Звездный Патруль. Книга XIV. Неравный поединок

Артем Лукьянов (2024)

Время поединка неумолимо приближается. Каждая из сторон хочет улучшить свое положение до его начала, но лишь одна из них решилась пойти на откровенный подлог, понимая, что нынешний капитан-дуэлянт обречен проиграть. Сложные переговоры и подкуп арбитража ГЛТК приносят свои плоды. Представители Звездного Патруля уверены в своей победе так как обладают самыми передовыми технологиями и в вооружении, и в бронировании, и в системах управления и связи. Капитан Терра-Новы видит свой успех в применении новейших фотонных торпед Федерации «Огненный дождь», но поможет ли все это на поединке — большой вопрос.

На перепутье

Тогда на рубеже XXI и XXII веков людям казалось, что они совершили огромный скачок в медицине, научившись выращивать органы и части тел из стволовых клеток в промышленных масштабах. Казалось проблема всех калек и инвалидов решена раз и на всегда. Однако дорога оказалось ложной. Путь привел в никуда. Несмотря на все удачные клинические испытания с течением времени эти ново-выращенные органы быстро старели, отторгались, вызывали сильнейшие боли у пациентов со смертельными исходами. Та ошибка ученым дорого обошлась всем. По сути человечество потеряло почти сотню лет из-за войн и катаклизмов, чтоб наконец найти правильный путь уже на рубеже XXII и XXIII веков. Однако новый путь оказался тернист и невероятно сложен. Потребовались годы кропотливых исследований на умирающей Земле, на первых колониях Луны и Марса с внеземными материалами, чтоб прийти к тому с чего все начиналось — к стволовым клеткам. Лишь только благодаря тому, что ученые тогда не опустили руки, но продолжили исследования в, казалось, так же тупиковом направлении все же нашли единственно верный способ лечения почти всего и вся. Инкубаторами для роста органов и частей тела стали сами пациенты. Именно внутри них, подобно ящерицам и змеям, благодаря новейшим технологиям пробуждались спящие силы клеток для репродукции того, что утрачивал организм.

Сейчас в середине XXVI века я со все ответственностью заявляю, что те исследования еще не окончательны. Они имеют продолжение. Организм человека может и должен не только репродуцировать отмершее или пораженное, но и производить все, что ему нужно для жизни в агрессивном космическом пространстве и взаимодействовать со своим неживым технологическим окружением посредством собственно выращенных живых имплантов.

(Из исследовательской работы. Саохин Мо. Аламах. 2550`)

Разговор по душам

ИИ клиники Патруля на Аламахе сообщил об окончании расчетов как-то слишком буднично, для тех анализов и материалов, что он вложил в сам отчет для оценки. Саохин Мо, пробежав по выводу глазами, от удивления даже присел в кресло-ковш в своем кабинете, так и не покинув его, чтобы выпить утренний кофе в столовой мед-центра и поздороваться с остальными сотрудниками. Желание зарядиться тонизирующим напитком ушло на второй, а то и третий план. Перед его глазами, словно эдемский рассвет после красной ночи, рисовалась удивительная картина предстоящего открытия. Впервые фактически у него в комплексе пациент-симбионт не просто регенерировал себя, как и другие ему подобные, но вырастил и вживил имплант.

— Ох! Ну, ничего себе! — выдохнул Саохин, ухватившись обоими руками за голову. — Это ж прорыв в медицине! Нужно срочно приготовить доклад Совету!… Возможно этот пациент из той группы, что проходили спец-программу. Регенерация, нейро-способности — это ладно… Но выращивание имплантов прям внутри тела — это что-то новенькое!

Все еще не веря тому, что он видел своими глазами, Саохин поднял архивы и вывел на проекцию записи журнала излечения пациента «Бродерика Новена» за каждый день. На глаза тут же попались первые ласточки в виде тончайших нано-нитей, которые появились из ладони пациента и подключились к общей системе мед-центра.

— Потрясающе! Это не мы к нему подключились, а он к нам!… Ох! Боюсь, то что я тут вижу, немного не мой уровень! Как бы проблем потом не поиметь… Надо бы вначале Фандору рассказать.

Саохин попросил ИИ приготовить выжимку из полного отчета с конкретными фактами произошедшего и их последствиями. Сам он переключил связь на «Раму» и, наложив гриф «секретно», закодировал и отправил доклад на «Эпсилон 4» по квантовой связи. Однако быстрого ответа он не получил. Саохин слегка вздохнул. «Может все это для них уже не ново?». Он встал с места и без особой радости отправился пить кофе.

Ответ от Фандора Гезье пришел намного позже и был ожидаемо куда более приземистым и без-радужным. Однако дочитать Саохин его не успел, потому что был потревожен входящим запросом на соединение. Он принял его незамедлительно. На экране появилось лицо самого Фандора. Тот сидел в кресле, подобно и самому Саохину.

— Привет Саох… Извини, что сразу не ответил… У нас тут реально просто грандиозные вещи сейчас… Не могу тебе рассказать всего по понятным причинам… Я бегло пробежался по твоей докладной и не нашел ничего эдакого… Симбиоз может иметь побочку в виде странностей при регенерации органов и конечностей… Мы такое не раз наблюдали. Сложность тут в управляемости и контролируемости процессов, понимаешь?

