Власть. Естественная история ее возрастания

Бертран де Жувенель

Бертран де Жувенель, выдающийся французский политический мыслитель XX века, в своей книге дает всесторонний анализ феномена политической власти как в теоретическом, так и в историческом аспектах. Автор исследует различные теории суверенитета и показывает, к каким результатам приводит применение этих теорий на практике. По его мнению, власти свойственно неуничтожимое стремление к экспансии. Ученый выявляет психологические корни и культурные последствия этой экспансии. Особое внимание в книге уделяется взаимоотношениям власти и права. Б. де Жувенель прослеживает эволюцию политических институтов на протяжении демократической эпохи, вручившей президентам и парламентам такую власть, которой позавидовали бы средневековые бароны. В книге ярко показаны опасности, скрытые в современной демократии, а также тоталитарные тенденции, таящиеся в доктрине суверенитета народа.

Парадоксы Бертрана де Жувенеля

Полное имя Бертрана де Жувенеля (1903–1987) — Бертран де Жувенель дез Юрсен: мыслитель происходил из знатного рода, имеющего особые заслуги перед французской монархией, и, может быть, то, что монархии он отдавал явное предпочтение перед другими видами Власти, не является случайным. Будущий ученый получил хорошее гуманитарное образование и начинал как журналист, выступая со статьями по экономическим вопросам. Первую свою книгу «L’Économy dirigée. Le programme de la nouvelle génération» («Управляемая экономика: программа нового поколения») он опубликовал в 1928 г. Затем, в 1933 г., вышла его книга «La crise du capitalisme américan» («Кризис американского капитализма»). Кроме того в молодости Жувенель принимал активное участие в политической жизни Франции. Однако накануне войны он отказался от политики и в дальнейшем полностью посвятил себя научной и литературной деятельности, став автором 37-ми книг.

Жувенель был экономистом^[1], социологом и футурологом. Его книга «L’Art de la conjecture» («Искусство предвидения»), вышедшая в 1964 г., — важный этап в становлении футурологии как области знаний: автор представил в ней систематическое философское обоснование методов прогнозирования социальных процессов. В 1967–1974 гг. Жувенель был председателем французского футурологического общества, а в 1973 г. стал президентом-основателем Всемирной федерации исследований будущего. Он являлся также членом Римского клуба — международного сообщества ученых, общественных деятелей и бизнесменов. Научные и публицистические труды Жувенеля посвящены главным образом проблемам будущности социально-экономического развития. Мыслитель считает, что здесь перед людьми открыты замечательные перспективы, если только не строить ненужных иллюзий и не поддаваться неверным теориям.

Предлагаемый читателю труд французского ученого можно считать главным и самым известным из его сочинений. Замысел его созрел под влиянием напряженных событий, предшествовавших Второй мировой войне, а его создание происходило в драматических обстоятельствах этой войны. По словам самого автора, книга была начата в оккупированной Франции, но, чтобы продолжить работу, он в 1943 г. был вынужден нелегально покинуть страну и перебрался в Швейцарию, где книга и была опубликована в Женеве в 1945 г.

Исследование Жувенеля посвящено анализу феномена Власти, главным образом — выяснению причин его возникновения и постоянного затем существования. Сам автор характеризует книгу как «полемическую во всех отношениях». С этим нельзя не согласиться: Жувенель полемизирует со многими известными социальными теориями, находя так или иначе неудовлетворительными их представления о сути Власти и перспективах ее возможного совершенствования. Мы бы еще добавили, что это книга — парадоксальная, ибо автор показывает в ней парадоксальность почти всех основных идей, которые признаны в науке об обществе в качестве очевидных.

Поначалу кажется, что точка зрения автора одинаково далека как от чисто психологического, так и от чисто экономического подходов к проблеме. Жувенель считает, что власть не возникает в результате возникновения общества, как не возникает она и одновременно с ним. Напротив, Власть по отношению к обществу первична, именно она его формирует, и до ее возникновения всякая человеческая совокупность являет собой лишь некий агрегат, в лучшем случае сообщество, но не единое целое. Поэтому власть в принципе не есть проявление, или выражение, нации либо чьей-либо воли — Бога, партии или народа.

Здесь уместно остановиться на термине «Власть» в сочинении Жувенеля. Во французском языке этому понятию соответствует ряд синонимов — pouvoir, puissance, autorité, empire, а также commandement, domination, maîtrise, souverainté, — которые автор активно использует и которые мы, исходя из контекста, переводим соответственно как «власть», «повелевание», «господство», «влияние», «могущество», «владычество», «сила», «мощь», «верховная власть» и пр. «Властью» же с большой буквы, «Pouvoir», у автора называется именно политическая власть.

Путь возникновения Власти, согласно Жувенелю, один — завоевание, о чем, как он считает, свидетельствует вся социальная история. Причиной же существования Власти является… стремление к повелеванию, которое глубоко свойственно человеческой природе; именно повелевание и составляет суть Власти. Таким образом, мыслитель все-таки оказывается на психологической позиции, которая, как всякий односторонний подход, уязвима. Тем не менее именно этот подход, а вернее последовательность, с которой автор его держится, позволяет ему высказывать на первый взгляд парадоксальные, но по сути весьма глубокие мысли и убедительно опровергать общепризнанные мнения. Так, Жувенель не согласен с тем, что лучшая Власть — это Власть демократическая, а худшая — монархическая, что высшим достижением политической науки является идея о том, что народ есть суверен и что принцип верховной Власти народа — самый справедливый, что революции осуществляются ради достижения социальных целей и свободы и что возможна идеальная Власть, имеющая в виду лишь общественное благо, что суеверие служит опорой абсолютизму, что римский народ на своих общих собраниях обсуждал и принимал законы, что право большинства действует только при демократии, и т. д., и т. д.

