокрой щеке.

Ему оставалось еще пять часов спокойного сна.

Глава вторая

1

Вообще, Боря спит как убитый. Если что вдруг произойдет ночью, Борю фиг разбудишь, его нужно выносить вместе с ценными вещами. Но события прошлого дня, видимо, до конца не отпускали, и спал он тревожно и чутко.

Когда в дверь негромко постучали, Боря открыл глаза и прислушался. Сначала он подумал, что ему показалось, но потом услышал, как отец быстро и осторожно прошел по коридору, следом раздался звук открывающейся двери и тихий шепот:

— Привет.

— Привет, — тоже шепотом ответил женский голос.

Боря голос не узнал и напрягся. Неужели отец привел домой женщину? В конце концов, это должно было когда-то произойти, потому что папа молодой, наверняка ему хочется завести какие-то отношения и вообще это нормально. Но наверное стоило показать свою девушку в свете дня, чтобы сын мог по достоинству оценить все ее недостатки.

Свет в коридоре, видимо, не включали, потому что под дверью в Борину комнату не было полоски света. Он посмотрел на фотографию мамы и почувствовал острое желание выйти в коридор, включить свет и разнести там все в щепки. Но, конечно, ничего подобного он не сделал и отвернулся к стенке, чтобы снова уснуть.

Но куда там. Папа и его новая пассия топали по квартире как слоны, и говорили шепотом, который Боря слышал, а вот что именно они говорили — нет. Их с папой квартира была полна причуд: трехкомнатная с толстыми стенами, дополнительной звукоизоляцией, все слышно на уровне басов и мягких звуков, но разобрать что происходит невозможно. Боря занимал комнату, которая была смежна с кухней, а отец спал в спальне-кабинете в другом конце квартиры, его комната примыкала к гостиной и санузлу. Борю и отца с его девушкой разделял длинный коридор, устланный толстым пушистым ковром, который-то и глушил, собака, все звуки.

Прислушиваться Боре надоело и он посчитал, что имеет абсолютно законное право проснуться среди ночи и отправиться в туалет, и пусть делают с этим что хотят. Он встал с кровати, надел тапочки и демонстративно громко шлепая вышел из комнаты. Свет в коридоре был выключен, дверь в отцовскую комнату закрыта, внизу — полоска света. На часах над входной дверью пятнадцать минут шестого утра. В туалете Боря размышлял, не покажется ли странным если он заглянет в комнату отца узнать, чего в такую срань не спит? Не будет ли это вторжением в частную жизнь? А вдруг они там разделись уже донага и обмениваются жидкостями через рот? Фу, какая гадость. Наверняка все так и есть, и Борино вторжение будет именно тем самым нарушением личных границ, так делать нельзя.

Боря вышел из туалета настроенный нарушить все возможные границы.

Но они уже ждали его.

— Здрассте, — сказал Боря.

Как и предполагал Боря, она оказалась не фонтан. Светловолосая стройная женщина. Боре она показалась старой и уставшей, как их биологиня, у которой вечно был открыт рот в нескончаемо длинном зевке, и которая всегда пыталась присесть, даже на школьных линейках рыскала глазами в поисках свободного стула. Отцовская девушка была моложе, чем их боилогиня, но такая же невыспавшаяся. Боря с неохотой сделал скидку на то, что сейчас раннее утро, и она имеет право быть невыспавшейся, однако небрежность в одежде он ей простить не смог. Какие-то брюки в кошачьей шерсти, голубая блузка застегнута у горла через пуговицу. Серые (а когда-то, видимо, белые) носки с авокадо его добили окончательно.

— Доброе утро, Боря, — сказала девушка и улыбнулась. Зубы у нее были желтые, как у осла. — Меня зовут Светлана.

Боря кивнул. Отец выглядел растеряным. Видимо, ночной визит Светланы в их дом должен был остаться инкогнито, а тут нате вам, все всплыло. Интересно, подумал Боря, а папа видит, что Светлана совершенно и абсолютно не уровень мамы? Мама никогда не позволяла себе выйти из дома неопрятной, и то и дело останавливала на выходе Борю (а иногда и отца), и заставляла пройтись валиком по одежде, чтобы снять шерсть кота (царствие ему небесное), или начистить обувь. Боре частенько приходилось менять футболки, потому что они не проходили мам-контроль. Ну и самое главное, Светлана была некрасивой. Она была самой обычной замухрышкой, не за что зацепиться взглядом.

Укомплектовав Светлану, Боря посмотрел на папу и сказал:

— Я спать.

— Нет, Борис, подожди, — сказал папа. — Нам нужно поговорить.

— Это не может подождать до утра? — Спросил Боря, и хотел добавить, что они уж точно найдут чем заняться. Если отец всерьез считает, что Боря не знает что такое секс и с чем его едят, то сильно ошибается. И Боря был готов это доказать, что называется словом, однако сдержался. Оценил внутренние ресурсы и понял, что надолго его терпения не хватит.

