Кто же украл Куинджи?

Бабулин Константин Леонидович, 2019

В книге анализируется недавняя кража картины Куинджи из музея Третьяковки. Все совпадения имён и событий – лишь совпадения. Обращаю ваше внимание, дорогой читатель, что несмотря на множество узнаваемых деталей в описании конкретных событий, это художественное произведение.

Кто же украл Куинджи?

Бабулин Константин Леонидович

2019

— Алё, — Света ответила на звонок с неизвестного ей номера.

— Здравствуйте, это из Комсомольской Правды вам звонят, — без пауз начал бойкий женский голос. — Меня зовут Евгения, я журналист, и хотела бы услышать ваш комментарий о краже картины Куинджи из Третьяковки.

«Ну, началось», — усмехнулась про себя Светлана.

— Хорошо, можно и прокомментировать. Только, боюсь, мой комментарий не пропустит ваша цензура.

— В смысле?

— Не важно, — Светлане понравился голос журналистки: молодой, энергичный, с лёгкой хрипотцой. Она даже представила себе эту девушку — лет двадцать пять не больше, невысокая, стройная, короткая стрижка… — Спрашивайте, — прервала она свои фантазии.

— Сколько может стоить такая картина на чёрном рынке?

— Ооо, — почти простонала Светлана в ответ, — конечно…

И хмыкнула про себя, — «Каждый раз одно и тоже: черный рынок…, миллионы…, и прочие аналогичные штампы»

— Нет никакого чёрного рынка. — буднично, если не сказать скучно, ответила она.

— Как нет? — голос журналистки перестал быть бодрым и бойким.

Светлана улыбнулась, представив её замешательство, и решила добить девушку.

— Хотите я угадаю ваши следующие вопросы?

— Хммм, — только и нашлась та, что ответить.

— Сколько миллионов долларов стоит эта картина? Да? Это, вы хотели узнать? Именно про миллионы долларов?

— Хммм…

— Следующий ваш вопрос — кто может купить эту картину, чуть ли не пофамильно, да?

— Откуда…? — начала было журналистка, но Светлана не дала ей продолжить:

— А ещё вам интересно — сколько такая картина может стоить за границей?

— Хммм…

— Я вас разочарую — никакого чёрного рынка нет, эта картина не стоит миллионы долларов и её никто не купит ни за какие деньги, ни здесь, ни, тем более, за границей.

–Оооо, — голос в телефоне совсем сник. Светлана отчётливо представила себе недоумённое лицо девушки и даже увидела, как она хлопает своими зелёными глазами (зелёными?). — Зачем же тогда…

— Её украли? — закончила фразу Светлана и похвалила, — это правильный вопрос. — и сделала паузу.

— Так зачем же её украли? — после нескольких секунд тишины переспросила журналистка, уже заинтересованным тоном.

— Есть три версии, но ваша цензура их не пропустит.

— У нас нет цензуры.

— Ого — у всех есть, а у вас нет?

— Пока, то о чем я писала, печатали полностью.

— И о чём же вы писали? Например, о том, как разгромили выставку Вадима Сидура, писали?

— Кстати да, я писала об этом и…

— Вот как, — опять не дала ей договорить Светлана. — И чем кончилось дело, тоже написали?

— В смысле?

— Как наказаны погромщики?

— Хммм…

— Не знаете?

— Мммм… честно говоря…

— Вот именно, не знаете. А я вам скажу — никак.

— То есть?

— Вот вам и «то есть» — передразнила Светлана, — А как наказан мужчина из Воронежа, который попытался испортить картину «Иван Грозный убивает своего сына»?

— Аааа — протянула девушка, — да, да, да, помню… Это было полгода назад вроде, там же в Третьяковке… И как он наказан?

— Не знаете?

— Нет.

— А вы писали об этом?

— Да, писала и тоже ничего не вырезали тогда.

— Хорошо — так что ему было за это?

— Не знаю…

— Почему не знаете, не интересно?

— Хммм…

— Вот видите, вы ВСЕ пишите одно и то же. В лучшем случае описываете то, что случилось, а дальше — трава не расти. Ни анализа произошедшего, ни последствий, ни, уж тем более, выводов… Так?

— Хммм…

— Так, — припечатала Светлана и они замолчали. Девушке нечего было сказать, Светлана же молчала из хулиганских соображений. — Хорошо, — прервала она тишину, — что вы хотите услышать от меня?

— Хм, нуууу…

— Какого цвета у вас глаза? — неожиданно спросила женщина.

