Сюеме не будет! Там, где горы и «Приоры»…

Байдымат Маджефферсон

Лучшие подруги отправляются в маленький посёлок на Кавказе, чтобы отвлечься от городской суеты. Но отдых не задаётся с самого начала, и на фоне прекрасных пейзажей разворачивается целое драматическое шоу…

Пролог

Федеральная трасса М-29 «Кавказ»

Я ехала очень быстро. Оставив позади Армавир, немного сбросила скорость и закурила. Зашумел сотовый. «Баранов», — высветилось на дисплее. Беседовать с шефом желания не было.

— Извини, дорогой, не могу ответить. За рулём — никаких разговоров! — улыбнулась Я телефону.

По нескольку раз переслушивать закинутые на флэшку песни надоело, и Я включила радио. Из динамиков полилась весёлая песня о лете.

«В это время года находиться в городе — невыносимая пытка! Неужели мне наконец-то удалось вырваться из жаркого пыльного Ростова и, бросив все дела и делишки, ринуться на лоно природы?»

Совсем скоро окажусь в Ариу-Къызе — самом прекрасном месте на земле, где высокие горы покоряют величием и монументальностью, где воду можно пить из ручья, где бурные реки и непокорные вершины бросают вызов туристам, где кристально-прозрачные озёра и густые леса, где воздух такой чистый, что в голову поневоле лезет всякая романтика — так и тянет закрутить любовь с загорелым аборигеном!

…И именно здесь живёт самый чудесный джигит в мире — Пилял Бытдаев.

Октябрь 2009, Ариу-Къыз

Я хорошо помню тот день, когда впервые увидела Бытдаева. Мы с Барановым и его подпитыми дружками Рубеном и Пашей ранним утром после неудачной охоты возвращались в посёлок. Я вела (как самая трезвая!) огромный джип Вячеслава по узкой горной дороге и выговаривала банкиру:

— Идиот! Ты кричал, что все кабаны в округе твоя добыча, а сам чуть корову не застрелил, охотничек хренов! Только зря провалялись на холодной земле пять часов, Я вся вымокла!

— Когда б ты ещё полежала ночью, в лесу, под дождём, накрывшись брезентом, на мокром сене между двумя мужиками высоко в горах? А она ещё недовольна! Рубик! Ну, скажи ей! — возмутился Баранов.

— Угу, — кивнул друг Славы, прихлёбывая пиво из бутылочки.

— Да уж! — закатила Я глаза.

— Какая ж ты всё-таки противная баба, Аза Юрьевна! Потому, наверное, тебя никто и замуж не берёт! — заявил Славутич.

— Я туда не тороплюсь! — парировала Я.

— Потому что никому не нужна со стервозинкой своей! — не унимался шеф.

— Дело не во мне! — возразила Я.

— А в чём же?

— Судьба, рок…, — пожала Я плечами.

— Да, конечно! — сморщился Баранов.

— Может всему виной венец безбрачия…, — задумчиво протянула Я.

— А ты на озеро любви сходи, — подал голос Рубен.

— Зачем? — не поняла Я.

— Как зачем? В водичку окунись — и в этом же году пойдёшь к алтарю, — заверил Рубик.

— Да ну? — скептически ухмыльнулась Я.

— Люди говорят…, — со знанием дела закивал Паша.

«Чудесное озеро? Хмм… Интересно».

— А что, давай на озеро поднимемся? — повернулась Я к Баранову.

— Аза! Какое сейчас озеро? Не пройдём. Снег там. Надо летом или по весне, когда растает. А если замуж хочешь — так давай хоть завтра в ЗАГС! Я готов снять твой венец безбрачия бесплатно! — захохотал Вячеславик.

— Заткнись, а? — зло сморщила носик Я. — Не хочу Я замуж, тем более за тебя старого…

— За молодого, наверное, хочешь? — задумчиво протянул мой пьяный друг. — Не проблема — найдём!

Мы подъехали к посёлку. Я крутила руль, Вячеслав налегал на пивасик. Узрев парня с хмурым выражением лица, хмельной Баранов заорал:

— Тормози, Юрьевна! Не видишь, сосед мой идёт?

Навстречу сутулясь ковылял высокий худощавый брюнет бомжеватого вида. Я остановила машину, открыла окна и задымила. Мужчины поприветствовали друг друга. Иваныч понёс всякую ересь про свою любимую охоту, а Я внимательно разглядывала парня.

Его затасканная рубашонка непонятного цвета местами прохудилась, штанишки покрылись невыводимыми грязными пятнами. Он был коротко острижен, над высоким лбом почти симметрично расположились две небольшие залысины. Потемневшая от солнца неровная кожа лица отбивала всякую охоту загорать. Джигит хитро щурился и чуть склонял голову вправо. Глубоко посаженные тёмно-карие глаза глядели с насмешкой. Суровая рябая запила с высокими скулами выделялась исключительно высокомерно-недовольным выражением, огромной тёмной родинкой на левой щеке и большим неаккуратным шрамом под правым глазом. С такими аксессуарами на роже, пожалуй, никакие украшения больше не нужны!

Красочно описав свою версию ночи в лесу, Славик стал давать соседу указания, где что подмазать, где подпереть, где подпилить, а где подкрасить.

— Представляешь, засранцы, стулья опять раскокали. Глянь, может какие-то получится собрать! Кстати, Пилялкин, — кивнул Славик в мою сторону. — Невеста не нужна? Забирай! Отдам за двух баранов.

— За такую девушку и двух тысяч баранов не жалко, — одарил меня Бытдаев проникновенным взглядом и обнажил кривые как частокол зубы в зловещей улыбке. — Принцесса!

Я хмыкнула. Откуда у этого заморыша две тысячи баранов? Максимум его владений — это парочка горбатых коз!