— Прости, но нет, мне уже надо уходить, и мы собирались тебя разбудить.

— Уходить? Куда? — Спросил Боря.

— Пойдем в мой кабинет, — сказал папа. — Света, ты можешь приготовить завтрак?

— Да, конечно. Боря, что ты будешь?

— Яйцо пашот и брускету с норвежским лососем, — ответил Боря.

Светлана оторопела. Отец улыбнулся и сказал:

— Он будет бутерброд. Боря, это невежливо. Выслушай сначала меня, а потом делай выводы. Света здесь чтобы помочь нам.

— Извините, — сказал Боря.

— Все в порядке, — ответила Светлана и улыбнулась.

Они с отцом вошли в кабинет и Боря похолодел от страха. Отцовский кабинет обустраивала мама — папа любил работать дома, частенько не ездил в офис и закрывался здесь наедине с ноутбуком и своими книгами. В комнате стоял большой деревянный рабочий стол, заваленный книгами и бумагами, книжный шкаф и огромная двуспальняя кровать. После смерти мамы папа какое-то время спал на диване в гостиной, а в кабинете только работал. Так длилось, наверное, год или даже больше, и это было капец как удобно: Боря мог зависать в кабинете и листать книги, не мешая отцу отдыхать.

Отец, действительно, уходил. На кровати лежал отпускной чемодан, забитый одеждой. Часть вещей не поместилась и валялась на полу. На столе стояла дорожная сумка, из которой торчал серебряный бок компьютера и какие-то книги.

— Куда ты уезжаешь? — Спросил Боря. Командировки у отца бывали, но не внезапные, а запланированные, о которых все знали загодя, чуть ли не за месяц.

Отец сдвинул чемодан, сел на кровать и притянул к себе Борю.

— Меня включили в оперативную группу, — ответил отец, глядя Боре в глаза, — и случилось это внезапно. Позвонили в три часа ночи, сказали, быть готовым к половине шестого. Я не знаю, что на самом деле происходит, и что мне предстоит делать. И куда я еду и на сколько я тоже не знаю.

— Тебя в армию призвали что ли? — Спросил Боря.

— Нет, надеюсь, что нет, — сказал отец. — Но не меня одного, нас с коллегами всех включили в эту группу. В половине шестого, до пробок, за мной приедет машина и увезет. Ты останешься со Светланой, и, если я задержусь больше, чем на пару дней, тебе придется на какое-то время переехать к ней домой. Мне сказали, что связь у нас будет, но по требованию, поэтому, мы будем созваниваться с тобой два раза в день, в восемь часов. Утром и вечером, хорошо?

— Папа, а кто тебе позвонил? Может быть, это какой-то розыгрыш? Или что, война началась?

— Это не розыгрыш, сынок, — ответил отец. — И Света тому подтверждение. Ее тоже вызвали. Это никакая не моя знакомая, и не девушка, как ты мог подумать. И судя по твоему тону ты так и подумал. Нет, она на службе.

Боря запретил себе плакать, хотя внутри него все клокотало от ярости и обиды. Отец собирался его бросить, оставить одного, да еще и неизвестно с кем. Рыдать отцу в жилетку во второй за сутки он позволить себе не мог, а как-то иначе дать выйти всему тому, что в нем воспламенилось, он не знал. Нет, знал, конечно.

Он отстранился от отца и спросил со злостью в голосе:

— Она фээсбэшница?

— Типа того, — сказал отец.

— Ты оставишь меня с фээсбэшницей? Почему не с бабушкой? Я могу остаться с бабушкой!

— Боря, — сказал отец и прижал его к себе. — Тебе нужно мне помочь сейчас, хорошо? С бабушкой я тебя оставить не могу. Ты должен остаться со Светой.

— Но почему? Чем незнакомая тетка лучше бабушки?

Ему очень хотелось назвать ее «сукой», казалось даже, что с каждой буквой в этом слове ему станет гораздо легче. Но он смог взять себя в руки, хотя ему было так страшно, как никогда прежде. Внутри замерзло вообще все. После смерти мамы больше всего он боялся, что останется совсем один. Что папа подхватит этот чертов вирус и умрет, а Боря останется совсем один. И тогда была надежда на бабушку, но если уж и папа умрет, то и бабушка как пить дать, она совсем старая. Боря боялся это больше всего на свете и поэтому иногда, ночами, тренировал себя, представляя, как будет ему плохо и больно, если однажды отца не станет. А потом и бабушки тоже.

И вот никто не умирает, но отец уезжает, а бабушку отстраняет.

— Поэтому я и хочу эмансипацию, — сказал Боря. Бороться со слезами уже не получалось. — Чтобы самому выбирать, с кем мне жить, когда ты решишь от меня избавиться.

