Плохой лжец

Асмик Мхитарян, 2021

Ложь – сознательное искажение истины. Есть три уровня лжи. Третий самый заурядный. Лжец влияет на убеждения собеседника своими словами и понимает, что собеседник оценивает собственные убеждения. В романе '' Плохой лжец'' герои пытаются влиять друг на друга с помощью лжи. Кто же будет искусным лжецом, а кто плохим выясниться в конце.

Глава 3

Понедельник. День первый.

Давид Флигел.

— Доброе утро, — сказал Давид, увидев Клару у дверей, — можно войти?

Она ничего не ответила, покачала головой и ушла на кухню. Давид вошел в холл и запер дверь за собой. Холл был огромным. весь его дом мог бы поместится там. Несмотря на то, что он только вчера был в этом холле, Давид не мог привыкнуть к этому месту. Каждый раз, проходя мимо дома Пола, он думал, что же там внутри, как все обустроено у этого богача. Теперь он мог не только видеть все это своими глазами, но и пожить на некоторое время в этой роскоши. Давид услышал голоса из соседней комнаты и, решив, что Пол там, медленно направился туда. Соседняя комната была еще больше предыдущей. Это был банкетный зал, напоминающий комнату для собраний королевских семей. Такие помещения Давид видел только в кино про королей. Пол сидел у камина и читал вслух “Нью-Йорк пост”. У него был очень озабоченный вид, но Давида это не интересовало, он восхищался местом, куда попал.

— Добрый день, Пол, — сказал Давид: голос его дрожал.

— Добрый, — ответил Пол, не отрываясь от газеты. Давид боялся помешать ему, но все же решился опять заговорить.

— Чем будем заниматься сегодня?

— Ничем, — грубо ответил Пол.

Он встал с места, положил газету на стол и подошел к Давиду. Пол посмотрел в полные страха глаза Давида.

— Мы ничем не будем заниматься, — тихо сказал он, — знаешь, почему?

— Почему?

— Потому что я болен, мне нужен покой.

— Тогда зачем я здесь? — нахмурился Давид.

— Чтобы я не умер от скуки.

— Нашли человека для веселья. У меня самая скучная жизнь на свете.

— Отлично, об этом мы и поговорим.

— О моей жизни? — Давид закатил глаза.

— Да, я хочу знать все о тебе. Расскажи мне про свою скучную жизнь.

— Хорошо, давайте поговорим, но вам будет ужасно скучно.

— Я голоден, а ты?

— Не откажусь, — ответил Давид, — не успел позавтракать.

— Отлично, пойдем. Клара уже накрыла стол в саду.

Они прошли несколько комнат до сада. Давид не успевал осматривать их, потому что каждая из них была больше прерыдущей: они были покрашены в яркие цвета, мебель была дорогой и роскошной. Мужчины прошли через читальную комнату, затем музыкальную, а после — комнату для собак, и только через нее вышли в сад. Давид почувствовал необъяснимый холод в этих комнатах, как будто там никогда никто не жил, только пыль вытирали.

— У вас комната для собак, но там ни души, — заметил он.

— Не было времени, чтобы купить собаку.

— Купите сейчас.

— Сейчас у меня нервы не те, понимаешь? Но я подумаю об этом. Зачем комнате пропадать зря, — посмеялся Пол.

Клара и правда накрыла стол. Как и велел доктор — только здоровая пища: две тарелки с овсяной кашей, салат из листьев латука, фрукты, апельсиновый сок.

— Давид, если хочешь, Клара может приготовить тебе что-нибудь другое, — сказал Пол, заметив его недовольство.

— Я быть занята, — сказала Клара.

— А я и не заметил, как ты пришла, — Пол не прекращал удивляться, как тихо могла появляться Клара, и так же тихо, незаметно исчезнуть.

— Все в порядке, Клара, я люблю овсянку.

Клара ушла, что-то бормоча под нос.

— Она не всегда такая, — сказал Пол, — иногда она бывает более недовольной.

— Так увольте ее.

— Если бы я увольнял каждую из прислуг за такое…

— А как же медсестры?

— Откуда ты знаешь о них?

— Ваш друг рассказал, — смущенно ответил Давид, — вчера вечером. Эндрю, если не ошибаюсь.

