Времяпадение

Артем Северский (2024)

Дизайнер в поисках вдохновения погружается в симуляцию чужих воспоминаний, стирая границы между своей жизнью и жизнью незнакомки. Отец-одиночка становится оператором тактического дрона, но война, в которой он участвует ради сына, забирает куда больше, чем может вернуть. Решив сообщить дочери о разводе, родители сталкиваются с пугающей правдой: в её жизни их место уже заняла безупречно заботливая машина. В мире, где антропоморфных андроидов преследуют как врагов человечества, семья укрывает беглую девочку-синтида, не подозревая, что эта тайна изменит их жизнь навсегда. Десять историй о людях и технологиях, разрушенных городах и надеждах, реальности, подчас неотличимой ото сна — наступает эпоха Времяпадения.

2. Вариации

Тёплый март — исчезает снег. По низким холмам, поросшим кустарником, носится ветер. Голые ветви кустов похожи на торчащие дыбом волосы. Погода изменчива. Температура то поднимается до плюс десяти, то через полчаса уже падает до минус пятнадцати. Небо почти всегда затянуто. Всё, что выше горизонта, грязно-белое. И не хочется никуда идти. Не хочется думать о свежем воздухе, о запахах отходящей от зимней комы земли. Можно вытащить из кладовки собаку, включить её и сходить погулять, чтобы был повод выбраться из дома. Но желания нет. Вокруг дома — всегда — пустынно. Мир погружён в статику. Там, где раньше звучали голоса, теперь в основном только голый эфир. В доме много панорамных окон. Он похож на аквариум. Белый резкий свет заполняет его. Если бы кто-то поднялся на вершину соседнего холма, то увидел бы меня, почти прижавшуюся лицом к стеклу. Я нуждалась во вдохновении. Работу сдавать через четыре дня, а самого главного до сих пор нет. Март убивает меня. А Марс ждёт. Новым корпусам очередного поселения необходим дизайн жилых помещений. Нечто сногсшибательное для толстосумов. Раньше такое у меня получалось легко и просто, потому что идеи приходили во снах — только фиксируй. Теперь бурный поток воображения стал хилой речушкой, бегущей через пустыню, полную демонов неуверенности, жалости к себе, страха перед будущим и одиночества.

Ветер носится над холмами. Мой дом, как выброшенный на берег корабль, стоит на берегу «ничто».

Спустя сорок минут я возвращаюсь в спальню на втором этаже, которая одновременно служит кабинетом. Сажусь в кресло, надеваю контрольный браслет, следящий за показаниями моего тела, укрепляю два датчика гарнитуры на висках. Включаю виртнет — и пропадаю. Этот миг небытия при входе в симуляцию — всё равно что краткая смерть. Я слышала, будто души людей, умерших в этот момент, навсегда остаются в цифровой реальности. Какой бред. Души не существует. Люди в нынешнюю эпоху столь же суеверны, как сто или двести лет назад. Технологии ничему их не научили.

Система сразу подключила меня к каталогу персональных конструктов, где можно купить почти любую бесхозную личность. Я частенько заглядываю туда в поисках кого-нибудь интересного. Знаменитостей мало, и все они доступны только VIP-подписчикам, да и то — хорошо отредактированные копии. Подлинники, как правило, если и продаются в виртнете, то на закрытых аукционах, и стоят бешеных денег. Меня звёзды не интересуют. Я ищу обычных людей, с которыми можно просто поговорить. Узнать от них что-нибудь, перенять опыт. Беседы с конструктами вдохновляют. С той поры, как воображение стало меня подводить, именно они не дают моему разуму сойти с дистанции. Я говорю не о профессиональной деятельности. Существуют даже вполне успешные методы терапии суицидников — беседы с цифровыми призраками. Они, мёртвые, дают людям советы, как жить. Статистика говорит, это работает. Если ты знаешь, что не одинок, — уже кое-что, верно?