— Что, не помнишь Пилюлькина? — спросил Славка, когда мы отъехали. — Почему не поздоровалась?

— Не помню, — честно призналась Я. — Хотя, может, видела, но внимания не обратила…

— К Зине Пилялкин частенько заруливает. Они со Стасом дружат…

Оказалось, Бытдаев помогал Сурковой по хозяйству и строил Баранову баню.

Убогий подсобник меня совсем не заинтересовал. Возможно, мы с Пилялом так бы больше и не встретились, но судьба распорядилась иначе…

Июнь 2010, Ростов-на-Дону

В динамике заунывно тянулись длинные гудки.

— Папочка! У меня машина сломалась! — чуть не плача прокричала Лина, когда Баранов, наконец, ответил.

— Доча, отгони к Паше в сервис, пусть поковыряется.

— А если не поможет?

— Значит, на автобусы пересядешь!

— Но я не хочу!

— Лина, мне некогда, — отмахнулся Вячеслав. — Я в банке! Работы по горло! Вечером поговорим.

— У тебя всегда на меня времени не хватает! — разозлилась девчонка.

— Я же сказал — в сервис езжай! Что непонятно?! — Баранов начинал закипать.

— Папа! Ты не понял! Мне нужна новая машина!

— Тебе нужна новая голова! — рявкнул отец.

Девушка тихонько всхлипнула:

— Вот мартышке своей ты тачку купил!

— Послушай! — заорал банкир. — Ещё раз про Настю что-нибудь скажешь — отправлю в ссылку к маме. В Зеленчукскую! Будешь вместе с бухариками жить!

— За что, папа?!

— За всё! Там тебе тачка не понадобится — если что мамкины кобели на тракторе в любую точку КЧР подбросят! — проорал родитель и отключился.

Капризной девятнадцатилетней девице никак не давала покоя новая семья Баранова. Она постоянно пыталась внести смуту в их отношения, но безуспешно. Лине казалось, что деньги уходят исключительно туда. Вот недавно, Славик подарил Насте дорогую машину, а она, «дочь банкира», должна ездить на «этой развалюхе»?

Лина ненавидела Настю всеми фибрами юной души. Со временем нехорошее чувство только усиливалось. Чем лучше относилась к девчонке мачеха, тем больше ругательств и проклятий падчерица мысленно посылала ей вслед.

«Если бы папа развёлся с этой сукой… Почему бы ему не жениться на Азе? Мы бы дружили с ней, и я могла бы через Орлову руководить им».

Молодая красотка производила впечатление доброй мягкой женщины. И Лине казалось, что она сможет легко манипулировать Азой, а через неё и папиком. Славик хоть мужичок весьма и весьма несговорчивый, но на женскую красоту падкий. И его дочери об этом прекрасно известно.

Лина вздохнула. «Совсем от тоски подохнуть можно в этом проклятом Ростове. Ладно, как только отремонтирую тачку — сразу же рвану к Дагиру в Нальчик, или к Гарику в Пятигорск».

Почему такой кавказский маршрут спросите Вы? Дело в том, что русские мужчины не интересовали Баранову вообще. А вот армяне, чеченцы и разные бородатые джигиты приводили Лину в неописуемый экстаз. Одна поправочка — состоятельные джигиты, простые трудяги мало её волновали.

Июнь 2010, Р—265, А-155

Я крутила руль и не верила своему счастью. Впереди сладкая жизнь: прогулки под луной, звёздные ночи и романтика, романтика, романтика… Никаких собраний, совещаний, скучных финансовых отчётов, утренних пробок, пыльного загазованного воздуха… Я улыбнулась самой себе. Настроение поднималось с каждой минутой. «Вот оно счастье!!!». Я дала по газам.

Радостью всегда хочется поделиться, поэтому, когда в станице Зеленчукской я увидела дожидавшуюся автобуса немолодую женщину, сгибавшуюся над огромной сумкой, то тормознула рядом и поинтересовалась:

— Здравствуйте, автобус ждёте?

— Ага! Где он запропастился, проклятый?! — с чувством всплеснула руками незнакомка.

— Вам куда? — спросила Я.

— В Нижнюю Ермоловку.

— Садитесь подвезу, — предложила Я.

— Да ладно, милая, — отмахнулась тётка, — я на автобусе.

— Боитесь? Я что, похожа на маньяка? — нахмурилась Я.

— Нет, — кашлянула женщина.

— Я больше четырёхсот километров намотала в одиночку. Не с кем даже словом перекинуться. Давайте залезайте! — велела Я.

Тётенька распахнула переднюю дверь и плюхнулась рядом, примостив сумку в ногах.

— Куда путь держишь, красавица? — полюбопытствовала она, вытирая пот со лба.

— В Ариу-Къыз, — сообщила Я. — Отдыхать.

— Остановиться есть где?

Я утвердительно кивнула.

— Если что, могу посоветовать у кого…, — начала было попутчица.

— Спасибо, — перебила Я, снисходительно ухмыльнулась и солгала, — у меня там дом.

— А где именно?

— В центре. На Хубиева.

Тётенька грустно улыбнулась:

— Знаешь, а я ведь сама родом из Ариу-Къыза. Красивое место… И климат очень хороший. Для здоровья полезен. Водичка чистая, дышится легко…

— Да-да…, — согласилась Я.

— Природа великолепная. Есть что посмотреть, — она вздохнула. — Отдыхай, веселись, главное только с карачаями не гуляй. Ты баба красивая, а они на внешность дюже падкие.

Я ухмыльнулась.

— Чего смеёшься-то? — нахмурилась тётка.

— Почему не гулять? — уточнила Я.