Саохин смотрел на Фандора, не отрывая глаз. Он, несмотря на такое «грустное» начало, все еще надеялся, что тот его порадует.

— Вот эти твои нано-нити… Это очень похоже на сбой в регенеративной программе самого симбионта… Уверен, что сам пациент вообще не в курсе, что его симбионт вытворяет такое. Тебе как именитому ученому-парабиологу должно быть это все известно не хуже меня.

Теперь уже молчавший Саохин совсем загрустил. «Эх, Фандор, ты даже мой короткий отчет до конца не посмотрел».

— Нано-нити — это далеко не все… Посмотри, что он вырастил в левой руке… Та полость и такие же точно нано-нити, но в виде обмотки лучевой кости… Это ж ЭМИ-катушка в чистом виде!… Классический имплант для аккумуляции энергии! Как у технов! — возмутился он невнимательности своего «патрона».

Лицо того на экране даже не дрогнуло, не поменялось в выражении, словно Саохин не приоткрывал завесу чего-то нового доселе мало-изученного. Фандор терпеливо дослушал его, но в конце лишь покачал головой, якобы входя в положение собеседника, и подытожил:

— Послушай Саох. Поверь мне мы на Эпсилоне с подобным провозились не один год… Эти симбы на столько индивидуальны у каждого человека-симбионта, что запустить нужную нам реакцию, подкорректировать или остановить ее — нереально… Эти Черви, они себе на уме!…Ты как ученый должен понимать, что с таким материалом плодотворно работать просто невозможно.

— Но ведь у меня был пациент, который все это смог сам! Он ведь сделал такое не по прихоти, а по причине некой внутренней нужды или необходимости! — не терял надежды Саохин достучаться.

Правая ладонь легла на лицо Фандора. Голова чуть опустилась и медленно покачалась из стороны в сторону. Он снисходительно улыбнулся, вздохнул и снова высказался:

— Выращивание имплантов внутри тела, как органы — это замечательно и восхитительно!… Я рад, что ты получил столь внезапный и весьма интересный результат так легко и неожиданно, но…

Фандор многозначительно умолк и снова вздохнул.

— Тот пациент… Это артефакт-ренегат… Свои таланты он уже направил во вред. Его должны были аннигилировать, но из-за какого-то там упущения, приговорили к Фобии… Ему выпилят мозги и отпустят… Ну, если хочешь с ним повозиться после всего, что я тебе озвучил, забирай себе и ковыряйся… Тебе нужна моя резолюция? Дам ее… Но не потому, что вижу перспективу… Ее-то как раз я совсем не вижу, потому что ее там нет, поверь… Ты получишь зеленый свет, как мой старый добрый друг… Возможно ты совершишь какое-то открытие и удивишь меня. Кто знает.

— Да, но для такого рода полноценных исследований нужно будет оснащение новой чистой комнаты, лаборатории, возможно дополнительных палат — перешел Саохин на более «чувствительную» тему.

На это Фандор лишь развел руками:

— С этим помочь не могу, извини… Мне на куда более масштабный и перспективный проект нужны средства, которых нет… Сам буду просить у Совета.

Саохин молчал. Он был подавлен и «разбит». Утро, начавшееся с предвкушений и перспектив, закончилось вечером разбитых планов и надежд.

— Не унывай… Я запрошу у Совета допуск для тебя к нашим исследованиям на «Эпсилоне» по симбиозу. Это сэкономит тебе время и нервы. Ты сам увидишь, что мы подобное уже наблюдали — улыбнулся Фандор, да бы приободрить совсем упавшего духом приятеля.

Саохин лишь кивнул головой. Его все еще не отпускал этот пациент и его симбионт. «Ладно. Вернут его с коррекции, возьму себе на опыты».

Лайтон би-Моль

Новость о вызове на дуэль самим Вагулом Серпински застала Лайтона би-Моля, когда он выступал перед курсантами-выпускниками Высшей Академии на Аламахе. Сказать, что его это шокировало, ничего не сказать. На время он даже потерял дар речи и был вынужден взять паузу. Но после передышки, не смог продолжить в нормальном режиме и перешел на общение через нейро-канал и усилитель. Благо, что имидж Лайтона, как «легендарного» капитана самого большого крейсера «Нео», был на высоте, и курсанты не обратили на странности особого внимания. Ирония заключалась в том, что именно сейчас он объяснял вчерашним курсантам особенности и нюансы Конвенции, выгоды и пользы от поединков для разрешения дипломатически неразрешимых проблем. Закончить свое выступление перед аудиторией он планировал раньше, но прилетевшие вопросы от выпускников, примет ли он вызов, существенно нарушили его планы. По сути Лайтон стал заложником собственной популярности. Свое «конечно» он выпустил на выдохе, сопровождая это широкой белозубой улыбкой, хотя внутри у него все кричало и стенало. «Какой из меня дуэлянт!? Я лет 100 бластера в руках не держал!». Однако уже спустя пару циклов он не мог нарадоваться, что все так удачно обернулось для него. Ведь Совет Патруля выдвинул свои условия поединка — бой на крейсерах. Вот тут-то Лайтон и «расцвел». Его крейсеру «Нео» во всей Галактике на данный момент не было равных по дальнобойности. Парные тяжелые рубиновые пульсары могли запросто сжечь любой существующий крейсер до того, как тот полностью идентифицируется на радаре. Для этого даже не нужно было каких-то особых навыков, опыта или знаний. Однако и этот «радужный» период продлился не долго.