— Аммм, — журналистка совсем растерялась.

«Если скажет, что зелёные, соглашусь дать комментарий, а если нет, то не соглашусь», — с плотоядной улыбкой решила Светлана.

— Почему не отвечаете, не помните что ли?

— У меня?

— Да, у вас

— Хммм, зелёные — а какое это имеет отно…

— Никакого, — быстро ответила женщина, и опять сменила тему, — приходите, я расскажу вам, зачем на самом деле украли картину.

— О…

— Да, но если вы меня обманули и у вас окажутся не зелёные глаза, то я не стану с вами разговаривать.

— У меня зелёные глаза, — уже увереннее отозвалась девушка, явно заинтригованная, — куда и когда приехать?

— Завтра часа в два, в кафе на первом этаже Центрального Дома Художникков — удобно?

— Да удобно.

— Ну и отлично, тогда до завтра.

Женя нажала отбой и какое-то время сидела молча, переваривая услышанное.

«При чём здесь цвет моих глаз?» Она достала пудреницу, открыла её и посмотрела на своё отражение в маленьком зеркальце, словно хотела убедиться, что у неё действительно зелёные глаза. Спохватилась, что это глупо, с силой захлопнула крышечку и быстро убрала пудреницу обратно в сумку. — «Чушь какая… — девушка хмыкнула и пожала плечами, — но говорит она уверенно, и очень убедительно, очень. Интересно как она выглядит? И какие у неё самой глаза?»

Журналистка набрала в гугле «Светлана Коваль, Коваль-гэлери», и нажала поиск. Затем выбрала в меню картинки и стала разглядывать фотографии женщины с которой только что разговаривала.

«О, да она красотка…», — на картинках перед ней появилась интересная женщина лет сорока, вьющиеся светлые волосы до плеч, тонкие черты лица, ироничная улыбка, и ещё более ироничный взгляд, — «Да ещё какая красотка, прям ух. Интересно замужем или нет?» Женя зашла в фэйсбук и повторила поиск там. Среди выскочивших Светлан, Коваль была всего одна, — «Хорошо, что не Иванова», подумала журналистка и открыла страницу галеристки. Там нажала кнопку фото и… И ничего личного — все фотографии и все сообщения были строго по делу. Вот она читает лекции в какой-то аудитории, вот она на какой-то выставке, а вот даёт интервью. В деловом костюме здесь, в деловом костюме там и так далее, и так далее. И ни одного семейного фото. «Ладно, посмотрим, что ты пишешь» — девушка вышла из альбомов и стала просматривать тексты, которых оказалось немало. «Ого» — удовлетворённо отметила она, и было от чего, каждый текст вызывал кучу перепостов и лайков. «Да уж, палец в рот ей точно не клади — откусит», — Женя с удовольствием погрузилась в изучение очень острых текстов о жизни арт-бизнеса.

«Смело, очень смело и смешно» — заключила она часа через два. — «Интересно, что она мне завтра расскажет?»

На следующий день, она вошла в здание ЦДХ ровно в 14-00, огляделась, не увидела никого похожего на Светлану, достала телефон и отправила ей вызов.

— Я жду вас в кафе, — ответила та сразу. — Столик справа от входа. Я в сером…

— Я узнаю вас.

— Да? Хорошо.

Женя сдала пуховик в гардероб, оглядела себя в зеркале и только стала поправлять что-то в одежде, как поймала себя на мысли, что она волнуется. — «С чего бы вдруг? Чего мне волноваться?». Она взлохматила короткие черные волосы и бодрым шагом направилась в кафе. Там сразу увидела Светлану, которая тоже поняла, что это она и приветливо помахала рукой, приглашая к себе за столик на котором уже стояли две чашечки кофе.

— Я заказала нам кофе — вы не против? — произнесла женщина и очень быстро пробежалась взглядом по фигурке журналистки.

— Отлично. — ответила девушка, и села напротив Светланы. Сделала глоток кофе и спросила, — Вы довольны?

— Чем? — удивилась та, такому прямому вопросу, хотя, конечно поняла о чём идёт речь. Её быстрый взгляд не остался незамеченным. И с интересом отметила, что девушка напротив неё не станет уступать ей.

— Моими зелёными глазами.

— А да, вполне, — ответила Светлана, и ещё раз пристально посмотрела на неё, — Можем начинать интервью.

— Хорошо, — журналистка достала диктофон, и положила на середину стола. — Так зачем же украли картину?

— То есть про чёрный рынок вам уже не интересно?

— Хм… Вы же сказали что его нет.