— Плохие они. Держись от них подальше! — серьёзно заявила дама. — Кто с карачаями свяжется — тому счастья не будет, помяни моё слово! Я сама уехала из тех краёв. И дочку заклинаю: замуж, только за русского!

— А сейчас где живёте?

— В Москве.

Мы поболтали о её молодости в Ариу-Къызе, о коварных карачаевцах (попутчица называла их «карачаи»), которые бесстыже пользуются доверчивостью легкомысленных туристок, о столичных нравах, о мужчинах, и вот, женщина махнула рукой у маленького кирпичного домика:

— Здесь останови, пожалуйста.

Тётка вылезла из машины, вытянула следом сумяру и предложила:

— Зайдёшь? Чайку попьём. У меня варенье вкусное. Из шишек. Сама делала.

— Не, спасибо, поеду Я, — вежливо отказалась Я.

— Как звать-то тебя?

— Аза. А вас?

— Гуля. Я здесь до сентября пробуду. Обращайся если что, да и так в гости заглядывай.

— Хорошо!

Я помахала рукой, тронулась с места, воткнула флэшку и завопила вместе с Азаматом Биштовым: «Ночь, голубая ночь! Сколько на небе звёзд! Первые числа мая, ма-а-й-а, ма-й-а сколько приносят слёз!!!» Сквозь собственные вопли Я услышала, что мобилка издавала звуки карачаевской лезгинки. Этой мелодии на звонке удостоился только один человек…

«О, чёрт!» Отара овец перегородила мне путь. Животные вальяжно шествовали по проезжей части дороги, ничуть не заботясь о трудностях водителей. Я замедлилась и припарковалась на обочине. Телефон не умолкал.

— Салют, Бытдаев! — весело ответила Я.

— Салам, дорогая! — прохрипел Пилял. — Как ты?

— Отлично! — заверила Я. — Что у тебя?

— Всё аламатично. Скучаешь по мне, Принцесса? — прозвучал ожидаемый вопрос.

— Как тебе сказать…, — задумчиво протянула Я и щёлкнула зажигалкой.

Овечки неторопливо выхаживали по своей траектории. Так что придётся устроить перекур.

— Эу-у-у-у, ну а ты прямо скажи, да, — занервничал джигит.

— Ну-у-у-у… Есть немного…, — откровенно издевалась Я.

— Так ты по мне скучаешь или нет, джаным? — в голосе парня зазвучали истеричные нотки.

— Чуть-чуть! — хихикнула Я.

— Когда сильно будешь, алтынка? — закипал Пилялкин.

— Скоро! — пообещала Я.

Бытдаев вздохнул:

— Ясно. Ты же не та, да, которая может скучать. Сильно умная, да!

— А тебе глупая нужна? — хохотнула Я.

— Да нет, глупых я как раз и не люблю, — опроверг Пилял. — Просто ты чё-то чересчур умная.

«Ладно, сочтём это за комплимент».

— Ты меня любишь? — томно прошептала Я, не жаждая углубляться в тему об интеллектуальных способностях.

— Конечно, Принцесса. Кого же ещё любить, как не тебя!! — подтвердил джигит. — А ты меня не полюбила?

— Я в процессе, — на губах появилась ухмылка.

— Ощутимые сдвиги есть, джана? — полюбопытствовал горец.

— Процентов на тридцать…

— Понятно… Ты, короче, никогда меня не полюбишь! — со злым разочарованием протянул Пиля.

— Почему так думаешь? Всё может быть, всё может статься… — пропела Я.

— Жестокая ты женщина, Орлова! — в сердцах выдал Пилял.

— Если бы ты знал, какая у меня к тебе душевная симпатия, мой любимый…, — Я поймала паузу и выдохнула, — Баранолог.

— Эу-у-у! Не называй меня Баранологом!!! Ана! Я же просил!!! — заорал Бытдаев.

— Ой! Точно! — ахнула Я. — Прости, Барановед!

— Издеваешься?! Тык-воротник! — вопил собеседник.

— Что ты! Как Я могу?! — с трудом сдерживая смех проворковала Я.

— Орлова, не борщи! — взревел горец.

— Борщи Я варить не умею!

— Что ты вообще умеешь? — не понижая тона спросил Пилял.

— То, что мне нужно…, — парировала Я. — И вообще, знаешь что, Бытдаев?

— Что? — кашлянул тип.

— Я бы сказала что, но моё воспитание мне не позволяет! — съехидничала Я.

— Ёп тык-дык! Ну куда нам до вас воспитанных! — разъярился собеседник. — Я же не принц, при дворах манерам не обучался!

— Успокойся. Я вообще не это имела ввиду, — шумно выпустила дым Я.

— А что? — нервничал Бытдаев.

— Какой же ты тормоз! — не пожелала Я пускаться в объяснения.

— Почему? — настойчиво тупил джигит.

— Потому что до тебя доходит туго. Но не волнуйся, тормоз тоже механизм! Просто его надо смазывать почаще! — засмеялась Я.

— Не умничай, Аза Юрьевна! Вот приехала бы и смазала вручную, да!

— Не огрызался бы, Пилял Азаматович, а лучше бы сам в гости прилетал!

— В Ростов ваш? — пренебрежительно поинтересовался Баранолог. — Не получается взлететь, а то б с удовольствием.

— В чём дело? — обиженным голосом поинтересовалась Я. — Окрыляйся и прилетай!

— Ты не любишь, вот я и не могу окрылиться! — пустил сопли Пилял.

Нестройные ряды овечек редели, постепенно открывая водителям дорогу.

— А твоя любовь тебя не окрыляет? — глубоко затянулась Я.

— Нет! — категорично заявил джигит.

— Значит, не так уж она сильна! — сделала вывод Я.

— Ошибаешься, ёп-то-ро-ро! — ерепенился Пилял. — Всё херня, малышка, по сравнению с тем, что я испытываю к тебе!