Никогда в жизни ему не было так страшно, как в тот день, когда он узнал о месте поединка. Туманность Розетка своими плотными газовыми образованиями сводила на нет все основные преимущества сверхдальних рубиновых пульсаров «Нео». А ведь он, Лайтон, бахвалился, поднимал шутливые тосты в кругу своих друзей и подруг, в окружении своего уважаемого семейства би-Молей. Все это было для него неким смешным и веселым эпизодом из приятной жизни главного столичного звездного капитана. Еще 2 недельных цикла тому он выступал в Высшей Военной Академии среди курсантов-выпускников, будущих капитанов. Рассказывал о том, что такое честь, мужество, братство. У него в уме после всего этого «стресса» пережитого прошлой ночью все еще крутились собственные слова о том, каким образом обеспечивается безопасность самого главного Сектора освоенной части Галактики. Лайтон би-Моль был тем самым капитаном-счастливчиком, кто не запятнал честь своего комбинезона с гравировками Звездного Патруля неудачной авантюрой в системе «Альхена». Тогда, благодаря умелому пиару и деньгам семьи би-Молей, он раздул свой рейтинг до невиданных высот. Не только курсантам казалось, что Лайтон — самый опытный капитан-стратег, капитан-тактик и капитан-удача. Многие представители других колоний искренне завидовали Аламаху, что станция-столица под такой «железо-бетонной» защитой. О чем говорить, если многие независимые колонии копировали подобное у себя, стараясь держать на привязи, на орбите, подобный «Нео» мощный, быстрый и опасный для возможных врагов военный корабль. Теперь Лайтон медленно и верно просыпался от собственных радужных грез и фантазий. Пробуждение, подобное похмелью от фобирита, было тяжелым и безрадостным. Лайтону предстояло сразиться один-на-один с самим Вагулом Серпински на его «Улье» в совершенно неподходящих для этого условиях Туманности Розетка. Кто был этот Вагул, на Аламахе толком никто и не знал. Зато знали о разбойничьем прошлом почти всех капитанов Терра-Новы. Вагул вроде бы даже не имел никакого капитанского диплома или «корочки» об окончании какого-нибудь высшего командного училища. Это был терранововский пират и разбойник. Еще в молодости он отличился тем, что брал суда на абордаж, угонял их и грабил. Это были те самые молодые годы, когда блестящий выпускник Аламахской космо-академии Патруля Лайтон би-Моль заступал на свое дежурство на ультра-новом супер-продвинутом тяжелом крейсере «Нео». Казалось бы, вот он шанс проявить себя и доказать слова делами, раз и навсегда положив конец этим безродным выскочкам из Терра-Новы, но не все было так гладко и красиво в биографии и у самого Лайтона. Он, по сути, ничего не умел на практике. Он это прекрасно знал и, поэтому так сильно боялся. Семья тогда поучаствовала финансово, чтоб Лайтон получил высшую награду Академии. Нет, он не был бездарностью или бездельником. Лайтону легко давались теоретические дисциплины, ораторство, этика, а вот тактические навыки управления крейсером, нюансы, маневры ему совсем не шли, ну, никак. Зато своими пламенными речами Лайтон мог зажечь сердца юных курсантов и других слушателей. Его приглашали с выступлениями и в Эдемскую Высшую Академию, где он всегда срывал овации. Даже рейтинг Лайтона в общей таблицы капитанов Патруля оказался выше, чем у молодого амбициозного главкома Карлеона Фьюри, несмотря на то, что он ни разу нигде не участвовал. На бывалых офицеров Патруля «магия» и обаяние говорливого Лайтона по понятным причинам не работала. Такой «перекос» в теорию в сравнении с практикой сложно было утаить. Семья самих би-Молей была в курсе. Только их все вполне устраивало. Влияние Лайтона на неокрепшие умы, коих все равно на Аламахе было большинство, и предприимчивость Арнольда сказочно обогатили именитое семейство. По сути весь коммерческий Аламах так или иначе был связан с этой «августейшей» фамилией, происходившей из знатного рода, одного из сотен тех самых первооткрывателей и покорителей Би-Проксимы.

— «За все рано или поздно придется платить по счетам».

