Энси

Берл Линэр (2024)

Энси — «черноголовый», хранитель традиций и собиратель знаний. Кто его могущественная спутница, скрывающаяся от «луча смерти», он лишь догадывается. Но выбор сделан — он на её стороне и теперь у них только один путь — назад в Нимхпур. Будут ли к ним благосклонны Энлиль и Инанна? Станет ли карп форелью, а плот царским магуром?

Водяной лев

Когда обуянные ужасом и непонимающие причины мгновенной гибели такого количества хорошо обученных воинов Малах с сыном выровняли курс и с помощью Энси полностью восстановили «шатёр» для Нанайи, уже наступили сумерки. Ветер задул сильнее, и впереди, на горизонте, прощающийся Уту⁴⁶ «поджёг» редкие облака, как бы осветив дорогу заступавшему на службу Наннару⁴⁷. Алый закат предвещал холодную ночь, но путешественники даже после наступления темноты решили не приставать к берегу, чтобы уйти как можно дальше на северо-запад, прочь от злополучного Урука, откуда после случившегося можно было ожидать ещё более серьёзной погони.

Плавание в это время было опасным ещё и потому, что во время разливов в реке зачастую оказывались трупы крупных животных и различные коряги, заметить которые в темноте было практически невозможно. Однако Энси запретил плотоводам освещать путь факелами и сам дежурил на носу, пристально всматриваясь в тёмную гладь воды. К полуночи все трое озябли настолько, что стали слышать стук собственных зубов. Даже накинутые шкуры не могли защитить их от пронизывающего насквозь ветра, гнавшего на парус нависший над Бур-Ануном тяжёлый сырой туман. Спрятавшаяся в палатке Нанайя, по-видимому, тоже ощутила дискомфорт, поскольку оттуда послышались шорохи: она что-то то и дело двигала, перемещаясь из угла в угол.

Вдруг она затихла, а от палатки во все стороны, словно невидимые лучи, потекли струи тёплого воздуха. Малах с сыном почувствовали животворное тепло первыми. Сгорая от любопытства, каждый думал о том, как хоть бы краем глаза заглянуть внутрь, чтобы увидеть источник эдакого чуда. Когда же потоки дошли и до Энси, и жрец, оставив свой пост, зачем-то вернулся к Нанайе, такая возможность представилась Малаху, управлявшему на корме рулём. Сквозь открывшуюся на доли секунды щель в проходе старый плотовод успел заметить установленную в центре «шатра» необычную штуковину размером с ягнёнка со множеством гибких, болтавшихся ножек. Штуковина эта напомнила ему каракатицу, которую он однажды, ещё мальчишкой, видел в прибрежных водах Горького моря⁴⁸. С детства привыкший лишь к виду речных карпов да сазанов, впервые наблюдая во время купания диковинных морских тварей, Малах тогда окончательно поверил в существование чудо-острова Тульмун⁴⁹. Ибо откуда, как не из Тульмуна, могли появиться такие красивые создания? Увиденная Малахом вещь светилась и переливалась, что придавало ей ещё большее сходство с плывущей в пронизанной солнечными лучами воде каракатицей. «Так вот в чём дело! — робко предположил он. — Теперь понятно, кто она и откуда!» — и, заслышав движение в палатке, быстро отвёл взгляд в сторону, сделав вид, что его ничего не касается. В тот же момент оттуда появился жрец, который, сурово оглядев Малаха и Мигирапала, сквозь зубы процедил:

— К рассвету ищите укромное место, чтобы пристать, и наловите рыбы!

— Слушаемся, энси! — почти хором ответили отец и сын.