— И что же ты испытываешь? — осведомилась Я. — Моё терпение?

— Нет, Орлова, это нереально объяснить словами…, — вздохнул Бытдаев.

— Подумай на досуге, потом эсэмэску пришлёшь! — предложила Я.

— Я бы с радостью, — молвил парень, — но в телефоне такого нет, Дорогая!

— По-моему, в телефоне смайлами представлены все оттенки эмоций! — не согласилась Я.

— Там многого не хватает, алтынка! Не могу я выразить свои чувства к тебе этими колобками! — посетовал джигит.

Стадо освобождало путь. Когда последняя овечка проплыла мимо, Я завела машину и заявила собеседнику:

— Ладно, милый, занята Я, потом почирикаем.

Бытдаев ехидно поинтересовался:

— Чем ты, интересно, можешь быть занята?

«Действительно, чем?! Только тобой, млин!»

— Потом расскажу! — отмахнулась Я.

— Ёп трень-день-день! А ты не можешь заниматься своими делами и со мной разговаривать, а? — включил нервоз Баранолог.

— Нет, не могу! Всё, пока-пока! До связи! — протрещала Я и отключилась, в любом случае сейчас пойдут балки, связь начнёт пропадать и полноценной беседы не получится.

Наплевав на правила дорожного движения и на камни, которые в любой момент могли свалиться на машину, Я понеслась в Ариу-Къыз с небывалой скоростью. Этот участок дороги с кучей опасных поворотов Я любила больше всего.

«А Барановед совсем не меняется!» — улыбнулась Я.

Январь 2010, Ариу-Къыз

Когда Вячеслав позвал на выходные в Ариу-Къыз, чёрт дёрнул меня потащить с собой любимую собачонку — карликового померанского шпица Нору (её не с кем было оставить дома). Прибыв ночью, мы начали пить. Я перебрала со спиртным. В результате всё утро Я провела в обнимку с унитазом. Голова раскалывалась. Даже глоток воды будил рвотные позывы.

Днём мы отправились в горы, и Я, по традиции предоставляя услугу «Трезвый водитель» (точнее, самый трезвый из окружающих), восседала за рулём. Периодически выскакивала из машины, чтобы извергнуть содержимое желудка на какой-нибудь живописной полянке и выпускала малышку Нору справить нужду.

К ночи Баранов как всегда упился вдрызг, и мы сильно поругались. Я психанула, схватила шпица под мышку, выбежала из дома, прыгнула в машину и поехала, куда глаза глядят. Сама не зная как, Я очутилась в лесу. Было темно, валил снег. Задумавшись, съехала с тропы, угодила в сугроб. Я вылезла из автомобиля: белые хлопья таяли, было холодно и слякотно. Заднее колесо намертво застряло в грязно-сером месиве. Как говорится, приехали! Минут пятнадцать безуспешно буксовала, подкладывала под колёса камни и коряги, сдавала назад, но джип завис в грязи. Ноги промокли, руки озябли. Я залезла в тачку и включила печку, пытаясь согреться.

— Хорошо хоть сигареты есть. Неужто придётся ночевать в лесу? А всё из-за этого старого козла! — пожаловалась Я Норе и потрепала её за мягкие ушки.

Глаза уже слипались, когда Я услышала шум. Приближалась машина. Я глянула на номера: «Регион 09, значит не туристы. Карачаевцы в лесу. Наверняка злые и голодные, хе-хе. Интересно сколько их? Эх, ну, ладно, справлюсь. И не из такой задницы вылазила».

Раздолбанная тачка поравнялась с моей и остановилась. Колымага пульсировала, от громкой музыки рвало багажник. Нора тихонько залаяла. Я прислушалась.

«Говорят, что зимой не приходит любовь, потому что зимой холода-а-а-!!» — выводил хриплый голосище этнические песнопения. «Ах, зачем же, зачем повстречались с тобой, если сердце под корочкой льда…» (Азамат Биштов)

Джигиты приглушили бодрящий музон и открыли окна. Я тоже опустила стекло.

— Салам, красавица! — хмыкнул парень-водитель.

— Шалом алейхем! — натянуто улыбнулась Я.

— Эй, девушка, а не страшно… ночью… одной в лесу? — полюбопытствовал тип.

— Нет, — фыркнула Я.

— А что вы здесь забыли в такое время?

— Грибы собираю.

— Хмм… Какие на хрен грибы зимой? Так-то вроде не сезон! — скривился водила.

— Не видишь разве? Застряла! — не выдержав, воскликнула Я.

Джигиты вылезли из машины. Их было двое. Один худой высокий, второй — плотный, коренастый, с широченными плечищами. Парни обошли мой джип со всех сторон, дабы оценить масштабы катастрофы.

— Да что ты будешь делать! — покачал головой тощий. — Вай-вай-вай, нехорошо.

Его печальное лицо показалось знакомым. Я пригляделась.

— Эй, а ты случайно не сосед Баранова?! — осенило меня.

— Ну, да. Сосед. И чё?

— А ничё! Где мои две тысячи баранов? — вспомнила Я дурацкую шутку босса.

Длинный тип прищурился и хмыкнул:

— В надёжном месте, красавица!

— Прости, не помню, как тебя зовут.

— Пилял.

Услышав мудрёное имечко, Я стала докапываться: кто пилял, кого пилял, зачем пилял? Мои наивные вопросы привели Бытдаева в бешенство. Он даже милостиво разрешил называть себя Ильёй. Но Я предпочла окрестить его Баранологом. Увидев неадекватную реакцию, назвала Барановедом. Юный джигит жутко разозлился, Я даже думала, что в лесу останусь.

— Э-э-у-у-у, какой я те баранолог!? Почему барановед!? Ты чё обзываешься? — заорал он.