Именно с такой мыслью 62-летний голубоглазый светловолосый белокурый красавец-капитан по имени Лайтон би-Моль, внешней не выглядящий даже на 40, встречал это суровое, как ему казалось, «утро» на Аламахе. Он был неисправимым романтиком и в то же время фаталистом. При этом, если романтиком он был всегда, то непреодолимая тяга к фатализму открылась в нем совсем недавно по понятной причине. Словно назло и без того упавшему настроению, ему на память пришло именно то последнее выступление перед курсантами-выпускниками, где он так ярко и самоотверженно хвалил Конвенцию, за выход из тупика войны посредством поединков. «Вот, и договорился!… Эх! А как мне тогда аплодировали!». Самого Лайтона будущие капитаны сравнивали с Беккетом Фейтнолом, который был так же популярен среди курсантов-штурмовиков. Лайтон вспомнил, как кривил носом от этого нелестного, как ему казалось, в его адрес сравнения. Теперь же он завидовал «дедуле Бэку», потому что тому не нужно было на делах защищать то, что казалось так легко сделать на словах. В тот роковой вечер Лайтон еще искренне верил в свою легкую победу. На радостях он даже назначил банкет в честь этого сразу после поединка. И вот внезапно пришедшая новость о месте и времени будущей схватки сразила Лайтона наповал. Время для него остановилось, разрезав жизненный путь на «до» и «после». Теперь он был бы и рад отказаться от поединка, но принял вызов тогда, под влиянием окружения, которое превозносило его до небес. Сейчас же распиаренному капитану нужно было готовиться к тому самому «дню-Д», который неумолимо приближался. Все перевернулось с ног на голову. Никто уже в высших эшелонах власти не верил в элегантную победу Лайтона в Туманности Розетка. Представители Терра-Новы их переиграли и теперь предстояло лишь готовиться к неотвратимому жалкому и позорному финалу.

— «Картонный капитан встречает свою настоящую судьбу».

Лайтон боялся смерти до нестерпимой дрожи. А отказ или сдача уже после принятия означали покрыть позором не только себя, но и весь Звездный Патруль. Однако, выбирая между собственной смертью и репутацией организации, к которой он принадлежал, он весьма быстро и безапелляционно склонился в единственно верную для себя сторону. Что в итоге и подтолкнуло его составить и послать весьма эмоциональное заявление в Совет.

Семейные дела

Очередное заседание «семьи» проходило в гораздо более спокойной атмосфере. Возможно, потому что Розалинда на этот раз присутствовала без своего любовника, который очень сильно раздражал Форкмана. Да и сам Адриан не намерен был превращать «сходку семьи» в балаган. Еще отсутствовал Кирилл, так как находился где-то в пути на Фобию. Заседание на этот раз открыл Фандор Гезье с «Эпсилон 4» своим весьма оптимистичным заявлением:

— Они пошли на сотрудничество и согласились продемонстрировать ускоренное терра-формирование прямо в открытом космосе!

— Кто они? — спросил Карлеон, подзабыв, чем вообще на «Эпсилон 4» занимается Фандор.

— Как кто!? Нейроморфы!?… У нас есть живые экземпляры и даже коконы со Стелла-Нера!

— Так-так… И что им для этого нужно? — поинтересовался Адриан, понимая, чем все кончится.

«Будь хоть ты трижды внеземная цивилизация, а торгуешься как и все!». Эта мысль как-то сама собой родилась в голове у Адриана. Однако делиться ею с остальными он не торопился, давай возможность высказаться Фандору.

— Им нужен строительный материал… Люди — замялся Фандор, подбирая слова. — Человек 200 — 250… Они для них, как топливо и ресурс для развития, иначе никак.

Закончив речь он даже слегка побагровел, что тут же отобразилось на проекции за столом, где сидела «семья». Карлеон даже слегка засмеялся.

— 250!? Всего-то!?… Как тебе их оформить, дорогой Фандор? В виде фарша или засолить?

Форкман с Розой тут же поддержали его и громко рассмеялись, уловив подтекст. А вот Адриану было не до смеха. Он дождался тишины и произнес:

— 250 бренников достать конечно можно, но для этого нужны деньги… Не уж-то результат того стоит?

Адриан неосознанно использовал сленг «бизнесменов», промышляющих живым товаром и колонистами. Однако Фандор не заметил этого, зато пере-возбудился от самой возможности их заполучить:

— Я изучил все отснятые имеющиеся материалы… Плюс, кое-чем поделились сами нейроморфы… Они называют это «озером жизни». Вообрази себе огромную поляну, покрытую травой. Летают птицы, бегают животные. В центре — озеро. Можно гулять и купаться. Есть гравитация и воздух… И все это меньше, чем за месяц!

В зале повисла тишина. Фандор продолжал:

— Если искупаешься в том озере, нырнешь и коснешься светящегося камня, то получишь бессмертие.

— Ну-уж, сказки! — загудели Форкман и Карлеон одновременно.

— У нас есть пациентка, которая прошла через это… Некто Бьондэ Нели, из спец-отдела — на этих словах 3-мерное изображение Фандора покосило глаза в сторону Розалинды.

— Знаю ее. Толковая девочка. Она из «Теней» Андромеды… Ее сестру Кирилл тайно упер в «Воид» и сделал погибшей. Она обиделась и сбежала с неким капитаном… Нашли на Парпланде — спокойно, как будто это все ни разу не новость, выдала Роза.

Фандор кивнул головой.

