Наследница сокровищ Третьего рейха

Бахтияр Салимович Абдуллаев, 2013

Капитан Советской армии после атаки в тыл врага в Австрии в одной из штолен обнаружил ящики с драгоценностями. Выполняя строгий приказ своего начальника передать информацию о драгоценностях лично генералу Пахомову, попадает в руки подлых и алчных псов особого отдела, у которых были свои планы на найденные сокровища. Понимая свое плачевное положение, после длительных пыток капитан, в попытке сбежать от особого отдела, с ранениями срывается с обрыва и падает в течение бурлящей реки. Чудом в бессознательном и критическом состоянии попадает в руки местного хирурга доктора Карл фон Штаубе. Доктор Штаубе из жажды мести в надежде убить советского солдата хотел ввести ему укол со смертельным ядом, но находит на теле солдата шрам с фирменным швом, который мог оставить только его сын-хирург, который, как он считал, погиб на войне. Весть о судьбе сына могла бы изменить всю дальнейшую жизнь доктора. Однако ответ на этот вопрос мог дать только этот солдат, если выживет…

Книга 1

ГЛАВА 1

…Эльза, видя страдания несчастного, его боль, мучительные судороги, испытываемые им от высокой температуры, то как, несмотря на все ее старания, раны несчастного так и не заживают, она ясно осознавала свою беспомощность. Не видя выхода из сложившегося обстоятельства, она на свой страх и риск решила обратиться за помощью к местному врачу господину Карлу фон Штаубе. Господин Карл фон Штаубе был одним из сильнейших и высококвалифицированных врачей Австрии. Он был из потомственной династии докторов Штаубе, которые некогда были личными врачами знатных особ.

Почему же Эльза не могла обратиться к нему раньше?

На это у нее были несколько причин. Во-первых, их городок Зальцбург все еще находился под контролем немецкой армии, а доктор Штаубе служил у них в местном госпитале. А во-вторых, в феврале 1943 года на восточном фронте под Сталинградом он потерял своего единственного сына Герхарда. Герхард Штаубе, как и его отец, был хорошим врачом, хирургом. Несмотря на все уговоры своих родителей, имея бронь на руках, благодаря которой он мог нести службу в Австрии, Герхард не захотел воспользоваться ею. Ему так поступить не позволяла совесть. Не позволял долг перед Родиной. Осознание того, что пока он находится в тепле и уюте, где-то там на чужбине сотни, тысячи его соотечественников, не получив вовремя помощи, гибнут на фронтах. По сводкам приходящим из фронтов он понимал, что наиболее всего в его услугах нуждаются на восточном фронте. Так, придя в военный комиссариат, он намеренно напросился, чтобы его направили именно на восточный фронт. В ноябре 1941 года майор медицинской службы Германской армии Герхард Штаубе был направлен в госпиталь четвертой армии на восточном фронте.

Герхард Штаубе не был членом нацисткой партии. Он не разделял идеи Фюрера и его единомышленников. Презирал насилие, никогда не держал оружие в руках. Хотя по специфике своей специальности и должен был причинять людям боль, но в жизни он был добрым, отзывчивым человеком. Очень сильно любил свою страну, свой народ, был предан ей. Вот почему Герхард не мог более оставаться дома, когда быть может из-за него, там, на чужбине, гибнут его соотечественники.

Последнюю весточку от сына господин Штаубе получил датированной январем 1943 года, где Герхард писал отцу:

«Дорогой, родной, милый мой отец. Как Вы там, как твое здоровье? Как поживает сестричка Луиза? Не болеешь ли ты, все ли у Вас в порядке? Прости меня за то, что долго не писал Вам, за то, что пишу слишком редко. Дорогой отец, здесь у нас не то что для письма, даже вздремнуть иногда времени не хватает. Мы без перерыва, одну за другой делаем операции. Каждая минута, каждая секунда здесь дорога. Потому что она для кого-то становится спасительной, а для кого — то последней. И ради того, чтобы вырвать из пасти смерти их, нам врачам приходится жертвовать всем. В том числе и тем небольшим, что может тебе, родной, принести успокоение души, весточки от сына. Сегодня впервые за несколько дней случилось затишье, какая-то необъяснимая тишина. Мы так от нее отвыкли, что она действует на нас угнетающе. Знаем, что это временно, понимаем, что все еще впереди, но нас это ввергает в уныние.

Дорогой, милый, родной мой. Я надеюсь, ты поймешь меня. Поймешь как врач. Да порой мы должны быть безжалостными и жестокими ради спасения доверенных нам жизней. Должны быть гуманными и терпеливыми. Ведь Господом нам даровано умение прощать причиненные нам обиды.

Дорогой отец, если я когда-либо умру или же погибну здесь на войне, если даже за свои неосознанно совершенные грехи окажусь в аду, после всего того, что я видел здесь, ад для меня, быть может, не будет так уж страшен. Видя каждый день творимое зло человеком, жестокость, убийства, я ловлю себя на мысли о том, что возможно Господь врата ада уготовил нам здесь, в нашей нынешней жизни. А в загробной жизни нас ожидает рай. Веришь папа, не может быть на свете страшнее зла, творимого человеком. Не может быть Господь таким же жестоким, какими являемся мы люди. Ведь он нас учит быть милосердными, учит к любви ближнему, терпимости, доброте, состраданию. Там где я сейчас, всему тому, чему учит Господь, нет и в помине.

Здесь кругом царство зла, воздух насквозь пропитан смертью…»

Письмо Герхарда так и не было закончено, перемирие, вызванное переговорами, закончилось. Бои стали еще ожесточеннее. Кругом рвались мины, гремели канонады. Поступление раненных стало намного больше и особенно тяжелораненых солдат и офицеров с передовой…

А в марте 1943 года, господин Штаубе получил от командования четвертой Армии, где говорилось о том, что во время авианалета противника несколько бомб упали на госпиталь, где служил майор Герхард Штаубе. Госпиталь был разрушен до самого основания, и все кто там находились, погибли. Командование четвертой Армии, выражает искреннее соболезнование родным и близким майора Герхарда Штаубе, что они так же скорбят по нему, что смерть его была не напрасной, он будет отомщен…

Далее от имени командования четвертой Армии, майор Герхард фон Штаубе награждается железным крестом «ПОСМЕРТНО». Родные и близкие будут получать пожизненную пенсию.

Вот почему Эльза не могла идти к нему. Не могла просить у него помощи. Она понимала того, что ни один родитель не сможет простить убийц его ребенка. Пусть даже он этого и не делал, но ведь он сражался на стороне противника. Убивал таких же сыновей Германии, каким был его сын Герхард. А скольким же семьям принес он несчастие, известно одному лишь Господу Богу. Но сегодня, видя, как ему становится хуже, не в силах чем-либо помочь несчастному, Эльза пошла к доктору. Она для себя окончательно решила, чем так мучится и страдать в ожидании смерти, пусть лучше он умрет, если так решит доктор….

Последние три недели вокруг Сталинграда шли ожесточенные бои. Небольшой клочок земли за день по нескольку раз переходил из рук в руки. Вся земля была пропитана кровью. Трупами солдат и офицеров было устлано все поле сражения. Здесь друг на друге слоями лежали немецкие и русские солдаты. Из-за шквального огня что с одной стороны, что с другой, невозможно было вынести с поля боя не только погибших, но даже раненных. Так истекая кровью, не получив своевременно помощи, они там и погибали.

Майор Герхард фон Штаубе вот уже несколько дней практически без сна и отдыха, стоя на ногах у операционного стола, оперировал одного за другим поступающих раненных с передовой. Откуда брались силы у него и его коллег известно одному лишь Господу богу. Но, увы, силы человеческие не безграничны. После очередной операции, зашив рану бойца и сделав пару шагов в сторону стула стоящего у стены, он словно сраженный вражеской пулей, рухнул на пол без сознания. Тщетно попытавшись привести его в чувства, ефрейтор Мюллер и медбрат Краузе по приказу врача Рунге положили Герхарда на носилки и понесли в лазарет, расположенный напротив госпиталя, так как в данное время госпиталь был переполнен.

Как только они вышли из здания, тут же раздалась сирена, оповещавшая об авианалете русских. Ефрейтор Мюллер и медбрат Краузе решили укрыться возле машин, прибывшими с раненными с передовой, но не успели они добежать до него, как раздался оглушительный взрыв. Несколько авиабомб попали прямо в госпиталь, уничтожив его до самого основания. Ударная волна была такой силы, что ни машин с раненными, ни лазарета, после того, как пыль улеглась, не оказалось на месте. Ефрейтор Мюллер и медбрат Краузе так же погибли вместе с сотнями тех, кто в ту минуту находились возле госпиталя. В этом аду, взлетевшая крыша крыльца госпиталя, сделав крутой вираж в полете, каким-то чудом упала на лежавшего в без сознании на носилках Герхарда, да так, что прикрыла его от падающих обломков здания.

Вечером того же дня, по приказу немецкого командования, город Калач был оставлен ими. Куда на следующее утро вошли части Красной Армии.

Проходя мимо воронки на месте госпиталя, старший лейтенант разведроты, отдельной мотострелковой бригады Игорь Соколов под грудой мусора из досок и кирпича заметил шевеление ноги человека. Приглядевшись, он заметил под досками раненного на носилках. Подозвав двух бойцов из своего отделения, он приказал им вытащить его.

На нем не было ни каких опознавательных знаков отличия, ни документов, и даже жетона, которые обычно носили немецкие солдаты и офицеры. Соколов бойцам приказал отнести раненного в штаб, решив там разобраться. В штабе он доложил о случившемся начальнику особого отдела подполковнику Зюганову. Осмотрев его, начальник особого отдела приказал добить и сбросить в яму, где хоронят немецких солдат.

Капитан Кондратьев обратил внимание на его руки, и, раскрыв его халат, отменил приказ своего начальника. Когда его спросили, — ты что делаешь капитан?, — он ответил,

— Посмотрите на его руки, они белые и нежные.

— Ну и что?

— На плечах у него нет ссадин от приклада оружия и ремня, — затем указывая на кровь в халате, — взгляните сюда, кровь на рукаве, а также на самом халате указывают на то, что он, скорее всего, врач, и, наверное, хирург. Там где его нашли, располагался госпиталь четвертой Армии.

Приглядевшись, особист язвительно кивнул в сторону Кондратьева,

— Все-то ты знаешь, капитан. Пытаешься быть гуманным, милосердным. А ты знаешь, что если даже он и врач, но прежде всего фашист, наш враг, с которым, кстати, мы воюем? Если даже он и оперировал, так фашистов же. Так что некогда нам с ним возиться, пулю в лоб и в ров.

Тут капитан категорично ему возразил,

— Товарищ подполковник. По уставу мы обязаны его допросить. И еще, не мне Вам рассказывать о том, что в наших госпиталях катастрофически не хватает врачей и хирургов. От чего из-за банального ранения и несвоевременного оказания им помощи погибают сотни, а то и тысячи наших солдат и офицеров. Если он врач и если он тем более хирург, не лучше ли нам сохранить ему жизнь, заставить служить в нашем госпитале…

Доводы капитана Кондратьева были весьма убедительны, не соглашаться с ним Зюганов не мог, так как Кондратьев был абсолютно прав. Приказав бойцам отправить его в госпиталь, он добавил, — смотри капитан, головой рискуешь, не забудь поставить охрану возле его койки…

Так бывший майор германской Армии Герхард фон Штаубе, сам того не ожидая, оказался в госпитале недавних своих врагов. Но об этом его отец доктор Карл фон Штаубе и не догадывался…

…Эльза, собравшись духом и попросив у Господа милости, снисхождения по отношению к несчастному, направилась в дом доктора Штаубе.

Как раз в это время господин Штаубе сидел у себя в кабинете, не помня, сколько же раз за день прочитывал последнее письмо сына Герхарда. Слезы с лица его текли ручьем. Он был не в силах их сдерживать. Он все время повторял одно и то же, — Герхард, сынок, не уберег я тебя.

Странно, до сегодняшнего дня, когда он раньше пытался прочесть письмо сына, у него на это не хватало сил и воли. Каждая строка, каждые слова написанные рукой сына давались ему с трудом. И когда ему становилось невыносимо, он, его сложив, опускал в шкатулку. За эти два года Доктор Штаубе сильно сдал. Практически полностью поседели волосы. И если он как-то держался, то только благодаря дочери Луизе.

Но сегодня его одолевало какое-то необъяснимое чувство. Перед глазами смутно появлялся образ сына и, улыбаясь, он ему говорил, — Папа я жив, и мы с тобой еще увидимся…

Вот почему сегодня ему удавалось прочитывать письмо до конца, причем по нескольку раз. Когда доктор Штаубе, погрузившись в свои мысли, о чем-то задумался, как кто-то позвонил в дверь. Открыв ее, Луиза у порога увидела Эльзу. Обрадовавшись ее визиту, Луиза воскликнула,

— Здравствуйте дорогая Эльза, добро пожаловать в дом.

Когда Эльза вошла, Луиза продолжила,

— Что привело тебя к нам, дорогая Эльза?

— А доктор Штаубе дома?

— Да папа дома, прошу, проходи, — предложив, Луиза направилась к отцу.

В это время Эльзу охватил страх и чувство вины перед этой семьей. Ей захотелось убежать прочь от этого дома. Она чувствовала какую-то вину перед ними, спасая солдата, из-за которого погиб их сын. Она со своей просьбой становилась невольной соучастницей гибели их сына, а так же его жены, погибшей во время авиа налета Союзных войск на Берлин в 1944 году.

И только она хотела сорваться и убежать, как в дверях появился сам хозяин дома, доктор Штаубе.

— Здравствуйте, милая Эльза. Что ж Вы стоите у порога, — затем обернувшись назад, — Луиза, родная пригласи гостью в дом, как раз мы собирались обедать. Не составите ли Вы нам компанию? — вновь обернувшись, спросил у нее.

Эльза не успела даже выговорить, — Я…, как Луиза, взяв ее за руку, повела в гостиную. За ними последовал и доктор.

Усадив Эльзу за стол, Луиза принялась накрывать. Усевшись на свое обычное место, доктор Штаубе заговорил,

— Раньше, до этой проклятой войны у нас дома практически не прерывались посетители. Особенно когда Герхард был жив. Теперь у каждого из нас в душе горечь утрат. Наверное, не осталось семей, которых война обошла стороной. Улыбка и радость навсегда покинули наши лица, — потом немного подождав, пока Луиза ему наливала в тарелку первое блюдо, он продолжил, — Люди из-за этого перестали ходить друг другу в гости. Я думаю и Вы дорогая Эльза, пришли к нам не в гости, — затем взявшись за руки, он произнес, — Давайте помолимся Господу богу, за дарованный нам день, за тех, кого нет рядом с нами, за тех, кого мы ждем, — произнеся эти слова, он стал молиться.

За обедом доктор поинтересовался у Эльзы, как у нее дела, не трудно ли ей одной справляться с хозяйством, есть ли вести от ее брата Арнольда.

— Если я не ошибаюсь, Арнольд служит на западном фронте, не так ли?

— Да, на западном.

— Вы не волнуйтесь за него, на западном фронте спокойнее, чем на восточном фронте. Американцы и англичане не такие воины, как русские. Жаль матерей, отцов и жен, чьи сыновья оказались на востоке. Каждый второй там погибает, а те, кому и удается вернуться обратно, возвращаются калеками и инвалидами. Читая последнее письмо Герхарда я понимаю как им там было тяжело. Кстати, сегодня сам не знаю почему, я то письмо, наверное, разов пять прочитал, хотя раньше не мог и один раз прочесть. И вот какой со мной случился парадокс. Герхард несколько раз словно оживал перед глазами и мне ясно говорил, — Папа я жив и мы с тобой еще увидимся. — Немного призадумавшись, он продолжил, — А ведь такое же возможно на войне, не правда ли? Были же случаи, после того как родственники получали похоронку, а человек оказывался жив. Хотя я тоже получил похоронку от его командования, мне кажется Герхард не погиб. Я в это верю, я верю в чудо, я чувствую его, мой сын жив. Никто же не видел его мертвым. А вдруг он вышел из госпиталя во время налета. А вдруг в тот самый момент, когда в госпиталь попала бомба, его там не было. Правда же, может же быть такое, а, дорогая Эльза? — и тут на глаза доктора накатились слезы.

Видя состояние отца, Луиза, быстро подойдя к нему и обняв, сказала,

— Да папочка, ты, наверное, прав, и в правду никто не видел Герхарда мертвым. Мы непременно с ним увидимся. Я тоже на это надеюсь.

Слушая их, у Эльзы земля из-под ног уходила, словно все вокруг нее покатилось кувырком. Направляясь к ним, она надеялась на то, что за два года рубцы на сердце доктора из-за потери сына зажили. Верила в то, что, быть может, они свыклись с потерей сына, брата. Но, увы, она ошибалась, — Все возможно, на все воля Господа, — сказав, она попыталась их покинуть.

Доктор Штаубе остановил ее,-

— Вы куда собрались? Пока не расскажите о цели Вашего визита, мы Вас никуда не отпустим.

Осознавая безысходность состояния больного, понимая того, что без помощи доктора он не выживет, Эльза, набравшись мужества, рассказала ему о цели своего визита….

ГЛАВА 2. Мартин Борман

К весне 1945 года, советские войска подходили к границам Австрии. Шли ожесточенные бои на территории Венгрии. Неся огромные потери, советские войска прорывались к столице Австрии, к Вене.

В Берлине, в бункере Гитлера Рейх-с министр Мартин Борман пригласил к себе в кабинет штурмбанфюрера СС Вальтера Шнитке.

— Слушай меня, Вальтер. В Бразилии, когда наши войска увязли на восточном фронте и особенно после того, как мы потерпели сокрушительное поражение под Сталинградом в 1943 году, мы тогда поняли, что стратегическая инициатива перешла на сторону противника. А после Курской дуги, и после того, как русские форсировали Днепр, нам стало ясно, поражение неизбежно, крах третьего Рейха было делом времени. Вот тогда, мы истинные патриоты Германии, стали задумываться о будущем Германии. О будущем нашего дела, о будущем нашей веры, немецкой нации. В те годы на наших колониях в Бразилии, в устьях Амазонки мы тайно начали строить города для будущих переселенцев цвета немецкой нации. Об этом знают немногие. Теперь знаешь и ты Вальтер. Русские стоят у границ Германии. Они наступают по всем фронтам. Хотя мы не оказываем должного сопротивления как русским, Союзники вряд ли успеют быть раньше их в Германии. Если русские раньше Союзников оккупируют Германию, вряд ли они нам простят то, что мы творили у них, не так ли? Скорее всего, они станут нам мстить, и всю свою злость выплеснут на немецкой нации. Не допустить этого мы не в силе. Но спасти цвет нации, ее богатства, ее ценности мы еще сможем…

В это время завыла сирена, стали слышны залпы противовоздушных орудий, отчетливо стали слышны где-то рядом оглушительные взрывы разрывающихся мин.

Рейх-с министр немного помолчав, прошел в сторону шкафа. Открыв его, он достал из бара французский коньяк, взял два бокала и плитку шоколада. Как только Рейх-с министр вернулся к столу, штурмбанфюрер вскочил с места. Борман, по-отцовски похлопав его по плечу, усадил на место. Затем разлив по бокалам коньяк, он один бокал протянул Шнитке.

— Давай Вальтер, выпьем за будущее Германии, немецкой нации, за его возрождение, за таких сыновей как ты и за тех, кто сейчас сражается на фронтах, — затем приподняв свой бокал, — за наших детей, за возрожденную, сильную Германию.

По инерции Шнитке вскрикнул «Хай Гитлер!», его тут же остановил Борман.

— Дорогой Вальтер, будущего Германии с Фюрером нет. Из-за его неверных, непростительных ошибок, из-за его эгоизма, упрямства, мы оказались на краю бездны. Дальше немецкая раса будет идти врозь с Фюрером.

Тут Рейх-с Министр, вновь взяв паузу, пристально стал глядеть на Шнитке. Он хотел уловить, понять его реакцию на сказанные им слова. Но штурмбанфюрер, не показывая ни тени сомнения, внимательно слушал Рейх-с Министра. А тем временем канонада от орудийных залпов усилились. Взрывы разрывающихся мин над их головами стали отчетливо слышны.

— Противник пытается разрушить всю инфраструктуру и оборонительные системы вокруг бункера, — налив в свой бокал немного коньяка, он протянул бутылку штурмбанфюреру, — не стесняйся Вальтер, наливай коньяк, разговор с тобой у нас предстоит долгий. — Но штурмбанфюрер, отодвинув бутылку в сторону, стал внимательно слушать Рейх-с Министра.

Тем временем М. Борман, сделав пару глотков из своего бокала продолжил, — Помнишь летом 1942 года ты меня и Гесса сопровождал в инспекции в Альпах?

— Так точно, помню.

— А через пару дней после прибытия, мы с Гессом отлучились на несколько дней, оставив Вас в той деревушке у реки Морава?

— Так точно, помню.

— Тебе твои бойцы ничего не рассказывали о том, где мы были?

— Никак нет. Они мне сказали о том, что их у реки заменили другие, и Вы ушли с ними в горы на те самые несколько дней.

— Правильно, та миссия, которая была возложена нам с Гессом, была секретной. О ней знали только узкий круг людей, включая самого Фюрера, а также Гимлер, Геббельс, Геринг, Гесс, Я и те, кто непосредственно ею занимался. Так вот. Там в Альпах мы скрытно от всех строили штольни. Строительством руководила отдельная команда спецподразделения СС. В работах были задействованы военнопленные из концлагерей. Не догадываешься, для чего мы их строили?

— Никак нет, господин Рейх-с Министр!

— Хотя ты должен был догадаться. Эти штольни мы строили для того, чтобы в них хранить ценности, вывезенные нами из оккупированных территорий. Туда мы свезли культурно-исторические ценности практически со всего мира. Да и драгоценностей, золота, бриллиантов там столько, что хватило бы на несколько поколений вперед. Мы надеялись, когда война закончится, их используем во благо нашего народа. Тогда еще мы и не предполагали о том, что все так обернется. Я и мои соратники по партии теперь считаем о правильности принятых нами тогдашних решений. Противник рвется к границам Германии. То, что мы проиграли войну не вызывает ни у кого сомнения. Единственное, на что мы можем уповать, это на сколько нас хватит. Сколько еще мы можем продержаться. По моим расчетам, и по тому, как рьяно русские рвутся к Берлину, мы можем продержаться два, максимум еще три месяца. Значит, у нас с тобой осталось слишком мало времени, хотя бы какую-то часть тех драгоценностей вывести. Ты меня понимаешь Вальтер?

— Так точно, господин Рейх-с Министр.

— Задача, которую я собираюсь возложить на тебя, архисложная. От успешного решения зависит не только твое, мое будущее, но и будущее всей возрожденной Германии, будущее всей немецкой расы. Когда все утрясется и война закончится, эти ценности нам помогут встать с колен. Поможет повести немецкий народ, немецкую расу к более высоким свершениям, к более значимым победам. Поможет нам вновь стать доминирующей расой человечества. В чем я ни сколько не сомневаюсь.

Затем Борман, достав из стола карту, подозвал штурмбанфюрера к себе,

— Вальтер, видишь вот эти крестики на карте? — показывая на них, спросил Борман.

— Так точно, вижу!

— Вот этот населенный пункт, та Австрийская деревня, где мы с Гессом тебя оставили. Кстати, деревушку эту ты не в одной карте не найдешь. Так вот, от нее до ближайшей штольни 23 км, а до Зальцбурга семьдесят два. Кроме этих двух населенных пунктов за сотни верст нет ни единой души, мы их всех переселили. В деревне живут в основном наши люди, те, кто в дальнейшем будет переселен в Бразилию. Но даже они не знают о существовании тех хранилищ. Когда ты поедешь туда можешь их использовать, если понадобятся.

Затем показав ему на карте город, расположенный вдоль Рейна, — спросил,

— Тебе хорошо знаком Фридрихсаин?

— Так точно, господин Рейх-с Министр.

— Видишь этот крестик близ Рейна?

— Да,

— Здесь находится фарватер для подводных лодок. О его существовании так же никто не знает. Основные его сооружения находятся глубоко под землей. В том фарватере Вас будут ожидать с десяток подводных лодок. Капитаны субмарин о тебе проинформированы.

Тут Рейх-с Министр нажал на кнопку в столе. В кабинет вошел высокий, статный человек в штатском. На нем была одета коричневая дубленка из толстой овечьей шкуры, под которой виднелся белый свитер с коричнево-синими кружевными узорами. Брюки галифе на нем были из черного, толстого драпа и великолепные унты, в которых обычно ходят Австрийцы на охоту.

— Знакомься Вальтер. Этот господин Гельмут Шульц. Он будет тебя сопровождать в Альпах. Он единственный, кто знает дорогу к штольням. Так что тебе придется беречь его как зеницу ока. — Тут Шульц и Шнитке, поприветствовав друг друга, пожали руки. После того, как они сели за стол, Рейх-с Министр продолжил,

— Задача, которую мы патриоты Германии хотим на Вас возложить, наверное, Вы оба ясно осознаете. Она не простая и, скорее всего, чрезвычайно сложная. Ответственность на Вас двоих ложится огромная. Будущее третьего Рейха, его богатства, их сохранность, а так же служение во благо нашего дела, всецело ложится на таких людей, как вы.

— Мы это понимаем, господин Рейх-с Министр, — ответил Шульц.

— Самая большая ответственность за их сохранность ложатся на тебя и на твоих людей Вальтер. Вот почему последние полгода, хотя ты и твой полк рвались на фронт, мы Вас держали при себе в резерве.

— Теперь я понимаю, господин Рейх-с Министр.

— Нам для того, чтобы переправить все ценности в Бразилию, нужны были проверенные и надежные люди, которым мы могли все цело доверять. Ты Вальтер рядом со мной с 1929 года и ни разу меня не подводил, и не предавал. Был верен мне и нашим идеалам, но самое главное ты надежный человек. Когда русские подошли к границам Польши, я отозвал твой полк с восточного фронта. Не хотел рисковать тобой и твоими солдатами….

В это время зазвенел телефон. Звонили из канцелярии Фюрера. Когда Рейх-с Министр поднял трубку, на другом конце провода адъютант Фюрера срочно приглашал его в Рейх-с канцелярию.

Положив трубку, Рейх-с Министр предупредил своих посетителей о том, что ему необходимо их покинуть, и предложив им встретится завтра, вышел из кабинета. Вальтер с Шульцем так же ушли вместе…

ГЛАВА 3. Охота

Зимой 1929 года, доктор Штаубе с друзьями графом Эрнестом Розенбергом и бароном Альфредом фон Занге решили поехать в горы на охоту, чтобы отметить совершеннолетие его сына Герхарда. Когда накануне охоты доктор Штаубе, подарив сыну английский винчестер, объявил ему об их решении, радости сына не было границ. Раньше доктор Штаубе, не смотря на все его мольбы, никогда сына не брал с собой на охоту, всегда категорично отказывал ему. Отказывал не потому, что не хотел, он просто боялся за озорного и неугомонного сына. Боялся того, что несмышленый, ребячески озорной Герхард, там, в горах взбредет куда-нибудь, или еще хуже, оступиться и сорвется со скалы.

Доктор Штаубе с рождения всячески лелеял и опекал своего сена. Он был единственной и желанной опорой для него. Ради сына он жертвовал всем. Вот почему он так сильно боялся брать сына на охоту. Страх потерять его был превыше всего.

Но на этот раз Герхарду накануне исполнилось шестнадцать лет и он решил таким образом сделать сыну своеобразный подарок. То есть, отметить совершеннолетие сына на природе, в кругу друзей, кабанят иной на вертеле.

В назначенный день друзья доктора Штаубе собрались у него дома. Погрузив амуницию, провизию на подводу, они пожелали друг другу удачной охоты, и выпив по бокалу вина, двинулись в путь.

Герхард был на седьмом небе от счастья. Ни на минуту не выпускал из рук подаренный отцом винчестер. Он мысленно был уже там, в горах, в чаще Альпийских лесов, среди густых елей и сосен. Он ясно слышал стуки копыт кабана, чувствует его приближение. Затаив дыхание, крепко сжимая приклад своего винчестера к плечу, он ждет удобного момента для выстрела. Как только пробил его час, ни секунды не мешкая, как бывалый охотник, нажимает на спусковой крючок. Раздаются несколько оглушительных выстрелов, нарушая тишину в горах. Кабан с визгом, сраженный его выстрелами, замертво падает на землю. Тут подбежав к нему, остальные участники охоты и видят, как он со вскинутым винчестером стоит возле сраженного кабана. Кругом все его хвалят, восхищаются его удалью, а отец тем временем гордо похлопывает его по плечу. Эти мысли не покидали Герхарда ни на минуту, он их не в силах был держать в себе. То и дело при малейшем шорохе в кустах, вдоль дороги, вскакивал с места и пристально всматривался по сторонам. Хотя их караван не проехал и четверти пути, он неоднократно спрашивал у отца, не доехали еще на место. А друзья отца, видя это, всю дорогу подшучивали над ним. Не обращая внимания на их шутки, он мысленно им говорил, — Смейтесь, смейтесь. Когда приедем мы на место, я Вам всем утру носы. Вот увидите, первого кабана, которого Вам придется испробовать, даю слово, Вы испробуете сраженного мной.

