В сборник вошли стихи Артура Арапова, написанные в период с 1990 по 2020 годы. Многие из них являются песнями. Большинство из этих строк хранилось в черновиках и публикуется впервые.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Стихи и песни 1990 – 2020 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
2000 — 2010
А в припеве Весна
Не грусти, дорогая, пусть холодно стало,
Есть у нас впереди ещё тысяча лет!
И у песенки нет ни конца, ни начала,
И пропет только первый куплет!
А в припеве Весна снова будет!
Будут птицы летать в облаках!
И друг к другу потянутся люди
С золотыми лучами в глазах!
И друг к другу потянутся люди
С золотыми лучами в глазах!
Разгулялась зима, замела наше лето,
Но вернётся оно, только ты его жди!
Пусть пропеты слова и второго куплета,
Их у нас миллион впереди!
Автобус
Ах, как много «поп»! жаль, что Музыки мало!
Радио лучше б совсем замолчало.
Но режет слух, от начала
пути до конца.
Всем надо ехать, по воле маршрута,
Пусть в никуда, и пусть из неоткуда,
В старом автобусе, с номером, но без лица.
А люди, зажатые в заднем проходе,
Громко хохочут, одеты по моде…
Видно, давно на свободе
поставили крест.
Давка повсюду, сверху и снизу.
Люди за место грызутся, как крысы!
Ну а кондуктор орёт: «Оплатите проезд!»
Знает один только пьяный водитель,
Куда мы доедем на этом корыте;
Знак он давно уже видел:
«Проезда здесь нет!»
Но, есть ли смысл давить на педали,
Если давно тормоза отказали?
Вот и приехали! Всё! Остановка «Кювет».
А я так устал от досады и злобы…
Выдернуть шнур, надавить на стекло бы!
И убежать из утробы,
Чьё имя — разгул!
Милая, выгляни из под сиденья!
Люк не заклинило — наше спасенье!
Надо бежать нам, пока бензобак не рванул!
Авторучка, тетрадь, кровать
Авторучка, тетрадь, кровать…
Не злорадствуйте, петухи! —
Не мешайте поэту спать:
Он всю ночь сочинял стихи.
На бумаге, сквозь знаки букв,
Виден прочно стоящий дуб.
Лошадь по полю тянет плуг.
Рубят плотники новый сруб.
День в разгаре. Пугая кур
Ребятишки бегут гуртом.
Дед Евлампий, что вечно хмур,
Шлёт улыбки беззубым ртом.
Пёс облезлый встряхнёт башкой —
Оборвётся полёт блохи…
А за рощей, в воде речной,
Девки моют свои грехи.
Артистам
С детства в сердце, светом чистым,
Лишь одну мечту я нёс:
Стать таким большим артистом,
Чтоб уметь смешить до слёз,
Чтобы зрители рыдали,
Растревожены игрой,
Чтобы чувства не сгорали
С повседневной суетой.
Мой отец, что был таксистом,
Колесить меня учил,
Но мечтал я стать артистом,
И мечте не изменил.
Пусть не я играю Лира,
Не обидно мне ничуть,
В пьесе Вильяма Шекспира
И шутом я рад блеснуть!
С миру по нитке —
Нищему рубаха.
Окромя неё мне
Почестей не надо.
Ваши улыбки,
В миг, когда с размаха
Хлопают ладони,
Лучшая награда!
Да, не лёгок труд актёра,
Но, видать, велел нам бог —
Жизнь царя, шута иль вора
Проживать в короткий срок.
Сердце рвётся из под кожи,
Тесно, глупому, в груди,
Знать и на том свете тоже
Роль себе спешит найти…
Пусть не в моде водевили
В наш трагикомичный век,
Сцены хамства и насилья
Взяли бешеный разбег.
Пусть ребята в Голливуде
Скачут по уши в крови,
Я для вас сыграю, люди,
Лучше в сказке о любви!
Чтоб быть истинным артистом —
Было так и будет впредь —
Нужно пламенем искристым
До конца уметь гореть.
Потому, что очень важно
Верить в свет и красоту.
В темноте и чёрту страшно,
Не увидеть в ней мечту.
Ах, боже мой, как пахнет Русью!
«Ах, боже мой, как пахнет Русью!» —
Как говорил один поэт.
А я доил доярку Дусю
Следя глазами ей во след.
Я рос в колхозе, как в колхозе.
Учился жить, стране служил.
Работал на молоковозе.
Но был мне край родной не мил.
Кобыла ржала в чистом поле.
Жужжал в саду пчелиный рой.
Соседки, дуры, чушь пороли
Про то, чем лечат геморрой.
Кузнец Кузьмич храпел в навозе.
Был пьян, и видел сладкий сон,
О том, как сказочные лоси
Ему приносят самогон.
Скотина глину рыла рылом.
Сопливый босоногий шкет
Спешил на пруд с кривым удилом,
С червями — рыбе на обед.
Мне было грустно и досадно.
В сарае хрюкала свинья.
И в тишь и глушь, неоднократно,
От всех бежал, скрывался я.
И там, в тиши уборной русской,
Я грезил, тихо и светло,
О жизни, что не будет грустной,
Когда покину я село.
Село покинул я… и что же?
Асфальт кругом! да та-же грязь.
И всюду городские рожи
Снуют, фырча и торопясь.
Всё! Брошу всё! Домой вернусь я!
И, пьяный, упаду в навоз!
Привет тебе, родная Дуся!
Привет, любимый мой Колхоз!
Ах, вот если б тот, кто воскрес
Ах, вот если б тот, кто воскрес,
К нам обратно спустился с неба.
Сколько б мог сотворить чудес!
Отвернув народ от вертепа.
Все бы сразу пошли за ним!
Все бы вслушались в Его Слово!
Сбросив гнёт вековой возни,
Празднуя Естество Христово!
Но… боюсь, что, скорее всего,
В век наушников от мобильных,
Не услышали бы Его,
Из-за песен своих — дебильных.