— Нейроморфы ее знают и называют своей… Она действительно теперь не простой человек. Ее ткани не изнашиваются, но обновляются. Хотя внешне она как бы мутирует… Жуткое зрелище… Ей нужна кровь… Им всем нужна кровь людей, чтоб жить вечно…

Снова послышалось возмущение в зале:

— Что за вампиризм! Зачем нам выращивать у себя под боком такую заразу!?

На этот раз Адриан поднял руку, чтоб все умолкли. Он посмотрел на Фандора и попросил продолжить.

— У нее был симбионт… Мы это точно проверили и перепроверили… Теперь его там нет! Совсем нет! А она жива!

Повисла прямо таки мертвая тишина. Наверное каждый в Патруле знал, что эмбриональная программа симбиоза — билет в один конец. Смерть червя-симбионта вела к немедленной гибели носителя, как и наоборот. То, что озвучил ученый было каким-то невероятным откровением для любого человека-симбионта, коими были все в «семье». Не то, чтоб они прям испытывали какое-то бремя в связи с тем, что у них внутри жил червь-симбионт, дитя Завета, принятого предками 90 лет тома назад, чтоб остановить Войну Цивилизаций. Однако общий информационный фон людей Сектора Ориона был как раз на стремление к свободе Человечества от, якобы, порабощения Пришельцами-Червями. Адриан это знал. Он тоже в сердцах тяготился тем, что он — симбионт. Выражалось это весьма странными внутренними стенаниями и угрызениями от некоторых совершенных дел. И хоть со временем угрызения те притуплялись и уже особо не докучали, неприятные ощущение от некой ущербности и ограниченности не оставляли до конца никогда. Двое его младших детей-близнецов родились другими. Они были свободны от симбиоза, а значит и от всех этих угрызений. Он их очень любил, но они его презирали именно за «червивость». Это была его боль, личная тоска и печаль, незаживающая рана. Возможно не только для него одного. В высших эшелонах власти Звездного Патруля Сектора Ориона уже давно приняли программу принимать симбионтов наравне с обычными претендентами в Высшую Академию Аламаха. На Эдэмии пошли еще дальше. В Академию пилотов-капитанов принимали больше именно обычных людей, хоть и за креды. Все спец-программы для симбионтов там давно уже свернули, несмотря на негативную реакцию на это из самого Арктура. Сейчас же, когда Адриан услышал, столь приятные его слуху слова, что симбиоз «излечим», он, казалось, готов был на все, хоть тысячу душ скормить тварям лишь бы заполучить заветное «озеро жизни» и лично искупаться в нем. Однако это была лишь минутная слабость, которую он быстро поборол и вернулся к теме обсуждения.

— Все, что ты, Фандор, нам тут озвучил, мягко говоря не налезает на наши головы.

— Я понимаю. Сам до сих пор не могу до конца осознать это. Все время ищу подвох, а тем временем пациентка Бьон самостоятельно излечилась, отрастила ноги без помощи от интенсива или симбиоза… При том, что получили мы ее в полумертвом состоянии разрезанной напополам. Все, что ей нужно — это свежая человеческая кровь. При том, что она довольствуется малыми дозами, которые мы ей сами готовим из своей…

Фандор запнулся на полуслове, недоговорив. Он, видимо, и сам догадался, что сболтнул лишнего.

— Совсем сдурели! — не выдержал на этот раз Адриан. — Прекратить!… Человеческий ресурс вам доставим… Что-нибудь придумаем.

В разговор вмешался Форкман:

— А что если немного подкорректировать доклад Фандора и убрать упоминание про убийства и кровь?… Тогда сможем презентовать на Совете и выбить нужное нам финансирование. Думаю, есть неплохой шанс, что синты одобрят… Все таки речь идет о феноменально быстром терраформировании!

Адриан утвердительно покачал головой. Идея Форкмана ему определенно понравилась. Остальные так же поддержали ее. Только Роза вмешалась:

— Фандор, скажи в каком состоянии сейчас Бьондэ? На сколько поправилась?

— Я бы сказал на 8 из 10-и… Ноги еще не до конца отросли… У нее отдельная изолированная секция. Об опасностях через нейро-обручи мы знаем. Общение осуществляем только через специально-обученный ИИ…

Он замолчал и задумался. По всему было видно, что Фандор недоговорил, но, видимо подумав, как лучше преподнести, продолжил:

— Кстати, по поводу нейро-связи… Нейроморфы видят все наши мысленные обращения… Бьон тоже их видит… После «озера жизни» все так смогут. Нейро-импланты, обручи и браслеты станут ненужными.

Снова Фандор своим заявлением вогнал всех в шок. Сам Адриан, повидавший всякое и умевший многое благодаря своему симбионту, понимал, что они все сейчас на пороге чего-то настолько грандиозного и фундаментального, как и открытие многомерного квантового пространства около двух сотен лет тому назад.

— А еще Бьон умеет проникать в сны людей и влиять на них. Это, как на Фобии, только без фобирода и «Орфеуса» — закончил свой прерывистый доклад Фандор.

Молчание продолжалось бы и далее, если бы Адриан снова не взял себя в руки.

