Энигматист (Дело о Божьей Матери)

Артур Крупенин, 2011

Во второй книге, продолжающей серию детективов о Глебе Стольцеве, главному герою предстоит разгадать загадку, связанную с кражей из московских музеев двух очень похожих между собой икон. Кто и зачем похитил «Богородиц» работы неизвестного мастера? Какая тайна кроется за старинным изображением Божьей Матери и Младенца Иисуса? И, наконец, что может быть общего у римского императора, правившего более полутора тысяч лет назад, с иконами, присланными в дар русскому царю? Лишь найдя ответы на эти непростые вопросы, Стольцев и другие участники поисков смогут выйти на след пропавших святынь.

Глава II

Капитан почти не изменился со дня их последней встречи, хотя и набрал несколько лишних килограммов, отчего шрам, глубоко прорезавший щеку, стал чуть менее заметным, а потертые вельветовые брюки еще плотнее обтянули мощные бедра.

Лучко дружески стиснул руку Глеба и предложил направиться в ближайшее кафе, чтобы обстоятельно поговорить за кофе и десертом. Стольцев знал, что, несмотря на свой брутальный вид, следователь был заядлым сластеной.

— Как твоя голова? — вежливо поинтересовался капитан.

— Все еще работает.

— Нет, я в смысле…

— А, «третий глаз»? Все в порядке. Пока видит. Хотя со временем становится подслеповат.

— Что ты имеешь в виду?

— Чем больше времени проходит после травмы, тем сильнее мне приходится концентрироваться.

— То есть твои способности постепенно ослабевают?

— Похоже.

— Так это плохо или хорошо? Ты ведь, помнится, спал и видел, как избавиться от своего нежданного дара.

— Мм, с тех пор я, можно сказать, втянулся, — с улыбкой признался Глеб. — Ну а что нового у тебя?

— А у меня к тебе дело, — как всегда без особых церемоний перешел к сути капитан. — Вот, приказали тебя ознакомить.

Лучко передал Глебу картонную папку и самозабвенно принялся за изрядный кусок торта «Птичье молоко».

Пролистав пару страниц, Стольцев поднял на капитана удивленные глаза:

— Ты уверен, что я могу чем-то помочь? У тебя же пока нет ничего, на что я мог бы…э-э…

— Наложить руки?

— Ну да.

— А ты не торопись с выводами. Для начала я прошу тебя поподробнее разузнать историю иконы. Судя по справке от экспертов, она довольно темная. Но информации у меня катастрофически мало. — Следователь отвлекся на очередную ложку торта, затем продолжил: — Ну что, поможешь? Мне, понимаешь ли, очень хочется понять, кто и по какой причине настолько набрался наглости, что посмел спереть «Богородицу» из Большого Успенского собора. Так что будь добр, подсоби. Покопайся в архивах, полистай летописи. Я хочу знать про эту икону абсолютно все. Лады?

Глеб просто не мог не согласиться. Впрочем, так поступил бы на его месте любой историк. Неспроста ведь само слово «история» в переводе с греческого как раз и означает «исследование» или, по сути, расследование случившихся событий. Так что в душе Глеб тоже искренне считал себя кем-то вроде сыщика и в каком-то смысле коллегой Лучко.

Весь обратный путь он думал о том, что ждет его дома. Готовая к примирению любимая женщина или…

Одно Стольцев знал наверняка — очередной стычки он уже не выдержит. Как правило, в случае размолвки Глеб привычно замыкался в себе, стараясь в одиночку справиться с эмоциями. И, кстати, рано или поздно справлялся. Марина же, напротив, предпочитала все решать путем изнурительных обсуждений.

«Хочешь поговорить?» Эта фраза, даже произнесенная ее нежным голосом, обычно не предвещала ничего хорошего и пахла ток-шоу-марафоном, зачастую затягивающимся до самого утра. И каждый последующий такой разговор только усугублял боль от всех предыдущих.

Обычно ища примирения после ссоры, Глеб подбрасывал Марине маленькие записочки, где в коротких стишках либо подлизывался, либо высмеивал причину ссоры. На всякий случай он в уме уже сложил пару миротворческих четверостиший:

Твои глаза зелено-карие

Бывают как араукарии —

Точь-в-точь такими же колючими,

В сердцах прикидываясь злючими.

А на щеках твоих две ямочки —

Ну хоть сейчас на стену в рамочке.

Не можешь выбрать паспарту?

Так приложи меня… корту!

С замиранием сердца поворачивая ключ в замке, он все еще надеялся на чудо. Вот сейчас дверь откроется, а там все как раньше. Как будто и не было ссоры. Ни вчерашней, ни всех предыдущих. Остался последний оборот. Глеб вздохнул и закрыл глаза.

Жалобно лязгнув, замок отомкнулся. Легонько толкнув дверь, Глеб заглянул в прихожую. Чуда не произошло. На полу валялся ключ, к которому был прицеплен брелок, когда-то подаренный им Марине. Нет, похоже, стишки уже не понадобятся.

Лучко сидел перед экраном компьютера, задумчиво рассматривая изображение исчезнувшей реликвии. Все в этом деле представлялось следователю необычным. Он нутром чуял: что-то здесь не так. Картинка не складывалась. Икону похитили не абы откуда, а из самого Кремля. Пошли на огромный риск. И при этом украли не какого-нибудь там Андрея Рублева, а произведение неизвестного мастера. Ну не странно ли? Почему из всего собрания кремлевских икон, одного из богатейших в мире, украли именно эту, далеко не самую знаменитую вещь?