— Да, его зовут Эндрю. Клара другая, а эти медсестры безмозглые. Шприц не умеют держать в руках.

— А кто сейчас держит шприц?

— Моя Клара, она лучшая. Но давай поговорим о тебе.

— Что именно вы хотите знать обо мне?

— Все. Я хочу знать все о человеке, который одинь день в неделю будет жить со мной, — Пол начал жадно есть кашу.

— Хорошо, с чего же мне начать, — немного подумав он начал. — Мне двадцать семь лет. Я из Израиля, приехал в США, когда мне исполнилось двадцать один. Я художник.

— Правда? — удивился Пол. — А ты можешь нарисовать мой портрет?

— Да, если вы хотите, я могу вернуться домой и захватить свои кисти.

— Давай на следующей неделе, да и я немного поправлюсь, чтобы позировать тебе.

— Как хотите.

— Ты в Америке живешь один?

— Да.

— А где твои родители?

Давид ответил не сразу. Было видно, что ему сложно говорить на эту тему

— Пол, можно быть с вами откровенным?

— Только так и можно, — закончив есть кашу, Пол принялся за салат, Давид же ни к чему не притрагивался.

— Я никому не рассказывал, то, что хочу вам сказать сейчас. Я уже шесть лет живу в Ню-Йорке, но у меня нет друзей, только коллеги и соседи. Понимаете, мне не с кем поговорить, высказать, что на душе.

— А мне ты можешь рассказать, что у тебя на душе? — спросил Пол.

— Не знаю. Вы мой сосед на протяжение года, но никогда не отвечали на мои приветствия. Вы как будто не замечали меня, — Давид нервно играл с приборами возле тарелки, все время переставляя их, — но когда была тема ссоры вы тут как тут.

— Да, каждый раз, когда я не отвечал на твое “Доброе утро”, думал: “Завтра он не поздоровается”.

— Но каждый день я здоровался.

— Даже после ссор, — подмигнул Пол. — Помнишь, как мы поссорились из-за твоего почтового ящика. Он не был похож на остальных, и я донос на тебя.

— Я все помню, но не держу зла.

— Так тебя мама научила? — Пол направил взгляд на Давида.

— Нет.

— А ты расскажешь мне о ней, о твоей маме?

— Я совсем на нее не похож.

Давид был высокий и худощавый, с большими чернимы глазами. У него были длинные как у девушки ресницы и кудрявые волосы. На худощавом лице отличался большой длинный нос, который страно смотрелся. Он выглядел старше своих лет, измученный и всегда грустный. Пол хотел знать, из-за чего двадцатисемилетний парень выглядит хуже него.

— Папа всегда говорил так: “Ты мой сын, в тебе все только от меня”, — Давид произнес эти слова с болью. — Он был жестоким человеком. Мне не хотелось быть похожим на него, но я родился таким, каков есть.

— Что ты имеешь в виду под словом жестокий?

— А что я могу иметь в виду? — Давид нахмурился, на лбу появились морщины. — Жестокий, бессердечный, он думал только о себе. Но характером я не похож на него, только черты лица.

— Это хорошо, что ты не унаследовал его характер, — успокоил его Пол. — Что он сделал тебе и твоей семье?

— Когда мне было девять лет мой брат Абраам рассказал мне историю, ему в то время было шесть.

— Давид, я видел сон, он был страшным, очень страшным.

— Расскажи мне, Абраам, и тебе станет легче, — успокоил его Давид.

— Я видел папу во сне. Но он был другим. Он был вдвое выше ростом, сильнее в тысячу раз, у него были длинные руки, такие, что он мог достать до меня за сто метров. Там была и мама, но она тоже была другой. Она была очень маленькой, слабой. Она стояла у нашей двери и молила отца не входить.

— Это был просто сон, забудь о нем и иди играть, — отвечал Давид каждый раз’’.

— Но это не было сном, — сказал Пол.

— До шести лет я тоже думал, что все это кошмар, но… Я ничего не говорил брату, а наоборот, внушал ему, что это сон.

— И все правильно сделал. А вас он трогал?

— Нет, нас с братом он не трогал. Когда Абраам подрос и понял, что к чему, он, как и я, стал ненавидеть отца. Ненависть с годами выросла и мы, став совершеннолетними, уехали из дома.

