Ученик жнеца

Артур Карнеллин, 2021

История о том, как события, казавшиеся долгое время случайными, перевернули жизнь студентка-медика, ухаживающего за больной мамой. Сможет ли он побороть своё любопытство и оставить открывшийся ему новый мир? "Ученик жнеца" познакомит вас с другим видением жизни простого человека, расскажет о важности каждого момента и позволит узнать, есть ли границы у Вселенной?

Посвящается двум сразу: другу, вдохновившему

поделиться историей, и тебе, если ты

находишься на грани отчаяния

Глава 1. Лучик Света

Будильник звонил настойчиво. Каждая секунда его звучания проникала, казалось, глубоко в душу, вызывая самые-самые неприятные ощущения. Но деваться было некуда, и этот будильник был последним из семи, поставленных вчера. Надо было вставать. Андрей недовольно вздохнул, повернулся и ткнул в экран телефона. Наконец-то, этот мерзкий звук умолк.

За окном уже было светло, но это никак не мотивировало вставать. Куда уж там, если ты спал всего четыре часа. И это продолжалось уже третью неделю. Андрей подошел к окну, раскрыл шторы, взял сигареты и вышел на балкон. Самое ценное в этих пяти минутах после пробуждения — возможность покурить в полусонной тишине, собраться с мыслями и отправиться по своим делам.

— Андрей, ты проснулся? — послышался хриплый женский голос из глубины тесной квартиры. Это была его мама, которую он перевез к себе чуть более полугода назад.

Вера Борисовна, мама Андрея, — сильная волевая женщина, которую в её пятьдесят четыре года скосила тяжелая болезнь. Он не успевал заезжать после учебы и работы к ней, даже тогда, когда она была в прекрасном состоянии. Сейчас же, когда все ухудшилась довольно сильно, Андрей перевез маму в свою съемную квартиру. Так просто было удобнее.

Болезнь Гентингтона, и приобретенная на её фоне деменция сильно усложнила жизнь этой небольшой семьи. Диагностировали такое редкое заболевание поздно, и сейчас матери Андрея оставалось только ждать какого-либо исхода. Андрей же, студент пятого курса медицинского университета Гинтарска, даже представить не мог, что развитие этого всего пойдет по такой дороге. Но он взял на себя ответственность следить за мамой, помогать ей во всем. Герой, сказали бы многие про него, а он просто хотел нормальной жизни для близкого и дорогого человека.

— Да, мам, я встал, — ответил он сухо, и тут же пожалел. Никто не виноват в том, что он опять мало спал. — Сейчас зайду к тебе.

Утро Андрея Лектусова всегда шло по одному сценарию: подъем в 5:30, сигарета и чашка кофе, набор таблеток и витаминов для мамы — за этим нужно было следить внимательно, иногда Вера Борисовна не выпивала всех таблеток, оставляя самые дорогие под языком, чтобы после ухода сына вернуть их обратно в банку. Так, как думала она, было экономнее.

— Доброе утро, мам, — поздоровался Андрей, открываю дверь в комнату мамы. — Как спала сегодня?

— Привет, сынок, — устало улыбнулась Вера Борисовна, — спала, как маленький ребенок. Это постельное белье мне очень нравится.

Она погладила подушку, поправляя вмятины и убирая выпавшие волосы, сбившиеся в ком от нервного сна. Андрей заметил это, в глубине души он расстроился. Это было из тех чувств, которые ты не можешь контролировать, огорчаешься и думаешь об этом потом весь день.

— Сегодня зайдёт Катя, поставит тебе уколы, проверит состояние, — предупредил Андрей, протягивая матери стакан с таблетками. — Пожалуйста, будь с ней вежливее, это её работа.

— Ну зачем, Андрей, ты платишь им за эти походы ко мне? Я же сама могу ходить, — попыталась упрекнуть сына Вера Борисовна.

— Мама, так будет лучше нам всем. Просто пусть она приходит.

Вера Борисовна молча забрала у сына таблетки, отправила их в рот и тут же запила водой.

— Пожарить яйца или кашу заварить? — спросил Андрей, убедившись, что все лекарства выпиты.

— Андрей, ну серьезно, это я должна тебя спрашивать…

— Само собой, — улыбнулся Андрей, — но я сделаю это быстрее. Значит, каша.

Майское утро в городе отдавало пылью и ароматами сирени. Дворник устало сметал прошлогоднюю листву, которую ночной ветер снова разбросал по тротуару. Андрей шел к остановке, медленно докуривая очередную сигарету. Город жил своей жизнью, и никому не было дела до этого с утра уже уставшего студента. На остановке, как всегда, было людно. Это часто раздражало, но сделать с этим никто и ничего не мог. Одна остановка, два микрорайона и единственный автобус, который мог развести работяг по своим делам.

В университете было как обычно пусто. Мало кто всегда приходил к первой паре. Андрей как всегда молча прошел в аудиторию, достал тетрадь и сел, закрыв глаза. В наушниках играл приятный грустный рок. До начала пары осталось минут десять.

— Привет, Андрей, — поздоровался кто-то за его спиной. Нежная девичья рука коснулась уха и вытащила наушник. — Ты опять не хочешь ни с кем говорить?

Андрей недовольно вздохнул и повернулся. На него смотрела милая рыжеватая девушка и дружелюбно улыбалась. Это была Даша, как ей казалось, его близкая подруга и та, которая могла позволить вот так нагло вырывать из его ушей наушники.

— Привет-привет, — сухо поздоровался он. До недавнего времени Даша очень нравилась ему. Андрей даже думал, что влюблен, ведь они знакомы с первого курса, очень во многом помогли друг другу, прекрасно общались и делились секретами. Пока у Даши не появился парень. Что в очередной раз огорчило Андрея, и, хотя он не подавал виду, его расстройство читалось всеми сразу.

— Как дела? — все так же улыбаясь, спросила Даша. — Как Вера Борисовна? Когда ты уже позовешь меня в гости проведать ее?

— Все нормально у нас, — Андрей не менял тон, — пока не то время, Даша. На следующей неделе может быть…

— Да брось ты, все то время. Просто ты не хочешь.

— Может быть и так. У тебя как дела?

— Все прекрасно, — Даша сверкнула глазами, будто пыталась уколоть Андрея. Только вот зачем?

— Круто, — попытался выдавить улыбку Андрей и отвернулся. Преподаватель начал вести лекцию.

Андрей попробовал вспомнить, в каком момент Даша стала так безразлична ему. Она уже не будоражила мысли так, как пару месяцев назад, он уже не радовался, когда встречал её. Что-то внутри будто перевернулось, ещё тогда, и вот, он уже безо всякого интереса разговаривал с ней. Даша была прекрасной веселой и безумно жизнерадостной девушкой. Андрей познакомился с ней на зачислении. Она поразила его своей улыбкой, а потом просто села с ним на первой паре в этом университете. Они общались, делились всем, что было у них на душе. Гуляли допоздна, замерзали, промокали до ниточки, до последнего гуляя под дождем. Про них можно было сказать — красивая пара, счастливые люди. Будто две Вселенные встретились. Два принципиально разных мира — радость и печаль — они не требовали ничего друг от друга, просто утопали в том, что их связывало. И вот, в один день прекратилось всё. У Даши появился парень. Казалось бы, откуда? Ведь она всё время проводила с Андреем! Но это случилось, и именно тогда яркая звезда стала угасать.

Андрей вновь тяжело вздохнул, будто сбрасывая пыль воспоминаний. Ревность ли это, или просто горечь предательства — никто из них уже не знал. Андрей уже не мог делиться с ней всем, а она, будто понимая это, перестала рассказывать всё ему. Первые недели они даже не говорили про увлечение Дарьи. Так же обедали вместе и прогуливались после пар. Но каждый их разговор становился всё скучнее. Каждый уходил в свои мысли, понимая, что кто-то из них сделал что-то не так. Андрей винил Дашу в том, что она оставила его в тяжелой ситуации. Хотя, когда он в очередной раз проворачивал всё в голове, он понимал, что виноват в этом сам. Не просил помощи, а подруга не лезла, лишь изредка крайне участливо расспрашивая его о состоянии дел. Так или иначе мир других людей замкнулся на этом человеке для Андрея. Он после этого так и не смог сдружиться с кем-либо ещё. Приятели, знакомые — да, были, но уже никто не мог разделить его мысли.