— Верно, — Светлана, уже не стесняясь, рассматривала девушку. — Сказала. А вы поверили?

— Хмм… А вы что обманули? И он всё-таки есть?

— Конечно есть. — Светлана сделала серьёзное лицо и стала говорить замогильным голосом — В чёрном, чёрном городе, есть чёрная, чёрная площадь, а на ней чёрный, чёрный рынок.

— А там чёрный, чёрный стол, — подхватила Женя.

— Точно, откуда вы знаете?

— А на нём чёрный, чёрный гроб… Я же журналист по культуре, — улыбнулась девушка, — и недавно ходила на выставку ритуальных услуг. Так что, теперь про чёрные столы с чёрными гробами я знаю всё…

— Ужас какой, не знала что такие выставки бывают.

— Сейчас чего только не бывает, — Женя допила чашку, и поставила её на место, — там было прикольно, и много чёрного юмора.

— Юмора? На выставке ритуальных услуг? — Светлана с удовольствием включилась в этот разговор, тем более, что девушка ей нравилась всё больше и больше.

— В следующий раз приглашу вас с собой.

— О, с удовольствием, — женщина представила, как они будут ходить под руку между гробами, а в особо страшные моменты даже немного прижиматься друг к другу…

— Хорошо, но сейчас расскажите мне про ограбление.

«Тьфу, — Светлана с сожалением оборвала свои мысли, в которых она уже обнимала девушку за талию и вернулась к теме разговора»

— Давайте начнём сначала, а именно с вопроса есть ли чёрный рынок предметов искусства вообще и живописи в частности. Но сначала давайте проговорим — что мы понимаем под термином «Чёрный рынок».

— В каком смысле «что мы понимаем»?

— Чёрный рынок это место, — не обратила внимания на вопрос галеристка, — и не важно где, в подворотне или на каком-то сайте, где заведомо продаётся что-то нелегальное. Так? Например, наркотики или оружие. Согласны?

— Да.

— Отлично, то есть там, на чёрном рынке, и покупатель понимает, что он нарушает закон, и продавец понимает. И в этом смысле такое понятие как «Чёрный рынок» вполне существует. С этим разобрались?

— Да.

— Хорошо, теперь вопрос — существует ли чёрный рынок квартир? Не путать с вопросом — существуют ли жулики, которые пытаются впарить нам проблемные квартиры. Жулики всегда есть. А вот существуют ли покупатели, которые знают, что покупают проблемную квартиру, и понимают, что сделка может быть оспорена через некоторое время? Вы бы купили такую квартиру, из которой вас смогут выселить через месяц?

— Нет, конечно.

— Именно. То есть обмануть вас можно, а вот уговорить вас купить, даже в три раза дешевле, квартиру с потенциальными проблемами — нельзя. Ещё один пример — автомобили. У вас есть машина?

— Нет пока.

— Не беда, будет. Вот когда вы соберётесь её купить, то вы станете покупать машину, про которую вам скажут что она в угоне?

— Нет.

— Дешевле в два раза…

— Нет, конечно.

— Естественно — зачем покупать такую? Проехать вы сможете на ней ровно до первого гаишника.

— Ясно.

— Отлично. С картинами ситуация ещё жёстче. Прежде чем заключить сделку, покупатель вывернет продавца на изнанку, выясняя всю подноготную картины: её провенанс (историю бытования) то есть участвовала ли она в выставках, была ли где-то опубликована, и самое главное её подлинность. А с учётом того, что круг продавцов и покупателей, особенно картин стоимостью выше 100 000 $ очень узкий, особенно сейчас в кризис. Скрыть что-то, а уж тем более, что картина была украдена из Третьяковки — невозможно. Такую картину не купит никто, даже бандиты. Зачем им выбрасывать деньги? Ведь как только станет известно, что у вас находится картина, украденная из музея, к вам сразу же придут и отберут её.

— Да, понятно.

— Вот как сейчас у этого незадачливого похитителя — как только его нашли и нашли у него картину, ведь не стали разбираться, а не купил ли он её только что? Нашли и тут же отобрали, а самого в камеру.

— Да, понятно. Зачем же он тогда?

— Воровал?

— Да. Раз продать невозможно, то зачем же он тогда воровал? Может, не знал об этом?