Так в раздумьях о предстоящей охоте, Герхард и не заметил, как они проехали весь путь. Не заметил и долгую изнурительную дорогу, усталость. Уже затемно они добрались до заимки, домика егеря. Поприветствовав егеря, еле волоча свои ноги от усталости и тряски подводы по горной дороге, они добрели до своих кроватей и рухнули на них, не дожидаясь ужина.

Егерь, господин Филипп Лам, приготовив ужин для гостей, не смог их добудиться. Горный альпийский воздух, его чистота и тишина, царившая в сторожке, так убаюкивающее подействовали на наших охотников, что они проспали мертвецким сном, аж до полудня следующего дня.

Пока гости отдыхали, егерь прошелся по своим ловушкам и капканам, оставленным им накануне. В капканах под огромной елью попались парочка зайцев. А в сетях возле речки барахтались с десяток куропаток. В Кормушке, специально оставленной под густым кустарником, он поймал двух здоровенных куропаток. Оставив всю добычу в сторожке, он направился к реке, где так же около больших камней была натянута сеть для ловли горных форелей. Вытянув ее, он извлек с десятка два огромных рыбин. К тому времени, как наши охотники один за другим стали просыпаться, их ожидала великолепная еда, приготовленная господином Ламам.

Еле-еле проснувшись от сладкого сна, Герхард вышел на улицу. Ослепленный лучами солнца, проникающими сквозь чащи высоких елей, он, на мгновение прикрыв глаза, воскликнул, — О боже, как же здесь красиво.

Действительно, кругом все ярко переливаясь от отражающихся кристалликов снега, солнечные лучи так блестели, словно вся земля усыпана бриллиантами и алмазами. Зимний, чистейший горный воздух с первым вздохом его до самых костей пронизывал своим холодком все тело Герхарда. От резкого холодка он немного продрог. Чтобы как-то согреться, Герхард стал выполнять легкие спортивные упражнения. Затем повесив свое полотенце на перилах ступеней, он пошел в сторону небольшого выступа скалы. Встав на него, взглянув в простирающуюся даль, он увидел настоящую красоту, созданную матушкой природой. Пейзаж, открывшийся перед его глазами, до глубины души пронзил его своей красотой и великолепием. Высоко в небе то там, то здесь виднелись редкие, но белые-белые облака. Справа и слева от него возвышались горы, уходящие высоко в небо. Величавые ели и сосны, покрытые недавно выпавшим снегом, словно приветствуя его, пригибали свои ветки. А горизонт был таким чистым и голубым, будто он опоясывал всю долину своим ремнем. Вокруг виднелись небольшие возвышения, где-то покрытые снегом, а где-то каменистыми скалами. Чуть дальше от него, с гор бежала небольшая речушка, журчание ее вод в этой тиши отчетливо были слышны ему. Воды речки, падая вниз со скал и ударяясь о камни, пенились так сильно, словно вода в ней вскипала. То там, то здесь были слышны пения птиц, благодаря эху, далеко-далеко разносились их голоса. Ветерок, слегка обдуваемый его, ни на минуту не останавливался. Стоя на краю отвесной скалы, Герхард искренне благодарил отца за то, что он позволил ему прикоснуться и насладиться этой божественной красотой. Он благодарил Всевышнего за то, что Господь создал эту красоту и даровал ее нам, людям, чтобы мы могли ее прочувствовать и насытиться ею.

За свои шестнадцать лет Герхард впервые чувствовал себя частичкой этой природы, впервые в своей жизни он увидел истинную красоту природы, ее чудеса. Любуясь окружающими красотами, он не заметил, как к нему подошел отец.

— Герхард! — отец окликнул его,

Оглянувшись и поприветствовав отца, он сказал

— Папа, здесь так прекрасно, так блаженно. Огромное спасибо тебе за то, что взял меня с собой, за то, что ты дал мне возможность приобщиться к природе. Спасибо за то, что дал мне возможность увидеть ее совершенно с другой стороны. Я никогда не забуду эти места.

Обняв сына и прижав его к своей груди, он сказал,

— Теперь привыкай сынок, отныне ты всегда будешь ездить с нами на охоту. Это не последний наш поход. Теперь мы будем ездить чаще. Я тебе покажу еще прекраснее места, где дух захватывает у человека, вот увидишь. А теперь пойдем в дом, там дружище Филипп приготовил отменный обед, все ждут только тебя.

Войдя в зимовку, Герхард от изумления воскликнул. Он, проснувшись и выходя во двор, ничего того, что было в холле, и не заметил. В середине комнаты стоял огромный стол из дубового массива. Вокруг него были расставлены восемь больших стульев, так же изготовленных с того же дуба. Стены комнаты были обвешаны чучелами разных зверей, старинными ружьями, мечами, топорами, копьями, арбалетами. Посередине северной стены красовался большой камин с великолепными ажурными коваными дверцами. А над изголовьем его торчала голова огромного оленя с большими рогами. Тепло, отдаваемое от огней камина, так расходилось по комнате, что войдя с холодной, промозглой улицы Герхард сразу же его ощутил. На полу, перед камином лежали повернутые друг другу головами, большие медвежьи шкуры. А на креслах качалках, установленных на них, со смаком потягивая трубки и беседуя, качались друзья отца граф Эрнест Розенберг и барон Альфред фон Занге.

Увидев вошедшего Герхарда, господин Занге воскликнул,

— О, Герхард, мы уже Вас заждались, молодой человек.

— Ну, как Вам наше небольшое гнездышко, наш секрет с Вашим отцом? — спросил у него граф,

— Восхитительно, нет слов! — ответил Герхард.

— Мы эти места с Вашим отцом облюбовали еще до первой Мировой войны в 1912 году. Не так ли, любезный мой друг Карл? — спросил у доктора уже в почтенных годах Граф.

— Да, именно так это было, и, по-моему, летом,

— Сколько раз бы мы сюда не приезжали, верители молодой человек, нам никогда не надоедает. Каждый раз, уезжая, нас снова и снова тянет обратно. Вы, наверное, еще не знакомы со стариной Филиппом. О, если позволите, эту миссию я возложу на себя. Вот уже семнадцать лет этот любезный господин является неизменным нашим ангелом хранителем в этом божественном уголке земли. Он один из прекраснейших людей, каких Вам, мой друг, приходилось встречать на своем веку. Отменный повар, гостеприимный хозяин, великолепный охотник. Теперь и Вы, молодой человек, будете его желанным гостем, не так ли уважаемый мой друг Филипп?

— Да, конечно, к Вашим услугам, Герхард, — протянув ему свою руку, ответил егерь. Затем обратившись ко всем, добавил, — прошу к столу, дорогие гости, — сказав, сам направился к плите, где в огромном чугунном чане варилась уха из горной форели.

Когда все расселись по своим местам, егерь поставил на стол чан с ухой. После того, как он налил суп по тарелкам гостей, граф взял слово.

— Скажите мне, любезный мой друг Герхард. Когда Вас так почивают, накрывают перед Вами такой изысканный стол, где глаза разбегаются от изобилия. Можем ли мы не приезжать сюда, а? — За тем, взглянув на егеря, — Вы нас слишком балуете, друг мой Филипп. Друзья, а может быть нам вообще перебраться сюда, как Вы думаете? — с улыбкой спросил он у них. Все они хором засмеялись, а граф тем временем, продолжил, — Но, увы, к великому нашему сожалению, мы были бы безгранично и рады, но мирские дела нам этого не позволят. Хотя, мы должны быть благодарны господу, пусть даже и изредка, но нам все ж удается находить время, чтобы немножко развеется, на время отложить наши земные будни и вырваться сюда. Кстати, сегодняшнему визиту мы обязаны Вам молодой человек, — граф обратился к Герхарду, — с того самого дня, как Вам стукнуло шестнадцать, с чем мы все Вас искренне поздравляем, Ваш любезный отец настойчиво приглашал нас на охоту.

Тут в разговор вмешался господин Занге, — Герхард, как вам понравился винчестер? Вы уже успели из него пострелять? Его, моему другу Карлу посоветовал я.

— Дорогой мой друг Альфред, надеюсь, Вы не забыли наш подарок Герхарду? — спросил у друга граф.

— Как же я мог забыть, просто я ждал удобного случая, — сказав, господин Занге, выйдя со стола, стал что-то доставать со своего огромного рюкзака. Затем, протягивая Герхарду, он добавил,

— А ну ка, любезный, примерьте.

В рюкзаке господина Занге находилась полная экипировка охотника. Замшевая шляпа, короткая коричневая дубленка, свитер под цвет куртки с белыми волнистыми узорами. Теплые брюки галифе из молодой оленьей шкуры и длинные, полностью меховые австрийские сапоги.

Герхард, взяв всю одежду, удалился в свою комнату, чтобы переодеться. Через некоторое время, когда он вновь появился перед ними весь сияющий от счастья, гости были в восторге.

Одежда, подаренная друзьями отца, ему была впору. Патронташ, повешенный на широченном армейском ремне, а так же винчестер, надменно прижатый к бедру прикладом, дополняли ее.

Состояние Герхарда, чувства, переполняющие его, были неописуемы. Он мысленно был уже в горах, а внимание гостей всецело были прикованы ему. Они своими восторженными эпитетами в адрес молодого человека, совершенно позабыли о еде. Тут инициативу вновь взял на себя граф Эрнест Розенберг.

— Друзья мои, торжественная часть нашего мероприятия завершилась. Носите на здоровье, молодой человек. А нам всем стоит обратить свои взоры к столу. Ведь не зря же любезный наш друг Филипп трудился у плиты, чтобы нас с вами накормить. Давайте отведаем эти яства, пока не остыло. — Произнеся молитву, благословив всех, они приступили к трапезе.

Как заметил граф, действительно стол разрывался от изобилия. Чего только не было на нем. Запеченные куропатки, приготовленные на гриле тетерева. Оленья и кабанья ветчина. Огромный чан ухи из форели. Домашние, копченные и вареные колбасы, вяленое мясо кабана и оленя. Словом стол был накрыт шикарный. Пробуя каждое блюдо, гости господина Лама не жалели комплиментов в его адрес. Так они за едой и задушевными разговорами о жизни, о будущем Герхарда совершенно позабыли об охоте и не заметили, как быстро пролетел весь день. И только ближе к вечеру господин Занге воскликнул,

— Друзья, а ведь мы собирались сходить на охоту непременно в первый день, — затем взглянув на Герхарда, — выходит, мы Вас подвели, мой юный друг, — как бы смущенно сказал он.

— Не волнуйтесь дядя Альфред, мы еще успеем пострелять, — успокаивая его, произнес Герхард.

Договорившись утром встать за темно, все они пошли отдыхать. Только Герхард остался в холле. Взяв в руки со стены арбалет, он пристально и ребяческим любопытством, усевшись на кресле, стал его изучать. Так сидя у камина, держа в руках арбалет, и заснул. Господин Лам, видя, как он мирно и сладко спит пригретый теплом камина, накрыл его одеялом и, подбросив несколько березовых поленьев в камин, тоже пошел отдыхать.

Утром после завтрака, пожелали друг другу удачной охоты, и разделившись на группы, они направились в горы.

Доктор Штаубе, зная, что сын еще не смышлен и горяч, осознавая то, что Герхард на охоте впервые, а значит, он будет стремиться самоутвердиться в глазах отца и может в этом порыве своем забрести куда не следует. Понимая это и волнуясь за него, он попросил егеря, как самого опытного среди них, чтобы тот присматривал за Герхардом и был всегда рядом с ним. Волнения доктора были не напрасны. Герхард раннее не то что бы пострелять из ружья не мог, он и вовсе не держал в руках ружьё. В этом была и вина самого доктора Штаубе, потому что раньше он категорически запрещал сыну приближаться к оружию. К тому же окрестность была сплошь и рядом скалистой. А кто, кроме господина Лама в ней мог хорошо ориентироваться. Да и места наиболее безопасные, но в то же время, где больше вероятности встретить дичь, он знал хорошо. Не дай бог наткнутся на медведя, или на кабаниху с молодым приплодом, беды не миновать. Она ради спасения своих поросят может любого зверя затоптать, загрызть своими клыками. Вот почему доктор доверил сына егерю и настойчиво просил его, чтобы он не отпускал Герхарда далеко от себя.

До полудня охотники не произвели ни одного выстрела. Герхард по совету егеря направился в сторону речки. Как раз рядом с ней проходила кабанья тропа. По утвержденью егеря, скоро по тропе на водопой должно пройти стадо. На склон, по которой шли Герхард и егерь, практически не падали солнечные лучи. Это давало им шанс быть незамеченными для кабана. Но в тоже время, приносило не мало проблем для ходьбы из-за своих метровых сугробов. По колено в снегу, еле-еле переставляя одну ногу за другой, они за полчаса прошли не более сотни метров. Тут господин Лам, попросив Герхарда немного отдохнуть и подождать его, а сам направился к кустарникам, растущим у небольшого склона. Под этими кустарниками он накануне оставлял капканы.

Герхард, постояв минут десять, медленно стал идти в направлении речки. Когда он прошел шагов двадцать, с права от себя увидел густые заросли кустарников в неглубоком логу. Он стал внимательно присматриваться к ним. Ему показалось, будто со стороны кустов доносится какой-то шорох и кустарник как бы шевелиться. Вскинув свой винчестер и направив ствол туда, тихо притаился. Долго ждать ему не пришлось. Из кустарника выглянула голова кабана. Оглядевшись по сторонам, зверь стал медленно выходить из него. Герхард стал прицеливаться и ждать удобного момента для выстрела. Когда кабан полностью вылез из кустарника и прошел несколько шагов, вдруг из зарослей выскочили несколько поросят. Как только он увидел поросят, ужас охватил его. Эта была кабаниха со своим молодым приплодом. Герхард со страху в первую минуту опешил. Он, не осторожно привстав с места, как бы спросить у егеря что ему делать в данной ситуации, обернулся назад.

Егерь проверив свои капканы и не найдя в них ничего, уже сам направлялся к нему. Взглянув на Герхарда, по его лицу он мгновенно понял, случилось что-то не ладное. Кабаниха так же его заметила. Не успел егерь крикнуть Герхарду «не шевелись!», как внизу раздались несколько оглушительных выстрелов. Услышав выстрелы, кабаниха приняла воинствующую позу. Испугавшись ее, Герхард, даже толком не прицелившись, произвел несколько выстрелов. Пули, просвистев, пролетели мимо кабанихи, но одна все ж попала в нее, слегка ранив. Господин Лам, увидев кабаниху, громким криком, — назад, беги, — ускорив свой шаг, торопился на помощь Герхарду. Увидев, как на него летит кабаниха, Герхард, вскочив с места, в ужасе рванул в сторону егеря. Когда кабаниха почти настигла его и прыгнула чтобы свалить с ног, егерю в последний момент удалось оттолкнуть Герхарда от удара. Но, к сожалению, сам попал под нее. Кабаниха своими клыками схватилась за правый бок егеря и в ярости стала его трясти. Егерь всячески пытался отбиться от нее. Вытащив свой охотничий нож, несколько раз вонзил его в тело кабанихи. Но из-за того, что кабаниха схватила его с правого бока сверху и всей тушей навалилась, егерю не удалось нанести прицельный удар. Хоть он несколько раз попадал, но лишь ему удавалось слегка ранить зверя, чем еще более его разозлил. Почти теряя силы, уже не оказывая более сопротивления зверю, егерь стал валиться на бок, и тут раздались несколько беспорядочных выстрелов. Это стрелял Герхард. Все семь оставшиеся пули в магазине, он в упор выпустил в нее. Кабаниха, не выпуская егеря из своих челюстей, замертво упала в землю, окропив снег своей кровью и кровью егеря.

Услышав выстрелы Герхарда, а так же его неистовый крик, остальные члены охоты быстро направились к ним. Выкинув в сторону винчестер, весь бледный Герхард стоял возле неподвижно лежащего егеря и не знал что делать.

Первым к ним подоспел его отец, следом за ним подошел господин Занге. Когда им удалось высвободить егеря из пасти кабанихи, перед их глазами открылось жуткое зрелище. Кабанихе удалось разорвать правый бок егеря так, что из раны торчали его ребра. Кожа на ране висела лохмотьями, и оттуда хлыстала кровь. От увиденного Герхарду стало плохо. Последним подойдя к ним, граф Розенберг тут же увел его в сторону. Тем временем доктор Штаубе, достав из аптечки жгут и бинты, тщательно обработав рану, туго затянул ее. Ему удалось остановить кровотечение. Сделав егерю два укола, они поспешили обратно в зимовку, так как там остались основные инструменты доктора. Рану необходимо было скорее зашить.

Обратный путь занял около полутора часов. Попросив господина Занге вскипятить воду, доктор Штаубе с сыном стали обрабатывать рану егеря. Осмотрев его кости ребер, убедившись, что они целы, сделав обезболивающий укол, стал зашивать внутренние разорванные ткани и мышцы. Затем аккуратно вернув на место те куски кожной ткани, которые кабанихе удалось порвать, попросил Герхарда их зашить. Протерев кровоподтеки вокруг раны, наложив на нее бинтовой тампон, туго ее забинтовал. Вновь сделав ему пару уколов, поставив капельницу, доктор устало сел на рядом стоящий стул.

Несколько часов практически все молчали, ни кто не решался начать разговор. Ехать в город они также не могли, потому что господин Лам не транспортабелен. Воцарившуюся тишину нарушили его стоны. В бреду, он издавал жуткие вопли. Не выносимо было смотреть, как он страдает. Тут же доктор Штаубе сделал ему обезболивающий укол, как только лекарство начало действовать, егерь засыпал. До самого утра отец и сын всю ночь, подменяя друг друга, дежурили возле кровати больного.

На следующий день после обеда, сняв повязку и взглянув на рану, доктор заметил, что она не кровоточит, и самое главное, не было спор гноения. Это был хороший знак. Обработав рану, доктор вновь ее забинтовав, поставил капельницу. Только к вечеру господин Лам пришел в себя. Увидев, как он открыл глаза, Герхард позвал отца. Когда доктор подошел к нему, егерь спросил его,

— Как Герхард, не тронула ли, не покалечила ли его кабаниха?.

— Не беспокойтесь дорогой Филипп, с Герхардом все в порядке, — успокаивал его доктор, — как Вы сами, как самочувствие, может что-либо беспокоит Вас?

Чувствуя за собой вины, егерь стал извиняться перед ним,

— Простите меня господин Штаубе. Я на мгновение отвлекся, чтобы взглянуть на свои капканы и не заметил, как из кустов выскочила кабаниха с поросятами.

— Нет, друг мой Филипп, это Вы нас простите за то, что мой сын ослушался Вас. Я знаю, Герхард, не дождавшись Вас, самостоятельно направился к тому злополучному месту. Если бы он дождался бы Вас, ничего этого не произошло бы. Так что не Вам извинятся перед нами, а нам стоило бы.

— Нет, нет, Герхард тут не причем, — оправдывал его егерь.

— Дорогой Филипп, главное все позади. Теперь лишь бы Вы поскорее выздоровели и встали на ноги.

— Из-за такой нелепой ошибки я испортил всю Вашу охоту, нарушил все Ваши планы.

— Пустяки. Мы еще не раз приедем к Вам, так что зря Вы волнуетесь. Еще успеем свое наверстать. А пока, друг мой, Вам стоит немного подкрепиться. Со вчерашнего дня Вы ничего не ели, — сказав, он стал кормить егеря бульоном из куропатки.

Через несколько дней егерю стало лучше, и они решили повести его в город для дальнейших процедур. Постелив на подводу несколько одеял, охотники уложили на нее егеря и двинулись в направлении города.

Раны господина Лама быстро зажили, отеки вокруг раны практически исчезли. Доктор Штаубе, прежде чем в последний раз перевязать, подозвал к себе сына и, указывая на швы, сказал,

— Взгляни Герхард на эти швы. Тот шов, который ты наложил, и мои швы практически не различимы. Кроме нас с тобой ни один хирург так не зашивают раны. Не прошли даром мои труды. И вот теперь я смело могу говорить о том, что роду докторов Штаубе прибыло. Теперь, я из сотен, тысяч операций смогу точно определить ту, которую делал ты благодаря нашему стилю шва. Когда так зашивают рану, она быстро срастается. А также, когда ты удаляешь нити, следов от них не остается, понял.

— Да, папа — ответил ему Герхард…

ГЛАВА 4. Госпиталь Красной Армии

Только на третьи сутки Герхард очнулся. Открыв свои глаза, он ничего и ни кого не узнал. Незнакомая палата, незнакомая речь, чужие люди. Вокруг царила неопределенная суета, беспорядочная толкотня, все куда-то торопились, бежали. Вокруг него издавались какие та станы, вопли людей. Герхард, спустив свои ноги с кровати, попытался встать. В глазах потемнело, голова закружилась, и он чуть не рухнул на пол. Еле удержавшись за спинку кровати, ему удалось сохранить равновесие. Немного постояв, для того чтобы тело привыкло, Герхард стал осматриваться вокруг. Кругом в палате лежали раненные, это их стоны слышал он. Герхард уже вполне мог контролировать свое тело, ноги его слушались, но голова сильно раскалывалась, она опухла и словно гудела, как будто по ней идет паровоз. Но самое страшное было то, что он совершенно ничего не помнил. Наверное, сказывались последствия полученной контузии после оглушительного взрыва его госпиталя.

Немного придя в себя, он вышел в коридор. Возле дверей, на табуретке спал часовой. Кругом, по всему коридору лежали раненные. То в одном направлении, то в другом, с носилками и без, пробегали санитары. Осторожно обойдя часового, Герхард медленно побрел по коридору. Ему ни столько было трудно идти, сколько его тревожила боль в голове. Та обстановка в которой оказался, была ему знакома. Те же палаты, раненные, люди в белых халатах, санитары с носилками, но, увы, все было кругом чужое. Он ничего этого не помнил. Все попытки, предпринятые им, чтобы вспомнить были тщетны. Только от усилия голова еще сильнее разболелась.

— Тут, — кто-то крикнув, — посторонись, — пронесли мимо него тяжело раненного бойца с торчащим в ключице осколком. Пройдя мимо него, санитары носилки занесли в первую с право от него дверь. Когда он взглянул в эту дверь, бойца положили на кушетку. Его сразу же окружили люди в белых халатах. Интуитивно Герхард направился к ним. Как раз в это время врач, обработав вокруг осколка рану спиртовым раствором, вытаскивал его из тела бойца. Он не успел даже полностью вынуть осколок, как из раны хлынула кровь. Видно была пробита главная артерия. Все попытки врача и его помощников остановить кровотечение были тщетны. Еще немного промедления и боец мог погибнуть от большой потери крови. Понимая безвыходность ситуации, Герхард, жестом попросив, отодвинутся врача, указательными пальцами обеих рук осторожно надавил сверху и снизу на пробитую главную артерию. Кровь тут же остановилась. Указав жестами врачу, чтобы тот сменил его, сам пошел к раковине, чтобы промыть и продезинфицировать свои руки. Вернувшись стал оперировать того бойца. Хотя Герхард память свою потерял, но руки навыки не утратили. Ранения солдата были очень тяжелые. Шансов, что он выживет, были мизерные. Операция продолжалось более двух часов. Герхард из тела солдата вытащил еще несколько маленьких осколков. Затем, зашив его разорванные ткани и мышцы, он аккуратно наложил шов на разрезе раны. Этот шов оказался не малым. После того, как он завершил операцию, обработав вокруг раны и убедившись, что она не кровоточит, жестом указал медсестре забинтовать ее. Не успел он смыть кровь со своих рук, как в комнату занесли еще одного раненного. Судя по форме, он был важным чином.

Врач, который недавно с ним вместе оперировал солдата, на чистом немецком языке обратился к нему,

— Доктор, прошу, вас подойдите сюда,

Герхард, услышав родную речь, тут подойдя к нему,

— Где я, что со мной?, — как бы моля, спросил у него.

— Об этом позже. Прошу вас, помогите мне прооперировать генерала.

Подчиняясь ему, Герхард стал оперировать по просьбе доктора, генерала. У него ранения были в основном на левом боку и предплечий. По сравнению с предыдущей операцией, его раны были не смертельны. Как только закончив операцию, Герхард пошел смыть кровь с рук, в операционную забежали двое автоматчиков. Угрожая ему оружием, потребовали поднять руки. Ничего не понимая, Герхард поднял свои руки вверх. Видя эту сцену, начальник госпиталя, быстро подойдя, крикнул на них.

— Отставить, немедленно опустите свое оружие.

Автоматчики стали ему возражать,

— Товарищ генерал лейтенант, он фашист, пленный. Нам приказано, как только он придет в себя, доставить его в особый отдел.

Генерал лейтенант медицинской службы И. З. Романов жестким приказным тоном прервал их,

— Он не покинет территорию госпиталя.

Но часовые не унимались, пытались возражать ему, сетуя на приказ начальника особого отдела Армии подполковника Зюганова.

Генерал лейтенант не на шутку разгневавшись, резко схватив одного из них, подвел к раненному, которого недавно прооперировал Герхард,

— Посмотри сюда, вот этих двух раненных только что спас твой фашист. Один из них генерал лейтенант, а второй старший лейтенант. И таких у меня десятки, сотни за день поступают. Хороших врачей, и тем более таких как он у меня практически нет. Скажи мне боец, как прикажешь мне их спасать, если Вы его заберете? Передай своему подполковнику Зюганову, что начальник генерал лейтенант Романов под свою ответственность оставляет у себя этого военнопленного и ни кому его не отдаст. Если твое начальство мое решение не устраивает, пусть они прежде арестуют меня, а потом можете забрать его. Ты все понял, боец? А теперь идите.

Так Герхард оказался в госпитале Красной Армии…

ГЛАВА 5. Саидходжа

Слушая Эльзу, доктор Штаубе украдкой, незаметно ей крепко сжимал свои кулаки. Кровь вскипала в его жилах от ненависти и ярости в отношении ее и того раненного. Недавно, читая последнее письмо сына с фронта, винил себя за то, что старый, пожилой человек не смог отомстить убийцам своего сына. Не смог сполна исполнить свой отцовский долг.

Как только Эльза закончила свой рассказ, он, попросив ее немного подождать, сам, куда-то удалился.

Минуты ожидания, проведенные Эльзой в гостиной, проходили слишком медленно и мучительно. Ее одолевало какая-то необъяснимая тревога и волнение от того, что доктора долго нет. А он уже порядком отсутствовал.

Доктор после разговора с Эльзой, зайдя в кабинет, заперев за собою дверь, с трудом добрался до своего рабочего стола. Рухнув на стул и, схватив фотографию сына, он зарыдал. Как бы спрашивая сына, задавал вопросы. Как она могла прийти сюда с такой просьбой? Неужели она не знала о том, что тебя убили они? Как…? Как…? И тут же вскочив с места, подойдя к шкафу, где хранились медикаменты, он сказал, — Я убью его, отомщу за смерть сына, за тебя Герхард, — сказав, дрожащими руками стал набирать в шприц какой — то препарат. — Его смерть будет долгой и мучительной, — приговаривал он себе. В эту минуту его не мучила угрызение совести. Желание мести за гибель сына, за тех матерей и отцов, которые так же как и он потеряли своих сыновей от рук проклятых русских, была превыше всего. Набрав в шприц яда, и положив его в свой саквояж, сделав над собой последнее усилие, стал одеваться. Затем, взяв саквояж в руки, выйдя из кабинета, направился в гостиную, где его ожидала Эльза.

— Ну, что ж, пойдемте, показывайте своего раненного, — сказав, доктор направился к выходу.

Всю дорогу, пока они шли, доктор не выронил ни слова. Он шел хмурый и подавленный. Этого не могла не заметить Эльза. Идя за ним и видя того, как он быстро идет, она не могла понять причину, побудившей изменению настроения доктора. Ведь он буквально недавно, сидя за столом не умолкал. Всячески пытался развеселить ее, утешить, успокоить. Но как только он услышал о раненном, его словно подменили, он резко изменился в лице. От того, тревога и волнение охватившей ей в гостиной, еще более усилились. Понимание того, что что-либо изменить уже слишком поздно, еще сильнее довлела над ней.

Как только они дошли до ее дома, Эльза, ухватившись за дверцу калитки, заплакала.

— Что с Вами, — поинтересовался у нее доктор.

Делая огромное усилие над собой и полных глаз слез, она, взглянув на него,

— Доктор он не виноват в смерти Вашего сына. Он не убивал Герхарда.

А доктор, как бы ни понимая ее,

— О чем Вы…,

— О том, что каждый человек имеет право на жизнь. Моих родителей убили наши немцы. Но я же не стала ненавидеть свой народ. Так же как и Ваш сын, этот несчастный защищал свою землю, свой народ. Доктор, прежде чем что-либо сделать, прошу Вас, подумайте. Возможно, там, на Родине, его тоже ждут. Быть может, у него есть мать, отец, супруга. Не берите грех на душу, не надо. Если Господь даровал ему жизнь, пощадив в реке, значит он должен жить.

— Эльза, я не собираюсь его убивать и тем более мстить. Не забывайте, я все-таки врач, а не палач, — как бы с обидой выразился доктор.

Ничего ему, не отвечая, Эльза, открыв калитку, впустила его во двор.

Зайдя в дом, она молча смотрела на него. Тишину нарушил доктор,

— Где Ваш раненный? Показывайте.

Проведя его в комнату брата Арнольда, указав кивком головы на кровать, сама остановилось у дверей.