— Не обзываюсь Я. Баранолог — это специалист по баранам! — спокойно молвила Я.

— А Барановед — по овцам что ли? — призадумался Пилял.

— Нет, тоже по баранам.

Друг Пиляла ржал как сивый мерин. Бытдаев же начал ругаться на чудном языке, удивительно похожем на турецкий, и курить дешёвые вонючие сигаретки. Вдруг у него зазвонил телефон.

— Привет… Да… Не знаю… А вы?.. Когда?.. А на грядки не идёте? — вещал Баранолог.

— Куда? — удивилась Я, когда он поговорил и передразнила. — Какие на хрен грядки зимой? Так-то вроде не сезон!

— Это ну…, — Бытдаев замялся, — э-э-э, ёп-тык-дык, лядки, короче, мы так называем.

Он снова обошёл тачку и, нагнувшись, уставился на колесо. Тем временем полноватый джигит облокотился на капот Бытдаевской тарантачки и закурил.

— Тебя-то как зовут? — поинтересовалась Я, внимательно разглядывая спутника Барановеда.

— Маджир Я. Асхатович, — проникновенным низким голосом представился громила и выпятил грудь. — Того род собирался!

— Так официально? — нахмурилась Я. — Маджир ибн Асхатович! А фамилия?

— Зульпагаров. Я того туфли царапал! Как тебя называть?

— Аза Юрьевна, — вздохнула Я и зачем-то добавила, — Орлова.

Эх, знала бы Я в тот момент, что начнётся дальше, ни за что бы не огласила свою звучную русскую фамилию!

Парни вплотную занялись вызволением машины.

— Ключи-ка дай, — буркнул Баранолог.

Я протянула кусочек метала и вышла из авто со шпицем на руках, а Пилял уселся за руль и пока Маджир колдовал над колесом, вырулил из сугроба.

— Спасибо! — вздохнула Я.

— Спасибо в карман не засунешь, — заметил Бытдаев и мягко опустил ключи мне на ладонь.

На следующий день мы случайно столкнулись в магазине — покупали сигареты.

— О-па, о-па! — пропела Я, узрев Баранолога.

— Это судьба! — ухмыльнулся он. — Какие планы?

— Никаких, — пожала плечами Я.

— Как Вячеслав?

— Дурно ему! — со вздохом закатила Я глаза.

— Опять напился, да? — понимающе покачала головой Пилял.

— Ну, да.

— Значит, на природу не поедете?

— Нет, конечно, — хмыкнула Я. — Баранов даже с кровати сползти не в состоянии.

После грандиозной попойки Славику было очень плохо, он лежал неподвижно, а если поднимался, то чтобы исполнить в уборной оперу Стругальского.

— Хочешь, пещеры покажу? — внезапно спросил спаситель.

— Далеко идти? — осведомилась Я.

— Не-а. До конца посёлка, а там в гору подняться. Ты как, выносливая?

— Осилю, не волнуйся! — заверила Я.

— А этого хомяка чё с собой потащишь? — кинул Баранолог презрительный взгляд в сторону Норочки.

— Сам ты хомяк высокогорный! — разозлилась Я. — А это шпиц! Померанский! Конечно, потащу, она мне как дочь!

Бытдаев любезно взял на себя выполнение функций моего личного проводника. По дороге к пещерам Я пыталась запомнить имечко Баранолога. Но мой мозг отказывался понять, как можно было наречь сына Пилялом! Вот звучное отчество Баранолога — Азаматович — мне понравилось!

Бытдаев устало объяснял, что Пилял — нормальное имя:

— Аза! Всем девочкам нравится моё имя! Одна ты какая-то, млин, неправильная!

— Кому же интересно оно нравится? — недоверчиво хмыкнула Я.

— Лине Барановой! Она меня ласково называет Пилечка или Пиляша.

— Тоже мне нашёл ласковость. Звучит как собачья кличка! — фыркнула Я и решила, что никогда не буду так называть Барановеда: Я не привыкла повторять за кем-то, тем более за Барановой.

— Слышишь, а у твоей псины какая кличка? — оскалился Бытдаев.

— У неё имя! Нора! Норочка! — Я погладила шпица по холке.

Пещеры впечатления не произвели. Я ожидала увидеть длинные, просторные, каменные коридоры или причудливые, покрытые аспарагусно-зелёным мхом, гроты, но обе оказались неглубокими, с широким входом и сужающиеся к тупику. Снаружи пещеры были сплошь исписаны незатейливыми фразами в духе «такого-то декабря сего года здесь был Мага». Ну и без матерных словечек, естественно, не обошлось.

— Ничего особенного! — заявила Я Барановеду.

Тогда парень предложил:

— Ну, чё, давай тогда на лыжах покатаемся?

— Я не умею, — засомневалась Я в удачности идеи.

— Ничего, — не отступал абориген и, прищурившись, хмыкнул. — Я тебя научу.

К лыжам Я была не готова.

— Говорят, у вас есть озеро любви? — спросила Я, уходя от альпинистской темы.

— Есть, — кивнул Пиля.

— Отведи меня лучше туда.

— Рано ещё, Принцесса. Снег лежит. Летом приезжай — сходим. Говорю же тебе, лыжи освоить надо, — не уступал Баранолог.

— Ну, ладно, пошли! — со вздохом согласилась Я.

У Пиляла зазвонил телефон. Бытдаев снял трубку и затарахтел на каком-то корявом турецком. Когда он закончил говорить, Я поинтересовалась:

— Что за язык такой забавный?

— Не забавный, а карачаевский! Лучший язык в мире! — высокомерно заявил Баранолог. — Хочешь, тебя обучу?

— Зачем? — искренне удивилась Я.

«С трудом представляю, каким образом карачаевский может мне в жизни пригодиться!»