Каталог насчитывает сотни тысяч конструктов. Я вбиваю текст в поиск, выставляю теги. В виртуальном пространстве перед моими глазами медленно движутся аватарки с фотографиями мёртвых людей. У каждого своя история, свои тайны. Конечно, конструкты редактируют. Сырые почти не поступают на рынок, а если и поступают, то по специальным акциям, и стоят дорого. Но это для любителей экстремальных развлечений, потому что мало кто может выдержать нефильтрованный поток столь интимной чувственной образности. Лично меня устраивает качество, которое предлагает компания, и за ценой я не гонюсь, если мне интересен какой-нибудь товар. Основной критерий отбора — интуиция. Но сейчас она молчит, поэтому я бездумно листаю список.

Наконец касаюсь случайного аватара. Это женщина двадцати восьми лет, которая умерла полгода назад, став жертвой нападения своего домашнего робослуги. Полиция только недавно сняла с её конструкта статус улики и, закрыв дело, передала его обратно в компанию. Я просмотрела сопроводительный документ, условия продажи и передачи исключительных прав. Ничего особенного, всё стандартно. Эта женщина была самой обычной, в её истории ценителя могло привлечь разве что убийство. Но ИИ-редактор, скорее всего, убрал всё потенциально травмирующее для пользователя, так что любителям острого тут вряд ли перепадёт. Меня потянуло посмотреть, и я запустила демо-версию.

Летнее утро, довольно прохладное. Моё тело зябнет, потому что я слишком легко одета. Пахнет травой, в голубом небе носятся птицы. Вдали виден космодром — с него взлетает очередной корабль. Издали катится гул. Дымный столб растёт, прочерчивая небо. Порыв ветра забрасывает пряди волос на моё лицо, и я убираю их. Та, чьими глазами я наблюдаю взлёт корабля, ощущает тоску и радость одновременно. Интересно, о чём она думает? Люди научились записывать эмоции и телесные ощущения, но сам процесс мышления до сих пор ускользает от нас. Сидя в кресле, я глубоко дышу. Качество записи отличное, и я в точности ощущаю себя другим человеком. Моё тело, кажется, продувает насквозь. Слёзы наворачиваются на глаза.

Далее следует короткое видео, вызывающее бурю разных эмоций. Детство, юность, романтика, лучшие моменты жизни. Мёртвая женщина (спасибо её родителям) была героиней собственной летописи лет с трёх. Контракт потерял силу только после её смерти.

Когда видео закончилось, я почти полминуты просто качалась на волнах виртуальной статики. Мне было хорошо. Меня зацепило. Расчёт верный — реклама должна цеплять. Ты входишь в чужую жизнь с холодным носом, а в конце плачешь. Со мной часто так.

Я отключилась от виртнета. Мне понадобилось время, чтобы успокоиться. Позже я вернулась в каталог и купила этот конструкт. Причём подлинник, в единственном экземпляре. Родственников у мёртвой женщины нет, и некому претендовать на её наследие. Впрочем, контракт и так лишал её привилегии владеть собой.

Физический носитель должны были доставить через час. Ах да, эту женщину звали Дианой. Я хотела знать всё возможное о её жизни и смерти…

Скоростной дрон-доставщик, снабжённый реактивными приводами, прибыл. Накинув на плечи шаль крупной вязки, я вышла во внутренний двор. Аппарат ждал меня на квадратной бетонной площадке. Я приложила большой палец к сенсорной панели, и грузовой контейнер открылся. Внутри лежала серая картонная коробка, а поверх неё — карточка, в которой меня поздравляли с приобретением товара. Карточку я сунула в карман джинсов, взяла коробку и пошла домой. Дрон поднялся и взмыл в грязно-белое небо, держа курс на город. Я распаковала покупку. Освободила её от нескольких слоёв плёнки. Помимо самого конструкта, мне дали станцию беспроводной зарядки, хотя девайс мог питаться и от солнечной батареи, встроенной в корпус. Сам конструкт — круглая шайба диаметром двенадцать сантиметров из прочного пластика, с несколькими небольшими клавишами и разъёмами для подключения устройств. Чёрная, словно вар, и приятно шершавая на ощупь. Никаких надписей, кроме: «Диана Перминова. 3489006». И даты — рождение и смерть.