Тяжело дыша, доктор подошел к кровати раненного. Впервые в его жизни с ним происходило такое. Его тело, его душа разделились, словно на две части. С одной стороны ненависть и злость требовали неминуемого возмездия за гибель сына. С другой, ведь он потомственный врач в десятом поколении, человек избравший целью своей жизни служения людям, исцеление их от всяких недуг. Может ли врач поступить иначе. Да и слова Эльзы, сказанные у калитки, словно лезвием ножа прошлись по его телу. Она, чувствуя истинные его намерения, попыталась образумить, заставить одуматься. Взглянув на раненного, увидев то, как он мирно спит, доктора охватила ярость. Он чуть ли не вслух произнес,

— Ты спишь здесь в теплой постели, а мой сын лежит где-то там, на чужбине, в сырой, в безымянной могиле. Нет, не бывать этому! Да, я не палач, но я отец, Я должен, обязан отомстить за сына, — стал оправдывать себя.

Поставив рядом собой саквояж, открыв его, и обернувшись к Эльзе, попросил ее вскипятить воду. Когда она ушла, он быстро достал из саквояжа шприц с ядом. Откинув одеяло и оголив руку раненного, немного похлопал по локтевому суставу. Как только он вонзил иглу в вену несчастного, одеяло сползла на руки. А раненный со стоном откинул голову в сторону. Откидывая обратно одеяло на место, доктор увидел на шее несчастного огромный шрам. И тут же услышал голос сына, — Отец, не делай этого.

Приглядевшись на шрам, он, в ужасе вскрикнув, стал вытаскивать шприц из вены несчастного. На его крики в комнату вбежала Эльза. От того, что там она увидела, не на шутку испугалась. Доктор, стоя над больным держа в руках шприц, только и твердил,

— О боже, о боже…

Лицо его было перекошено, от страха он весь вспотел, а глаза были широко раскрыты.

Эльза не выдержав это, со всей силой ударила его по щеке. Он тут же успокоился и, упав на колени перед кроватью,

— Эльза, Эльза. Взгляните сюда, — показывая на шрам на шее раненного солдата, — посмотрите, как он зашит, вот, вот эти швы. Это, это…

— Я Вас не понимаю доктор, — произнесла Эльза.

— Да, да, конечно. Простите меня, глупца, Вы действительно не понимаете меня. Я сейчас все объясню. Этот шов, то, как зашит равномерно по обе стороны, указывает на то, что его оперировал мой сын Герхард.

— Но Вы же говорили, что он погиб под Сталинградом в 1943 году. Тогда как Вы можете утверждать о том, что его оперировал именно Ваш сын Герхард, тем более он солдат Красной Армии.

— Я этого тоже не могу понять. Ведь командование писало, что после взрыва в госпитале никто не выжил. Тогда откуда у него этот шрам? Я уверен на все сто процентов, операцию на шее вашего подопечного делал именно мой сын.

— А Вы уверены в том, что его оперировал именно Герхард.

— В этом нет сомнения, оперировал его именно Герхард. Видимо ответ нам может дать этот человек, если конечно выживет. Состояние его очень тяжелое, он слишком слаб.

Доктор, осмотрев больного, понимал, шансов практически не было, только чудо могло его спасти. Раны воспалились, тело ни на что не реагировало. А высокая температура еще более усугубляла его и без того тяжелое состояние. Он был почти в агонии.

Это очень беспокоило доктора. Его больше пугало то, что из-за не своевременного оказания ему медицинской помощи, не попала ли инфекция в кровь. Доктор понимал, если это произошло, то он будет бессилен. Заражение крови приведет к неминуемой смерти.

Прежде чем обрабатывать рану, доктор сделал ему укол, чтобы сбить температуру. А второй укол от столбняка, чтобы предотвратить заражение крови. Затем, написав список необходимых медикаментов и инструментов, отправил Эльзу к себе домой. Как только Эльза ушла, он пошел на кухню, чтобы промыть и продезинфицировать свои руки. Вернувшись, стал обрабатывать раны больного до возвращения Эльзы. Она вернулась быстро. Доктор, тут же взяв у нее все необходимое, приступил к операции. Она длилась около трех часов. Ни доктор, ни Эльза не заметили, как пролетело время. Забинтовав раны больного, сделав ему очередной укол и установив капельницу, доктор устало сел на стоящую рядом кровать. Эльза попыталась предложить ему кресло, но доктор ей возразил,

— Нет, нет, дорогая Эльза, прошу вас, не беспокойтесь. Я немного посижу, а затем, непременно пересяду в ваше кресло.

Так они, поочередно дежуря возле кровати больного, провели всю ночь. Если не считать то, что жар им удалось как-то сбить, то в целом состояние больного не внушало доверия. Он все еще бредил и стонал от боли. Доктору Штаубе и Эльзе оставалось только надеяться и уповать на милость Господа, а так же на самого раненного. Им нельзя было допустить того, чтобы он умер. Весть, которую мог принести этот солдат, имела огромное значение для него. Она изменила бы всю дальнейшую жизнь доктора. Если действительно операцию ему делал Герхард, если ему каким-то чудом удалось выжить после авианалета, такая весть для доктора была бы самой желанной, какую он хотел бы услышать за свою жизнь. Он понимал, если этот несчастный не выдержит и заберет эту тайну с собой в могилу, его сердце тоже не выдержит. Каждый день, в очередной раз, перевязывая его, доктор и Эльза молились, надеялись на чудо. В ожидании прошли еще несколько дней. Доктор ни на минуту не покидал кровать больного. Он боялся того, что упустит момент, когда этот солдат очнется, а его не окажется на месте.

На четвертые сутки, беспокоясь за отца, Луиза пришла к Эльзе. Когда она вошла в дом, двери в комнате Арнольда были приоткрыты. Взглянув вовнутрь, она увидела мирно спавшего на кровати отца и Эльзу в кресле, а на другой кровати спал тот самый раненный.

Услышав скрежет пола, первой проснулась Эльза. Увидев Луизу, она тут же вскочила с места и разбудила доктора.

Луиза успела только произнести,

— Папа…,

Как отец, встав с кровати, обнимая дочку, сказал,

— Луиза, Луиза. Милая, родная моя, — протянув стул и указав на него, — доченька, садись, пожалуйста, услышав ту весть, о которой я хочу тебе сообщить, ты не сможешь устоять на ногах.

— О чем Вы папа?, — недоуменно глядя на него, Луиза села на стул.

— Доченька, родная, я уверен, я всегда надеялся, верил, твой брат Герхард жив,

— Папа Вы опять, — возмущаясь, вскочила со стула Луиза.

— Да, да, твой брат жив. Я в этом абсолютно убежден, и он, — указывая на раненного, — ответ на этот вопрос нам может дать вот этот молодой человек.

— Папа, Вы опять за старое. Герхард погиб. Поймите, если бы это было не так, прошло уже два года, почему он не дал о себе знать.

Хотя Луиза была хрупкой девчонкой, она оказалась сильнее своего отца. Она сумела свыкнуться с мыслью о том, что брата уже нет в живых. Два года она безуспешно пыталась убедить в этом отца. Что бы он ни терзался, ни мучил себя и ее сомнениями.

— Нет, нет родная. На этот раз я говорю тебе абсолютную правду, твой брат Герхард жив, — затем показывая на рану, — взгляни сюда, на этот шов. Ты же узнаешь его, не правда ли. Это же наш фирменный почерк, рода Штаубе. Кроме нас никто на свете не зашивает раны так. Это наш стиль, я уверен в этом и в том, что эту операцию делал твой брат, я уверен на все сто процентов.

Доводы отца были слишком убедительны и настойчивы. Прислушавшись к ним, она пристально взглянула на шрам на шее больного. Проведя по нему своими пальцами, она, взглянув на отца, стала медленно сползать вниз. Тут же схватив ее, доктор усадил на кресло. Эльза подала ей стакан воды. Сделав несколько глотков, она, вновь взглянув в глаза отца, сказала, — простите…, — и разрыдалась. Видя ее состояние, доктор Штаубе и Эльза, обняв ее, тоже заплакали.

Прижавшись друг другу и неистово рыдая, они не заметили того, как раненный солдат очнулся и, придя в себя, смотрел на них. Он не понимал того, что здесь происходит, почему эти люди плачут, где находится он сам. Первым то, что солдат очнулся, заметила Эльза.

— Доктор, смотрите, он пришел в себя, Луиза, он очнулся, — сказав, подойдя к кровати, присела на край. За ней к нему подошли доктор с дочкой. В первое мгновение они все опешили. То, чего они больше всего желали, молились за это, надеялись, свершилось. И вот теперь, когда он, очнувшись и придя в себя, глядел на них, были в полной растерянности. Им не верилось, они не могли еще сполна это осознать.

Немного придя в себя, доктор с трясущимися руками от волнения, открыв свой саквояж, достал оттуда несколько ампул с лекарствами. Набрав их в шприц, медленно ввел в вену солдата. А он, не отрывая взгляда, смотрел на них.

Заметив на себе его пристальный взгляд, Луиза, показывая на его шрам на шее, попыталась узнать, откуда он у него. Ее тут же остановил отец,

— Доченька, больной еще слишком слаб. Ему нельзя сейчас разговаривать, нельзя волноваться. Чудо уже свершилось, он очнулся, пришел в себя. Мы теперь не позволим смерти забрать его у нас. Самое главное, он оказался сильным и мужественным человеком. После таких ранений, стольких испытании, — показывая на гематомы, на теле солдата, оставленные после пыток, — то, что он выжил, это не просто судьба, это дар божий. И еще, не забывай, он все-таки солдат Красной Армии, возможно, нас не понимает, не знает наш язык. Если это так, нам будет очень сложно в нашем городке найти того, кто мог бы ему нас перевести. Так что нам надо набраться терпения и ждать, и надеюсь, от него со временем все узнаем.

ГЛАВА 6. Засада

После очередного удачного рейда в тыл противника, у разведгруппы старшего лейтенанта Сайдаматова Саидходжи, была небольшая передышка.

Взяв увольнительную, старший лейтенант Сайдаматов, сержанты Игорь Скляр и Федор Стародубов решили провести ее в городе. При полном параде, отполировав свои сапоги до блеска, направились в город.

Сержант Игорь Скляр был родом из небольшой деревушки Сосновка, Тамбовской области. По своей натуре Скляр был совершенно не предсказуем, хитрый, изворотлив, находчив и бесстрашен. Из любых, даже безвыходных ситуаций, он всегда выходил победителем. Никогда не терял оптимизма. Во время преследования группы противников, командир всегда оставлял его в группе прикрытия, зная о том, что Скляр никогда не оставит раненного товарища и непременно его спасет. Игорь на своих плечах умудрялся через линию фронта дотащить раненного товарища до расположения части. От того его кличка была Везунчик. Он был неизменным талисманом группы во время рейдов. А в те небольшие дни передышек между рейдами в тыл врага, Скляр был душой компании, великолепно играл на гитаре. Игорь так изощрённо придумывал истории, всякие небылицы, даже бравые правдолюбы попадались на его удочку. А затем все долго над ними смеялись.

Вот и сейчас, направляясь в город, он убедил своего командира в том, что если они срежут путь через лесок, быстрее окажутся на месте. Понимая того, что сержант его все равно переубедит, Сайдаматов согласился, хотя и понимал, иди они вдоль дороги, могли до города добраться на попутке.

По пути следования Скляр практически не умолкал. Он так увлеченно рассказывал своим попутчикам невероятные истории из своих рейдов в тыл врага, порой даже сам и его попутчики забывали о том, что в тех самых рейдах они были вместе. А когда до всех троих это доходило, так смеялись друг над другом от мысли, как же ловко попались его обворожительным чарам.

Федор Стародубов был из-под Курска. Кличка Угрюмый, из-за того, что он был молчун. Если и кому удавалось разговорить его, так это сну. Во сне он с лихвой мог компенсировать весь дневной запас своих слов, не выговоренных им. Порой он входил в образ так, что группа, обставив его со всех сторон, болтала с ним. Услышав его ответы на их вопросы, подолгу смеялись над ним. А когда Федор просыпался и ему говорили об этом, он не верил и обижался на них.

Пройдя по лесополосе несколько сотен метров, товарищи оказались у открытой поляны. Тут же сержант Скляр предложил командиру,

— Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться.

— Разрешаю,

— Может нам стоит немного подкрепиться, и взбодриться перед боем. А то на голодный желудок тяжеловато идти, — с улыбкой сказал он.

Так, как им не куда было спешить, командир дал добро.

Скляр стал, осматриваться по сторонам, подыскивая места для дневки. Неподалеку от того места где они остановились, росла одинокая береза. Как раз под ней была ровная площадка. Постелив телогрейку Стародубова, они стали вытаскивать из рюкзака тушенку, хлеб, колбасу и фляжку с наркомовским спиртом.

Не успели разведчики даже дотронуться до еды, где то рядом, в лесной дороге раздались оглушительный взрыв и автоматные очереди. По звукам выстрелов, разведчики быстро определили, где-то рядом идет бой. На одиночные выстрелы из ПМ и ППШ, в ответ были слышны очереди из немецких автоматов и пулеметов. Резко вскочив с места, бросив еду, разведчики побежали в направлении боя.

Когда они вышли к дороге, то увидели два подбитых виллиса с погибшими бойцами из взвода охранения, видимо подорванными миной. А также командирский ЗИС, скатившийся в кювет, возле которого отстреливались водитель и пассажиры его. Со стороны леса, перебежками, рвался к ним немецкий десант. Старший лейтенант Сайдаматов, оценив ситуацию, приказал своим бойцам скрытно обойти немцев с тыла и заставить замолчать пулемет. А сам перебежками поспешил на помощь к командирской машине. Подбежав к воронке, откуда отстреливались выжившие, крикнув, свои, он прыгнул к ним. В живых остались раненный в плечо начальник штаба Армии генерал лейтенант Комаров и отстреливавшийся из своего табельного ПМ и его водитель. А офицеры сопровождения были убиты.

— Товарищ генерал лейтенант, старший лейтенант Сайдаматов, из развед роты бригады, — доложив, он немедленно приступил к отражению атаки.

— Я, по-моему, тебя знаю, старлей, — сказал генерал.

В это время Скляр и Стародубов, незаметно обойдя противника, подползли сзади пулеметчиков. Быстро сняв их финкой, Скляр с пулеметом отполз к небольшой возвышине, да так, что противник оказался практически как на ладони. А Стародубов прихватив с собой автомат убитого диверсанта и лежавшие рядом несколько гранат, пополз к основной группе противника.

Когда диверсанты практически накрыли генерала, заняв позицию, сержант Скляр в упор стал расстреливать их. Не давая им опомнится, Стародубов, одну за другой швырнул в их сторону несколько гранат. А затем из двух рук, из своего ППШ и трофейного автомата стал в упор расстреливать фашистов. К ним со стороны воронки подключились Сайдаматов и водитель генерала. Диверсанты, не ожидавшие такого поворота, оказались под перекрёстным огнем и вынужденно стали отступать. Когда разведчикам почти удалось отбить атаку неприятеля, один из нападавших кинул гранату в сторону воронки. Увидев ее, Сайдаматов успел своим телом накрыть генерала. Раздался оглушительный взрыв, машина генерала, от ударной волны перевернувшись, загорелась. Водитель генерала старшина Никодимов погиб на месте, а старший лейтенант Сайдаматов с генерал лейтенантом Комаровым, лежали неподвижно, засыпанные землей. Как раз к тому моменту к ним подоспела подмога, на грузовиках несколько десятков автоматчиков. Диверсанты, потеряв в этом бою немало своих бойцов, и не выполнив поставленной задачи, отступили вглубь леса. Как только немцы ушли, сержанты Скляр и Стародубов побежали в сторону командира.

Когда Скляр снял старшего лейтенанта с генерала, увидел жуткую картину. Лицо командира и генерала были залиты кровью. Из ключицы около шеи Сайдаматова торчал осколок гранаты. Оба они были без сознания. Основной удар от взрыва принял на себя Сайдаматов, а генерала осколки задели по касательной.

Быстро загрузив их на уазик командира подоспевших красноармейцев, раненных повезли в госпиталь. До этого боя, старшего лейтенанта Сайдаматова все считали заговоренным. С первых дней войны до сегодняшнего дня на его теле не было ни царапины. Даже в тех ситуациях, когда вражеская артиллерия утюжила каждый метр поля боя, все знали, что самое безопасное место рядом с ним. Там где находился Сайдаматов, мины порой падая не взрывались.

Подъехав к госпиталю, сержант Скляр, вбежав внутрь, крикнул,

— Санитары, врача. Там тяжело раненные офицеры.

Как раз, в это же самое время, Герхард Штаубе, выйдя из своей палаты, шел по коридору….

ГЛАВА 7. Саидходжа

Так в заботах, подменяя друг друга, доктор, Эльза и Луиза, оставшаяся у Эльзы после известия о брате Герхарде, провели еще несколько дней. Больному становилось то лучше, а иногда и вовсе терял сознание, вводя их в отчаяние. Наконец, только на шестые сутки, после прихода Луизы, их подопечный пошел на поправку.

Когда в очередной раз, доктор Штаубе сделав укол, намеревался встать, солдат с ним заговорил,

— Где я? Что со мной? Кто Вы?

Обрадовавшись вдвойне тому, что он заговорил, причем на его родном немецком языке, доктор позвал Эльзу и Луизу.

До отправки в ряды действующей Армии, Саидходжа прошел спец подготовку, где кроме навыков рукопашного боя и маскировки, он обучался ускоренным курсам немецкого языка. Где был одним из лучших. В последующем, за годы военной службы, он старался совершенствовать свои знания немецкого языка, и к весне 1945 года им владел идеально. Саидходже удалось прочитать немало произведений немецких классиков, в том числе Гете, Шиллера на их родном языке. Он вновь повторил свой вопрос,

— Где я? Что со мной? Кто Вы?

Удивлению доктора, Эльзы и Луизы не было границ. Ведь до этого, они сидели и гадали над тем, как с ним быть, когда он придет в себя. Они же не знали о том, что этот боец в совершенстве владеет немецким языком. Не понимали, как его расспросить о Герхарде, кто им будет переводить, кого просить. Если хотя бы одна душа узнай о нем, его немедленно забрали бы в гестапо, а то и вовсе перед отступлением расстреляли бы.

Все втроем, не в силах удерживать своих слез, прильнули к его кровати. Слезы сами по себе наворачивались к их глазам. Сменяя друг друга, они гладили его по щекам, по груди, прижимали его забинтованные руки к себе и целовали. Ничего не понимая о происходящем, больной молча подчиняясь их эмоциям, ждал, пока они успокоятся. Когда Саидходжа понял, что они немного пришли в себя, попросил воды. Луиза, схватив стакан с водой, попыталась ему его подать, отец остановил ее.

— Ему сейчас пить нельзя, — и повернувшись, — у Вас были тяжелые открытые раны. Они еще не зажили и, к сожалению, кровоточат, так, что вам еще рановато пить, — сказав эти слова, доктор намочил ватный тампон в стакане и протер ими его губы. А затем предложил подержать ватный тампон во рту. Саидходжа испытывая неимоверную жажду, чуть его не проглотил. Видя это, доктор стал успокаивать его,

— Потерпите еще немного, ваша жажда скоро пройдет. Самое страшное уже позади и вы скоро вдоволь напьетесь. А пока, если вы мне позволите, я хотел бы спросить у вас вот о чем. Где и когда делали вам вот эту операцию, — показывая ему на шрам на шее. — Если можно, могли бы вы нам сказать, кто ее вам делал?

Немного выдержав паузу, как бы задумываясь над его вопросом, Саидходжа спросил у него,

— А почему Вы интересуетесь этим шрамом?

— Понимаете молодой человек. У меня был сын, почему собственно говоря, был, я верю, что он жив, и надеюсь, вы мне в этом поможете. Он, так же как и я хирург. Но не смотря на все мои уговоры, на все мои попытки оставить его, добровольцем отправился на фронт. Причем, сам же напросился на Восточный фронт, хотя вполне мог служить и дома. Так вот, — достав из кармана пиджака извещение о смерти сына, — в марте 1943 года я получил от командования вот это извещение.

Саидходжа внимательно его прочитал. В нем говорилось о том, что майор медицинской службы Германской Армии Герхард фон Штаубе погиб во время авианалета противника, в городе Калач под Сталинградом.

— Буквально накануне получения данного извещения, я получил его последнее письмо, при случае я его вам дам почитать. В том письме он пишет о том, какие идут там ожесточенные бои, как сотнями, тысячами поступают раненные. Но странность не в том, что он пишет, а в том, что до прихода к нам фрау Эльзы, мне ни разу не удавалось его толком прочитать. У меня не хватало на это сил, слезы сами накатывались на глаза, и я его откладывал. Но в тот день до прихода фрау Эльзы, я его прочитал не менее пяти раз. После каждого раза, перед глазами появлялся образ сына и как бы меня, успокаивая, отчётливо мне говорил, — Не плачь, папа, я жив, мы скоро с тобой обязательно увидимся, — сказав эти слова, доктор достал из кармана пиджака свой носовой платок и, протирая подступившие слезы, продолжил, — Я хирург, потомственный хирург. Мой сын Герхард так же пошел по моим стопам, стал хирургом, причем не плохим. Шов, наложенный у вас вдоль шеи и ключицы, я на все сто процентов уверен, его зашивал мой сын. Почему я уверен в этом, так, как это наш фирменный почерк докторов рода Штаубе. Если вы получили свое ранение до весны 1943 года, тогда я буду думать, что мой сын погиб при авианалете вместе с остальными. Но если после, не будите ли вы любезны мне сказать, где и когда вы его получили?

— Вы правы, это ранение я получил именно в те дни, которые указаны на дате Вашего извещения. Оперировали меня не в немецком госпитале, а в госпитале Красной Армии. И операцию мне делал немец, хирург.

В это время, доктор, крепко сжав ему руку, вымолвил,

— Как его зовут?

— К сожалению, об этом я не знаю. Мы его звали Гансом. Он потерял память, видимо после контузии. Он о себе практически ничего не помнил. Как я понял, его нашли среди обломков госпиталя немецкой Армии. Когда меня привезли в госпиталь и удалили осколок торчавший в шее, с места ранения хлынула кровь, которую никто не мог остановить. Тогда этот врач оказался возле меня. Он остановил кровотечение, а затем и прооперировал меня. Словом, когда я пришел в себя, все говорили мне, если не он, я бы не жил на этом свете.

— А вы можете узнать его по фотографии?, — спросил доктор,

— Разумеется, мы потом с ним крепко подружились. Он стал для меня как родной брат. Я обязан ему своей жизнью.

Дрожащими руками, достав фотографию сына, он протянул ему. Взглянув на фотографию, Саидходжа не колеблясь, ответил,

— Да, так и есть. Этот парень, запечатленный здесь, и есть тот самый доктор Ганс.

Услышав его слова, Луиза упала в обморок. В последний момент ее успела поймать рядом стоявшая Эльза. Доктор, достав из саквояжа нашатырный спирт, открыл флакон и поднес к ее ноздре. Очнувшись, рыдая, она кинулась в объятия отца,

— Простите меня папочка, простите за то, что я Вам не верила. Игнорировала Ваши предчувствия, — доктор, тем временем успокаивая ее,

— Родительское сердце обмануть тяжело. Оно все чувствует. Успокойся родная, главное, мы знаем, твой брат жив, и даст Господь, мы непременно с ним увидимся, — и, обернувшись к Саидходже, — вы простите нас за чрезмерную сентиментальность. Надеюсь, вы нас поймете. Весть, которую вы нам сообщили, я думаю не оставит равнодушным никого, не так ли,

— Да, конечно. Я полностью с Вами согласен, — сказал Саидходжа.

— А теперь позвольте вам представиться. Меня зовут Карл фон Штаубе, доктор. Как, наверное, вы поняли, отец того самого хирурга, Ганса, так вы его величаете.

Саидходжа одобрительно кивнул головой.

— Эта милая фрау, — подведя поближе к нему Луизу, — моя дочь Луиза, младшая сестренка Герхарда. А с фрау Эльзой, вы, наверное, уже знакомы, — Когда доктор произнес эти слова, Эльза смущенно возразила,

— Нет, нет. Мы еще не знакомы с ним. С того самого дня, как я его нашла у реки, он еще не приходил в себя, всегда был без сознания.

— Как, — удивленно спросил у нее доктор, — непорядок, тогда позвольте молодой человек представить вам эту очаровательную и милую девушку. Вашу спасительницу, вашего ангела хранителя величают фрау Эльза Гербер. Она и мы искренне надеемся, что ее брат Арнольд являются единственными и полноправными хозяевами этого поместья. Кстати не замужем и совершенно свободна, — сказав эти слова, доктор впервые за эти два года расхохотался, да так, что от неловкого его состояния, одернув подол пиджака, остановила дочь Луиза. — А, что, — продолжал доктор, — посмотри на нашу Эльзу, не красавица ли она. Высокая, стройная, чернобровая, а какие у нее красивые, длинные волосы. Если б я был бы молодым, непременно приударил бы за ней.

А Эльза тем временем, слушая слова доктора, засмущалась и отвела от них свои глаза. Ее щеки налились румянцем и покраснели. Воздух давил грудь и ей стало трудно дышать. По ее груди можно было определить, как сильно и учащённо забилось сердце. Более не в силах устоять на ногах, она убежала на улицу.

— Ну, вот, папа, Вы своими комплиментами и признаниями заставили устыдиться бедную фрау Эльзу. Пойду, приведу ее обратно.

Как только Луиза ушла, смущённо доктор сказал,

— Однако, неловко получилось, перед бедной Эльзой. По-моему, я на радостях, переусердствовал своими шутками. Кстати, а как вас зовут, судя по всему, вы не русский.

— Мое имя Саидходжа, а фамилия моя Сайдаматов. Как Вы подметили, я хоть из Советского Союза, но не русский, а узбек.

— Узбек, значит вы азиат.

— Да, из Средней Азии. Узбекистан, не приходилось слышать?

— Нет, к сожалению не приходилось. А как вы оказались в наших краях, на территории, контролируемой Германскими частями? И кто же вас так пытал?

Тут Саидходжа отведя свои глаза от него, загрустил. Заметив это, доктор стал его успокаивать,

— Я, наверное, своими неуместными вопросами заставляю Вас вспоминать о том, о чем бы вы хотели позабыть. Прошу, простите меня старика.

— Нет, нет. Вы тут совершенно не причем. Когда-нибудь придет время, я Вам обо всем расскажу. А пока, у меня есть к Вам убедительная просьба. Доктор, прошу Вас, о том, что я здесь, и о том, что фрау Эльза меня нашла там, у реки, никому ни слова. Я Вас об этом прошу не ради себя, а ради Вас. Вы правильно заметили, меня действительно пытали. Если те, кто меня пытал, узнают, что я жив, меня заберут с собой, а Вас как ненужных свидетелей, уберут. Вы, наверное, понимаете меня. Доктор, знайте одно, я не предатель, не изменник своей Родины и не дезертир. Так сложились обстоятельства, после которых для меня обратной дороги нет.

— Я понял вас. Можете не беспокоиться, никто не узнает о вас, не волнуйтесь, можете, полностью положиться на нас. Не забывайте, и нам тоже необходимо, чтобы о вас не знали, ведь нас тоже фашисты, узнай о вас, не пощадят, — а затем подведя штатив к кровати Саидходжи с раствором, — ну-ка, милый друг, давайте-ка мы вас прокапаем. Это уникальное лекарство. Оно поможет вам быстро встать на ноги, — осторожно воткнув иглу в вену и отрегулировав ритм капельницы, доктор продолжил, — Когда, я вас впервые увидел, осмотрел ваши раны, мне очень было жаль не столько вас, сколько бедную фрау Эльзу. Вы солдат. Ранения, боль по долгу службы обязаны терпеть, переносить. А смерть должны воспринимать достойно и хладнокровно. Вы же, все-таки мужчина. Но фрау Эльза, это совершенно другое создание. Я поражаюсь тому, как она вообще могла находиться возле вас. Обрабатывать, перевязывать эти жуткие раны. По мешкам под ее глазами можно смело определить того, что она провела возле вашей кровати не одну бессонную ночь. По вашему состоянию, к моменту моего прихода, по тем ранам, которые мне довелось увидеть на вашем теле, я был совершенно уверен, что вам осталось жить не более двух-трех дней. Но Господь всемилостив. Наверное, он услышал мольбы бедняжки, которые она провела у алтаря, и даровал вам жизнь. Теперь вам ничто не грозит, и скоро вы непременно поправитесь. А мы вам в этом поможем.

Затем, взяв какую-то ампулу и набрав ее в шприц, стал медленно вводить ее в вену Саидходжи.

— Прошу вас, не дергайте руками и не шевелите ее. Если вдруг игла выскочит, вам будет очень больно, это болезненный укол, из-за этого я его ввожу через вену. Вы чувствуете как тепло становится в руках?

И в самом деле, как только доктор Штаубе стал вводить лекарство, Саидходже показалось, будто его опустили в теплую ванну. Тело размякло, и его потянуло ко сну.

— Вот, вы уже начинаете засыпать. Значит, лекарство начало действовать. Не беспокоитесь, спите. Вам сейчас необходим отдых и покой, что в данном случае самое лучшее средство для восстановления вашего организма.

Саидходжа, под действием этих лекарств, уснул. Через некоторое время, дождавшись последних капель, доктор Штаубе выключил капельницу и осторожно вынул иглу из его вены. Затем, согнув руки больного в локте, тихо удалился из комнаты и направился на улицу, к Луизе с Эльзой…

ГЛАВА 8

На следующий день, после полудня Рейх министр М. Борман вновь пригласил к себе штурмбанфюрера СС Вальтера Шнитке и бургомистра Гельмута Шульца. Указав им сесть за стол, он обратился к Шнитке,

— Ну, как Вальтер, я надеюсь, Вы познакомились с Гельмутом поближе?