— В смысле? Чего не знал? Что продать картину будет сложно? Хотите предположить, что он дурак? Что вначале он пошёл на преступление, всё спланировал и сделал, а том, куда девать картину не подумал? Типа потом разберусь? Нет, так не может быть. Вернее может, но не из музея такого уровня, как Третьяковка. Вариант, когда воры залезли в квартиру украсть что-то по мелочи, а заодно прихватили какую-то картину со стены, я могу себе представить. А вот чтобы воры решились на кражу из очень охраняемого места, не понимая сколько и главное — КАК, они потом на этом заработают, я представить не могу.

— И тем не менее, такие кражи происходят регулярно.

— Во-первых, не регулярно, и каждый раз это громкая история. Во-вторых, как правило, воруют из музеев попроще. И главное в третьих — чем заканчиваются такие истории?

— Чем?

— Грабителей ловят, в момент, когда они пытаются продать картины полицейским. Почему же они каждый раз натыкаются на полицейских? — Светлана сделала паузу, чтобы допить кофе.

— Почему? — подтолкнула её продолжать журналистка.

Светлана не спешила продолжать, она почти демонстративно держала паузу, одновременно подразнивая девушку, и рассматривая её: зелёные глаза горят, грудь поднимается и опускается, даже лёгкий румянец на щёчках появился.

— Вам идёт ваша стрижка, — вдруг сказала она ей.

— Хмм… спасибо…

— Хотите ещё кофе?

— Мммм.. да, наверное…

— А может и пирожное какое-нибудь взять?

— Нет, спасибо…

— Почему?

— Нууу… — протянула девушка, не зная, что ответить. Второй раз эта женщина обращала своё внимание на её внешность, и второй раз она отмечала этот интерес нервным ударом сердца — с чего бы вдруг?

— Поправиться боитесь?

— И это тоже…

— Тут вкусный штрудель, не отказывайтесь.

— Да?

Но Светлана уже не слушала её, а помахала рукой, подзывая официанта.

— Нам ещё два кофе, — заказала она, когда он подошёл. — Один штрудель, и один эклер.

— Хорошо.

— Итак, вопрос — наконец продолжила она, когда официант отошёл, — почему после удачной кражи картин из музея, воры всё время нарываются на полицейских при продаже?

— Да, почему?

— Потому что никто больше не хочет покупать такие картины, и помыкавшись с ними, несчастные воры рады любому откликнувшемуся покупателю. Полицейским и делать-то особенно, ничего не нужно. Просто распространять информацию о том, что есть покупатель, и ждать, когда воры сами выйдут на них с предложением купить.

— Хм…

Светлана опять сделала паузу, и насладившись замешательством девушки, а заодно представив, себе, какая на ощупь кожа её руки, со вздохом продолжила:

— Есть вторая распространённая ошибка в таких историях, которую допускают журналисты.

— Какая?

— Что похищение организовал не тот, кто непосредственно его исполнил, а некий маньяк коллекционер, который жить не может без такой картины в своей коллекции.

— Кстати да, — закивала головой журналистка, — и что не так с этой версией?

— Всё не так.

В этот момент официант принёс заказ. Светлана отвлеклась от рассказа, взяла у него тарелочку со штруделем и передала его девушке, как бы случайно коснувшись её руки. И тут же, осторожно, бросила очень короткий взгляд на неё — заметила? Вроде нет… Непонятно — но раз никак не отреагировала, то и хорошо. — «А кожа у неё нежная и теплая» — удовлетворённо отметила она и продолжила:

— Всё не так в этой версии. Первое и главное — вор взял не самую лучшую картину с выставки, а прямо скажем средненькую. Почему не взял знаменитую «Ночь на Днепре»? Там их было целых пять на выбор. Даже если главным критерием был размер, то и такого размера там был один из вариантов Ночи. Ведь если кражу задумал маньяк, чтобы наслаждаться картиной одному в подвале, то он нацелился бы на шедевр, которым действительно можно наслаждаться. А тут? Почему исполнитель взял не шедевр, а среднюю работу? Которая и стоит-то не так дорого, кстати.

— А сколько?

— Подобная картина стоила бы в районе 250 000 — 300 000 $. Ведь, что мы ценим в Куинджи? Контрастный свет и цвет, когда кажется, что позади картины расположена лампа, которая и создаёт это удивительное свечение красок. Кстати, многие современники художника так и думали, и всё время заглядывали за картину. Но никакого источника света там естественно не находили, и этот фирменный куинджевский фокус, так и остаётся неразгаданным и неповторимым до сих пор.

— То есть?

— Ни один копиист, а их полно всегда было, так как картины Куинджи всегда были популярны. Так вот ни один копиист не смог добиться такого же эффекта, даже близко.