Отец крепко прижал его к себе и не выпускал, хотя Боря всеми силами старался вырваться. Наконец, отец отпустил его, Боря рванул на кровать, скинул чемодан на пол, забрался под одеяло, уткнулся лицом в подушку. Он не хотел, чтобы папа видел его слезы, которые катились из глаз как будто им за это пообещали заплатить. Почему чертовы слезы не отключают у мальчиков? Девчонкам они очень подходят, но не парням!

Папа тоже залез под одеяло, лег на подушку рядом с Борей и поцеловал его в ухо.

— Я никогда от тебя не избавлюсь, — сказал он, — я тебя не бросаю. И не хочу уезжать. Я вернусь как только смогу. Как только пойму, что происходит.

— А что происходит? Скажи.

— Я не знаю, сынок. Я боюсь, что начинается война. И поэтому нас, юристов, собирают в группы, чтобы анализировать ситуацию и придумывать способы ее решения.

— Война?

— Я не знаю, — снова повторил отец. — Мне очень нужно, чтобы ты сейчас остался со Светой. Я тебе обещаю, слышишь? Гарантирую, что как только я пойму, что происходит, я сразу же вернусь. Нам не скажут никакой правды. Ее можно только выяснить.

— И ты думаешь, что тебя отпустят после того, как ты выяснишь правду? Зачем ты мне врешь?

Отец обнял его и сказал на ухо:

— Я умнее их. Как ты — умнее меня. Верь мне, сынок.

2

Завтрак в рот не лез. Папа пытался сделать вид, что у него все под контролем, но глаза у него были красными, а нос распухшим. Боря раньше не замечал, как они с отцом похожи в этом состоянии — когда плачут. После смерти мамы было много слез, но Боря не помнил, как выглядел в то время отец.

— Спасибо, очень вкусно, — сказал Боря, поковыряв омлет и отщипнув маленький кусочек бутерброда с ветчиной и сыром. Светлана зачем-то воткнула туда тонко нарезанный огурец и лист салата.

— Тебе не понравилось? — Спросила Света. — Ты совсем ничего не съел.

Отец заправил свою любимую кофейную термокружку двумя порциями кофе.

— Света, не переживай, Боря себя голодом не заморит, — сказал отец и шмыгнул носом. — Мне пора. В восемь утра позвоню.

— Удачи тебе, — сказала Света. — Не переживай за нас, все будет хорошо.

Боря в этом очень сомневался, но все же сказал:

— Да, все будет хорошо, пап.

Отец улыбнулся, взял кружку и замер, видимо собираясь что-то сказать.

Боря отчетливо понял, что видит отца в последний раз и надо запомнить его хорошенько. Папа был высокий, с аккуратной недлинной бородой, темными волосами на голове. Он всегда, даже сейчас, улыбался и от него приятно пахло. Но как запомнить запах? Можно взять с собой флакон его туалетной воды. Боря всмотрелся в его лицо — большие голубые глаза, всегда добрые, даже когда отец сильно-сильно злился, Боря не видел в них злости. Только теплоту. Волосы у папы объявили санкции и потихоньку покидали голову, самые принципиальные — что выше лба — свалили первыми. Папа коротко стригся, и поэтому седину практически не видно, но Боря знал, что она есть. Борода у него черно-рыжая, а губы розовые, словно напомаженные. Голубой свитер и джинсы. Мама тоже была в джинсах и свитере, когда ее забирали в больницу. В том самом свитере, что на фотографии на его прикроватной тумбочке. Джинсы, наверное, другие. Боря не помнил, есть ли у него фотография папы в этом свитере или нет. Поэтому он достал телефон и сделал снимок.

Отец обнял его и поцеловал в макушку.

— Я вернусь, сынок.

А потом вышел из кухни, надел кроссовки, накинул куртку, взял чемодан и дорожную сумку и вышел из квартиры.

3

Естественно, никакого сна не получилось.

Единственное, что занимало Борю сейчас — как помочь папе. Если он отправился в эту непонятную группу только для того, чтобы выяснить правду, значит, Боря должен выяснить все раньше, чем папа, и рассказать ему. Тогда отец вернется. Боря надеялся, что будет не слишком поздно, и отец еще не подписал каких-то невовзратных контрактов и сможет сложить с себя полномочия.

У Бори было четкое ощущение, что отец ищет там, где светло, а не там, где потерял.

Боря лег в кровать и взялся за телефон. Ему нужна была информация, и он решил, что раздобудет ее любыми способами. К семи утра у него от сообщений новостных и прочих каналов подвис телеграм. Боря подключил прокси, чтобы обойти ограничения.

В целом, картина была неясная, но тревожная.

Сообщений об инцидентах было много, некоторые каналы стали просто тупо пересылать получаемые от пользователей видео и фото. Если бы Боря не видел своими глазами ту девушку в книжном и парня в бассейне, то решил бы, что все видосики фейки, коими сейчас заполнен интернет. Но он знал, как это выглядит в реальности, и знал, что это происходит на самом деле.