Преподаватель с энтузиазмом рассказывал тему, Андрей отвлеченно рисовал кирпичную стену в тетради. Даша влияла на него уже иначе, становилось тяжелее, будто воздух уходил из аудитории, оставляя пустоту, сопоставимую с его личной пустотой.

Завибрировал телефон. Андрей будто проснулся, посмотрел на экран. Мама прислала очередное пожелание хорошего дня и фотографию только что распустившего гибискуса. Это вызвало улыбку, и, как ни странно, слегка приподнимало настроение. «Радоваться мелочам необходимо» — вспомнил Андрей слова матери и снова улыбнулся.

После череды пар и семинаров Андрей отправлялся на подработку. Вот уже почти четыре года он мыл посуду в небольшом кафе. Приходил после пар (с недавних пор — каждый день), раскладывал грязную посуду по автоматическим мойкам, проверял на наличие сколов и трещин, протирал и выставлял обратно на стеллажи сушки. Эта работа была хороша тем, что никто и никогда его не трогал, можно было слушать музыку в наушниках и не разговаривать с кем-либо. Иногда, правда, к нему заходил управляющий, чтобы отчитать за следы от пальцев на бокалах или плохо промытую сковороду. Работал Андрей обычно допоздна — кафе закрывалось в 10, и именно тогда скапливались горы грязной посуды, которые нужно было обязательно подготовить к приходу новой смены. Платили неважно, но этого хватало на квартиру и лекарства для мамы.

— Ты так все тарелки перебьёшь, — услышал Андрей сквозь сон.

Он опять вздремнул на работе. Такое случалось, но нечасто. И сейчас ему было неловко от того, что его кто-то за этим заметил. Ужасно хотелось спать, глаза слипались, но в раковине ждали замоченные тарелки с присохшими остатками еды, которую не могла отмыть посудомойка. Андрей потряс головой, умылся холодной водой. Кто же его заметил? Если начальство — будет очередной выговор.

— Да не бойся ты, я всё понимаю, продолжил тот же голос.

Голос был приятный. Андрей понял, что бояться нечего, и повернулся. У входа в моечную стояла миниатюрная девушка с забавно постриженными тёмно-русыми волосами и невероятно выразительными глазами. Едва заметный нос и сжатые бантиком губки. Андрей улыбнулся.

— Долго я спал? — уверенно спросил он, понимая, что гостья не представляет опасности.

— Не знаю точно, но я стою тут минут пять. Ты спишь стоя?

— Ты не понимаешь, — улыбнулся Андрей, — у меня тут древний ритуал проходит. Нельзя вмешиваться.

— И какой же? — заинтересованно спросила девушка, расставляя руки по бокам.

— Мытье посуды силой воли. Знаешь ли, это отнимает много сил.

— Мммм, — мыкнула девушка, — да мы все тут этим занимаемся. У кого-то даже получается.

Она показала рукой на Андрея.

— Ты не понимаешь. Силой воли — это как силой мысли, только думать не надо. Просто посылаешь потоки желания…

— Ну у тебя это превосходно получается.

— Так ведь я маг в третьем поколении.

— Да, а я — фея через прабабушку.

Они засмеялись. Одновременно. Если бы они говорили, то можно было сказать про это, будто проговорили в голос. А тут — засмеялись в голос. Девушка располагала к себе. Интересная особа, и чего же он раньше тут её не видел?

— А я… Андрей, — замешкался он. Было неловко, но нужно было что-то сказать.

— Тогда я — Света, — ответила девушка улыбаясь.

— Хмм, тогда? А как на самом деле?

— Светлана Андреевна.

— Простите, не знал, что мы — на «вы».

— Перестань, — отмахнулась Света, скрывая смущение.

— Ты со всеми так разговариваешь?

— Не со всеми. Считай, тебе повезло.

Звякнули тарелки. Надо было возвращаться к мытью, чтобы успеть к концу смены. Иначе придется снова задержаться.

— Я продолжу, ты не против?

— Не против… Помочь?

— А как же твоя работа? Тебя не потеряют?

— Меня? Скорее всего нет…

— Тогда вперед! — скомандовал Андрей.

Света натянула резиновые перчатки и, легонько подтолкнув нового знакомого, стала рядом с ним. Работа закипела. Каждому хотелось оттереть въевшуюся грязь с как можно было большего количества тарелок так, что иногда приходилось драться. Соревнование началось.

— Ты давно тут работаешь? — просил Андрей, выставляя тарелки в посудомоечную машину.

— Очень давно… С детства, — ответила Света с какой-то грустью в голосе.

— Похоже на рабство, — попытался пошутить Андрей, — не надоело?

— Не совсем…

— Как это?

— Я не совсем здесь работаю.

Андрея это удивило ещё больше.

— Ты ошиблась кухней?

Света осуждающее посмотрела на Андрея:

— Это кафе моего отца.

Меньше всего Андрей хотел услышать именно это. Он перебрал в голове разные варианты — от работы за родственников, до нежелания рассказывать о своем трудоустройстве, но только не это. Что могла делать дочь владельца кафе в первом часу ночи?

— Смешно, очень смешно, — начал Андрей. — Светлана Андреевна — дочь хозяина. Ходит ночью, как привидение, по своим владениям.

Света ехидно улыбнулась.

— Так ты, и правда, дочь Андрея Николаевича? — серьезно спросил Андрей.

— А ещё Жанны Александровны. Мы — Снегирёвы, ага.

— Оставь тарелку, — Андрей переменился в лице и попытался вырвать мыльную тарелку из рук новой знакомой. — Это грязная работа.

— Никакая она не грязная, она… мыльная, — Светла испачкала кончик носа Андрея пеной. — Вот видишь?

— Ну правда. Прекращай. Что скажет твой отец?

— Он и не узнает.

Все оставшееся время они болтали. Отмывали тарелки, отправляли их в мойки и болтали. Андрею хотелось рассказать этой девушке всё, что происходило в его жизни, кем он был, кем стал. От начала до конца — всё-всё. Он боялся, что не успеет, она уйдет, закончится смена, посуда или этот день, и уходить уже придётся ему. А ещё больше он боялся, что это сон, и он сейчас проснется — и нет никакой Светы, а только грязные тарелки и пустая моечная. Света слушала, улыбалась, иногда участливо переспрашивая, не забывая при этом про посуду.

— Последняя, — шепнула она, протягивая тарелку новому знакомому.

— Всю работу у меня отобрала, — улыбнулся Андрей. Он зачерпнул мыльной воды и брызнул в свою собеседницу. Пена пролетела мимо, задев несколько локонов девушки. Ему показалось, что это сейчас оскорбит Свету, но не тут-то было. Девушка, зачерпнув как можно больше пены и воды, и выплеснула её на нового друга. Вода точно достигла цель. Андрей тяжело задышал и попытался убрать с себя остатки пены. В это время его настигла вторая волна пены. Это был предел. Набрав пены в обе руки, Андрей побежал за Светой и принялся вытирать её об подругу. Света смеялась, отмахивалась, но всё же проиграла. Теперь они оба были в пене.

Так весело ему не было уже очень давно. Времени веселиться у Андрея в последнее время почти не было: работа, учёба, немного сна — и все по новому кругу. А тут, казалось, эмоции взяли вверх, давая волю действиям. И ему это очень нравилось.

К концу смены Андрей и его новая знакомая были полностью мокрые. Его спасало то, что это была рабочая одежда, а вот Свете была в том, в чем пришла.

— Кому-то не повезло, — заметил он, снимая фартук. — Как же ты домой пойдешь?

— Твою возьму, — уверенно ответила Света.

— Ну уж нет. Разве что могу дать тебе шарф.

— Спасибо, я им вытрусь.

— А тебя проводить? — улыбнувшись спросил Андрей.

— Спасибо… Но, наверное, в этом нет необходимости. Я с папой уеду, он ещё тут.

— Даже так…

— Ага, — задумчиво ответила Света, — давай дуй домой, а то спишь тут уже.

— Сплю… Не то слово, — Андрей тяжело вздохнул. Ему хотелось домой, хотелось спать, но больше ему хотелось остаться тут. — До встречи, надеюсь?..

— Надейся, — ответила Света и направилась к выходу.