Тут же штурмбанфюрер Шнитке, вскочив с места и обернувшись к нему,

— Так точно, господин Рейх министр, мы подружились с господином Шульцем.

Рейх министр указывая рукой сесть,

— Сиди, сиди Вальтер. Если мы постоянно, вернее вы постоянно будете вскакивать с места, у нас разговор не получится. У нас нет времени на субординацию и на формальности. Нам срочно необходимо выработать четкий план действия для скорейшего вывоза ценностей из штолен. И организовать их доставку в Фридрихсайн, для дальнейшей транспортировки в Бразилию.

Достав из стола карту и разложив ее на столе, Рейх министр продолжил,

— Вальтер, ты, наверное, уже в курсе о том, что господин Шульц является бургомистром нашего городка в Австрии?

— Да, господин Шульц рассказал мне об этом,

— Хорошо. Я надеюсь, все пройдет гладко, и Гельмут станет бургомистром наших колоний в Бразилии. Вальтер, сколько у тебя людей?

— Сто двадцать человек, из особой бригады Эдельвейс. Все они прошли высшую школу подготовки. В горах чувствуют себя, как рыба в воде. С первых дней на самых трудных участках Восточного фронта.

— Маловато, — затем, немного поразмышляв, — Из 92 моторизованной бригады возьмёшь два взвода, а также роту горных стрелков из кавалерийской дивизии «Фогеляйн» во главе с майором Гафтом.

— А зачем нам танкисты в горах, — поинтересовался Шнитке,

— Взгляни сюда, — подозвав его, Рейх министр указал на карте, — Вот, в этой штольне, обозначенной буквой Х, находятся ценности, которые ты должен вывести. А вот в этой, — показывая на букву Т, — Вальтер, находятся десять бронемашин, и шесть легких танков «Тигр 131». Гауптман Клаус предан мне и нашему делу. Я в нем полностью уверен, так же как и в тебе. Надеюсь, танки и бронетехника нам не понадобятся. Но, все ж подстраховаться не помешает.

— Я Вас понял, господин Рейх министр, — и далее, — если позволите, а на чем мы будем вывозить все эти ценности?, — спросил Шнитке.

— На этот счет, предвидя развитие военных событий, мы в свое время закупили с полсотни американских студебеккеров. Они находятся в боксах в Зальцбурге, в консервации, под надежной охраной. В данное время их снимают с колодок и готовят к маршу. Гельмут, не так ли?, — спросил у Шульца Рейх министр.

— Машины к маршу уже готовы, я ночью с ними созвонился, они ждут нас.

— Вот видишь Вальтер, мы со своей стороны для тебя все подготовили. Остается надеяться, что и ты должным образом справишься с поставленной перед тобой задачей.

— Будьте спокойны, господин Рейх министр, надо будет, положим свою жизнь, но поставленную задачу, ради будущего Германии, выполним.

— А вот этого надо избежать. Никаких боестолкновений и стычек с противником. Не забывайте, миссия ваша секретна. Малейшая утечка информации, не избежать нам колоссальных потерь, кроме этого, ваши жизни мне пригодятся там в Бразилии. Кто, если не вы, должны возрождать наше дело. И до места назначения вы должны добраться, по мере возможности, скрытно. До Австрии полетите на самолетах. В указанном месте высадитесь парашютами, пилоты предупреждены. Туда же подъедут грузовики. На месте, роту горных стрелков майора Гафта и оба взвода гауптмана Клауса отправите к штольне Т для подготовки бронетехники к экстренному случаю. А сами, с остальными людьми, направляйтесь к штольне Х для погрузки ценностей.

Затем Рейх министр, достав со стола бутылку французского коньяка и три бокала, предложил бургомистру Шульцу разлить коньяк по бокалам.

Когда Шульц это сделал и протянул один из бокалов Рейх министру, он, взяв его в руки, встал со своего места. За ним последовали Шульц и Шнитке. Стоя М. Борман произнес,

— Наше будущее, будущее немецкой нации, будущее Германии зависит от вас двоих. Ценности, которые подлежат вывозу, неоценимы. Благодаря им, вдали от Родины, мы сумеем укрепить свою силу, собраться в кулак. И с новой силой вернуться обратно и ударить по противнику с такой яростью, какую он еще не испытывал на своем пути. Я верю в то, что мы очистим нашу страну от них. Я верю в то, что Германия еще воспрянет, встанет с колен, вновь будет величайшей державой на нашей планете. Да поможет нам Господь, удачи вам в пути, с Богом!

Все трое, воскликнув, за Германию, выпили до дна налитый в бокалы коньяк.

— Гельмут, самолеты вас ждут. Сегодня же приступайте к погрузке и вылетайте на место. Времени в обрез, максимум через месяц другой там окажется противник. Ступайте…

Отдав честь и поклонившись, Шульц и Шнитке покинули Рейх министра М. Бормана.

Выйдя с Рейх канцелярии, они направились в расположение своей части. Прибыв туда, штурмбанфюрер Шнитке приказал всем взводам построиться. Вкратце изложив им о предстоящей операции, дал указание по продовольствию и снаряжению. Скомандовав разойтись, сбор назначил через сорок минут у гаражей. Пока бойцы готовились, он вместе с Шульцем направился в столовую немного подкрепиться. Через сорок минут, вверенные ему подразделения с полной амуницией и до зубов вооруженные, стояли у ворот гаража.

— Повзводно, по машинам, — скомандовал штурмбанфюрер.

Быстро бойцы расселись по грузовикам. Штурмбанфюрер Шнитке и бургомистр Шульц сели в мерседес. Прежде чем сесть в машину, Шнитке отмахнувшись рукой скомандовал,

— Марш, — колонна тронулась.

Через час с небольшим, группа Шнитке и горные стрелки из кавалерийской дивизии «Фогеляйн» майора Гафта, а так же взвода механиков гауптмана Клауса из 92 моторизованной бригады, были уже на аэродроме. К тому времени все самолеты стояли на взлетной полосе с заведенными двигателями, готовые к взлету.

Распределив всех по самолетам, штурмбанфюрер отдал приказ по бортам. Через десять минут бойцы уже сидели в салоне. Зайдя в кабину пилотов, Шнитке отдал приказ к взлету. Один за другим в небо взмыли десять десантно-штурмовых «Юнкерс Ю 52/3м». Полет занял у них около двух часов. По мере приближения места высадки, загорелось табло «ГОТОВНОСТЬ». Когда самолеты оказались в нужном квадрате, на табло загорелась зеленая лампа. Один за другим десантники стали покидать самолет. К моменту высадки была уже глубокая ночь. Благодаря этому им удалось в какой-то мере обеспечить скрытность места высадки десанта. Но скрытность пролета самолетов над вражеской территорией им сделать не удалось. Рев двигателей самолетов очень встревожил и озадачил командование Красной Армии. Немедленно, навстречу им были отправлены истребители. Не успели истребители даже набрать высоту, как десантно-штурмовые «Юнкерс Ю 52/3м» вновь пролетали там, где были недавно замечены.

Это обстоятельство вынудило командование Красной Армии в спешном порядке отправить разведгруппу в направлении предположительной высадки десанта. Узнать причину скорого возвращения самолетов. Одну из групп возглавил капитан Сайдаматов.

К утру разведгруппы Армии были готовы к маршу. Распределив их по машинам, руководитель группы подполковник Горшков, скомандовал,

— По машинам, — а затем отдал приказ, — к маршу.

Грузовики тронулись в путь. Примерно через 80-100 км машины остановились у блокпоста. Дальше была линия фронта. Через пару километров начиналась территория, контролируемая германскими войсками. Приказав, — к машине, по группам становись, — заместитель подполковника Горшкова, капитан Соколов, тот самый, который нашел Герхарда, доложил подполковнику,

— Товарищ подполковник, разведгруппы в составе трех групп для рейда в тыл противника готовы, старший групп капитан Соколов.

Приняв доклад от капитана Соколова, подполковник Горшков обратился к ним,

— Товарищи бойцы. Ночью противником был выброшен десант в районе тех, — показывая в сторону гор, — хребтов. Судя по количеству самолетов, пролетевших через линию фронта, он внушителен. Тот факт, что немецкое командование приняло такое решение, командование фронта встревожилось. Почему они высаживают десант у себя в тылу? Если десант высадился бы в районе немецких регулярных частей, возможно, мы вас не отправляли. Но они их отправили глубоко себе в тыл, почему? Это значит, неспроста. По донесениям авиаразведки, в том направлении, где высадился десант, следует большая группа грузовиков. Ваша задача разделиться по группам и проверить вот эти сектора, — и он раздал командирам групп карты с указанием их секторов обследования.

— На связь выходить каждые шесть часов, в бой не вступать, себя не обнаруживать. Если противник задумал какую-то хитрость перед нашим генеральным наступлением, при обнаружении попытается вас ликвидировать. Для этого вам необходимо быть предельно осторожными. Вопросы?

— Никак нет товарищ подполковник, — ответили разведчики,

— Тогда сынки, с богом! Постарайтесь остаться в живых. Война скоро закончится, прошу вас, берегите себя и возвращайтесь.

— Есть возвратиться живыми, — хором ответив, разведчики направились в тыл врага.

ГЛАВА 9

После приземления, вверенные штурмбанфюреру Шнитке подразделения, собрались в условленном месте.

— Потери есть? — спросил у заместителя штурмбанфюрер,

— Никак нет, — ответил он,

Взглянув на карту, сопоставив ее с местностью и сориентировавшись с компасом, штурмбанфюрер скомандовал,

— На право, повзводно, шагом марш!

Через час десантники вышли к небольшой открытой местности. Там их ожидала колонна грузовиков. Увидев их, из головной машины вышел человек и направился к ним. Заметив среди десантников Гельмута Шульца, улыбаясь, тот к нему подошел,

— С приездом дядя Гельмут, как там, в Берлине, держатся?

— Здравствуй, Йохан! Машины все приехали?

— Со мной те, о которых вы мне говорили, тридцать грузовиков.

— Хорошо! Вальтер, грузовики в вашем распоряжении, рассредоточьте бойцов по машинам.

Шнитке, распределив повзводно грузовики, отдал приказ, — По машинам! — Как только бойцы расселись, колонна тронулась. В головную машину сел Гельмут Шульц. После нескольких изнурительных часов тряски по горным дорогам, колонна вышла к реке и остановилась. Пока Гельмут Шульц разбирался в своих бумагах, штурмбанфюрер Шнитке направился к реке. Подойдя к ней, он ужаснулся от увиденного. Летя с гор с неимоверной скоростью, ударяясь о камни, холодная горная вода словно кипела и пенилась. Глядя на ее бурлящие потоки, несущиеся в низ, он не понимал, как же ее пересечь, если она может не только грузовики, но даже легкие танки перевернуть. Понимая это, в смятении направился к Шульцу, спросить у него о способе переправы.

Заметив его удивленный взгляд, бургомистр, предугадав его вопрос и опережая, сказал,

— Немного терпения, друг мой. Прикажите двум бойцам следовать за мной, мы организуем для вас переправу, — улыбаясь, Шульц направился в сторону реки. За ним последовали Шнитке и несколько автоматчиков.

Метров в пяти от реки, возле небольшого выступа, упираясь к нему, торчал огромный камень выше роста среднего человека. Подойдя к нему, Шульц попросил бойцов сдвинуть небольшую каменную плиту, лежавшую прямо под их ногами. Когда солдаты сдвинули ее, увидели под ней большой рычаг. Дернув за него, Шульц попросил их немного отойти. Вдруг большой камень дернулся и с легкостью сдвинулся с места. За ним появилась дверь. Шульц и Шнитке прошли внутрь ее. Шульц нажал на кнопку в стене. Заработали двигатели генераторов. Затем он поднял рычаг возле дверей. Снаружи раздался какой-то грохот. Выйдя из бункера, штурмбанфюрер увидел, как немного выше по реке шлюзы опускаются, а чуть ниже шлюзы наоборот поднимаются. Через минуту вода стала уходить под верхние шлюзы и вырываться из-под нижних шлюзов. Перед его глазами появился великолепный железный мост через реку. Штурмбанфюрер, поражаясь гением человечества, был бескрайне удивлен увиденным.

— Прошу вас, Вальтер, — указывая ему дорогу, Гельмут Шульц направился на противоположенный берег. Пройдя через мост и оказавшись на другом берегу. — Предупредите солдат и особенно водителей, дальше до того места где я укажу, ни в коем случае нельзя останавливаться, ни при каких условиях. Мы будем идти по крутому подъему. В случае остановки машина не удержится на склоне и сорвется в пропасть. Прикажите бойцам спешиться, а водителям держать двери приоткрытыми.

Доведя по взводам просьбу бургомистра Шульца, колонна медленно тронулась. Почти двенадцать километров по крутым склонам альпийских гор колонна грузовиков и солдат прошли чуть более четырех часов. К двум часам дня они вышли на ровную, открытую площадку.

— Гельмут, солдаты устали, необходимо сделать привал, да и нам с вами стоит подкрепиться. В Берлине, мы так толком и не поужинали.

— Вы правы Вальтер, я сам хотел вам это предложить, — ответил штурмбанфюреру Шульц.

Отдав распоряжение час на отдых и еду, штурмбанфюрер с бургомистром тоже пошли обедать. За едой Шульц стал объяснить Шнитке их дальнейшие действия.

— Через пару километров будет развилка. Направо по ней в пределах восьми километров находится штольня «Т», где наши танки и броневики. Вы туда отправьте взвода механиков гауптмана Клауса и роту майора Гафта. С ними вместе пойдет мой племянник Йохан, вы его видели. Он знает как пройти к штольне, а так же все секреты в подступах к ней. Мы с вашими людьми и с пятью грузовиками пойдем влево, к штольне «Х». Если вы все поняли, отдайте распоряжения своим людям, скоро выступаем, — встав с места, — чуть не забыл. С оставшимися машинами необходимо оставить взвод охранения.

Штурмбанфюрер, позвав к себе гауптмана Клауса и майора Гафта, сказал им,

— Майор Гафт, через пару километров мы с вами разделимся, оставив один взвод для охраны, вы с людьми гауптмана Клауса отправитесь к штольне «Т». С вами вместе пойдет радист Замер и племянник бургомистра Йохан. Вы, майор, назначаетесь старшим группы. Они все должны беспрекословно выполнять ваши указания. Подготовив бронетехнику, ждите дальнейших указаний. Вам все ясно?

— Так точно штурмбанфюрер, — ответили они,

— Через десять минут выступаем!

Отправив группу майора Гафта с племянником бургомистра Йоханом к штольне «Т», штурмбанфюрер и Шульц оставил взвод охранения на поляне и с остальными солдатами и пятью грузовиками отправились к штольне «Х».

Через три часа, пройдя еще около восьми километров, группа оказалась у огромной скалы, висящей над пропастью. Приказав водителям поставить грузовики на ровную площадку напротив скалы, бургомистр взял с собой несколько солдат и куда-то удалился. Через полчаса, может чуть больше, он появился уже со стороны горы.

— Прошу вас Вальтер, на всякий случай, отведите людей подальше, — сказав, он вновь исчез туда, откуда появился.

Через минуты три, четыре скала с грохотом сначала сильно задрожав, двинулась вперед, а затем стала уходить вправо от них, в противоположном направлении от обрыва. После того, как скала остановилась и пыль, поднятая ее движением, осела, штурмбанфюрер увидел огромные ворота штольни. Тем временем Шульц, пройдя вовнутрь, поднял рубильник в стене. Мгновенно заработали электрогенераторы и в штольне зажглись лампы. Повернув другой рычаг, крикнул остальным, — осторожно, — ворота штольни стали открываться.

Штольня была невероятных размеров. Свет ламп уходил куда-то вглубь, в темноту. Вся штольня, начиная от ворот, была полностью завалена ящиками с ценностями, о которых говорил Рейх министр М. Борман.

Поставив первую машину под погрузку, Шульц подошел к Шнитке,

— Вальтер, прежде чем начать погрузку, может быть нам стоит бойцам позволить поужинать. После обеда прошло уже более пяти часов.

— Вы правы, Гельмут, — ответил ему штурмбанфюрер и отдал приказ на ужин.

— Как загрузим третью машину, мы их отправим вниз. Пока будут грузиться остальные, снизу поднимутся еще три. Когда внизу соберутся двадцать загруженных машин, мы их отправим в город для дальнейшей транспортировки в Фридрихсаин, — сказал Шульц.

После того, как солдаты поужинали, погрузка началась. Как только четвертая машина встала под погрузку, вниз под охраной автоматчиков отправились три груженых машин. Когда они спустились к поляне, взамен им в гору отправились еще три грузовика.

Не останавливая работу ни на минуту, к полуночи им удалось загрузить двенадцать машин.

Подойдя к штурмбанфюреру, Гельмут Шульц сказал,

— Если загрузим еще восемь машин, их можно будет отправлять в город, чтобы взамен им приехали еще двадцать, к завтрашнему вечеру. А груженые машины нужно будет под надежной охраной отправить во Фридрихсаин для дальнейшей погрузки ценностей в подводные лодки.

— Хорошо, Гельмут, — ответил ему Шнитке.

За полночь все было сделано так, как просил Шульц, и первые двадцать машин отправились в город. Видя как устали солдаты, штурмбанфюрер объявил отдых до утра.

— Вы, наверное, поймете меня. Бойцы после долгого пути и погрузки тех двадцати машин устали. Им необходим отдых, — сказал он Шульцу.

— Да, конечно, вы поступили совершенно правильно, — ответил ему Шульц.

Когда все разбрелись по углам, Шнитке пошел вглубь штольни чтобы осмотреться вокруг. Проходя мимо ровно сложенных ящиков из-под оружия, он решил заглянуть на их содержимое. Открыв первую, увидел там новые фаустпатроны (немецкие гранатомёты во время войны), а в другом ящике были автоматы, пулеметы.

Закрыв ящики, он подозвал к себе шар фюрера Гесса.

— В этих ящиках находится оружие, их пока не трогать. Если в машинах место останется, заберем собой, если нет, уничтожим их здесь.

— Слушаюсь, господин штурмбанфюрер, — ответил ему шар фюрер Гесс…

ГЛАВА 10

Пройдя линию фронта по заданным своим маршрутам, все три разведгруппы вышли в тыл противника.

Группа капитана Сайдаматова двинулась в северо-западном направлении. К утру следующего дня, дозорный группы старшина Скляр, подбежав к капитану Сайдаматову, доложил,

— Товарищ капитан, с гор в нашем направлении, выше той скалы, — указывая на нее, — спускаются американские студебеккеры,

— Не может быть, ты ничего не путаешь?, — переспросил Сайдаматов, — неужели союзники нас опередили, — с этими словами он и старшина направились туда, откуда должны были появиться студебеккеры. Увидев машины приближающиеся к ним, они спрятались за кустами зарослей. Дождавшись их, пристально взглянули в кабину грузовика. Тут же старшина вскрикнул, — Немцы, товарищ капитан,

— Вижу, ложись, — ответил ему Сайдаматов.

Мимо них проехали три студебеккера, груженные чем-то тяжелым.

— Быстро зови остальных, — приказал старшине капитан.

Через несколько минут вся группа была в сборе, и капитан обратился к ним.

— Вы, наверное, видели спускающиеся с гор грузовики, — разведчики ответили ему утвердительно, — необходимо выяснить, откуда и куда они направляются. Старшина Скляр, возьми с собой Нагашбекова и Воробьева, идите по следу грузовиков и выясните, куда они направляются, если возможно, выясните, чем они загружены. Задача ясна?

— Так точно, — ответили разведчики,

— Кобахидзе, Каранский и Сафронов идите вверх, выяснить откуда они спустились.

Через два часа вернулся сержант Сафронов, — товарищ капитан, разрешите обратиться, — спросил он, получив добро, доложил,

— Выше отсюда, приблизительно в двух, трех километрах, — и показывая на карте, — вот в этом месте, в скале находится штольня. Из нее и выезжают те самые грузовики. Подойти поближе невозможно, по периметру все оцеплено СС-цами и хорошо простреливается.

К тому времени вернулся и старшина Скляр со своей группой.

— Товарищ капитан, разрешите обратиться,

— Разрешаю, — ответил капитан,

— Там внизу, на поляне, стоят с десяток грузовиков. Охраняют их СС-овцы. Судя по разговору, в грузовиках драгоценности и скоро они их куда-то повезут.

Тут с гор спустился и младший сержант Кобахидзе, и, не доложив командиру, — Товарищ капитан, в машинах золото, много золото, картины.

— Ясно, уходим, — скомандовал Сайдаматов.

Уйдя от дороги подальше, капитан остановил группу,

— Старшина, ты с Сафроновым ступай к штольне. Гусев, — он обратился к радисту, — когда следующий сеанс связи?

— Через пять часов,

— У нас есть свободный канал при экстренных ситуациях?

— Так, точно. Нам позволено, при необходимости, выходить через примету.

— Тогда готовь рацию и телеграфируй, — и стал писать шифровку, — В квадрате 16-19, севернее хребта «Высокий Тауэрн», нами обнаружена скрытая штольня немцев. В этих штольнях они хранили ценности и богатства, вывезенные ими с оккупированных территорий. В данное время идет усиленная погрузка и куда-то увозятся. Ждем дальнейших указаний, позывной Азиат.

Через два часа радист доложил командиру,

— Товарищ капитан, получена радиограмма,

— Читай!

— Ждите десант в квадрате 17-20, в 04-30 по местному. По прибытии десанта, заприте немцев в штольне, до подхода основных сил. К вам с фронта направляется танковая бригада генерал лейтенанта Завьялова. Он должен подоспеть к послезавтрашнему утру. Вам необходимо продержаться до прибытия бригады. Позывной Батька.

Получив задание, капитан отдал приказ группе,

— Группа к маршу, выдвигаемся в квадрат 17-20, для встречи десанта. Они будут в квадрате к половине пятого утра. Нам необходимо обеспечить им площадку.

Как только группа была готова к маршу,

— Сержант Воробьев и ефрейтор Каранский головные, сержант Сафронов, радист Гусев и младший сержант Кобахидзе и я в основной группе, сержант Нагашбеков и Захаров замыкают. Группа, бегом марш.

Через полтора часа группа была на месте. Быстро подготовив площадку для костров, разведчики стали ждать десант. Ровно к четырем часам утра в небе отчетливо стали слышны рев моторов самолета.

— Разжечь костры, — приказал Сайдаматов, — мгновенно поляну осветили огни костров. В это же время в небе показались силуэты десантно-штурмовых Илов. Сделав круг, самолеты появились над поляной. Когда они стали пролетать над ней, разведчики увидели в небе раскрывающиеся парашюты. Ближе к утру на поляне собралось более трехсот десантников. Старшим группы был полковник Харитонов. Капитан Сайдаматов подбежав к нему, и узнав его,

— Товарищ полковник, а Вы как тут оказались? — удивленно спросил он,

Полковник Харитонов до 1944 года, с первых дней как Сайдаматов оказался на войне был его непосредственным начальником. А в 1944 году его перевели в группу разведки фронта, и с тех пор капитан с ним не встречался. Раньше они друг друга знали хорошо и понимали с полуслова.

— Привет капитан,

— Здравия желаю, товарищ полковник, командир разведгруппы капитан Сайдаматов, — улыбаясь, ответил ему он,

— Командование решило. По донесению из центра, в этих штольнях, а таких у немцев с десяток, собраны несметные богатства. Все что нацисты вывозили из оккупированных территорий, они хранят в этих штольнях. Не зря союзники рвутся к Альпам в Австрии, они тоже знают об этих сокровищах. То, что вы нашли их, полдела, отбить у фашистов будет очень сложно. По данным разведки, ими руководит штурмбанфюрер СС Вальтер Шнитке.

— Тот самый? — спросил капитан,

— Да, он самый. Твой давнишний приятель, не забыл его. Немало он нам крови попил на Кавказе, на Кубани. И каждый раз ему удавалось ускользнуть. Надеюсь, на этот раз мы его прищучим.

— А как же, помню. Такое не забывается товарищ полковник, — с грустью ответил ему капитан.

Как же ему его забыть. Ведь благодаря штурмбанфюреру Шнитке, у него рубец на шее. Это его группа напала на эскорт начальника штаба Армии генерал лейтенанта Комарова под Сталинградом. Это с ним Сайдаматов неоднократно встречался осенью 1943 года в боях при Эльбрусе. Это его части в Карпатах изрядно потрепали наши регулярные части. И никак его не удавалось уничтожить. Заочно, капитан и штурмбанфюрер друг друга знали хорошо. По первым выстрелам или по первым часам боя, будь это наступление или атака, они узнавали почерк и догадывались, кто находится перед ним. Опять судьба распорядилась снова их свести. Но теперь одному из них суждено погибнуть, здесь высоко в альпийских горах Австрии.

— В группе штурмбанфюрера около четырехсот солдат, и все они из зон дар команды горных стрелков и бригады Эдельвейс. Ты знаешь, они в плен не сдаются. Командование, понимая всю сложность ситуации, приняло решение отправить к нам танковую бригаду генерал лейтенанта Завьялова. Но ты знаешь, прежде чем прийти к нам на помощь, Завьялову нужно прорвать фронт. Так что я думаю, нам придется не сладко до их прихода. Задача, исследовать местность, рассредоточить бойцов по периметру штольни и запереть фашистов там до прихода основной группы.

Необходимо уделить особое внимание склону горы вокруг штольни. Там могут оказаться тайные ходы, откуда немцы могут ударить нам в тыл. Задача ясна?

— Так точно! — ответил ему капитан.

— Довести до сведения бойцов, выступаем через двадцать минут, — сказал полковник.

К восьми утра десантники были уже возле штольни.

— Разрешите обратиться, товарищ полковник, — спросил Сайдаматов,

— Обращайся, — ответил ему полковник.

— Ниже той горы, — показывая на гору недалеко от них, — есть открытая площадка. Там мы видели с десятка два грузовиков и взвод охранения.

— Отправь туда роту капитана Иванова, — сказал полковник, а затем, — передай капитану, штурм начинаем ровно в девять, к тому времени его рота должна быть на месте.

— Слушаюсь, — ответив капитан удалился.

В девять ноль-ноль полковник Харитонов отдал приказ по подразделениям к бою. Как раз в это время со стороны штольни тронулись груженые грузовики.

Сраженный автоматной очередью, водитель первого грузовика и СС-овец, сидевший рядом с ним, погибли на месте, и их грузовик, сорвавшись с обрыва, улетел в пропасть. Через мгновение раздался оглушительный взрыв, от удара грузовика о землю. Неожиданным и шквальным огнем десантников были уничтожены практически все, кто находился с наружи штольни. Одновременно с основной группой, роте Иванова с минимальными потерями удалось овладеть поляной, где находились грузовики, подготовленные к отправке.

Для штурмбанфюрера Шнитке нахождение в их тылу регулярных частей Красной Армии было полной неожиданностью. После небольшого замешательства, сгруппировав свои силы, он попытался отбросить русских от подступов к штольне. Все было тщетно, весь периметр перед штольней простреливался. Потеряв немало своих бойцов, он подозвал к себе Шульца.

— Есть ли в штольне другие ходы, чтобы выйти, наружу минуя ворота?

— Можно попробовать через вентиляционные шахты. А запасной выход там, на том конце штольни, но по нему мы выйдем с другой стороны горы.

— Радист, связь с ротой майора Гафта, — скомандовал штурмбанфюрер.

— Я уже пытался с ними связаться штурмбанфюрер, но в этом каменном мешке рация не работает.

— Бургомистр покажет тебе вентиляционную шахту, попробуй выйти по ней наверх и связаться с майором Гафтом. Передай ему мой приказ, пусть со своей ротой и бронетехникой выдвигается к нам и ударит в тыл противника. Шар фюрер Гесс, возьмите взвод лейтенанта Крюммера и через шахту выйдите наружу. По моей команде ударите по русским сверху.

— Слушаюсь, — сказав, шар фюрер со взводом лейтенанта Крюммера направился к вентиляционной шахте.

— Лейтенант Груббер, вон в тех ящиках, — показывая на них, — ночью я видел фаустпатроны, возьмите несколько человек со своего взвода и распределите их между ними. По моей команде вы произведете из них залп по противнику, одновременно шар фюрер Гесс со своими людьми атакуют русских сверху. Пока ударная волна спадет, вы гауптман Замер с остальными бойцами лейтенанта Груббера, выскочив из штольни, отбросите русских от ворот. Затем мы, после второго залпа фаустпатронов, пойдем за вами. Всем все ясно? — спросил штурмбанфюрер у офицеров.

— Так точно, — ответили они ему.

— Тогда по местам, по моей команде начинаем.

Подойдя к ящикам и открыв их, лейтенант Груббер ужаснулся. В ящиках вместо фаустпатронов, оказались бриллианты. Открыв другой ящик, он увидел там украшения. В третьем ящике были золотые слитки, золотые монеты царской чеканки. Закрыв их обратно, он подбежал к штурмбанфюреру и спросил, — разрешите обратиться господин штурмбанфюрер?

— Говорите, что случилось, где фаустпатроны? — брыкнул штурмбанфюрер.

— Я, как раз о них и хочу Вам доложить, в ящиках нет никакого оружия, в них…

— Как нет? Я собственными глазами их видел. И вы, что не доверяете мне?

— Но господин штурмбанфюрер, — перебивая его, лейтенант произнес, — в ящиках, по крайней мере в тех, которые я проверял, находится не оружие, а драгоценности, и очень много.