Сбылось их с отцом опасение — припадок (или что это?) случился с водителем автобуса. Битком набитый электробус на большой скорости вылетел с проезжей части Тверской улицы прямо на Пушкинскую площадь. Ему не помещали заградительные колонны и каменная лестница, первые он просто снес, а по ступеням взобрался как по горочке. По пути он подмял под себя ничего не ожидавших прохожих и остановился только врезавшись в памятник Пушкину (великий поэт на своем пьедестале устоял). Сообщение с видео распространилось в сети под заголовком «В Москве снова произошел террористически акт», но в тексте было написано, что водитель не выжил, пострадал от аварии, и — вот что странно — положение его тела было странным — он как будто хотел выпрямиться в кресле. Боря зашел в комментарии к записи в одном популярном канале и увидел кучу сообщений: «чертовы террористы», «нацики», «да сколько можно, всех поубивать их надо», «давайте выгоним мигрантов из страны» и тому подобное. Он пролистал сотни сообщений, но никто не писал, что это не теракт.

Строго говоря, такую подачу информации надо признать фейком, потому что никакой это не теракт, пусть даже само событие имело место. Эти конкретные журналисты не проверили информацию и выдали то, что хочет увидеть публика — кровь, кишки и страшный заголовок. А Боре нужны были факты и без вранья, поэтому от канала он отписался. Хорошо, что он знает, что это не теракт. А что делать людям, которые не знают? Они будут верить.

Таким методом Боря прошерстил целую тонну каналов и нашел для себя пять штук, в которых не было голословной оценки, но были факты. Припадки в метро, автобусах, на улицах, в школах, больницах — сотни сообщений. Причем, видео приходили не только из Москвы, но и из регионов, преимущественно, больших городов — Новосибирск, Красноярск, Владивосток, Екатеринбург, Краснодар, Грозный, Иркутск… Для себя Боря выделил отдельную группу этих событий и назвал ее «Припадки».

Следующая — не менее многочисленная — группа сообщений была о проявлении внезапной агрессии. Здесь было совершенно непонятно, что стало причиной и как это все связать. География была примерно такой же, однако большинство имеющихся в сети публикаций происходили с юга страны. Боря просмотрел видео, от которого у него волосы на руках встали дыбом: один бородатый парень, вооружившись куском железной трубы, бежал по улице и бил в головы проходящим людям. Люди падали как подкошенные, никто из жертв не успевал схватиться за голову или присесть — удар выбивал из них дух. Видео засняла уличная камера наблюдения, дело происходило в Ростове-на-Дону минувшим вечером, в самый час-пик, когда люди возвращались домой с работы и не сразу понимали, почему толпа впереди них в ужасе разбегается. Судя по картинке, этот человек с дубиной не преследовал цель бить каждого встречного, он просто бежал и делал свое дело, а те, кто уворачивались, выбегая на проезжую часть, его не интересовали. Он бил только тех, кто был у него на пути. В конце концов примчалась полиция и парня скрутили, но он успел отпинать полицейского, который пытался его удержать, и им пришлось его вырубить. И таких видео и фотографий с мест происшествий в каналах было тоже много. Их Боря поместил в папочку «Агрессивные».

Боря встал с кровати и подошел к онку, выглянул. Ничего страшного за окном не происходило — все, как обычно. Опустевшая парковка — соседи разъехались по работам, несколько собачников с питомцами идут вдоль сквера в сторону парка. Рассвет уже наступил, но дворовый фонарь еще горит. На газонах — сугробы черного снега под ноздристой ледяной коркой; одинокий дворник долбит лед на ступенях подъезда в доме напротив. Слишком спокойно для такого обилия событий. Почему так?

Боря не ожидал, конечно, что выглянет в окно и увидит шапку ядерного гриба, или толпу зомби, тянущих руки к его окну (затрахаются тянуться до восьмого этажа), но хоть что-то то должно быть! Ощущение нереальности, как тогда, в начале пандемии, когда по телевизору орали, что люди страшно болеют и умирают, их число час от часу растет, а вокруг их семьи никто вообще не болел и лично болеющих не знал.

Но Боря знает как обманчиво это ощущение. Если беда пришла в этом мир, то рано или поздно она обязательно постучит в твою дверь.

4

— Боря, ты куда?

— В школу.

— Подожди, в какую школу? Нет, пока в школу ты не пойдешь.

— Это еще почему?

Светлана вышла в коридор и перегородила ему дорогу. Боря это предвидел, и поэтому запасся аргументами.

— Это опасно.

— Выгляните на улицу, никакой опасности нет. И отец не говорил, что в школу мне сегодня не надо.

— Да, но он оставил меня за старшую, — сказала Светлана, — и я разрешаю тебе сегодня не ходить в школу, остаться дома. Ты же можешь посмотреть в электронном дневнике что сегодня проходили и изучить все сам?