Как во все времена, народ
Богохульно бы сеял скверну:
«Посмотрите, какой урод!
Из дурдома сбежал, наверно!»
Может, приняли б за дьячка,
Снаряжённого не по моде,
Что, с утра выпив коньячка,
Заблудил сам себя в народе.
И старушка лишь, глядя ввысь,
Отдала бы последний рубль.
«На, сыночек, опохмелись…»
Помолились бы её губы.
Святый мой, боже,
Что это? Что же?
На свете свету —
Мало ли?.. нету?
Боже мой правый,
Ради забавы,
С неба на миг к нам
Спустись!
Ах, зачем переехал я в город?
Ах, зачем переехал я в город?
Ах, зачем я покинул свой дом?
Здесь по улицам куры не ходят.
И коров не найдёшь днём с огнём.
И петух не орёт спозаранку.
И не хрюкает боров в хлеву.
Ах, зачем я не слушался мамку?
Ах, зачем бестолково живу?
Время здесь очень бешено мчится.
Вспомнить некогда, как я любил…
И с крыльца ночью в темень мочиться,
И упасть на соломы настил,
И по полю бежать тёплым летом,
И ромашки срывать на бегу…
Самогонки напившись с соседом,
Поваляться с соседкой в стогу…
Расплясавшись босыми ногами,
Я, бессовестный, навеселе,
Как хотел бы опять, с песняками,
Погулять по родимой земле!
Ах, как тошнит от чёртовой икры!
Ах, как тошнит от чёртовой икры!
И антрекоты застревают в горле!
Противны мне шампанского пары!
Столов фуршетных не желаю боле!
Берёзы
Выйду в чистое поле я
где пахнет колосом,
Где природа всегда
так душевно светла,
Встречу пару берёз,
и спою тихим голосом
Им о том, что любовь
ещё не умерла!
Закивают мне в такт
головами Кудрявые,
И поймут мою песню
они всей листвой.
И не будут смеяться,
как люди лукавые.
И не вымажут песню
мою клеветой.
Невозможно не жить!
и любить есть желание!
А без песни нет жизни,
как счастья без слёз.
Если трудно найти
у людей понимание,
То всегда его можно
найти у берёз.
Василий
Кого б вы не спросили,
Ответят точно вам,
Что Иванов Василий
Врагам не по зубам.
Врагов Василий мочит
В сортире день и ночь.
И очень, очень хочет
Он Родине помочь!
Враги под самым носом,
Что негде шаг ступить.
Их даже дихлофосом
Уже не уморить!
Рыдает баба Люба,
А с ней и дед Семён:
«Ох, сколько душегубов!
Ползут со всех сторон!»
Вот вырастет Василий,
Вот станет он большим,
И от врагов России
Останется лишь дым!
Ну а пока что рано,
Он мал и не силён.
Усатых тараканов
В сортире мочит он.
Полсотни в унитазе,
И в ванне сотен пять.
Ни одному от Васи
Врагу не убежать!
Вдоль дороги
вдоль дороги собачьи трупы,
и кошачьи, конечно, тоже.
нет, стихи я пишу не грубо,
просто это — стихи без кожи.
режу правду — дурак, наверно.
умный мажет одни красоты.
я пытался — выходит скверно,
как обычно у всей босоты.
мог бы тоже рвать звёзды с крыши,
видя в плоскости, не в объёме,
нос задрав, даже неба выше,
сидя в тёплом уютном доме,
да живу посреди помойки
(не назвать мой район иначе).
отработав, дойти б до койки:
здесь народ день и ночь ишачит.
тугобрюхий заметит критик,
что в стихах моих стимул низкий.
что ему, что я весь в них вытек,
он в ударе от Жанны Фриске.
да, у членов из их союза
по три высших образованья.
к дипломантам, конечно, Муза
чаще бегает на свиданье.
мальчик выскажется ретивый
мол, нет смысла в подобной «пьесе».
он Поэзии моей вшивой
не поймёт и с бутылкой пепси!
ищет Музу он в Интернете.
для меня же всё очень просто:
прижимаясь спиной к планете,
обращаюсь глазами к звёздам.
сыпет мыслями мирозданье.
яркость звёзд и планет далёких.
и, хоть всюду и пахнет дрянью,
я дышу, всем объёмом лёгких.
Вдруг, нежданно, случилась зима!
Вдруг, нежданно, случилась зима!
Снег упал, прямо с неба под ноги!
И засыпал, весьма и весьма,
Всё вокруг — норы, дупла, берлоги…
И, в курятнике, стадо курей
Горько плачет, рвёт перья друг другу!
Передали им, из «Новостей»,
Что зимой будет зимняя вьюга!
Предвкушая собачий мороз,
Вперемежку с собачею стужей,
Тузик в будке поджал уже хвост,
А с хвостом, так же лапы и уши.
Васька кот схмурил брови, зачах.
И уже замурлычет не скоро.
Бродит, прячется только в кустах,
Сдуру метит чужие заборы.
Чёрной кляксой, чернее всех туч,
Вон, ворона грустит на берёзе,
И не каркает — воздух колюч,
А сидит в скособоченной позе.
Лишь в хлеву громко хрюкает хряк.
Жрёт помои и весело чешет
О корыто свой грязный пятак.
И не знает, что скоро зарежут…
Бабка Клава накрыла на стол
(дед — любитель поесть спозаранку).
Лук, да яйца, да каши котёл,
Чайник с чаем, да хлеба буханка.
Загостился у них их внучёк,
Сын их старшего сына — Илюшка…
— Лежебока, вставай! Видит бог,
От тебя уж устала подушка!
Так, шутя, дед Степан голосит.
Бабка Клава в ответ: — Не бухти же!
Лучше, пусть его, малость поспит!
Всё в избе хоть немного потише!
Но Илюша услышал, привстал,
Полусонно глаза потирает.