Я внимательно рассматривала конструкт. Могильная плита, урна с прахом, семейный склеп. Всё в одном. Жизнь, что прошла под прицелом, записана и отредактирована, а теперь продана.

Одно время я и сама подумывала заключить контракт, но решила, что не хочу делиться своей жизнью с другими. Во мне слишком слаб духовный эксгибиционизм, считающийся хорошим тоном в современном обществе. Я люблю одиночество и предпочитаю контактировать с внешним миром на своих условиях. А ещё во мне слишком много грешков и одержимостей. И они только мои.

Сразу не подключилась. Медлила. Размышляла. Прикидывала. Стеснялась. Вот так всегда. Словно мне предстояло пойти в гости к незнакомому человеку.

Я посидела, поработала над проектом, стараясь сосредоточиться на Марсе. В его пыльных пейзажах искала вдохновение, но мои мысли неизменно скатывались к Диане. Закрыв наконец файл, сходила умыться холодной водой и вернулась в кресло уже с конструктом в руках. Девайс подключился к локальной симуляции. Комната исчезла, я увидела тёмно-серый фон и сферу-интерфейс. Увеличив её, просмотрела разделы. Тут всё стандартно — хронология по годам. Дополнительно — самые яркие, по мнению ИИ-редактора, моменты жизни Дианы. Было искушение сразу заглянуть туда, но я удержалась. Буду продвигаться постепенно, шаг за шагом.

Смотреть в чьё-то детство, пожалуй, наиболее волнительно. Там настоящие, чистые эмоции, простые потребности и лёгкость, которая заставляет ностальгировать. Твои собственные воспоминания пробуждаются и говорят: «Мы здесь, мы никуда не делись». Но они не такие чёткие и цельные, как те, что записаны и логично выстроены в сюжет. За это, в частности, и любят конструкты. Если у тебя нет своей, ты можешь всегда насладиться чужой жизнью.

Потому, когда я вошла в воспоминания трёхлетней Дианы, мне стало казаться, что это рай. Я была ниже кухонного стола. Взрослые вытягивались до неба. Собака — большой лохматый добрый динозавр, на котором я могу валяться, словно на мягком ковре. Я бежала, глядя на свои маленькие ноги в белых туфлях. Моё жёлтое платье походило на колокольчик. Утром мама заплетала мне косички, а на ночь, наоборот, тщательно расчёсывала волосы. После чего мы забирались на мою кровать, и она читала вслух книгу о роботах-космонавтах. Лёжа на покрывале, я смотрела на голограммы космоса в моей комнате и думала, что тоже хочу быть там, в этой уютной черноте, где возможны такие приключения.

По выходным папа водил меня в парк. Мы сидели на одеяле, ели вкусности, а я хохотала, глядя на то, как наша собака играет с мячиком. Потом и сама принималась носиться по траве. Над нами высилось раскидистое дерево, сквозь крону которого просачивалось тёплое солнце, и, задирая голову, я чувствовала, что падаю. Я со смехом растягивалась на земле, ощущая шеей колючие травинки.

Мир казался — да что там — он был! — огромным и светлым. Я воспринимала его не как сумму физических объектов — рационально, — а чувствами и ощущениями. Я свободно плавала в сенсорном океане, точно и плоти у меня не было. Но своей истинной взрослой частью я осознавала, как сильно отретуширована запись детства. Всё, что связано с болью и дискомфортом, либо удалено, либо завуалировано. Разбив однажды коленку, Диана долго плакала, но я почти не чувствовала её страданий и могла лишь смотреть на происходящее, испытывая лёгкую грусть с крошечной примесью страха.

Запись третьего года жизни Дианы заканчивалась 31 декабря. Праздник получился большим и шумным.

Я поставила запись на паузу, вышла из симуляции и закрыла лицо руками. Я плакала. В пустом доме самой себе я показалась маленькой и слабой. Совершенно чужой.

Наступил вечер. После сильной эмоциональной встряски мне надо было проветрить голову, и я решила прогуляться. Открыла кладовку, включила лежащую там под куском прозрачной плёнки собаку. Она вскочила на ноги, словно мы расстались только что, а не полгода назад, и завиляла хвостом. Старая добрая Марфа, золотистый ретривер. Такой же, как был у Дианы. Но та собака — не робот.