Значит, у нее есть свои дети, раз про электронный дневник знает, решил Боря. И ребенок (или дети), судя по всему, учится в гимназии, где 23 февраля легко может быть не праздничным, а обычным учебным днем, поскольку большая часть занятий — факультативы, которые идут по внеучебному расписанию.

— А своим детям вы сегодня тоже в школу запретили идти? — Спросил Боря. — Вообще, вы знаете, я тут подумал… Идите к своей семье. Я сам прекрасно справлюсь. За еду не волнуйтесь, в холодильнике лоточков с едой на два дня, и еще привезут. Если что, позвоню бабушке. Или сам к ней приду. Она недалеко живет, в Люблино, двадцать минут быстрым шагом.

Света вздохнула и сложила руки на груди.

— Боря, давай не будем с тобой ругаться. В школу ты не пойдешь, хорошо? Это правда опасно. Непонятно, что происходит, и непонятно, когда ситуацию возьмут под контроль.

— А что происходит? — Спросил Боря. — Расскажите мне. Сейчас все выглядит так, словно папе куда-то надо было срочно свалить, и он нанял няню непонятно зачем. Никаких иных объяснений мне не предоставлено.

Светлана посмотрела на часы, и Боря знал, чего она ждет — до звонка отца оставалось полчаса. Как-то эти полчаса надо было прожить, и что-то ему, Боре, отвечать.

— Если бы я знала, что происходит, я бы тебе сказала, — сказала Светлана, но Боря покачал головой, мол, такое объяснение меня не устроит. Тогда Светлана еще раз вздохнула и сказала: — пока мы видим только странные события. Люди внезапно становятся агрессивными и нападают на окружающих. Кто-то падает в обморок и не приходит в себя даже при помощи врачей. Это происходит повсеместно.

— На улице ничего нет.

— Масштаб пока не ясен. Может быть, это локально и продлится один день. А может быть, динамика будет нарастать и скоро даже в подъезде уже будет что-то необъяснимое. Поэтому, лучшее решение сейчас оставаться дома.

— А может быть, в какой-то момент вы станете агрессивной и решите меня убить, — сказал Боря. — Так не лучше ли мне быть с немощной бабушкой, которая при всем желании меня на куски не изрежет?

Светлана замерла. Такого она явно не ожидала, а Боре было все равно. Ему не хотелось сидеть дома и пялиться в телегу, вычитывая там сообщения. Он хотел действовать — сам пока не понимал как. Но что-то гнало его из дома, от этой женщины и иллюзорного спокойствия. Но он понимал, что если она на задании, то она никак не допустит, чтобы он покинул квартиру или остался один.

— Пока вы думаете, что мне ответить, я хочу задать вам еще один вопрос, — сказал Боря. — Мы с вами тут чего ждем? Когда отец вернется? Вы не хуже меня знаете, что папа не вернется.

Зря он это сказал, очень даже зря. Глаза Светланы сразу сделались жалостными и участливыми, она склонила голову набок и сказала:

— Он вернется, он ведь обещал. Я понимаю, что тебе тяжело, но не надо сейчас делать необдуманных поступков. Давай дождемся его звонка, я уверена, что он уже добрался до места назначения и все нам расскажет. Мы поймем, как действовать дальше.

Не мы, а вы — хотел добавить Боря, но ему вдруг стало жалко Свету. В конце концов, она сама не очень-то хотела тут находиться, и, если дело на самом деле плохо, то предпочла бы быть с семьей, а не сторожить его.

Борин рюкзак был набит вещами: теплый свитер с высоким грлом, две пары теплых носков, пара трусов-боксеров, запасная футболка, походный набор мыльно-рыльного, упаковка спичек, веревка, фонарик, заряженный пауэр-банк, зарядка для телефона и шоппер с амурским тигром, который Боре прислали из WWF за активность и пожертвования. Было кое-что и из жратвы: упаковка Snickers, поллитровая бутылка воды, два пакетика орешков, и две пачки «Ролтона» (с говядиной). Кошелек с деньгами и junior картой, привязанной к отцовскому счету, лежал в нагрудном кармане куртки. Он, в общем-то, был готов покинуть квартиру хоть сейчас.

— Хорошо, давайте дождемся звонка от папы, и поедем к вам. Надо держаться вместе.

— Договорились.

5

Но отец не позвонил. Ни в восемь, ни полчаса спустя. Борис предполагал, что так оно и случится, но не думал, что это так сильно ударит по нему. Ему расхотелось говорить, куда-то ехать и вообще что-либо делать. Он набирал отцовский номер, но тот был вне зоны, он писал сообщения во все доступные мессенджеры и даже отправил смс-сообщение, чего прежде никогда не делал. Отец нигде сообщения не прочитал. Когда он понял, что пробовать связаться с папой бесполезно, то отбросил телефон в сторону и лег в кровать.

