Эфемерность

Ася Май

Эта история о хорошем мальчике из хорошей семьи, вечном герое второго плана.Эта история – квинтэссенция его злобы, его ненависти, его обид.Эта история – его кровавый путь становления Главным Героем.Он – особенный. Больше не второстепенный персонаж – случайное убийство меняет все.

Слухи

В универ я безбожно проспал. Потом бинтовал ладони, методично, медленно, смакуя в голове подробности прошлой ночи. Все, от ее крика до выражения лица, и то сладкое ощущение власти. Это я решил, жить ей или умереть. Взвесил на чаше весов смысл ее жизни и красоту ее смерти. Наказал ее за глупость, за гордыню, за уныние. Покарал.

Мне нравится это слово, и я выхожу из квартиры перекатывая его на языке. Я выхожу из дома обновленным, обновленным иду по лестнице, обновленным покидаю подъезд, шагаю по улице, жду на остановке, обновленным сажусь в автобус.

Автобус заполняется людьми, пухнет, как старая переполненная папка, и я рад, что успел занять место. Голова точно набита песком, как у куклы, а ноги гудят. Впереди еще целый день, и нужно прожить его как ни в чем не бывало.

Прислоняюсь горящим виском к стеклу, ощущая приятную прохладу, мечтательно размышляя о том, какие разговоры обо мне гуляют по университету.

— Ни стыда, ни совести! — надо мной возвышается колоритная бабка: брюзга с вечно недовольным лицом, крепко сбитая и тяжелая, со строгим взглядом вредной учительницы.

— Прошу прощения? — вскидываю брови, пытаясь понять, ко мне ли она обращается и почему.

— Что за испорченное поколение! Женщина, в возрасте, стоит, и хоть бы хны! Уткнутся в свои телефоны-гаджеты, и как будто ничего не видят!

Плотно набитая в салон толпа начинает с кровожадным интересом поглядывать на бабульку, а я размышляю о том, как мне везет на неприятных женщин в общественном транспорте. Карма это что ли какая-то…

— Так у меня телефона нет в руках, — мирно вставляю я, показывая пустые ладони, но это действует на бабку как красная тряпка на быка.

— Еще и дерзит! Вы посмотрите на него, ирод какой, что за поколение воспитали, уму не растяжимо!

— Непостижимо, — механически поправляю ее, и, отчего-то, не чувствую прежней робости и страха. Кто она такая? Чтобы я боялся ее, робел и стеснялся? Нет-нет, этого больше не будет. Я больше не стану прятать голову в песок, я теперь другой. Я — не такой как другие, у меня есть Цель, у меня есть Предназначение. Они все — обычные Люди, а я… другой. И со мной нельзя вести себя подобным образом.

— Что? — она задохнулась от возмущения, всплеснула руками, оглядываясь по сторонам, мол, посмотрите, люди, что это делается!

— Вас что, совсем не научили себя вести? Не учили не кричать и не ругаться в общественном месте и на незнакомых людей?

В салоне становится непривычно тихо, даже бабка замолкает, точно какой-то благодетель выключил на ней звук.

— Ведете себя хуже последнего алкаша, стоите тут, ругаетесь, оскорбляете. Что за поколение хамов, уверенных, что им все всё должны? И с чего это, из-за возраста? Так уважают не из-за возраста, а из-за поступков и поведения, а ваши оставляют желать лучшего, — мой голос звучит уверенно и жестко, и меня охватывает восторг, — попросили бы вы спокойно, я бы, разумеется, уступил вам место. Но с таким поведением — постоите, не переломитесь.

Я отворачиваюсь, стараясь не засмеяться, уж слишком смешно она выглядит, растерянная, хватающая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег жестоким ребенком.

Больше она ничего мне не говорит, и до самого универа я упиваюсь собственной уверенностью и силой.

Это кажется ерундой, всего лишь ссора с престарелой скандальной женщиной, однако…

Для меня это лишь первый шаг.

В университете мне кажется, будто бы все расступаются передо мной, смотрят с уважением и трепетом, но как бы я не старался, я не могу услышать ни одного слуха про Розалию.

Все обсуждают какие-то свои скучные сплетни, пары, курсовые и эссе, и меня охватывает разочарование, до пары по социологии.

Семен заглядывает в аудиторию по время перерыва, машет рукой, выставляет два пальца, призывая на перекур.

— Ты сегодня медлительнее обычного, — замечает он, прыгая и скача вокруг меня, точно мячик-попрыгунчик, запущенный кем-то с утроенной силой.

— А ты энергичнее обычного, — парирую я, раздосадованный тем, что нет новостей.

Семен же затягивает меня в закуток, демонстративно достает спички — он позер, и пользуется только ими, старательно демонстрируя окружающим.

— Собрание будет после пар, слышал? У всего потока, — Семен ловит мой недоумевающий взгляд и снисходительно поясняет, — ну, из-за той девчонки, что с собой покончила. Ты что, не слышал? Главная новость утра была. Говорят, из-за несчастной любви и по пьяни…

— Само… убийство? — голос кажется чужим.

— Ну да, с крыши сиганула. И они быстренько собрание организовали, для всех по очереди, мол, дети, не умирайте, идите жить жизнь, она у вас одна… — Семен фыркнул, — всю эту всем и без того известную хрень.

— Вот как…

Самоубийство… Самоубийство!

Никто не знает, что это я. Никто не знает, что это я оборвал ниточки ее жизни, превратив ее в бесформенную кучу мяса.

Что я забрал ее жизнь.

— Эй, все в порядке? — Семен косится на мою сигарету, что превратилась в столбик пепла прямо у меня во рту, — ты что, ее знал?

— Нет, я просто… просто удивился.

Пепел летит на землю, напоминая мне о летевшей вниз Розалии. Как красиво было искаженное ужасом лицо. Как красиво летело вниз тело. И вся эта красота принадлежит не мне?

— А ее точно… не столкнули? — осторожно интересуюсь.

— А мне откуда знать? Говорят, сама сиганула. Жалко, конечно. Но всякое бывает, депрессия там, все такое… Это ведь все химические реакции мозга. Может, витаминов не хватает, вот так вот бывает, не поешь яблочко, а потом с крыши…

Семен продолжает лепетать свои глупости, но я его уже не слушаю. План пошел прахом. Как я стану известным, если мои заслуги приписывают… ничему?

Надо быть прозорливей в следующий раз. Следующий раз? А я уверен, что он будет?

Да, уверен. Это мой путь, я нашел его вчера, я вступил на него вчера, и я его пройду.

Надо лишь только все продумать, чтобы остаться в тени самому, но чтоб мои поступки были на свету.

Необходим свой фирменный знак, как у Зодиака.

День в университете пролетел незаметной тенью, я лишь изредка прислушивался к разговорам, где мелькало имя Розалии. Дома царила благодатная тишина, и я смог побыть наедине с собой, вновь и вновь вспоминая сладостный момент, выражение лица своей первой жертвы, дрожь в собственных пальцах в момент осознания…

Конец ознакомительного фрагмента.