Она ушла, а Андрей долго смотрел ей вслед. Что это вообще было? Сон? Ущипнув себя, он понял, что это — явь. Как же здорово закончилась смена. Ещё ни один рабочий день не был таким веселым. Всю дорогу домой Андрей не мог думать ни о чем другом. Просто шел, вспоминая всё, что было в эту ночь, и глупо улыбался. Хорошо, что его никто не видел.

Глава 2. Разговоры

— Ты не понимаешь, Андрей! — кричала Вера Борисовна, когда Андрей отчитывал её за очередные не выпитые таблетки. — Не нужно мне теперь уже это больше! Перестань тратиться. Дом престарелых — не так уж и плохо.

— Мы даже не будем это обсуждать, — злобно процедил Андрей.

Пока его не было, кто-то из рекламщиков принес очередной буклет «лучшей жизни для тех, кому за 50». Реклама предлагала всего лишь за все пенсионные отчисления уход, отдых и круглосуточное медицинское наблюдение за «пациентом», пока его родственники живут своей жизнью. Таких домов «счастья» только в Гинтарске. больше десяти, и все прекрасно понимали, в каких условиях там находятся постояльцы. Для кого-то такой метод — выход, возможность избавиться от больных, за которыми нужен уход. Но оно никогда не стоило всех тех пенсий, которые владельцы домов престарелых забирали себе. Эта история точно не про маму Андрея.

— Ты будешь жить тут, а я буду заботиться о тебе столько, сколько нужно будет, — решительно заявил Андрей, сдерживая крик.

— Я — обуза, Андрей, — грустно проговорила Вера Борисовна, отвернувшись к стене, — ты не будешь жить нормально, пока я тут…

— Мы и так живем нормально, мама. Просто сейчас тяжелый период.

— Это разве нормально? Ты приходишь домой за полночь, а я даже встретить тебя не могу.

— Я этого и не прошу, и тем более — не осуждаю, мама. Все нормально.

— Да какой нормально? Не прибраться, не приготовить…

— А что изменится, если тебя тут не будет?

Андрей понял, что неправильно выразился. Его слова прозвучали укоризненно. Он пытался сохранять спокойствие, но внутри всё кипело. Неужели можно взять все, чтобы сделало, и спустить в унитаз? Для кого тогда он старался, и почему никто не ценит этого? С другой стороны, Андрей понимал маму. Она всегда была гордой и независимой, а сейчас она едва могла ходить без болей в голове. Только это — не повод отправляться в дом престарелых.

— Сегодня Катя придёт снова, — чуть спокойнее сказал Андрей. — Ты вчера не позволила ей взять анализ?

— Да сколько можно меня колоть?! Живого места уже не осталось.

— Столько, сколько потребуется. И мы не будем это обсуждать! Ты хочешь, чтобы я приезжал вместе с Катей, и мы брали у тебя анализы?

Вера Борисовна возмущенно молчала. Она не хотела ещё больше злить сына. Андрей же, выдохнув, взял сигареты, рюкзак и ключи, и направился к выходу. Он и так уже опаздывал, а этот неприятный разговор ещё сильнее выбил его из равновесия.

— Катя придёт в двенадцать. Пожалуйста, будь с ней повежливее. Мне не хотелось бы выслушивать очередную жалобу от неё.

Вера Борисовна молча кивнула. Андрей вышел.

На перекрестке у дома снова собралась пробка. Нервные водители сигналили друг другу, будто это могло что-то ускорить. Пешеходы обругивали заехавших за стоп-линии. Все куда-то спешили, нервничали и кричали кому-то что-то в след. Жизнь, как обычно, шла чередом. Толпы недовольных всем людей шли на нелюбимые работы, чтобы хоть как-то зарабатывать на жизнь. Прохожих, казалось, не устраивает все — от неудобного светофора, который заставлять переходить быстрее, до пыльного и сухого утра — жара в мае уже набирала силу. В воздухе будто чувствовалось вселенское недовольство. И только полусонные дети, нехотя волоклись за родителями, которые спешили оставить их в детских садах или школах.

Андрей сидел на лавочке в десяти метрах от остановки. Ехать на учебу он не хотел. По крайне мере точно не сейчас. Он до сих поры был зол, нервничал и курил сигареты одну за другой. И думал. Думал, как исправить ситуацию, как помочь матери полюбить жизнь и перестать корить себя, как, наконец-то, заняться собой и начать жить. И выхода из этого круга, казалось не было.

— Говорят, голуби — символ воскрешения, — сказал кто-то позади Андрея, когда он пнул голубя, нагло выпрашивающего еды, — на Руси люди верили, что в них переселяются души умерших.

Говорящий подошел ближе и сел рядом с Андреем. Это был старик, с неестественно седыми волосами, в старом потертом костюме с тростью. Он облокотился на спинку лавки и подставил палящему солнцу лицо и шею. Андрей сделал вид, что не услышал, и продолжил нервно теребить пустую пачку от сигарет. Старик, будто понимая, что его не хотят слушать, попытался пошутить:

— Возможно, этот голубь того заслужил.

Чего хотел это дед? Андрей чувствовал, как в нем закипает чувство раздражения. А старик, тем делом, продолжал:

— Что бы у тебя не случилось в жизни, парень, не вымещай злость на том, кто этого не заслужил.

Андрей повернулся к говорящему. Всем своим видом он хотел показать свое безразличие, но почему-то вид старика его обескураживал. Он выглядел чрезвычайно спокойным и беспристрастным, хотя слова его были полностью осуждающими.

— С чего вы взяли, что у меня что-то случилось? — почему-то спросил Андрей, хотя ещё секунду назад он не хотел разговаривать с этим дедом.

— Ты много куришь и много думаешь, — спокойно ответил старик. — Это видно за километр.

— У вас хорошее зрение, — хотел съязвить Андрей, но получилось все иначе, будто он восхитился наблюдательности собеседника.

— Мне часто об этом говорят. Выходит, и правда, хорошее зрение.

— Выходит… — повторил Андрей, проваливаясь в свои мысли.

— Когда я был молод, — между тем продолжил старик, — я тоже часто реагировал на все крайне остро. Чуть позже успокоился, наблюдая, как все становится на свои места. Поэтому, друг мой, знай, что все в итоге будет так, как должно быть.

— Это не успокаивает, — всё ещё злился Андрей.

— А ты попробуй не думать об этом, — не унимался старик.

Андрея это злило.

— Вам от меня что-то нужно? — нервно спросил он, всем своим видом показывая сильное нежелание разговаривать о чем-либо вообще.

— Нет-нет, — ещё спокойнее ответил старик, — мне показалось, что ты не в порядке, решил подбодрить. Возможно, это поможет.

Он протянул конфету. Андрей недоумевающе посмотрел на старика.

— Я ещё не завтракал, не хочу перебивать аппетит. Спасибо.

— Вот в этом и все дело, — старик будто нашел, за что зацепиться. — Сходи позавтракай, пообщайся с друзьями, станет легче.

Откуда берутся эти горе-советчики? Думают, будто Андрей не понимает, что на самом деле сейчас ему нужно. Желание оставаться на этой лавочке в обществе этого весьма заинтересованного старика хотелось все меньше. Андрей сжал пустую пачку сигарет, встал и хотел было уже пойти по своим делам, как старик его окликнул и сказал:

— Помни, всё так, как должно быть. Возьми всё-таки это.

Андрей взял конфету, молча кивнул и направился в сторону остановки. Университет сегодня подождет, старик был прав, нужно покушать и с кем-то поговорить.

В кафе «Орион», в котором подрабатывал Андрей ещё никого не было. До открытия было ещё долгих три часа. Звуки в животе напомнили, что этим утром ничего в нем не было ничего, кроме кофе. Андрей вспомнил — сегодня смена его хорошего друга, весьма трудолюбивого и ответственного повара Германа.

В свои тридцать лет он почти получил должность шеф-повара этого кафе, был весьма амбициозным, справедливым и общительным человеком. С Андреем они познакомились, как ни странно, через конфликт: Герман после одной из ночной смены мойщиков был недоволен качеством помытой посуды — не убрали часть тарелок со сколами, присохшая грязь не была тщательно отмыта — смена могла быть сорвана из-за банального отсутствия чистой посуды. Это было не первое замечание в смену Андрея, тогда Герман был настроен решительно и даже рекомендовал управляющему кафе уволить всех, кто был в этой смене. Разумеется, никого не уволили, где сейчас в этом городе искать новых мойщиков, тем более за такую зарплату. Но все, кто был в этой смене (в том числе и Андрей), получили строгий выговор и одну бесплатную смену, как наказание.