В комнату вошла Светлана.

— Боря, твое предложение в силе? Поедем ко мне домой?

Боре захотелось послать ее к чертовой матери и сказать, что предложение надо брать когда дают. Сейчас ему хотелось, чтобы отец просто прочитал сообщение.

— Дайте мне минуту, — сказал он.

Светлана закрыла дверь.

Боре хотелось проплакаться, но он не мог. Слезы просто не шли. И при этом все, что он мог распознать внутри себя было покрыто ледяной непроницаемой стужей.

6

Светланин дом оказался неподалеку. Всего в пяти километрах, это пятнадцать минут на машине, причем на юг, где пробок обычно не бывает в утреннее время, поскольку все едут в центр, а не в область. Света приехала на машине — вишневом «Форде», стареньком, но ухоженном и чистеньком внутри. Они загрузили в багажник Борину спортивную сумку с вещами (он дособрал еще), и сумку с продуктами, которые нашлись на кухне, а рюкзак Боря положил рядом с собой на заднее сидение. Машина прогрелась быстро и они выехали на дорогу, и практически сразу встали в огромную пробку.

— Что за черт? — Выругалась Светлана.

Боря загрузил навигатор на телефоне. Действительно, пробка огромная и тянется до самого МКАДа и дальше — в область. Похоже на час-пик летних выездов на дачу. Но сейчас конец февраля, какая дача? Он переходит в телегу. Сообщения о массовой аварии на МКАДе заполонили все. Боря открывает видеорепортаж «Москвы 24». Репортер стоит на обочине дороги и показывает на филиал свалки для старых автомобилей, который почему-то теперь на оживленной (некогда) трассе Москвы. Фоновый шум наполнен громкими возбужденными голосами людей, звуками вращения вертолетных лопастей, орущими сигнализациями и полицейскими сиренами.

— Как вы можете видеть, авария произошла на двадцать шестом километре МКАДа со внутренней стороны. Машины летели на огромной скорости и вдруг передний ряд начал экстренно тормозить, в результате все, кто ехали за ними, стали врезаться, образую такую «гармошку». Удивительно, но авария уже растянулась на два километра и инциденты продолжаются, это можно понять по тому, что толчки не прекращаются и машины как бы спрессовываются… Вот, посмотрите, очередной сильный толчок отогнал машину на два, если не больше, метра вперед…

Камера переместилась на покореженные авто. Белый джип, смятый сзади практически до передних дверей, бороздя заснеженную дорогу, проехал на несколько метров вперед. Рядом с машиной бегает мужик, его голова в крови, но что он пытался сделать — непонятно. Репортер сует ему под нос микрофон.

— Скажите, почему вы остановились?

— Я увидел впереди стену, — говорит мужик, изо рта у него валил пар. — Сначала не понял что это такое, подумал, что мост какой-то или типа того, подумал, может я уснул за рулем и повернул в отбойник, поэтому стал тормозить и сразу же получил в зад…

— Вам показалось, что вы видите стену? — Спрашивает репортер.

— Мне нихуя не показалось, — орет мужик, — там была стена! Прямо посреди МКАДа!

В этот момент еще один сильный толчок передвигает машину еще дальше, и владелец бежит за ней. Может быть, у него там были ценные вещи или еще что. Репортер продолжает:

— По данным МЧС, сейчас на МКАДе очень много пострадавших. По только предварительным данным около ста сорока пяти человек. Мы видим, как люди помогают выбираться из покореженных авто другим пострадавшим. МЧС организовали доставку врачей и развернули полевые госпитали. Мы получаем сообщения на ленты информагентств о числе погибших, к сожалению, на этот час уже двадцать восемь человек спасти не удалось… Всем, кто выезжает сейчас на МКАД — пожалуйста, будьте осторожны в районе 26-го километра, здесь огромная авария и путей объезда нет. Лучше сейчас остановиться на обочине или доехать до ближайшего съезда.

Боря отключает видео. В канале есть и фотографии — куча переломанных авто, людей, сидящих возле обочины. Кто-то с ранами на лицах, кто-то лежит в окружении врачей, у кого-то забинтована голова.

— Вы слышали? На МКАДе массовая авария, а пробка, судя по всему, потому что въезд на МКАД перекрыли, — говорит Боря.

— Я уже поняла, — отвечает Светлана. — Но я знаю объездной путь, сейчас поедем дворами.

Боря жмет плечами — ну, если только вы, уважаемая Светлана, знаете эту дорогу, то есть шанс, что больше там не будет никого. А вообще-то, навигатор есть у всех, и никому неохота стоять в вечной пробке на основной дороге. Боря оказался прав — вся дорога была забита машинами, и они толкались минут пятнадцать, пока Светлана не сдалась и не повернула в дворовую парковку.