Прежде всего Жувенель уверен, что Власти всегда был и всегда будет присущ эгоистический элемент, и притязания на создание абсолютно благой Власти наивны и несостоятельны; иными словами, Власть эгоистична по своей сути, и сделать ее по сути социальной невозможно. Но философ далек от того, чтобы ограничиваться простой констатацией этого факта, а тем более видеть в нем повод для пессимизма. Вовсе нет. Свою задачу он видит в том, чтобы, «рассуждая логически», показать, как Власть, воодушевленная изначально одним только эгоизмом, являясь чистым могуществом и чистой эксплуатацией, неизбежно приходит к тому, чтобы отстаивать общие интересы и преследовать социальные цели. В ходе длительного своего существования Власть «социализируется». И наоборот, она должна «социализироваться», чтобы существовать как можно дольше. В этом своем рассуждении Жувенель заходит довольно далеко: поскольку, говорит он, человеческой природе свойственно, чтобы привычка порождала привязанность, то Власть сначала действует побуждаемая собственными интересами, «затем — с любовью, а потом, наконец, посредством любви»^[2].

Пожалуй, одной из наиболее ярких по своей парадоксальности является у Жувенеля трактовка демократии. Это только видимость, заявляет он, что при демократии Власть становится наименее эгоистичной и в наибольшей степени противостоит тирании.

Напротив, согласно Жувенелю, демократия является «инкубационным периодом» тирании. Именно при демократии утверждается всеобщая воинская повинность, а монополия образования уже с детства подготавливает умы к повиновению. Даже полицейская власть — самый невыносимый институт тирании — выросла под сенью демократии. Демократия придала Власти облик внешнего простодушия, под которым та обрела невиданный размах. И именно при демократии, когда народ полностью доверяется Власти, Власть получает возможность полностью использовать подвластных в своих целях и, что самое ужасное, в целях войны, которая, таким образом, именно благодаря демократии становится тотальной. Как замечает автор, «когда мы отказываемся от большей части себя в пользу государства, мы рискуем… вскормить будущую войну»^[3]. С этим можно поспорить, но в логике данному рассуждению не откажешь: Власть всего народа и в самом деле требует, чтобы ее защищал весь народ.

Жувенель убежен, что при любой форме правления сутью Власти неизменно остается повелевание. Новые претенденты на Власть почти всегда в качестве своей цели декларируют общественное благо. Однако, захватив Власть — это «машинное отделение» государственного управления, — они неизбежно начинают стремиться к удовлетворению собственных амбиций и материальных интересов. Поэтому даже если они начинают с решительного уничтожения старого «машинного отделения», со временем обнаруживается, что «побеждает более простая идея сохранения прежнего аппарата», хорошо приспособленного к осуществлению повелевания. При демократии у Власти в этом смысле шансы наилучшие: поскольку каждый член общества имеет здесь (теоретически) возможность воспользоваться в свою очередь правом на повелевание, никто не склонен к уничтожению инструментов Власти, которыми надеется однажды попользоваться сам.

По Жувенелю, речь, в сущности, всегда идет о сохранении монархического аппарата, поскольку, по его мнению, этот аппарат является наиболее совершенным и в период буржуазных революций в нем только «физическая личность короля заменяется духовной личностью Нации»^[4]. Этот государственный аппарат невозможно просто так сломать, подтверждение чему, как мы полагаем, автор усматривал в истории самой Франции, где до сих действуют Кодекс самодержавного императора Наполеона и созданные им государственные учреждения. Тем не менее Жувенель далек от идеализирования монархии, считая, что она подвержена слабостям, как и любая другая форма Власти.

Когда в 1974 г. Жувенель готовил второе издание своей книги, он мог с полным правом считать, что за время, прошедшее после выхода — почти 30 лет — первого издания, историческая действительность лишь подтвердила его теорию. Тогда импульс к написанию книги ему дали бездействие и бессилие Власти, которые в обстановке кризиса экономики и безработицы оборачивались социальным злом. Теперь, уже в других исторических обстоятельствах, Власть вновь демонстрировала свою несостоятельность перед лицом революционного возмущения народа.

Середина 60-х — золотые годы правления де Голля. Президент успешно играл роль всенародно избранного монарха. Он привел в порядок послевоенную французскую экономику и уверенно занимался внешней политикой, утверждая «величие Франции». К этому времени во всех западных странах самое широкое распространение получила тэйлоровская «научная система» организации производства, и благодаря этому утвердилось мнение, будто недовольство рабочих — дело прошлого и забастовки в качестве средства борьбы себя исчерпали. Кризис 68–69 годов был шоком. Де Голль не мог не только справиться с кризисом, но даже понять его природу.

Жувенель конкретно не останавливается на этих событиях, но с горечью признает, что книга его до сих пор не теряет своей актуальности. К началу 70-х годов XX в. люди не освободились от своих иллюзий в отношении Власти, а Власть не извлекла никаких уроков из истории. Хотя прогресс социальной жизни налицо — она совершенствуется и общественные цели достигаются во все более полной мере, — автора тревожит тот факт, что при все большем росте средств власти контроль за их использованием ослабляется.

Решение проблемы он видит в утверждении объективного подхода к феномену Власти: исходя из понимания, что власть «всегда ищет лишь собственного могущества; но путь к могуществу пролегает через служение»^[5], надо отбросить политические и метафизические мечтания и взять по контроль средства Власти.

Но не является этот подход очередной иллюзией?

А. Матешук

Примечания

1

Нашему читателю известна одна из его работ: Бертран де Жувенель. Этика перераспределения. М., 1995.

2

Наст. изд. С. 160.

3

Наст. изд. С. 39.

4

Там же. С. 165.

5

Наст. изд. С. 159.