Капитан восстановил в памяти недавний разговор с директором кремлевских музеев.

— Ну а вы хотя бы запомнили, как выглядели эти ваши «реставраторы»? — спросил он у бледной как полотно Зарецкой.

— Артистически… — вот и все, что смогла ему сообщить главная свидетельница.

Он уже попросил предоставить ему записи камер наблюдения с проходной у Боровицких ворот, через которые так дерзко въехали и выехали похитители. По ощущениям от первого просмотра, воры весьма удачно уберегли свои «артистические» лица от видеосъемки. Теперь вся надежда была только на Зарецкую.

Порывшись в памяти, Ирина Сергеевна вспомнила про расписной комбинезон и легкое заикание.

— А документы?

— Они были в полном порядке. Вот их бланк приема иконы на хранение. Выглядит подлинным.

Это подтвердили и сотрудники охраны, дежурившие на проходной. Бланк и печать оказались настоящими. Пропуск на автомашину и разрешение на вывоз иконы были предварительно согласованы с директором ГосНИИРа. Что неудивительно, ведь именно на этот день и была запланирована отправка «Богородицы» на реставрацию. Ловко, ничего не скажешь.

Как ни печально, но Зарецкая, абсолютно неспособная запоминать человеческие лица, помочь следствию не смогла. Составленный по ее показаниям фоторобот оказался похож на каждого второго мужчину в городе.

Остается сосредоточиться на том, что есть. Судя по подлинным бланкам документов, следы явно ведут в ГосНИИР, куда он завтра же и отправится вместе со следственной группой. Надо будет переговорить со всеми сотрудниками и тщательно сравнить показания. Если документы и в самом деле были настоящими, это может существенно сузить круг подозреваемых, ограничивая их число только теми, кто имел доступ к бланкам и печати.

Кстати, о ГосНИИРе. Оказывается, там на реставрации в момент похищения находилась еще одна кремлевская «Богородица» — из иконостаса Благовещенского собора работы Феофана Грека. Украсть ее из ГосНИИРа можно было бы с куда меньшим риском. Однако она цела. Хотя стоимость такой иконы на черном рынке, как объяснили эксперты, существенно выше, чем у исчезнувшей. Так почему же украли менее ценную вещь? Видимо, кто-то заказал именно ее. Но кто? Зачем?

В сложившейся ситуации поиск похитителей, безусловно, следовало вести с двух концов, пытаясь выйти как на исполнителя, так и на заказчика. А без заказчика здесь точно не обошлось.

Ну вот и все. Она больше не вернется. Да и он не станет ее возвращать. В справедливости расхожей мудрости «уходя, уходи» Глеб убедился еще много лет назад. Пытаться вернуть человека, который собрался тебя оставить, — все равно что склеивать вдребезги разбитую вазу. Как ни крути, будет протекать. Сначала понемногу, а потом все больше и больше.

Пытаясь отвлечься, Глеб решил занять себя каким-нибудь делом и, поразмыслив, приступил к приготовлению ужина. Лучшим из известных ему способов успешно справиться со стрессом, было заесть его. А еще лучше — запить. Стольцев всегда придерживался постулата Эпикура о том, что «нельзя жить разумно, достойно и справедливо, не живя приятно». А поработав в Италии и став ярым поклонником тамошней кухни, он и вовсе превратился в заядлого гурмана, способного, например, проехать три часа в одну сторону только ради того, чтобы отведать какого-нибудь редкого местного сыра, которым славится упомянутая в путеводителе деревушка.

Несмотря на отсутствие аппетита, Глеб решил сварганить что-нибудь трудоемкое. Помнится, Марина, понимающая толк в таких вещах, всякий раз, когда с ней случались какие-нибудь неприятности, садилась перешивать пуговицы на старом пальто. Она, наподобие девиза, любила повторять где-то услышанную мысль о том, что «мелкая моторика — крупный терапевт». Н-да. Марина. Черт, опять.

Нарезая лук для заправки ризотто, Глеб неожиданно пустил слезу, чего с ним давно не случалось.

«Наверное, день сегодня такой», — решил он и вспомнил сегодняшнюю лекцию и Овидия. В памяти всплыли неувядающие цитаты. Однако на сей раз они были не из «Науки любви», а из следующей книги поэта, «Лекарство от любви» — Remédia amoris, в которой автор пытался давать советы о том, как облегчить душевные страдания. Сейчас это было куда актуальнее.

Положив еду на тарелку и плеснув в бокал вина, Глеб принялся поглощать ужин. В голове настойчиво продолжали вертеться жалобные гекзаметры римского классика. Тот в качестве наилучших средств от сердечной боли рекомендовал следующее: работу, охоту и путешествие. Самое время прислушаться к советам специалиста.

Итак, начнем с работы. Глеб мысленно взвесил свой и без того перегруженный график и с сомнением цокнул языком. Нет, одними бесконечными лекциями, семинарами да репетиторством он, конечно, не спасется. Что дальше? Путешествие?

Это было бы здорово, но до конца семестра еще несколько недель.

Значит, остается охота. Охота? Впрочем, если в качестве таковой засчитать участие в этом так кстати свалившемся на него деле о пропаже иконы, то почему бы и нет. Да, это вполне может стать настоящей отдушиной.

На ум Глебу пришел еще один способ врачевания сердечных недугов — cuneus сипеит trudit^[1]. Завести новый роман? Нет, даже не роман, а интрижку. Что-то вроде паллиативной сексотерапии. Помнится, после развода с женой это сработало.

Примечания

1

Клин клином выбивают (лат.).