— Вы оставили мать с этим тираном?

— Нет, когда я уехал, Абраам был с мамой, а потом отец скончался. Бабушка с дедушкой перебрались к маме, а Абраам переехал ко мне.

— Значит, ты здесь не один? В начале разговора ты сказал, что один в Америке.

— Да, потому что это правда. Несмотря на то, что мы живем в одном городе, почти не видимся. Он учится на юриста, живет в общежитии, а на каникулы едет в Израиль. Я же помогаю своей семье деньгами.

— Вот почему ты согласился на мой контракт, тебе нужны деньги? — Пол откинулся на стул и взял стакан с соком.

— А кому они не нужны? — фыркнул Давид.

— Мы с тобой похожи, — его слова прозвучали как утешение.

— В чем? Ваш отец тоже избивал вашу маму?

— Нет, он не был насильником, он убивал мою маму по-другому. Ты слышал о душевном насилии?

— Нет, но могу представить себе.

— Моя мама была очень сильной женщиной. Отец служил в авиации, и долгое время отсутствовал из дома. Мама одна воспитывала меня и занималась домашними делами. Мы жили в деревне и у нас было много скота. Она все умела: была и женщиной, и мужчиной, и мамой, и папой — короче, всем для меня. Но тут случилось ужасное: папа попал в аварию. Человек, который всю жизнь летал, попал в ДТП на мотоцикле. После ему сделали операцию и он мог ходить только на костылях.

— Это ужасно.

— Да, он вернулся домой. Знаешь, я даже был рад, не понимал, что случилось, просто радовался, что папа дома и больше не уедет. Мое счастье длилось недолго. Спустя неделю он начал очень плохо вести себя. Оскорблял маму, говорил, что без него она не смогла правильно воспитать меня, что дом в ужасном состоянии. Вскоре он продал весь скот, оставив нас без дохода. Он начал пить и играть в карты со своими друзьями из армии. Мама на глазах старела, она работала в две смены, и совсем не заботилась о себе.

— А почему она не уходила от него?

— Жалела его, наверное. Я же сказал тебе, что она была очень сильной. Но долго она не выдержала, после трех лет она скончалась. Доктор сказал, что она была душевно истощена и сердце не выдержало.

— Мне очень жаль, — Давид немного успокоился после рассказа Пола. Он уже выглядел не таким взволнованным.

— Все в порядке.

— А ваш отец? Где он сейчас?

— Он умер семь лет назад, когда ему было восемьдесять девать.

— Вы с ним общались?

— Нет, но я помогал ему деньгами.

— Да уж, чем-то мы похожи, вы правы, — Давид сделал глоток апельсинового сока. Все это время он не притрагивался ни к чему на столе.

— Тебе нужно поехать домой, проведать родных. Мой совет тебе — не отдаляйся от них.

— Когда у меня будут деньги, поеду к ним.

— Деньги это не самое важное, — Пол возмущенно посмотрел на Давида.

— Нет, вы не понимаете, я обещал помочь маме. Поэтому и приехал в Америку.

— Знай, что через месяц ты увидишь своих родных.

— Спасибо вам за это.

— Я же не знал про твои проблемы. Знаешь, если бы не контракт, дал бы тебе денег сегодня же. Но если я поступлю так, другие соседи откажутся сидеть со мной.

— Я все понимаю, не беспокойтесь. Я ждал шесть лет, подожду еще месяц.

— Буду рад помочь. Скажи, если что-то понадобиться.

— Спасибо, но я справлюсь сам, — он попытался придать своему голосу уверенность.

— Ты напоминаешь мне себя в твои годы: напористый, смелый; знаешь, чего хочешь. Поверь, ты добьешься своего.

— Если у меня будет хотя бы пять процентов того, что имеете вы, я буду несказанно счастлив.

— Все, что у меня есть, это заслуга Эндрю, мне и пяти процентов хватило бы.

Клара появилась из неоткуда прямо перед Давидом, от чего он испугался и закричал.

— О Боже, Клара!

— Простите. Пол, вам пора на процедуры.

— Давид, ты прогуляйся, пока моя Клара будет лечить меня.

Давид сидел у бассейна и размышлял про рассказ Пола.

