1356. Великая битва

Бернард Корнуэлл, 2012

Столетняя война в самом разгаре. Английские гарнизоны стоят в Нормандии, Бретани и Аквитании; король шотландский, союзник французов, томится в лондонском Тауэре; Черный принц – Эдуард Уэльский – опустошает юг Франции, которая «похожа на крупного оленя, терзаемого охотничьими собаками». Чтобы сломить врагов окончательно, Эдуард затевает опустошительный набег через самое сердце Франции, оставляя за собой сожженные фермы, разрушенные мельницы, города в руинах и истребленный скот. Граф Нортгемптон приказывает своему вассалу по прозвищу Бастард присоединиться к войскам принца Эдуарда, но прежде отыскать сокровище темных владык – меч Малис. По утверждению черных монахов, это могущественная реликвия, обладание которой сулит победу в битве. А битва предстоит великая – в сентябре 1356 года превосходящие силы противника устраивают английской армии ловушку близ города Пуатье… Бастардом называет себя не кто иной, как Томас из Хуктона, герой романов «Арлекин», «Скиталец», «Еретик». «1356. Великая битва» продолжает эту блестящую трилогию, принадлежащую перу Бернарда Корнуэлла – непревзойденного мастера литературных реконструкций, возрождающих перед глазами читателей нравы и батальные сцены Средневековья. Впервые на русском языке!

Часть вторая

Монпелье

Глава 4

— Прости меня, — сказал Томас.

Он не собирался говорить громко и обращался к распятию, висящему над главным алтарем церквушки Святого Сардоса, что располагалась близ замка Кастийон-д’Арбизон. Томас стоял на коленях. Он зажег шесть свечей у бокового алтаря святой Агнессы, где молодой бледный священник пересчитывал новенькие генуаны.

— Простить за что, Томас? — поинтересовался священник.

— Ему ведомо.

— А тебе нет?

— Ты просто отслужи за меня мессу, отче, — попросил Томас.

— За тебя? Или за людей, тобой убиенных?

— За мной убиенных, — подтвердил Томас. — Я дал достаточно денег?

— Ты дал мне столько, что можно новую церковь построить, — отозвался священник. — Угрызения совести — вещь дорогостоящая.

Томас едва заметно улыбнулся.

— Те люди были солдатами, отче, — напомнил он. — Они умерли, исполняя долг перед своим господином. А мой долг — обеспечить им покой в загробном мире, не так ли?

— Их сеньор был прелюбодеем, — сурово заметил отец Левонн.

Отец Меду, его предшественник, умер за год до того, и епископ Бера поставил взамен него отца Левонна. Томас подозревал, что новичок шпион, потому что епископ принадлежал к сторонникам графа Бера, который некогда владел Кастийон-д’Арбизоном и хотел вернуть город, но, судя по всему, прелат послал Левонна в расчете избавиться от помехи.

— Я язвил совесть епископа, — пояснил священник Томасу.

— Язвил?

— Проповедовал против греха, сир, — растолковал Левонн. — И епископу не нравились мои проповеди.

После того разговора отец Левонн научился обращаться к Томасу по имени, а Томас усвоил привычку приходить к молодому, искреннему священнику за советом и всякий раз, вернувшись из набега на вражескую территорию, заглядывал в церковь Святого Сардоса, исповедовался и платил за мессы, которые просил отслужить за убитых им людей.

— Выходит, раз граф де Вийон был прелюбодеем, то заслуживал кастрации и смерти? — осведомился Томас. — Отче, да в таком случае половину этого города следует предать смерти.

— Только половину? — хмыкнув, спросил Левонн. Потом продолжил: — Говори о себе. Я предпочел бы предать наказание Вийона в руки Господа, но быть может, Бог избрал тебя в качестве своего орудия?

— Я поступил неправильно?

— Это ты сам мне скажи.

— Просто отслужи мессы, отче, — сказал Томас.

— А графиня де Лабруйяд, эта закоренелая прелюбодейка, находится здесь, в замке, — продолжал отец Левонн.

— Хочешь, чтобы я убил ее?

— Бог распорядится ее судьбой, — негромко заявил священник. — Вот только граф де Лабруйяд едва ли захочет ждать так долго. Он потребует ее назад. Город процветает, Томас, и мне не хотелось бы, чтобы граф или еще кто-то нападал на него. Отошли ее прочь, и чем дальше, тем лучше.

— Лабруйяд сюда не сунется, — мстительно заметил Томас. — Это всего лишь жирный болван, и он меня боится.

— Граф Бера тоже болван, — возразил поп. — При этом богатый, храбрый и повсюду ищущий союзников для войны против тебя.

— Только потому, что я его бил всякий раз, когда он совался сюда прежде, — парировал англичанин.

