Наследие Кагана

Белослюдова Катерина, 2023

Наш народ издревле верен своим Богам, поэтому ведет преследования темсущи, созданий темного Бога, которые согласно древним писаниям принесут гибель лунных людей. Меня зовут Айдария, я первая наследница нашего предводителя Кагана. Всю свою жизнь я была скрыта от посторонних глаз, пока мой брат не принял роковое решение отправить меня в терем наших предков.

Глава 3

Хаким

Пока проходили сборы сестры в терем предков, я и носу не показывал из своих покоев. Не потому что не хотел видеть укоризненный взгляд сестры, которую я сначала лишил наследия, а теперь еще и родного дома, а лишь потому, что невыносимо больно было от того, что мне придется с ней расставаться. Я чувствовал все же свою вину перед ней за косвенное влияние на ее жизнь.

Айдария всегда была покладистая с редкими срывами бунтовщика, когда моя дорожающая матушка сделала все возможное чтобы я получил наследие стать Каганом вопреки права моего рождения, я почувствовал некое волнение, и настороженность, ожидая от моей сестры порыв завладеть тем, что и так принадлежит ей по праву, я не боялся заговоров от нее или же восстания, скорее я просто боялся ее лишиться потерять те мгновения, что мне нравилось с ней проводить, боялся потерять ее любовь и преданность, но она вынесла это достойно и, мне показалось, что она простит мне любой мой поступок из большой любви ко мне. Я желал скорее войти в главенство своего народа, но меня гложило чувство вины пред моей сестрой. Не смотря на то что родители считали что в силу своих врожденных особенностей Айдария не сможет повести народ, а точнее если маски будут сброшены народ попросту за ней не пойдет, я видел в ней нечто такое что может быть только у истинного правителя некая сила и удача. Вообще ее рождение и то, что она выжила среди нас — было само по себе чудо. Ее с детства запугивали смертью шагающей за ее спиной, из-за того что она родилась не такой как мы. Именно из-за таких предрассудков и опасности нависшей над моей сестрой, я всегда думал «будь я Каганом, я сломаю такие устои, докажу людям что не смотря на все различия в нас течет одна кровь».

Когда колымажка тронулась со двора, увозя мою Айдарию вдаль через лестные тропы в терем первого Кагана, я почувствовал тоску и некое облегчение. Все же идея матушки отправить ее подальше от всех интриг и косых взглядов старейшин была весьма удачна. Не только из-за безопасности сестры, но и из-за ее словно вечно-обвиняющего взгляда, к которому, как мне казалось раньше, я привык, но лишь когда она уехала, я понял, что привыкнуть к такому нельзя. Моя матушка искренне считала, что если истинное лицо Айдарии откроется, то старейшины обвинять и меня в грязнокровии и решатся на бунт освобождения народа от грязнокрового Кагана. Не смотря на то, что я считал силу нашего рода непоколебимой, ведь мои предки были Каганами с начала времен, опасался и все же пошел на поводу матери отправить Айдарию прочь от недобрых глаз.

После отъезда сестры состояния нашего больного отца ухудшилось, он пал в небытие и не приход в себя, заботы о наших землях пали на плечи старейшин которым, как мне казалось, нравился такой расклад. Наши молитвы были услышаны, и отец пришел в себя через несколько лун, и выглядел весьма бодрым, велел пригласить меня к нему в срочном порядке.

Я любил отца, но никогда не чувствовал с ним связь, коя была у него с Айдарией. Да и всегда при посещении отца мне казалась, что мой нос улавливает нотки запаха смерти, не приятный завивающий страх, давивший на меня ужасом, что смерть явилась не за мной, но все же она рядом и глядит на меня своим кровожадным и не испускающим из виду взглядом.

Я шагал по просторному коридору терема, в полу тьме почти растаявших свеч, сердце бешено колотилось, и было желание сбежать и не навещать отца. В смятении я остановился около полукруглой деревянной двери с вырезанными небесными узорами луны и звезд, все долг сына пересилил и я, потянув за кольцо двери, ввалился внутрь осознавая что из приличия даже не постучал.

Отец выглядел действительно бодро, казалось, что даже его лицо с болезненно-серого стало светлым со здоровым румянцем. В голове пронеслась мысль, что до первого снега мне не успеть стать Каганом, а значит — нужно будет ждать новую зиму. На мое не культурное появление отец усмехнулся.