«Значит, у него есть похожая история, и он меня хорошо понимает. Если я продолжу в этом духе, то вскоре подружусь с ним. А может, это вырастит во что-то большее. У него никого нет, и я могу стать для него чем-то вроде родственника. А может, он увидит во мне сына, которого у него никогда не было. Было бы забавно заполучить больше, чем миллион. Утром я сомневался, когда стучал в дверь, но сейчас вся эта затея кажется мне очень даже хорошей».

— Простите, я вам мешать, — сказала Клара.

— Что случилось Клара?

— Пол звать вас.

— Где он?

— У себя в комнате.

— Я смогу найти ее?

— Следовать за мной.

Клара ходила впереди, а Давид молча следовал за ней. Он смотрел на эту женщину и думал.

«Интересно, Пол впишет ее в свое завещание. Как-никак, она долгое время работает в этом доме и для него самый близкий человек. А может, он оставит все Эндрю и его семье».

— Какие у вас отношения с Полом? — После долгих раздумий спросил Давид.

— Я прислуга, — коротко ответила она.

— Только и всего? У него совсем нет родных.

— Нет.

— А вы?

— Прислуга.

Они дошли до спальни Пола. Клара открыла дверь и ушла. Комната была маленькой, что вызвало у Давида удивление. Почему комната для собаки больше, чем его спальня. Пол был очень слабым после капельницы, у него кружилась голова, из-за чего он не мог даже поднять ее с подушки.

— Подойди ближе, Давид, сядь рядом.

Рядом с его кроватью был маленький стул, очень неудобный. Еще в комнате был маленький шкафчик для одежды, тумбочка, на которой лежали личные вещи Пола. На стене были огромные часы, которые из-за размеров комнаты казались больше, чем они есть на самом деле. Давид сел и сразу же почувствовал насколько неудобен стул, но у него не было другого выбора из-за отсутствия альтернативы.

— Как вы себя чувствуете, Пол? — спросил он.

— Плохо, честно говоря. Эти лекарства убивают меня.

— В смысле?

— Я начинаю плохо соображать, мозг работает медленно. Мне вообще кажется, что весь организм работает медленнее. Но доктор говорит, что так и должно быть.

— Я очень хочу вам помочь. У меня никогда не было нормалных отношений с отцом. Но когда я узнал о его смерти, мне было плохо оттого, что меня не было рядом.

— Я не умираю, Давид, — Пол улыбнулся ему.

— Я хотел сказать, что винил себя за его смерть. Может быть, если бы я не уехал, смог бы позаботиться о нем, и он был бы жив. Может, после этого он увидел бы во мне сына.

— Мы не можем изменить ход событий, если время пришло, значит… — он промолчал ненадолго, — но я ценю твое отношения к отцу. Он был плохим человеком, а ты все равно любил его.

— Я понял это очень поздно, только после его смерти.

— Давай не будем о грустном. У меня на такие случаи очень хорошее кино.

— Какое?

— Включи телевизор.

На стене перед кроватью висел маленький телевизор. Давид включил его и фильм сразу же начался.

— О чем он? — спросил он.

— Фильм про людей, которые потеряли веру. Социальные и финансовые проблемы, безразличие близких людей, рассуждения и осуждения в социальных сетях. Одним словом, о проблемах человека двадцать первого века. Но у людей все еще есть оружие, которое может вернуть веру.

— Любовь?

— Ты прав, любовь, любовь к жизни, к своей семье. Она помогает, спасает. Только любовь…

Пол прослезился, что не ускользнуло от глаз Давида.

— Мой совет тебе: если нашел любовь всей своей жизни, не теряй ее. Вот я в молодости был так глуп, что думал — проживу без нее.

— Так значит, вы потеряли свою веру? Веру к чему?

— Когда живешь в большом городе, не успеваешь думать о таких вещах. Пока у тебя не случается сердечный приступ.

— Как у вас?

— Да, за эти несколько дней я понял, что потерял веру в то, что все будет хорошо, и я не умру в одиночестве.

«Моя задача окружить его любовью и заботой», — подумал Давид.

— Пол, а можно приходить к вам почаще?

— Хочешь сделать одолжение соседям?

— Нет, хочу проводить больше времени с умным человеком, думаю, я смогу многому научиться у вас.

— Я не самый лучший человек.

— Я так не считаю.