Тогда никто не знал, что Андрей пришел на работу после того, как почти шесть часов просидел у кровати матери в больнице. Ведь правда, семейные дела не должны касаться работы. В тот день Андрей ходил очень расстроенным, и, кажется, Герман это заметил. Возможно ему стало совестно, он предложил приготовить карбонару Андрею в качестве извинения.

С этой невероятно вкусной карбонары и началась непростая дружба этих людей. Андрей вкратце рассказал о ситуации, в которой тогда находился, Герман выслушал его, даже предложил помощь и взял общение с нового приятеля выполнять работу качественно, что бы не произошло. С тех пор прошло почти три года, и ни одного замечания по качеству помытой посуды в смену Андрея больше не было.

Служебный вход уже был открыт, повара пришли на смену, скорее всего делали заготовки на предстоящий день. Андрей прошел в прохладный коридор. Было тихо, никто не кричал и не ругался — так было всегда, когда старшим смены был Герман. В такие дни все блюда подавались по времени, вкусные и горячие — жалобы если и были, то несущественные. Посуды, между прочим, в такие дни тоже всегда было больше. Вкус и качество блюд будто заставляли гостей заказывать больше.

Герман сидел в кабинете, скорее всего планировал сегодняшнее меню. Андрей постучал в приоткрытую дверь и зашел.

— О, Андрей, привет, — с радостью в голосе поздоровался Герман, — сегодня разве твоя смена?

— Привет, — поздоровался в ответ Андрей, чувствуя какое-то облегчение, — нет, сегодня выходной. Зашел проведать тебя и… покушать. Можно?

— Покушать… — задумчиво повторил Герман и взглянул на часы, — если только что-то по-быстрому. Вячеслав Александрович будет через час, успею приготовить омлет и блинчики.

— То, что нужно, — улыбнулся Андрей.

— Все нормально? — Герман отложил меню и взглянул на друга, — давно мы так не завтракали…

— С мамой снова ругались сегодня, — тихо проговорил Андрей, разглядывая рисунок плитки на полу.

— Как у неё состояние? — участливо спросил Герман, хотя в его голосе чувствовалась небольшая нотка раздражения.

— Стабильно, но как всегда не хочет пить таблетки и отказывается от визитов Кати.

— И правда, стабильно, — улыбнулся Герман. — Идем, на кухню. Только накинь мой халат.

Омлет, блинчики, свежезаваренный кофе и пустое кафе — то, что нужно было Андрею в это утро. Герман сидел напротив, пил кофе и наблюдал, как его друг уплетает завтрак. До приезда шеф-повара оставалась чуть менее двадцати минут.

— Ты видел тут Свету? — спросил Андрей, продевав последний кусочек блинчика.

— Свету? — переспросил Герман. Казалось, он был увлечен своими мыслями после рассказа Андрея о состоянии матери.

— Дочку хозяина, — уточнил он.

— У Андрея Николаевича есть дочь? — удивился Герман.

— Кажется да, она приходила сюда два дня назад, ночью в мою смену.

— А что она делала тут ночью?

— Ждала отца.

— Это она так сказала?

Андрей положительно кивнул в ответ.

— Ни разу её тут не видел, хорошенькая? — спросил Герман с интересом, присущем только ему.

— Более чем, интересная очень, общительная и… веселая что ли.

— Тебе точно это не приснилось?

— Я уже и не знаю. Но увидеть её хотелось бы.

— Значит, хорошенькая, улыбнулся Герман. — Ладно, давай допивай и выметайся отсюда. Шеф скоро придёт, мне нужно меню доделать.

— Увидишь Свету, скажи ей, что я про неё спрашивал, и что моя смена завтра.

— Мне стоит беспокоиться за чистую посуду после твоей смены? — с доброй иронией в голосе спросил Герман, шлепнув друга по плечу.

— Ну она дочь хозяина, у тебя нет тут власти, — ответил Андрей и тоскливо улыбнулся.

Герман, казалось, заметил долю грусти во взгляде друга, собрал грязную посуду со стола и, будто бы собравшись с духом, сказал:

— Приходи сегодня к нам на ужин. Диана готовит лосося в сливочном соусе. Мальчишки будут рады.

— Лосось, говоришь… — задумался Андрей.

— По моему рецепту, разумеется, — уточнил Герман, — правда у нас ещё будут гости, но, думаю, они тебе понравятся.

— Хорошо, я зайду.

— Будем ждать к шести. До вечера, — попрощался Герман и направился на кухню, напевая что-то себе под нос.

Внезапно он повернулся и, немного задумавшись, добавил:

— У меня сегодня смена до трех. Если дождешься меня после пар, можем прогуляться. Обсудим твою Свету.

Герман еле заметно улыбнулся, будто призывая друга к чему-то. Андрей пристально посмотрел на него, усмехнулся и ответил:

— «Мою Свету». Обсудим, хорошо, — он махнул Герману и направился к выходу. Прогуляться бы точно не помешало.

После вкусного завтрака Андрей в приподнятом настроении вернулся домой и извинился перед мамой за утренний срыв, хоть она и отругала его за прогул. Идти никуда не хотелось, потому Андрей, включил свой любимый грустный рок в наушники, навел порядок в квартире, перемыл посуду и пересадил разросшийся гибискус. Вера Борисовна не давала поводов для расстройств, выпила все таблетки и даже пыталась помочь сыну с приборкой. Раньше он бы нервничал от этого, но в этот раз, увидев приподнятое настроение матери, не мешал ей. Вот ведь как бывает, хороший завтрак и разговор по душам могут вдохновить на весь день. Андрей вспомнил старика с лавочки утром и его слова о еде и друзьях.

Собираясь на прогулку с Германом, Андрей услышал, как Вера Борисовна разговаривает по телефону с сестрой. Казалось, они ссорятся, но ему не хотелось участвовать в этом. Такое уже казалось нормальным. Елена Борисовна, младшая сестра мамы, никогда не отличалась чувством такта, что всегда выводило из равновесия Веру Борисовну.

— Мама, меня не теряй, — прошептал он, заглянув в комнату мамы, — я немного прогуляюсь. Скоро вернусь. Катя звонила, сказала придёт к семи.

— Хорошо, сынок, — Вера Борисовна прикрыла трубку рукой, — на ужин не пойдешь к ним?

— Пойду, но ещё вернусь, возможно успеем приготовить ужин и для тебя, — он улыбнулся и прикрыл дверь.

Взяв ключи, сигареты и пакеты с мусором, он в прекрасном расположении духа отправился в гости к кафе. До окончания смены Германа оставалось чуть меньше получаса. До кафе Андрей доехал на такси. Пробок днем особо не было, потому он приехал чуть раньше. Закурив сигарету, он сел на лавочку у служебного входа в кафе. День обещал быть хорошим.

Герман немного задержался — привычное дело для такого специалиста. Как всегда, в его смены даже в будний день был аншлаг — бизнес-ланчи разлетались на ура, студенты после пар шли перекусить именно сюда — прохладное и уютное кафе к этому располагало. Андрей сидел, подставив лицо солнцу, ощущая, как казалось, все тепло Вселенной.

— Ой, извини, задержался, — торопливо проговорил Герман, закрывая входную дверь, — в зале сегодня полная посадка. Откуда они все пришли?

— Да брось, ничего страшного, — спокойно ответил Андрей, — полная посадка — хорошая выручка.

— И то верно, — Герман сел рядом с ним, поправляя футболку.

— В остальном все нормально? — участливо спросил Андрей.

— Вполне. Было пару замечаний к посуде, но сам понимаешь, смена не твоя, — Герман хлопнул друга по плечу, — ну что по холодному пивку?

— В середине дня?

— Ну мне уже никто не запретит, сегодня я не за рулем.

Они посидели ещё немного и направились в парк, в котором обычно Андрей прогуливался с Дашей после пар. Там в тени разросшихся тополей даже в самый жаркий день всегда было прохладно и тихо. В будни там всегда было много народу — мамочки с детьми любили прогуливаться там, спасаясь от майской жары.

