Ответ на письмо Хельги

Бергсвейн Биргиссон, 2010

Бьяртни Гистласон, смотритель общины и хозяин одной из лучших исландских ферм, долгое время хранил письмо от своей возлюбленной Хельги, с которой его связывала запретная и страстная любовь. Он не откликнулся на ее зов и не смог последовать за ней в город и новую жизнь, и годы спустя решается наконец объяснить, почему, и пишет ответ на письмо Хельги. Исповедь Бьяртни полна любви к родному краю, животным на ферме, полной жизни и цветения Хельге, а также тоски по ее физическому присутствию и той возможной жизни, от которой он был вынужден отказаться. Тесно связанный с историческими преданиями и героическими сказаниями Исландии, роман Бергсвейна Биргиссона воспевает традиции, любовь к земле, предкам и женщине.

4

Пришёл декабрь, и я помогал тебе со случкой овец. Я приехал, как мы и договаривались, со своим племенным бараном Кутом^[14], сокровищем из Ледниковой Долины. Я помню, что это было в праздник Святого Амвросия, и мой комбинезон пах глицерином, поскольку накануне я ездил в Стад к Гёюти и ремонтировал его трактор Интернэшнл^[15].

С первых слов ты стала ругать Хатльгрима, который был занят «кобылами на востоке». Было очевидно, что у вас с ним проблемы. Хатльгрим взвалил на твои плечи слишком много работы по хозяйству и совсем не давал тебе тепла, когда был рядом. Да, я должен сказать так, как есть: он был никудышным фермером, этот Хатльгрим, и явно был намного хуже своего отца, ведь немало историй рассказывают о его отце, старом Йоунасе: у него была уйма земли на ферме У Всех Ветров^[16], и говорят, что трава росла у него лучше, чем у любого другого фермера.

Да, я помогал тебе со случкой овец до того самого дня в середине зимы — тогда земля ещё не покрылась снегом — старался всегда быть рядом как друг и как смотритель общины Алтарной Реки. Я медленно ехал по проселочной дороге вдоль океана на старом тракторе Фармэл — с Кутом в прицепе — по Ягнячьим Отмелям, по твёрдым, сухим лугам, всегда припорошённым снегом, до скал Скорар. Мимо Кровавого Склона, где, как говорят, в Средние века подросток перерезал себе горло и истёк кровью. Вокруг тех скал вьётся ползучий тимьян^[17], и всякий раз, когда я прохожу мимо этого места, меня охватывает глубокая дремота.

Я смотрел на Детские Шхеры; в давние времена орлицы приносили туда маленьких детей, утащив их с родных полей, и спокойно поедали их, пока матери кричали на берегу, но ни одна лодка не могла подойти к шхерам из-за прибоя. Кто не слышал пронзительных детских криков, доносящихся с тех шхер сквозь туман и северный ветер? Затем я медленно проехал мимо того места, которое называют Покровом Фрейи^[18]; там ни с того ни с сего у мужчин восстает плоть, а у женщин ослабевают колени, когда они идут без сопровождения. Говорят, что раньше путники останавливались там на отдых и охотно предавались любовным утехам. Я ехал медленно, околдованный волшебством тех мест, и думал о тебе. Может быть, это была точка невозврата? Затем я проехал по ущелью и пересёк Узкодонный Ручей, тот чёртов ручей, который с давних пор служил границей между нашими фермами и, следовательно, между нами. Если бы не ручей, вся территория до реки Ивового Мыса относилась бы к ферме Колькюстадир; тогда не было бы ни фермы У Всех Ветров, ни Хатльгрима, и там не жил бы отец Хатльгрима Йоунас, а до него отец Йоунаса Кристин. Были бы только я и ты, моя Хельга. И Колькюстадир.

Дул северный ветер, и солнечные лучи сияли в снежных потоках, свисавших языками со снежных туч. При таких погодных условиях в тот год должно было быть больше ягнят. Ты сказала, что это суеверие, и напомнила мне, что твои овцы дали приплод и овечек оказалось гораздо больше. Я помню, как Кут закончил обслуживать готовых к спариванию овец и лизал соль в загоне, а ты подошла ко мне и облокотилась на поручень, демонстрируя линии своей белой груди. Я ощупывал овец, оценивая их полноту, так как это входило в обязанности смотрителя общины. Мои пальцы погружались в толстую грубую шерсть, я прощупывал грудь, потом рёбра до хрящей на кончиках, но не обнаружил никаких изъянов. Затем я развернул овец задом, ощупывал поясницу, круп, чтобы проверить, нет ли худобы. Я осматривал грудную кость, после чего проходил по отросткам спинных позвонков сверху и по отросткам поясничных позвонков. А ты тем временем внимательно наблюдала за происходящим, и твои соски — эти красивые сучки сосны^[19] — тёрлись о верхнюю балку яслей. Я ощупал толстые мускулистые бёдра овец до скакательных суставов и понял, что овцы хорошо сложены и накормлены, и это сняло все сомнения в том, выдержат ли они зиму. А ты наклонилась вперёд, так что я мельком увидел грудь, и сказала невозмутимо, что я был великим гением прикосновения и чувства, и спросила, не знаю ли я, как использовать такое нежное прикосновение в обращении с женским полом.