— Не может быть, какие еще там драгоценности? — вскрикнув, штурмбанфюрер побежал в сторону тех ящиков.

Увидев содержимое ящиков, он обомлел,

— О боже, что ж я натворил, все содержимое штольни не стоит и половины того, что лежит в этих ящиках. Почему, почему мы их не проверили? — расторгался Шнитке, затем, немного придя в себя, — где Шульц? — крикнул он,

— Я здесь! — ответил ему Шульц.

— Вы видите, Гельмут, то, что мы не доглядели? Возможно их протащить через вентиляционные шахты?

— Нет, ящики слишком большие, там человек еле пролезет.

— А через запасной выход в глубине тоннеля?

— Оттуда возможно, но как мы их все перетащим, у нас на это, по-моему, нет времени.

— Что с радистом? Пробрался ли шар фюрер Гесс наружу? — оборачиваясь к лейтенанту Грубберу штурмбанфюрер, спросил его.

Как раз в это время шар фюрер со своими бойцами добрались до люка. А тем временем, отбив очередную атаку немцев, сержант Воробьев, ефрейтор Кузьмин и несколько десантников перезаряжали свои автоматы. Вдруг, прямо перед Воробьевым стал шевелиться большой камень.

— Немцы! — крикнув, он притаился за этим камнем. Когда камень сдвинулся с места, в открывшемся проеме появилась голова унтер офицера. Не успел он даже высунуть свою голову повыше, как по ней получил прикладом автомата Воробьева. Ударив немца, сержант закинул в шахту несколько гранат, и спрыгивая с места, крикнул своим, — Ложись! — Мгновенно раздались несколько оглушительных взрывов. Камень, который немцы отодвигали, после взрыва провалился в шахту, завалив ее до самого основания грудой камней и глины. Шар фюрер Гесс вместе с радистом и остальными бойцами был так же заживо погребен завалом.

В это время к штурмбанфюреру подбежал лейтенант Груббер,

— Господин штурмбанфюрер, русские прорвали нашу оборону и они уже внутри штольни, скоро будут здесь. Шар фюрер Гесс и его люди погибли.

— Лейтенант Груббер, возьмите с собой несколько солдат и переложите ящики с оружием на самый верх. Надеюсь, уловка наша сработает, и русские окажутся не расторопнее нас, — затем обращаясь к бургомистру, — Гельмут, Вы с остальными бойцами уходите через запасной выход. Я с лейтенантом Груббером и двумя бойцами проберусь в вентиляционную шахту. Там есть другой выход, тот, по которому пошли шар фюрер, взорван?

— Да, есть. Можно выйти через люк следующей шахты, они друг с другом взаимосвязаны.

— Хорошо, постараемся узнать, в какую машину загрузят эти ящики. Встретимся в штольне «Т», ступайте и да поможет нам Бог…

ГЛАВА 11. Противостояние

Через полчаса стрельба закончилась. Штольня была под полным контролем русских. Ценностей находящихся в ней было еще предостаточно. Подойдя к полковнику Харитонову, капитан обратился к нему.

— Разрешите обратиться товарищ полковник, — получив добро, — немцы ушли через запасной выход, одновременно взорвав его. Какие будут дальнейшие указания?

— Если они ушли, это уже хорошо. Но я не думаю, что штурмбанфюрер так легко смирится с потерей. Он сделан не из того теста, чтоб так легко сдаваться. Так что капитан, усилить охрану по периметру штольни, чтоб бойцы в оба глаза глядели.

— Слушаюсь, — ответив Сайдаматов, пошел выполнять поручение.

А тем временем полковник подозвал к себе капитана Самойлова.

— Капитан, необходимо быстро организовать погрузку оставшихся ценностей и двинуться на встречу танковой бригады Завьялова. Капитану Сайдаматову из разведки Армии я поручил охрану периметра, а ты приступай к погрузке.

— Есть приступить к погрузке! — сказав, капитан Самойлов удалился.

Отдав все распоряжения своим подчинённым, полковник Харитонов с двумя десантниками пошел осматривать содержимое штольни. Проходя мимо аккуратно сложенных ящиков, он попросил бойцов открыть их. Когда все верхние ящики были открыты, взглянув на них, полковник сказал им.

— Видимо в этих ящиках находятся оружие, их будем загружать в последнюю очередь, если в грузовиках останется место, — сказав, они пошли дольше.

Тут к полковнику подошел радист, — разрешите обратиться, товарищ полковник, — сказав, он доложил.

— Танкисты бригады генерал лейтенанта Завьялова с боями пробиваются к нам. Обещают быть на заданном месте к вечеру.

— Хорошо, передай, больше половины груза приняли. Приступили к загрузке тех, которые немцы не успели вывести. К вечеру мы думаем управиться и быть на месте.

К пяти часам вечера, почти все ценности были загружены в грузовики. В последней машине еще оставалось на пол кузова места. Подойдя к полковнику, капитан Сайдаматов обратился к нему,

— Товарищ полковник, разрешите обратиться, — получив добро, он сказал, — все ценности загружены, остались вон те ящики, — указывая на них, — с оружием, что с ними делать?

— Сколько ящиков?

— Сорок восемь, — ответил ему капитан.

— Многовато, — немного призадумавшись, — капитан, выбери из них самое необходимое, а остальное взорвем вместе со штольней, — сказав, полковник направился к выходу.

Тем временем, штурмбанфюрер Шнитке с лейтенантам Груббером, через вентиляционную решетку смотрели в сторону ящиков с драгоценностями.

— Видите лейтенант, русские совершили ту же ошибку, что и я, толком не проверили ящики, — и тут, он, заметив приближающихся к ящикам солдат, замолчал.

Подойдя к ящикам, капитан Сайдаматов своим бойцам приказал,

— Выберите из ящиков только пулеметы и фаустпатроны, остальное уничтожить вместе со штольней.

Приглядевшись к капитану, штурмбанфюрер с удивлением в лице,

— Взгляните лейтенант, это же наш старый знакомый. Если не ошибаюсь, позывной у него Азиат. Да, пути господни неисповедимы. Ни как мы не можем с этим Азиатом разминуться.

— Вы, его знаете, штурмбанфюрер? — поинтересовался у него лейтенант Груббер.

— Ах, да, вы же с нами с октября 1944 года,

— Да,

— Очень хорошо знакомы. Наверное, на войне такое случается. Я в 1943 году под Сталинградом, думал убил, наверняка бросив гранату в его сторону. Когда мы чуть было не взяли начальника штаба Армии, он со своей группой нам тогда помешал. Но какое же было мое удивление, когда мы вновь с ним столкнулись на Кавказе, — и он вдруг встревоженно, — постойте, они открывают нижние ящики, — прильнув к решетке, сказал он.

Капитан, отдав приказ разведчикам, сам направился к воротам. Не успел он пройти два десятка шагов, как его окликнул старшина Скляр.

— Товарищ капитан, вернитесь, взгляните сюда, — сказал он.

Услышав его, капитан, тут же вернулся обратно,-

— Что случилось старшина, — спросил у Скляра капитан.

— В ящиках, драгоценности. Золото, бриллианты, золотые укрощения.

— Как? — спросил капитан.

— Не знаю. Мы, отобрав первый ряд, когда открыли второй, нашли их.

— Закройте ящики и никого не подпускать к ним, — сказал Сайдаматов и быстро направился к полковнику Харитонову. Подойдя к нему,

— Товарищ полковник, отойдем в сторонку, — попросил он.

Как раз в это же самое время, полковник Харитонов обсуждал с офицерами своего подразделения маршрут движения.

— Что происходит, капитан? — возмутившись Харитонов, — говори здесь, у меня нет тайн от своих офицеров.

Тогда Сайдаматов попросил офицеров оставить его наедине с полковником.

— Товарищи офицеры, прошу вас оставить нас с полковником Харитоновым наедине. Поняв серьезность ситуации, офицеры удалились.

— Капитан, надеюсь у тебя были веские основания для этого решения.

— Товарищ полковник, в ящиках драгоценности и слишком много, — услышав его слова Харитонов переспросил,

— Ты уверен, сам их видел?

— Так точно, я их видел. Сорок ящиков, а восемь из них были с оружием.

— Как я мог проглядеть, ведь когда бойцы их проверяли, я был рядом. Пойдем, показывай, — сказав, Харитонов вместе с капитаном направился вглубь штольни.

Увидев содержимое ящиков, он в гневе, — Я должен был проверить их все. Группу охранения мы отправили с другими машинами, а стоило бы всю охрану оставить здесь. Капитан, прикажи бойцам скинуть с кузова грузовика все его содержимое. Как думаешь, влезет все в одну машину?

— Думаю да, возможно останется место для пары ящиков с оружием.

–Тогда добро, ты занимайся погрузкой, а я сообщу командованию о находке.

Выйдя из штольни, полковник Харитонов подозвал к себе радиста,

— Передавай, в штольне нами найдены сорок ящиков, доверху набитые бриллиантами, золотом и драгоценностями. Ждем дальнейших Ваших указаний.

Когда разведчики, освободив грузовик, начали погрузку драгоценностей, штурмбанфюрер Шнитке встал с места и сказал лейтенанту Грубберу,

— Нам здесь больше делать нечего, уходим, — сказав, он пополз вверх по шахте.

Оказавшись у выхода, приказал бойцам проверить периметр вокруг люка.

Вернувшись, унтер-офицер Браун доложил ему,

— Господин штурмбанфюрер, метров двадцати от нас, около того люка где погиб шар фюрер Гесс со своими людьми, находится дозор русских,

— Сколько их?

— Я видел троих.

— Их надо снять, причем без шума, в противном случае нам не уйти.

— Слушаюсь, — сказав, унтер-офицер Браун, лейтенант Груббер и рядовой Хайнц поползли к дозору. Через пять минут к люку вернулся рядовой Хайнц,

— Господин штурмбанфюрер, путь свободен, — сказал он,

Проползая мимо, где был дозор красных, штурмбанфюрер заглянул в яму. Там лежали двое убитых на спине, и один лежал лицом вниз, а в метре от ямы лежал еще один с торчащей финкой в спине.

— Груббер, почему оставили свои финки на их теле,

— Пусть знают, что это сделали мы.

Через два часа, после того, как полковник Харитонов отправил радиограмму в центр, он получил ответ напрямую из ставки. В ней говорилось:

«Полковнику Харитонову. Совершенно секретно! Вам следует обеспечить сохранность груза. Груз под усиленной охраной следует доставить в расположение 314 Армии. Ставка для приемки груза к вам направляет Верховного комиссара Мехлиса. Обеспечьте секретность груза. За разглашение его, виновные будут переданы военному трибуналу.»

Начальник генерального штаба Маршал Советского Союза, Шапошников.

Прочитав радиограмму, полковник Харитонов сказал вслух, — О, как,

Увидев его удивленный вид, к нему подошел Сайдаматов,

— Что Вас так удивило, товарищ полковник?

— На, читай, — сказал полковник и протянул ему радиограмму. После того, как капитан ее прочитал, — ну, как? Высоко мы с тобой взобрались. О наших подвигах даже в ставке известно.

— Значит, будете готовить генеральские погоны, — улыбаясь, сказал капитан.

— Если бы, чует мое сердце здесь что-то неладное. Запомни капитан, если я не окажусь рядом, ты, если что, прямо иди к генерал лейтенанту Пахомову. Ладно, давай не будем о грустном. Погрузку закончил?

— Так точно, группа готова к маршу, — ответил капитан, — осталось снять пост наверху и можно двигаться.

— Хорошо, зови дозорных, выступаем.

Капитан Сайдаматов, позвав старшину Скляра, приказал ему снять пост. Старшина, выйдя к воротам, стал кричать им,

— Воробей, спускайтесь, уходим, — а в ответ гробовая тишина. Старшина вновь крикнул. Почуяв неладное, взял с собой Нагашбекова, Кабохидзе и Сафронова и он направился к ним. Увидев своих товарищей мертвыми, старшина взвыл, — ребята, что же вы наделали, — приседая на корточки, он заплакал.

А тем временем снизу старшину стал звать командир, — Старшина, что там? Где Кузьмин и Воробьев?

Вытирая свои слезы, старшина, привстав, — товарищ капитан, их больше нет, убиты, — ответил он.

— Как убиты? — вскрикнув, капитан то же побежал наверх. И увидев убитых своих товарищей. — Это дело рук штурмбанфюрера, не зря они не вынули свои финки из их тел, — сказав, глядя в простирающуюся даль, во весь голос крикнул на немецком, — штурмбанфюрер, мы еще с тобой встретимся.

А штурмбанфюрер, отдаляясь от штольни, услышав голос капитана, обернулся. Немного постояв, продолжил свой путь к штольне «Т»…

ГЛАВА 12. Погоня

Погрузив ящики с драгоценностями и несколько ящиков с оружием, капитан Сайдаматов усадил двух бойцов у заднего борта грузовика, и подойдя к полковнику Харитонову.

— Товарищ полковник, группа к маршу готова, — доложил ему,

— Хорошо капитан, — а затем, подозвав командира второй роты капитана Гладкова, — капитан, возьми с собой несколько бойцов, там, в штольне я видел мотоциклы и вездеход. Подгоните их сюда. Прежде чем завести, обязательно проверьте, могут быть заминированы. Сайдаматов, когда Гладков подготовит мотоциклы, один возьми ты и посади на него своих разведчиков, пусть они следуют за грузовиком. Всем все ясно? — спросил у офицеров полковник, — Тогда приступайте, через двадцать минут трогаем.

Проверив мотоциклы и вездеход, убедившись, что они не заминированы, капитан Гладков приказал бойцам выгнать их к воротам штольни. И подойдя к полковнику, доложил,

— Товарищ полковник, нам удалось завести только два мотоцикла и вездеход. У других мотоциклов не было аккумуляторов.

— Хорошо, один мотоцикл отдай разведчикам, другой возьми себе и поезжай за колонной, я буду сопровождать капитана.

— Слушаюсь, — сказав, Гладков с двумя бойцами уехал вперед.

— Капитан ты готов к маршу, — спросил у Сайдаматова полковник,

— Так точно, мы готовы, товарищ полковник, — ответил ему он,

— Тогда с богом, поехали, — он сел на вездеход.

Когда машина тронулась с места, водитель сержант Сафронов, сказал капитану,

— Наверно, мы зря загрузили оружие сюда, слишком тяжело. Нас может юзом утащить в пропасть.

–Может быть, остановимся и выгрузим их? — предложил капитан.

— Не получится, невозможно остановиться. Груз слишком тяжелый, тормоза не удержат, можем сорваться.

Разговорами они не заметили лежавший прямо на дороге камень. Когда на него наехало переднее колесо грузовика, машину подбросило в сторону отвесной скалы. Ударившись левым передним колесом в торчащий острый камень, переднее колесо спустило. Не успел сержант выровнять машину, камень проколол среднее колесо. Грузовик резко наклонился влево и, ударяясь бортом, стал раскачиваться. Сержант и капитан, вдвоем навалившись на руль, старались выровнять ее. Увидев, как грузовик бьется бортом о скалу, к ним подбежал Нагашбеков, и вспрыгнув на подножку со стороны капитана, спросил,

— Что случилось товарищ капитан?

— Камнем пробило два левых колеса.

— Помощь нужна?

Как раз в это время скала немного уходила от дороги и они навалившись на руль всем телом, сумели-таки выровнять машину.

— Товарищ капитан, нужно найти ровную площадку, чтобы заменить колеса. Если покрышка лопнет, она может загореться, да и колодки сильно нагрелись. Тормоза могут отказать.

— Товарищ капитан, — в разговор вмешался Нагашбеков, — вчера ночью, когда мы спускались за грузовиками, я видел небольшой спуск возле развилки, на дне которого есть ровное место. Там мы можем поставить грузовик.

— Хорошо, Нагашбеков садись на мое место, помогай Сафронову, а я поговорю с полковником, — сказав, Сайдаматов побежал вперед. Догнав вездеход, в котором ехал полковник, вспрыгнул на него и стал докладывать о случившемся.

— Товарищ полковник, у нас пробито два колеса. Нам необходимо остановиться.

— Ты же понимаешь капитан, этого делать нельзя. Где-то рядом находится штурмбанфюрер. Он не зря тогда на теле твоих бойцов оставил свои финки. Значит, наблюдал за нами, и знает в какую машину мы загрузили драгоценности.

— Но нам действительно нужно остановиться, в противном случае мы можем потерять груз. Вчера сержант Нагашбеков во время сопровождения грузовиков, когда немцы перевозили их, видел спуск у развилки. Он говорит, что там можно и колеса поменять, и укрыть машину от посторонних глаз.

— Хорошо, я оставлю тебе свою охрану. Как только доберусь до колонны, пришлю взвод охранения. А может рота Свиридова подоспеет.

— Товарищ полковник, охрану оставьте при себе. Вы только что сами говорили, штурмбанфюрер где-то рядом. А полковник без охраны для него лакомый кусок. Еще не забудьте отправить запасное колесо, в грузовике, по-моему, только одна запаска.

— Хорошо капитан, за груз отвечаешь головой. Замаскируй его так, чтобы не было видно с дороги, а я как можно быстрее отправлю к тебе подмогу.

Там где говорил Нагашбеков, сразу же за развилкой, в метрах пятидесяти от нее, вниз уходила похожая на дорогу извилина, но она была до середины очень узкой. Аккуратно, по мере возможности не задевая выступы, Сафронов стал на нее сворачивать грузовик. Не успел он от угла проехать и десяти метров, его окликнув, остановил Сайдаматов.

— Стой Сафронов, останови машину, — крикнул он,

Нажав на тормоза и ничего не понимая, сержант спросил у капитана, — Что случилось? — А капитан, подозвав к себе Кобахидзе,

— Видишь вон ту высохшую ель?

— Да, — ответил ему Кобахидзе,

— Возьми с собой Нагашбекова, посмотрите в ящике грузовика, должен быть трос, американцы запасливы. Если трос есть, привяжите один конец к ели, а другой к грузовику. Ель сухая, я думаю, грузовик должен ее свалить.

Как и предполагал капитан, трос действительно оказался в ящике. Взяв его, Кобахидзе и Нагашбеков все сделали так, как им сказал капитан. Когда все было готово, Сайдаматов приказал Сафронову осторожно трогать с места. Действительно, как трос натянулся, сильно хрустнув, ель свалилась на дорогу так, как будто она там лежала несколько лет. В это время, в горах пошел мокрый снег. Сняв трос и заметав следы, разведчики спустили машину вниз лощины. Быстро замаскировав ее и мотоцикл маскировочной палаткой и закидав вдобавок сухими ветками ели, они приступили к перебортовке колес. Капитан, выйдя наружу, оглядев маскировку со всех сторон, подозвал к себе Кобахидзе.

— Кобахидзе, с Гусевым идите к дороге и наблюдайте за ней, а мы, как только закончим с колесами, вас позовем.

В грузовике действительно была одна запаска, но в ящике для инструментов, в углу лежала новая камера. Разведчики быстро стали пере бортовывать второе. Когда колеса были установлены на место, Сафронов пошел в кабину завести двигатели для подкачки. Сверху прибежал Гусев,

— Товарищ капитан, немцы на танках спускаются со стороны горы.

— Много их?

— Мы насчитали пять танков и около семи броневиков.

— Это по нашу душу, — сказав, капитан приказал всем укрыться. Буквально в это же время, они появились над ними. С грохотом проехав мимо, бронетехника направилась в ту сторону, куда уехала колонна с грузом.

— Откуда здесь танки и броневики, там же выше горы? — спросил старшина Скляр,

— Наверное, у немцев были и другие штольни, где они их хранили, — ответил ему капитан.

Только гул моторов танков исчез, капитан отправил Гусева к Кобахидзе осмотреть периметр. Через десять минут он вернулся и доложил, что вокруг все чисто. Тут же капитан приказал Сафронову завести двигатель для подкачки колес. Едва машина была готова к маршу, вдалеке раздались оглушительные взрывы.

— Черт, наверное, фашистам удалось нагнать наших, — вырвалось из уст капитана, — Сафронов глуши мотор. Кобахидзе, Нагашбеков, снимайте ящики с оружием, возьмите все фаустпатроны и два пулемета. Загрузите их в люльку мотоцикла, пойдем на помощь своим.

Когда разведчики были готовы к походу, капитан еще раз оглядев маскировку, приказал бойцам выйти к дороге. Выгнав мотоцикл из ложбины, и заметав следы, отряд из семи человек направился в сторону, откуда были слышны взрывы.

По мере приближения к месту боя, им становилось отчётливо ясно то, что в основном были слышны очереди немецких автоматов. Было ясно, немцам, наверное, удалось застать наших врасплох. Да и бойцов у полковника было мало, так как роту Свиридова он отправил в погоню за штурмбанфюрером. Вот почему, фашистам так быстро удалось подавить сопротивление наших. Тем не менее, капитан Сайдаматов решил принять бой.

Выгрузив из мотоцикла оружие, он приказал сержанту Захарову отправиться в обход немцев навстречу танковой бригаде генерал лейтенанта Завьялова. Указав каждому цели, Сафронову вместе с Гусевым приказал взять с собой несколько фаустпатронов и пулемет, занять позицию выше дороги, у большого камня. Старшину Скляра с двумя фаустпатронами отправил к выступу у горы. Рядом с выступом была яма, куда он отправил Нагашбекова. Кобахидзе, захватив с собой один фаустпатрон, спустился к реке. Сам капитан с фаустпатроном и пулеметом пополз по обочине ближе к фашистам. Когда группа была готова к бою, Сайдаматов, прицелившись фаустпатроном на первый танк, нажал на курок. Снаряд прямиком попал по башне танка, он мгновенно загорелся. Тут же, за ним последовали и остальные. Из-за внезапного нападения, не успев развернуться, загорелась практически вся бронетехника штурмбанфюрера. Всех тех, кто выбегал из-за горящих танков, разведчики стали расстреливать из пулеметов и автоматов. К тому времени, как раз перед нападением разведчиков, штурмбанфюрер Шнитке, обойдя всю колонну грузовиков, не нашел машины с драгоценностями, в которой был старшим капитан. А когда разведчики ударили по ним, понял, что это именно он, Азиат стоит за нападением.

Штурмбанфюрер своим бойцам приказал брать разведчиков по возможности живыми,

— Это, те самые, кто сопровождал грузовик с бриллиантами, — сказал он лейтенанту Грубберу.

Ответной гранатой, пущенной в сторону реки, был убит Кобахидзе. Сафронов получил смертельное ранение, а Гусев погиб. Тяжело раненный старшина Скляр, стреляя из пулемета, не позволял немцам высунуться из-за подбитого танка. Капитан Сайдаматов, раненный в руку и голеностоп, бой не прекращал. Нагашбекова немцы почти окружили и вот-вот, когда они должны были его взять, крикнув товарищам, — прощайте ребята, Отан ушун (За Родину по-казахски) — крикнув, с гранатой в руках прыгнул к немцам. Раздался взрыв, а когда пыль улеглась, Нагашбеков с несколькими фашистами лежал мертвым. В это же время шальная пуля, срикошетив от скалы, попала в висок старшины и убила его.

Тяжело раненный капитан, разложив возле себя несколько гранат, до последнего не подпуская к себе фашистов, отстреливался. И когда силы были на исходе, шансов остаться в живых не осталось, он решил, так же, как Нагашбеков взорвать себя, когда немцы подойдут поближе. Только он выдернул чеку гранаты, со стороны, откуда наступали немцы, раздался оглушительный взрыв. Взглянув назад, капитан увидел танкистов генерала Завьялова, и сразу же бросил гранату в сторону фашистов.

Под натиском танкистов немцы отступили. Штурмбанфюрер Шнитке спрятался между валуном и скалой. После того, как бой закончился и стрельба прекратилась, тот отполз подальше от этого места. Взглянув в бинокль, откуда велась стрельба, он узнал капитана.

Через некоторое время, туда, где перевязывали капитана, подъехал черный ЗИС. Из него вышли трое, двое в форме и один в штатском. Они приказали посадить капитана в их машину и тут же уехали обратно…

ГЛАВА 13. Предстояние

Когда легковая машина с капитаном и с теми людьми, кто был в ней, отъехала и скрылась за колонной танков, штурмбанфюрер Шнитке понял, для чего те увезли его. Наверное, не найдя грузовик с драгоценностями среди других машин из штольни, они как и он решили разузнать все у единственного оставшегося в живых. Штурмбанфюрер предположил, капитан, услышав стрельбу, доносившуюся со стороны, куда отправилась колонна, наверно, где-то там, в горах спрятал грузовик. Шнитке понимал, капитана, скорее всего, увезли в штаб, для выяснения места нахождения грузовика. Если его догадки оправдаются, значит, русские организуют, поиск к утру. Взглянув на часы, он вслух произнес, — сейчас половина двенадцатого, у меня до девяти утра осталось девять часов, надо поспешить, — сказав, быстро направился туда, где ожидали оставшиеся в живых его солдаты.

А тем временем, раненный капитан не понимая что происходит, молча ехал в машине. По его телу прошел неприятный холодок от того, что его попутчики также ехали молча и не смотрели по сторонам. Ему в какой-то момент показалось, этот черный воронок, как его прозвали в народе, напомнил те, что увозили в небытие врагов народа и изменников. Всячески пытался отогнать от себя нахлынувшие дурные мысли. Думал, надеялся на то, что он гвардии капитан Сайдаматов, бывалый разведчик, десятки раз ходивший в тыл врага, Кавалер двух орденов Красной звезды и ордена Славы, представленный к званию Героя Советского Союза, нашедший и сохранивший несколько тонн драгоценностей для своей страны, не может быть передан в особый отдел. Ехал и думал, вот скоро встретится с полковником Харитоновым или генерал лейтенантом Пахомовым и доложит им о том, где спрятал грузовик с драгоценностями.

Пока мысленно капитан Сайдаматов размышлял о своих планах, воронок свернул направо. Впереди показались несколько отдельно стоящих домиков. Вокруг этих домов не видно было не единой души. Когда машина остановилась у дверей одного из них, человек в штатском приказал военным, сидевшим с двух его сторон, — заводите его. — Капитан в недоумении, возражая,

— В чем дело, что происходит?

Было попытался возмутиться, как его грубо вытолкнули из машины. Ожидавшие с наружи два здоровых сержанта, скрутив ему руки сзади, поволокли внутрь дома. Затащив, они его завели в комнату, в которой была приоткрыта дверь, и усадили на табуретку, стоявшую посреди комнаты. Оглядевшись вокруг, капитан обратил внимание на зловещий запах и угнетающую атмосферу внутри помещения. Прямо перед ним стоял стол с лампой и два сидевших за ней офицера. Взглянув на их погоны, он сразу же догадался куда попал. Перед ним сидели особисты и о чем-то, не обращая на него внимания, разговаривали между собой. Стены комнаты, а также потолок в некоторых местах были запачканы кровью, пол видимо недавно был протерт. Сержанты, усадившие его за табурет, встали с двух сторон.

В комнату зашел тот самый человек в штатском, который привез его. Мгновенно находившиеся в помещении военные, вскочив с места, выпрямились. Показывая рукой садиться, сам сел на стул, стоявший у стены. Открыв дело, подполковник начал допрос,

— Фамилия, имя, отчество?

— Гвардии капитан Сайдаматов Саидходжа Гафурович.

— Год рождения?

— 1916, 17 октября.

— Место рождения?

— Узбекистан, кишлак Хайдарабад Кокандского вилаята.

— Семейное положение?

— Жена умерла зимой 1942 года при родах, где сын не знаю,

— Ближайшие родственники есть?

— Я сирота, вырос в детском доме,

Завершив писать, подполковник спросил у Сайдаматова,

— Скажи мне капитан, почему машины, в которой ты был старшим, не оказалось среди тех, на которые напали немцы?

— Ах вот в чем дело, — немного успокоившись, стал говорить капитан, — когда мы спускались с гор, пробило два колеса, нам пришлось съехать с дороги, чтобы их заменить.

— Почему самый ценный груз оказался в последней машине?

— Мы их нашли в последний момент, когда все машины были уже загружены и отправлены вниз.

— Где сейчас находится грузовик и груз?

— Там в горах, мы, когда услышали стрельбу и взрывы, надежно его спрятали.

— Подойди к столу, — приказал ему подполковник.

Еле волоча ноги из-за ранения в голеностопе, капитан подошел.

— Вот карта того района, укажи на ней место, где ты спрятал грузовик?

Взглянув на карту, капитан мгновенно оценил ситуацию. Неоднократно пересекая линию фронта и оказавшись глубоко в тылу врага, он всегда полагался на свою интуицию. И вот сейчас, стоя над картой, вдруг почувствовал необъяснимую угрозу для себя. Вспомнил предупреждение полковника Харитонова, в случае его отсутствия обратится к генералу Пахомову.

— Простите товарищ подполковник, этого я вам скажу в присутствии полковника Харитонова, — ответил ему капитан.

— Харитонов в том бою погиб, так что, капитан, тебе придется рассказать нам, — сказал подполковник,

— Тогда пригласите сюда генерал-лейтенанта Пахомова,

— Зачем?

— Это распоряжение полковника Харитонова, в случае его гибели доложить генералу Пахомову.

— Полковник Харитонов убит, его приказы отменены, а генерал Пахомов со своей бригадой ушел дальше, так что тебе капитан придется говорить с нами.

— Без генерал-лейтенанта Пахомова, я вам ничего не скажу, — не успел произнести этих слов, как майор, доселе сидевший молча за столом, вскочив с места, ударил его в лицо.