— Ох… чего-то, и впрямь, переспал…
Щас… встаю… — потянулся, зевает.
— Ну, чё? дед! Похмелиться б, чуток…
Говорит внучек деду Степану.
Дед:
— Эх, Илья! Двадцать пятый годок!
А мудришь всё, то сдуру, то спьяну.
Помнишь хоть, что вчера учудил?
Вёл какие-то дикие речи!
И дома посносить всем грозил!
(Вон, заборы вокруг покалечил).
И соседку, Маруську, в сенцах
Запер… Что уж ты там с нею делал?
Только выскочила, вся в слезах,
Да, к тому же ещё, с голым телом!
А отец у неё то — кузнец!
Прибежал с молотком, разбираться!
Вот и всё, мол: Илюхе — кабздец!
Да — куда там! — с тобою тягаться!
Ты схватил вон, за низ, табурет,
Да надел кузнецу, вместо шапки!
Помнишь? Нет? Ну, понятно, что нет…
Пьян был, в стельку! спроси, вон, у бабки.
Бабка:
— А когда участковый прибёг,
Запер ты бедолагу в сарае…
А сарай то тот, взял, и поджёг!
Вон, смотри, до сих пор догорает…
— Что ж, — Илья говорит. — Я, сейчас,
Уже должен домой возвратится.
Загостился я, что-то, у вас.
Знать и честь надо, как говорится.
Щас, вот, опохмелюсь лишь чуток,
Соберусь, и поеду! Поеду!
Дед:
— Ты твердишь так десятый денёк!
Да и спирту уже больше нету.
Илья:
— Ух, ты! Так за окошком — зима?!
Я же, вроде, приехал к вам летом…
Так не долго сойти и с ума!
Всё! Пора на вокзал, за билетом!
Дед:
— А Маруське то, что передать?
Бабка:
— Да и бате её, что в больнице?
Обещал ты её в жёны взять!
Дед:
— Кто теперь на ней станет жениться?!
Илья:
— Да ведь я… это… вроде, женат!
Мне жена родила летом сына!
Я и ехал к вам (сильно поддат),
Чтобы вас пригласить — на крестины!
— Ах! — воскликнул и сел дед Степан.
— Ох! — воскликнула вслед бабка Клава.
Дед:
— Ну, Илюшка, ты и хулиган!
Бабка:
— Значит, прадеды мы?! Богу слава!
Дед:
— Ну-ка, бабка, тащи бутылёк!
Бабка:
— Я не бабка теперь, а прабабка!
Дед:
— Да, теперь у нас есть правнучёк!
А Илюша наш, стало быть, папка!
В двери стук. Отворили. Вошёл
Старший сын бабки с дедом… и… взвизгнул:
— Гришка! Ты тут?! Сопливый щегол!
И сюда уже нос свой протиснул!
Дед:
— Гришка?!
Отец:
— Гришка!
Бабка:
— А как же Илья?
Отец:
— Он во Флоте. Ещё год прослужит…
А вот этот — жульё из жулья! —
Друг! с которым давно он не дружит!
И подругу у сына увёл!
Соблазнил! Обрюхатил! И бросил!
Всё к чужим норовит сесть за стол!
Сам от армии третий год «косит»!
Снова стук. В двери входит кузнец.
Шея в гипсе, весь лоб перевязан.
Говорит: — Вы — Илюхин отец?
Отец:
— Я — Илюхин отец! Чем обязан?
Кузнец:
— Вот! Возьмите назад табурет!!!
И, с размаху, кузнец табуретом
Перепортил «отцу» весь портрет!
И портрет больше не был портретом…
— Будешь знать, как уродов плодить! —
Произнёс он, и скрылся мгновенно.
Гришке было ль момент упустить?
Мыслил быстро он и современно!
Хвать, в охапку, еду, бутылёк,
Шубу, шапку и валенки чьи-то…
Прыг! да скок! за порог! и убёг!
Где отыщешь теперь паразита?!
В каждом знаке узнавая значение
В каждом знаке узнавая значение,
Слыша слово видеть звук — вот что важно!
Этот свет — не просто мировоззрение.
Этот шар — не просто глобус бумажный!
За любою буквой — сущность земная.
Человеческие радости, беды —
Всё, чем полнится планета живая.
Не забыть бы, вечно помнить об этом!
Владимиру Семёновичу Высоцкому
(прошу простить за некоторые «недодумки», обстрагивать некогда… очень хочется запустить сегодня… впоследствии, возможно, преобразим…)
В день Татьянин был он
Да в год тигра рождён.
Оба воздух мы — по гороскопам.
Да и я, как и он,2
И мой дед был Семён.
А Семён значит — слышимый Богом.
За окном кутерьма.
Да в сугробах зима.
Но сегодня, в его день рожденья,
Обуздав жизни прыть,
Сядем мы покурить,
Да попеть свои стихотворенья.
Засидимся вдвоём.
Да друг другу споём,
Про людской непокой, под гитару.
За весёлым словцом,
Разобьём в горле ком
Первачком, тем, что с пылу да с жару!
Семиструнку струня,
Заиграет звеня,
Запоёт — разорвёт душу в клочья!
Я в ответ на шести
Прозвеню — не грусти!
О свече, что поёт тёмной ночью!
Да, в год тигра был он,
В день Татьянин рождён…
Моей матери имя — Татьяна…
Совпадений закон?
Или божий резон?
Только, факт это всё, как ни странно…
Эх, ты Русь — свята мгла!
И темна и светла…
В високосный год — солнце высОко…
В сорок два — жизнь прошла.
Новой датой легла
Смерть Поэта…пророка… до срока…
Вначале
Вначале было Слово.
И Слово было — Бог.
Потом того, кто говорил, распяли.
А где найти второго?
Такого, чтобы мог
Так исцелять от боли и печали?
Потом кричали долго:
«Распяли не того!»