Я надела куртку, и мы шагнули в мартовский вечер. Дрон-фонарик летел над моей головой, создавая вокруг меня пятно мягкого света. Темнота за его границами казалась густой и неприятной. Из неё периодически вылетала радостная Марфа. Она проносилась мимо, чуть не врезаясь в мои ноги, и снова исчезала.

Я брела к вершине холма. Ветер далеко разносил звонкий лай моей собаки. Я всё надеялась, что какое-нибудь другое животное — пусть и механическое — откликнется. Но пустота отвечала только эхом. И меня подмывало закричать.

Успокоительное не работало. Сон не шёл. Я долго ворочалась, а потом села рывком и обхватила себя руками, сжимая изо всех сил.

Причина неравновесия очевидна: мой эмоциональный контакт с мёртвой женщиной слишком силён. Говорят, если долго плавать в эмоблоках конструктов, можно лишиться собственной личности. Человек просто перестаёт осознавать себя. Некоторые идут на такой шаг сознательно, если их собственная жизнь дошла до точки и больше не приносит ничего, кроме боли.

Со мной такого ещё не случалось. Я всегда знала, где проходит граница.

Что же произошло на этот раз? У меня было нормальное детство, юность, я не скатилась на дно и занимаюсь тем, что мне нравится. Можно сказать, счастлива. Но моя тяга к цифровому вуайеризму со временем только усиливается. Может, мне нужна консультация психотерапевта?

Я снова легла в кровать, накрылась тонким одеялом с головой и замерла, изображая труп. Не помогло. Возникло гадкое ощущение, что меня выворачивают наизнанку, как чулок.

Включив свет, я встала, пошла в ванную и тщательно умылась. Зашла в кабинет, села в кресло и прилепила к вискам датчики гарнитуры. Не хотела форсировать события, но и терпеть уже не могла.

Соединиться с конструктом. Перейти к последней дате в календаре Дианы. В тот день она умерла.

Её квартира куда больше походит на лабораторию без оборудования, чем моя. Минималистично до абсурда. И повсюду — ледяной белый свет.

Я-Диана перемещаюсь по комнатам, трогаю стены, вещи. Мой маршрут бездумен и бесцелен. Сердце затопляет тревога. Каждый нерв гудит от напряжения. Мне, настоящей, которая лежит в кресле и грезит чужой жизнью, хочется убежать.

Краем глаза я замечаю в зеркале мужчину, одетого в голубой комбинезон. Это робослуга. Его лицо — маска, но глаза пугающе живые. Он стоит в дверном проёме и ждёт.

Я дохожу до окна и прикладываю ладонь к стеклу, разведя пальцы. Белый свет делает руку почти прозрачной. Долго наблюдаю за панорамой города, которая выглядит словно голограмма высокого разрешения. И кто знает: может, квартира на самом деле под землёй, а это только симуляция.

Отворачиваясь от окна, я подаю робослуге знак, но мой жест больше похож на приветствие. Мы сближаемся. Сейчас между нами всего пара сантиметров. Коснуться… но нет. Ухожу в другую комнату, сажусь на диван и жду. Он входит за мной, спокойно смотрит на меня. Я на него.

В следующий миг робослуга приближается и смыкает обе руки на моём горле. Механические пальцы работают. Меня бьёт ужас — именно бьёт, словно битой, — и я задыхаюсь, пробуя оттолкнуть своего убийцу или хотя бы ослабить хватку. Но вскоре его бесстрастное лицо, нависшее надо мной, расплывается. Белого света больше нет. На его место приходит темнота. Боль взлетает на пике и гаснет.

Сорвав гарнитуру, я пытаюсь выбраться из кресла, но головокружение бросает меня на пол. Лежу и хватаю ртом воздух. Пальцы на моём горле. Они реальны.

Марфа выходит из темноты. Обнюхивает меня. Нос у неё влажный, словно она живая. Сообразив, что мне плохо, бедняжка тихо поскуливает.

До утра я не спала, а только изредка дремала, сидя на диване. Марфа лежала рядом, опустив морду мне на бедро. Её тепло не давало мне сойти с ума.