— Значит сделаем, как Форки предложил… А теперь давайте что-то решать с Лайтоном и поединком — выдохнул он, чтоб освободить ум от многочисленных возбужденных мыслей на счет нейроморфов.

На этот раз слово взял Карлеон:

— Предлагаю заменить его, например, мной. Мне, что Туманность, что голый космос, а разогнать кровь и пустить кишки этому бородатому ублюдку за милое дело… Руки еще тогда чесались, но повреждения не позволили довершить дело.

Адриан покивал головой, соглашаясь с доводами сына.

— Конвент не примет — спокойно вздохнув высказалась Роза. — Поединок — есть поединок. Вагул бросил вызов Чести, Лайтон принял, по собственной же кстати «звездонутости» — на последней фразе она посмотрела на Форкмана и потупила взор.

Тот заметил ее взгляд и тут же ответил:

— Да, что ты!… А для кого-то все тогда выглядело настолько радужно, а!?… Надо было думать башкой, а не любовника на семейную сходку тащить!

— Хватит! — рявкнул Адриан, чтоб остановить распрю. — Попробуем поднять вопрос на Совете. Может синты что предложат. Сейчас они тут сила и власть, несмотря на то, что формально меня вернули в должность.

На последней фразе он сделал понимающее выражение лица и посмотрел на Розу, которая с приходом синтов в Сектор потеряла все свои посты и должности, что имела. Даже ее любимый спец-отряд «Куклы» раздробился и разошелся по различным внутренним ведомствам, отрядам и экипажам Патруля.

Заседание Совета

Большая ровно освещенная комната в штаб-квартире Патруля в этот выходной цикл вопреки уставу и распорядку не пустовала. Заседание проводилось тут внепланово в связи с грядущими очень важными и судьбоносными событиями в организации. Однако не все члены совета присутствовали лично по вполне уважительным причинам. Отсутствовал Фандор Гезье, который физически находился на научно-исследовательской станции «Эпсилон 4» в системе Эпсилон Эридана. Так же не было на Аламахе и его «напарника» по научной части — Юнга Ли. Вторый был где-то на задворках Галактики на важных испытаниях. Отсутствовала и Розалинда Далси, глава оперативного спец-отдела, по причине исключения ее из Совета. Последнее уже несколько недельных циклов, как не было новостью. Возглавлял совет уже фактически бессменный ее руководитель Адриан Фьюри. Он окинул глазами всех физически присутствующих, коих было всего четверо, и предложил сесть. Четвертому новенькому в этом не было никакой нужды, поскольку он не вставал и сидел тут с самого начала. Этот персонаж тут в Совете Сектора Ориона имел весьма широкие полномочия и занял в Совете доселе несуществующую должность супервайзера собрания. Его совершенно «голый» бледно розовый лоб весьма необычно бликовал на фоне мягко-освещающих пространство вокруг потолочных и настенных светильников. Глаза же были широкие выразительные и разноцветные. Каждый из них жил своей жизнью, фокусируясь на присутствующих тут не зависимо друг от друга. Кроме того именно этот персонаж имел не просто некую власть, но и обладал соответствующим ресурсом, чтоб ее при необходимости взять, если что. Хотя для уполномоченного синта с Арктура это и не требовалось совсем. Зато невероятной разрушительной мощи сверхтяжёлый крейсер-ганшип «Меридиан» скромно прячущийся где-то в тени основных транспортных маршрутов Аламаха весьма контрастировал со своим куда более скромным собратом по имени «Нео», что так явно до неприличия позировал прямо напротив станции-столицы с самой освещенной стороны. Это нелесное и наверное даже нелепое сравнение как-то само собой пришло на ум Адриану, когда он объявил всем сесть на свои места.

— Сегодня на повестке у нас обращение Лайтона би-Моля по поводу предстоящего поединка — начал Адриан.

Прямо в унисон его словам «ожила» достаточно крупная 3-мерная проекция над столом. Появилось испуганное не внушающее доверия лицо дуэлянта и послышалась его речь. Голос говорившего то и дело вздрагивал и прерывался. Говорил он сумбурно и очень взволнованно. На Лайтона это было совсем непохоже. На память Адриану пришли его последние выступления перед выпускниками, молодыми капитанами Академии тут на Аламахе. По сравнению с ними Лайтона было просто не узнать. Однако в целом его речь можно было свести к двум важным моментам: первый — поединок для него — самоубийство без шансов на победу, второй — если он все же состоится, то он пойдет на сдачу в плен. Последнее напрягло видавшего всякое Адриана даже больше первого. По сути сдача в поединке по Конвенции приравнивалась к пленения во время конфликта, а подобное для Патруля было не мыслимо, тем более от столь именитого капитана, коим являлся Лайтон би-Моль. По сути Адриан выслушивал эту речь, сидя на своем кресле, и испытывал сильное унижение перед синтом Скалой за этого смазливого горемыку, не поди за какие заслуги возвышенного до таких высот. «Вот же ж трусливая свинья! Хоть бы предупредил, что готовит такое обращение в совет, слюнявая рожа!». Он отвлекся на собственные мысли и упустил момент, когда спич капитана Лайтона закончился, и в комнате повисла тишина.