И всё окрест крестя крестом Христовым,
Кровь пили втихомолку,
Да ели плоть Его,
Торгуя Его именем и Словом.
Но не пора ли боль
Распятую унять?
Воскресшую любовь
На сердце наваять.
И, наконец, живым,
Живым Его узреть,
Что бы пойти за ним
На жизнь, а не на смерть.
Чем глубже в сердце рана,
Тем и острей любовь.
Как заповедь пусть наполняет души:
Не притворись бараном,
Не ври и не злословь,
Укрась крестом внутри, как и снаружи.
Вот ведь жалость!
В понедельник ли, в среду,
Шёл по улице где-то
Человек неизвестный
И, возможно, не местный.
Вдруг подул сильный ветер!
Раз, второй раз, и третий!
И сорвал с него шапку.
Превратил её в тряпку.
И заплакал прохожий:
«Что же делать мне, Боже?!
Ведь в той шапке осталась
Голова… Вот ведь жалость!
Вот обернуться б лёгким ветерком
Вот обернуться б лёгким ветерком,
Ну а потом медовый аромат
Всех полевых цветов внести в твой дом,
И на тебя накинуть, как наряд!
И претвориться солнечным лучом,
И всем теплом, проникнув в щель меж штор,
Твоё окутать утро светлым сном,
Раскинув над тобой лесной простор!
Берёзы, ели, тополя…
И, рой пчелиный веселя,
Среди бегущих вдаль ручьёв,
Растут, поют поля цветов!
Я повалю тебя в траву.
Пусть хулиганом прослыву
Пред стаей бабочек, стрекоз,
Защекочу тебя до слёз!
Как заблудиться рад я в тополях.
В рассветных снах зелёного шатра.
И, растворившись на твоих губах,
Забыться в лёгкой нежности утра!
И расплескаться каплями дождя,
Что, упадя на мир, отмоет грязь,
Затем, чтоб ты могла в нём жить шутя,
И радовалась, красоте дивясь!
Ковыль, осока, камыши
Плетут мелодию души.
Ползут по телу муравьи.
Не бойся их — они твои!
Я повалю тебя в траву.
Пусть хулиганом прослыву
Пред стаей бабочек, стрекоз,
Защекочу тебя до слёз!
В парке старом пустом
В парке старом пустом
Я, когда-то, гулял.
Вдруг, виляя хвостом,
Он ко мне подбежал.
Был он рыж и лохмат,
И на вид очень мил,
И его светлый взгляд
Сразу я полюбил.
Проглотив бутерброд,
Тот, что я ему дал,
Он так скорчил свой рот,
Как спасибо сказал.
Тут и понял я вдруг,
Что теперь у меня
Есть мой преданный друг,
Что родней, чем родня.
Как кружил листопад!
В парке старом пустом!
Где, смеясь невпопад,
Мы кружились вдвоём.
Это было давно,
Не вернуть жизнь назад,
Но забыть не дано
Мне его светлый взгляд.
Я с уроков сбегал,
И обед ему нёс.
Он всегда меня ждал
Возле пня у берёз.
Мокрым носом своим
Он меня целовал.
Так был счастлив я с ним,
Что про дом забывал.
Провожал до берёз
Он меня, всякий раз,
И прощанья без слёз
Не случалось у нас…
И, конечно, домой
Я б его пригласил,
Только папка мой злой —
Он б его не впустил.
Всё что на Земле — от Христа
Всё что на Земле — от Христа.
Лишь дурное от Сатаны.
И мечта, не просто мечта,
Ведь мечта — она от весны.
Не бывает моря без дна,
Так что, бога зря не гневи.
И весна, не просто весна,
Ведь весна — она от любви.
Что ж ты хмуришь, милая, бровь?
А не любишь, так и скажи.
Ведь любовь, не просто любовь,
Ведь любовь — она от души.
А душою жить не дыша
Смысла нет, видать не спроста,
Ведь душа, не просто душа,
Ведь душа — она от Христа.
В цветочном магазине было пусто
В цветочном магазине было пусто.
На первое свиданье без цветов?!
О, боже! Что же делать? Вот конфуз-то!
По снегу ковыляя меж домов,
Вдруг, слышит: «Розы ищите, мужчина?»
Он вздрогнул. Голос вновь из темноты:
«Ведь, это Вы шли, вон, из магазина,
Что за углом, с названием «Цветы»?»
— Да, я… Зимой, увы, найти — проблема!
Мне — позарез! — букет живых цветов.
«Я, здесь, выращиваю хризантемы
И розы… рядом… через пять домов».
— Идёмте же! Скорей! Не опоздать бы…
Уже заждались, чувствую, меня!
«А вот уж и забор моей усадьбы…»
— Чёрт! Как темно! «Да, свету нет три дня!»
Вошли во двор. — А что же, света нету?
«Да провода стащили, на цвет. мет…»
— Вот сволочи! «Да… Сжить бы их со свету!
Вам попышней букетик? али нет?»
— Да, попышнее! Сколька я вам должен?
«Пятьсот рублей» — Пятьсот?! За пять цветков?!
Чтоб заработать, лезешь, вон из кожи!
У вас что? Поголовно без мозгов?!
Сто! Сто рублей! На больше не надейтесь!
«Да я растила их почти что год!
На сто рублей, идите — вон — напейтесь!
…Ещё орать тут будет! идиот!»
— Ах, ты… змея! барыга! тунеядка!
Ну и оставь себе свои цветы!
«Да чтоб ты здох! Да чтоб жилось не сладко
Тебе, покуда не издохнешь ты!!!»
И в темноте, крича, вцепясь друг в друга,
Летят! Теплица — в клочья! Клумбы — в пух!
«Козёл!» — Коза! «Баран!» — Овца! «Пёс!» — Сука!
«Сорняк! Репейник!» — Резеда! «Лопух!»
…Сбежал! Весь дранный! Нет одной штанины!