Томас отобрал город и замок у графа. Тот дважды пытался вернуть утраченное и оба раза потерпел поражение. Город располагался на южной окраине графства Бера; его защищали высокие каменные стены и река, с трех сторон огибающая холм, на котором стоял город. Еще выше, на каменистой вершине холма, угнездился замок. Может, он и небольшой, зато удачно расположен и хорошо защищен. Новое надвратное укрепление, массивное, с башнями, заменило старый вход, разрушенный пушечными ядрами. Над воротами и над донжоном реял флаг графа Нортгемптонского — лев и звезды, — но все знали, что взял замок Томас из Хуктона, Бастард. Здесь располагалось логово, откуда эллекин совершал набеги на восток и на север, в неприятельские земли.

— Бера попытается снова, — предупредил Левонн. — И в этот раз ему может помочь де Лабруйяд.

— И не только Лабруйяд, — угрюмо добавил Томас.

— Наделал новых врагов? — спросил с ироничной усмешкой священник. — Я поражен.

Томас вперил тяжелый взгляд в распятие. На момент взятия города церковь Святого Сардоса была бедна, но теперь утопала в богатстве. Свежеокрашенные статуи святого были увешаны ожерельями из полудрагоценных камней. На Деве Марии красовалась серебряная корона. Подсвечники и алтарные сосуды были сплошь из серебра и позолоты, стены расписаны ликами святого Сардоса, святой Агнессы и картинами Страшного суда. Заплатил за все это Томас, как и за украшение двух других городских церквей.

— Я наделал новых врагов, — признался он, не отрывая глаз от окровавленного Христа на позолоченном кресте из бронзы. — Но сначала скажи мне, отче, какой святой изображается стоящим на коленях посреди расчищенной от снега тропы?

— Расчищенной от снега тропы? — переспросил отец Левонн, хмыкнув, но потом заметил, что его собеседник не шутит. — Быть может, это святая Евлалия?

— Евлалия?

— На нее обрушили гонения, и мучители бросили ее голой на городскую улицу, чтобы посрамить, — пояснил священник. — Но благой Господь наслал метель, чтобы укрыть ее наготу.

— Нет, речь о мужчине, — возразил Томас. — И снег словно избегает его.

— Тогда святой Вацлав? Который король. Говорят, что под его ногами снег таял.

— То был монах, — упрямился англичанин. — На картине, которую я видел, он стоял на коленях на траве, и вокруг был снег, но на нем самом — ни снежинки.

— Где эта картина?

Томас поведал ему о встрече с папой в авиньонском дворце и о древней фреске на стене.

— Тот человек был изображен не один, — закончил рассказ Томас. — Второй монах выглядывал из хижины, а святой Петр протягивал первому меч.

— А… — протянул Левонн с оттенком странного огорчения. — Меч Петра.

Тон священника заставил Томаса нахмуриться.

— Послушать тебя, так это зло. В мече кроется дурное?

Отец Левонн пропустил вопрос мимо ушей.

— Говоришь, встречался с его святейшеством? Как он?

— Плох, — ответил Томас. — И весьма милостив.

— От нас требуют молиться о его здоровье, что я и делаю, — пробормотал священник. — Это хороший человек.

— Он ненавидит нас, — заметил Томас. — Англичан, в смысле.

— Я и говорю, что он хороший человек. — Отец Левонн рассмеялся, потом снова посерьезнел и продолжил, осторожно подбирая слова: — Неудивительно, что картина с мечом Петра находится во дворце его святейшества. Быть может, ее смысл просто в том, что папство отказалось от использования меча? Фреска показывает, что если мы святы, то должны отказаться от оружия?

Томас покачал головой:

— Там кроется какой-то сюжет. Зачем иначе другому монаху выглядывать из хижины? Почему снег расчищен? Картины рассказывают истории! — Он указал на росписи, украшающие стены храма. — Зачем здесь эти изображения? Да чтобы поведать неграмотным о том, что им нужно знать.

— Тогда этой истории я не знаю, — признался отец Левонн. — Хотя о мече Петра мне слышать доводилось. — Он перекрестился.

— На той фреске у меча было расширяющееся к концу лезвие. Наподобие фальшиона.

— Малис, — едва слышно пробормотал отец Левонн.

Несколько мгновений, считая удары сердца, Томас хранил молчание.

— «Семь темных владык хранят его, — процитировал он стих, который монахи-доминиканцы разносили по всему христианскому миру, — и они прокляты. Тот, кому суждено править нами, найдет его и будет благословен».

— Меч Рыболова, — пояснил отец Левонн. — Это не просто меч, Томас, но тот самый меч. Меч, который святой Петр пустил в ход, к неудовольствию Христа, и потому утверждают, что клинок проклят.

— Расскажи!

— Я уже сказал все, что знаю! — отрезал священник. — Это всего лишь древняя легенда, но говорится в ней о том, что Малис несет на своем клинке проклятие Христа. Если это верно, то она должна обладать воистину ужасной силой. В противном случае разве носил бы меч такое имя?

— И кардинал Бессьер ее ищет, — пробормотал Томас.

— Бессьер? — Левонн пристально посмотрел на англичанина.

— И ему известно, что я тоже ее ищу.

— О Господь милосердный! Томас, у тебя дар обретать могущественных врагов.

Бастард встал с колен.

— Бессьер — это помет Сатаны, — бросил он.