— Мой дорогой Хаким, уже решил, что все принадлежит здесь ему и нет таких дверей, в которые нужно стучать. — Голос отца был сиплый и слабый, видимо вид больного бывает обманчив.

— Прости отец, очень спешил тебя повидать. — Я говорил учтиво с легкой полу улыбкой, но отец не обращая внимания на сказанное мной, махнул на меня раздраженно рукой.

— Плохо слышно, что говоришь, Айдарию мне позови…

— Так она отбыла, — растерянно сказал я, прекрасно помня, что я сообщал отцу о своем решении отправить сестру в терем первого Кагана, но в силу своего бессилия он лишь издал не однозначный хрип.

— Как посмел… — глосс зазвучал грозно, но в конце притих и стал слабым и хриплым. — Поди и прикажи, чтобы вернули ее.

— Как скажешь отец, — проговорил я еле сдерживая свою злость, из-за того что отец, зная что я его наследник, не просто ставит мои решения под сомнение, а и во все их отменяет.

— Волхва ко мне позови, хочу поговорить с ним, душу облегчить… — Он тяжко выдохнул. — Чувствую, Боги меня отпустили, но ненадолго…

— Что-то еще? — Поинтересовался я желаниями Кагана. На что он рассердился, видимо от моего весьма обозленного и немного потерянного вида.

— Да, как Айдарьюшка приедет, пусть идет к служителю знаний, и готовится принять свое наследие…

— Что!… Как… Какое наследие?

— Наследие Кагана, она истинная наследница и мы не вправе идти супротив воли богов и переигрывать…

— Но она же… Давно же было решено что… — Отец жестом остановил поток моих возмущений и, прокашлявшись, от чего его лицо снова стало принимать серый болезненный цвет, заговорил.

— Снился мне сон Хаким, не понятный сон. Вижу, Айдарьюшка стоит на краю обрыва в пустоту и зовет меня, так по-детски наивно «Батюшка», я бегу к ней смотрю, а она в доспехах стоит в крови, в руках младенец мертвый, говорит мне «братик это мой, смотри, что с ним сотворили…» — На глазах старика вышли слезы… — Если займешь ты мое место не по праву и предназначению Богов, страшное случится…

Я закатил глаза, старик в порыве бреда увидел странный сон и приписал ему какую-то силу, будто Боги ему что-то хотели этим сказать. Но на самом деле это бред горячки сопровождающей его болезнь. Я неловко отшатнулся, и развернувшись лицом к двери, бросил ему через плече.

— Я пойду, пошлю за Айдарией, и приглашу Волхва к тебе…

— Ступай, — проговорил отец и громко задыхаясь, закашлял.

Я выскочил из его покоев как ошпаренный, мне казалось, что меня только что втоптали в грязь, пообещали яблоко дали его подержать, а потом отняли и отлили сестре да еще так, чтобы я видел, как она его ест. Гнев затмил мой разум, обида глубокая на отца засела.

Я брел по терему в смятении, и без какого либо желания допускать к отцу волхва, ведь пока только я слышал его желание вернуть Айдарии наследия, а значит что для остальных я истинный наследник и будущий Каган.

— Хаким, — раздался сдавленный женский голос за спиной. Обернувшись, я увидел помощницу лекаря. Все внутри похолодело от того, что она могла узнать от отца, что тот лишил меня места Кагана.

— Ваш батюшка… — она замялась и виновато опустила глаза. — В голове закружили мысли, разнося страх по венам, что она узнала о решении отца, и пытается мне его сейчас сообщить.

— Ну же, говори! — Скомандовал я, не скрывая своего раздражения.

— Ваш Батюшка отбыл на поклон к Богам. — Она всхлипнула, видимо сдерживая поток слез, а я почувствовал облегчение, словно вместе с отцом и отбыли притязания Айдарии на место во главе нашего народа. Испугавшись собственного хладнокровия от известия о смерти отца, я застыл на месте, и некоторое мгновение, не моргая, смотрел на рыдающую помощницу. Но боясь, что помощница уличит меня в бесчувственности, я часто заморгал, словно пытаясь удержать слезы, и еле слышно спросил.

— Матушке уже сообщили? — Она коротко кивнула, — вы можете идти, — поспешно заговорил я, чтобы избавиться от ее пытливых глаз.

— Да конечно… — . Сказала виновато женщина, — простите, — бросила мне она на последок и зашагала по коридору, в котором меня настигла, постоянно оглядываясь. Я не мог отвести взгляд от ее силуэта, пока он не скрылся за поворотом.