Капитан от удара отлетел в угол комнаты и рухнул на пол. Сразу же на него пинками набросились сержанты. Экзекуция продолжалась несколько минут, затем, сержанты, приподняв его за подмышки, вновь усадили на табуретку. Кровь хлыстала со всего тела, он нет-нет да захлебываясь, кашляя, стал отхаркивать ее на пол. Раны на руке и на ноге разорвались, и из них сильно текла кровь. От избиений и проведенных несколько бессонных ночей, капитан валился с ног, из-за этого не мог усидеть на табуретке. Видя, как он падает, сержанты, схватив его за плечи, стали удерживать.

— Ты наверное не понял своего положения, и того куда попал, — продолжил особист, — капитан, я тебе советую не злить нас и отвечать на наши вопросы. Я повторяю, где ты спрятал грузовик?

Капитан молчал. Тогда подполковник взглянул в сторону сержантов. Те его так сдернули за руки с места, что сделав круг в воздухе, оказался на полу. Избиение продолжилось. В какой-то момент капитан потерял реальность и время. Он уже не чувствовал боли, тело обмякло и ему уже не принадлежало, отсюда потерял сознание. Облив водой из стоявшего в углу комнаты ведра, его вновь усадили на место. Голова провисла, он не в силах был ее удержать. Тогда сержант, схватив его за волосы, приподнял ему голову.

— Капитан, ты меня слышишь? — спросил у него подполковник. А тот его не слышал. Из ушей текла кровь, а один глаз так опух, что гематома полностью залила левую часть лица. Губы сильно распухли, а лицо и все тело было залито кровью.

Не услышав ответа, попытался было приказать сержантам, привести того в чувства, как его остановил человек в штатском.

— Не стоит продолжать допрос, уведите задержанного, пригласите врача, пусть его приведет в чувства. Я приеду послезавтра, к тому времени больше не трогать.

— Слушаюсь, товарищ верховный комиссар, — ответил ему подполковник.

После того, как врач обработал ему раны, капитана бросили на матрац, лежавший в углу соседней комнаты. С наружи и внутри комнаты поставили охрану. Как только прикоснулся матраца, капитан уснул. Сколько проспал, не помнил, но когда проснулся, стал анализировать сложившуюся ситуацию,

— Им нужны драгоценности с той машины. Как только они их получат, меня, как ненужного свидетеля, уберут. Если это было бы не так, тогда почему они меня пытали? Полковник Харитонов погиб, вероятнее всего, все те, кто сопровождал колонну, тоже погибли, значит, я единственный выживший, — и тут, он вспомнил про сержанта Захарова. — Стоп, Захаров жив. Он должен был добраться до бригады генерал-лейтенанта Пахомова.

Нет, не знал тогда капитан Сайдаматов о том, что сержант Захаров попал в засаду. Но смертельно раненный, добравшись до своих, предупредив их о нападении, скончался от полученных ран. Не зная об этом, капитан дальше рассуждал,

— Если Захаров жив, он обязательно встретится с генерал-лейтенантом Пахомовым, а генерал в свою очередь непременно меня вытащит. Мне надо, во что бы то ни стало, продержаться.

Через некоторое время в комнату вошли те самые сержанты, которые его пытали. Капитан подумал, что опять поведут на допрос. Но они, приподняв его и прислонив к стене, положив в руку кусок хлеба и миску гречневой каши,

— Подкрепись, тебе скоро силы понадобятся, не то сдохнешь раньше времени, — усмехнулись.

Но капитан был не в состоянии есть, губы распухшие, зубы выбиты, язык кровоточил, а руки вообще его не слушались. Приложив немало усилий, он произнес,

— Пить,

— Что ты сказал? — переспросил сержант,

— Воды, пить, — повторил он,

Один из них удалившись, вернулся с ведром воды, поставив его возле него сказал,

— Кружки нету, ты это, только не утони в ведре, — вновь усмехнулся сержант.

Когда надзиратели ушли, он выронил хлеб и кашу на пол. Все его тело ныло от боли. Еле-еле корчась, по стене сполз на пол, и ему удалось пригнуться к ведру и медленно, глоток за глотком стал пить из ведра. Делая один глоток за другим, никак не мог напиться, потому что в последний раз он это сделал еще перед боем. Так прошел еще один день. За это время его дважды посетил доктор и сделал перевязки. Но рана в плече и голеностопе сильно разбухла, и ему от этого было очень больно.

На следующий день человек в штатском вернулся, и капитана поволокли к нему. На этот раз говорил он.

— Моя фамилия Мехлис, она, наверное, тебе ничего не даст. Я Верховный Комиссар ставки, назначенный высшим военным советом страны. Слушай капитан, у меня не то, что полковники и генералы, но даже командующие фронтами и маршалы становились разговорчивыми. Они от страха мочились в штаны и подписывали все, о чем я их просил. Тебя никто здесь не обвиняет в измене. Мы не пытаемся заставить тебя в чем-то признаться. Скажи, где ты спрятал машину с ценностями? Наши люди вдоль и поперек обследовали дорогу вплоть до самой штольни, но грузовик твой не нашли. Возможно, ты его спрятал в такой же штольне, как та. Укажи нам его место. Война скоро закончится, неужели тебе не хочется поскорее попасть домой, к сыну? Кстати мы его нашли. Ему скоро исполнится четыре годика, если не ошибаюсь, зовут его Саидакмал, славный малый. У меня даже есть адрес детского дома, где находится он, я могу тебе его дать. После войны ты его заберешь. Если беспокоишься за свою жизнь, я могу тебе дать гарантии, что мы тебя отпустим. Ну, капитан, что скажешь?

А капитан все молчал.

— Если и дальше будешь молчать, твой род на тебе и закончится. У меня не дрогнет рука свернуть шею твоему отпрыску, ты этого хочешь? — крикнул Мехлис.

Капитан молчал,

— Ну что ж капитан, я хотел как лучше, увы, участь свою ты выбрал сам, — сказав, Мехлис посмотрел на стоявших рядом сержантов. Те с полуслова поняв его, словно с цепи сорвавшиеся, швырнув капитана на пол стали жестоко избивать. Не добившись признания, сержанты его бессознательного потащили обратно в ту комнату, где он провел ночь. Швырнув на пол и заперев дверь снаружи, они ушли обратно. Тем временем Мехлис перед кем-то оправдывался по телефону, — Нет не найдут товарищ первый. Весь периметр до штольни контролируются нашими войсками. Никуда не исчезнет… Никто об этой машине не знает. Все, кто сопровождал груз, кроме одного погибли. Да, я Вас понял, под моим личным контролем доставим туда. Хорошо. Понял. До свидания товарищ первый.

Положив трубку, он обратился к подполковнику,

— Товарищ первый в ярости. Он дал нам десять дней, чтобы мы доставили груз по адресу. В противном случае, не сносить нам с тобой головы, подполковник. Сейчас я поеду в штаб центрального фронта, а через три дня буду в расположении генерала Говорова. К моему приезду, ты доставь капитана туда, в особый отдел Армии. Больше его не трогайте, пусть врач осмотрит и приведет в чувства.

— Есть товарищ член военного совета, — ответил ему подполковник, и Мехлис в сопровождении эскорта автоматчиков уехал.

Через два дня, ближе к полудню, подполковник Захарчук и майор Могилевский, в составе двух машин охранения и ЗИС-ом, поехали в расположение генерала Говорова, как им приказал Мехлис.

А тем временем, штурмбанфюрер СС Шнитке два дня тщетно обыскав гору, в надежде найти грузовик, вернулся туда, откуда увезли капитана. Приказав заминировать дорогу, он третьи сутки ждал, верил в то, что капитана рано или поздно повезут обратно. К вечеру третьего дня он увидел приближающиеся вдалеке машины. Посмотрев в бинокль на них, в черной машине заметил капитана и тех военных, которые увезли его. Тут же штурмбанфюрер приказал своим бойцам ЗИС не трогать, а виллисы с охраной взорвать. Когда автомашины вплотную подъехали к месту засады, отдал приказ к бою.

То ли спутали, то ли детонатор сработал не сразу, но мина взорвалась аккурат перед самым носом автомобиля, в котором везли капитана. От ударной волны машину сначала подбросило вверх, и на лету переворачиваясь, она улетела в пропасть, где река сужалась. Пулеметной очередью была уничтожена охрана сопровождения. Как только штурмбанфюрер со своими бойцами вышел из укрытия и направился в сторону обрыва, на них обрушился шквал огня тех, кто по приказу Мехлиса прочесывал гору в поисках грузовика.

Штурмбанфюрер и его солдаты, не успев опомнится, были уничтожены. А ЗИС с капитаном Сайдаматовым над самой водой взорвался, похоронив тайну капитана в бурлящих водах горной реки…

ГЛАВА 14. Побег

Всю ночь капитан Сайдаматов не сомкнул своих глаз. Думал о своем будущем, будущем единственного близкого и родного человека, о своем сыне Саидакмале. Думал над словами Мехлиса, о его угрозах относительно сына. Он за себя не боялся, да и смерть его не пугала. Но как быть с сыном, ведь они за те драгоценности, что лежали в кузове машины, которую сопровождал он, любому горло перегрызут. Ясно понимал, если даже покажет место, они его все ровно уберут, зачем им лишний свидетель. Тем более после всех этих пыток. Для него в сложившейся ситуации единственным правильным решением был побег. Но как его осуществить, ведь охраняют его как генерала в районе активных боевых действии. А сам был очень слаб, раны на ноге и в плече воспалились и гноятся, из-за этого не чувствовал ни рук, ни ног. Все лицо распухло, и было залито запекшейся кровью, а один глаз вообще не видел. Но Саидходжа, не смотря на все эти проблемы, все равно склонялся в пользу побега. Шансы побега с этого дома были равны нулю. Единственным верным решением могла быть та дорога, где разведчики приняли последний бой. Как убедить своих палачей повезти его туда. Ведь если им скажет, что готов показать место, где спрятан грузовик, они ему тут же сунут карту с требованием указать место. Отговорки о том, что якобы плохо в них разбирается, неуместны, не поверят. Один из лучших разведчиков фронта не может ориентироваться в картах, абсурд. Он почти вслух неоднократно повторял, — Думай, думай. Ты должен найти выход, иначе смерть. — Так в раздумьях пролетела ночь. Ближе к обеду следующего дня в коридоре послышалась какая-то суета. Там его надзиратели громко о чем-то разговаривали. Пристально прислушавшись, Саидходжа по отрывкам их речей понял, что его скоро повезут в расположение частей генерала Говорова. Это значит, путь неминуемо будет пролегать вдоль реки, где немало отвесных обрывов. Пролистывая в голове каждый уголок, каждый промежуток той дороги, он вдруг чуть было не вслух крикнул стоп.

На этой горной дороге был участок, идеально подходящий для побега. Она была аккурат в том месте, перед поворотом к штольне и в трехстах метрах, где они приняли свой последний бой. Местом определился. Теперь как быть с охраной, они ведь будут сидеть по обе его стороны. Думая об этом, Саидходжа решил, — Притворюсь, как будто я бес сознания. Если они поверят, значит, чтобы не запачкать себя моей кровью, рядом сядет один охранник. Если не поверят, ближе к тому месту попытаюсь имитировать, будто мне стало плохо и затошнило, и вот-вот начнется рвота. Может повезет и они остановятся.

Ближе к трем часам дня в комнату вошли сержанты. Увидев, как тот неподвижно лежит на полу, они подумали, что он умер. Чтобы убедится в этом, один из них ногой надавил на рану Саидходжи в голеностопе. Капитан от сильной боли застонал, а когда сержант убрал ногу, вновь замолчал. — Жив, такие легко не подыхают, — сказал один из надзирателей. Схватив капитана за подмышки, понесли к выходу. На улице их ожидала машина. Когда его усаживали на заднее сидение, он специально стал падать. Тогда майор обратился к подполковнику,

— Товарищ подполковник, может быть, я сяду на виллис с бойцами. Посмотрите на него, он весь в крови. Если в дороге будет так барахтаться с угла в угол, нам не смыть форму от его поганой крови. А так, мы его уткнем головой к двери и он мирно, без всяких проблем доедет до места.

Посмотрев на капитана и увидев, что тот без сознания, сказал, — Хорошо.

Как только машины тронулись, Саидходжа сразу же ухватился за ручку двери, боясь в суматохе ее не найти. Через пару часов они выехали на горную дорогу. Саидходжа, незаметно своим охранникам, приоткрывал свой глаз, чтобы не пропустить то самое место. И вот машины стали замедлять ход и подъезжать к повороту, где капитан намеревался совершить побег. Чем ближе подъезжали к месту, сердце у него стало биться сильнее, тело дрожало, а рука державшая ручку двери, онемела. До поворота оставалось 100м, 90м, 60м, 30м, 20м и когда он только хотел дернуть за ручку, перед самым носом их машины раздался оглушительный взрыв. ЗИС от ударной волны подбросило вверх, а затем, переворачиваясь в воздухе, улетел в пропасть. Когда прогремел взрыв и машина взлетела, от сильного толчка рука Саидходжи дернула ручку и дверь открылась. Перед самой водой Саидходжа выпал из машины, и в ту же секунду ЗИС разнесло в клочья. А в это время бурлящие воды горной реки уносили его куда-то вниз по течению…

ГЛАВА 15. Милосердие

Эльза, каждую неделю по субботам и воскресениям ездила в горы, чтобы собирать дрова для топки. Но чем ближе фронт подступал к их городку, тем тревожнее становилось ей одной бродить по горам.

По слухам местных, их гору и окрестности городка заполонили дезертиры, бежавшие с фронта, беженцы, а так же заключенные концлагерей и тюрем. Хотя и за сотни верст от них не было ни тюрем, лагерей, и даже канцелярии СС и полиции. Боясь нарваться на бандитов или дезертиров, она вот уже две недели не ходила в гору за дровами. Весна 1945 года выдалась прохладной для этих мест, и по вечерам в доме становилось холодно. Да и еду ей надо было готовить, а дрова были на исходе. Одной было страшно ехать, а попросить некого, мужчины, кто на фронте, кто уже погиб. В их городке остались одни старики, женщины и дети.

Понимая это, Эльза, помолившись, все-таки решила съездить в гору за дровами. Подогнав подводу, она на этот раз решила с собой взять свою немецкую овчарку Рекса, которого раньше оставляла охранять дом. Привязав Рекса к подводе, загрузив припасы и двустволку отца, рано утром двинулась в путь.

Ближе к двенадцати, Эльза добралась до реки, и спустившись поближе к ней, привязала лошадь к стволу молодой сосны. К своему удивлению, а может быть из-за того, что здесь давно не было людей, она за пару часов, обрубив сучки, заполнила подводу дровами. Увлекшись работой, девушка совершенно позабыла о еде и только тогда, когда от усталости и голода закружилась голова, поняла, как сильно хочется есть. Постелив на огромный плоский камень свой платок, разложила на него свою еду. Добротно пообедав и накормив Рекса, Эльза о чем-то грустном призадумалась. Вспомнила своих родителей, увезенных в 1944 году гестаповцами, вспомнила единственного брата Арнольда, воюющего на западном фронте с американцами. И, конечно же, она вспомнила о Фридрихе, парне с которым училась вместе в школе. Как они, целых четыре года, всматривались друг в друга, но никак не решались заговорить. И только на дне рождении Гретты им удалось пообщаться, и вплоть до самого призыва его в Армию не расставались. С любовью вспоминала, какая была тогда прекрасная пора. Как была счастлива, и все вокруг цвело, а жизнь была радостной. В ту пору ей хотелось жить, радоваться и быть счастливой. Она только-только стала понимать и чувствовать смысл будущего, как вдруг осенью 1943 года Фридриха призвали в Армию. Ей было очень трудно расставаться с ним, чувствовала, что видится с ним в последний раз. Крепко вцепившись ему на шею, не хотела отпускать от себя. А в декабре 1944 года родители Фридриха получили извещение о его гибели.

В это время Эльзу будто молнией сразило. Ею овладел какой-то жуткий, необъяснимый страх. По ее телу побежали мурашки и оно, как будто застыло. Рекс, тоже почувствовав это, вскочив с места и глядя в сторону реки, стал рьяно лаять. Эльза хотела убежать, но ноги ее не слушались, они словно окаменели. Руки и тело стало само дрожать, и ей стало невыносимо холодно. Она стала медленно поворачивать голову в сторону реки. Страх того, что обернувшись, увидит направляющихся в ее сторону дезертиров или беглых заключенных из концлагерей овладел ею. Но, когда все-таки повернувшись, не увидела никого, кроме несущихся с гор бурлящих потоков реки, немного успокоилась. Медленно привстав с места, стала оглядываться по сторонам, ниже и выше течения реки и, не увидев никого, стала быстро собираться. Но Рекс все еще не унимался, и неистово лая, рвался к реке. Как бы она не пыталась его угомонить, пес ее не слушался. Тогда Эльза его развязала, и Рекс с ужасным лаем умчался к реке. Пробежав метров пятьдесят, он, остановившись у небольшого камня на берегу, схватив что-то своими челюстями, пытался разорвать. Эльза, взяв с подводы двустволку отца, направилась к нему. Когда до пса оставалось шагов десять, она с ужасом заметила, как Рекс, схватив кого-то за локоть зубами, пытался загрызть. Схватив собаку за ошейник, ей с трудом удалось оттащить его от несчастного. Затем, отведя собаку к подводе и привязав за нее, с палкой в руке вернулась к тому лежащему на берегу реки человеку. Она ткнула палкой несчастного по боку несколько раз, но тот не подавал признаков жизни. Тогда Эльза осторожно, схватив его за руку, попыталась перевернуть несчастного на спину, так как тот лежал лицом вниз. Когда ей это все-таки удалось, ужаснулась от увиденного зрелища. С ног до головы у этого несчастного не было живого места. Эльза, обернувшись к реке, не могла поверить тому, что с ним это сделала река. Затем вновь взглянув на неподвижно лежащего человека, увидела его раны, разбитое и опухшее лицо с отекшим глазом, перебитые руки и ноги. Вот тогда она поняла, что этого несчастного жестоко пытали, а затем, наверное, бросили в реку.

Эльза попробовала осторожно дотронуться до его тела. Оно было холодным и практически безжизненным. Убрав свою руку, ей стало страшно, и захотела убежать, оставить его здесь. Как только об этом подумала, ее вдруг осенило. Сумеет ли она после этого жить, оставив живого человека умирать у реки. Быть может Господь дает ей испытание и не случайно, наверное, она оказалась здесь и сейчас. Если поможет ему, господь смилостивится и кто-нибудь поможет ее брату Арнольду в трудную минуту. Размышляя над этим, Эльза решилась помочь несчастному и выходить его, поставить на ноги.

Но для этого, ей сначала надо было дотащить его до своей подводы. А сделать это хрупкой и молодой девушке будет архисложно. Берег реки от того места где находился раненный до песчаного кряжа был устлан камнями, зарытыми в ил, где на половину, а где на четверть. Из-за этого по берегу реки не то, что кого-то тащить волоком, самому бы добраться, не падая. Эльза сперва попробовала его за рукав потянуть. У нее из этой затеи ничего не вышло. Тогда, вернувшись к подводе, оставив ружье, взяла из него веревку, одеяло и две длинные сосновые палки, и отнесла их к раненному. Затем вновь вернулась к подводе. Развязав Рекса и держа его за поводок, взяла армейский ремень брата и пошла обратно. Рекс, подойдя ближе к раненному, рыча, попытался схватить несчастного за рукав. Эльза, сильно вздернув за ошейник, скомандовала, — Фу, Рекс, лежать! — Пес, подчиняясь ее командам, немедленно лег на песок.

Как только Рекс успокоился, Эльза, сложив одеяло вдвое, постелила его с боку раненного. Затем осторожно взяла его за руки и стала тянуть к одеялу. Тут он впервые застонал от боли. Эльза сразу же его отпустила, чтобы дать ему возможность перевести дух. Когда раненный вновь замолчал, она стала потихоньку тянуть. Только с третьей попытки ей удалось уложить несчастного на одеяло. Затем подложив с двух сторон сосновые палки, намотала на них края одеяла, и осторожно просунув веревку под одеялом, сильно привязала его. Осторожно приподняв сначала одну сторону палки, поставила его на короткую рогатину, а затем и вторую. Потом привязав на конце палки армейский ремень брата, сделала из него подобие хомута. Когда все было готово, подвела к хомуту Рекса и накинула на его шею. Ухватившись одной рукой за ошейник, а другой за конец палки, скомандовала,

— Вперед Рекс, домой, — и собака, скуля и визжа, начала медленно тянуть несчастного к подводе. Упираясь на обе ноги, Эльза тоже помогала Рексу.

Когда им удалось дотащить его до подводы, перед ней стал вопрос, а как его теперь загрузить на нее? Ведь это не хворост и не дрова, и он, наверное, весит не менее 80 кг. Падая от усталости, Эльза села возле камня, где недавно обедала. Проведя своей рукой по лицу, стала оглядываться по сторонам, высматривая подходящее место, откуда можно было загрузить раненного на подводу. В десяти метрах от себя увидела небольшой откос, внизу которого было ровное место, куда можно было поставить подводу. Выгрузив из подводы дрова, оттащила его на низ выступа. Затем, вместе с собакой стала тащить раненного к выступу. Осторожно, чтобы не сорваться вниз, сантиметр за сантиметром, загрузила его на подводу. Потом, подогнав подводу к тому месту, где выгрузила с него дрова, стала их осторожно, не задевая раненного, загружать обратно. Дрова ей были нужны, но самое главное, ими надо было спрятать его от посторонних глаз. Даже если его не найдут военные, местные люди могли убить, потому что каждая семья на этой войне потеряла своих близких. Причем большинство из них погибли на Восточном фронте, воюя с Красной Армией, а он был ее бойцом.

Уже затемно, Эльза добралась до дома. Выгрузив дрова у сарая, и убедившись в том, что вокруг никого нет, подвела подводу к ступеням. Развернув ее тележкой к дому, ужаснулась тому, что фундамент был слишком высок, и Рекс здесь ей не помощник. Немного поразмышляв, вспомнила о досках в сарае, которые когда то принес брат Арнольд. Сходив за ними, по одной принесла три доски. Осторожно положив один конец доски на подводу, а другой конец подвела к порогу двери. Развязав веревки, привязанные с двух его сторон, убрала палки. Затем, ухватившись за концы одеяла, стала тащить его по доскам. Изнемогая от усталости, потратив немало сил, Эльзе удалось дотащить раненного до комнаты Арнольда. Затопив печку и поставив воду на нее, стала снимать с него одежду. Из-за того, что на ранах кровь запеклась, гимнастерка его прилипла к телу. Эльза взяла ножницы и стала срезать ему одежду на тех местах, где она была свободна. Сходив на кухню и взяв чайник теплой воды и тазик, вернулась в комнату. Налила в тазик теплую воду с мылом и положила туда несколько кусочков тряпок. Затем одну за другой, эти тряпки, не выжимая наложила на раны, где запеклась гимнастерка. Раненный тут же застонал, наверное, мыльная вода, попавшая ему на раны, стала жечь. Удалив с его тела все куски гимнастерки, она заменила воду в тазике и стала смывать песок и грязь с его тела. Полностью очистив его и осторожно приподняв, уложила на кровать. Затем обработала его раны спиртом и йодом, перевязала их, и укрыв теплым одеялом, пошла на кухню. Поставив большую кастрюлю на плиту, принесла с кладовки накануне зарубленного петуха, налила воду и положила в нее. Через час с небольшим куриный бульон был готов. Переставив его на край плиты, вместо кастрюли поставила чайник. И тут больной стал стонать. Услышав его стоны, Эльза побежала к нему. У больного был сильный жар, а бинты на ранах были красные от крови. Она осторожно сняла повязку, обработала ему рану и вновь перевязала его. Потом сходила на кухню, и набрав в миску куриного бульона, вернулась к нему. Подложив под голову больного еще одну подушку, приподняла его, и осторожно остужая, стала ложка за ложкой поить. Когда больной поел, она убрала вторую подушку, и он уснул. Вернувшись на кухню, налила себе куриного супа и тоже стала ужинать. Затем покормила Рекса, взяла матрац и одеяло из своей комнаты и постелила себе на полу возле больного.

Только-только она стала засыпать, как больной вновь стал стонать. Быстро вскочив с места, и намочив тряпку в холодной воде, положила ему на лоб, разбавила таблетку от температуры в воде и напоила его. Через десять минут он замолчал, но ненадолго. Так они почти до утра не сомкнули своих глаз, он от боли стонал, а она ухаживала за ним. И только тогда, когда на улице стало светать, возможно, от усталости они оба крепко уснули.

Ближе к обеду больной вновь стал стонать. Эльза, тут же растопив печку, поставила на плиту кастрюлю, чтобы разогреть бульон. Когда нагрелся, стала вновь его кормить. Оттого что губы и язык были опухшие и передние зубы отсутствовали, Эльзе пришлось самой прожевывать мясо птицы и класть ему в рот

Так в бреду и в агонии, то бросая в жар, то в холод, он провел еще несколько дней. На пятые сутки Эльза заметила, как он в бреду, сквозь прищуренные глаза, смотрел на нее и о чем-то бормотал на своем языке.

— Еглама, азизим Фарида, еглама…, — и пытался приподнять свою руку. Эльза, взяв его за руку, помогла ему. Он пытался дотронуться до ее щек, поняв это, она нагнулась. Почти незаметно поглаживая ее, он вновь повторял, — Еглама, азизим Фарида, еглама ( Не плачь родная Фарида, не плачь…). Будто понимая его, Эльза тут же заплакала и не понятно от чего, слезы сами наворачивались к ее глазам. Все ее попытки их остановить были тщетны, они вырывались из ее груди. Не в силах более терпеть этого, осторожно опустив его руку, выбежала на улицу. Добежав до самой окраины своего луга, рухнула на землю. Холодная земля пронзила все ее тело, но Эльза этого не замечала. Не понимая что с ней происходит, неистово рыдала. Затем, встала на колени, взглянула на небеса, и вытянув свои руки вверх, во весь голос прокричала,

— О Господи, за что, за что мне эти мучения?

Опустив свои руки к земле, так и рыдая, просидела еще некоторое время. И только тогда, когда ее тело насквозь от холода продрогло, она начала приходить в себя. Собравшись с мыслями встала с места, и прижав свои руки к груди, направилась в сторону дома. А ее подопечному стало очень плохо, раны его сильно воспалились и гноились. Видя его состояние и не в силах ему помочь, Эльза впала в отчаяние…

ГЛАВА 16. Признание

Когда доктор Штаубе вышел на улицу, Эльза с Луизой, обнявшись, сидели на лавке и о чем-то усердно разговаривали. Они не заметили того, как к ним подошел доктор. Увидев его, Эльза вскочила с места, а доктор ее остановил,

— Сидите, сидите дорогая Эльза, — а затем подсев рядом, — вашему подопечному стало гораздо лучше. Теперь могу точно вам сказать, он идет на поправку и ему уже ни что не угрожает. Подтверждение моих слов то, как он крепко спит. Если вы позволите, я который день не был дома. Да и в госпитале, наверное, меня уже потеряли, я должен сходить и туда. Завтра утром, возьму необходимые лекарства и приду, а Луиза останется с вами и поможет, — тут в разговор вмешалась Луиза,

— Папа, простите меня, пожалуйста, я, услышав радостную весть о брате, совершенно забыла Вас предупредить. На следующий день, как Вы ушли с фрау Эльзой, приходили за Вами из госпиталя. Они Вас искали. А в тот день, когда я шла сюда, госпиталь эвакуировали в Германию. Говорят русские вот-вот будут здесь.

— Ну, что ж, тогда задача упрощается, я смогу немного отдохнуть. Ты, родная оставайся и помоги Эльзе с больным.

— Нет, нет доктор, пусть Луиза тоже пойдет домой и отдохнёт, не волнуйтесь, я справлюсь, — попыталась ему возразить Эльза.

— Я знаю, что говорю. Луизе будет гораздо приятнее и интереснее здесь рядом с вами, чем со мной, ворчливым стариком, — сказав, доктор пошел домой.

Саидходжа быстро шел на поправку, уже на третьи сутки он самостоятельно сидел на кровати и кушал сам. Отеки на лице спали, а язык полностью восстановился, и его речь стала более понятной. Через неделю, облокотившись на плечи Эльзы, он стал выходить на террасу, а еще через две Саидходжа ходил самостоятельно. Эльза, Луиза и он так сильно подружились между собой, что ни на минуту не расставались. Хотя раны Саидходжи и зажили, но иногда, особенно когда портилась погода, они напоминали о себе. Так прошел еще месяц, к тому времени война почти закончилась. До падения Берлина оставались считанные дни.

Однажды утром, войдя в комнату Саидходжи, Эльза его там не обнаружила. Раньше такого с ним не случалось. Испугавшись того, что он ушел, она выбежала на улицу. Со стороны сарая ей послышались какие-то стуки. Подойдя туда, увидела, как полураздетый Саидходжа колол дрова.

— Оденься, не то простынешь, — сказав, улыбаясь, подошла к нему. Затем, — тебе рановато делать физические упражнения, твои ребра еще не восстановились, — продолжила. И протягивая ему небольшой пенек, — сядь, отдохни немного, — сказав, сама уселась рядом.

— Саид, я долго не решалась спросить у тебя. Если ты позволишь, можно? — смущаясь, спросила она.

— Да, конечно, у меня от тебя нет тайн.