— Вот как будешь хорошо говорить — женюсь на тебе!

Я засмеялась:

— Я замуж не тороплюсь.

— Ничего, процесс учёбы долгий! — джигит хлопнул себя по карманам. — Анасын сигеим! Сигареты выронил, наверное. Ну, что ты будешь делать!

Я протянула парню свою пачку.

— Спасибо, — выудил Пилял никотиновую трубочку.

— А как по-карачаевски сигареты? — поинтересовалась Я и тоже закурила.

Пилял призадумался, вытянул губы и выдал:

— Тютюн.

Я умилилась:

— Скажи ещё раз.

— Тютюн, — повторил джигит.

Произнося это слово, он так забавно складывал тонкие губки в трубочку… Ах, милее зрелища не придумаешь!

От Бытдаева Я узнала ещё много замысловатых карачаевских словечек (правда применить их в оживлённой беседе удавалось крайне редко, ведь Я ни с кем в посёлке не общалась). Например, придурков, пофигистов и всех необразованных невоспитанных парней Пиля величал словом «джохар», а хороших «джаш» («пацан»). Временами, Баранолог обращался ко мне «ариум» — моя красивая», «джаным» — «душа моя» или «алтыным» — золотая моя.

Когда Пилька злился, «анасын сигеим» и «ана» не сходили с его тонких уст. На мой вопрос о семантике экспрессивных выражений, Бытдаев нехотя ответил, что «это что-то типа русского «твою мать», только переводится не «твою мать», а «того мать».

За катаньем на лыжах и весёлыми разговорами прошёл весь день. Лучший друг Пиляла Маджир Зульпагаров поехал с нами (и временами оказывался очень кстати: так, например, пока Я осваивала лыжи — он развлекал крошку Нору!). Маджир показался мне весёлым жизнерадостным парнем. Его шуточки наносили непоправимый удар по Бытдаевскому самолюбию. Когда мы пререкались с Баранологом — Зульпагаров неизменно становился на мою сторону.

— Ты такой классный, Маджир, — смеялась Я и ласково называла Зульпагарова «къарнашым» («Брат мой!»).

— Да? Я того на «Приоре» катал»! — недоверчиво лыбился тот.

— Ага! — утвердительно кивала Я. — В следующий раз с подругой из Ростова приеду, познакомлю тебя!

Юный джигит этой новости несказанно обрадовался. Когда Я спросила, какие девушки ему нравятся, он заявил: «Орлова, такие как ты! Я его душу мотал!»

Общение с Баранологом шло полным ходом. Временами на меня накатывали приступы нежного дружелюбия, и тогда Бытдаев вместо язвительных «Баранолога» и «Барановеда» удостаивался моего великодушного «Пиля» или «Бытдаюшка». Хотя он отзывался и на дурацкие прозвища. Да ему ли привыкать?! У парня же как у приличного индийского божества сто имён!! Баранов величал соседа Пилюлькиным или Пилялкиным, Лина слащавила: «Пилечка, Пиляша, Пилюня». Маджир так и вовсе отличился — в минуты душевных перепадов он погонял друга Рябчиком (Собственно Рябчиком звали чёрно-белого спаниеля — собаку Бытдаева. Почему Зульпагаров так окрестил лучшего друга осталось для меня загадкой!). Русская мама звала Илюшей. Да, да, мама у Пили была русская, и он этим очень гордился. Бытдаев постоянно твердил, что никогда не возьмёт в жёны карачаевку. «Мать у меня русская, и я на русской женюсь!» — повторял он.

Пилял казался мегаэкзотичным! На фоне гор он смотрелся весьма брутально. Он был груб, дерзок и циничен. Его своеобразный юмор, приправленный пошлостью и ехидством, зачастую оставался непонятым даже друзьями. Он высокомерно утверждал, что знает в Ариу-Къызе каждую тропинку, якобы нет в округе ни одной вершины, на которую бы он не поднялся, а его рассказы (скорее всего выдуманные) об опасных приключениях в горах звучали интереснее местных легенд. С ним в лесу Я даже глубокой ночью чувствовала себя спокойно. Душка Барановед научил меня прикуривать от костра, карабкаться по отвесным скалам, ездить на коне, кататься на лыжах, болтать на кэраче…

С ним было нескучно. Он привнёс в мой отдых новый вкус, так сказать, досуг изрядно разнообразил, хех… До того как нас свела судьба, Я кроме пьяной рожи Славутича на фоне высоких гор ничего не видела.

Выходные закончились так не вовремя. Надо было уезжать. Тут и господину Баранову полегчало. К слову сказать, моё общение с Пилялом Вячеславу очень не понравилось. Стоило только зайти за ворота после прогулки, как старый дуралей схватил меня за локоть и стал трясти:

— Это что ещё такое? Где ты шлялась полночи с этими носорогами?

— Не твоё дело, — резко ответила Я и вырвалась.

— Бродит хрен знает где с чуркобесами деревенскими…, — возмущался шеф.

— Между прочим, эти «чуркобесы» твои соседи — возразила Я. — Мог бы проявить хоть немного уважения.

Но Славик пропустил мою реплику мимо ушей и продолжил свои разглагольствования:

— А я, дурак, защищаю тебя перед Зиной, перед Лёликом… Видимо, они правы, я действительно ослеп.

— Ослеп, ослеп, — согласилась Я, смерив помятую рожу начальничка презрительным взглядом. — От бесконечного пьянства!

— Что ты с ними делала? — заверещал босс.

— Каталась.

— И всё?

Я поймала паузу и загадочно улыбнулась.

— Ну?! — занервничал шеф.

— Нет не всё! — ехидно оскалилась Я.