Помощница лекаря показалась мне весьма странной, меня гложили мысли, что она хочет меня на чем-то подловить, и потому у меня поселился страх, что она знает больше, чем ей положено.

Раздался звон колоколов. Звучание колоколов можно услышать лишь после смерти Кагана, этот звон оповещает жителей о том, что наш предводитель пал в мир мертвых и теперь, чтобы он мог присоединиться к своим предкам Каганам, потомкам сына Анул мы должны его оплакивать, устраивать поминальные обеды и читать молитвы. Одной из наших традиций считалось принести белый цветок белокрыльника, считалась что они прокладывают путь из мира живых в мир мертвых, и если так сложилось что в память об умершем ни к то к его жилищу не принес белокрыльник то душа заблудится и долгие зимы будет скитаться в мире живых отравляя его и убивая урожай. Я чувствовал большое желание, чтобы мой отец занял в мире мертвых место, кое ему полагается среди предводителей. Потому пошел к жертвенному камню, который находился в небольшой комнате расположенной в центре нашего терема.

Я вошел в каменную комнату, на полу были зажжены свечи, а в центре был белый с серыми вкраплениями священный камень, который, сначала времен пропитывался кровью, не только Волхвов присягающих на службу Богам, но и жертв темсущи, которые так безжалостно были убиты служителями наших богов, не смотря на эти омовения он оставался белым. Я смотрел на этот мертвенно-бледный камень и понимал, что сила в нем безгранична. Первый Каган, сын Анул некогда на рассвете жизни нашего народа пролил кровь на этот камень, клянясь своей матери, что позаботится о ее созданиях, кровь вспенилась и забурлила, и принял наш народ этот камень за священное послание от Богов. Тогда же семьи советников (ныне старейшины) присягнули на крови в верности моему предку и нашему народу. С тех незабытых пор наши семьи стали связанны кровью, разница лишь в том, что «голубое бурление» создала лишь кровь истинного предводителя. Тогда советниками и было принято, что каждый наследник предводителя, прежде чем занять место своего предшественника должен пройти обряд «голубое бурление» в знак доказательства, что он истинный Каган.

Я коснулся камня рукой, желая уже сейчас без лишних глаз, провести этот обряд, о котором мне с детства рассказывали. Но так уж сложилось, что отец стал Каганом до моего рождения и потому я не был свидетелем его посвящения. Одернув руку, я потянулся к ножнам, в коих покоился мой кинжал, подаренный моей матушкой после болезни, которую слава Богам я пережил три зимы назад. Но сил воспользоваться ножом я в себе не нашел, как бы соблазнительно это не казалась. «Один жест ножом по руке и обряд голубого бурления состоялся, и никто не сможет забрать у меня наследие отца, кроме богов, не смотря на все мое желания стать во главе народа.» Желанием отца на смертном одре было, чтобы это место занял его первенец в лице моей старшей сестры. В случаях, когда я чувствую не уверенность или же потерянность в своих действиях я прошу совета у матери, потому и сейчас поспешил к ее покоям.

Тихонечко постучав, я услышал громкий и четкий голос матери.

— Кто там?

— Это я матушка… — Не знаю, зачем, но мне хотелось добавить «Хаким», но я не успел произнести не звука, как мать ответила

— Входи.

Я вошел в широкие покои моей матери. После того как отца одолела хворь она перебралась в соседнюю часть терема и заняла эти покои. Хотя от них и было навещать отца на много дальше остальных, но эти покои были ближе к молебленной комнате со священным камнем, где матушка буквально пропадала за молитвами о здравии своего мужа.

Матушка сидела на кресле, обшитом синим бархатом, мне сразу вспомнилась колымажка, на которой отбыла моя сестра. Мать сидела в задумчивости, в хорошо освященной свечами комнате, камни здесь были выбелены. В центре была большая кровать с большими спадающими с ее верхней части шторами для защиты от насекомых. Кресло стояло напротив окна, а за спиной виднелась ширма, напротив которой был письменный стол, заваленный бумагами и стул, обычный деревянный стул с вырезанными на нем завитками напоминающими листья растения.

— Беда случилась… — Сказала мать, выдергивая меня из разглядывания ее новых покоев.

— Мне уже сообщили, да и колокола уже отзвенели, ты послала гонцов во все поселения Альбиониума?