— Бери свой рюкзак, пойдем пешком. За остальными вещами вернемся позже, когда рассосется пробка, — говорит она. Боря послушно берет рюкзак и выходит из машины.

Они были в спальном районе, только-только свернули с улицы Юных Ленинцев. До метро «Кузьминки» примерно полтора километра, Боря знал этот район и дорогу.

— На метро поедем?

— Нет, — отвечает Светлана, — не возвращаться же в «Текстильщики», чтобы доехать до «Кузьминок». Дойдем пешком.

И они шагают, сначала хотели дворами, но пройти невозможно — машины толкутся стройными рядами, а тротуары завалены черным снегом. Они, практически бочком, вышли обратно на улицу Юных Ленинцев и пошли вдоль. Судя по количеству народа на улице, также, как и они со Светланой, поступили многие. Людей было как на Рождество на Тверской, плотная толпа, увешанная сумками. Светлана крепко держит Борю за руку и тянет за собой.

Через дорогу от них огромный торговый центр, в который с улицы змеится длинющая очередь.

— Куда они все стоят? — Спрашивает Боря, показывая на людей.

— В «Перекресток», — отвечает Светлана. — Чуть что в нашей стране происходит, люди бегут затариваться гречкой и туалетной бумагой.

Примерно также сказал и папа.

— Может нам тоже надо?

Светлана смотрит на него с укором.

— Я была о тебе большего мнения, Борис.

— Да я шучу, — отвечает Боря.

— Конечно, шутишь.

Они шли долго, и когда, наконец, Светлана говорит, что осталось совсем чуть-чуть, Боря понимает, что сейчас описается. Он уже довольно долго борется с собой, решая, что страшнее, напустить в штаны или отойти к дереву и облегчиться. Сейчас, когда осталось «чуть-чуть», вариантов у него уже не осталось. Или сейчас же он решит вопрос, или этот вопрос решится сам собой.

— Светлана, мне надо пописать. Безотлагательно.

— Оу, понятно. Ну, давай, предлагаю за вон той помойкой.

Оно и понятно, дальше он уже не добежит. И в самом деле еле успел распоковаться. Когда жизнь снова становится сносной, раздается женский крик. Боря быстро застегивает ширинку и выбегает из-за помойки. Кричит не Светлана, а женщина метрах в двухстах от них. Ее за плечи держит мужчина и трясет, как будто приводит в чувство. Люди вокруг шарахаются от этой парочки.

— Эй, — кричит Боря, — отстань от нее!

Мужик поворачивает голову в Борину сторону и отпускает женщину. Та сразу кидается наутек. Боря подходит к Светлане. Мужик стоит и смотрит на них, из рта валит пар как у быка.

— По-моему, мы влипли, — говорит Боря.

Люди словно чувствуют, что этот человек ненормальный и надо держаться от него подальше. Они обходят его стороной, и какой-то парень легонько задевает его плечом. Мужик хватает парнишку за плечи, повалил на землю и принялся бить головой об асфальт. Наконец, до пешеходов доходит, что это ненормально, мужики пытаются схватить дебошира. Парень, которого молотили головой, видимо потерял сознание, потому что совсем не сопротивляется. Какая-то пожилая леди стала яростно бить своей сумкой по голове нападающему и орать, чтобы тот провалился сквозь землю. Мужик же методично продолжает выбивать из несчастной жертвы жизнь, не отрывая при этом взгляда от Бори и Светланы.

— Давай, уходим, — говорит Света. — И быстро.

Не сговариваясь они далеют шаг назад, потом еще и переходят на бег. Сердце начинает заходиться — но это не от нагрузки, а от адреналина, потому что пробежать даже километр для него плевое дело, дыхалка, конечно, собьется, но чтобы сердце запрыгало, такого давно не было. Он оборачивается. Мужик быстро шагает за ними, бросив свою жертву, которую уже окружили люди.

— Он идет за нами, — быстро говорит Боря.

— Вон наш дом, — говорит Света и показала на дом, до которого еще пилить и плить. Боря снова оборачивается — мужик перешел на легкую трусцу.

— Света, надо думать что делать, — говорит Боря, — этот урод приближается.

Света вынимает из кармана ключи и говорит:

— Беги до того дома, быстрее, кнопка домофона вот. Первый подъезд. Возьми рюкзак в руки, чтобы не мешал бежать. Держи дверь открытой, чтобы я забежала быстро. Давай.

— Побежали вместе.

— Он не отстанет, его надо вырубить. Давай. Беги!

— Вы его вырубите?!

— Я сказала беги!

Боря отпускает ее руку и бежит. Он не собирался оборачиваться, но все же делает это и замирает, как вкопанный. Светлана бежала за ним, а мужик ее почти уже настиг. Она разворачивается чтобы двинуть ему в лицо, но тот уворачивается и пробегает мимо.