— Значит, ты запал на хозяйскую дочку? — с долей сарказма спросил Герман, когда они медленно брели по парку.

— Ну как запал, — еле слышно ответил Андрей, вспомнив, как весело ему было в ночь знакомства со Светой, — она очень интересная и, наверное, активная. Светлая, я бы так сказал.

— Света тебе сейчас действительно не хватает, — отстраненно сказал Герман. В его голосе чувствовалось нотка жалости.

— Хотелось бы вот так же прогуляться с ней тут…

— А как же Даша? Что у вас случилось? Мне казалось, у вас все было хорошо.

— Было… — еще тише ответил Андрей, — но очень давно.

— Уходи уже от своих предрассудков. Света, Даша — полно девушек вокруг, которым ты будешь интересен.

— Не то время сейчас, — Андрей рассматривал стекающий конденсат на холодной бутылке и вспоминал, как дорога ему была Даша.

— Ты можешь и не понять, что «то время» настанет. Даша ведь так нравилась тебе.

— Больше… Мне даже казалось, что я влюблен. Возможно, это так и было.

— Что же случилось?

Андрей тяжело вздохнул. Говорить об этом особо не хотелось, но кто ещё мог разделить его мысли сейчас?

— Знаешь, Даша была мне очень близка. С того самого дня, когда мы познакомились, мне было очень спокойно в её компании. Она внушала надежду. Такую, за которую хотелось бороться. Я был готов весь мир положить к её ногам…

— Так почему не положил?

— Не знаю… Тянул что-то. Думал, что так будет всегда. Она, я, пары, семинары, домашние задания, прогулки — вот тут, — Андрей обвел руками парк, — я до сих пор помню её касания. Такие нежные, но холодные руки… Её смех. Я до сих пор скучаю по нему. Мне хотелось с ней какой-то другой близости. Просто быть рядом, помогать ей во всем, хотя она всё всегда могла сделать сама. Даша будто специально хотела казаться слабой, чтобы я ей помогла. Мне нравилось это. Будто я — спаситель, герой. Такими глазами она смотрела на меня. Я бы даже хотел, наверное, жениться на ней. Когда-то потом, когда стал бы врачом. Чтобы приходить домой уставший, а она там встречает меня… И весь остальной мир в такие моменты казался бы ненужным. Понимаешь?

Герман посмотрел на него, затем невзначай почесал нос и ответил:

— Понимаю. Мне с этим повезло больше…

— А потом случилось то, что случилось… — Андрей примолк, чувствуя, что его голос сейчас надломится от нахлынувших чувств, — с мамой… И я не знал, что мне делать. Просто весь мир будто замкнулся на ней. Честно, в те дни я думал лишь о том, как помочь маме. Учеба, работа… — все ушло на дальний план. Я взял больше смен на работе. Почти не спал ночами — нужны были деньги.

— Почему не сказал мне тогда? Мы бы что-нибудь придумали, — Герман слегка негодовал. Они уже обсуждали это, но каждый раз, когда Андрей вспоминал этот момент, Герман начинал злиться.

— Да я не знал, что мне делать. Думал, что справлюсь со всем сам…

— Ну ты справился же. Всё нормально сейчас. Маме обязательно станет лучше.

— Надеюсь, — отстраненно ответил Андрей, будто сам уже в это не верил.

— А Даша что? Куда делась она? — не унимался Герман.

— А Даша… Даша сначала не поняла меня. Думала, что избегаю её, когда я после пар бежал на работу. Чуть позже подумала, что я связался с плохой компанией — в те дни, когда я прогуливал занятия. Я весь свой мир сосредоточил только на маме — в этом момент внешний мир начал от меня отворачиваться. Даша все узнала. Сначала она сама пришла ко мне домой, увидела там маму и всё поняла. Потом звонила мне по сто раз в день, писала смс, но мне не хотелось отвечать. Сам виноват — она хотела поддержать…

— Ты и нам с Дианой ничего толком не рассказывал. Тут, знаешь, нужна крепкая выдержка.

— Нужна. У Даши такой не оказалось. Она встретила Сережу…

— Сережу? — удивленно спросил Герман.

— Сережу, — повторил Андрей, — не знаю, где, когда и как — он не с нашего курса точно. Даже не с нашего факультета. Ты же знаешь Дашу — она очень активная, общительная… Мне стало так больно, когда она мне про него рассказала. Будто предали меня. Ударили в спину. Хотя… — он тяжело вздохнул, — я тут виноват сам. Надо было принять всё, что она предлагала. Возможно, сейчас мне было бы легче.

— Да не ковыряй ты себя за это. Успокой уже свои мысли. Всё, что с нами происходит, случается именно тогда, когда нужно.

— Где-то я слышал уже такие слова, — заметил Андрей, пытаясь вспомнить, кто уже говорил ему об этом.

— Прописные истины, — Герман похлопал друга по плечу.

Андрей посмотрел на него и улыбнулся. То, чего так долго не хватало, — простого разговора — успокаивало сейчас. Холодное пиво, прохладный парк и друг, который в очередной раз выслушивает его жалобы. Все уже не казалось таким безнадежным.

— Ты знаком с этим Сережой? — спросил Герман.

— Нет, так и не смог. Она предлагала нам сходить куда-то вместе, а я сначала придумывал причины, а потом просто сказал, что не хочу его видеть с ней. Мы тогда поругались. И больше уже не говорили о нём.

— Он, наверное, и мизинца твоего не стоит. Но, не нам судить.

— Даша, скорее всего, счастлива с ним. Ей нужен был кто-то, вот она и нашла.

— Ну а что Света?

— Пока не знаю. Мы виделись только раз. Было весело.

— Ну… Если было весело, значит, шанс есть. Постараюсь разузнать о ней что-нибудь.

— Спасибо, Герман.

Они прошлись ещё немного и попрощались. Герман спешил помогать Диане с ужином, Андрей пошел готовить ужин для мамы. После разговора стало как-то легче на душе — будто камень, наконец-то, упал, дав волю новым мыслям и надеждам. Впереди был ещё один приятный вечер — Андрею казалось, что всё будет именно так.

Глава 3. Обстоятельства

До дома, в котором была квартира Германа, Андрей добрался быстро. Он забежал в магазин, купил бутылку вина к ужину и направился к подъезду друга. Снова, почему-то стало волнительно, как в детстве, когда друг приглашал в гости поиграть в приставку, а ты соглашался, хоть и думал, что его мама против.

— Ты вовремя, — открыл дверь Герман, — Диана только что достала лосося.

— Это как раз хорошо подойдет к нему, — Андрей протянул бутылку сухого белого.

— И правда, — Герман хлопнул друга по плечу и отправился на кухню.

Андрей выложил ключи и кошелек на тумбу в прихожей, снял обувь и уже хотел идти мыть руки, как почувствовал, что в кармане есть ещё что-то. С особым интересом он полез в карман и нащупал там конфету, которой его сегодня угостил старик. Облегченно вздохнув, Андрей положил конфету к ключам.

— Дядя Андрей приехал, — весело закричал маленький мальчик, выбегая в прихожую.

— Как же ты вырос у нас, — радостно заметил Андрей, утопая в объятиях мальчишки. Это был Артур — старший сын Германа.

— О, это нам? — удивленно спроси Артур, увидев конфету на тумбе.

Андрею стало неловко от того, что он забыл про мальчишек и ничего не купил им. Обычно он всегда покупал им вкусности, а на недовольное лицо Дианы или Германа лишь разводил руками со словами «ну это же дети». Конфета, хоть и одна, но все же спасла ситуацию. Но как будут делить между собой Артур и ещё его двое братьев, Андрей уже не знал.

— Это тебе, только не говори Степе и Олегу, — шепнул он.

Артур ехидно по-детски улыбнулся сунул конфету в карман и побежал обратно в детскую. Ему было семь лет, он был очень смышлёным и жизнерадостным мальчиком. Степе только что стукнуло пять, и он уже был серьезным и вдумчивым не по годам. Олегу было всего три года, он, казалось, радовался всем, кто брал его на руки.