Затем жрец вернулся на своё место на носу плота, и они, согревшись, продолжили путь в ночной мгле. Проведя ещё несколько часов в напряжении, совершенно обессиленные, все трое с великой радостью встретили первые лучи забрезжившего рассвета, пробивавшиеся сквозь нависший туман. Лёгкая улыбка на лице Энси, не ускользнувшая от опытного взгляда Малаха, послужила сигналом к окончанию плавания. Высмотрев на берегу подходящее укромное место, старый плотовод перевёл руль в нужном направлении, и с восходом солнца путешественники пришвартовались на отдых. Появившаяся из палатки Нанайя, покачивая бёдрами и распущенными смоляными волосами до пояса медленно проследовала за жрецом на берег. Тянущийся за ней шлейф благоуханий, разделившись на две невидимые змейки, пробрался в ноздри Мигирапала и ужалил того, лишив разума и покоя. Опьянённый красотой и проснувшимся желанием, юноша едва смог убрать парус и, обхватив руками мачту, заворожённо смотрел вслед удалявшейся Нанайе. В очередной раз застав сына в таком состоянии, Малах не на шутку стал переживать за него. Теперь, когда он «понял», кем является спутница энси, старик злился на себя за то, что поручил Мигирапалу прислуживать ей. «Как бы он не испортил всё своей влюблённостью!» — подумал он и, бросив якорь, в два шага подскочил к сыну и дернул того за ухо.

— Не туда смотришь! — прошипел Малах. — Пастух не должен стремиться стать земледельцем⁵⁰! Не пара она тебе! Даже не думай!

От резкой боли Мигирапал даже вскрикнул. Убедившись, что Нанайя не стала свидетельницей такого унижения, он оттолкнул отца и дерзко ответил:

— Хватит мне указывать! Небось сам положил на неё глаз? Что? Неправда? Да я же видел, как ты подсматривал за ней в палатке!

Побагровевший от гнева Малах, не дослушав, влепил своему отпрыску пощёчину. Мигирапал, тяжело дыша и едва сдерживая себя, попытался собраться с мыслями и высказать отцу что-нибудь ещё более обидное, но тот опередил его и, сообразив, что перегнул палку, кинулся обнимать и утешать сына:

— Прости, сын мой, прости! На меня что-то нашло. Они ведь неровня нам! Сегодня ночью я видел…

Но тот его уже не слышал. Затаив обиду, юноша думал, как по окончании путешествия сбежит от докучавшего ему родителя и сделает всё, чтобы быть рядом с Нанайей. Он готов был пойти к энси в прислужники, лишь бы больше не чувствовать запаха дохлой рыбы и не мёрзнуть на сырых циновках плота. Видя помутневший взгляд сына, Малах принялся трясти его, взывая к разуму:

— Очнись! Энси и она пришли к нам с Тульмуна! Она не та, какой мы её видим. Помнишь, что случилось со стражниками! А-а-а? А ещё у неё там в телеге такой чудесный зверь… Ну, помнишь, вчера — тепло, исходившее от палатки? Это она, точнее, этот зверь сделал. Понимаешь?

— Ты просто ревнуешь и оттого сам не знаешь, что бы ещё такого придумать! Тебя не поймёшь — то ухаживай за ней, то не лезь, то молчи и ничего не говори, а сам вываливаешь всё как на духу. Оставь меня в покое! Я уже не мальчик!

Мигирапал вновь отстранил от себя отца, не желая больше разговаривать с ним, но тут послышался голос жреца, исходивший откуда-то из зарослей джигиды, обильно разросшейся по обе стороны русла реки:

— Чего застряли там? Несите пиво и пищу!

Сразу прекратив ссору, Малах с сыном подхватили приобретённую в Варке провизию и выбрались на берег к жрецу и его спутнице, которые уже удобно расположились под ветвями ещё нераспустившегося пшата.

— Старик! Когда наконец будет рыба? — спросил Энси, сделав несколько больших глотков из бурдюка.

— Сейчас, сейчас! — заторопился плотовод, подталкивая сына назад к воде. Но тут его остановили:

— А ты, — Нанайя обратилась к Мигирапалу, — останься!

Малах с тревогой заглянул сыну в глаза, но воспротивиться не решился. Растерявшийся юноша перевёл взгляд с госпожи на отца, давая понять, что не может не помочь родителю.

— Ведь это отец научил тебя ловить рыбу? — видя его замешательство, спросила Нанайя.

— Ну да, — недоумевая, ответил юноша.

