Принудительное лечение. Том второй. Тюрьма

Артур Олейников

Погодите, когда в далеком будущем закончат свое существование тюрьмы и сумасшедшие дома, то не будет ни решеток на окнах, ни халатов.

Глава вторая

Саня воробьев… Живой невысоко роста парень с улыбкой и золотой фиксой… Весь от щиколоток ног до головы в наколках. Пять судимостей за кражи… Сел первый раз на малолетку, в четырнадцать… Он только на вид всегда не унывающий. Однажды он посмотрел на меня сказал:

Просядь… В ногах правды, нет…

Мы сели за общак друг против друга… Саша, спросил:

— Вот карцер! Ты сидишь в карцере! Как согреться?

Я не понял и уставился на него, словно уперся в стену.

Какая то скорбь, одолела моего лучшего друга, близкого в тюрьме на Новочеркасске…

— Если достать до лампочек можно согреть руки. Если человеческий карцер, можно открыть на всю кран с горячей водой. Но в человеческий тебя, Артур не закроют… Этап у тебя в Ростовский центра, на судебно медицинскую экспертизу.

— Откуда узнал?

— Экспертизу проводят в Ростове — на — Дону.

— Поймал! От души! Я давно хотел тебя спросить, что за свастика у тебя на ноге, на косточке?

Саша вдруг застыл на миг, словно его ошпарила кипятком.

— Это паспорт мой по жизни! На малолетки Азовской был в стакане!

— Что за стакан?

Воробьев улыбнулся, но такой улыбке я никогда не виде, в этой улыбке была что то невообразимое, близкий мне открыл… У меня снова и снова встает это перед глазами, как мальчишка в черном бушлате, в строю таких же мальчишек, на поверки смотрел гордо и смело, на объявляющего фамилии капитана Бугрова. Не нравился ему этот Бугров, а здесь на малолетки все Бугрова ненавидели. — Воробьёв! — сказал Бугров. Воробьёв вместо ответа, что здесь, смачно плюнул на бетонный настил.

— Я не понял Воробьёв, ты что в себя поверил?

— Но не в Вас же мне верить! Хозяйке, веры нет!

Раздался весёлый смех.

— Всем закрыть рты! Воробьев вышел из строя! — Бугров побагровел от гнева.

— Пойдешь в шизо!

— Не имеете права гражданин начальник, мне не исполнилось еще шестнадцать! Да и вообще шизо только на взрослике дозволено! Выражайтесь ясней!

— В изолятор, молокосос!

— Кто ещё у кого и, что сосёт!

И снова за смелость смех взрыва.

— Лейтенант сопроводите заключенного Воробьёва в стакан!

Воробьёв побледнел. — Что же ты теперь не издеваешься? Язык проглотил? — Я вернусь, матерью клянусь!

Гришка старше на год хлопнул Воробьёва по плечу:

— Ты татуировку давно сделать хотел, после стакана, если обратно в лагерь придешь я сделаю!

— Какую?

— А тем, кто в стакане был только одну и делают! Одну на всю жизнь! За которую и спрос и ответ и уважение!

— Да ну! — преобразился Воробьёв.

— Не будем задерживать перекличку! Товарищ лейтенант пойдемте в стакан! А то гражданин начальник уж весь вспотел! Ждёт не дождётся!

— Рот закрой змееныш! Посмотрим как ты у меня в стакане запоешь?

— Соловьем товарищ начальник!

— Ну-ну, смотри, чтобы как бы ни петухом!

— Это Вы зря сказали! Ждите растёт!

— Ты мне ещё погрози! Увести!

— Товарищ лейтенант угадайте сигаретой! Как перед смертью хочется!

— Держи! Смелый хорошо! Но дурак! В стакане не сахар!

— Да слышал!

— Что слышал?

— Да толком ничего! Только, что всех потом на дурочку увозят! И никто в лагерь не возвращается.

— Вот — вот! Всё пришли!

Лейтенант позвонил в железную дверь. Открыл дверь прапорщик.

— Твою мать! Ещё один! Они мне на том свете сниться будут. Звереет Бугров! Заходи невозвращенец!

— Я вернусь! — ответил Воробьев и его повел прапорщик длинным темным коридором.

— Сколько лет? — Пятнадцать!

— И на хрена он Вам сдался этот Бугров?! Себе же дороже! И, потом, против системы не попрёшь! Закатает!!

— Борзый слишком!

— А ты ангел?

— Убьём базар! Не по теме, где он Ваш стакан?

— Да вот пришли! Из коридора вышли на площадку с дырой в бетоне, на вид если, где на тротуаре сперли люк. Здесь Воробьева встретили несколько козлов (заключенные выполняющие поручение персонала лагеря — шестерят).

— Раздеть его! — скомандовал прапорщик.

— Я что — то не понял! Беспредел! — выкрикнул Воробьёв и успел въехать по уху первому отскочившему из шестерок администрации зоны для малолеток.

Второй тоже огреб только между ног.

Но силы были неравны.

— Суки! — кричал и задыхался Воробьёв.

Его раздели до гола избили ногами, связали руки и опустили в люк вниз ногами, укрепив руки на перекладине обмотав веревкой все равно как изолентой. Намертво одним словом.

— Вопросы, пожелания, будут? — спросил прапорщик.

— Пошёл гад! — А вон как! Рысканье не предвидится?

— Я не монашка, чтобы каяться!

Все ушли. Воробьев замерз, голова казалась, словно чугунной. Но всё ничего. Ушли гады! Даже словом ни на кого было выплеснуть свою злость. А что может быть страшней? Пришли на утро. Воробьев за проведённую ночь уже смутно, что понимал.

Конец ознакомительного фрагмента.