На кухне пахло запечённой рыбой и сливочным маслом. Диана стояла у плиты, шепотом ругаясь на брызги от кипящего соуса. Герман накрывал на стол, размышляя, куда и кого усадить в этот ужин.

— Привет, Андрей, — улыбнулась Диана, заметив гостя. — Спасибо за вино, мы забыли его взять.

— Да не за что, — ответил Андрей.

— Что у тебя нового? Как мама, — не отворачиваясь от соуса, участливо спросила Диана.

— Он встретил девушку, говорит красивая, — ответил за него Герман.

— Правда? — Диана от удивления и радости отвернулась от соуса и посмотрела на Андрея. Соус тут же злобно булькнул, испачкав плиту.

— Это всего лишь новая знакомая, — смутился Андрей, — ничего серьезного. — Мама как обычно, воюет с сестрой не пьет таблетки, ругается на Катю.

— Раз ругается, значит, не потеряла хватку.

В дверь позвонили. Это были как раз те гости, про которых утром говорил Герман. Андрей не был с ним знаком, но был наслышан.

— Это, наверное, Оксана и Глеб, — уточнил Герман. Он протер руки и отправился в прихожую.

— Хорошо, что ты пришел, — улыбнулась Диана, вытирая руки о фартук, — рада видеть тебя.

Лосось, и вправду, был вкусный. Сливочный соус чуть пригорел, но всё равно придавал особый вкус блюду. Андрей доедал последний кусочек рыбы, когда понял, что промолчал весь ужин. Он посмотрел на друзей, ожидая возмущенных взглядов, но никто, казалось, не заметил. Может, это к лучшему, ему сейчас совсем не хотелось рассказывать о своих проблемах. Хотя, никто и не спрашивал. Герман лишь подливал вина, внимательно слушая рассказ Глеба. Диана рассказывала Оксане о преимуществе водяной бани при приготовлении сливочного соуса. Дети о чем-то смеялись между собой.

Впервые Андрей почувствовал себя одиноко за все время, которое он провел в кругу друзей. Разговоры за ужином превратились в какой-то глухой шум. То ли вино подействовало, то ли Андрей сильно погрузился в мысли, чувствуя, каким грустным становится его взгляд. Он понимал, что стоило бы обратить на себя внимание — спросить про жирность масла в соусе или уточнить, на какой улице была пробка в вечернее время, но ему стало так все равно, что лосось начинал проситься обратно. Не стоило, наверное, так сильно уходить в себя и отдаляться от Германа, чтобы сейчас не чувствовать себя лишним. Внутри стало как-то пусто, как в тех двух бутылках вина, которые сидящие за столом уже успели приговорить. Всё же Глеб и Оксана оказались предусмотрительнее и взяли ещё две бутылки, чтобы ужин не закончился так быстро.

Зазвонил телефон. Все сразу замолчали в поисках своих смартфонов, будто это был знак обратить внимание на гостя. Звонили Андрею. Он извинился, встал из-за стола и вышел в прихожую.

— Андрей, извини, не смогу заехать к Вере Борисовне, — послышалось в трубке сразу после того, как он принял звонок. Звонила Катя.

— Привет, Катя, что случилось? — оглядываясь на кухню, спросил Андрей в надежде, что никто не услышал.

— Меня тут подрезали, разбили зеркало и поцарапали крыло, — возбужденно ответила Катя. — Стоим, ждем ГАИ. Не знаю, на сколько это все затянется.

— Всё нормально, не переживай. Ты сама цела? Помощь нужна какая? — успокоил собеседницу Андрей.

— Уже все решили, муж подъезжает. Спасибо.

— Как быть с процедурами мамы?

— Думаю, один укол можно пропустить. Я завтра с утра заеду…

— А, хорошо, — с долей сомнения сказал Андрей.

— Ты наблюдай за состоянием Веры Борисовны, если станет хуже, вызывай скорую. Я всю информацию о лечении передаю в вашу поликлинику, они там знают, какой препарат колоть.

— Ох, надеюсь, это не пригодится.

— Извини ещё раз, мне пора идти, — протараторила Катя.

— Да, конечно, на связи…

Андрей заволновался. За этим молчаливым поеданием лосося он совсем забыл про маму. Стало как-то не по себе, ладони вспотели. Надо было срочно ехать к ней.

Вернувшись к друзьям, Андрей снова заметил, какими счастливыми со стороны они казались. Общение с Глебом и Оксаной так шло им, что напоминало сцену из какого-то семейного фильма.

— Ребята, прошу извинить меня, надо ехать к маме, — дрожащим голосом проговорил Андрей.

Все снова замолчали и с интересом уставились на Андрея.

— Все нормально? — тревожно спросил Герман, привставая со стула.

— Медсестра не сможет заехать для процедур. Попросила наблюдать за состоянием мамы, — ответил рассеяно Андрей, ища глазами телефон.

— Он у тебя в руках, — будто поняла его Диана, — телефон.

— А, да, точно… Извините. Спасибо за ужин все было вкусно. Диана все же готовит лучше тебя, — попытался пошутить Андрей.

Герман пропустил шутку, погрузившись в раздумья.

— Тебя подвезти? — вдруг спросил Глеб.

— Ты же выпил! — грозно уточнила Оксана, — сейчас закажем такси!

— Спасибо, я сам. — Андрей направился к выходу.

— Подожди, — позвала Диана, — положу Вере Борисовне рыбку.

Андрей недовольно вздохнул. Не хотелось терять ни минуты.

Чем дольше такси стояло на светофорах, тем тревожнее на душе становилось Андрею. Он был готов выйти и пойти, побежать, лишь бы успеть быстрее к маме. Таксист будто понимал, что попутчик торопится, но сам даже не собирался ускоряться. Андрей вспомнил, что даже не позвонил матери, хотя мысленно уже приготовился к худшему. Дрожащими пальцами он набрал её номер и с замиранием сердца приложил телефон к уху.

Гудок. Ещё один гудок. Ещё. На той стороне никто не отвечал. Андрей слышал, как колотится его сердце, чувствовал, как пот стекает по вискам. Что-то было не так. Он набрал маму ещё раз. Снова гудки без ответа.

Таксист неторопливо входил в повороты, покачивая головой в такт музыки из приемника. Улицы, по которым уже столько раз Андрей проезжал на таким, теперь казались бесконечными и заполненными. Воздух будто уходил из салона, наполняя его холодной и сырой безнадежностью. Сердце Андрея бешено колотилось, он почему-то вспомнил, что никто из друзей не вызвался поехать с ним. Так было бы спокойнее что ли, но Герман и Диана остались там, за приятным ужином с вином и добрыми рассказами, когда все зло мира, казалось, сосредоточилось на этом одном маршруте. Андрей чувствовал, как злость, обида и отчаяние охватывали его со всех сторон.

— Вот, доехали, — сказал таксист, когда автомобиль затормозил у подъезда Андрея, — буду признателен, если поставите оценку.

Андрей злобно взглянул на него и выбежал из машины. Он даже не помнил, как взобрался по лестнице на седьмой этаж. Ключи, как назло, не слушалась, когда он пытался открыть дверь.

— Мама? — испуганно позвал Андрей, победив, наконец, замочную скважину и вбежав в квартиру.

В квартире было темно и, как ему показалось, пусто. Будто никто и не жил в ней. Становилось ещё тревожнее.

— Мама! — ещё громче позвал Андрей.

Никто не отвечал.

Он прошел на кухню. Ужин был не тронут. В гостиной тоже никого не было. Вера Борисовна должна была уже откликнутся, даже если спала.

— Мама… — Андрей открыл дверь в комнату Веры Борисовны и увидел силуэт на полу темной комнаты.

Вера Борисовна лежала на полу с телефоном в руках. Она пыталась кому-то позвонить, но, видимо, не успела. Произошло что-то ужасное. Андрей понимал, и от этого становилось только хуже. Включив свет, он сел на колени перед лежащем на полу телом. Что делать, он не знал. Она не дышала, пульса не было, лицо застыло в болезненной гримасе, пальцы казались неестественно скрюченными. Андрей попробовал приподнять маму, но всё её тело будто бы противилось этому. Она казалась тяжелой и холодной, отчего все органы внутри сжимались, отдавая глухой болью где-то в середине груди. Андрей почувствовал, как слезы наворачиваются на его глазах. Он уехал, оставив её одну, он в этом виноват. Прижавшись к остывающей груди матери, Андрей громко зарыдал, поливая слезами шелковую пижаму Веры Борисовны.