Покусан галстук… На носу — ушиб…
Рукав — в рваньё! На шапке — куст малины!
Из башмака торчит от розы шип!
В ближайшей лавке с горя выпил пива.
Потом, по нарастающей, вина
И водки… и, уже вполне счастливый,
Вдруг, вспомнил: «ведь, меня же ждет Она!»
— Иду! Иду! К чему все эти сопли?!
Я сам — букет!!! Итак… Бегу! Бегу!
И побежал! Забыв про страшный облик.
И полетел! Сквозь зимнюю пургу.
Она ждала! Там, где и назначалось.
— Простите! — он взмычал. — Я без цветов…
В её глазах была любовь и жалость.
А под глазами… Туча синяков!
«О, нет! Цветов не надо!!! Что вы! Что вы!
Пообещайте, на своём веку,
Мне о цветах не проронить ни слова!
О них теперь и слышать не могу!!!»
Они от счастья оба были пьяны!
И вскоре, вместе зажили — семьёй!..
Вот так бывает в жизни, как ни странно,
В провинциях объятых темнотой.
Глупая бессонница моя
Глупая бессонница моя,
Что же ты вредишь опять глазам?
На кого обиду затая
Разучилась спать ты по ночам?
Иль сошёл с ума я по весне?
В суете пустых мирских забот,
Видя, как созвездья в вышине
Посыпают златом небосвод.
Сколько раз я их пересчитал!
Только что-то, вдруг, произошло-
Словно кто-то полночь разорвал:
Стало всё вокруг светлым-светло!
И, среди созвучья тишины
С этой, нереальной, новизной,
Мне явилась Ты, как часть страны,
Что на карте не найти Земной!
Ангел с грустными глазами
Прилетел ко мне сквозь ночь.
Белоснежными крылами
Разгоняя сумрак прочь!
Белоснежными мечтами
Окрыляя мою жизнь…
Ангел с грустными глазами,
Улетать не торопись!
Глупая бессонница моя
Расплескалась радостным дождём!
Об одном теперь мечтаю я,
Чтоб не оказалось счастье сном…
Дай тебя, покрепче, обниму!
Я хочу сберечь твоё тепло!
Пусть на карту нанесут страну-
Ту, где от любви светлым-светло!
Глядь, и вылупится стишок!
Мне дано исписать тетрадь,
Закатавшись в причуды рифм.
Но с тоскою не совладать —
Эта догма стара, как Рим.
Проживаю не знаю что.
Все прикрасы затёр до дыр.
Что Пегас мне, что конь в пальто!
Музу прячу в бачок, в сортир.
Как пойду (мол, справлять нужду),
Отхлебну из горла глоток —
Раскимарюсь, сижу и жду…
Глядь, и вылупится стишок!
Горсть грусти гнездовьем звёзд
Горсть грусти гнездовьем звёзд
Рассеяна по росе.
Проймусь, прослезясь насквозь,
Сим зельем, от сель до сель.
Кресс-космос косматых трав
Щекочет кольчугу чувств!
С утра, задарма, нутра
Лачугу лучом лечу.
Парит параллелограмм
Челночно-чердачных чуд!
Буровит Альдебаран
Заоблачную парчу.
Речистость рябых ручьёв
Алкают гурьбой миры.
Венчают учить ничьё
Посланцы иной ноздри.
Строча за строкой строку —
Нетленной вселенной тлю —
Дар берега берегу!
Люблю! Люд любой люблю!
Грязь в квартире, как в сортире
Грязь в квартире, как в сортире,
Корку таракан грызёт,
Рожи ржут в телеэфире,
Разорвал рот бутерброд.
Кривоногая уродка
Крекер хрумкает кряхтя.
Старичок, тряся бородкой,
Чертыхается пердя.
А в деревне всё в порядке!
Куры каркают, скворцы…
Хрен дуром растёт на грядке,
Помидоры, огурцы!
И рогатая Бурёнка
Куролесит до утра!
Срок придёт — родит ребёнка!
Пир горой! Кричи «ура-а-а!»
Да будет так. акростих
Добрый день! А как иначе?!
А иначе и никак!
Бог сегодня не заплачет!
Улыбнись, Иван-Дурак!
Дарит праздник день воскресный!
Ели Свет из речки пьют!
Там, над рощею чудесной,
Трель по ветру птицы льют!
Ах, как солнцу в сердце тесно!
Как прекрасен день воскресный!
Давайте на прямоту
Давайте на прямоту —
Оставим нелепый лепет! —
Что б виделась за версту
Суть правды, как туча в небе.
Приспела пора взрослеть —
В естественном смысле корня! —
Иначе, природы плеть
Сметёт нас, как пыль с ладони!
Что вся эта пестрота,
Напыщенность, показуха,
Когда поглотит вода
Весь мир наш, как лужа муху?!
Не верить, пока есть срок,
Иллюзиями питаться,
Приятно… Но, видит Бог,
Планета одна лишь, братцы.
Давным-давно, когда я был Ньютоном
Давным-давно, когда я был Ньютоном,
Ты яблоком упала мне на темя.
Свалились мы под яблоню со стоном,
Но ты сказала: «Нет! Ещё не время!»
Не помню, что случилось, но в итоге
Открылись мне великие науки:
Я понял, притяженье там, где ноги
Твои мои притягивают руки!
Купаясь в ванне, пел я про Ларису,
Овал лица Ларисы воспевая,
И не заметил, как соседа снизу
Залил водой! — Оказия какая!
Но я не буду цацкаться с соседом!
Кто он такой?! Куда посеял семя?!
Меня — Века запомнят Архимедом!
Его — лишь Тузик, да и тот на время.
Да, я не Пушкин — это факт
Да, я не Пушкин — это факт.
Печальный факт, но что поделать!
Писал стишки я, так и сяк,
Вот только Муза мне не пела.