— Это князь Церкви, — с ласковым упреком поправил его священник.

— Князь дерьма, — кивнул Томас. — И я убил его брата буквально в четверти мили от этого места.

— И Бессьер жаждет мести?

— Ему неизвестно, кто убийца брата. Но меня он знает, и станет преследовать, потому что думает, будто мне ведомо, где Малис.

— А это так?

— Нет, но я дал ему понять, что знаю. — Томас поклонился алтарю. — Я забросил наживку прямо ему под нос, отче. Пригласил кинуться за мной в погоню.

— Зачем?

Томас вздохнул.

— Мой сеньор, — начал он, имея в виду графа Нортгемптонского, — хочет, чтобы я нашел Малис. Бессьер, предположительно, ищет то же самое. Трудность в том, что мне неизвестно, где ее искать, отче. Поэтому я намерен быть рядом с Бессьером на случай, если тот меня опередит. Держи врагов еще ближе — разве не мудрый совет?

— Томас, Малис — это идея, — растолковывал отец Левонн. — Идея, призванная вдохновлять верующих. Сомневаюсь, что меч на самом деле существует.

— Но некогда он, надо думать, существовал, — возразил англичанин. — И откуда взялась картина со святым Петром, вручающим меч монаху? Этот монах и должен владеть им! Вот почему мне нужно знать, какой святой изображен коленопреклоненным на очищенной от снега тропе.

— Бог знает, я — нет. Быть может, это какой-то местночтимый святой? Вроде здешнего святого Сардоса. — Он махнул в сторону настенной росписи, на которой святой Сардос, пастух, отгонял волков от Божьего агнца. — Я никогда о нем не слыхал, пока сюда не приехал, и сомневаюсь, что кто-нибудь, живущий далее чем в десяти милях от этого города, что-либо знает о нем! Мир полон святых, их многие тысячи! В каждой деревне найдется святой, о котором больше никому ничего не ведомо!

— Но кто-то должен знать.

— Какой-нибудь ученый — да.

— Мне казалось, отче, что ты — ученый.

Отец Левонн грустно улыбнулся:

— Томас, я не знаю, кто твой святой, зато знаю, что, если твои враги явятся сюда, городу и его добрым жителям придется плохо. Замок, быть может, твоим недругам взять не удастся, но вот город долго не продержится.

Томас усмехнулся:

— У меня сорок два латника, отче, и семьдесят три лучника.

— Недостаточно для обороны городских стен.

— И шевалье Анри Куртуа во главе гарнизона, а его непросто побить. Да и зачем моим врагам приходить сюда? Малис ведь тут нет!

— Кардинал этого не знает. Ты ставишь под угрозу безопасность всех этих добрых людей, — сказал священник, имея в виду горожан.

— Защита этих добрых людей — моя забота и долг Анри. — Эти слова прозвучали строже, чем хотелось Томасу. — Ты молишься, я сражаюсь, отче. И еще мне надо найти Малис. Сначала я пойду на юг.

— На юг? Почему?

— Чтобы разыскать ученого, разумеется, — ответил англичанин. — Человека, которому известны истории.

— Томас, у меня такое чувство, — промолвил капеллан, — что Малис — недобрая вещь. Помнишь, что сказал Иисус, когда Петр вытащил меч?

— «Вложи в ножны меч свой», — процитировал Томас.

— Вот завет Искупителя нашего: оставить оружие! Малис снискала его неудовольствие, поэтому ее не найти нужно, а уничтожить.

— Уничтожить? — переспросил Томас, потом повернул голову, заслышав стук копыт и скрип несмазанных осей, громко доносившийся с улицы. — Мы можем обсудить это позже, отче, — бросил он, стремительно пересек неф, открыл дверь и вышел на слепящий свет весеннего солнца.

Облитые белым цветом персиковые деревья окружали колодец, возле которого собралось около дюжины женщин. Они наблюдали за неуклюжей четырехколесной повозкой, которую тянула упряжка из шести лошадей. Десятка два всадников сопровождали фургон — все это были люди Томаса, за исключением двоих чужаков. На одном из этих чужаков поверх дорогого пластинчатого доспеха был надет короткий черный джупон с вышитой на нем белой розой. Лицо его скрывалось под турнирным шлемом с плюмажем из выкрашенных черной краской перьев, а лошадь, — настоящий боевой скакун, — шла под полосатой черно-белой попоной. Сопровождал рыцаря слуга, державший штандарт в тех же цветах и эмблемой в виде белой розы.

— Эти мошенники поджидали на дороге, — объяснил конный лучник, указав большим пальцем на чужаков в накидках с белой розой.

Лучник, как и остальные, кто охранял повозку, носил эмблему эллекинов с изображением йейла^[14] с чашей.

— Всего ублюдков было восемь, но мы сказали, что в город дозволено войти только двоим.

— Томас из Хуктона! — воззвал всадник в латах. Голос его из-под шлема звучал приглушенно.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

14

Йейл — мифическое существо с рогами и клыками, часто встречающееся в геральдике Средних веков.