Город тысячи зеркал 2. Фалькон

Артур Раин, 2021

Город тысячи зеркал – самое прекрасное место во всей вселенной. Герою нашей с вами истории в этом действительно не солгали. И что же может заставить человека покинуть рай? Быть может, древний могущественный орден, что его охраняет? Или тень чудовищной опасности, нависшая над миром? Все гораздо проще и сложнее одновременно. Чтобы рука стиснула эфес шпаги, а глаза больше не видели ничего, кроме пути к самому главному человеку в твоей жизни, нужно всего лишь испытать чувство, что намного древнее ангелов с пламенными мечами.

Глава четвертая

Это и в самом деле был он, тот самый зал с шахматным полом из черно-белых плит. Правда сейчас Элемрос различал еще и несколько мраморных колонн, поддерживающих невидимый в густой темноте потолок. И не было светлячков… И танцующих мамы с папой.

Зато посреди зала стояла Илория (сердце Элемроса сильно дернулось), сменившая свой кокосовый костюмчик на более строгий, черно-белый.

— Прямо-таки под цвет пола, — ехидно сказала Фел.

— Ламбриль ждет тебя наверху, в зале дня, — спокойно и без малейшей иронии сказала Илория. — Оставляй своего призванного и поспеши… Да не бойся, не съем я его… пока, по крайней мере.

Фелисия фыркнула, но тем не менее, наскоро помахав рукой Элемросу, быстрым шагом удалилась.

— Пойдем к террасе, — сказала Илория, строго и внимательно глядя на замершего Элемроса.

Кровь сильно застучала у него в ушах. Элемрос сделал несколько глубоких вдохов и пошел следом за Илорией.

Шахматный пол действительно заканчивался террасой с небольшим балкончиком, обвитым сочно-зеленым плющом. Илория стояла у небольшого фонтанчика, рассеяно помешивая кристально чистую воду.

— Так ты из мира Селены? — тихо спросила она, снова бросая внимательный и, как показалось бы стороннему наблюдателю, жадный взгляд.

— Ага, — блеснул красноречием Элемрос, лихорадочно стараясь придумать тему для разговора. Пока ничего в голову не приходило.

Илория отвернулась и вдруг заговорила совершенно не о том, что ждал Элемрос. Не спрашивайте, чего он ждал, ни малейшего понятия.

— Долина Ваа, в центре которой находится озеро Лимор, рождающее камни судьбы, это словно бы отражение большого цикла. Именно поэтому в долине Ваа царит вечная весна, лето не заканчивается на берегу Бесконечного океана, зима в горах Имбраи поселилась навеки, ну и Изначальный лес, это царство осени, солнечной и прекрасной.

Илория на мгновение замолчала. Элемрос раскрыл было рот, но потом понял, что снова не сможет выдавить из себя ничего удобоваримого. Проклиная все на свете он просто продолжил слушать.

— Замок зеркал, — говорила тем временем Илория, — здесь, внутри Багровой башни, является отражением малого цикла. Мы сейчас на этаже ночи, выше нас утренний этаж, дальше дневной и вечерний.

— А выше вечернего, снова ночной? — спросил вдруг Элемрос.

Илория впервые улыбнулась. В смысле впервые без издевки и именно так, как и улыбаются тому, на кого начинают смотреть благожелательно. Нет нужды говорить, что от улыбки этой Элемрос почти растаял.

— Хорошее предположение. Хоть и неверное, — одобрительно сказала Илория. — Может ты и небезнадежен… неважно… Ламбриль хотел, чтобы я рассказала тебе об этом, а потом оставила тебя здесь, поразмыслить. Так что давай, мысли, а я пошла.

Илория удалилась на несколько шагов, но потом вдруг остановилась.

— Увидимся на церемонии отражения, — сказала она и помахала Элемросу рукой, прежде чем окончательно скрыться из виду.

Герой нашей с вами истории тихо вздохнул и уж не знаю, о чем там по мнению Ламбриля он должен был поразмыслить, все его мысли крутились не вокруг чего-то, а вокруг кого-то.

— Против такой девушки шансов нет, — сказали у Элемроса за спиной.

Элемрос обернулся и увидел невысокого темнокожего парнишку. Тот немного виновато улыбнулся, подняв правую руку ладонью вперед.

— Извини, если напугал. Я тут любовался видом и поначалу не понял, почему ты меня не заметил… теперь понимаю.

Элемрос усмехнулся.

— Чем можно любоваться в такой тьме? — спросил он.

— Взгляни туда, — парнишка показал вперед. — Там не совсем темно. Тьма вообще редко бывает кромешной. Если вглядываться достаточно долго, в самой непроглядной черноте можно рассмотреть что-нибудь интересное.