Утром, решив, что у меня наконец-то достаточно сил, я связалась со службой поддержки клиентов. Связь выбрала голосовую. Я хотела знать, почему конструкт не был отредактирован должным образом. Диана — жертва убийства, я понимаю, но проблема не в этом. В чём же именно — оператор понял сразу и запросил для сверки данные моего аккаунта. Потом он сказал, что на решение вопроса понадобится время. Ему нужен был «тот самый отрывок». Я дала задание ИИ и через две минуты отправила образец.

Меня до сих пор трясло. Знаю, есть любители умирать в конструктах, но я всегда сторонилась таких экстремальных развлечений.

У меня было желание закатить скандал, пригрозить судом за нарушение условий договора купли-продажи, но моя решимость быстро угасла. К тому времени, когда оператор снова связался со мной, я уже не испытывала ничего, кроме разочарования и тревоги. Чувство потери собственной личности было чересчур сильным.

Оператор извинился за инцидент и заверил, что нужные меры руководством уже приняты. Добавил, что всё дело в некорректной работе алгоритмов ИИ и такое, увы, случается, что, конечно, не слагает с компании ответственности…

Я терпеливо слушала его речь.

— Так вы признаёте нарушение?

— Конечно. Мы готовы возместить вам моральный ущерб, а также провести диагностику, ремонт или добавочную редактуру эмоблока за свой счёт, включая расходы на возврат и повторную доставку.

Я потёрла глаза. Из панорамного окна в гостиную вползало грязно-белое сияние. Холмы по-прежнему были точно из апокалиптического будущего.

— Подождите. Меня интересует… как так вышло, что Диану Перминову убил её собственный андроид?

— Просим прощения. Это событие вообще не должно было…

— Я знаю. Вы обязаны вырезать всё травмирующее. Но раз получилось иначе, расскажите мне подробности. Как такое возможно? У андроидов надёжные алгоритмы безопасности.

— Я бы…

— Слушайте. Я — единственная владелица конструкта, поэтому имею право на информацию, к тому же статус секретности давно снят.

Оператор помедлил секунду.

— Следствие заключило, что Диана Перминова покончила с собой.

— Что? Но я видела другое!

— Извините, у нас только общие сведения, предоставленные полицией. Возможно, что-то вы найдёте в самом конструкте. Какие-нибудь подсказки…

Я особо не надеялась на исчерпывающий ответ, но попытаться стоило.

— Хорошо.

— Если кратко, — продолжил оператор, — то с помощью третьих лиц госпожа Перминова взломала андроид и запрограммировала его на своё убийство.

— Так в чём же причина?

— В нашей базе нигде не указано.

Я посмотрела на птиц, которые расхаживали по грязному снегу на склоне холма. Галки. Единственные пернатые, обитающие в окрестностях.

— Я чем-то ещё могу вам помочь? — спросил оператор.

Его внимательность и угодливость вдруг опротивели мне до тошноты. Лучше бы я говорила с ИИ. Но нынче у компаний стало модно живое общение — якобы клиенты чувствуют себя комфортнее.

Я погладила Марфу, лежавшую рядом, и та завиляла хвостом.

— Пожалуй, ничем.

— Тогда в ближайшее время мы свяжемся с вами. Доброго дня.

Жизнь Дианы меня поглотила, не позволяя думать ни о чём другом. Плотно позавтракав, я улеглась в кресло и активировала конструкт. Выбрала опцию случайного проигрывания. Теперь можно было по воле системы перемещаться по годам, месяцам и дням, словно по плейлисту.

За те шесть часов моего виртуального путешествия я узнала о чужой жизни так много, как раньше себе не позволяла. В конечном итоге, обессиленная, отключилась, доползла до кровати и проспала полсуток.

Проснувшись, увидела, что погода опять переменилась. Налетел дикий ветер, несущий густой снег, всё заволокло. Не стало горизонта, неба и самой земли. Я посмотрела на часы, но так и не поняла, утро сейчас или вечер.