Баранов покрылся ярко-красными пятнами:

— Издеваешься, да? А если Константину Николаевичу расскажу, как ты тут гуляешь с грязными оборванцами, с местным чернозёмом?

Я ухмыльнулась и перекривляла:

— А если Я расскажу, что ты, старый дурак, хочешь соблазнить его любимую племянницу?

Славутич прижался ко мне и зашептал:

— Азочка, ну ты же знаешь, тебе я всё прощу… От тебя всё терпеть буду…

От шефа разило потом и перегаром, а смачные чмоканья напоминали свинячью возню…

— Моё дело. С кем хочу — с тем катаюсь! — отпихнула банкира Я.

— Константин Николаевич бы рад был, коли видел, как я тебя берегу, опекаю, пылиночки сдуваю! Если б я не знал Пилюлькина, что он мой сосед и порядочный человек — ты бы и шагу со двора не ступила! — заверил Вячеслав.

Мы уехали. На прощание Пилял подарил мне талисман от шайтанов собственного изготовления — пять деревянных палочек разной длины, перевязанных подозрительным грязным шнурком.

Я повесила этническую диковинку над кроватью. Иногда по вечерам, лёжа в постели, Я задумчиво разглядывала рукотворную штучку, думала о живописном горном посёлке и вспоминала разные карачаевские словечки.

«Всё-таки есть что-то выразительное в этом языке. Красиво же звучит «сюйгеним» — моя любимая, «мен сени сюеме» — «я тебя люблю»…

Июнь 2010, КЧР

От Ариу-Къыза меня отделяла пара километров. «Интересно, Пилял дома? Надо постараться заехать на Хубиева так, чтобы он меня не заметил. Поверну перед центром и зарулю сверху».

Я специально не предупредила о своём приезде. «Баранолог очень удивится, когда вечером Я, как ни в чём не бывало, продефилирую мимо его избушки».

Я кралась по кривой улочке в предвкушении встречи с Зиной.

Суркова представляла собой противную, ворчливую, крупногабаритную старушонку с жидкой паклей пожжённых рыжих волос и маленькими, заплывшими жиром поросячьими глазёнками.

Безработная Зина целыми днями торчала в огороде: выращивала овощи, сажала цветочки. Она сдавала пустые комнаты туристам. Полученные деньги противная родственница оставляла себе, оплачивая коммунальные услуги. Это было причиной вечных жалоб на нехватку средств, жадность Вячеслава и несправедливость судьбы. Раньше Суркова жила в станице Зеленчукской. По молодости она слыла дамой, не обременённой стеснительностью. С возрастом моральность Зиночки резко возросла. Она на глаз могла определить несерьёзность девушки в процентном соотношении и красочно описать всю низость безнравственного поведения современной молодёжи. Я не приглянулась ей с первого взгляда. Позиционировала она меня не иначе как «проститутка!».

«Ахах, Зина сейчас просто выпадет!» — подумала Я. И действительно, увидев мою машину и услышав звонкое «Здрасьте!», Суркова поменялась в лице и картинно схватилась за сердце. Едва успев ответить на приветствие, она тут же задала больной вопрос:

— Ты надолго?

— Как получится, — коварно улыбнулась Я, наблюдая за изменением цвета лица Сурковой. — Не волнуйтесь, тёть Зин, Я на втором этаже буду жить, Вячеслав мне ключи оставил.

— А сам когда приедет? — заволновалась бабёнка.

— Не знаю, — отмахнулась Я.

— Лёлик на выходных собирался, — начала Суркова и осторожно добавила. — С Ирмой (Ирма была престарелой подругой запойного Барановского братца).

— Мне всё равно. Это дом Вячеслава! — фыркнула Я, подхватила чемоданы и протопала наверх.

Я приняла ванную, навела макияж, сварила кофею и вышла на балкон с пачкой сигарет. В памяти всплыли Гулины слова: «Главное только с карачаями не гуляй. Ты баба красивая, а они на внешность дюже падкие… Плохие они. Держись от них подальше. Кто с карачаями свяжется — тому счастья не будет, помяни моё слово! Я сама уехала из тех краёв. И дочку заклинаю: замуж, только за русского!»

«Странно, люди здесь простые, гостеприимные, — подумала Я, — всегда помогут. А Пилял так вообще золото. Ну, грубоват, конечно, зато в его речах ко мне море заботы и нежности. Эти слова точно не про него! Может и есть плохие „карачаи“, но мой Бытдаев — приятное исключение».

С балкона открывался чудный вид не только на ариукъызские пейзажи, но и на домишко Баранолога, который состоял из трёх разномастных построек, соединённых между собой. Убогая деревянная избушка, покрытая облезлой зелёной краской, крошечная серо-коричневая землянка и прямоугольное строение без окон и с одной единственной дверью жались друг к другу как слипшиеся макароны. За этим архитектурным «шедевром» величественно возвышался огромный деревянный сортир. Сразу за ним расстилался большой огород, заросший бурьяном. Все владения были огорожены от посторонних кривым ненадёжным забором разной высоты и фактуры. Казалось, будто Пилял использовал для возведения дивной изгороди всё, что подвернулось под его рабочую руку: побитые листы шифера, брёвна, фанеру. По сути оградка не спасала от вторжений, скорее служила каким-то декоративным целям.

«Так, машинки нет, стало быть, и джигита нашего дома нет» — отметила Я про себя и набрала Пиляла:

— Вечер добрый!

— И тебе, родная! — отозвался Барановед.

— Кем занят?

— Никем, — спокойно вымолвил джаш. — Делами.

— Как погода Ариу-Къызе? — туманно начала Я.

— С утра нормальная была, — ответил Бытдаев. — Щаз не знаю, я в Черкесске.

«Вот оно как!»

— Когда вернёшься? — кашлянула Я.