— Нет, договор есть договор, — твердо сказал Пол, — не больше двух дней в неделю. Ты — понедельник. А это значит, будешь сидеть со мной только по понедельникам, и в воскресенье на общем собрании.

Давид решил не спорить, и следующие два часа они молча смотрели фильм. С окончанием фильма Пол уснул, не увидев завершения и слезы на глазах Давида. Тот выключил телевизор и спустился в холл. Клара уже ждала его у стола.

— Вы быть голодны? — спросила она.

— Да, — ответил Давид. — А почему два прибора?

— Потому что я пришел проведать вас, — сказал Эндрю.

Он сидел на огромном диване, и Давид не мог его видеть до того, пока он не встал.

— Добрый день, я вас не заметил.

— Это нормально не замечать людей в этом большом доме.

— Ваш дом меньше?

— Хм, — усмехнулся Эндрю, — вы, должно быть, голодны мой друг, так что давайте поедим.

Они сели за стол. Давид был рад, что обед не похож на завтрак, и он мог нормально и сытно поесть. Клара приготовила оленину с гарниром, салат из лука и шампиньона, жюльен и пасту. Тарелки были белоснежные, приборы — из серебра, а бокалы сверкали под лучами солнца.

— Так много всего! — воскликнул он.

— Пол любитель поесть, — сказал Эндрю. — Жаль, что он не может к нам присоединиться.

— Он такой одинокий. У него правда совсем нет родственников?

— Если он их не скрывает, то нет, у него никого нет.

— А Клара?

— Что Клара? — Эндрю посмотрел в сторону кухни.

— Какие у них отношения?

— Клара влюблена в него с первого дня их встречи, — прошептал Эндрю.

— Это взаимно?

— А как ты думаешь? — он снова посмотрел в сторону кухни и широко улыбнулся.

— Думаю, что нет. Если бы это чувство было взаимным, то Клара была бы хозяйкой этого дома, — последние слова он прошептал так, чтобы Клара не услышала.

— Так точно. Она этого и хотела. Знаешь, свадьба и все такое не из-за любви, все по расчету. Люди женятся по расчету. Вот, возьмем мою жену, она выбрала меня за мои деньги, достижения, положение в обществе.

— А вы за что ее выбрали?

— За ее богатство, чтобы мое удвоилось. Кому нужны нищие родственники? — он расхохотался и чуть не подавился оливкой.

На самом деле жена Эндрю была богаче его несколько раз. А родственники Софии недолюблевали зятя. “Он не из нашей лиги, — говорил отец Софии при каждой встрече”.

— С вами все в порядке?

— Да, — ответил Эндрю, кашляя.

“Чтоб ты подавился”, — подумал Давид и улыбнулся ему.

— Послушай, Давид, я тебе кое-что скажу. Я знаю, что у тебя на уме.

— И что же?

— Ты думаешь, Пол — одинокий, больной человек, который хочет любви и заботы, увидит в тебе того самого.

— Кого?

— Родного человека, которого у него нет, — голос Эндрю звучал все громче и громче. — Ты, как и все твои соседи, лицемер и мошенник.

— Зачем мне это?

— Ради денег, например. Думаю, это вполне весомая причина.

— Думаете, что хотите. Я здесь, потому что у меня контракт и позже я смогу проведать моих родных, — Давид стукнул по столу.

— И как тебе не стыдно играть с чувствами больного человека.

— Мне пора идти.

Он аккуратно вернул стул на место и, не попрощавшись, ушел. Клара что-то закричала ему в след, но Давид не остановился.

Давид вошел в свою мастерскую и принялся рисовать. Он всегда рисовал, когда был не в настроении или же был зол. Мастерская была маленькая. В углу комнаты стоял маленький стол для красок и кистей, на полу были разбросаны чистые холсты. У маленького окна стояли два мольберта. На одном из них всегда висел чистый холст, готовый к творению художника, а на другом — незаконченная картина девушки. Черноволосая красавица сидела у окна и играла с волосами. Она смотрела вдаль, где под деревом стоял мужчина. Лица его не было видно, но он, очевидно, следил за девушкой. Взгляд его был направлен к ее окну. Давид посмотрел на девушку, потом на чистый холст. После нескольких минут раздумий он принялся доделывать картину с девушкой.