* * *
Труби, трубач!
Не время медлить!
Заря кровавая зажглась.
Пусть жаркий, гордый голос меди
Перепоет железа лязг.
Труби, трубач!
Ведь не устала
Трубы блистающая медь.
Она так часто уверяла,
Что смерть в бою —
солдату честь.
Труби, трубач!
Ты — знак надежды,
Межа меж миром и войной.
Как Прометей, в руках ты держишь
Осколок солнца золотой,
И в золоте твои седины.
Ты — символ…
Символ?
Так постой!
Ты нотой чистой, голубиной
Останови вот этот бой!
В языческом, кровавом храме,
Сквозь жертвоприношений вой
Встань в алом утреннем тумане
С серебряною головой,
Встань — и запой спокойно, тонко
Про ту, единственную боль,
Которая, дав жизнь ребенку,
Благословляема судьбой,
Про время, что в широком поле
С бубенчиками пронеслось…
Труби, трубач, до кома в горле
До неумело скрытых слез,
Труби, трубач!
Своей трубою
Волнуй сердца ты вновь и вновь.
И в тишине
вслед за тобою
Заплачет скрипка про любовь.
Баллада о нераскрывшемся парашюте
Секунды решили,
что небо — не небо,
а пропасть.
Секунды решили:
полет — не полет,
а паденье.
А сердце-вещун продолжало работать.
Работать
И после того, как окончен был счет на мгновенья.
То был не рассчитанный мертвою формулой штопор.
Была
нисходящая с неба минорная гамма.
А ветер играл исступленно на клавишах ребер,
И тело
летело в потоках рыданья органа.
А солнце казалось застывшими складками грома
И пахло
прощаньем.
И женскою лаской.
И детством.
И мир
надвигавшийся
был
так красив, так огромен,
Что…
Поздно.
Сравнить уже некому.
Незачем.
Не с кем.
И лишь воробьям эта тайна известною стала.
И шумно они принялись меж собой удивляться
Той птице,
что в небе
так мало, так мало
летала,
А после
так долго, так долго
Не может подняться.