«Ну, — сказал я, — мне кажется, что ты в отличной форме», и прежде чем я успел это осознать, я в шутку протянул руку к твоей груди; но в тот самый момент, когда я попытался это сделать, ты обнажила свою тяжёлую, хорошо оформленную грудь и велела мне смотреть, и это прозвучало так, как будто для тебя всё это было очень серьёзно. Я заметил румянец на твоих щеках. И это был не стыд, а чистый огонь, это был отблеск огня. Разве не так, Хельга?

Всепроникающее, всеобъемлющее плотское желание овладело мною, когда я увидел твоё обнажённое тело, ведь у меня наконец появилась возможность увидеть эти совершенные, полные жизни формы. Твои ободряющие слова вселили в моё тело огонь такой силы, что мне пришлось выйти на северный ветер, чтобы остыть. Я бродил по двору, и в тот момент я больше всего походил на старого барана, которого стащили с податливой овцы, когда процесс был в самом разгаре.

Но я был твёрд. Одному Богу известно, какое это было тяжёлое бремя. Когда наступило лето, я остывал в ручье за фермой; я обнажался и пытался погасить огонь своей плоти, купаясь в холодной воде. Я сочинил короткий стишок, который никому не рассказывал, но сейчас расскажу его тебе, потому что ты была причиной моего вдохновения:

Волшебный звон

Возвестил о любви

В вершинах гор.

Шелк её локонов

Воды омыли

В горных ручьях.

Попытка охладиться в воде имела противоположный эффект. Ещё не осознав этого, я — словно животное — занялся самоудовлетворением, но почему-то стыдился этого и всегда чувствовал, что на меня кто-то смотрит. Как будто я делал что-то дурное. Что было причиной этих мыслей? Много позже я догадался, что причиной моих мыслей были альвы, невидимые существа, спрятавшиеся в Населённых Скалах^[20] над ручьём, и я ощущал их присутствие. Разве им не забавно наблюдать за тем, как мы, несчастное людское племя, занимаемся самоудовлетворением? Может быть, они даже жалеют нас, попавших в ловушку собственной похоти.

Я понял, что мне никогда не удастся выбросить тебя из головы и я буду стремиться к тебе, пока дышу. Милая Хельга, сейчас, когда я пишу эти строки, во мне нет волнения. Я старик, которому нечего терять. Скоро весь мой огонь угаснет, и тогда я буду лежать с раскрытым ртом, заполненным коричневым гумусом. А не может ли быть так, что моё желание никогда не исчезнет? Может быть, я стану призраком и так и буду бродить с поднятым в воздух членом в ожидании удобного случая?

Ты зажгла во мне желание, которое росло и в любой момент могло разгореться в пламя без какого-либо повода. Если я видел плотную кочку или округлый травянистый холм, твои формы сливались с ними в моём сознании, так что я не воспринимал больше окружающий мир сам по себе — скорее я видел тебя во всех явлениях. Когда я увидел ягнёнка, жаждущего напитаться от своей матери, я увидел в нём самого себя. Вот как говорится в старом народном стишке:

Маленький барашек

Дорогу перешёл,

Нигде маму не нашёл,

Тогда он начал блеять.