Мать озадаченно на меня уставилась, по ее лицу мне казалась, что сейчас она решает говорить мне или не стоит.

— Айдария… Она… — Начала говорить, запинаясь, словно она на мгновения забывала родной язык.

Сердце пронзило болью, и вдруг я испытал страх, я испугался не возможного соперничества, а то, что с ней могло что-то случиться.

— Что с ней? — Сдавленно спросил я и почувствовал покалывания в носу из-за чего на глаза стали выступать слезы. Казалось, что в ожидании ответа от матери, прошла целая вечность.

— Ее захватили темсущи, она просит тебя принять наследие Кагана прямо сейчас, не взирая на все наши традиции и спасти ее..

— Как она у них оказалась? — Выкрикнул я, высвобождая свой гнев. — Данис мне клялся, что скорее умрет, чем допустит даже намека на угрозу ее безопасности.

— Данис предал нас, наследия воеводы прервано… Его отец один из старейшин, нам не убрать его от наших воинов, да и его голос среди старейшин весьма силен…

Я приблизился к матери, обойдя кресло, я встал на колени и заглянул в ее глаза. Они были полны тревоги или даже отчаянья, но меня все равно распирала злость, что над моей сестрой нависла угроза, а она думает о старейшинах и о их неугасимой власти над предводителем. Я поднялся и взволнованно зашагал по комнате, эмоции пронеслись бурею внутри меня и сейчас, только сейчас я осознал горечь потери отца, я почувствовал себя напуганным маленьким мальчишкой.

— Я поеду в земли Ярчая с Воинами и договорюсь о мире… Я.. Я всегда хотел прекратить этот порочный круг преследования темсущи.

Мать поднялась и посмотрела на меня как на чужака.

— Что ты такое мелишь! — Вскрикнула она, — мир с людьми, которые считаются омерзением для наших богов, мир с детьми Темреса в коих наша погибель…

— Если ты думаешь, что я брошу там Айдарию, то ты ошибаешься… Я и так у нее слишком многое отнял. Не хочу быть причастным еще и к ее гибели… Я сделаю все возможное, чтобы спасти ее.

— Старейшины не допустят.

— Мне все равно на твоих старейшин, они имеют слишком большое влияние на Кагана, мне это не нравится…

— Так решили Боги! Кто ты, чтобы идти супротив Богов!? Как ты не понимаешь глупый мальчишка, что старейшины сейчас не те, что были раньше, они стали хитрее и кровожаднее, они жаждут заполучить полную власть над Альбиониумом. Последние сто лет старейшины это негласное противостояние Кагана с их влиянием. Если что-то пойдет ни так, они усомнятся, что ты выбран Богом и поднимут бунт.

— Альбиониум никогда не был без Кагана и не будет, мы с Айдарией единственные потомки первого Кагана, кто пойдет против нас?

— Старейшины так же как Каган давали клятву на камне, только их клятва была в том, чтобы оберегать истинного Кагана, посланного Богами. Если они поймут, что Каган действует не во блага народа, во имя наших Богов, а в угоду врагов или же самому себе, они смоют его позор с рода предков нашей кровью. Они уже давно не просто дают советы, они уже перестраивают наш мир, твой отец был лишь частью совета старейшин.

— Значит, мы должны переизбрать старейшин! — По-детски и наивно возмутился я, но осознав смысл своих слов, почувствовал себя глупо.

— Ты не представляешь, на какие ухищрения они шли, чтобы узнать, что мы прячем под маской Айдарии, если бы отец не сказал, что ты будущий наследник, а не она, они бы не позволили ей так легко уехать… Эти люди имеют большое влияние в Альбиониуме, и они уже давно прикрывают свои корысти желанием Богов. — Мать протянула мне письмо от Айдарии. От прочитанного у меня выступили слезы. Я ощутил усталость и бессилие и впервые задумался о готовности решать такие сложные вопросы.

— И что же делать? — мой голос дрогнул, мама ласково погладила меня по голове стараясь даровать утешения.

— Мне так жаль, ты еще так молод, но тебе предстоит такой великий труд… Позволь мне позаботится об Айдарии самой, я напишу ответ, постараюсь потянуть время, чтобы с ней ничего не случилось. Сейчас по нашим традициям ты должен оплакивать отца и готовиться, с первым снегом ты займешь его место.

Я кивнул, я не хотел говорить матери о последнем желании отца и о его бредовом сне, которому он предал такое большое значение.