Обедая в пустой столовой, вспоминала Диану. Её эмоции были со мной. Я до сих пор ощущала себя в её теле, чувствовала боль, эйфорию, тоску, радость и тяжкую скорбь. Она потеряла мужа — космонавта, который погиб при аварии на испытательном полигоне. После трёх месяцев психотерапии Диана заказала робослугу, который был в точности похож на него. Двойник не занимался ничем по дому, но исправно делал вид, что он член семьи.

Я никогда не теряла близких. С матерью и отцом у меня прохладные отношения, мы давно не общаемся. Если они умрут, мне будет, в общем, всё равно. Как и им, если не станет меня. Мои друзья — их немного — приходят и уходят, и следа в моём сердце почти не оставляют. Близкие отношения — не моё. Я одиночка. Мои романы всегда длятся не больше пары недель. И секс быстро наскучивает, а если надо, удовлетворяюсь сама. Всё, что я знаю о настоящих потерях, разрушающих жизни, — это чужой опыт. Может, потому меня тянет подглядывать.

Диана убила себя потому, что страдала от чувства вины. В тот день она могла удержать мужа дома, но у неё было плохое настроение.

— Если работа так важна, я тебя не держу, — это были её последние, слишком резкие слова.

Муж уехал на полигон и не вернулся. Ей привезли его пепел со всеми причитающимися почестями и соболезнованиями. Расследование не выявило виновных, списав катастрофу на форс-мажорные обстоятельства.

В конце концов груз вины и скорби стал слишком силён. Терапия и лекарства не помогали. Каждый день Диана просыпалась с мыслями о смерти, пока не придумала способ уйти, который, считала она, помог бы ей искупить вину.

Диана обратилась к хакерам, заплатила им крупную сумму, и они, взломав блокировку робослуги, загрузили специальное приложение. С его помощью она могла сама задавать алгоритмы поведения машины.

В нужное время убийца просто сделал то, что от него требовали.

Мой заказчик связался со мной, чтобы узнать, как продвигается работа. Я загрузилась в виртуальный офис и села в кожаное кресло напротив него. Заказчик предпочитал викторианский стиль.

Мы поговорили. Я объяснила ему, что у меня творческий кризис и, возможно, ничего не выйдет. Он знал меня и не сердился. Конечно, у него был запасной план.

— Без проблем. Я даю тебе ещё две недели. Справишься?

От проклятого Марса было не отвертеться. Если бы не гонорар, я послала бы его подальше.

— Конечно.

Буря утихла через несколько часов. На смену ей пришёл тёплый фронт, и повсюду зажурчали ручьи. Солнце, разорвав грязную облачную завесу, тяжко упало на землю. Если полчаса назад было минус десять, то сейчас — плюс двадцать пять.

Я пыталась представить, как изменится местность, когда зона полупустыни заберётся ещё дальше на север. С каждым годом она растёт всё быстрее.

Впрочем, неважно. Мне это время, к счастью, не застать.

Погружаться в эмоблок я больше не могла — не было сил. Но связь с Дианой прерывать не хотелось. Кажется, настало время поговорить с ней напрямую.

Я забралась на диван, скрестила ноги, накрыла их одеялом и включила лингвоблок. Поздоровалась:

— Привет.

— Привет, — ответила Диана.

Конструкт лежал на подставке у кресла — чёрный диск, подмигивающий крошечным зелёным диодом.

— Где я?

Я вкратце рассказала, что это за место и кто я.

Диана прокомментировала:

— Печально.

— Ты помнишь, что с тобой случилось?

— Помню.

— Конструкты врут?

— Конечно нет.

Провокация с моей стороны.

— Я никогда раньше не была конструктом, — прибавила Диана. — Только всю жизнь готовилась к этому.

— Хорошо. Скажи, почему ты избрала такой способ самоубийства?

— Он погиб из-за меня. Я могла удержать его дома.

— Вряд ли.

— Только не начинай, прошу! — бросила Диана. — Я миллион раз слышала это от терапевта. Не работает. Во всяком случае, не со мной. Я — та игрушка, которая сломалась окончательно. В конце концов я поняла, что меня такую только выбросить.

Конец ознакомительного фрагмента.