Конечно, только я один знаю, где в этих местах находятся Кочки Хельги, и когда я умру, я унесу с собой это название. Кочки на южной стороне склона у Пешеходного Перевала похожи на точный земляной слепок твоей груди, хотя и увеличенный в размерах. Создаётся впечатление, что кочки с одинаковыми ложбинами сверху и крутыми закруглёнными краями сделаны по тому же образцу, что и твоя грудь, руками одного мастера. Как часто я лежал на Кочках Хельги, когда светило солнце и дул юго-западный ветер; положив голову между кочками, похожими на грудь, я представлял себе, что нахожусь в твоих объятиях. В эти моменты твой образ возникал в моём воображении, я видел, как ты едешь на чёрном коне обнажённая, и наблюдал, как твоя грудь медленно покачивается в такт аллюру. Или ты стояла, как великанша Гьяльп^[21] из «Младшей Эдды»^[22]: поверх реки, упираясь ногами в оба берега и заставляя реку подниматься так сильно, что я беззаботно плавал в твоём тёплом благоухающем потоке. И так я лежал, человек, которого каждый житель сельской общины считал распутным обманщиком, и в этом было давление, которое лишь усугубляло моё влечение и заставляло меня стремиться к тебе ещё сильнее. И всё же я держался стойко.

Я вспоминаю, как однажды погода сделалась на редкость скверной: холод, сырость и резкий северный ветер; из-за этого я не мог войти во фьорд и оставался в лодке со скиром, который приготовила Унн. Когда непогода смягчилась, я снова взялся за вёсла и продолжил путь с кадками, заполненными замороженным скиром. Что бы ты думала? Северный ветер сменился юго-западным и сильным штормом, ветер дул мне прямо в лицо, а волны захлёстывали лодку. Незадолго до этого я поднял борта, купил небольшой мотор и установил его в лодке, и, если бы не это, я исчез бы в тот день в глубинах фьорда. Я вынужден был бороться за жизнь и черпал воду из лодки, одновременно следя за курсом и направляя лодку к берегу; долгое время я пробивался вглубь фьорда против течения и ветра. Я помню, о чём я тогда думал, да, сейчас я могу рассказать тебе об этом; я не особо переживал о том, что могу пойти на дно, гораздо хуже было то, что у нас с тобой так и не было близости. В этой бренной жизни это был единственный напиток, которого я не отведал и сожалел об этом, — а может быть, желания человека, если их постоянно подавлять, становятся сильнее перед лицом смерти. И моё плотское желание не ослабло после того, как я посмотрел на вашу ферму.

«Свежий незамороженный скир с фермы Колькюстадир», — написал продавец Йенс на доске для объявлений, которую он повесил в Кооперативе. Ещё долгое время люди посмеивались над ходом мысли старого Йенси.

Примечания

14

Кут (исл. Kútur) — Толстяк.

15

Интернэшнл (англ. International) — сокращенное название американской производственной компании International Harvester, которая была основана в 1902 году и до конца 1970-х годов оставалась ведущим производителем сельскохозяйственной техники и грузовых автомобилей. Первые тракторы, попавшие в Исландию, были выпущены компанией International Harvester (см. комментарии в сноске 6). Таким образом Интернэшнл — это торговая марка производителя.

16

Ферма называется буквально «Неустойчивая Погода» (исл. Alviðra). Можно также перевести название как «У Всех Ветров», поскольку погода в Исландии во многом определяется силой и направлением ветра. Селение У Всех Ветров (Альвидра) упоминается в «Саге о Гисли».

17

Исландское название тимьяна представляет собой сложное слово, первый компонент которого значит «кровавый» (исл. blóð — кровь; исл. blóðberg — тимьян ползучий). Таким образом, название растения ассоциативно связано с Кровавым Склоном и с содержанием средневекового предания.

18

В скандинавской мифологии Фрейя — богиня любви и плодородия, дочь Ньёрда и сестра Фрейра.

19

Сравнение тела женщины с сосной — это аллюзия к словесной культуре скальдов; названия деревьев женского рода используются в скальдических кеннингах женщины.

20

В оригинале скалы названы «Народными Скалами» (исл. Fólkhamrar), однако смысл топонима заключается в том, что скалы населены невидимыми существами.

21

В «Младшей Эдде», в «Языке Поэзии», упоминается великанша Гьяльп, которая стоит в горном ущелье поверх великой реки Вимур; Гьяльп упирается ногами в оба берега и спускает в реку мочу, вызывая тем самым подъём воды в реке. Древнескандинавскому богу Тору пришлось перейти вброд реку Вимур, когда он держал путь к дому великана Гейррёда, отца великанши Гьяльп. Река поднялась так высоко, что её воды закрыли плечи странствующего бога.

22

«Младшая Эдда» — учёный трактат, посвященный искусству скальдической поэзии, известный также как «Снорриева Эдда», трактат написан в 1222–1225 годах, он был задуман как учебник для начинающих поэтов, его автором является исландский скальд, историограф и политический деятель Снорри Стурлусон (исл. Snorri Sturluson, 1178–1241).