— Ты, когда бредил и был бес сознания, часто произносил имя, Фарида. Кто такая Фарида, твоя девушка, а может быть жена?

— Жена, — опуская голову, ответил он.

Услышав это, Эльза, тут же отвела от него свои глаза. Тело ее задрожало и ей стало плохо.

— Мы с ней поженились за три дня до войны, а на четвертый день меня призвали в Армию. Через год, родители моего друга написали мне, что во время родов, она, обрезав пуповину сына и укутав его, сама умерла от кровотечения. Рядом никого не оказалось. А на следующий день соседи, услышав, плачь ребенка нашли её. Сына сдали в детский дом, а жену похоронили. Я не знаю где мой сын, что потом с ним случилось, надеялся после войны его разыскать, — В это время глаза Саидходжи покраснели. Эльза, слушая его рассказ давно уже плакала. Как только Саидходжа закончил говорить, она тут же прижалась к его груди. В это время с хохотом к ним подошла Луиза.

— Я что-то пропустила? А ну-ка признавайтесь? — но тут, увидев их глаза, — Ой, простите меня. А, что случилось? — извиняясь, спросила она.

— Нет, нет, дорогая Луиза, ты здесь ни причем, мы просто вспомнили прошлое. Это ты прости нас за нашу минутную слабость, — сказал ей Саидходжа, — мы всегда рады видеть тебя у нас.

— Тогда я пришла к вам сообщить одну новость, кого это обрадует, а кого огорчит, решите сами. К нам домой приходил бургомистр и сообщил о том, что в наш дом заселят трех красноармейцев из госпиталя.

— Когда, — спросил у нее Саидходжа.

— Сегодня вечером. А что, ты не рад этому?

Эльза, тут же взглянула на него и занервничала. Крепко прижимая ее к груди и успокаивая, Саид попросил Луизу,

— Луиза, родная. Быстро беги домой и приведи к нам отца. Это очень важно.

Видя, с каким волнением, он произносит эти слова, Луиза побежала домой.

Через полчаса доктор Штаубе, толи от того, что бежал, или от волнения, испугавшись за них, прямо с порога еле-еле выговорил,

— Что вами случилось, где болит? — Говоря, стал щупать Саидходжу.

— Со мной все в порядке, — предлагая ему стул, — прошу Вас, присядьте, пожалуйста, — сказал он. А затем, — Эльза родная, принеси, пожалуйста, доктору воды, пусть он переведет дух.

Выпив воды, доктор, — говорите, я спокоен. Если и дальше будете меня держать в неведении, мне будет хуже.

— Дорогой дядя Карл, когда-нибудь придет время, я Вам обо всем расскажу, это очень длинная история. Я не дезертир, не предатель, в этом Вы можете быть уверенными. Но обстоятельства сложились так, что у меня не было другого выхода, кроме побега. Если кто узнает о том, что я жив, поверьте, те люди, которые меня пытали, будут здесь. Я раньше говорил Вам, меня заберут, а Вас они убьют. Если Ваши постояльцы узнают обо мне, они должны будут доложить своему начальству. А те в свою очередь доложат в особый отдел, откуда я сбежал. Для меня обратной дороги нет, меня там никто не ждет. Если Эльза позволит, я останусь с ней.

Услышав эти слова, Эльза, выронила стакан с рук и кинулась к нему в объятия.

А доктор, взглянув на Саидходжу, сказал

— Я вас понял любезный мой друг. За то время, которое я вас знаю, у меня выработалось определенное мнение по отношению к вам. И поверьте, оно объективное. Вы очень добропорядочный и хороший человек и меня в этом никто не переубедит. А вам милая фрау, — обращаясь к Эльзе, — если помните, говорил, о том, что Господь вас не оставит. Вот видите, я оказался прав. Мы с дочкой очень рады за вас, и надеюсь, вы скоро пригласите нас на свою свадьбу. Любовь, мир, согласие вашему дому. Нам пора, наверное, постояльцы уже ждут нас, с вашего позволения мы пойдем.

Проводив доктора и Луизу, Саидходжа с Эльзой обнявшись, вошли в дом. Так прижавшись, они провели еще некоторое время. Оба не решались начать разговор, ведь сегодня они впервые чувствовали друг друга. Им хотелось так многое сказать обоим, но нужных слов не находили. Молчание нарушил Саидходжа,

— Милая, родная Эльза. Я мусульманин и никогда не откажусь от своей веры. Ты католичка, и я не вправе требовать у тебя отречения. Я знаю, что люблю тебя и не представляю свою жизнь без тебя. Надеюсь, Всевышний простит меня, надеюсь, и твой бог не будет против и не прогневается, прошу тебя, выходи за меня замуж.

Эльза, услышав его слова, ничего не отвечая, своей ладонью прикрыла его губы и затем крепко сама прильнув к нему своими губами, тихо произнесла, — Да, я согласна…

ГЛАВА 17. Пути господни неисповедимы

Когда доктор Штаубе и Луиза вернулись домой, их у дома ожидали три советских офицера из оккупационных войск. Капитан, сидевший на ступенях крыльца, по-немецки спросил,

— Вы доктор Штаубе?

— Да, это я, а эта девушка моя дочь Луиза, — ответил ему доктор.

— Очень приятно, мы от бургомистра. Я капитан Соколов Игорь, а эти старшие лейтенанты Уваров Дмитрий и Нефедов Николай.

Открывая дверь, доктор предложил,

— Прошу вас, проходите в дом, господа. — Зайдя домой, доктор попросил дочку,

— Луиза, родная, накрывай на стол, возможно господа офицеры проголодались, а я покажу им дом. Или вы предпочитаете отдохнуть?

— Мы только что выписались из госпиталя, мои товарищи, наверное, пойдут отдыхать, а я пожалую с вами пройдусь.

Бывалый разведчик по привычке должен был осмотреться вокруг.

— Тогда позвольте, я провожу ваших товарищей в их комнаты и сразу же вернусь.

Пока доктор устраивал Нефедова и Уварова, Соколов не дожидаясь его, пошел осматривать дом. Войдя в одну из многочисленных комнат, он оказался в кабинете доктора. Три стены кабинета были уставлены шкафами, набитыми доверху книгами. У окна стоял огромный дубовый стол ручной работы, по бокам, которого находились добротные, резные, ручной работы кресла. В это время в комнату вошел хозяин,

— А, вы здесь, господин офицер? Я вас уже было потерял. Ну, как вам мой кабинет, понравился?

— Да, очень уютно, и знаете, находясь здесь, чувствуешь себя как будто не было войны. Великолепная обстановка и спокойствие, не хочется уходить.

— Вы правы, бог миловал наш городок, и война прошла стороной от него. Хотя я потерял свою жену в Берлине, во время бомбежки.

— А в вашей семье кто-нибудь воевал?

— А как же, сын Герхард,

— И где же, если не секрет?

— Скрывать мне нечего, на восточном фронте. Он, так же как и я, врач, хирург. Последнее письмо от него я получил в 1943 году из Сталинграда.

И тут капитан увидел на столе извещение от командования немецкой Армии, где говорилось о том, что во время бомбардировки погиб.

— Он, значит, погиб?

Доктор чуть было не сказал, что нет, он жив. Но в последний момент вспомнил просьбу Саидходжи.

— Надеюсь, нет, и жив,

— А извещение?

— Извещение одно, но ведь его никто не видел мертвым. Значит, он, возможно, остался жив, и я хочу в это верить. Пусть даже он попал в плен, я хочу в это верить.

— Вы оптимист, оказывается…, — не договорив, Соколов увидел на столе фотографию Герхарда, и, схватив его, спросил у доктора, — извините доктор, а кто это на фотографии?

— Это и есть мой сын Герхард, а что случилось? — взволнованно спросил он,

Еще немного подержав фотографию в руке, затем положив на стол, Соколов, обернувшись, взяв доктора за плечи, усадил в кресло.

— Ну-ка отец, присаживайтесь, и держитесь крепче за спинки кресла, я скоро вернусь, — сказав, вышел из кабинета.

Через пару минут, держа в одной руке графин с водой, а в другой ведя Луизу со стаканами в руке, вошел в кабинет. Налив в стаканы воды, протянул им. Доктор тут же ему возразил,

— Я не хочу пить, в чем дело? — А Соколов не унимаясь,

— Держите, держите. Она вам сейчас понадобится, когда услышите новость, которую я вам скажу. Ну, вы готовы, услышать ее?

— Да,

Доктор и Луиза напряглись, хотя вид капитана сулил им хорошую весть. Капитан взял в руки фотографию Герхарда, и повернувшись лицом к ним, торжественно произнес,

— Уважаемый доктор Штаубе, Луиза. Ваш сын и ваш брат Герхард жив, и если не ошибаюсь, он еще пока здесь, недалеко от вас.

Как и предполагал капитан, они, залпом выпив воду, вскочили с кресел,

— Как, где, не может быть? — Схватили за руку капитана.

— Может, еще как может, — обнимая их обоих, сказал капитан. — И надо же, такому случится. В январе 1943 года, в городке Калач, под Сталинградом, среди развалин госпиталя, именно я его нашел. Он был без сознания и лежал на носилках.

Капитан рассказал им, как его нашел. Как приказал двум бойцам отнести его в госпиталь. Как особист хотел его бросить в яму к остальным погибшим немцам, а капитан Кондратьев не дал ему этого сделать. Затем Герхард, придя в себя, спас его друга Саидходжу и начальника штаба Армии генерал лейтенанта Комарова, который в последующем прогнал особистов.

— Дорогой доктор, в этой истории есть и грустная сторона. Когда в госпиталь попала авиабомба, я не знаю, как ваш сын оказался на носилках. Вот когда мы его нашли, он был придавлен козырьком входа госпиталя. Наверное, вследствие взрыва, а может быть из-за попадания на него обломков здания, ваш сын потерял память. Мы его называли доктор Ганс.

— О Боже, — воскликнул доктор.

— Но это не столь страшно и не столь важно. Главное ваш сын Герхард жив, и вы правы, он — великолепный хирург, спас немало жизней. Память рано или поздно восстановится и он вспомнит вас, не так ли? — успокаивая, спросил капитан.

— Да, конечно, главное он жив и вы сказали где-то рядом. Мы можем его увидеть?

— Я сказал, был,

— Почему был и где он сейчас?

— Меня выписали неделю назад, тогда госпиталь где служил ваш сын Герхард, готовился к передислокации.

— Как понять к передислокации и куда он готовился отправиться?

— В Манчжурию, это в Китае, на войну с Японией.

— На какую войну, ведь война уже закончилась?

— Вот видите доктор, я не должен был вам об этом говорить. Это, по крайней мере, еще тайна, хотя все об этом знают и говорят.

— И что мы не увидим Герхарда?

— Я вам не советую этого делать. Потому что война еще не завершилась, а следователи особого отдела не сидят без дела, они везде рыскают. Я уверен в том, что наблюдение за вашим сыном они еще не сняли. Дайте вы им только повод, и Герхард окажется в их застенках. Тем более если узнают, что он майор Германской Армии и у него где-то рядом есть родственники…

— О, боже, — восторгался доктор.

— Это очень опасно и пока ни к чему. Завтра утром я схожу в госпиталь. Если Герхард еще не уехал, постараюсь придумать, как его привести к вам. И еще, о нашем разговоре и о том, что вы услышали здесь, ни слова в присутствии Уварова и Нефедова. Незачем нам лишних ушей, они могут проболтаться, хорошо?

— Да, да, конечно. Как скажите, господин капитан. — А затем, спросил у дочери, — Луиза, родная, гости, наверное, уже проголодались, у тебя все готово, можно их звать к столу?

— Да, папа, стол уже накрыт, можете звать,

— Тогда, господин офицер, зовите своих товарищей к столу, — и тихо добавил, — отметим нашу тайну.

— Луиза, прошу вас, вы идите и зовите моих друзей к столу, а мне надо поговорить с вашим отцом.

Как только Луиза скрылась за дверью, капитан продолжил,

— Простите, пожалуйста, дядя Карл, я могу вас так звать.

— Да, конечно, господин офицер,

— Так вот, по поводу господина. Отныне вы должны меня звать по имени Игорь.

— Но…,

— Да, по имени.

— Но ваши друзья…,

— И их будите звать по имени. Когда Герхард спас моего самого близкого друга, даже нет, Саид был для меня как брат. Так вот, я когда навещал его в госпитале, встретился с Герхардом. Он, узнав о том, что это я его нашел, предложил быть друзьями. С тех пор мы втроем пообещали друг другу сохранить нашу дружбу до конца. К сожалению, Саид погиб, у меня остался теперь только Герхард.

— А Саид, он что, не русский?

— Азиат, узбек, вы про Узбекистан когда-нибудь слышали?

Тут доктор сразу понял о ком идет речь и, видя, как переживает капитан, чуть не проговорился, что он жив,

— Нет, не слышал, а ваш друг давно погиб?

— В начале весны, несколько разведгрупп ходили в рейд в ваших краях. Когда группа Саидходжи вместе с десантным батальоном возвращались на базу, напоролись на засаду. Все, кто был там, погибли.

— Вы не допускаете, может жив ваш друг Саид?

— Нет, я знаю точно, Саид погиб. Если это было не так, он давно бы дал о себе знать.

— А может он находится в госпитале, и не может сообщить о себе?

— Нет, Саид жилистый. Если был бы ранен, он давно выкарабкался бы, значит он погиб.

— Не теряйте надежду. Я верил, что мой сын не погиб, и вот вы мне об этом сказали. Может и ваш друг жив и вы, когда-нибудь, встретитесь с ним.

— Если бы это было так. Пойдёмте дядя Карл, нас, наверное, уже заждались…

На следующее утро, как и обещал, капитан Соколов сходил в госпиталь. Но ему там сказали, что доктор Ганс с начальником медицинской службы армии генерал лейтенантом Романовым уехали в штаб Армии. Вернувшись обратно, Соколов позвал к себе доктора.

— Госпиталь еще здесь, радуйтесь отец, возможно, вы скоро встретитесь с сыном. Он с начальником госпиталя поехал в штаб Армии, приедут завтра вечером. А послезавтра я схожу за ним.

— Дай бог, этому случится, — обнимая Соколова, сказал доктор…

ГЛАВА 18. Отчаяние от безысходности

В то же самое время, когда капитан Соколов рассказывал доктору и Луизе об их брате, Герхард прогуливался по родному городку. Когда он с генералом Романовым поехал в штаб Армии, проезжая мимо костёла, он воскликнул,

— Мне кажется, я знаю этот костёл.

Генерал тут же приказал водителю остановить машину. Выйдя из нее, он предложил Герхарду сходить туда. Вернувшись, Герхард, прислонившись руками на крышу машины, опустил на них голову.

— Что, сынок, не узнал?

— К сожалению, нет, товарищ генерал. Все вокруг знакомо, мне кажется, я здесь бывал, но не могу вспомнить.

— Заешь что, Ганс, в штаб я съезжу сам, а ты с бойцом пройдись по городу, может, вспомнишь. — Затем обратившись к сержанту, — Сопроводи военврача, головой отвечаешь за него.

— Слушаюсь, товарищ генерал лейтенант, — ответил ему сержант.

Когда генерал отъехал, Герхард пошел в противоположном направлении. Идя по улицам Зальцбурга, какое-то необъяснимое чувство овладело им. Вокруг все то, к чему он обращал внимание, ему казалось близким и знакомым. Внутренний голос все повторял, — взгляни туда, взгляни сюда, видишь то или это. Переосмысление всего этого было ему труднее и труднее. Голова раскалывалась и сильно закружилась, в ушах стало звенеть. В этот момент в голове раздался ужасный грохот и он, схватившись за нее обеими руками, с криком сел на корточки. Сопровождавший сержант, тут же схватив его за подмышки,

— Товарищ военврач, что с вами, вам плохо? — волнуясь, спросил,

— Нет, нет, со мной все в порядке. Просто голова закружилась, наверное, это последствие контузии. Давайте вернемся обратно в госпиталь, — предложив сержанту, Герхард направился в сторону госпиталя. Не знал тогда Герхард того, что в нескольких шагах от них находится его дом, где его ждут отец с сестренкой.

Генерал Романов вернулся вечером того же дня. Собрав личный состав госпиталя, рассказал им о поставленной перед ними задаче. Приказав заместителям готовить личный состав к маршу, позвал к себе Герхарда.

— Завтра утром, пока будет идти погрузка, мы с тобой поедем в одно место. Я когда ехал в штаб, увидев его, изумился, оно так похоже на мои родные края. Думаю, то место и тебе тоже понравится.

Утром начальник госпиталя генерал лейтенант Романов, проверив, как идет погрузка, и убедившись в том, что все идет по плану, подозвал к себе заместителя,

— Мы с доктором Гансом отъедем ненадолго, к нашему приезду личный состав должен быть готов.

— Слушаюсь, товарищ генерал лейтенант, — ответил ему зам.

Сев в машину, генерал и Герхард уехали куда-то. Проехав за городом не более десяти минут, машина съехала с дороги и остановилась. Выйдя из нее, генерал позвал за собой Герхарда и направился к небольшому утесу. Остановившись у самого края, показывая на красоты местных гор, — сказал,

— Там, откуда я родом, есть удивительно похожие на эти места горы. Такие же деревья, сосны, ели, дубы и березы. А реку и этот утес, словно перенесли оттуда сюда. Ты согласен со мной, Ганс, потрясающие места, не правда ли?

— Безусловно, товарищ генерал. Нет искуснее художника, чем природа матушка.

— Кстати, я забыл спросить, ты в городе вспомнил что-нибудь?

— Увы, нет, хотя мне все вокруг было знакомо. И эти горы я знаю, по-моему, я там когда-то бродил, но когда не знаю.

— Война скоро закончится. Побьем этих проклятых самураев, и я брошу все к чертовой матери и уеду к себе на Урал, к родным берегам. Возьму удочку, ружье, и месяцами буду рыбачить и охотиться в свое удовольствие. Может быть, и ты махнёшь со мной, а Ганс? Тебе там понравится, успокоишься, а возможно и память к тебе вернется, что скажешь.

— Возможно, Вы правы, — сказал Герхард. — Вы знаете, когда я бродил по улицам Зальцбурга, у меня было такое чувство, будто я здесь жил, вырос здесь. Все кругом было родное и знакомое. Товарищ генерал, как Вы думаете, ведь может же быть, что это так?

— Вполне. Ты немец, и судя по твоему акценту, можно уверенно говорить, что ты местный, потому что говоришь на местном диалекте. Вот видишь, а я что говорю тебе. Поживешь у меня годик, память твою вернем, и глядишь, вернешься сюда в полном здравии. Решено, никакие отговорки не принимаются, после войны на Урал, точка.

— Решено, — с улыбкой ответил ему Герхард.

В это время подъехал его адъютант, и четко произнес,

— Разрешите обратиться, товарищ генерал лейтенант.

— Обращайтесь,

–Личный состав госпиталя к передислокации готов. Все больные и раненные уже отправлены. Ждем Ваших дальнейших указаний.

–Не дают нам с тобой, друг мой Ганс, отдохнуть, — посетовав и вставая с места, торжественно сказал. — Труба зовет, мой друг, труба зовет. Пора в дорогу, в наш долгий путь. Пойдем Ганс, видишь, без нас никак. — И они поехали обратно. Там колонна была уже готова к маршу. Накинув на себя шинель и застегнув все пуговицы, генерал дал команду,

— Трогаем, — и, махнув рукой, вместе с Герхардом сел в машину.

Когда их машина подъезжала к одному, видимо, родовому поместью, сердце Герхарда екнуло, и он машинально обернулся в ту сторону. Как раз в это время, накрыв гостям на стол, Луиза вышла на улицу. Ей послышался рев моторов двигателей, проезжающих машин по улице. Волнение и любопытство охватило девушкой, и она побежала к калитке. Мимо их дома проезжала колонна грузовых машин с огромными красными крестами на боку. Луизу осенила догадка, что эти машины из госпиталя. Подбежав ближе к обочине, она стала пристально вглядываться в кабины машин, в надежде увидеть брата. Одна за другой, мимо неё нескончаемым потоком проезжали машины. И когда, колонна практически заканчивалась, в предпоследней машине, рядом, с каким-то важным генералом, увидела брата Герхарда. Он, сидя у окна, с удивленными глазами пристально смотрел на нее, и их взгляды встретились. Ком подступил к ее горлу. Ноги подкосились и не слушались. А Герхард уже через заднее стекло смотрел на нее. Приложив неимоверное усилие, она во весь голос крикнула, Герхард. А он все отдалялся. Сняв платок и рыдая, размахивая им, Луиза побежала за машинами. Герхард видел, как какая-та девушка бежит за ними. Генерал заметив, как он все время оглядывается назад, спросил,

— Что случилась Ганс, знакомых увидел?

— Нет, но вон та девушка, — показывая на Луизу, — давно бежит за нами.

— Она, наверное, благодарит нас за то, что мы освободили их от фашистов.

А Луиза, не догнав машину, упала на землю, и прикусив свой платок, очень сильно плакала. Как только машины исчезли из вида, она побежала домой. Сильно рыдая, вся взъерошенная, держа платок в руках и с криком, — Папочка, — бросилась ему на грудь.

Доктор и его постояльцы, ничего не понимая, встревожились. Их напугал вид девушки. Соколов сразу же догадался в чем тут дело, и скомандовал,

— Товарищи офицеры, прошу вас оставить нас одних.

Уваров и Нефедов, подчиняясь приказу командира, покинули комнату. Соколов налив в стакан воды протянул Луизе, она сделала несколько глотков и со слезами на глазах, разрыдалась,

— Папа, я видела Герхарда,

— Где? — спросил отец,

— Только что по нашей улице проехала колонна машин с красными крестами. В одной из них сидел Герхард. Он меня видел, но не узнал. Я бежала за ними, но не смогла догнать, — и вновь разрыдалась.

Прижимая к груди свою дочь, доктор умоляющим взглядом посмотрел на Соколова.

— Дорогой дядя Карл, Луиза, прошу вас, наберитесь терпения. Поймите, я не в силах сейчас что-либо изменить. Если бы встретился с Герхардом глазу на глаз, можно было бы что-нибудь предпринять. А сейчас невозможно. Мы можем навредить и себе и Герхарду.

Вечером того же дня доктор, извинившись, сказал Соколову, что ему необходимо отлучиться проведать больного. Выйдя из дома, сам направился к дому Эльзы. Зайдя в дом, прямо с порога сказал Саидходже,

— Саид, угадайте, кого к нам на постой поселили. Вы, наверное не поверите, но судьба соблаговолила меня познакомить с человеком, спасшим моего сына. И как стало мне известно, он является вашим самым близким другом.

Тут Саидходжа, опережая его,

— Что, Игорь Соколов, у вас? — удивленно спросил он

— Именно, капитан Игорь Соколов, ваш самый закадычный друг, является моим постояльцем.

— Невероятно, и надо же такому случиться.

— Самое ужасное в том, что он мне сказал, что Герхард, здесь в Зальцбурге,

— Вы что, спрашивали у него о Герхарде?

— Нет, конечно! Просто он в моем кабинете увидел его фотографию, а потом рассказал мне, как он его нашел. И вот, мы не увиделись с ним, его отправили на Дальний Восток. Не знаю, когда теперь мы с ним свидимся.

— Да дядя Карл, не зря говорят, пути господни, неисповедимы.

— Вот-вот, и я о том же.

— А обо мне он не вспоминал.

— А как же. Мы с ним только о вас и говорили. Вернее он рассказывал о замечательном погибшем друге. Может быть, сказать ему о том, что вы живы?

— Нет, ни в коем случае, прошу вас.

— Если бы вы видели, как он страдает.

— Знаю, отец. Мне тоже не легче, тем более, когда услышал я от вас, что Игорь здесь.

— Как мне жаль вас обоих, находится рядом и не увидится…

ГЛАВА 19. Воспоминание

Через неделю за постояльцами доктора Штаубе приехала машина. Прощаясь с ними, доктор Уварову и Нефедову сделал небольшие подарки на память. А затем, извинившись, — с вашего позволения, я на минутку украду капитана, — сказав, Соколова попросил пойти за ним.

Закрыв за собой дверь в кабинет, пройдя к столу, достал из него несколько фотографии, — Игорь, как вы просили, я приготовил вот эти фотографии. Прошу вас, посмотрите на них и выберите самую подходящую, на ваше усмотрение.

Пока капитан рассматривал фотографии, доктор Штаубе подошел к старинному шкафу. От туда он достал какой-то сверток и великолепный клинок. Передавая сверток капитану, он сказал,

— Игорь, здесь подарок для вас, за то, что вы сделали для нас, для моей семьи. Только благодаря вам мой сын Герхард жив и мы, надеюсь, скоро с ним увидимся. Если вы откажитесь брать, то я и Луиза очень обидимся на вас. В свертке очень ценная и старинная вещь, наша семейная реликвия. Ее моему прапрадеду подарил русский царь, если не ошибаюсь, царь Петр.

А, тем временем, капитан всячески отказывался брать ее, — не стоит этого делать дядя Карл. И еще, как ее я повезу, тем более, если она старинная вещь.

— Дорогой мой друг. Отказы ваши не принимаются, и наш подарок вы заберете в любом случае. У меня был один сын. Пообщавшись с вами, за эти дни, которые вы провели у меня, я понял какой вы добрый и порядочный человек. Я полюбил вас как собственного сына, и я за вашу доброту и милосердие по гроб обязан вам. Вы стали для меня самым близким и желанным гостем. Помните, где бы вы ни были, знайте, в Австрии есть ваши родственники. Наши двери будут всегда открыты для вас. А этот клинок самая дорогая вещь, с которым Герхард никогда не расставался. Ему этот клинок подарил его дедушка. Надеюсь, взяв его в руки, он вспомнит про нас. Возможно, благодаря этому клинку, к Герхарду вернется память.

Напоследок, крепко обняв капитана, доктор Штаубе и капитан вышли на улицу, где их ожидали Уваров с Нефедовым.

— Берегите себя, и да благословит вас Господь, — сказав, доктор проводил гостей.

Так, находясь близко рядом с домом, Герхард не встретился с отцом, отец с сыном, и сестра с братом. Но в душе они сохранили надежду о скорой встрече.

После отъезда постояльцев доктор Штаубе с Луизой направились к дому Эльзы. Забежав в дом, Луиза, прямо с порога стала говорить,

— Эльза, Эльза, я видела брата Герхарда. — Как раз в это время Эльза с Саидходжой о чем-то мило говорили,

— Где ты его видела, что он приходил домой? — Удивленно спросила Эльза. И выйдя со стола, направилась к ней навстречу.

— Нет, Герхард не приходил. Он проехал по нашей улице, в колонне машин с красными крестами. Сидел на заднем сидении черного мерседеса с одним важным офицером. Я его узнала, а он долго на меня смотрел, но скорее всего меня не узнал.

В это время в комнату вошел доктор Штаубе. Увидев его, Саидходжа встал с места, и приветствуя его,

— Здравствуйте дорогой дядя Карл, мы уже начали по вам скучать. — Сказал он.

— А я не меньше вас соскучился, — стал вторить ему доктор, и отдавая свою шляпу и плащ, поприветствовал Эльзу. Эльза вместе с Луизой пошли накрывать на стол.

— Саид, я думаю, все-таки зря вы мне не разрешили рассказать Игорю о том, что вы живы и находитесь здесь где-то рядом. Если бы вы знали, как он переживает по поводу вашей гибели. Как страдает без вас. Он мне очень многое рассказал о вас, о том, как вы в 1941 году поступили вместе в разведшколу. Окончив ее, вместе с ним попали в одну часть. Рассказал обо всех ваших подвигах, словом, я знаю о вас практически все с осени 1941 года…

— Дорогой дядя Карл, — перебивая его, сказал Саид, — я не меньше Игоря страдал. Каждый вечер, не смотря на все запреты Эльзы, тайком ходил к Вашему дому. Наблюдал за ним. И когда Игорь выходил на улицу покурить, мое сердце разрывалось от того, что не могу подойти к нему, обнять его. А однажды и вовсе мы с ним чуть не столкнулись. Я в последний момент, перед самым его носом, успел нырнуть в траву. Он был тогда в двух шагах от меня и долго курил. Вы, окликнув, его увели.

— Вы знаете, Игорь тогда подойдя ко мне, сказал — Дядя Карл, мне, когда я стоял у забора, показалось, что мой друг Саид где-то рядом. Если бы вы меня не позвали, я перепрыгнул бы через забор в поисках его. Я его чувствовал, чувствовал дыхание, его тепло, как живого и здорового. — Думаю, если бы я его тогда не позвал, он непременно пошел бы вас искать. Тогда, глядя на его глаза, я подумал, бывает же, вы не только друзья, вы оказывается еще и родственные души. Если человек не привязан к другому, он не в силах его почувствовать. Кстати, он мне сказал о том, что после войны поедет в ваши края. И непременно отыщет вашего сына и усыновит.

— Прошу Вас, меня понять. Я не боялся за себя, а переживал за Игоря. Я здесь, и как Вы поняли, остаюсь навсегда. Там на Родине у меня никого нет, кем можно было бы меня шантажировать. Но у Игоря мать, отец, три сестры с детьми и брат инвалид. Вы понимаете, что будет с ними, если Игоря возьмут?

— Но вы же говорили, что ему можно доверять, как себе. Я по его глазам понял, что он мужественный и храбрый человек. Такие люди не предадут, в этом я уверен. Но встреча с вами его бы успокоила. Мне было очень жаль смотреть, как он страдает из-за вашей гибели.