— Не знаю, Принцесса. Поздно. Может, даже здесь заночую, — голос недовольный, на заднем фоне мужские голоса.

— Ты с кем? — осведомилась Я.

— С Маджиром.

— Ну, ладно, — Я томно вздохнула, — освободишься — набери.

— Хорошо.

Что ж, Бытдаева нет, так что план на вечер вырисовывается незатейливый: пожевать хычинов, глотнуть коньячка по случаю благополучного прибытия и проехаться по окрестностям.

Зима-Весна 2010, Ариу-Къыз

Я стала часто приезжать в Ариу-Къыз. Всё шло по накатанной программе — Баранов с дружками убирались водкой в тряпки, а мы с Баранологом катались до утра. Иногда с нами ездил Маджир. Время от времени Я брала с собой какую-нибудь подружку, правда ростовские фифы смотрели на простых ариукъызских аборигенов как на грязное пятно на белом листе.

«Отдыхала с Азкой в Ариу-Къызе. Местных карачаевцев почти не встречала. Видела мельком. А теми, которых узрела, не впечатлилась: мохнатые, загорелые дочерна, грязнорукие, в непонятных засаленных тряпках с выцветшей надписью „Adidas“ и злобным выражением на лицах. Гулять с ними? Вот уж спасибки! Мне подобная экзотика ни к чему!» — так или примерно так делились они впечатлениями от поездки. Они были светскими дамами и привыкли к городским мачо. В Ариу-Къызе дамочкам на второй день становилось невыносимо скучно. Тут не было клубов и магазинов, ресторанов и спа-салонов. Зато хватало опасных моментов для нарощенных ногтей, волос и ресниц. Вылазки в горы под чутким руководством господина Баранова изрядно выматывали нежных гламурных цыпочек, компания Бытдаева приводила всех подруг без исключения в ужас. Неотёсанный Пилял общался с девушками сквозь зубы. Обращался он к даме не иначе как: «Эй ты, курица!» Второй раз девчонки уже не хотели ехать. Разве что только Ася Тришина и Аревик Бзазян…

С Аськой-то всё понятно. Она со мной хоть на край света. А вот Аревик вряд влекли сюда прелести гор — Бзазян явно вознамерилась обзавестись в Ариу-Къызе парочкой поклонников…

Маджир обхаживал то Асю, то Аревик, взял у обеих телефоны, названивал им в Ростов. Тришиной так вообще в любви клялся. В одну из наших с Аськой поездок мы успели распить с аборигенами бутылочку винца, и Маджир уверял, что полюбил Тришину с первого взгляда.

Наши разговоры с Пилялом могли длиться часами. Мы то считали проценты любви, то начинали пререкаться и подтрунивать друг над другом. Никто долго не выдерживал слушать подобные диалоги.

«Боже! Как он меня терпит?» — думала Я всякий раз, вступая с Пилялом в словесную баталию.

Даже Ася, услышав несколько наших бесед, сделала замечание:

— Ядрёна-ворона! Как ты с ним разговариваешь! Шпыняешь как собачонку! Я бы на месте Бытдаева обиделась бы.

Пилял не обижался, но время от времени злился. Ругались мы часто и эмоционально. Зато как мирились! После бурной ссоры Я часами выслушивала, какая Я распрекрасная, и как мой Джигит ценит свою Принцессу. Ну, тут уж и Я могла ввернуть пару нежных ласковых пассажей, потому как хотя обычно «ласковых» от меня Пилялу доставалось и немало, но по большей части они были нецензурными.

Все полгода, что мы общались, Я над Пилялом откровенно издевалась. Он писал мне ванильные эсэмэски, звонил и признавался в любви, попутно интересуясь: «Сен мени сюемисе?» — «Ты меня любишь?» На животрепещущий вопрос Я отвечала в лучшем случае смехом, в худшем — смачным сарказмом. Как и любой девушке, мне было приятно послушать, какая Я замечательная, но всерьёз возможность каких-либо отношений с Баранологом Я даже не рассматривала. Тем более в Ростове у меня был мужчина…

Какие могут у нас быть отношения с Бытдаевым? Право смешно. Разве что платоническая любовь. На расстоянии. Большом расстоянии. Эдак километров в пятьсот, ахах…

Правда иногда Я предавалась безумным фантазиям о необычной экзотической любви городской девушки и молодого гордого горца. В моих мечтах у Бытдаева появлялся романтический ореол и целый набор редких качеств. Возможно, вышедший из мира грёз герой интересовал меня гораздо больше простого грязного чабана…

Но сможет ли сын гор покорить дочь степей?

Июнь 2010, КЧР

Весь вечер Я кайфовала. Покаталась по посёлку, от души наелась хычинов и лагмана, посидела покурила у реки. Людей в центре было много. В основном туристы: спортсмены, скалолазы, семейные пары с детишками.

Местные бродили тут же. Парни все как один выхаживали в костюмах и майках с огромным лейблом «Adidas» и резиновых шлёпках (Не зря Барановед в шутку величал каждого такого встречного односельчанина «Adi-джаш»! ). Этот карачаевский стайл всегда приводил моих модных подруг в недоумение.

Ничего плохого и ужасного в джигитах не было. Почему Гуля велела не связываться с «карачаями» оставалось загадкой. В конце концов, вступать в интимные отношения с карачаевцами не входило в мои планы, и Я перестала забивать голову этими вопросами. Навернула несколько кругов вокруг посёлка, накатила три раза по пятьдесят коньяку для сугреву и отправилась спать.

Пилял в половине первого прислал эсэмэску: «Сладких снов, птица моего сердца». Я метнулась на балкон — тачки не было.

«Значит, в Черкесске остался. Выходит, „явление Христа народу“ автоматически переносится на завтра», — решила Я и со счастливой улыбкой на лице отошла ко сну.