Элемрос посмотрел в черноту за балкончиком и не сразу, но все же различил очертания величественного озера, замершего в окружении почти неразличимых деревьев. Мгновение спустя, до него едва слышно донесся и тихий плеск воды. Картина была настолько чарующей, впрочем, как и все в этом месте, что Элемрос долго не нарушал воцарившегося молчания, словно застыв в почетном карауле.

Парнишка стоял рядом, облокотившись о перила балкона и тоже молчал.

— А ведь снаружи еще день, — сказал Элемрос после того, как молчание перестало быть нормальным.

— Я уже перестал удивляться, — сказал парнишка, продолжая жадно всматриваться в окружающий мир. — Хотя ощущение новизны не проходит даже сейчас.

— Словно видишь все в первый раз, — кивнул Элемрос.

— Для некоторых это и в самом деле так, — улыбнулся парнишка. — Я родился слепым, — пояснил он, видя недоумение Элемроса. — До того момента, как попал сюда, даже не представлял, как выглядит небо, трава… ну или ткоты.

— Прости, — смущенно сказал Элемрос.

— Все в порядке, я же не мог обидеться, — парнишка пожал плечами, продолжая жадно пожирать глазами подмигивающие с небосклона звезды. — Когда ты можешь, знаешь, просто видеть… Все остальное кажется очень уж незначительным, тем более какие-нибудь глупости типа обиды ни на что… Извини, я хочу спуститься вниз и… ну ты знаешь, поглазеть еще на что-нибудь.

Расхохотавшись совершенно незамутненным жизнерадостным смехом, тот, чье имя Элемрос так никогда и не узнал, побежал вниз с террасы, перепрыгивая через несколько ступенек.

— Мудрые слова, правда? — Ламбриль вынырнул из ниоткуда и встал рядом с Элемросом, с наслаждением вдыхая ночной воздух.

— То, что здорово просто видеть? — спросил, а вернее утвердительно сказал Элемрос.

Ламбриль покивал и затем дружески ткнул Элемроса кулаком в бок.

— Ты ведь не сильно смутился? — спросил он. — Когда отпустил замечание о слепоте.

— Не слишком, — немного подумав сказал Элемрос.

— А почему?

— Ну я ведь не хотел его обидеть и потом я извинился, — после очередного недолгого размышления сказал Элемрос.

— Именно, — Ламбриль просиял. — Видишь, здесь нет места всяким глупостям типа надуманных обид или затаенной злости. Ты извинился за непреднамеренную бестактность и на этом вопрос был исчерпан. Так и должно быть. Более того, если кому-то недостаточно искреннего извинения и раскаяния, значит он просто хочет использовать твое чувство стыда против тебя… ну или он вампир с Драгула, — Ламбриля передернуло. — Но о них мы не будем говорить. Только не ночью. Кстати, пожалуйста, хоть спасибо я и не дождался.

— Простите?

— Илория, — Ламбриль подвигал бровями вверх-вниз с лукавой улыбкой. — Все, что она тебе рассказала, ты, во-первых, мог услышать от кого угодно, а мог и вообще никогда не узнать, ничего глобально не поменялось бы. Однако именно я велел ей пообщаться с тобой.

— Спасибо, — Элемрос не стал кривить душой и посмотрел на Ламбриля с искренней симпатией. — Это было очень любезно.

Ламбриль приподнял воображаемую шляпу.

— Она чудная девушка, — сказал он. — Как и все бастерии. Хоть и весьма иногда несносная… как и все бастерии.

Они с Элемросом снова немного посмеялись.

— Я рассказывал вам о видении, — Элемрос решил сменить тему, — том, что спасло мне жизнь в поединке с последователем… Мои мама с папой танцевали здесь, в этом зале.

— Серьезно? Будь твое видение правдой, это могло означать, что твоя мама была бастерией, принявшей в конце-концов облик человека, — удивился Ламбриль. — А может твое подсознание показало тебе твоих родителей такими, какими ты хотел их увидеть. Знаешь ли, никто и никогда не растолкует тебе смысла твоих собственных видений. Это как урок, который никто тебе в голову не вобьет, пока ты сам не решишь чему-нибудь научиться. Это, кстати, здорово помогает в разоблачении всяческих шарлатанов. Если кто-то гарантирует тебе надежное толкование видений, вызывай полицию.

Ламбриль снова улыбнулся и умолк.

На пару секунд.

— Извини, что, не переставая, поучаю тебя. У нас здесь не школа, и не университет, — сказал он потом. — Но здесь мы учимся, тем не менее, у самого лучшего из учителей.