Я выпил с горя, как-то раз…
И утром встал, и обнаружил,
Что у меня подбитый глаз,
И нос… И выбит зуб к тому же…
Со мною рядом — боже мой! —
Лежит какая-то уродка.
Кривые ноги, глаз косой,
Воняет пивом и селёдкой!
— Ты кто? — спросил в испуге я.
Она, беззубо улыбнувшись,
Сказала: — Муза я твоя!
Садись, пиши! Пиши и слушай!
Я буду петь! — и начала.
И я бы помер в то же время,
Когда она бы не ушла
Забрав с собою моё семя…
О, да! Вы вправе, знаю я,
Сказать, что стих мой грязи ниже.
Но, с музою моей, друзья,
Навряд ли красочней напишешь.
Девушка Ночь
В платье сверкающем стразами звёзд,
С видом мечтательным — фея точь-в-точь —
Что-то мурлыча тихонько под нос,
Ходит по улицам девушка Ночь.
Переполняясь её глубиной,
Чувствуя сущность такою, как есть,
Хочется в ней раствориться душой,
В чём-то незримом приют приобресть.
Ноги торопятся из дому прочь.
Жадно глаза бороздят пустоту.
Вдруг натыкаясь на девушку Ночь,
Вмиг замираешь, поверив в мечту.
Пахнут ладони её тишиной.
В странной улыбке, в углах её губ,
Столько загадок, что страшно порой.
Жаль, что минуты так быстро бегут.
Девушка Ночь скрыла брошку-Луну,
Чтобы глаза не слепила она.
В бархатном шлейфе её утонув,
Город укутался таинством сна.
Встретится взглядами просто невмочь!
До неприличия хочется жить!
Вот бы позволила девушка Ночь
Хоть до подъезда себя проводить!
А проводив, и сказав ей «пока»,
И не рискнув напроситься на чай,
К тайнам её прикоснувшись слегка,
Поцеловать её вдруг невзначай.
Вспыхнет румянцем рассвет на щеках.
Губы прошепчут: «к заре не ревнуй!»
А на душе, как на новых стихах,
Счастьем незримым её поцелуй.
Девочка
Девочка — пирсинг в пупочке,
В бледно-зелёных очках,
Попа в коротких порточках,
Палочки на каблучках.
С грудью, размера скелета,
С ветром в головке пустой.
В красных губах сигарета,
Бычье кольцо под ноздрёй.
В левой руке — руль машины,
В правой руке — телефон…
Чудо с реальной картины —
Страшный уродливый сон.
Девчонка
Осенней ночью под Луною
Давно все спят и видят сны,
А мне не спится, ведь тобою
Все чувства порабощены.
Обняв гитару, гриф лаская,
Прижавшись к дереву спиной,
Опять пою тебе, родная.
Услышь меня сквозь сон ты свой!
Девчонка.
Услышь скорей, как плачут струны на гитаре!
Ведь стали ночи холодней у нас в Самаре.
Допелся я до хрипоты.
Как те несчастные, дворовые коты.
Девчонка.
Ты принца ждёшь, а он не скачет,
Сломалось, видимо, седло.
А у меня душа всё плачет
И рвутся струны, как на зло!
Я знаю, я не принц из сказки,
И ты вольна меня прогнать.
Но без твоей помру я ласки.
И потому приду опять.
Девчонка…
Оставить глупую затею
Давно пора — твой дом забыть.
Ведь ты не хочешь стать моею
И не спешишь окно открыть.
Пока тебе пою я песни,
Во сне с другим ты на коне.
Даря душе моей болезни.
И не даря надежды мне.
Девчонка.
Услышь скорей, как плачут струны на гитаре!
Ведь стали ночи холодней у нас в Самаре.
Допелся я до хрипоты.
А твой сосед меня облил ведром воды.
Девчонка.
Для чего предназначено нам
Для чего предназначено нам
Обрастать в суете толстой кожей?
Чтоб в себе своё «я» изничтожить,
Превращая хорошее в хлам.
Для чего предназначено нам
Понимать всё, когда уже поздно?
Ко всему относиться серьёзно
И прислушиваться к небесам.
Для чего предназначено нам
Умереть, чтобы снова родиться?
Человеком ли, зверем ли, птицей,
Как дождям, как весенним ручьям.
Долго-долго
Серым цветом, осени в угоду,
Крыла небо полоса невзгод.
Завывал наш пёс на непогоду
И вздыхал сквозь сон на печке кот.
Выпал снег. Застряли дни в печали.
У окна, сверля глазами даль,
Потихоньку их мы коротали
Грустью песен, как сама печаль…
Долго-долго, целые века,
Жили мы в зиме.
И, казалось, не пройдёт тоска.
И утонет мир во тьме.
Вырастали за окном сугробы,
Заполняя бледностью пейзаж.
Равнодушно, без особой злобы,
Стерегла нас грусть, как грозный страж.
Вспоминая лета комплименты,
Ты порой садилась за рояль.
Я тебе дарил аплодисменты.
Заглушал их вьюгою февраль…
Долго-долго, целые века,
Таяла зима.
И, казалось, не пройдёт тоска.
И сойдёт весь мир с ума.
Долго-долго пряталась весна,
Обходя наш дом.
Знала ли, беспечная, она,
Как давно её мы ждём?!
До чего же глупо получилось
До чего же глупо получилось.
Я и не мечтал попасть впросак.
Мне казалось, ты в меня влюбилась.
Оказалось всё совсем не так.
Оказалось, это посмеялась
Надо мной проказница весна.
И так просто ты мне открывалась,
Оттого лишь, что была пьяна.
А я тебе всё песни пел
И рвался всем нутром наружу,
Стараясь разом всё что есть излить.
А я так искренне хотел,
Хотел тебе открыть всю душу,
А ты хотела просто мужу изменить.
(а ты хотела просто мужу отомстить).
До чего же глупо получилось.
Мне казалось, вот оно — моё!
Ты мгновенно в жизнь мою вселилась,
И разбила в тот же миг её.