Скорая приехала через пятнадцать минут. Все это время Андрей прорыдал на груди у матери, а когда врачи уложили её на носилки, даже не смог с первого раза встать на ноги. Все тело тряслось, казалось ватным, а внутри всё будто бы оборвалось, и весь мир резко потемнел. Врач что-то спрашивал у Андрея, а он лишь пустыми глазами смотрел, как остывающее тело укрывают с головой чем-то черным.

Реанимировать Веру Борисовну не удалось, выяснить причину смерти — тоже, даже время смерти не смогли сказать. Врач, приехавший на вызов, сидел и что-то заполнял, держа на коленях чемодан. Полицейский что-то обсуждал с другим, похожим на полицейского, и время от времени тоже что-то записывал. И только Андрей, медленно опустившись по стене на пол, не понимал, что происходит. Он что-то отвечал на вопросы, не отводил взгляд от прикрытого тела матери и чувствовал, как глубокая тоска охватывает все вокруг.

Врачи, полицейские и ещё кто-то в формах вели себя спокойно, что даже возмущало. Любезно переговаривались между собой, иногда подшучивали, называли закрытое тело мамы трупом. Андрей почему-то понимал, отчего они так себя ведут, но всё равно не мог их за это простить. Осознание смерти родного человека приходило волнами: сначала не верилось, что все это произошло, а после не верилось, что там, на носилках лежит именно Вера Борисовна. Не верилось и в то, что сейчас её отвезут в морг, а не в больницу, ещё большую горечь вызывал тот факт, что уже никто не сможет её помочь.

Глава 4. Похороны, ссоры и откровения

Прошло три дня. День похорон выдался, как и ожидалось, жарким и душным. С самого утра солнце светило в окна опустевшей квартиры Андрея. С самого утра заходили друзья и знакомые Веры Борисовны, чтобы попрощаться и хоть как-то поддержать её сына. Высокая температура на улице и духота в доме делали гостей злыми и недовольными до такой степени, что тошнило. Лицемерные вздыхания, банальные вопросы «Как же так?» и невыносимо жалостливые взгляды в сторону Андрея. Все это приходилось терпеть, потому что скорее всего так хотела бы мама.

Почти все время он провел на балконе, выкуривая сигареты одну за другой. Видеть кого-то, общаться не хотелось вообще, да и смотреть на лежавшую в гробу маму тоже. Андрей всё ещё винил себя, хотя где-то в глубине души к нему почему-то приходило несвойственное облегчение. День обещал быть непростым, но больше всего он ждал его окончания, чтобы прийти в квартиру и, наконец, остаться одному. Все эти три дня он почти не мог спокойно обдумать случившиеся. То Герман заходил, то сестры мамы — телефон разрывался каждые десять минут от входящих — всем хотелось вызвать на разговор Андрея, вытянуть наверх его эмоции, а он просто молчал. Что-то говорить, жаловаться на ноющую боль в груди ему казалось таким бессмысленным.

Прощальную церемонию на кладбище всем хотелось ускорить. Траурно черные одежды и почти адская жара — как бы ни хотелось, несочетаемые вещи. Все это понимали, но ничего не говорили, будучи тактичными и воспитанными. Место на этом почти забитым могильными плитами кладбище Андрею помог выбить Герман. Через свои связи и знакомства у него даже получилось сэкономить. Важно ли это было для Андрея? Возможно, но не сейчас. Он поблагодарит друга чуть позже, когда сможет все осознать и вернуться к обычной жизни.

Одна из сестер Веры Борисовны вызвалась сказать прощальную речь. Андрей стоял подальше ото всех, как-то обособленно, будто не имел никакого отношения к этой церемонии. Он смотрел на осунувшееся, посеревшее, безжизненное лицо мамы и думал, что уже никогда не свозит её на море, не получит от нее раздражающее смс с пожеланием хорошего дня, что гибискус, возможно, завянет и ужин он уже не приготовит для нее, что некому будет желать доброго утра, и не зачем уже вставать чуть пораньше, чтобы подогреть воду для завтрака. Это все теряло смысл, терялось среди грустных мыслей и вызывало невыносимую горечь.

Сестра тем временем все продолжала говорить, как она любила Веру Борисовну, как всегда хотела ей помочь, но так отказывалась, как сожалеет о скорой кончине родной души. Андрей возмущенно, но еле заметно мотал головой и хотел, чтобы это скорее закончилось. Он придет сюда завтра, и послезавтра придет. И будет приходить каждый день, пока не простит себя за случившееся.

Забитые в крышку гроба гвозди усиливали чувство внутреннего сожаления, но опускание его в могилу и первые горсти земли приносили облегчение. Андрей почти не смотрел на пришедших, хотя понимал, что все, как раз-таки, смотрят на него.

Поминки организовали в кафе «Орион». Этому опять-таки поспособствовал Герман, зарезервировав весь день для церемонии и вызвав лучших поваров на смену. Диана взялась за рассадку пришедших в кафе. Кажется, ей удалось рассадить всех так, чтобы никто не скучал, и чтобы у всех было, что выпить. Все шло как обычно бывает на похоронах: кто-то вспоминал Веру Борисовну, кто пытался выдавить слезы, кто-то просто ел. «Каждый на своём месте» — думал Андрей, пытаясь сохранить спокойствие и не поддаться тошнотворному чувству раздражения от излишней лицемерности.

— Все нормально? — спросил Герман, подсаживаясь к нему. Он попытался похлопать Андрея по плечу, но тот почему-то увернулся.

— Вполне, спасибо, — сухо ответил Андрей.

Его взгляд упал на барную стойку, туда, откуда обычно выносят еду для гостей заведения. На минуту ему показалось, что так промелькнула знакомая темно-русая шевелюра. «Света?!» — вдруг подумал Андрей. Что она тут делает сегодня?

Он оживился, встал изо стола и, не обращая внимания на вопросительный взгляд друга, направился к подсобным помещениям. Света была в коридоре. Она что-то развешивала на доске для персонала и будто бы не заметила, как кто-то зашел.

— Света? — удивленно позвал Андрей.

Девушка вздрогнула и обернулась.

— Привет, Андрей, — почти незаметно улыбнулось она, — прими мои соболезнования.

— Спасибо, — на автомате ответил Андрей, — что ты тут делаешь?

— Помогаю отцу, — спокойно ответила Света, продолжая развешивать графики на доске, — с завтрашнего дня меняются смены, папа хотел предупредить всех сегодня.

— Даже не спросишь, как я? — Андрей почему-то почувствовал себя обиженно и возмущенно.

— Я и так вижу, что плохо, — ответила Света, посмотрев на собеседника.

— Мы не виделись с той самой ночи, я искал тебя!

— Видимо плохо искал. Но зачем тебе это?

— Что именно? — Андрей понимал, что начинает злиться.

— Я, — ещё спокойнее ответила Света, — зачем ты искал меня?

— Мне казалось, мы хорошо провели время. Думал, что захочешь повторить…

— Что? Мытьё посуды?

Андрей не понимал, в чем дело. Света, закончив выравнивать магниты на доске, отправилась в мойку. Он последовал за ней с намерением выяснить все.

— Не нужно ходить за мной, Андрей, — Света была все так же спокойна, — у тебя там похороны, люди ждут тебя.

— Не ждут, никто не заметил, что я ушел.

— Все равно, тебе нечего тут делать.

— О чем ты вообще? Я тут, потому что рад видеть тебя. Ты же знаешь, через что я прошел…

— Знаю, и уже сказала, что соболезную. Тебе нужно что-то ещё?

Андрей негодовал. Он будто видел перед собой другого человека — не ту милую и веселую девушку, с которой бок о бок мыл посуду в день знакомства.

— Зачем ты так, Света? Я что-то сделал не так?

— Опять ты за свое. Думаешь, что в чем-то виноват. Думаешь снова только о себе.

— У меня мама умерла, Света. Похоже, что я думаю только о себе?

— Именно, думаешь. Ты хочешь, чтобы тебя кто-то пожалел, но сам не принимаешь никаких слов.

— Я принял твои соболезнования, — Андрей сдерживал себя, чтобы не повысить голос. Внутри всё кипело.