— Ого

— Да. И что мы видим? Что решившись на преступление, преступник вместо того чтобы, взять лучшую картину, берёт среднюю.

— А может он взял ту, что удобнее висела? На видео видно, что это не центр зала, а какой-то закуток и народу там было поменьше.

— Может быть, но тогда это точно не заказ маньяка коллекционера. Вряд ли маньяк, который жить не может без шедевра Куинджи, говорит исполнителю — возьми то, что проще унести. Зачем идти на преступление, ради средней картины, если подобную можно купить, за относительно небольшие деньги, по меркам серьёзных коллекционеров?

— А может быть планировали украсть шедевр, да что-то пошло не так? И исполнитель взял другую картину?

— Не похоже, что что-то у них пошло не так. Вор действовал очень уверенно, если не сказать нагло. Спокойно подошёл именно к этой картине, а не мялся где-нибудь в сторонке возле других, и одним уверенным движением снял её со стены. Думаете, так просто было это сделать? Нет, только кажется, что легко. Вы давно развешивали картины?

— Вообще никогда.

— А я регулярно этим занимаюсь, и уверяю вас, что снять картину со стены — совсем не просто. Откуда он знал, какая там подвесная система? Есть разные способы крепления, и нужно знать, какой из них был использован, чтобы вот так без задержки, снять одним движением. Отдельный вопрос по сигнализации — почему она не сработала? Её не было? Почему? И откуда это знал преступник?

— Боже, к чему вы клоните?

— Аааа, — протянула Светлана, — теперь понятно, почему я спросила вас о цензуре?

— Пока нет, пока понятно, что у него должен был быть сообщник в музее, так? Ну и почему этот факт должен напугать мифическую цензуру?

— Не напугает?

— Нет.

— Хорошо, идём дальше — как преступник вытащил картину из рамы?

— Ну как как… Не знаю как, как-то вытащил.

— Это ещё сложнее, чем снять картину, и без специального инструмента, отвёрток и прочих пассатижей это сделать невозможно. Я не видела на видео, чтобы у него были какие-то инструменты с собой. Значит, опять знал, какая отвёртка нужна и поэтому принёс собой не набор инструментов, а один нужный?

— Значит знал.

— И при этом его не остановили при входе, а там рамка металлоискателя стоит, между прочим.

— Да уж…

— Итак, что мы имеем? Мы имеем очень уверенные действия человека в незнакомой для него обстановке, который очень умело и чётко, на глазах большого количества людей, ни разу не споткнулся и не запнулся. И которого, при этом, никто из сотрудников музея не остановил. Где были эти бесцеремонные тётушки, смотрительницы в зале? Я сама не раз сталкивалась с ними, когда фотографировала картины на выставках. Чуть подойдёшь поближе, они тут, как тут — ой не подходите, ой сейчас сигнализация сработает. А тут человек не просто близко подошёл к картине, а снял её, вынул из рамы, спустился с третьего этажа на первый, оделся и прошёл с картиной в руках мимо полицейских на выход. Они почему не спросили его — что он несёт? В каком-нибудь Ашане, охрана, иногда проверяет чек, уже за кассами. А там цена вопроса-то тьфу, три-пять тысяч рублей. Здесь же мимо полицейских пронесли картину ценой в 300 000$, а они ни гу-гу.

— Да, выглядит всё странно.

— А дальше ещё интереснее, как говорила Алиса в сказке Льюиса Кэрролла — «Всё страньше и страньше». Как дальше повёл себя похититель?

— Как?

— Тупо сел в собственную машину, и тупо поехал к себе домой. Там замотал картину, стоимостью в десять его квартир, в какую-то грязную тряпицу и спрятал её на ближайшей стройке. После чего пришёл домой и спокойно лёг спать. Это всё что такое? Идиотизм? Как можно оставить картину в незащищённом месте на ночь? А если кто-нибудь увидел его? Бомж какой-нибудь, и забрал бы картину? Почему он её не отвёз в камеру хранения, например? Почему так подставился под все камеры, что его моментально отследили от музея до дома? Почему не в перчатках был, и оставил отпечатки пальцев на раме? Он что тупой совсем? То есть с одной стороны сделал всё очень уверенно и умело, а с другой настолько тупо, что кажется, будто нарочно хотел сделать так, чтобы его нашли поскорее.

— Хммм… — журналистка с огромным интересом следила за рассуждениями Светланы Коваль и заражалась её недоверием всё больше и больше, — И что это может быть по-вашему?

Конец ознакомительного фрагмента.