И разбила то, что подарила
Нам одна чудесная звезда,
Та, что так загадочно светила,
Как светить не будет никогда.
До чего же глупо получилось.
Правда, получалось и глупей.
Видел я, как солнце закатилось
За края страны души моей.
Ночь исчезла, с ней и ты в тумане.
И остался день, такой пустой,
Как забытый остров в океане
Жизни переполненной тоской.
До чего же день хороший!
До чего же день хороший!
Я иду по тротуару.
Как и все, простой прохожий,
Но в руках несу гитару.
Я пою про всё на свете,
Про ходьбу дорогой длинной,
Про любовь к своей планете,
Про любовь к своей любимой!
В лужах солнца свет искрится,
И купаясь, так беспечно,
Расчирикались в них птицы…
Ну и что, что всё не вечно?!
Я иду, воспоминанья
От себя гоню пустые.
Не смутит моё сознанье
В этот день тоски стихия!
И пускай, в карманах пусто,
Полон дух духовной жаждой.
В сердце чувствую я чувство,
С каждым вздохом клетки каждой.
Знаю я, моя планета,
В жизни смысла есть немало,
Если есть ещё всё это,
Чем любовь всегда дышала!
Духовное телом тиская
Духовное телом тиская,
Стезю вопрошаю робко я:
Не низко ли, видя близкое,
Судить свысока далёкое?
Коль выколот впрок глаз времени,
Поведай, нужда-провидица,
Набравшись мочи терпения,
На чём смысл быти зиждется?
Душой компании считалась
Душой компании считалась
Она среди своих друзей,
Но время шло тоска сгущалась
Тяжёлой тучею над ней.
Одни и те же разговоры.
Пустого смеха перезвон.
А по ночам, во тьме, просторы
Так манят вдаль за горизонт!
Быть может, солнце поутру
Сумеет что-то предложить.
И станет ясно как прожить,
Не растеряв себя в миру.
И станет ясно как прожить!
Душой компании считалась
Она среди своих друзей,
Но вот всё чаще оставалась
Наедине с мечтой своей.
Да много ль надо человеку?
Порою, пара светлых снов —
И зимнем утром из-под снега
Пробьётся явь живых цветов.
И сразу солнце поутру
Сумеет что-то предложить.
И станет ясно как прожить,
Не растеряв себя в миру.
И станет ясно как прожить!
Если солнце войдёт в Слово
Если солнце войдёт
в Слово,
И оно оживёт
Снова,
И прольётся дождём
В память,
Значит снова начнём
Таять.
И когда мы поймём
Это,
Непременно придём
К Свету,
И откроется храм
Правды,
А чего ещё нам
Надо?
Будут Жизнь и Любовь
Вместе!
И наполнятся вновь
Песни
Глубиной между строк,
Счастьем,
Над которым лишь Бог
Властен!
Исцеленье дарить
Слаще!
Только Солнцем будить
Спящих!
Только Песней терзать
Души!
И, конечно, дышать
Глубже!
Если просто унять свои мысли
Если просто унять свои мысли,
И отбросить всё то, что извне,
Приоткроется дверь вечных истин,
В оглушительной тьмы глубине.
За стеной разношёрстного мира —
Только солнце, вода и земля,
Небо в звёздах и ветер проныра.
Остальное — иллюзии для…
За стеной устоявшихся «знаний»,
Предрассудков, что правят наш быт —
Мир естественный, брошенный нами.
Мир, что нами в быту позабыт.
Есть за чёрным забором
Есть за чёрным забором,
Да за гранью беды,
Дом, покрытый позором,
Что черней черноты.
Кто-то чёрный и гадкий,
И лишённый мозгов,
Там смеётся в припадке,
Да под вой чёрных псов.
В огороде — садочке,
Где зловонье да грязь,
Всё растут не цветочки,
А лишь всякая мразь.
Что ни плод, то червивый,
Да изгнивший на треть,
Что ни день то тоскливый,
Только лечь — помереть.
Ночью чёрною как-то,
Да напившись притом,
Что же я за дурак-то,
Что вошёл в этот дом?
Я ворвался без стука,
Словно ветер внесся!
А в том доме… старуха…
В чёрном трауре вся…
Как она говорила,
Даже вспомнить смешно:
«Я тебя схоронила,
Схоронила давно.
Отмолила, отпела…
Что же ты не усоп?
Довершить надо дело;
Ты ложись, вон твой гроб».
Горлом, рванным до рвоты,
Выйдя из забытья,
Я кричал: «ведьма, кто ты?
И зачем тебе я?».
Правда перерождений
На сюрпризы скупа…
«Это — я, твой злой гений-
Мне сказала судьба.
— Ты был молод и весел,
Аль забыл средь гульбы,
Как себя сам повесил
Ты на шею судьбы.
А потом стал перечить
И другим и себе,
Чтобы путь изувечить
Непутёвой судьбе…
И бродил ты, бродяга,
Да бродил «на авось»,
И не сделал ни шага,
Чтоб с душою не врозь.
Свет сомнением мерил,
Правду продал за ложь,
Черноту ты посеял,
Черноту и пожнёшь.
А я была молодою,
И красивой была,
Но твоею бедою
Всю себя извела.
И седа и больна я,
И сыта лебедой,
Знать, судьба мне такая,
Быть твоею Судьбой.
Я, конечно, опешил,
Но, зубами скрепя,
Я сказал: «Я не вешал
Ничего на тебя!
Обозналась ты, бабка,
Я с тобой не знаком.
Я набрался, порядком,
Да и спутал вот дом.
Это мне не приснилось
(Хоть и было в бреду),
Правда в сердце вонзилась,
Обличая беду.
Ты играй перебором,
Да ложись на лады,
Не встречайся с забором,
Что черней черноты…
Жил с тоской, совсем тоску не любя
Жил с тоской, совсем тоску не любя,
А любя любовь — до скрипа в мозгу! —
Вдруг, взглянул со стороны на себя,
И увидел — не себя, а тоску.