— Могу добавить только одно, — спокойствие Светы раздражало ещё сильнее. — Мне нет дела до тебя и твоих проблем. Да, мы хорошо провели время тогда, но мне просто было скучно, нужно было занять себя чем-то. Наши разговоры ничего не значат сегодня, и уж тем более ни к чему не обязывают меня. Тебя — может быть, и ты из-за этого злишься. Но мне, Андрей, всё равно. Не строй иллюзий, перестань искать и ждать меня.

— Зачем ты так, Света? — Андрей поник.

— Чтобы ты уже перестал жалеть себя и начал смотреть трезво на некоторые вещи. Повторюсь, не строй иллюзий. Прощай, мне нужно идти.

Она бросила на него холодный взгляд и вышла. Андрей продолжал стоять на месте, не понимая, что сейчас произошло. Его взгляд упал на стеллаж с чистой посудой. Подумалось вдруг, что было бы очень уместно сейчас разбить её, разнести тут всё, выместить злость и успокоиться.

Андрей подошёл к стеллажу, взял тарелку в руки, рассмотрел её. Сколько раз ему приходилось мыть её, сколько раз приходилось просматривать в холодном свете мойки наличие сколов, чтобы угодить кому-то. Кровь закипала, бурлила внутри подогреваемая обидой и злобой. Андрей выпустил тарелку из рук. Она достигла пола слишком быстро, глухо ударилась и раскололась пополам. За ней последовала ещё одна и ещё одна. Стеллаж пустел, тарелки летели вниз, разбивались на осколки и придавали чувство давно забытой легкости. Андрей входил в раж, с силой швырял тарелки, переходил к следующему стеллажу и продолжал вымещать злость на посуде. За тарелками пошли кружки, соусницы и другая мелочь — всё, что могло разбиться, разлететься на кусочки и дать волю эмоция обиженного и озлобленного человека.

— Что ты делаешь? — в мойку забежал Герман, видимо, услышав шум.

Андрей вздрогнул, посмотрел на друга и с ноткой безразличия ответил:

— Успокаиваюсь, — и бросил очередную соусницу на пол.

— Остановись, — почти приказным тоном проговорил Герман.

Посуда всё продолжала лететь на пол. Весь пол мойки уже был в осколках, а стеллажи заметно опустели. Андрей не думал останавливаться, а присутствие друга даже подзадоривало его.

— Да что же ты делаешь! — уже кричал Герман, — кто за это заплатит?

— Ты как всегда, думаешь об оплате, — с ноткой разочарования сказал Андрей, рассматриваю рисунок на тарелке. — Не переживай, я заплачу.

Тарелка полетела на пол и разбилась на мелкие кусочки. Герман подбежал к Андрею и схватил его за руку.

— Этого бы твоя мама не одобрила, — сказал он, пытаясь остановить друга.

— Не одобрила бы, ага, — спокойно ответил Андрей, — но её нет.

— Но это не значит то, что можно тут все разбивать, Андрей. Идём в зал, там тебя потеряли все.

Посмотрев в глаза друга, Андрей получил ещё большее облегчение. Он почему-то ждал, что Герман не станет его осуждать, а присоединится к нему, и они вместе разнесут тут все. Но Герман был настроен категорически против, а, значит, ничто уже не могло сдерживать. Очередная чашка достигла плитки на полу и разбилась вдребезги.

— Андрей, что же ты делаешь… — Герман отпустил его, отошел и окинул взглядом осколки на полу.

— Увольняюсь, — спокойнее ответил тот.

— Да как ты можешь вообще? — возмущенно Заявил Герман, опускаясь на пол. Он начал собирать осколки, его глаза блеснули злобой и недоумением.

— Легко, — Андрей почувствовал очередной прилив обиды.

— Мы с Дианой столько сделали, я вызвал лучшую смену сегодня — еда, напитки — всё для тебя, и ты платишь мне этим?

— И снова мы говорим об оплате.

Герман молчал. Лишь быстро и злобно дышал.

— Тебе придется долго извиняться за этой. Не только передо мной, но и перед Дианой, и перед шефом…

— Мне все равно.

— Эгоист, — злобно выкрикнул Герман, — как ты можешь так говорить это мне?!

— Это я — эгоист? — возмутился Андрей, — как я могу?

— Не начинай. Я тут, я рядом, пойми, я очень хочу помочь тебе…

— Мне нужна помощь? Или тебя злит моя угрюмость и печаль? Хотя нет, не печаль, а, как ты говорил, «нарисованная тоска».

— Кто тебе сказ…

— Диана мне рассказывала, — перебил его Андрей, — Да, у тебя за спиной попросила меня не грустить в твоем присутствии, потому что тебя это угнетает. Угнетает, — Андрей усмехнулся, — слово-то какое!

— Дианы тут нет, — с нарастающей злостью проговорил Герман, — тут только мы, я и ты…

— Именно, тут, сейчас… А где вы были, когда мне было невыносимо? Где был ты, когда я разрывался от отчаяния? Правильно, тебе не хотелось видеть мою «печаль». А вот она, моя печаль, на полу, нравится? Мне — очень.

— Ты не имеешь права так говорить.

— О ещё как имею, Герман. Я же делал для тебя все. Тебе хотелось чистых тарелок, я их перемывал вручную, ты хотел, поговорить, и я бежал к вам после учебы, работы и болезненных процедур мамы. Ты хотел, чтобы я был весел и жизнерадостен, и я надевал маски, чтобы комфортнее было тебе. Но ты все пропустил, пропустил моё выгорание, опустошение. В том, что сейчас происходит со мной, есть и твоя вина. Важнее же те люди, которые куда проще и веселее, не так ли? Зачем париться над чужими проблемами, когда можно было их не замечать?

— Что ты несешь?

— В общем смысле — правду, в буквальном — разруху.

Он окинул взглядом мойку и почувствовал облегчение. Где-то внутри, рядом с заполняющей злобой начинало зарождаться чувство освобождения. Волнительное до пота в ладонях ощущение разрыва. Андрей больше не хотел видеть Германа, он был не зол, а был разочарован, и это давало больше свободы, чем то, чего изначально хотелось — чувства общности и поддержки.

— Уходи, сейчас же! — отчаянно выкрикнул Герман.

— Знаешь, что Герман? — усмехнувшись, спросил Андрей, — я пожелаю тебе только одного — не быть никогда на моём месте. Ты не вынесешь.

Он с силой кинул очередную тарелку на пол, осколки от удара разлетелись в разные стороны, один из них угодил Андрею в верхнюю часть предплечья. Брызнула кровь, запачкав белоснежную плитку на полу и часть осколков вокруг. Боли не было, чувствовались лишь жар и липкость стекающей крови. Герман испуганно окинул взглядом порез, потом посмотрел в глаза другу и не нашел никаких слов. Андрей, увидев непонимающие глаза Германа, зажал порез рукой и направился к выходу.

— Спасибо тебе, Герман, — тихо сказал он.

На улице он порылся по карманам, достал старый, застиранный платок мамы и прикрыл порез. Хотелось курить и долго-долго идти, куда глаза глядят. Рана болезненно пульсировала, кровь предательски вытекала из-под платка и стекала вниз по кисти. Андрей шел, не понимая даже куда именно.

Не помня себя, он дошел до дома. На остановке снова было людно, вечер был таким же жарким, как и всегда. И только лавочка неподалеку непривычно пустела в тени тополей. Андрей почти перешёл на бег, чтобы успеть занять её. Хотелось курить, остановить кровь и навсегда уехать из этого города.

Присев на лавочку, Андрей почувствовал усталость. Ноги гудели, он прошел почти пять километров от кафе до дома, а кровь все вырывалась из раны. Платок уже стал красным, как и кисть, даже часть закатанной рубашки испачкалась. Порез был серьезным, как оказалось, но думать об этом сейчас не хотелось. Физическая боль, как холодный душ утром, приводила в чувства.

— Снова мы встретились тут, — сказал знакомый голос.

Андрей повернулся и увидел того самого старика, который на днях говорил о голубях и раздавал конфеты. Как ни странно, он был не против компании этого чудаковатого старичка.

— Ой, что это у тебя с рукой? — старик заметил кровь на руке Андрея.

Конец ознакомительного фрагмента.