Боря втапливает что есть мочи. Сбрасывает рюкзак и припускает еще быстрее. Добегая до подъездной двери он слышит не только топот преследователя, но и его рык. Оборачиваться у Бори нет времени, он подлетает к подъезду, тыкает кнопкой в домофон, дверь открывается, он тянет ее на себя. Как назло, она идет медленно, на доводчике, но Боря проскальзывает в щель и притягивает ее обратно, магниты с лязгом сцепляются. Через мгновение в дверь со страшным грохотом влетает эта огромная детина. Боря отскакивает, спотыкается о порог, падает на пол и все погружается в темноту.

Глава третья

1

— Боря, Боря, Боря! Открой глаза! Слышишь меня? Открой!

Боря с трудом разлепил веки. Перед ним была двухголовая Светлана, которая держала его лицо в ледяных ладонях.

— Не трясите, — простонал он, — меня тошнит.

— Наверное, сотрясение мозга, — ответила Светлана. — Сможешь встать?

Боря зажмурился и снова открыл глаза. Два лица Светланы съехались в одно. «Не такая она уж и никакая», — подумал Боря, — «Вполне себе нормальная тетка».

— Наверное, смогу.

Боря при помощи Светланы поднялся на ноги. Голова кружилась, сильнее затошнило, ему даже показалось, что он сейчас фонтаном выблюет весь свой завтрак. Хотя на завтрак он ничего почти не съел, так что не страшно.

— А где мужик тот бешеный?

— Он вырубился, — ответила Светлана, — ударился с разгону об дверь. Я его оттащила и вошла. Нам надо подняться в квартиру, потому что фиг знает, сколько он будет без сознания. Идти можешь?

— Кажется, могу.

Держась за перила одной рукой и за Светлану другой, Боря доковылял до лифта.

— Я забрала твой рюкзак, — сказала Светлана и нажала кнопку «10».

— Спасибо.

Лифт приехал на нужный этаж, Светлана взяла из рук Бори ключи (оказывается, все это время он сжимал их так, что в ладони аж вмятина образовалась) и открыла дверь.

— Па-ап, — крикнула Светлана, — помоги мне!

Из глубин темной квартиры показался дедок практически одного роста с Борей. Он был в старых серых трениках и кардигане, накинутом на водолазку. В квартире пахло кошками и борщом, Борю замутило еще сильнее.

— Епана, — сказал дедок, — ты где его нашла?

— Пап, это Боря, он упал и ударился головой, — сказала Светлана. — Что надо делать?

— Надо в больницу, — ответил дедок, — судя по слюноотделению, у парня сотрясение мозга.

Тут Борис почувствовал, что у него открыт рот и по подбородку течет слюна. Он тут же закрыл рот, вытер рукавом слюни и промычал:

— Я в порядке.

— Ну вот теперь да. Давай-ка в гостиную, приляжешь. А там решим.

Дедок оказался мощным, облокотил Борю на себя и повел вглубь темной квартиры. Это несколько шагов показались Боре нескончаемым «эшафотом в Самарканд». Когда они, наконец, дошли до накрытого серым кусачим пледом дивана, Боря рухнул на него, не раздеваясь. Дедок стянул с него куртку, ботинки и накрыл пледом, который практически мгновенно окутал Борю теплом.

Боря хотел попросить открыть окно, потому что в комнате душно, темно, пахнет кошками и борщом, и он в таких условиях никогда не уснет.

— Поспи, сынок, — сказал кто-то. Боре почудилось, что это был папа. На мгновение у него внутри все потеплело, и Боря уснул.

2

Проснулся среди ночи с ощущением, что сейчас мочевой пузырь просто лопнет. Боль была такая сильная, что Боря не сразу сообразил — это всего лишь позыв в туалет, а не нож в паху, который засадил в него тот бешеный мужик.

Он вскочил с дивана, который всхлипнул, как старая телега. Света не было, но уличный фонарь пробивался сквозь шторы, позволяя немного разглядеть комнату. Он ее не узнавал. Высоченные потолки (наверное, раза в два выше, чем в их с отцом квартире), много пространства и воздуха, минимум мебели. У Бори было не так много времени, чтобы разглядывать убранство, но то, что он заметил краем глаза, пока искал глазами выход, произвело на него впечатление. Когда он входил в эту комнату, она показалась ему тесной, затхлой, типичной комнатой с «бабушкиным ремонтом» и соответствующей мебелью. Но на самом деле все было совсем не так. Диван стоял в центре, позади него — круглый стол, заваленный какими-то книгами и бумагами. Над столом — огромная картина с природным пейзажем, но разобрать, что там конкретно изображено, он не смог. Стена напротив — сплошь библиотека. Он быстрым шагом прошел вдоль книжных стеллажей и зацепился ногой за приставленную к библиотеке лестницу. Ударился не больно, но ощутимо, и даже выругался, хотя, если уж по-честному, реальных причин на это не было.

Конец ознакомительного фрагмента.