Поливал нутро горячим, с лихвой,
Всё старался разогреть, разживить.
Стал, в борьбе с самим собой, сам не свой.
И вернулся вновь к тоске — слёзы лить.
Да когда же разум боль победит?!
Да когда же мудрость станет смелей?!
И проснётся тот, в котором бог спит?
И осветит это царство теней?
Жил с бедою, ненавидя беду.
Прогонял её метлой со двора.
А она в ответ: «Да я то уйду.
Так ведь, всё одно, не будет добра»…
Так мечтал податься вслед за мечтой!
Той, которую давно отпустил.
Спать ложился, то с бедой, то с тоской.
Да, на пару с горем, горькую пил.
Так и жил бы — кое-как, кое с кем.
Песни пел, да слёзы пил по ночам.
Да устал уже, видать, от делем,
И прислушался к неслышным словам:
Хочешь мира, значит, в мире живи.
Хочешь по добру, не зли злого впредь.
Хочешь быть любим, доверься любви.
Хочешь быть согретым, сам учись греть!
Завтра
Завтра будет всё хорошо.
Будет солнце присутствовать в каждой минуте.
Распахнём мы окно, а за ним так свежо.
И повсюду, повсюду счастливые люди.
Завтра будет праздник у нас.
В этот день, как когда-то, сердца вдруг забьются.
И окрасится мир светом праздничных глаз.
И любимые губы тебе улыбнутся.
Завтра сгинет время утрат.
Птичий хор нас разбудит весеннею песней.
Снег растает, вернув городам их наряд,
И давно позабытая радость воскреснет.
А пока, ты пока не грусти
О напрасном сегодняшнем дне.
Нам должно всё равно повезти
В этой, Богом забытой стране.
Задушевная вша
Что же делать? Как же быть? Подскажи!
Ни в душе, ни за душой — ни шиша.
Как единая наличность души,
Копошится задушевная вша.
Мимо мчатся стаи шумных машин.
От нехватки кислорода тошнит!
Хорошо бы приземлиться в тиши,
Да вот снова парашют барахлит.
Кончатся пророчества
Чем? — вопрос не в кон.
Ободрали дочиста
Всё, со всех сторон.
По большому счёту, жить не спеша —
Есть, наверное, такой вариант.
Но привычней, как лещам в камышах,
Добывать себе с крючка провиант.
Строим замки из песка по Фен-Шуй,
С положительной энергией Ши,
Но, по правде говоря, я скажу,
Задолбали задушевные вши!
Что же делать? Как же быть? Подскажи!
Говорят ведь, «сверху Богу видней».
Как по правильному век свой прожить?
Научить хорошим мыслям детей?
И не нужно мне давно ни гроша,
О немыслимых вещах не прошу.
Собирая с неба звёзд урожай,
Задушить бы задушевную вшу!
Закрываю глаза, и вижу
Закрываю глаза, и вижу
Как эфир, расщепляет атом,
Концентрацией мысленной жижи.
Квант за квантом. Квант за квантом.
Записки тёти Клавы
***
Как ходила поутру я на пруд.
Как удила карася я удой.
Добрый Бог вознаграждал тяжкий труд:
И кормила я детишек ухой.
В лес на гору лезла я, по грибы,
Поклонялась мохноногим дубам.
И вела меня тропинка судьбы
По пятам ребят-опят по пенькам.
Набирала яблок полный подол.
Созывала домочадцев к столу.
Накрывала белой скатертью стол.
И крестилась на иконку в углу.
***
Душу выплесну, как скорбь, своим стихам,
По весне вновь выйдя из забвения.
Век промчался, как одно мгновенье.
Израсходована жизнь по мелочам.
Вдохновенье музыки ветров,
И любви придуманное счастье…
Клава, Клава… Вот тебе и здрасте!
Пятьдесят ведь стукнуло годков!
В год «собаки» как-то рождена.
Прожила года с тоской собачьей.
Сторожи избу, да деток нянчи.
Преданная, верная жена.
Муж — кабель! — охотится на сук.
Где-то рыщет, пьяная скотина!
Жизни боль — банальная картина.
Совершенен — лишь капели звук.
***
Я его полюбила
За изысканный слог.
И послала на «мыло»
Я ему пару строк.
Я в любви признавалась,
Мол, больна им одним.
Но, увы, оказалось,
Он носил псевдоним.
Ни какой он ни Коля.
Ни какой ни брюнет…
Он — Козюлькина Оля.
Вот ведь дрянь — интернет!
***
Ой, девочки! влюбилась я, как дура!
Пусть пьяный муж мой дрыхнет, как сурок,
Под нежным светом из под абажура,
Сижу, пишу свой новенький стишок!
Влюбилась я в великого поэта!
(Чьё имя здесь не стану уточнять).
Мне подарить ему бы бабье лето!
И всю себя бы, не щадя, отдать!
Спи, Кузя! Спи! Тебя я не оставлю.
Ведь ты — мой муж, хотя и никакой…
Но, так и знай, себя я позабавлю,
Тем, что в стихах моих со мной Другой!
***
Здравствуй, мой друг, милый Вася!
Помнишь ли Клавку-козявку?
(Как ты дразнил меня в классе,
В попу мне тыча булавкой).
Я про тебя не забыла.
Был интересный ты малый!
В жизни такого дебила
Больше, увы, не встречала.
Помнишь, как дохлую крысу
Сунул в портфель ты мой? злюка!
И промочила я снизу
Платье своё от испуга.
Как все, смеясь, что есть мочи,
Тыкали пальцами лихо.
Ты же смеялся всех громче:
«Клавка — зассыха! Зассыха!!!»
Всё тебе, Вася, простила!
Хоть не имел ты и права…
Конец ознакомительного фрагмента.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Стихи и песни 1990 – 2020 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других