— Видимо, нам стоит немного обсудить это. Не так ли, Адриан? — вмешался синт, чтоб выдернуть того из задумчивости.

Это подействовало.

— Кто что думает? — взял себя в руки и монотонно высказался глава Сектора.

— Хорошо бы нам заменить его перед поединком — попытался помочь отцу Карлеон, понимая с каким позором тот оказался перед гостем-синтом. — Я могу вместо него.

— Исключено. Вызов был брошен Аламаху и капитану самого крупного крейсера Патруля «Нео» — спокойно парировал его Адриан.

Он делал это сознательно, чтоб увлечь в дискус синта и вызвать у того необходимость высказаться.

— Сдача в плен!? Лайтон совсем рехнулся!… Ладно себя унизит, так он Звездный Патруль дискредитирует… Могу представить какой хаос начнется в Секторе — возмутился Форкман, подыгрывая с той же целью.

Внешне он, конечно, совсем не выглядел так, как будто действительно переживал за Патруль и его судьбу. Адриан вполне отдавал себе отчет, что положение Форкмана тут сейчас самое устойчивое. При любом раскладе тот ничего не терял, а в случае чего вполне мог подвинуть на посту главы Сектора и самого Адриана. Не то, чтоб он по этому поводу сильно сокрушался, для «семьи» это ровным счетом ничего не несло в негативном плане, но вот с точки зрения имиджа и положения в Конвенте — сказывалось и весьма отрицательно. Все таки Адриан пока еще держал в своих руках не только «теневую» власть, но и основную, хоть и лишь формально из-за синтов. И метил он в будущем угодить на Арктур на смену самому Антаресу. «Вряд ли тот пропустит мимо внимания такой позор». Осознание всего этого пронеслось в его уме со скоростью мысли. Адриан вздохнул. Тем временем в дискус наконец вступил синт своим бархатистым и где-то даже немного убаюкивающим голосом:

— Согласен с Адрианом. Вмешиваться в поединок нельзя согласно Конвенции… Если Лайтон решится на сдачу в плен — это его выбор. Мы обязаны принять это и понести вытекающие репутационные издержки.

Адриан прямо ощутил, как его тело вместе с креслом укатывается куда-то далеко. Ему захотелось всего этого просто не слышать или же превратить все в сон, такой неприятный и такой мимолетный. Слова синта будто колоколом прозвучали у него в голове подобно приговору всей его карьере. Другой бы возможно и смирился с поражением в поединке, имея за плечами неплохо организованную безбедную по сути жизнь в «раю» на несколько поколений Фьюри вперед. Казалось, о чем еще можно мечтать, и «пусть она провалится эта политика, со всеми ее участниками». Однако Адриан, капитан-симбионт той еще старой закалки и подготовки, был не таков. Для него сдача в плен была сродни такому неслыханному позору, что даже внезапная бедность и финансовое разорение меркли в сравнении с этим. Такой реакции синта он боялся больше всего на свете. Скала по сути отмел всякую возможность для маневров. На что надеялся Адриан, он и сам толком объяснить не мог. Ему казалось, что на Лайтона можно было бы как следует надавить, призвать к ответственности, провести подготовительные работы в конце концов. А так выходило, что Совет просто дал ему добро слиться во время поединка. «Какой позор!». Адриан снова упустил нависшую тишину. В этот раз ее опять нарушил синт, видимо догадавшийся в каком удрученном состоянии оказался глава Сектора:

— Тут нет ничего сверх-трагического. Однако необходимо вынести соответствующие уроки. Ведь ни для кого не секрет, что этот не очень смелый капитан занимает свой пост не первый год. Наивно же все время надеяться, что никто никогда не захочет проверить его на профпригодность. И то, что крейсер «Нео» стал флагманом флота Сектора, результат допущенных ранее просчетов, за которые идет расплата.

Он сделал паузу, повернул голову и сфокусировал оба глаза на Адриане, который сидел справа от него, потупив взор.

— Каждый политик должен четко увидеть цепь ошибок, приведших к таким вот печальным последствиям.

— А может пока еще рано хоронить отца? — вмешался Карлеон. — Поединок только через недельный цикл, и мы еще его не проиграли.

Адриан видел, что сын как мог сдерживал себя, встревая в речь синта. Тот спокойно выслушал главкома, не останавливая за вмешательство.

— То же верно. Лайтон вполне может успокоиться и передумать. Я ознакомился с его послужным списком. Ему не хватает практики.

Карлеон ничего не сказал более, удовлетворившись доводами синта. Адриан же наоборот немного пришел в себя и взял слово:

— Если никаких резолюций по заявлению Лайтона би-Моля мы делать не будем, предлагаю перейти к последнему пункту — докладу Фандора об определенных успехах, достигнутых на «Эпсилон 4».