— Ну тогда с этим делом он вполне справится сам!

— Иди, старик, и да поможет тебе Оаннес⁵¹! — вмешался Энси.

Старый плотовод крепко сжал губы и решительным шагом направился назад к плоту. Там он достал из рыбацкого сундука небольшой бредень с двумя шестами и, закрепив один из них за край плота, спрыгнул в воду. Удерживая вертикально второй шест, Малах сначала выдвинулся к середине реки, чтобы растащить сеть. Когда же он почувствовал, что ещё немного — и он не сможет стоять на ногах и удерживать невод, повернул назад и, продвигаясь по кругу против течения, вернулся к плоту, захлопнув таким образом ловушку. Отвязав первый шест, Малах перекинул концы невода через плечо и медленно побрёл к берегу. Будучи опытным рыбаком, он уже знал, что улов удался. Барахтанье попавшейся в сети рыбы передавалось ему в плечо и руки. Тяжесть была приличной — он еле волочил ноги. Оказавшись на суше, старику едва хватило сил дотянуть бредень до мелководья, откуда течение уже не смогло бы унести улов назад в реку, после чего он воткнул шесты глубоко в мягкую глину и повалился на землю, чтобы сделать передышку. Бессонная ночь, страхи, переживания и тяжёлый физический труд тотчас дали о себе знать: как сомкнулись глаза, Малах даже не заметил…

Тем временем Мигирапал, оставшийся на берегу по приказу Нанайи, стал прислуживать ей и Энси во время утренней трапезы. Прежде всего вместо стола он разложил на земле белую овечью шкуру. Достав из мешка три лепёшки, на одну он высыпал очищенные от пыли финики, а две другие порвал на части и сложил горкой. Пока они ели, юноша стоял и следил за тем, чтобы в небольших мисках не заканчивалось пиво, в которое жрец и его спутница макали кусочки хлеба. Когда они насытились, Нанайя предложила Мигирапалу присоединиться к их завтраку, а не дожидаться отца:

— Присядь, отведай и ты своих фиников.

— Благодарю, госпожа! — не стал отказываться молодой плотовод. У него в самом деле сильно сосало под ложечкой, а наблюдая за тем, с каким аппетитом Энси поглощал смоченный в пиве хлеб, он едва успевал сглатывать слюну. Стараясь, однако, не подать виду, он размеренными движениями положил большой чёрный финик на кусок лепёшки и, немного откусив, принялся его медленно пережёвывать. Съев, наконец, первую порцию, юноша всё так же спокойно и с достоинством наполнил на треть отдельную миску пивом и отпил из неё. Затем он повторил всё это ещё несколько раз, пока на импровизированном столе не осталось ровно столько же, сколько отведал он сам.

— Благодарю, госпожа! — ещё раз вежливо повторил он и попытался подняться, чтобы сходить за отцом, но Нанайя остановила его.

— Постой! — её горячая рука с длинными тонкими пальцами коснулась его запястья и задержалась там. — Твои манеры не соответствуют твоему происхождению. Они не похожи на поведение твоего отца. У тебя был хороший учитель?

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

46

Шумерское божество, символом которого было солнце, воплощение благотворных сил солнечного света. — Прим. автора.

47

Одно из имён шумерского божества, символом которого была луна. Известно также как Нанна — полная луна, Зуэн (Суэн) — полумесяц, Ашимбаббар — молодой серп луны, отец Уту. — Прим. автора.

48

Так шумеры называли Персидский (Арабский) залив. Известен также как Горькое озеро. — Прим. автора.

49

У шумеров — предполагаемый райский остров в Персидском (Арабском) заливе наподобие Эдема, который саггиги считали своей прародиной, ассоциируется с Бахрейном. Известен также как Тельмун/Дильмун. — Прим. автора.

50

Шумерская поговорка. — Прим. автора.

51

Шумерское, существо, вышедшее из Персидского залива, с головой и туловищем рыбы, но с лицом и ногами человека, наставник шумеров, обучивший их многим наукам и письменности. Известен также как Оанн, У-Ан. — Прим. автора.