Ламбриль раскинул руки так широко в стороны, как если бы хотел обнять звездное небо.

— Я хотел спросить, — сказал Элемрос, глядя на плывущее по небу едва заметное облако, весьма необычной формы, похожее сразу на оленя и кекс с изюмом. — Если, конечно, сможете сказать… что будет на церемонии отражения?

— Ну мы наденем на тебя говорящую шляпу, — сказал Ламбриль, — и отправим в основном учиться… ну и немножко бороть зло.

Ламбриль рассмеялся. Элемрос покачал головой.

— Ну а если серьезно, — перевозчик теперь лишь слегка улыбался, — ты пройдешь в зал зеркал через предназначенные тебе двери и будешь ходить по нему, всматриваясь в отражения, пока не найдешь свое собственное.

— Не понимаю, — наморщил лоб Элемрос, — разве не всякое зеркало отражает меня?

— Конечно нет. Даже в мире Селены ты можешь увидеть всего лишь свою внешнюю оболочку. Но скажи, разве то, что ты видишь в хрупкой стеклянной поверхности, это ты?

Элемрос задумался. Кажется, он понял, о чем говорил Ламбриль… который, кстати, продолжал говорить.

— Зеркала в этом городе были созданы много веков назад и никто, я думаю, уже не помнит, как именно появилось первое из них. Говорят, с помощью могущественной магии удалось воду озера Лимор превратить в твердую зеркальную поверхность, но это лишь одна из теорий. Тем более, что даже если ты посмотришь в поверхность озера, ты всего лишь увидишь самое обычное отражение. Ну да это и неважно, в конце концов, если найти объяснение чуду, станет одним чудом меньше, а это никому не надо. Так вот, когда ты увидишь свое истинное отражение, ты поймешь кто ты, поймешь зачем ты, совершенно точно узнаешь свое предназначение в этом мире и всех остальных мирах. Ты увидишь в зеркале истинного себя и это величайший дар, который дается немногим.

Элемрос задумчиво коснулся воды в фонтанчике примерно в том месте, в котором ее касалась Илория.

— И что потом? — спросил он.

— А потом ты уйдешь отсюда, — серьезно сказал Ламбриль. — Уйдешь в тот мир, откуда пришел или в какой-нибудь другой, предназначенный только для тебя. Уйдешь, чтобы потом, когда дела твои будут завершены, вернуться сюда и остаться бродить среди этих лесов, рек и озер, взбираться на горы… или не делать ничего, если таково будет твое желание. Это место станет для тебя тем, о чем ты мечтаешь, заслуженной наградой за достойно прожитую жизнь.

— А если я проживу ее недостойно? — глухо спросил Элемрос.

Ламбриль положил ему руку на плечо. Он по-прежнему был абсолютно серьезен.

— Где бы ты ни был, — сказал он, — ты уже никогда не забудешь этого места, хоть и не будешь помнить о нем. Оно будет жить в твоем сердце вечно. Ты уже наверняка встречал людей из этого мира в своей жизни, все их встречают. Рядом с ними ты словно слышишь шелест листвы в Изначальном лесу, чувствуешь запах цветов долины Ваа, а в глазах их будто бы проскальзывает неуловимый отблеск рассветных солнечных лучей, играющих на волнах Бесконечного океана…Ты будешь одним из таких людей.

— Стану героем, буду совершать подвиги? — ничего не выражающим голосом спросил Элемрос.

— И да, и нет, — пожал плечами Ламбриль. — Врач, спасающий жизнь, пожарный, вытаскивающий человека из огня, учитель, воспитывающий достойных людей, не знаю как на твой взгляд, но мне все они кажутся героями.

Элемрос поднял голову и посмотрел в глаза Ламбрилю с надеждой и каплей страха.

— Ты узнаешь кто ты, — сказал перевозчик тихо, почти шепотом. — И будешь тем, кем захочешь. Мы не лишаем тебя выбора, мы лишь ставим тебя перед зеркалом истины и даем возможность в него посмотреться.

— А дальше дело за мной, — улыбнулся Элемрос и облегченно вздохнул. Это было именно то, что он хотел услышать.

А потом на него вдруг обрушилось понимание того, что он услышал. Вернее одной единственной вещи, которая таилась в глубине сознания, чтобы теперь выпрыгнуть из глубины, словно ядовитая морская змея.

— Илория, — прошептал Элемрос. — Я забуду ее… и Фелисию и… вас и все это?

Ламбриль посмотрел на него с легкой сочувственной улыбкой.

— Сон становится по-настоящему прекрасным только после пробуждения, — тихо сказал он.