Снова ожила проекция, и на ней появилось изображения высокопоставленного парабиолога. Тот поведал об начальных успехах и весьма радужных перспективах в исследовании некой формы жизни, найденной в результате экспедиции на Стелла-Нера. Фандор перечислял перспективы в ускоренном терра-формировании и био-медицине на основании собранных сведений. Он снабдил свою речь весьма убедительными записями того, что было обнаружено на зарядной станции до ее уничтожения. Коснулся он и вопроса отторжения симбионтов от человека посредством вмешательства этих высокоразвитых паразитов. Последняя часть доклада «зацепила» Адриана, хоть он и не подал вида. Он задал несколько сопутствующих вопросов и пообещал лично навестить «Эпсилон 4», чтоб поближе ознакомится с результатами. Фандор просил у Совета дополнительное финансирование на этот проект, что было вполне ожидаемо. Синт же, в отличии от остальных в Совете, не выразил какого-либо повышенного любопытства к еще к тому же незаконченным исследованиям. Адриан уже только по этим нюансам догадался, что запрашиваемых финансовых вливаний не будет. В конце собрания снова выступил Скала:

— По поводу этой формы жизни мы должны быть предельно аккуратными и осторожными. Тут не может быть никакого сомнения, что она несет в определённой степени угрозу Человечеству…

«О, как заговорил! Про угрозу вспомнил! А то, что в Секторе после поражения в поединке начнется сущая вакханалия — это не!?». Адриан, поддавшись наплыву мыслей, даже в выражении лица изменился, о чем ему тут же намекнул Форкман по нейро-линку. Скала же, словно ничего не заметив, продолжал подытоживать:

— Фандору следует больше уделить времени разработкам эффективных средств защиты от этой формы жизни, а не заигрывать с весьма туманными возможностями… Имеет смысл выделить средства именно для этого.

Сам главный парабиолог Сектора заметно поубавил свой пыл. Даже его лицо стало пасмурным и хмурым, как типичное утро на Парпланде. Однако он умело скрыл это задумчивостью. Хотя от опытных глаз Адриана или Форкмана подобное вряд ли могло утаиться. «Ну, что ж. Хотя бы не мне одному сегодня печально и тоскливо». Ожидаемого закрытия сессии не случилось, потому что Скала внезапно озвучил еще одну тему для дискуса:

— По поводу так называемых возможностей для Человечества комиссию с Арктура весьма заинтересовало дело некоего Бродерика Новена.

Адриан встрепенулся, но снова виду не подал. «Дался же вам этот артефакт, а!?».

— Мне на изучение попал доклад Саохина Мо, главы нашего мед-центра, где Бродерик проходил восстановления перед судебным процессом — продолжил синт и сделал небольшую паузу.

Адриан тут же воспользовался этим и прокомментировал:

— К сожалению за этим курсантом тянется весьма длинный шлейф всевозможных преступлений… Не вижу смысла сейчас его обсуждать!

Адриан весьма заметно превысил свои полномочия, не явно заткнув синта на предмет темы обсуждения.

— А вот и нет!… Сей индивид ни разу нигде не выразил своего желания покинуть Патруль, несмотря на шлейф преступлений… Это нетипично для преступника, предателя и ренегата… Брайс до своей гибели так же что-то нашел по делу этого курсанта. Что-то очень необычное… Думаю, имеет смысл поднять вопрос об отмене приговора. Считаю необходимым лично вылететь на Фобию, тем более что там запланирована инспекция…

«Ого! Вот это новость! Кириллу понравится!». Однако сам для себя он уловил внезапно угрозу проекту «Левиафан». Одноименный крейсер прямо сейчас находился в приватном доке на орбите Гватории из-за срочного ремонта, о котором никто знать кроме вовлеченных лиц был не должен. «Если выйдут-таки на Квика — проблемы начнутся у всех и сразу!».

— Инспекция — дело нужное и хорошее, но оспаривать результаты суда, которые и без того слишком уж гуманные к этому курсанту, дело неблагодарное и опасное. Думаю всем это вполне очевидно.

На последней фразе Адриан окинул присутствующих взглядом. Скала молчал. Адриан немного успокоился.

— Это верно. Решение суда отмене не подлежит. С этим соглашусь, но… — синт, начав речь, снова умолк на время.

Не услышав более возражений он продолжил:

— Бродерик должен быть обеспечен наиболее мягкой формой коррекции для последующих исследований доктора Саохина Мо. Перспектив для Человечества там гораздо больше, чем у исследований на «Эпсилон 4».

«Вот, по чем тебе знать, что для нас людей перспективнее! Навязали синтов на нашу голову!». Адриан утомился дискутировать. В его голове роились мысли, как решить вопрос с Фобией раз и навсегда, чтобы ничего оттуда не вышло наружу.

— Кстати, Адриан, я уполномочен просить тебя, как главу совета, вернуть спец-программу… Если это неприемлемо для академии на Фомальгаутах, согласен поспособствовать оному тут на Аламахе. Но сам вопрос обсуждению не подлежит, потому что является неотъемлемой частью завета между Людьми и Червями — строго произнес синт и снова повернул голову в сторону Адриана.

Тот утвердительно кивнул головой, скорее чтоб соскочить с темы на «пока». Сейчас его куда больше волновала предстоящая инспекция на Фобии и поединок, который он, несмотря на резолюцию синта, не планировал пускать на самотёк.