— Поверьте мне, дорогой дядя Карл, Вы так не говорили бы, если раз в жизни оказались в застенках особого отдела. Ваше гестапо и СС не идут ни в какие сравнения с ними. Не всех попавших к ним, гестапо сумело сломать. А в особом отделе, я говорил Вам об этом, даже генералы и маршалы мочились в штаны от страха. Надзиратели могли их заставить лаять как собак или мяукать как кошек, и они выполняли их приказы. Я это прошел и не желаю, чтобы Игорь из-за меня пострадал.

— Да вы что? — удивленно сказал доктор.

— Если те, кто меня пытал, снова начнут меня искать, для них первой мишенью будут мои друзья. Игорь один из немногих в живых оставшихся друзей. Если он не будет знать о том, что я жив, твердо будет стоять на своем. Ни без каких-либо сомнений будет говорить им, что я погиб. Но если он будет знать обо мне, то особисты по его глазам и интонации голоса сразу же определят, что он лжёт. И надавив на него родственниками, заставят признаться. Если бы они, узнав правду, отпустили бы его и его родных, я сам бы сдался им. Дядя Карл, они его не отпустят. Добившись своего, всех расстреляют. — И гневно Саидходжа стукнул по столу.

Услышав стук, в комнату забежала Эльза,

— Саид, что происходит? — спросила она.

–Все нормально, родная, просто мы с дядей Карлом кое о чем вспомнили. — Обнимая ее, сказал он.

— Тогда пойдемте за стол, а то нельзя вас оставлять одних.

За столом доктор о чем то задумался. Саидходжа заметив это, спросил,

— Что случилось дядя Карл? Неужели, я Вас чем-то обидел?

— Вы что Саид, нет, конечно, вы здесь ни при чем. Я вспомнил Герхарда. Скажите Саид, если Герхард попадет к ним, что и его будут так пытать?

— Не думаю. Герхард, в данное время воюет на стороне русских. Ни какими тайнами он не владеет. Он лечит раненных, ставит их на ноги, за что его наказывать, благодарить должны, — Как мог, успокаивал доктора Саид.

— Но ваш друг Игорь мне сказал, что с Герхарда, возможно, еще не сняли наблюдение. Из-за этого он не дал нам адреса его полевой почты. Это правда?

— Игорь правильно сделал, не дав вам его адрес полевой почты. Согласитесь, если бы Вы знали, куда ему писать, не удержались бы. А это равносильно смерти для него, потому что благодаря Вашему письму, его забрали бы. Хватит о грустном, давайте лучше обедать. Эльза предположила, что Вы можете прийти, много чего наготовила. Уже остывает, угощайтесь. — Сказав это, Саидходжа, предложил доктору, как самому почетному гостю, отведать первым мясо индейки. — У нас, у узбеков, старшие всегда в почете. И если дома есть кто-нибудь из старших, никто не сядет за стол, пока он не подойдет. Непременно будут ждать его. В нашем доме Вы самый старший и самый желанный гость. Так что прошу, отец, начните.

— Ну, раз так, тогда позвольте, как принято у нас, прежде чем приступить к трапезе, давайте помолимся. — Прочитав молитву, доктор, оторвав себе небольшой кусок грудинки индейки, — прошу вас дети мои, пропуск дан, — сказав, улыбнулся.

После обеда вся четверка, встав со стола, пошли в сад. Там стояла беседка окруженная молодыми березами, посаженными отцом Эльзы. Пройдя в нее, когда они расселись, доктор обратился к Саидходже,

— Саид, расскажите, пожалуйста, о себе, если конечно, вам не трудно.

— Я родом из небольшого кишлака под Кокандом.

— А Коканд это столица? И кишлак, это как?

— Нет, районный центр, а кишлак, по-вашему, деревня. Название кишлака Хайдарабад. Хотя, он и называется кишлаком, по-моему, не меньше Вашего городка, только у нас нет таких больших домов, как здесь. — Затем, немного помолчав и собравшись с мыслями, он продолжил. — Я, потомок знатного рода Саидов, из хаджа. Мы как бы из высшего сословия узбеков. До революции, пока большевики не пришли в наши края, наш род и наш народ жил в достатке и богато. Но с их приходом все изменилось. Богатых и зажиточных людей раскулачили, кого расстреляли, а кого отправили в ссылку. Земли, обещанные крестьянам, не дали. В 1921 году Ленин объявил продразверстку, то есть, большевики стали отбирать у народа излишки продовольствия. А на самом деле, они отбирали у народа все, оставляя их помирать голодной смертью. Как раз в то время мой отец ушел в город по вопросам сельчан. Мне тогда было чуть больше четырех лет. Ближе к обеду в кишлак пришли большевики и стали у дехкан отбирать скот и пшеницу. У нас дома была овца с ягненком, ведро пшеницы и пол мешка муки. Зайдя к нам домой, они перевернули весь дом верх дном. Найдя пшеницу и муку, хотели все забрать, по ходу прихватив и овцу с ягненком. Моя мама попыталась им помешать. В первый раз они ее ударили прикладом в живот. Тогда она, схватив кетмень, вновь пошла на них. Тут их главный выстрелил в нее из винтовки, и она замертво упала, а те ушли, будто ничего не произошло. Пока отец вернулся из города, соседи мою мать с остальными убитыми сельчанами уже похоронили.

— Они что, не дождались вашего отца и не дали ему попрощаться с ней?

— Понимаете, дядя Карл, у нас у мусульман покойника должны похоронить в день смерти до заката солнца, а отец приехал поздно. А летом того же года мы с отцом шли по полю в соседний кишлак, по делам отца. Отец заметил вдалеке появившихся всадников. Басмачей мы не боялись. Басмачи, это те люди, кто боролся с коммунистами, и, кстати, большевики сумели с ними справиться перед самой войной. Мы их не боялись, потому что если вы не сотрудничаете с властью, они не трогали, а даже помогали. Красные, очень сильно боялись их. Потому что только Коканд боролся с ними отчаянно, и они при любой возможности могли застрелить или зарубить шашками встречного в безлюдном месте.

— Неужели такое возможно? — удивлялся доктор.

— А что, ваши фашисты меньше их издевались над своим народом? — Тут Саидходжа загрустил, ком подступил к его горлу. Заметив это, доктор сказал,

— Саид, простите меня старика. Зря я затеял этот разговор, не надо было просить вас рассказать о себе. Я вижу, как вам трудно даются воспоминания.

— Нет, дядя Карл. Вы тут ни при чем. Рано или поздно я должен был кому-то рассказать и выговориться. Очень трудно все это держать в себе, возможно, если я вам расскажу о своей жизни, может, перестанет преследовать меня эта боль. — А затем, немного переведя дух, он продолжил, — Отец, поняв, что эти всадники большевики, схватил меня за руку и побежал в сторону небольшой рощи, через хлопковое поле. Всадники нас тоже заметили и галопом поскакали за нами. Пробежав некоторое расстояние, отец понял, нам от них не уйти и крикнул мне, — Саидходжа, сейчас я тебя отпущу и уведу их за собой подальше. Ты лежи и не вставай, пока все не утихнет, понял меня? — Сказав, он меня оттолкнул от себя, и я упал в арык. Как мне приказал отец, я затих. Мимо меня проскакали всадники в направлении, куда побежал отец. Через мгновения раздались три выстрела. Затем они, немного поговорив, ускакали обратно. Я, как просил отец, немного выждав, пошел искать отца. Сколько его искал по полю, не помню, но когда его нашел, — Тут у Саидходжи голос задрожал, и ему стало немного не по себе. Увидев это, Эльза не менее его переживая, крепко прижалась к нему. У Саидходжи лицо и глаза покраснели, отворачивая их от них. — Я, когда его нашел, увидел два отверстия на спине и одно на голове. Он лежал лицом вниз, когда, я его перевернул, глаза были открыты, но лицо его было залито кровью. Увидев открытые глаза, подумал, что он жив и стал его трясти. — Тут, он вдруг замолчал, ему стало не по себе, и Луиза подсев к нему с другой стороны, обняла его и стала гладить ему руки. А доктор, слушая рассказ Саида, не в силах был сдерживать свои эмоции, руки ноги его задрожали, и к его глазам подступили слезы. Тем временем, Саидходжа прижав девушек к своей груди, с влажными глазами и дрожащим голосом, продолжил,

— Так, и не сумев разбудить отца, я просидел до вечера. К тому времени по дороге ехал старик на арбе с ослом, и услышав мой плач, он нашел меня. Загрузив на арбу тело отца и меня, повез нас в деревню. Отца похоронили, а меня отдали в детский дом, где я и вырос. Вплоть до самой войны я надеялся отомстить убийцам отца, ненавидел советский строй. Но когда призвали меня на войну, своими глазами увидел те бесчинства, творимые фашистами, я простил палачей отца. Война почти вылечила мою рану, и я за Родину сражался самоотверженно. Был готов без остатка отдать за нее свою жизнь. И вот, после моего последнего задания, меня предали, растоптали как личность. Я у них на руках был словно мешок набитый соломой, который они пытали, били, пинали ногами, как хотели. За, что? За то, что я сумел сохранить для своей Родины ценности. Когда весь избитый, без живого места на теле, я лежал на полу, моя ненависть к ним вернулась. Нет, я люблю свой народ, люблю свою Родину, но ненавижу ту власть, которая правит ею. Я тогда решил, если получится, попытаюсь бежать, и не возвращаться обратно. Прав или нет решать Вам, но сам для себя решил остаться, и это мое решение окончательно.

ГЛАВА 20. Отец

Когда Саидходжа закончил свой рассказ, глаза его были опухшие и красные, по лицу, нет, нет, да текли слезы и он, стыдясь показывать свою слабость, отвернулся от них. Доктор заметил это, и подойдя к нему, стал успокаивать его,

— Да сынок, немало вам пришлось в своей жизни стерпеть. Не каждый способен выдержать такое, причем, еще остаться человеком, простить палачей своих родителей. Благородство крови ваших предков подтверждается в ваших действиях. Оно не позволило низко пасть вам. — Немного выдержав паузу, приложил свои руки к лицу Саидходжи, и приподняв его. — Сын мой, вам нечему стыдиться. Не опускайте свои глаза, поднимите их и гордо с честью смотрите в будущее. Господь воздаст вам за все ваши страдания. То, что вы живы, сидите рядом с нами, не смотря ни на что, это уже благо. Вы здесь нашли свою любовь, друзей, начали новую жизнь, неужели это не счастье? Больше никогда не говорите, что у вас нет родных на этом свете. Вы с того самого дня, как рассказали мне о моем сыне, для меня стали родным. Луиза любит вас не меньше своего брата Герхарда, а Эльза стала для вас второй половинкой, частью вашей души и вашего сердца.

В это время в разговор вмешалась Луиза, и гладя руки Саида, сказала,

— Саидходжа, папа сказал правду. Мы вас действительно сильно полюбили, вы, — от волнения дрожащим голосом, — для меня так же дороги, нет дорог, как мой брат. Прости за то, что я к тебе обращаюсь на ты, разрешаешь? Эльза для меня стала как родная сестра и надеюсь, мы никогда, никогда не расстанемся.

Все, вчетвером крепко обнявшись, просидели еще некоторое время. Тут Саид заметил, как доктор о чем-то призадумался. Увидев это, он спросил,

— Отец, о чем вы думаете?

— Простите, конечно, ни как из головы не выходит судьба вашего сына. Как его зовут?

— Саидакмал, — ответил ему Саидходжа.

— Да, Саидакмал, красивое, звучное имя, похоже на ваше. Что с ним будет, если по вашим словам, эти изверги даже детей не щадят?

— Меня этот вопрос тоже пугает. Вы знаете, если я даже им сдамся, ничего не изменится в судьбе моего сына, все будет так, как сейчас. Его все равно будут считать сыном врага народа. Так что замкнутый круг. Но я надеюсь, ему сейчас четыре годика, рано или поздно власть поменяется, если к этому времени обстановка изменится, я постараюсь его вытащить. Мне остается только ждать и надеяться на лучшее.

— Какой-то злой рок преследует ваш род. Вам судьба не благоволила, когда было четыре годика, и вот теперь та же участь ждет вашего сына. Я надеюсь, война закончилась, жизнь наладится, и в его судьбе будут перемены в лучшую сторону, а мы будем за него молиться.

— Дай Аллах, чтобы случилось все так, как Вы сказали. — А потом Саид, волнуясь, обратился к нему. — Дорогой дядя Карл, если Вы не будете возражать, если Вы мне позволите, отец, если бы не Вы и Гехард, лежать бы мне в сырой земле. Я думаю, судьба не раз меня свела с членами вашей семьи. Вы дважды вырвали меня из пасти смерти и подарили мне новую жизнь. — Тут Саид вновь заволновался. — Я с четырех лет не произносил слово папа, стал почти забывать это слово. И вот теперь моя судьба дает мне шанс в полный голос произнести это слово. — И он, встав на колени перед доктором, — Отец, позвольте мне Вас так называть. Позвольте мне вновь осознать и осмыслить эти утерянные чувства.

Слушая Саидходжу, доктор не сдерживал своих эмоций. Ведь он с того самого дня, как призвали Герхарда на службу, и после получения извещения, уже и не надеялся услышать этих слов от сына. А тут Господь защитил его сына и даровал второго. Покрасневшими от волнения глазами, доктор, прижимая к себе Саидходжу, — сынок, родной, я безгранично рад, счастлив этому. — Саидходжа, тоже прижимаясь к нему, повторял, — папа, папа.…, — А Эльза, с Луизой обнявшись, заплакали от услышанного. Так, среди альпийских гор Австрии, в небольшом городке Зальцбурге, отец нашел сына, сын отца, дочка брата и сестру.

Когда все немного успокоились, Саидходжа обернувшись к Эльзе, — родная, подойди к нам, — сказал ей. Подав ей руку, — сядь рядом со мной, — сказал он.

— Отец, мы с моей Эльзой этого момента ждали с тех самых пор, как решили быть вместе. Благословите наш брак, чтобы он стал воистину праведным перед Всевышним и Божьим судом.

Доктор Штаубе, встав с места и подправив свою шляпу, положил руки на их головы, — дорогие дети мои, я согласен на ваш брак. И перед господним судом и судом людским, данным мне правом отца, благословляю вас. Будьте счастливы, пусть всегда в вашем доме царит покой и согласие. Пусть на ваш век никогда больше не будет войн и да поможет вам Бог. Мир вашему дому.

Когда доктор закончил свои слова, Луиза, выскочив из беседки куда-то убежала. Через некоторое время вернувшись, громко произнесла,

— А невеста без букета, — и протянула Эльзе огромный букет цветов, наскоро сорванных из ее палисадника.

Все хором засмеялись, и в разговор вмешался доктор,

— Цветы есть, жених и невеста тоже, а свадьба когда?

— В тот день, который Вы назначите, папа.

— Позвольте, дорогие мои, на правах отца, эту задачу взять на себя. Свадьбу сыновей у нас в Австрии справляют родители, значит эта прерогатива моя. Луиза, нам пора домой, готовиться к свадьбе. Послезавтра вечером вас устроит? — обратился он к ним.

— Нас вполне устроит, но отец, мы не хотели бы Вас утруждать.

— Претензии не принимаются, ждем вас послезавтра к шести вечера. Всех гостей приглашу сам. Только не опаздывайте на собственную свадьбу. За платье невесты и костюм жениха не беспокойтесь. Завтра за вами заедет Луиза на машине, и вы поедите на примерку. Оплатой не беспокойтесь, это я беру на себя. Все, нам пора дочка, пошли, — сказав, они ушли.

Закрыв за ними калитку, Эльза с Саидом в обнимку зашли домой и стали тоже готовиться к свадьбе.

Саидходжа поймав двух индеек, зарубил их и отдал Эльзе, чтобы она общипала им перья. Когда она их почистила, Саидходжа сделал маринад из овощей, свежей сметаны и приправ. Затем, замариновав индеек, завернул в толстую тряпку и положил в холодное место. А Эльза, тем временем, замесила тесто для сладостей. Когда тесто было готово, стала печь пироги, печенье и большой торт. Всю ночь они провели в подготовке к свадьбе. Утром за ними с другом доктора Штаубе приехала Луиза, и они поехали за свадебными костюмами.

На следующий день Саид, почистив морковку, лук, стал их шинковать. Увидев, как он искусно их режет, Эльза не сдерживая своих эмоций,

— Мой любимый муж оказывается еще и повар. Значит, теперь, у меня есть помощник, — улыбаясь, сказала она.

— Дорогая, это в первый и в последний раз, — проведя пальцем по ее носу, сказал Саид.

Потом, взяв большой чан, лук, морковку, попросил Эльзу, чтобы она взяла мясо, масло, поварёшку с солью и пошел во двор. Выложив из камней небольшой очаг, поставил на него чан. А Эльза стояла и наблюдала за ним, любопытствуя, что он дальше будет делать. Повернувшись к ней, Саид сказал, — женщина, что тебе нечего делать дома?

— Не обижайся, мне просто интересно, хочу посмотреть, как ты будешь готовить.

— Нельзя, если женщина будет стоять рядом, когда мужчина готовит, блюдо испортится.

— Да ладно, я же не буду вмешиваться.

— Родная, это правда, лучше иди домой и принеси мне индеек.

— Ты, что и их сразу будишь готовить?

— Да, а что?

— Интересно, как, — но увидев его суровый взгляд, — слушаюсь и повинуюсь мой господин, — сказав, сделала ему поклон, и громко смеясь, Эльза ушла.

Саид под чаном разжёг огонь. Когда чан нагрелся, налил в него масло и немного подождав, бросил лук, за ним мясо. Потом потушил в нем морковь и бросил немного соли. Когда морковь была готова, залил в чан воду. Затем в теплой воде замочил рис. Пока бульон в чане кипел, рядом от себя стал копать две не глубокие ямы. Тут с индейками к нему подошла Эльза, подавая ему их, — что ты с ними сделал? — спросила

— А, что тебе не нравится?

— Нет, мне все нравится, но они стали какими-то некрасивыми. Саид, а можно у тебя спросить?

— Да, спрашивай.

— Где ты так научился готовить?

— Понимаешь, у нас у узбеков принято, чтобы каждый мужчина умел готовить. Потому что, когда к нам приходят гости или какое-то торжество, мы не подпускаем своих жен к казану. Так что я не только умею хорошо воевать, но и готовить.

— Неужели?

— Да, а что?

— Просто я на будущее буду иметь ввиду, — смеясь, сказала Эльза.

— Не обольщайся, я тебе говорю, мы должны уметь готовить, а не готовить. Так что в будущем, кухня, посуда, приготовление пищи я полностью и от чистого сердца доверяю тебе, родная. Хорошо? А я буду отвечать за хозяйство.

— Нет, не хорошо.

— Молчи женщина, не перечь мужу, теперь тем более, потому, что я отныне законный твой муж.

— Слушаюсь и повинуюсь, мой господин, — опять смеясь, делая поклон, сказала Эльза.

Когда Эльза ушла, в ямах и в стороне от них, он разжёг костры. Пока огонь разгорался, замесив глину с водой, добавил в них немного шерсти и сделал глиняный раствор. Обмазав сверху тряпки толстым слоем глины, каждую из них положил на угли в яме. Затем бросил сверху угли, приготовленные на верху, накрыл небольшими металлическими листами и накидал на них глину. Потом помыл руки и разжёг потухший огонь под чаном. Когда бульон в нем закипел, бросил в него рис. Подождав пока вся жидкость выкипит, собрал в кучу рис, накрыл его тарелкой и убрал из-под чана все угли. А Эльза закончила все свои дела дома и вновь пришла к нему.

— Что ж здесь химичит великий маг кулинарных искусств Саидходжа Ибн мой Султан? — и крепко обняла его.

— Творения кулинарных шедевров вашего Султана Саидходжи Ибн, моя королева, вы попробуете ровно через сорок минут и не минуты более.

Взглянув на чан, а затем, туда, где он намеревался готовить индеек, Эльза удивленно спросила его,

— А там же нет углей, а на чем они сварятся?

— Моя королева, вы же сами окрестили меня великим магом. Так что далее действуют мои магические чары, — повернувшись в сторону, где готовились блюда, он направил на них свои руки, произнес, — куф, суф.

— Серьезно, Саид, скажи правду, как они готовятся без огня.

— Следующий раз, — сказав, поцеловал ее и они пошли домой.

ГЛАВА 21. Свадьба

Дома слегка перекусив, Саидходжа вернулся туда, где готовил еду. Снял чан с очага и отнес его домой. Затем, осторожно убрал глину и металлические листы, достал из ямы индеек и положил на поднос. Когда он их принес в дом, запах наполнил комнату. Эльза, смачно вздохнув, воскликнула,

— О боже, как вкусно пахнет индейка, приготовленная моим любимым. — И сильно обняв Саидходжу, поцеловала.

— Отпустите меня моя королева, не то задушите до свадьбы, — сказал он, затем добавил, — если мы не поторопимся, свадьба пройдет без жениха и невесты.

Ближе к пяти часам, Луиза с огромными коробками и сумками, загруженными на той же машине, на которой ездили на примерку, приехала к ним домой.

— Эй, есть кто живой? — Стала кричать с улицы. — Ау, молодожены, где вы?

Услышав ее голос, Саид и Эльза вышли к ней.

— Ваш любезный отец просит вас скорее переодеться, и не опаздывая, явиться на собственную свадьбу. — Хохоча, стала передавать им коробки и сумки.

Немного смущаясь и поднимая коробки, Саид сказал,

— А все-таки зря отец потратился за нас, надо было нам самим все это покупать.

— Никаких отговорок, родитель обязан принарядить своих детей на их свадьбе. Так что по поводу того стоило ли, я вам скажу так, да стоило. Я поехала, все гости оповещены, свадьба назначена на шесть часов. У вас осталось чуть более часа. Не опаздывайте! — сказала Луиза и уехала.

Зайдя домой, они со своими коробками удалились по своим комнатам. Через минут двадцать, одевшись Саидходжа, в элегантном костюме, с бабочкой на белой рубашке, под воротничком костюма и в черных, лакированных туфлях, вышел в гостиную. Немного подождав Эльзу и не дождавшись ее, волнуясь, подошёл к ее комнате. Постучался в дверь и попросил разрешения войти. За дверью послышалась, — Да, входи. — Когда он вошел в комнату, изумился от увиденного. Перед зеркалом, глазами, полных налитых слез, сидела потрясающей красы девушка. Находясь возле нее, толи от смущения, то ли от нерешительности, он не разглядел в ней действительно потрясающую королеву.

Перед зеркалом сидела длинноволосая брюнетка с темными бровями и карими, красивыми, полных слез, глазами. Пристально приглядевшись, Саидходжа увидел в ней своих родных узбечек. Только лишь цвет кожи ее выдавал, он был немного светлее. Вот теперь он вспомнил ее глаза, те самые, когда сквозь боль и агонию, в бреду, приложив к ее щекам свою ладонь, говорил, — Еглама, азизим Фарида, еглама. (Не плачь, родная Фарида, не плачь).

Подняв ее со стула и крепко обняв, Саидходжа сказал,

–Как же ты у меня прекрасна, — и поцеловав, — не снится ли все это мне, может, ущипнешь.

— Если бы сейчас, рядом со мной были бы мои родители, брат Арнольд, моему счастью не было бы границ. — В сердцах сказала Эльза.

— Не плачь, родная, не надо. Все будет хорошо, вот увидишь. Арнольд вернется, сыграем и ему свадьбу. Я тебе обещаю, ни ты, ни отец с Луизой, Арнольд и Герхард когда вернутся, ни в чем не будете нуждаться. Я выкуплю все эти горы и окрестные места. Построю огромный замок, чтобы моя королева жила достойно. Я весь мир положу у ваших ног, поверь, — сказал он ей.

— Мне ничего не надо, лишь бы ты был всегда рядом со мной, поскорей вернулись бы Герхард и Арнольд, это и есть мое счастье, — в сердцах сказала Эльза.

— Родная, ради этих мгновений я даже от собственной свадьбы отказался бы, но, к сожалению нас, ждут, и надо идти.

Подогнав подводу к дому, они стали загружать на нее все яства, которые приготовили за эти дни. Когда они подъехали к дому отца, немного были удивлены увиденным, перед самым входом стояла огромная арка из цветов, провисающих аж до самой земли. А на ступенях простиралась красная ковровая дорожка, уходящая внутрь дома. А по бокам дорожки стояли корзины с цветами и с лепестками раз.

Остановив подводу, Саидходжа спрыгнув с нее, помог своей возлюбленной спуститься. Скинул с себя плащ, и подправив пиджак и платье Эльзы, не успел окликнуть, как во двор выбежала Луиза, и увидев их,

— Папа, молодые уже здесь, скорее выходите. — А потом, обращаясь к ним, — а мы вас заждались, гости начали волноваться.

— Гости, какие гости? Ты же знаешь…

— Не волнуйся, они наши близкие друзья. Папа давно им рассказал о тебе, умрут, но нашу тайну никому не расскажут. — И тут увидел отца, его друга господина Герда фон Штрубе с супругой Гретой. За ними вышли господин Филипп Лам с супругой Изабеллой. Тут Луиза восторженно воскликнула,

— Не правда ли папа, какая очаровательная и красивая пара!

Доктор Штаубе подойдя к ним, сначала обняв Саида, поцеловал его. Затем обнял Эльзу, и поцеловав ее, представил своим друзьям.

— Прошу вас Саид, этот милый господин, мой друг Герд фон Штрубе, очень известный дантист в Германии. Его очаровательная супруга Грета. А этот любезный господин, наш друг Филипп Лам, он у нас егерь. Он очень редко спускается в городок из своих владений. Но к нашей великой радости, сегодня оказался здесь. А эта прекрасная фрау его супруга Изабелла. Скоро к нам должен присоединиться бургомистр Фриц Абель с супругой Маргаритой. Мы с ними дружим с самого детства, и наша дружба нам не менее важна, как ваша с Игорем Соколовым.

Когда они пожали друг другу руки и обменялись любезностями, доктор предложил молодым. — Прошу в дом, мои родные. — Фрау Изабелла и Луиза, схватили корзины с лепестками роз и стали осыпать ими ковровую дорожку. Войдя в дом, все они прошли в гостиную. Там стоял огромный стол, на двадцать персон, полностью заваленный всякими яствами. Эльза и Саидходжа, недоуменно переглянулись между собой, и обо одинаково подумали, — Когда же они успели все это приготовить, и накрыть такой великолепный стол. Тем более, Луиза в доме одна. Не успели они пройти за стол, как в дом вошел бургомистр Фриц Абель с супругой Маргаритой. Поприветствовав всех, он подошел к Саидходже.

— Позвольте взглянуть на вас молодой человек, — и, взяв руками за его плечи, обратился к доктору Штаубе. — Карл, и действительно он похож на вас, друг мой. — А затем, обращаясь к Саидходже, — Добро пожаловать в наш дом, любезный. — Сказав, прошел на свое место. — Кстати, я не вижу моего друга графа Эрнеста Розенберга и барона Альфреда Занге.

— Граф приболел, а Альфред поехал в Скандинавию, по делам компании. — Сказал ему доктор.

— Жаль, почти с прошлой осени мы с ними не виделись. Ну, что ж, кому суждено, тот придет, а нам пора начать процессию.

Доктор, как хозяин дома, разлил по бокалам старинное французское вино и попросил бургомистра произнести первый тост.

— Дорогой друг Саидходжа, я правильно произнес ваше имя? — Саид ответил да. — Ну, что ж, дорогая Эльза и вы мой друг Карл. Сегодня все мы так неожиданно оказались здесь, на этой первой свадьбе, после жестокой и кровопролитной войны. Мне мой друг Карл еще накануне рассказал о вас Саид, вы позволите вас так именовать? Вам не мало, оказывается, пришлось пережить и стерпеть. Благодаря тому, что не смотря на все эти трудности, браво мой друг, вы не сломались. За ваше терпение, за вашу самоотверженность, господь вам воздал, вы живы и надеюсь счастливы. Ваша супруга Эльза мне не чужая, мы с ней по линии ее покойной матери Клары, двоюродные родственники. Ее родители были очень уважаемыми и прекраснейшими людьми нашего городка. Но, увы, к сожалению, им не суждено было порадоваться за свою дочь и быть рядом с нами. Я верю, вы с честью пронесете высокое имя семьи Гербера. Я надеюсь и верю, настанет тот день, когда мы вновь соберемся здесь, чтобы отметить возвращение Герхарда и Арнольда, моего племянника. И им сыграем такие же прекрасные свадьбы. Счастья вам, мир и благополучие вашему дому. И да благословит Господь ваш союз, — сказав, он протянул свой бокал в сторону молодых и выпил вино до дна.

Его примеру последовали и остальные гости, и свадьба началась. В самый разгар свадьбы, когда половина того, что было приготовлена Луизой, было съедено, Саидходжа тихо сказал Эльзе, — Дорогая, пора накрывать и наш стол. Может, пойдешь с Луизой, немного разогрев, принесешь и наши блюда гостям.

— Я сама об этом думала, — сказав, окликнула Луизу, — и, встав с места, — Луиза, не поможешь мне, — повела ее во двор.

Не успели они выйти из дома, к ним подошла Изабелла,

— Вам помочь? — спросила она.

— Если вас не затруднит, любезная фрау Изабелла, мы идем за приготовленными блюдами Эльзы. А вы, пожалуйста, замените гостям тарелки и приборы. На кухне есть чистые, я приготовила их, а грязные положите в раковины, я вернусь и помою. — Сказала Луиза.

Конец ознакомительного фрагмента.